Чёрная топь

Глава 2

Ночью Сергею снилась гроза. Грохотал гром, холодные плети ливня хлестали в окна, и каждая вспышка молнии озаряла неясные фигуры, стоявшие вокруг. То есть это так только казалось, что они стоят; при каждой новой вспышке они оказывались все ближе. И вот, наконец, при очередном грозовом разряде одна из этих тварей, вынырнув откуда-то снизу, прижалась к окну — и с этого момента уже была видна отчетливо, независимо от молний. Тварь была голой, мокрой, жирной и мучнисто-белой. Ее рыхлое лицо — если это можно было назвать лицом — расплющилось по стеклу. На нем не было ни глаз, ни носа — одна лишь длинная черная щель рта, из которой торчали клыки. Этими клыками урод скреб по стеклу, оставляя потеки яда. Затем, осознав, как видно, что прокусить стекло не получится, существо подняло руки — маленькие пухлые детские ручки — и принялось шлепать и елозить по стеклу синюшными ладошками. По мере этих усилий вены на руках набухали все сильнее и, наконец, лопнули черными рваными трещинами. Из этих трещин вместо крови вываливались сгустки шевелящихся белых червей, которые не падали вниз, а расползались по стеклу. Их становилось все больше, и стекло стало прогибаться под их тяжестью — словно сила гравитации была направлена не вниз, а в комнату. «А ведь это ты их притягиваешь, Алекс», — сказал Сергей, оборачиваясь к своему попутчику. «Так и должно быть, ведь я умер», — ответил Алекс. И в самом деле, он лежал посреди комнаты не на покрывале, а в гробу; лицо его посинело и раздулось, а изо рта торчал язык. «Язык не бывает белый», — подумал Сергей и понял, что на самом деле это холодная вареная картошка. «Как же он может говорить? — удивился Сергей. — Ведь у него во рту картошка. Наверное, через нос!» Сделав это открытие, он почувствовал себя уверенней. В этот момент стекло лопнуло, и черви полетели внутрь, звучно шлепаясь на тело мертвеца.

Сергей открыл глаза. В окно светило солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев; на листьях, словно брильянты, сверкали дождевые капли. Шлепающиеся звуки продолжались, и Сергей быстро понял их природу — это вода с края крыши капала в бочку. Значит, ночью и впрямь была гроза. Коржухин посмотрел на часы.

— Е-мое, уже восемь! Ну и продрыхли мы!

— А?.. — одурелый спросонья Алекс поднял голову с рюкзака. На щеке его явственно отпечаталась лямка.

— Мы проспали больше десяти часов. И хозяин, конечно, не чухнулся нас разбудить.

— Может, сам еще спит… — Алекс натянул кроссовки, потянулся и резвым шагом вышел из комнаты. Сергей тоже был не прочь воспользоваться «удобствами во дворе», но сначала следовало одеться.

Через несколько минут, возвращаясь обратно в дом, Коржухин встретил хозяина и спросил тоном хоть и не скандальным, но недовольным, отчего тот не разбудил их, как обещал.

— Вы бы все равно в такой дождь далеко не уехали, — хмуро ответил Николай Кондратьевич. — Да и теперь еще бог весть, выберетесь ли.

— Это по шоссе-то? — удивился Сергей.

— Шоссе, — усмехнулся хозяин. — Думаете, куда ведет это ваше шоссе?

Этот вопрос как раз весьма интересовал Коржухина, но получить ответ он не успел. На улице раздался треск мотоцикла.

— Ну вот, — удрученно изрек Николай Кондратьевич, — это за вами.

Мотор смолк; затем хлопнула калитка, и Сергей увидел идущего по направлению к ним милиционера. Страж порядка не выглядел грозным — серый китель расстегнут, под голубой рубашкой угадывался солидный живот, ремень затянут кое-как, а фуражка сдвинута на затылок. Было ему, должно быть, лет сорок пять, и вершиной его карьеры, как видно, являлись сержантские погоны.

— Здравия желаю, — сказал он, подходя, и Сергей даже с расстояния в пару метров учуял водочный дух. Блюститель закона, однако, явно не относился к любителям выпить — он относился к профессионалам: даже несмотря на несомненно значительную принятую дозу, он выглядел хоть и несколько расслабленным, но в целом вполне трезвым.

Коржухин поздоровался в ответ. Хозяин дома лишь буркнул что-то неразборчивое.

— В гости приехали? — с улыбочкой спросил сержант. Круглое лицо его лучилось благодушием, но взгляд… взгляд Сергею не понравился.

— Нет, проездом, — ответил Коржухин.

— Ну, далеко проехать у вас вряд ли получится, дальше дороги нет. А позвольте мне, по долгу службы, на документики ваши взглянуть?

— С удовольствием, — ответил Сергей, чувствуя внезапный прилив раздражения, — только позвольте мне сначала взглянуть на ваши.

— Вот ведь народ пошел недоверчивый, — сокрушенно вздохнул милиционер и сдвинул фуражку еще дальше на затылок, — то ли дело в прежние времена… — он принялся рыться где-то за пазухой.

— Сейчас не прежние времена, — Сергей решил все же не ссориться с местными властями и пояснить свою недоверчивость, — сейчас кто угодно может форму добыть. Уже и перед гаишником останавливаться опасно, если не на посту, а на трассе где-нибудь в безлюдном месте. Сколько уже было случаев, когда бандиты так машины захватывали. А с другой стороны, попробуй не остановись — а если это настоящий гаишник?

— Не стало порядка, не стало, — кивнул милиционер, нашедший наконец свое удостоверение. Он махнул раскрытой книжечкой перед носом Сергея, так что тот успел увидеть лишь фотографию и фамилию «Сермяга». — Довели страну…

— Мои документы в доме, — сказал Сергей.

— Охотно понимаю, — снова кивнул Сермяга. — Не пойдет же нормальный человек в сортир с паспортом.

Сергей вздрогнул от подобной проницательности и даже покосился на свою ширинку, проверяя, не расстегнута ли. Хотя, с другой стороны, фраза Сермяги могла быть просто фигуральным выражением.

Они поднялись на крыльцо и прошли в комнату. Алекс метнул обеспокоенный взгляд на вошедших. Как видно, у него не было оснований считать работников милиции лучшими друзьями хичхайкеров.

— Все в порядке, — успокаивающе бросил Сергей, — плановая проверка документов.

Он извлек паспорт и права из внутреннего кармана переброшенной через спинку кровати куртки, а Алекс тем временем слазил в рюкзак, вытащив оттуда свой потрепанный паспорт с потертым гербом несуществующего государства.

— Коржухин Сергей Владимирович, — прочитал вслух сержант, — и Ситников Ал… А-ло-из-ий Петрович. Что ж это вы, Алоизий Петрович, документ свой не бережете? Он у вас скоро разваливаться начнет.

— Все равно скоро на российские менять будут, — беспечно отозвался Алекс.

— Что там будет, это бабушка надвое сказала, — строго ответил милиционер. — Паспорт дается человеку на всю жизнь. Он делает тебя гражданином страны. Кто его не бережет, тот и к стране своей так же относится.

— Виноват, товарищ сержант! — отчеканил Алекс, глядя в глаза Сермяге преданным честным взглядом. — Осознаю. Исправлюсь.

— То-то, виноват… — сержант, похоже, принял это за чистую монету и принялся листать страницы. — Военнообязанный… В армии не служили?

— Я студент, — ответил Алекс, и добавил, не уверенный в глубине правовых познаний блюстителя закона: — Мне отсрочка положена.

— Раньше и студенты служили, и ничего, — проворчал Сермяга. — Армия — школа жизни, — не найдя, однако, к чему еще придраться, он протянул паспорт Алексу и вновь вернулся к паспорту Сергея.

— Выдан 70 отделением города Москва, — озвучил сержант уродливый милицейский канцелярит. — Москвич, стало быть? — он поднял взгляд на Коржухина, и взгляд этот Сергею вторично не понравился.

— Был. Давно уже в Омске живу.

— Ну, не то чтобы очень давно… — Сермяга не поленился изучить страницу с пропиской. — А кем, позвольте узнать, работаете?

Сергей, разумеется, мог ответить что угодно — он ведь не обязан был возить с собой служебное удостоверение. Тем не менее, он предпочел сказать правду:

— В данный момент у меня нет постоянной работы.

— Безработный, значит, — изрек Сермяга таким тоном, каким в прежние времена говорили «тунеядец». — Однако, недурные машины у наших нынешних безработных…

— Во-первых, это не моя машина. Я управляю по доверенности, которую вы держите в руках. А во-вторых — («какого, собственно, дьявола?!») — моя работа и моя машина — это мое личное дело. Документы в порядке? Да. Какие еще претензии?

— Претензии? — милиционер удивленно приподнял бровь, перелистнул еще пару страничек и вернул документы Сергею. — У органов к вам, Сергей Владимирович, никаких претензий нет. Почему вы так нервно реагируете?

— Нет, вот и хорошо, — Коржухин смотрел на сержанта, ожидая, когда тот уйдет. Но Сермяга медлил.

— Вы, стало быть, у Лыткаревых остановились? — осведомился он.

— Мы, собственно, уже уезжаем, — ответил Сергей. — У вас тут можно приобрести карту дорог?

— Это вряд ли, — покачал головой Сермяга. — Да и дороги тут у нас… Сколько лет ремонта не было. Вам еще повезло, что вы сюда добрались.

«Повезло ли?» — мелькнуло в сознании Сергея, а вслух он спросил: — Но вы можете объяснить, каким образом выехать обратно на трассу Омск — Новосибирск?

— До трассы отсюда далековато будет, — усмехнулся сержант. — Верст, почитай, полтораста по прямой — но по прямой здесь ни один вездеход не пройдет, болота кругом… А по дорогам даже и не знаю, как вам лучше ехать. До райцентра дорогу могу сказать, а там разберетесь.

— Хорошо, расскажите до райцентра.

— А вот прямо по этой улице выезжаете и дальше по шоссе. Оно как раз в райцентр и ведет. Асфальт, правда, не везде есть, но, даст бог, проедете. Там еще справа проселок будет, так на него не сворачивайте, это на заброшенные лесозаготовки дорога. Прямо езжайте.

— Спасибо.

— Ну, счастливого пути, — милиционер откозырял и вразвалочку вышел из комнаты. Через некоторое время хлопнула калитка, потом затарахтел, удаляясь, мотоцикл.

Сборы не заняли у Сергея и Алекса много времени.

— Пойду расплачусь с хозяином, — сказал Коржухин.

— Половина за мной, само собой, — откликнулся Алекс.

Сергей вышел из комнаты.

— Николай Кондратьевич! — позвал он.

Никто не отозвался. Сергей постоял в нерешительности, затем пересек большую комнату с покрытым несвежей скатертью столом посередине, заметив в углу приоткрытую дверь. За дверью оказался короткий коридор, упиравшийся опять-таки в приотворенную дверь. Коржухин направился туда, полагая, что найдет там хозяина… или, возможно, что-нибудь интересное, хотя в последней идее он не хотел признаться даже себе.

Дверь вела на кухню. Здесь никого не было. Сергей окинул взглядом плиту, рукомойник, газовый баллон, небольшой дощатый столик, полку с посудой, холодильник и деревянные шкафчики на стенах. «Цивилизация и сюда добралась, — подумал он, глядя на холодильник. — Я думал, здесь все в подполе хранят». Он вдруг испытал сильное желание заглянуть в холодильник, но устыдился и удержал себя. Зато его внимание привлек один из шкафчиков — он был открыт, и внутри виднелась целая батарея полных водочных бутылок. Кроме того, початая бутылка стояла на столе. Хозяин, как видно, крепко пил, и это отчасти объясняло его угрюмость. Или наоборот — пристрастие к алкоголю было следствием?

— Что вы здесь делаете?

Сергей вздрогнул от неожиданности. В коридоре стояла Лида со стаканом томатного сока в руке.

— Ищу вашего отца. Мне показалось, он здесь.

— Он уехал с Сермягой. Это наш милиционер.

— Уже имел удовольствие познакомиться. Ну, раз уехал, тогда давайте я с вами рассчитаюсь. Сколько мы вам должны?

— Должны? — вид у девушки был растеряный, присутствие Сергея ее явно смущало. — Пять рублей не много будет?

— Нет, что вы, — ответил Коржухин, удивленный столь скромной цифрой. Конечно, сервис был не пятизвездочным, но все же, по нынешним временам… Он порылся в кошельке и протянул Лиде монету. Девушка, однако, сделала шаг назад в коридор.

— Положите на стол, — сказала она. — Отец придет — сразу увидит.

Сергей пожал плечами и, войдя в кухню, положил монету недалеко от бутылки. Когда он обернулся, девушки уже не было.

— Лида! («Ну и семейка!») — Сергей прошел по коридору и вышел в большую комнату. — Лида!

— Да? — она снова стояла у него за спиной. Но на этот раз он слышал, откуда она вышла — скрипнула дверь в другом конце коридора, напротив кухни.

— Я, собственно, попрощаться хотел. Мы уезжаем. Спасибо вам и до свидания.

— Прощайте, — поправила она его. — Мы ведь больше уже не увидимся.

Это было абсолютно логично, но все равно прозвучало как-то зловеще. Сергей коротко кивнул и направился в комнату, где они ночевали. Минуту спустя он вышел оттуда вместе с Алексом. Лида, конечно, уже ушла.

— Попрощаться бы надо, — сказал Алекс.

— Я уже сделал это за нас обоих. Идем.

Они вышли на улицу и сели в машину. Сергей не без труда развернулся — даже главная улица Игнатьева шириной не отличалась — и поехал прочь из города. Какая-то женщина в платке набирала воду у колонки; но прежде, чем автомобиль поравнялся с ней, она поспешно закрутила кран и скрылась за своей калиткой. В остальном улица Ленина утром оказалась столь же пустынной, как и вечером.

Они миновали знак «ИГНАТЬЕВ», перечеркнутый косой красной чертой.

— Неуютное местечко, — заметил Алекс. — Честно говоря, мне было здесь не по себе.

— Через пару дней мы будем смеяться, вспоминая об этом, — сказал Сергей, — а через пару лет вообще будем сомневаться, было это или приснилось. Знаешь, а не исключено, что я все же угадал с левой водкой. У Лыткарева на кухне целый склад. Я, конечно, экспертизу качества не проводил, но сомневаюсь, что даже у сильно пьющего человека будет такой щедрый запас, купленный в магазине. Скорее, как это в последние годы водится, ему зарплату продукцией выдали.

— И все же у меня такое чувство, что к банальной уголовщине тут не сводится.

— А к чему?

— Черт его знает…

— Все-таки языческое сознание у русского человека, — философски заметил Сергей. — Поминает черта при каждом удобном случае. Это не по-христиански.

— А ты христианин?

— Я — убежденный атеист. А ты?

— Ну, твоей убежденности у меня нет… хотя верующим меня тоже не назовешь. По большому счету, мне по барабану, есть бог или нет. А ему, вероятно, по барабану, есть я или нет. Так что мы квиты.

— Достоевский утверждал, что если отобрать у человека веру в бога, он все равно будет верить в какие-нибудь чудеса. В колдунов, например, или, как сейчас, в летающие тарелки. Хотя я ни в какую подобную чушь не верю.

— О кстати — как тебе идея, что Игнатьев захвачен инопланетянами? У них тут секретная база для подготовки массового вторжения на Землю.

— Точно. И водка используется в качестве ракетного топлива. Знаешь, мне ночью снились какие-то твари, которые вполне могли быть инопланетянами. Хотя больше напоминали монстров из голливудского ужастика.

— Мне тоже чухня какая-то снилась. Представляешь, будто бы я умер.

Сергей мысленно вздрогнул. Хотя, в принципе, ничего странного в таком совпадении не было — учитывая, что атмосфера города на обоих подействовала угнетающе.

— Знаешь, что меня всегда удивляло в ужастиках? — произнес Сергей. — То, насколько легко персонажи принимают правила игры.

— В смысле?

— Самые трезвомыслящие люди, пару раз усомнившись для порядка, очень быстро начинают воспринимать всякую невозможную чертовщину как нечто совершенно обыденное. Этакие простые будничные правила: от демонов помогает распятие, от вампиров — чеснок, от оборотней — серебряные пули. Прямо справочник фельдшера какой-то: от температуры — аспирин, от боли в горле — фурацилин, от головной боли — пиркофен…

— А как, по-твоему, должны вести себя трезвомыслящие люди?

— Вообще не поддаваться суевериям. Считать все происходящее розыгрышем, либо, если уж дошло до жертв — действиями хитрого преступника, который задался целью парализовать жертв страхом — ну, как в «Собаке Баскервилей». Хорош был бы Холмс, если бы пытался остановить собаку распятием…

— А если монстра не останавливают ни пули, ни другие нормальные средства? Если явно видно, что мы имеем дело со сверхъестественным?

— Тогда остается лишь не верить глазам своим. Считать это галлюцинацией.

— И ждать, пока эта галлюцинация тебя слопает?

— Между прочим, это как раз метод борьбы с глюками. Если что-то мерещится, надо пройти сквозь него.

— Ты исходишь из того, что демон не может оказаться настоящим.

— Конечно, я же трезвомыслящий человек.

— Но в ужастиках-то они настоящие.

— Всякая система хорошо работает лишь в предназначенных для нее условиях. Мир ужастиков не предназначен для трезвомыслящих людей. Там наиболее эффективно как раз мистическое сознание. Но мы, к счастью, живем в реальном мире.

Они проехали мимо мертвого грузовика.

— В ужастиках через пару километров мы бы снова его увидели, — изрек Алекс. — И поняли бы, что выехать из Игнатьева невозможно.

Сергей промолчал, поскольку у него тоже мелькнула такая мысль.

Дорога, однако, вовсе не проявляла тенденции к зацикливанию. Она становилась все хуже — растрескавшийся асфальт где проваливался (теперь там блестели лужи), где вспучивался. Машину несколько раз ощутимо встряхивало на колдобинах. Через какое-то время направо в лес ответвилась грунтовка с глубокой колеей. Сергей вспомнил, что Сермяга предупреждал о ней. Затем начался небольшой уклон вверх — дорога взбиралась на насыпь — и впереди показался мост.

Мост выглядел солидно, как и положено мосту на шоссе — не деревянный, а бетонный, с металлическими перилами. Речушка, впрочем, была неширокой — скорее даже ручей, наполнявшийся водой лишь во время дождей и паводков.

Подъем кончился, и уже практически в тот момент, когда передние колеса коснулись покрытия моста, водитель и пассажир увидели это инженерное сооружение по всей длине. Точнее, увидели его начало и конец. Середина у моста отсутствовала.

Алекс вскрикнул. Сергей со всей силы вдавил тормоз. Автомобиль с визгом скользил по мокрому шоссе прямо к провалу. У Коржухина мелькнула мысль, что надо открыть дверцу и выпрыгнуть, но ее обогнала следующая мысль — что сделать это он не успеет.

Машина остановилась буквально в полуметре от неровного края разлома. Сергей откинулся на спинку сиденья и порывисто вдохнул воздух; только сейчас он понял, что перед этим не дышал. Затем он перевел взгляд на Алекса — тот был смертельно бледен и шарил рукой по дверце, пытаясь ее открыть. Ему удалось это лишь с третьей попытки.

— Потом погуляешь, — сказал Коржухин. — Сначала вернемся на твердую почву, — он осторожно дал задний ход, и машина съехала с моста.

Они вылезли наружу. Сергей, не решаясь ступить на мост, хотя тот только что и выдержал вес автомобиля, отошел в сторону и оценил картину сбоку. Ручей проточил глубокое русло — вода текла метрах в пятнадцати под мостом. Мутный и полноводный после грозы поток шумно пенился вокруг покоившихся внизу бетонных обломков.

— Этот ментяра хотел нас убить.

Сергей оглянулся на подошедшего Алекса.

— Я бы не был столь категоричен, — осторожно ответил Коржухин.

— Какая, на фиг, категоричность?! Сам посуди, что было бы, если б ты ехал чуть быстрее или среагировал на полсекунды позже. Никакого знака здесь нет. Он направил нас по этой дороге. Какие тут еще варианты?

— Да, все один к одному… — признал Сергей. — Но уж больно это все дико. Чем таким могут заниматься власти маленького, затерянного в тайге городка, чтобы убивать людей только за то, что они в этом городке переночевали и, никого не распрашивая и ничего не осматривая, сразу уехали?

— Перестраховка. И потом, откуда они знают, что нам могли рассказать Лыткаревы.

— Д-да… Лыткарев ведь чуть не рассказал мне. Он сказал — «Знаете, куда ведет эта дорога?» Но тут как раз подъехал Сермяга. А потом он увез Лыткарева. Правда, осталась девушка, но она, как видно, не проболталась бы из страха за отца.

— Дела… — пробормотал Алекс. — Однако, как нам теперь отсюда выбраться?

— Грунтовку справа помнишь? Сермяга сказал, что она ведет на заброшенные лесозаготовки. Но можем ли мы теперь верить Сермяге?

— Не можем. Однако может оказаться, что там что-нибудь похуже заброшенных лесозаготовок.

— У тебя есть конструктивная альтернатива?

— Уговорил, — пожал плечами Алекс. — Поехали.

Глубокая, мокрая и грязная колея грунтовки оказалась серьезным испытанием даже и для «Фронтеры», и все же машине удалось нигде не застрять и не лечь брюхом на дорогу. Путь, однако, оказался недлинным. Дорога привела их к тому же ручью, только выше по течению, где берег был пологим. Колея уходила в воду и выныривала на другой стороне.

Сергей смерил скептическим взглядом разлившийся ручей.

— Грузовик проедет, — резюмировал он. — И то, пожалуй, не сейчас, а как вода спадет.

— Ну что ж, у нас остался еще один путь, — отозвался Алекс. — Тот, которым мы приехали.

— Там сейчас тоже не проехать. Забыл, как мы по лужам шлепали? А тогда еще дождей давно не было. Болота…

— Ну тогда… — Алекс сделал паузу, — бросить машину, перейти вброд и дальше пешком.

— Куда? — спокойно спросил Сергей.

— Ведет же куда-то эта колея. А если мы не доверяем колее, пройти вдоль берега и выйти на дорогу по ту сторону моста.

— Эта дорога может еще на сто километров тянуться, без единого жилья. Кругом тайга. Зверье всякое. У тебя оружие есть?

— Перочинный нож, разве что.

— У меня еще газовый пистолет. Негусто. Жратвы у нас нет, хотя несколько дней, конечно, можно и без нее… Но представь, что эти, из города, захотят убедиться, что с нами все кончено. Я бы на их месте так и сделал. Как думаешь, трудно им будет установить, куда мы пошли?

— Н-не очень.

— Вот именно. А значит, и догнать нас они десять раз успеют. На тех самых машинах, от которых эта колея. Выходит, по дороге идти — хана. И без дороги идти — хана. Болота и хищники, притом у нас даже компаса нет. Или есть?

— Нету…

— Да даже если б и был.

— Н-да, — констатировал Алекс. — Как в анекдоте. Туда не ходи — там разденут. И туда не ходи — там разденут. А куда же мне идти? А зачем куда-то идти, тут раздевайся…

— Угу. Если тут будем сидеть, нас тут и накроют. Так что поехали обратно.

— В Игнатьев?!

— Именно. Я серьезно. Сам подумай — видимо, там какая-то видимость законности все же сохраняется. Иначе нас бы шлепнули прямо там. Значит, город для нас сейчас — самое безопасное место.

— Хм, логично. Но все равно стремно.

— У тебя есть…

— Только не спрашивай меня про конструктивную альтернативу!

У воды колея была размыта, поэтому им удалось выбраться из нее и развернуться.

— Ну хорошо, а что дальше? — спросил Алекс, когда они вновь выехали на асфальт.

— Не знаю. В принципе вода скоро сойдет, хотя с учетом всех луж и ручьев, наверное, еще пару дней проезда не будет. Так что наша задача — продержаться, а потом унести ноги. Но что за эту пару дней случится, этого никто не знает, а потому заранее гадать бессмысленно.

— Смотри!

Навстречу им мчался мотоцикл с коляской. Железный конь Сермяги был весьма почтенного возраста, но мотор имел очень неплохой.

— Едет инспектировать наши трупы… — процедил сквозь зубы Коржухин.

Сержант — если, конечно, это был он — меж тем тоже увидел машину и стал сбавлять скорость и махать рукой, призывая остановиться. При этом, однако, он держался правой стороны дороги и не пытался ее перегородить.

— Что будем делать? — спросил Алекс.

Они на полной скорости проскочили мимо Сермяги (это действительно был он). В зеркало заднего вида Сергей видел, как тот развернул мотоцикл и поехал за ними. Это был мастерский разворот — только что мотоцикл ехал навстречу, и вот уже висел на хвосте, отставая буквально на десяток метров.

— Если он начнет стрелять, мы как на ладони, — пробормотал Сергей.

— Быстрее ехать не можешь?

— Дорога слишком плохая. Подвеска может полететь.

Сермяга меж тем посигналил.

— До города еще далеко, — сказал Коржухин. — Вот что: у него пистолет, но нас двое. А пистолет еще надо успеть достать, причем на ковбоя из вестерна он не похож. Сейчас я заторможу, мы выскакиваем и к нему. По-моему, он не ждет серьезного сопротивления, иначе открыл бы огонь сразу. Если все пройдет гладко, мы завладеем оружием. И запомни: если он успеет наставить пистолет на одного, второй это игнорирует и доводит дело до конца. Все понял?

— Угу, — кивнул Алекс, берясь за ручку дверцы.

Машина затормозила, и секундой позже недалеко от двери водителя остановился мотоцикл. Сергей и его попутчик одновременно выскочили на дорогу.

— Слава богу, с вами все в порядке! — приветствовал их Сермяга. Руки его оставались на руле, тянуться к кобуре он и не думал. «Пудри мозги кому другому!», — подумал Сергей, но, покрыв в два прыжка разделявшее их расстояние, остановился, не решаясь продолжить нападение.

— Встречаю сейчас нашего водителя, — продолжал сержант. — Поговорили, то, се. Он меня спросил, кто это в город приехал — слух, стало быть, уже дошел. Я ему отвечаю — с дороги сбились, уехали уже. Интересно, говорит, как они сюда добрались, мост-то несколько дней как рухнул. Вы представляете? Ему-то до лампочки, он на своем «КАМАЗе» через брод ездит. Даже и сообщить властям не удосужился, раздолбай. В прежние годы его бы за это, как вредителя… Ну, я на мотоцикл и за вами, может, думаю, еще успею догнать… Слава богу, все обошлось.

Сергей переглянулся с подошедшим Алексом. «Врет?» — «А хрен его знает!» Однако Коржухин не мог не понимать, что если бы Сермяга хотел их убить — он имел такую возможность. Он мог стрелять и навстречу, и вдогонку. Но даже не попытался.

— А почему вы сказали, чтоб мы не сворачивали направо? — спросил Сергей. — Никаких лесозаготовок там нет.

— Так вы и к броду ездили? Я вам не про него говорил. Дорога на старые заготовки дальше, верст тридцать, почитай, за мостом. Через брод, значит, не проехать?

— Нет.

— Ну ясно, после такой грозы…

— Другие дороги отсюда есть?

— Разве что та, по которой вы приехали.

— Там сейчас тоже слишком много воды.

— Значит, придется вам у нас еще погостить. Скажите спасибо, что сейчас не осень, тогда я вообще не знаю, как бы вы выбирались.

— А что ж, осенью от вас никто не ездит?

— На легковушках не ездят.

Сергея подмывало спросить про мертвый грузовик, но он решил пока воздержаться.

— Вы опять к Лыткаревым? — осведомился Сермяга.

— Почему обязательно к Лыткаревым? — ответил вопросом на вопрос Сергей.

— А что, вам у них не понравилось?

— Да нет, все нормально… («Если не считать того, что отец пьяница, а дочь не умеет вести домашнее хозяйство».)

— Вот и отлично.

— Да примут ли они нас снова?

— Примут, — уверенно сказал Сермяга, и Коржухину эта уверенность не понравилась.

— Ну что, поехали? — подбодрил их сержант. Сергей с Алексом вновь переглянулись и сели в машину. Сермяга вновь завел свой мотоцикл. Он сопровождал их до самого города — не ехал впереди, как хозяин, указывающий дорогу, а следовал сзади, как конвоир. Когда они миновали надпись «ИГНАТЬЕВ», Сергей почувствовал себя, как человек, который, с трудом проснувшись от кошмарного сна, вновь засыпает — и видит кошмар с того же места.

Нет, на самом деле он почувствовал себя еще хуже.

Потому что это не было сном.

На самом въезде в город им пришлось остановиться. Навстречу им двигалось стадо коров. Большое, голов на шестьдесят — учитывая городской статус Игнатьева, это шествие по улице Ленина выглядело достаточно сюрреалистическим. Ощущение ирреальности усиливалось оттого, что коровы — и без того не самые резвые животные — двигались как-то особенно медленно и вяло, еле переставляя ноги, словно тоже во сне. За ними шел неопределенного возраста пастух с кнутом в руке и торчавшей из-за плеча двустволкой.

Наконец стадо прошло; машина и мотоцикл въехали в город. Теперь Сермяга обогнал автомобиль и первым остановился возле дома номер 36, по-хозяйски откинув крючок калитки и заходя внутрь. Сергей затормозил рядом с мотоциклом.

— Как думаешь, он наврал насчет моста? — нарушил молчание Алекс. В пути они не разговаривали — окна в машине были открыты, а Сермяга ехал совсем рядом.

— Скорее всего. У меня такое чувство, что этот мост обрушился не несколько дней назад, а гораздо раньше. И Лыткарев чуть было не предупредил меня об этом.

— Тогда почему ты сделал вид, что ему поверил?

— Во-первых, я еще не уверен до конца. Нападение на милиционера — это серьезное преступление, знаешь ли. А во-вторых… пока лучшее, что мы можем предпринять — это делать вид, что ни о чем не подозреваем.

— Думаешь, это поможет?

— Сермяга не стал стрелять в нас на шоссе, хотя имел такую возможность. Значит, не все так плохо. Черт возьми, вообще еще может оказаться, что в Игнатьеве нет ничего необычного, а мы с тобой — два идиота, обчитавшиеся триллеров!

— Нет. Это вряд ли, — покачал головой Алекс. — Я только что понял, что мне еще не нравится в Игнатьеве. Здесь нет собак.

— То есть это мы их не видели.

— Мы их не слышали. Когда мы вечером въезжали в город, они просто обязаны были лаять. Окраина маленького городка, кругом леса и болота, откуда может прийти кто угодно — хоть медведь, хоть кто-то еще… и чтобы жители не держали собак? Так не бывает.

Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Сермяга. «Что ж вы не заходите?» — крикнул он.

Они покорно вышли из машины и направились к дому, а сержант, наоборот, на улицу. Разминувшись с ним, Алекс вдруг резко обернулся, словно рассчитывая обнаружить, как милиционер глядит им вслед зловещим немигающим взглядом. Но Сермяга спокойно шагал к своему мотоциклу.

Войдя в дом, Сергей первым делом увидел Лиду. Она молча стояла на пороге большой комнаты, и по лицу ее трудно было понять ее реакцию на их возвращение.

— Вот видите, мы снова встретились, — попытался улыбнуться Сергей.

— Да, — односложно ответила она.

— Ваш отец вернулся?

— Да.

— Погостим у вас еще сегодня-завтра, не возражаете?

— Сермяга уже сказал нам.

— Вы всегда делаете то, что скажет Сермяга? — Сергей вновь раздвинул губы в улыбке.

— Власть есть власть, — пожала плечами она.

— Что, страшнее Сермяги зверя нет?

— Есть еще капитан Березин. И мэр Дробышев.

— Знаете, Лида, — серьезно сказал Сергей, — ваши Березины и Дробышевы нам не указ. Если мы вас напрягаем, то немедленно съедем и поищем комнату где-нибудь еще.

— Напрягаете? — ее брови поползли вверх; кажется, ей почудилось в этом слове даже что-то неприличное. Сергей понял, что она не знакома с современным жаргоном.

— Создаем проблемы, — пояснил он. — Вчера вы говорили, что нам следует поскорей уехать.

— Не обращайте внимания. Это я так… от непривычки к новым лицам…

Сергей понял, что разговорить ее сейчас не получится. Пожалуй, это даже опасно. Ее запугали или что-то в этом роде… по крайней мере, сейчас она им не союзник. Алекс, очевидно, тоже это понял, ибо на протяжении всего диалога стоял молча, не пытаясь блистать красноречием.

— Чаю хотите? — спросила Лида.

— Да, — ответил Сергей, — и если можно, с сахаром.

— Сахара нет. Не завезли, — покачала головой девушка. — Вы проходите в комнату, я сейчас принесу.

После завтрака — на сей раз Лида принесла им к чаю несколько ломтей серого хлеба с маслом и выпорхнула из комнаты, не задерживаясь — Сергей и Алекс некоторое время молча сидели на кровати, обдумывая положение.

— Так и будем сидеть весь день? — уныло осведомился Алекс.

— Пожалуй, нет, — Коржухин решительно поднялся, и кровать скрипнула. — Я собираюсь съездить на экскурсию по городу.

— Чтобы они окончательно утвердились в мысли, что мы суем нос, куда не надо?

— Сначала я тоже так подумал. А потом пришел к выводу, что если два человека, которые ничего не подозревают, оказавшись в незнакомом городе, проведут весь долгий летний день в комнате, где даже не открывается окно — то как раз это и будет выглядеть подозрительным.

— Тоже верно, — хмыкнул Алекс. — Конечно, хрен поймешь, где мы рискуем больше… но мне тоже не охота сидеть в этом террариуме. Поехали. Может, заодно отыщем еще одну дорогу отсюда.

Они вышли на улицу, не встретив никого из хозяев дома, и сели в машину. Сергей неспешно поехал вверх по улице Ленина.

Ближе к центру улица утратила свой деревенский вид. Появились трехэтажные кирпичные дома. Вид у них был самый обыкновенный — многие окна, по летнему времени, открыты, на балконах кое-где сохло белье. Никого из жильцов на балконах или у подъездов, однако, видно не было.

Дом номер 1 по улице Ленина оказался Городским Управлением Внутренних Дел г. Игнатьев — так значилось на вывеске слева от входа. Это было двухэтажное здание как минимум довоенной, если не дореволюционной постройки, внушительное, с высокими окнами, забранными решетками на обоих этажах. Возле крыльца стоял мотоцикл Сермяги.

Миновав местный милицейский штаб, автомобиль выехал на центральную площадь. Здесь в первую очередь привлекал к себе внимание двухэтажный желтый особняк с колоннами, служивший, по всей видимости, до революции резиденцией городничего, при советской власти — горкома партии, а теперь — нынешней городской власти. Над крышей вяло висел в безветренном воздухе официальный российский триколор. Перед особняком стоял на невысоком постаменте не тронутый переменами Ленин в классической позе «верной дорогой идете, товарищи!» То обстоятельство, что статуя располагалась не в центре площади, а у одного из ее краев, заставило Сергея предположить, что вождь пролетариата является лишь частью некой композиции. Взглянув по направлению указующей ленинской руки, Коржухин сперва увидел лишь еще одно дореволюционного вида здание, но затем разглядел и скромно прячущийся среди окружавших его кустиков второй постамент. Сергей притормозил возле него и даже вышел из машины, чтобы осмотреть переднюю мраморную плиту. На ней, однако, не оказалось никаких следов имени, значившегося здесь раньше; и все же Сергей не сомневался, что это было за имя. Напротив памятника Ленину мог возвышаться только памятник Сталину. Очевидно, он был снесен в те же времена, что и многие другие, подобные ему; постамент, однако, оставили.

Они поехали дальше. Площадь замыкал уродливый белый куб уже явно советских времен; на синей табличке у двери Сергей различил крупные буквы «УПРАВЛЕНИЕ». Чтобы разобрать мелкие слова ниже, следовало подъехать вплотную, а это пока что не входило в планы Коржухина. От управления налево и направо с площади уводили две улицы; Сергей выбрал правую. У задней стены управления стоял «КАМАЗ» с крытым брезентом кузовом и заляпанными грязью колесами.

Теперь, судя по табличкам на стенах, они ехали по улице 25 октября. Миновали несколько жилых трехэтажек, затем — окруженное невысокой чугунной оградой здание красного кирпича, оказавшееся Средней школой № 1. Во дворе школы были врыты несколько турников, а за ними виднелась площадка с воротами, слишком большими для хоккея и слишком маленькими для футбола. Здесь, однако, тоже никого не было, что было странно — в небогатых на развлечения провинциальных городках школьная спортплощадка обычно не пустует и в каникулы. Было еще, впрочем, довольно рано; «к вечеру наверняка кто-нибудь придет погонять мяч», — подумал Сергей. По крайней мере, он на это надеялся.

Затем улицу 25 октября пересекла еще одна — как оказалось, улица Ворошилова.

— Смотри! — воскликнул Алекс, указывая направо. Сергей повернул голову и увидел идущего прочь от перекрестка человека. Он тут же вывернул руль и поехал по улице Ворошилова.

Игнатьевец, заслышав шум мотора, бросил взгляд через плечо и продолжил свой путь. Поравнявшись с ним, Сергей сбросил скорость до уровня пешехода. Человек шел по левой стороне, но, поскольку встречных машин — равно как и каких-либо еще — все равно не было, Коржухин свернул к тротуару.

— Извините, у вас не будет закурить? — спросил он. Сам он не курил, как, очевидно, и Алекс, но ничего лучше и безобиднее в этот момент не пришло ему в голову.

Местный житель медленно повернул голову и уставился на Сергея водянисто-голубыми глазами.

— Не курю, — сказал он неожиданно гнусавым голосом. — Курить вредно.

«А пить, по-твоему, полезно?» — подумал Сергей, уловив знакомый спиртной дух. Вслух же он произнес: — Извините. А не подскажете, где купить можно? («Блин, зачем я развиваю эту тему. Узнают потом, что я некурящий — хуже будет…»)

— Там впереди будет площадь. На ней магазин.

— Спасибо! — Сергей помедлили, ожидая, не скажет ли абориген что-нибудь еще, но тот не проявлял такого желания. Коржухин вновь надавил на газ.

Вскоре они въехали на площадь, миновав длинное двухэтажное здание явно нежилого вида: несколько окон на первом этаже заднего фасада были выбиты, а остальные покрыты разводами грязи. Магазин находился по левую руку; напротив от него располагался клуб или кинотеатр. Четвертым зданием, выходившим на площадь, была церковь без креста и с ободранным куполом; как видно, мода на возвращение церквей верующим не добралась до Игнатьева точно так же, как и мода на переименование улиц. На фоне церкви, прямо по центру площади, возвышался еще один памятник. Сергей медленно проехал слева от него. Памятник изображал человека в комиссарской кожанке и картузе с пятиконечной звездочкой; на поясе его висел маузер в кобуре. Суровое и аскетичное лицо фанатика не обещало ничего хорошего врагам мировой революции — а заодно и друзьям, проявляющим излишнюю мягкотелость. «С.Д. Савицын» — значилось на постаменте. Сергей не помнил знаменитых большевиков с такой фамилией (а Алекс, чья юность пришлась уже на постперестроечные годы — тем более); должно быть, это был какой-то местный борец за советскую власть.

Коржухин свернул влево и остановился у магазина. «Подожди тут», — велел он Алексу. Хотя площадь выглядела столь же пустой, как и весь город, бросать машину без присмотра не следовало. Однако, когда Сергей открыл дверь, его кольнуло предчувствие, что, вернувшись, он не найдет ни Алекса, ни машины. Сергей отмахнулся от этой мысли и вошел внутрь.

Изнутри магазин выглядел так же, как выглядел он, вероятно, и десять, и двадцать лет назад. Несколько буханок хлеба на деревянном лотке, большой бумажный пакет с печеньем, полка с консервными банками — килька в томате; тут же рядом — куски хозяйственного мыла, несколько покрытых толстым слоем пыли трехлитровых банок томатного сока, левее — жестяные кастрюли и миски, правее — простые футболки без надписей и кепки с пластмассовым козырьком. На прилавке лежали канцтовары — стопка школьных тетрадей и коробка с простыми карандашами, а также коробок спичек и четыре пачки «Явы». В центре всего этого изобилия, между кассовым аппаратом и весами, монументально восседала Классическая Советская Продавщица — обрюзгшая бабища неопределенного возраста с обесцвеченными волосами и в сильно несвежем халате. Она дремала, подперев рыхлую щеку кулаком. В помещении было душно и гудели мухи; их здесь было, должно быть, не менее десятка. Подойдя ближе, Сергей увидел, что одна из них ползет по лицу продавщицы; в первый момент ему даже показалось, будто муха выползла из ее ноздри. Коржухин остановился в нерешительности; ему хотелось повернуться и уйти. Но в этот момент продавщица открыла глаза, заставив муху с жужжанием подняться в воздух.

— Вам чего, мужчина? — голос жрицы прилавка вполне соответствовал ее наружности.

Сергей решил не развивать и дальше курительную тематику.

— У вас случайно нет карты автомобильных дорог?

— Нет. Не торгуем.

— М-м-м… а сахар есть? — он вспомнил слова Лиды.

— Сахар не завезли.

— Ясно.

Повернуться и уйти? Или все-таки купить что-нибудь? Совершать покупку из вежливости он никак не собирался. Однако иметь про запас какую-нибудь жратву не помешает.

— Тогда мне банку килек и полбуханки хлеба.

— Половинами не торгуем. Целый будете брать?

— Ну давайте целый. («Советский ненавязчивый сервис…»)

— Три пятьсот.

— Сколько?

— Три рубля пятьдесят копеек, — раздраженно поправилась продавщица, словно это он был виноват в ее ошибке.

«Да уж, бойко тут торговля идет, — подумал Сергей, — сколько времени с деноминации прошло, а она все в тысячах считает». Он протянул десятку.

— Сдачи нет, мужчина.

«Твою мать!» Сергей порылся в кошельке, выскребая мелочь. Продавщица смахнула деньги с прилавка в ладонь, ссыпала их в ящик кассы и выбила чек. Взяв в руку хлеб, Коржухин понял, что он черствый, но не стал предъявлять претензий. Ему хотелось поскорее убраться из этого оазиса социалистического рая.

Выйдя из магазина с буханкой в одной руке и банкой консервов в другой, Сергей с удовлетворением обнаружил автомобиль на прежнем месте, а Алекса — в автомобиле.

— Отоварился? — кивнул на продукты хичхайкер.

— Да уж… — Сергей рассматривал крышку банки, проверяя срок годности. Срок еще не истек, но истекал через три недели. — Это называется — дешево и сердито. Положи пока на заднее сиденье, что ли…

Он снова повел машину, объезжая площадь по часовой стрелке. Следующим зданием была церковь; на ее массивных дверях висел массивный амбарный замок, однако между створками оставалась приличная щель. Сергей не собирался здесь останавливаться, однако Алекс подал голос, сообщив, что, по законам жанра, внутри должно висеть на стене перевернутое распятие, а под ним на алтаре между черными свечами должна лежать старинная книга по некромантии.

— Хочешь проверить? — Коржухин остановил машину.

— Да ладно, это я гоню, — отступился Алекс.

— А ты пойди, посмотри.

— Уже пошутить нельзя. Хрен с ним, поехали.

— Ну не хочешь — я сам посмотрю.

Сергей вылез из машины, поднялся по выщербленным ступеням и заглянул в щель. Простояв так с полминуты, он вернулся и сел за руль.

— Ну что там? — спросил Алекс тоном более нетерпеливым, чем следовало ожидать от просто пошутившего человека.

— Жертвенный камень, залитый свежей кровью. Склад там, разумеется, что там может еще быть? Мешки всякие, ящики…

Они поехали дальше и миновали клуб. Афиша возвещала о демонстрации фильма «В бой идут одни старики». Число на афише было позавчерашним.

— Ты видел этот фильм? — кивнул на афишу Сергей.

— Кажись, про войну что-то…

— Угу. Не цветной еще. Блин, кто бы мог подумать, что где-то такую древность еще в кино крутят. Ладно бы к годовщине какой военной, но тут, похоже, это просто обычный репертуар. Притом и такое-то не каждый день показывают. Хотя вообще фильм неплохой, про летчиков.

— Скажи спасибо, что не «Кубанские казаки», — проявил эрудицию Алекс.

— Точно. И не «Ленин в октябре».

Они как раз подъехали к заброшенному зданию (его фасад, выходивший на площадь, выглядел более пристойно, здесь лишившиеся стекол проемы не зияли пустыми глазницами, а были закрыты фанерой) — когда на площадь вышел человек. Тот самый, у которого они спрашивали дорогу. Он внимательно посмотрел на машину, а потом свернул в магазин.

— Поехали отсюда, — неприязненно сказал Алекс. Сергей поспешно вывернул на ближайшую улицу, носившую совсем уж забытое за постсоветские годы имя Жданова.

Улица Жданова оказалась короткой и заканчивалась тупиком. Точнее говоря, она упиралась в еще одно здание дореволюционной постройки, обнесенное высокой каменной оградой; само его можно было разглядеть лишь сквозь ажурные чугунные ворота. Здание состояло из двухэтажного главного корпуса и двух флигелей; окна первого этажа были забелены. Вокруг был разбит небольшой парк с аллеями, скамейками и облупившимся бездействующим фонтаном. За исключением фонтана, впрочем, все здесь содержалось в образцовом порядке; можно было подумать, что именно здесь находится резиденция самых важных людей в городе. Вывеска на столбе ограды рядом с воротами, однако, гласила, что здесь всего лишь размещается игнатьевская городская больница.

— А говорят, в провинции медицина загибается, — сказал Алекс. — Пожалуй, не хуже московских выглядит, а?

— Ну, поменьше, конечно, хотя все равно для такой дыры, как Игнатьев, шикарно, — отозвался Сергей. — Хотя внешность еще ничего не значит. Может, там внутри ни лекарств, ни оборудования, и врачам с прошлого года не плачено.

Налево от больницы уходила какая-то тропка, зажатая между заборами ближайших домов, но проехать по ней на машине было совершенно нереально. Сергей развернулся на пятачке перед чугунными воротами, однако тут же перевел мотор на холостой ход.

— Чего стоим? — спросил Алекс.

— Не хочу снова встречаться с тем типом, — неохотно пояснил Коржухин. — Надеюсь, 20 минут на покупки ему хватит, тем паче что там и покупать-то нечего.

Наконец он снова неспешно тронул машину с места. Они вновь выехали на площадь — и как раз вовремя, чтобы увидеть типа, выходившего из магазина. Тот вновь одарил их взглядом, в котором на сей раз Сергею почудилась явственная насмешка. Еще меньше, впрочем, ему понравилась авоська в руке игнатьевца — там лежало не меньше полудюжины водочных бутылок.

Сергей был совершенно уверен, что никакой водки в магазине не было, когда он туда заходил. То есть, конечно, не было официально, на прилавке. С другой стороны, если продавщица торгует водкой из-под полы, клиент мог бы не подставлять ее так откровенно, а положить бутылки в непрозрачную сумку… Впрочем, Сергей все меньше сомневался, что Игнатьев живет не по писаным законам.

Они вновь проехали мимо заброшенного здания — Коржухин увидел на стене уцелевший осколок таблички, но пыль и грязь покрывали ее слишком плотно, чтобы можно было разглядеть буквы. Затем автомобиль выехал на другую улицу, уводившую на северо-восток. Жестяной кружок номера на ближайшем доме возвещал, что это улица Пролетарская. И действительно, впереди вздымались над городом трубы какого-то промышленного объекта. Игнатьев, состоявший по большей части из деревенских домиков, все же оправдывал свой городской статус.

На сей раз высокий бетонный забор и глухие стальные ворота без опознавательных знаков полностью скрывали находившееся внутри предприятие от взоров любопытных путешественников. Издали был еще виден верхний этаж серого здания, а вблизи — только две устремленные в небо трубы темно-красного кирпича. На одной из них белыми кирпичами была выложена дата — 1947. Над трубой поднимался сизый дым.

— По-моему, это что-то вроде электростанции, — заметил Алекс, указывая на возвышавшиеся над забором слева и справа от ворот столбы с фарфоровыми блюдцами изоляторов; провода оттуда уходили к уличным столбам.

— Верно, — кивнул Сергей. — Вдоль единственной ведущей в город дороги проводов нет, должно же здесь откуда-то браться электричество.

— Может, она все же не единственная, — ответил Алекс. — Поехали направо.

Сергей кивнул и направил машину в объезд. После того, как они свернули за угол, бетонный забор вскоре кончился, а вместе с ним и асфальт; под колеса легла широкая, разъезженная грунтовая дорога. Миновав несколько длинных сараев и водонапорную башню, они оказались на окраине городка.

Дорога уходила дальше, к видневшейся не менее чем в километре впереди границе леса. Однако даже не это обстоятельство, сулившее надежду выбраться из города, в первый момент привлекло внимание Сергея; он обратил внимание на поля, простиравшиеся слева и справа от дороги. Справа зеленела картофельная ботва, слева желтела вызревающая пшеница.

— Я так и не пойму, это город или деревня, — пробормотал Сергей.

— То и другое в одном флаконе, — ответил Алекс. Организация игнатьевской хозяйственной системы его не волновала, а зря. Потому что, чем больше являлось доказательств самообеспечения Игнатьева, тем призрачней становилась надежда на его связи с внешним миром.

Машина въехала в лес. Меньше чем через минуту, однако, Сергей вновь остановился, потому что дорога раздвоилась. Собственно, основная дорога уходила вправо, а влево вела скорее тропинка (по которой, впрочем, можно было проехать) — но теперь Коржухин относился с недоверием к очевидным решениям. Он вышел из машины и нагнулся, всматриваясь в еще влажный после дождя грунт.

— Играешь в следопыта? — осведомился Алекс.

— Типа того… — ответил Сергей, разглядывая следы узких колес без протекторов и… да, по всей видимости, это были следы подкованных копыт. Стало быть, помимо коров, в Игнатьеве имеются и лошади, которые возят телеги по правой дороге. Однако прежде, чем он успел поделиться этим открытием с Алексом, до их слуха донеслись звонкие голоса. Они приближались слева.

Через пару минут на тропе показались трое мальчишек. Младшему было лет восемь, старшему — не больше двенадцати. Они шлепали босиком, их волосы были сырыми, а сквозь шорты проступали очертания мокрых плавок. Двое старших несли удочки, надев на них сандалии, и брезентовые сумки через плечо; младший, как видно, не был любителем рыбной ловли и держал сандалии в руках.

Увидев машину, дети остановились и замолчали, словно наткнувшись на некое препятствие. Сергею почудился какой-то тихий, но неприятный скребущий звук.

«Штирлиц увидел людей с удочками, — подумал Коржухин. — „Рыбаки“ — догадался Штирлиц».

— Привет, ребята, — сказал он вслух и широко улыбнулся. — Не бойтесь, мы не бандиты.

— А мы и не боимся! — заявил старший, хотя по его голосу чувствовалось обратное.

— Вы — местные? — спросил Сергей, втайне надеясь, что рядом расположен какой-нибудь еще населенный пункт.

— Какие же еще, — хмуро ответил мальчик. В это время самый младший — вероятно, его братишка, судя по внешнему сходству — шагнул вперед, с интересом разглядывая иностранную машину, но говоривший резко и даже, как показалось Сергею, зло дернул его за руку, возвращая назад.

— Ну вот мы, например, не местные, — Коржухин еще раз улыбнулся, пытаясь нащупать контакт. — Меня, кстати, Сергей зовут, а это Алекс (хичхайкер к тому времени вылез из машины и стоял, облокотившись о крышу). А вас как звать?

— Петька, — представился старший, предпочтя, как видно, сохранить инкогнито для остальных.

— Как клев? — поинтересовался Сергей.

— Нормально, — лаконично ответил Петька. Снова что-то заскреблось, но Коржухин сомневался, что такие звуки может производить пойманная рыба.

— Это, стало быть, на речку дорога? — уточнил Алекс.

— На озеро.

— А эта? — Сергей указал направо.

— Эта на торфозаготовки. Там торф добывают, — пояснил, как для идиотов, Петька.

— Ясно… — протянул Сергей. — И дальше проезда нет?

— Болота дальше.

— А скажи мне, Питер… — задушевно начал Алекс, но был оборван:

— Это кто пидор?! — возмутился мальчишка.

— Да нет, просто «Петя» по-английски «Питер», — смутился хичхайкер. — Ты английский в школе изучаешь?

— Сами они пидоры, буржуи е…ные, — ответил юный игнатьевец.

— Нехорошо так ругаться, — заметил Сергей.

— А ты мне что, отец?

Сергей воздержался от второго замечания — о том, что взрослым надо говорить «вы» — и предпочел примирительно произнести:

— Ладно, Петька, не дуйся. Лучше скажи, чего это у тебя скребется?

— Это мы раков наловили.

— Посмотреть можно?

— За погляд денег не берут, — несовременно ответил мальчик, снимая сумку с плеча и открывая ее. Там действительно шевелились раки, большие и совершенно черные. От них пахло тиной и гнилью.

«И в распухнувшее тело раки черные впились», — вспомнилось Коржухину.

— Классная добыча, — неискренне восхитился он. — Я в детстве крабов любил ловить, на море. С маской нырял. Ты был когда-нибудь на море?

— Нет. (Сергей, впрочем, в этом и не сомневался.)

— А родители твои были?

— Нет.

— Вы вообще летом куда-нибудь ездите?

— Нам и здесь хорошо, — с каждым следующим ответом мальчик, похоже, все больше замыкался.

— И друзья твои не ездят?

— Слушай, чего пристал? Игнатьев — не такое место, чтобы из него уезжать.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — насупился парнишка, похоже, осознав, что сболтнул лишнего. — Слушай, дядя, нам домой надо.

— Хотите, подвезем?

Сергею вдруг представилась картина, как они сажают детей на заднее сиденье, а те набрасывают им сзади петли из лески на шеи и начинают душить, перекручивая удочки… или вообще превращаются в нечто, обрастающее щупальцами, когтями, жвалами… пахнущее тиной и гнилью.

— Сами дойдем, — ответил старший, вновь принимая решение за всех. Впрочем, какой современный ребенок не знает, что нельзя садиться в машину к незнакомцам?

— Ну ладно, Петька, бывай здоров, — Сергей протянул ему руку, но мальчик взглянул на нее с испугом и даже чуть отступил назад. Коржухин переменил жест несостоявшегося рукопожатия на жест салюта и полез в машину. Ребята зашагали дальше по дороге в сторону города. В зеркало заднего вида Сергей увидел, как младший оглянулся на машину и получил от Петьки подзатыльник.

— М-да, — изрек Алекс. — Славное местечко Игнатьев, ничего не скажешь.

— И все-таки они — нормальные мальчишки, — ответил Сергей. — Ходили на озеро рыбачить и купаться. Потом шли, весело переговариваясь… пока не увидели нас. В них самих нет ничего странного, им просто внушили предубеждение против чужих.

— А я бы сказал, что они вообще никогда не видели чужих, — сказал вдруг Алекс.

— Почему ты так решил?

— Видел, как они на нас смотрели. Петька, так старался отводить глаза, а двое других пялились, особенно младший. Пялились так, словно мы — пятиглазые марсиане.

— По-твоему, сюда уже лет десять не заезжал никто со стороны?

— Ты видел, в каком состоянии единственная официальная дорога, ведущая сюда, — пожал плечами Алекс. — И ты не хуже меня понимаешь, что она пришла в это состояние не за неделю.

— Просто не было средств на ремонт.

— Можешь утешать себя этой мыслью.

Некоторое время помолчали. В лесу пели птицы.

— Как думаешь, они сказали нам правду насчет торфозаготовок? — спросил наконец Сергей.

— Мне кажется, да.

— Я тоже так думаю. На торфе, должно быть, работает электростанция. И возят его скорее телегами, чем машинами, судя по следам.

— Поедем посмотрим?

— Что-то у меня нет желания. Еще завязнем там где-нибудь… Поехали лучше на озеро. Еще полудня нет. Солнце, воздух и вода прельщают меня как-то больше, чем возвращение в Игнатьев. К тому же жратва с собой.

— Пить нечего.

— Сразу видно цивилизованного человека — на берегу таежного озера ему нечего пить! — усмехнулся Сергей. — Можно на костре вскипятить, у меня в багажнике чайник для таких случаев валяется.

Озеро оказалось совсем рядом — даже учитывая, что по узкой тропинке приходилось ехать медленно и осторожно, дорога не заняла и трех минут. Тропинка привела к берегу и растворилась в высокой траве. Коржухин заглушил двигатель.

Было естественным предположить, что в эти жаркие летние дни озеро является любимым местом отдыха игнатьевцев, и, даже несмотря на будний день, здесь окажется достаточно народу — во всяком случае, больше, чем встретили путешественники на городских улицах. Действительность, однако, оказалась иной.

Озеро было небольшое, почти правильной круглой формы — у Сергея мелькнула мысль, что оно, возможно, представляет собой метеоритный кратер. Берега густо заросли травой и кустарником; кое-где над самой водой угрожающе кренились деревья; вообще лес подступал так близко, что берега должны были почти все время находиться в тени. Во многих местах у берега, особенно в северной части озера, воду покрывала болотная растительность. Вода, свободная от этого зеленого ковра, была совершенно черной — даже там, где на нее падало солнце. Этому существовало простое и естественное объяснение — очевидно, воду окрашивали в такой цвет частички торфа — однако уютнее от этого пейзаж не становился. Разумеется, никакого пляжа с кабинками для переодевания, представлявшегося городскому воображению Сергея, здесь не было; не было даже просто вытоптанных площадок. Внимательный взгляд, впрочем, обнаруживал среди травы несколько кострищ на большом расстоянии друг от друга — стало быть, люди здесь все-таки бывали; однако на фоне общего антуража воображение рисовало не столько веселых молодых ребят, бренчащих на гитаре, пекущих картошку и травящих байки у костра, сколько закутанных в балахоны адептов какого-то мрачного культа, приносящих огненные жертвы темным богам. Сейчас, однако, на берегу не было ни души — не считая Сергея и Алекса.

Коржухину вспомнилась ария из «Катерины Измайловой» — «в лесу есть озеро… совсем круглое… очень глубокое… и вода в нем черная… и когда поднимается ветер… черная вода и большие волны… тогда — страшно…» Казалось, что автор текста побывал здесь. Хотя, конечно, даже в сильный ветер большим волнам здесь было неоткуда взяться… и все же даже сейчас, при ясном небе и полуденном солнце, на озере было неуютно, а в сумерки и ненастье, когда ветер шумит в кронах и угрожающе скрипит накрененными над черной водой стволами, это место вполне способно было вызвать страх, если не ужас.

— Что-то мне расхотелось купаться, — сказал Алекс, стоя у открытой дверцы машины. — Здесь, пожалуй, утонешь и булькнуть не успеешь.

— Фигня, — уверенно заявил Сергей, подходя к воде. — Пацаны же купались, — он присел на корточки и побултыхал рукой в озере. Вода оказалась неожиданно холодной. Очевидно, в глубине били ледяные подземные ключи — впрочем, других источников наполнения озера и не было видно.

— Да, — согласился Сергей, распрямляясь, — градусов четырнадцать в лучшем случае. Я, правда, в детстве и в такой плавал, но сейчас что-то не тянет, — он поднес мокрую ладонь к лицу и вновь почувствовал запах тины и гнили. Сергей тщательно обтер руку о штаны. — Ну давай просто на берегу посидим тогда.

— Я бы скорее устроил пикник на свалке, нежели здесь, — возразил Алекс. В глубине души Сергей был с ним полностью согласен; тем сильнее было его желание возразить.

— У тебя есть какие-либо рациональные причины?

— Ну… — как только Алекс об этом задумался, причины не замедлили отыскаться. — Мало ли что может быть в этой траве, змеи какиенибудь. И потом… допустим, те, в городе, нас уже ищут. И найдут здесь. Здесь не город и даже не дорога. Тела в багажник, машину в озеро — и никаких следов.

— Хм, — Сергей еще раз окинул взглядом безлюдный пейзаж, — пожалуй, ты прав.

В этот момент буквально в десятке метров от берега вода забурлила. Крупные пузыри поднимались из глубины и лопались, словно где-то там, в ледяной мгле, пропавший много лет назад аквалангист вспомнил вдруг, что ему пора сделать выдох.

Это продолжалось секунд тридцать, потом поток пузырей иссяк.

— Так и заикой можно остаться, — пробормотал Алекс. — Что это было?

— Какой-то выброс газа, — пожал плечами Сергей, стараясь не показать, что он тоже испугался. Он собирался уже вновь повернуться к водоему спиной, как вдруг понял, что шоу еще не кончилось.

Что-то всплывало из глубины. Что-то белесое.

«Труп это, труп нашего предшественника».

Нет, пожалуй, для трупа оно было слишком большим. Для человеческого трупа.

Сперва на поверхность вынырнули раскоряченные щупальца, затем вода с шумом отхлынула в стороны, давая дорогу горбатой спине, мокро заблестевшей на солнце, и лишь затем чудовище повернулось на бок, поднимая над водой искаженную злобой морду. Алекс коротко вскрикнул.

В следующий миг Сергей рассмеялся. Никакого монстра не было. Возле берега покачивалось когда-то поваленное дерево, старое, полностью лишившееся коры. Должно быть, ил удерживал его на дне, а теперь что-то случилось… внизу пробился новый подземный ключ, или перегнил увязший корень… так или иначе, дерево всплыло.

Однако выходило, что дно здесь уходит вниз очень круто — дерево явно поднялось с приличной глубины. Озеро и впрямь представляло серьезную опасность для купальщика, незнакомого с его тайнами.

— Вот так рождаются нездоровые сенсации, — процитировал Стругацких Сергей. — Лох-несские ящеры и прочие разные йети.

— Мы, наконец, поедем, или будем ждать, пока из-под земли тоже что-нибудь вылезет? — окликнул его от машины Алекс.

— Да, — согласился Сергей, — пикник на обочине отменяется. Ну что ж, поехали обратно в город.

Они снова въехали в Игнатьев со стороны электростанции, но на этот раз Коржухин за электростанцией свернул направо, желая проехать по еще не исследованным улицам. Миновав еще какое-то кирпичное строение явно производственного типа, но, похоже, неработающее, машина оказалась на улице Красных Партизан («Интересно, добирались ли сюда колчаковцы», — подумал Сергей и решил, что вряд ли). Улица Красных Партизан была такой же деревенской, как и почти все улицы Игнатьева, однако на перекресток ее с уже знакомой улицей Ворошилова выходило два официальных здания. Одно из них было пожарной каланчой, и путешественники не без интереса увидели, что на каланче и впрямь дежурит пожарный, словно сто лет назад. Игнатьев, похоже, был не слишком телефонизированным городом, да и каланча способна была выполнять свою исходную функцию, возвышаясь над одноэтажными домиками. Намного больше, однако, Сергея заинтересовало здание напротив — это была почта. Коржухин остановил машину и, чувствуя спиной взгляд пожарного, направился к двери, практически не сомневаясь, что та заперта. Однако дверь отворилась, натужно заскрипев тугими пружинами. Взгляд Сергея сразу зафиксировался на двух телефонных кабинках у правой стены, а затем обратился к окошку напротив. За перегородкой сидела женщина лет сорока пяти в темно-зеленом форменном кителе и со строгим выражением лица.

— Мне нужно позвонить по межгороду, — наклонился к окошку Сергей.

— Телефон не работает, — ответила почтальонша.

— А что с ним? — не отставал Сергей. Показалось ему, или он и впрямь почувствовал сквозь обычные почтовые ароматы запах водки?

— Где-то обрыв кабеля, — почтальонша смотрела на него оловянными глазами, выражавшими полнейшее равнодушие.

— И когда починят — неизвестно?

— Неизвестно.

— А телеграмму можно послать?

— Заполняйте бланк, — она положила перед ним выцветший бумажный прямоугольник.

Сергей присел к единственному в помещении почты столу, на котором стояла давно засохшая чернильница и лежала привязанная к ней бечевкой перьевая ручка. К счастью, у Сергея ручка была с собой. Он старательно, словно школьник — за годы работы с компьютерами отвык писать от руки — вывел омский адрес и слова «СБИЛСЯ ПУТИ НЕБОЛЬШАЯ ЗАДЕРЖКА ГОРОДЕ ИГНАТЬЕВ КОРЖУХИН», отнес телеграмму в окошко и расплатился. Женщина пересчитала деньги, положила перед Сергеем монетку сдачи и вновь подняла на него оловянные глаза.

— До свиданья, — сказал Сергей.

— Всего доброго.

Коржухин повернулся и вышел. Уже в дверях его обожгла мысль о том, что, если телефонные провода прокладывают под землей, то телеграфные вроде бы идут поверху… а никаких столбов на единственной дороге в Игнатьев нет. Или не поверху? Все его знания на сей счет исчерпывались стишками типа «он снимал ребятам змея с телеграфных проводов». Но это в какие годы было… Наверное, раз на раз не приходится — где поверху, где в земле. Успокоенный этой мыслью, он вышел и сел в машину.

Он не видел, как почтальонша аккуратно сложила его телеграмму вдвое, потом еще раз вдвое и сделала движение разорвать. Затем, однако, передумала и опустила надорванный бланк в карман кителя.

Сообщив Алексу об отправленной телеграмме и проигнорировав его скептический взгляд, Сергей вновь завел мотор. Улица Красных Партизан вывела их на третью, и последнюю площадь Игнатьева — здесь располагался рынок. Он представлял собой шесть рядов, два из которых были укрыты навесом; там, под навесом, скучали пятеро продавцов. Покупателей не было. Коржухин вновь вылез из машины.

Лишь у одной торговки, дородной тетки с похожим на грушу лицом, на прилавке были разложены овощи — картошка, лук и помидоры. Большинство игнатьевцев кормилось со своих огородов, и на такой товар было мало спросу. Неподалеку от нее заросший седой щетиной дедок продавал отрез сукна, все еще пахнущий нафталином; рядом мужик помоложе торговал глиняными горшками и деревянными ложками, как видно, самодельными. Сергей прошел дальше, мимо усталой женщины с корзиной грибов, и задержался возле старушки с малиной.

— Почем килограмм? — осведомился он.

— Пять рублей, милок, — охотно откликнулась торговка. Зубов у нее во рту почти не было.

— Беру! — воскликнул Сергей, в очередной раз поражаясь местной дешевизне, и полез в карман. — Ах, черт! Пакет в машине оставил. Щас вернусь.

— Не надо-не надо, я тебе кулек сверну, — заторопилась бабулька, словно боясь упустить единственного покупателя. — Подожди трошечки… — она полезла под прилавок, — сейчас-сейчас…

Сергей с усмешкой смотрел, как она суетится. Наконец она разогнулась (как видно, несмотря на возраст, поясница у нее была в рабочем состоянии), с радостным видом держа перед собой свежесвернутый кулек, и принялась наполнять его ягодой. Коржухин расплатился и вновь вернулся к машине.

— Ты везде ходишь, а я сиди в этой душегубке, — привествовал его Алекс.

— На и не брюзжи, — Сергей протянул ему кулек.

— Классная малина, — оценил Алекс, пока Сергей заводил мотор. Коржухин, сняв руку с руля, тоже выудил из пакета ягоду.

— Знаешь, у меня гипотеза, — сказал хичхайкер, пока машина ехала по улице Лесной — кажется, единственной в городе улице с несоветским названием. — Что, если в Игнатьеве какая-нибудь уникальная болезнь? Ты сам видишь, как здесь мало народу. Большинство умерло. У оставшихся — иммунитет. Но они не покидают город, чтобы инфекция не вырвалась в мир, и не зовут на помощь, чтобы их не упрятали в секретные лаборатории.

— Бодро сказал он, жуя зараженную малину, — прокомментировал Сергей.

— Ну, по правде, я это не всерьез, — признал Алекс. — Так, в порядке гимнастики ума.

— Тренируйся дальше. Не сходится.

— Что не сходится?

— Все не сходится. Во-первых, мало народу на улицах — не значит, что мало в городе. Свет есть, электростанция работает, торф для нее добывается — кто-то это все обеспечивает? Они тут не в землянках живут и не в шкурах ходят. Чтобы поддерживать город в том состоянии, в каком он сейчас, требуется не так уж мало рабочих рук. Потом — с внешним миром они все же общаются. Деньги современные, чего, правда, про цены не скажешь…

— То есть это у нас они современные деньги берут.

— Нет, на почте мне сдачу дали. Опять-таки — «КАМАЗ», на котором в райцентр ездят…

— Это Сермяга сказал, что на нем ездят.

— Ну мы же его видели. Машина замызганная, но явно на ходу. По-твоему, на ней вокруг города круги нарезают? Кстати, особо не по нарезаешь — бензин кончится. Нет же у них тут нефтяной скважины вместе с заводом по переработке. Газовый баллон на кухне, опять же… Кстати, у нас тоже бензина не шибко много осталось. Сегодняшняя экскурсия — первая и последняя.

Улица Лесная уперлась в глухую дощатую стену, обросшую у основания крапивой; налево, впрочем, уходил некий безымянный проулок, извивавшийся между заборами домов, ни один из которых не выходил сюда фасадом — в лучшем случае задней калиткой. Сергей, однако, смело свернул в этот лаз, и смелость его была вознаграждена, когда минуту спустя машина выехала на асфальт улицы Ленина возле дома номер 28.

К тому времени, как машина остановилась напротив калитки Лыткаревых, Сергей и Алекс бодрыми совместными усилиями приканчивали малину. Они не стали вылезать из машины, прежде чем не завершили это дело; наконец Алекс выудил последнюю ягоду, а Сергей тем временем вытер руки чистой стороной кулька и протянул его Алексу, благо чистое место там еще оставалось. Алекс уже прижал к бумаге липкие от сока пальцы… и вдруг поднял смятый кулек к лицу, расправляя и рассматривая.

— Взгляни, — он протянул кулек Сергею, указывая, куда именно взглянуть.

На краю бумаги были поспешно нацарапаны твердым простым карандашом какие-то каракули. Впрочем, не требовалось навыков экспертаграфолога, чтобы понять, что это — написанное впопыхах слово.

— Ай да бабка, — пробормотал Сергей. — Прямо Мата Хари. Конспираторша.

Однако на самом деле ему было не до шуток. Очевидно, у бабки были все основания для конспирации. До сих пор еще можно было объяснять все происходящее в городе случайностями и совпадениями; теперь это уже не имело смысла. То есть по-прежнему можно было — к примеру, почему бы у бабки не быть старческому психозу? — но смысла не имело. В городе Игнатьеве определенно что-то было. Что-то… страшное. И лучшим подтверждением тому служило демонстративное безразличие игнатьевцев к пришельцам, совершенно нелогичное для людей, которые редко видят незнакомцев. Даже торговцы на рынке стояли, как истуканы, не пытаясь привлечь внимание единственного покупателя. Одни лишь дети отреагировали, как говорится, с детской непосредственностью.

«Игнатьев — не такое место, чтобы из него уезжать».

Разрушенный мост, мертвый грузовик.

Муха, выползающая из ноздри продавщицы. Черт возьми, ему не показалось! Он это видел!

Жаль, что тогда с ним не было Алекса, который мог бы подтвердить это или опровергнуть. Опровергнуть, конечно же, опровергнуть, что за бред, он же трезвомыслящий человек, а не герой ужастика!

— Вернулись? А мы уж думали, вы уехали.

Они посмотрели направо. У калитки стояла Лида.

— Куда ж мы от вас денемся, — пробормотал Сергей.

— Дорогу искали? — без обиняков спросила Лида.

— Осматривали местные достопримечательности, — ответил Алекс.

— У нас тут особо не на что смотреть. Это же не большой город.

— А вы бы хотели побывать в большом городе, Лида? — забросил крючок Алекс.

— Не знаю… — девушка пожала плечами. — Там все чужое.

— А в Игнатьеве не любят ничего чужого, — подхватил хичхайкер. — Лида, а вы никогда не задумывались, что такая девушка, как вы, делает в таком месте, как это?

Сергей мысленно усмехнулся, услышав эту шаблонную фразу скучающих голливудских ловеласов на вечеринках. Вряд ли Алекс пользовался ей в менее провинциальном обществе — разве что в шутку — но Лида явно слышала этот нехитрый оборот впервые.

— Я здесь живу, — просто ответила она.

— Я в курсе, — улыбнулся Алекс. — Я просто имею в виду — какие у вас здесь перспективы? Вы, к примеру, учитесь или работаете?

— Работаю. Кассиром в клубе. Только там не каждый день кино или танцы.

— Ну вот видите. Тоже мне занятие — раз в три дня сотню билетов продать. Представляю, какие гроши за это платят. И какая карьера вас здесь может ждать? Ну в самом лучшем случае годам к пятидесяти станете заведующей клуба, который, вы уж меня простите, годится только в качестве декорации к фильму о послевоенной деревне. И это — жизнь? А вот поедете в город, поступите в институт — сейчас, знаете, образование снова цениться начинает — устроитесь в хорошую фирму, станете настоящей бизнесвумэн…

— Кем-кем?

— Ну, это «деловая женщина» по-английски. Знаете, Лида, английский все-таки надо выучить. Без него сейчас никуда, точно вам говорю.

— Да мне никуда и не надо, — улыбнулась Лида. — Мне и дома хорошо.

— Понятно. Киндер-кюхель-кирха, — скривился Алекс. — Вы меня извините, Лида, но от подобных феодальных предрассудков надо отходить. Вы наверняка способны на большее.

— Откуда вы знаете, на что я способна… — фраза эта прозвучала не кокетливо, скорее печально. — Вы проходите в дом, что в машине сидеть.

— Там душно и окно не открывается, — решительно возразил Алекс.

— Окно? Надо будет отцу сказать. Вы понимаете, в этой комнате никто не жил после смерти моей матери.

— О, извините.

— Ничего.

— А ваш отец дома?

— Должен быть дома.

— Он не работает?

— У него отпуск сейчас. Он учитель в школе.

Хотя при первой встрече Лыткарев и напомнил Сергею учителя, сейчас эта новость оказалась для него неожиданной. Впрочем, пьющий учитель — не такая уж редкость в России… да, наверное, и не только в России. Сложнее было сопоставить с такой профессией угрюмый нрав хозяина. Вряд ли у него складывались хорошие отношения с детьми… скорее всего, ученики его не любили и не уважали, но боялись. Впрочем… похоже, что у жителей города существовали и более веские причины для страха.

Алекс вылез из машины и потянулся, жмурясь на солнце. Лида открыла калитку; в руке она держала ведро.

— Вы за водой? Давайте я принесу, — вызвался хичхайкер.

— Знаете, где колонка?

— Да уж видели.

Алекс взял ведро и зашагал по улице. Сергей меж тем тоже выбрался их автомобиля. У него мелькнула мысль, что Лида, оставшись с ним наедине, может что-нибудь ему сообщить; но девушка лишь молча проводила его взглядом, когда он неспешно прошел мимо нее и уселся на теплое крыльцо. В руке Коржухин по-прежнему комкал бывший кулек.

— Ваш отец работает в школе номер 1? — спросил он.

— А у нас других и нету.

— И что он преподает?

— Математику, географию… да много чего. Здесь с учителями негусто.

— Значит, дочка географа не хочет повидать другие города и страны? — усмехнулся Сергей.

— Я… я не могу бросить отца, — тихо ответила Лида.

— А он не хотел бы отсюда выбраться?

— Выбраться? — она метнула на Сергея быстрый взгляд.

«Ошибка!» — понял Сергей.

— Ну, я имел в виду выбраться в отпуск, — сказал он.

— Нет, — покачала головой девушка, — он отсюда никуда не поедет.

Хлопнула калитка — вернулся Алекс, неся плещущееся холодной водой ведро.

— Ставьте сюда, я отнесу, — Лида указала на верхнюю площадку крыльца.

— Да я сам…

— Спасибо, вы мне и так уже помогли, — Лида столь требовательно протянула руку к ведру, что Алекс растерянно подчинился. — Я вам в комнату банку с водой занесу, — обернулась она на пороге.

«Похоже, она не хочет, чтоб мы лишний раз заходили на кухню», — подумал Сергей. Алекс меж тем опустился на ступеньку рядом.

— А все-таки хорошо здесь, — заметил он, подставляя лицо солнцу, — воздух чистый, тихо…

— Хочешь остаться здесь навсегда? — усмехнулся Сергей.

— Нет, что ты, — ответил Алекс не без испуга. — Это я в смысле, что во всем надо находить положительные стороны.

Сергей посмотрел на бумагу, которую все еще сжимали его пальцы, затем достал из кармана зажигалку (хоть он и не курил, но считал полезным иметь подобный предмет под рукой). Пламя весело охватило кулек. Сергей бросил догорающую бумагу на землю и растер пепел подметкой.

Они еще какое-то время просидели на крыльце, перекинулись парой анекдотов, а затем, когда стало совсем скучно, вошли в дом. Окно в их комнате по-прежнему было наглухо заклинено; если Лида и сказала об этом отцу, тот, как видно, не счел дело достаточно важным. Сергей, наваливаясь на раму и постукивая по ней кулаком — не слишком сильно, ибо боялся разбить стекло — все же сумел приоткрыть довольно широкую щель.

— В шахматы играешь? — спросил Алекс.

— В последнее время все больше с компьютером.

Хичхайкер достал из рюкзака портативные магнитные шахматы, и они сразились. Первую партию выиграл Алекс, вторую Сергей; это была странная игра — соперники по очереди зевали фигуры. В третьей партии оба решили собраться и после некоторого количества робких ходов с облегчением согласились на ничью. Затем Сергей сходил к машине, принес большую железную кружку и чай в пакетиках; Алекс выудил из рюкзака свою кружку и кипятильник. Открыли кильку, перекусили. Часы Коржухина показывали 16:21.

— Ну чего теперь делать будем? — вяло поинтересовался Алекс. — Пулю распишем?

— У тебя и карты есть?

— Я запасливый.

— Ну не вдвоем же. Пойду хозяина поищу.

— Думаешь?

— Уверен.

Сергей вышел из комнаты. Он уже успел понять планировку дома. Большая комната находилась в центре; справа от нее располагались две комнаты — ближе к входу та, в которой поселили их, а дальняя, вероятно, была лидиной (во всяком случае, утром девушка вышла оттуда). По левую сторону от большой комнаты также находились два помещения — кухня и, ближе к входу, еще одна комната — по логике, именно она должна была принадлежать хозяину. Хотя, конечно, не было никакой гарантии, что Николай Кондратьевич сейчас там.

Сергей подошел к двери и прислушался. Было тихо. Он осторожно постучал и не получил ответа. Он постучал сильнее, и дверь, тихо скрипнув, поддалась под его костяшками.

Комната была больше, чем та, что выделили гостям, и заметно лучше меблирована. У левой, торцовой стены возвышался платяной шкаф и рядом с ним — книжный; еще два книжных шкафа стояли у стены напротив. Прямо, под окнами, располагался двухтумбовый письменный стол, поверхность которого, впрочем, была совершенно пуста, если не считать коричневой настольной лампы; от стола был вполоборота отодвинут стул с неожиданно изящной изогнутой спинкой — явно не халтурный ширпотреб, может быть, даже дореволюционный антиквариат. Сергей сделал шаг внутрь, чтобы довершить осмотр помещения — и тут же наткнулся взглядом на хозяина.

У четвертой стены — той, что напротив окон — стояла кровать с железными спинками и шишечками; ей тоже, как видно, было немало лет. На этой кровати, неряшливо застеленной покрывалом, лицом вниз и в одежде, разве что без ботинок, недвижно лежал Лыткарев.

На какое-то мгновение у Сергея возникла твердая уверенность, что хозяин дома мертв. Не было заметно никаких признаков насилия, но на человека, который просто прилег отдохнуть на минутку, лежавший на кровати также не походил. Сергей не видел его лица… и боялся в него заглянуть.

Коржухин сделал еще один нерешительный шаг вперед — и тут ему все стало ясно. Рядом с кроватью на полу стояла водочная бутылка, уже пустая; свесившаяся рука Лыткарева почти касалась ее. «Вот что значит „мертвецки пьян“», — подумал Сергей, выходя из комнаты с брезгливой гримасой на лице.

В конце концов день кое-как дотянулся до вечера; путешественники убивали время за картами (Алекс, как выяснилось, знал довольно много фокусов) и воспоминаниями из студенческой жизни. Игнатьев, словно по некому молчаливому уговору, не обсуждали.

В восемь вечера постучалась Лида и предложила поужинать. В меню было то же, что и вчера, правда, картошка на сей раз оказалась свежесваренной. Как и утром, девушка не выразила готовности составить им компанию, да Алекс и не решился просить ее об этом, не зная, чем чреват похмельный Лыткарев. Наконец начало темнеть, и путешественники улеглись спать. Сергей почувствовал укол совести, вновь занимая кровать; если называть вещи своими именами, то он не оказал Алексу услугу, а, напротив, втравил того в неприятную и, похоже, опасную историю — и все лишь из-за того, что поленился развернуться вовремя. Так что у него не было никаких оснований монопольно претендовать на более комфортное ложе; однако Коржухин успокоил себя мыслью, что пока что один оплачивает все их расходы (несмотря на высказанную хичхайкером готовность возместить свою часть). Успокоенная совесть, однако, если и необходимое, то явно недостаточное условие хорошего сна; Сергей долго ворочался, переворачивал подушку относительно прохладной стороной, но в комнате, где оконная щель вновь была закрыта, было, должно быть, слишком жарко и душно. Алекс тоже шевелился в темноте, а затем Сергей услышал, как заскрипели половицы.

— Ты куда? — тихо спросил он, переворачиваясь на правый бок.

— Разрешите отлучиться в сортир, товарищ командир? — осведомился Алекс.

— Отлучайтесь.

— Слушаюсь!

Алекс, однако, сказал ему неправду. Он решил просто малость проветриться. Он помнил все предупреждения, полученные со вчерашнего вечера, и не был расположен к отважным рейдам по ночному Игнатьеву, однако говорил себе, что если он чуть-чуть пройдется по улице Ленина и сразу повернет назад, то с ним ничего не случится. Однако эта мысль, казавшаяся вполне логичной в сенях (кажется, именно так следовало называть переднюю в подобном доме), с каждым шагом по направлению к калитке теряла свое очарование. Ночь была ясной, но безлунной; ни один огонек не рассеивал мрак. Подойдя к калитке, Алекс внезапно понял то, что они могли заметить еще сутки назад — даже на главной улице Игнатьева не было фонарей. Он все же отпер калитку и ступил на асфальт улицы, но здесь остановился, не решаясь отойти от дома. Тьма и тишина окружали его со всех сторон; лишь мерно свиристели ночные цикады, да иногда легкий ветерок шелестел в кронах садовых деревьев. Было, вероятно, не позже одиннадцати — в такой темноте Алекс не мог разглядеть циферблат часов — однако, насколько хватало глаз, нигде не светилось ни одного окна. Одни лишь звезды сверкали в небе над Игнатьевом, словно холодные бриллианты — яркие, крупные, незнакомые жителям больших городов. Казалось, что это именно они, а не цикады, звенят в ночи.

Откуда-то донесся протяжный крик ночной птицы. Алекс вспомнил о сотнях километров лесов и болот, окружающих этот странный город; подумал о мертвом грузовике, глядящем выбитыми фарами на заброшенную дорогу; представил себе, каково сейчас на черном озере. От этих мыслей у него похолодело в животе… и в этот миг он услышал за спиной шаги. Мелкие, дробные… не человеческие.

Прошло, наверное, две или три секунды — показавшиеся, однако, Алексу минутами — во время которых хичхайкер стоял, как вмурованный в асфальт, не в силах повернуться и взглянуть на то чудовище, которое приближалось к нему из темноты. Наконец он решился и резко развернулся, готовясь броситься бежать.

Однако бежать было не от кого. По улице Ленина неспешно трусил их старый знакомый — тот самый козел, что первым встретил их в Игнатьеве. Алекс узнал его по обломанному рогу. Вполне себе заурядный представитель подотряда жвачных парнокопытных… если, конечно, не принимать в расчет то обстоятельство, что обыкновенно одомашненные представители этого подотряда не имеют привычки гулять по городу ночью.

Животное, не обращая особого внимания на человека, деловито просеменило мимо и двинулось дальше по улице. Уже после того, как козла поглотила тьма, Алекс все еще слышал, как цокают по асфальту его копытца. Затем хичхайкер поспешно повернулся и зашагал к дому; сердце его все еще колотилось, словно после стометровки на время.

Уже поблизости от крыльца, чувствуя себя в относительной безопасности, он остановился и вновь посмотрел на усеянное звездами небо. Что ни говори, а зрелище было красивым. Алекс никогда особо не увлекался астрономией, но сейчас пожалел, что у него нет при себе телескопа или хотя бы мощного бинокля.

Насмотревшись на небесное великолепие, Алекс повернулся в сторону крыльца — и сердце его, совсем было успокоившееся, вновь сорвалось в галоп. Неподалеку от него под деревьями стояла безмолвная и неподвижная фигура.

— Алекс, — услышал он тихий голос Лиды. Должно быть, девушка стояла на улице давно и привыкла к темноте, раз поняла, что это он; ее он видел лишь в виде едва различимого, сливающегося с деревьями силуэта.

— Лида?

— Алекс, расскажи мне о большом мире, — внезапно попросила она, и обстоятельства этой просьбы удивили его больше, чем ее переход на «ты».

— А что, учитель географии с этой задачей не справляется? — хичхайкер не мог обойтись без иронии.

— Не смейся над моим отцом, — строго сказала она.

— Извини. Что ты хочешь узнать?

— Все. Нет, не где какие города и горы… Мне интересно, на что похожа жизнь там, за пределами Игнатьева.

— Хорошо. А ты расскажи мне, на что похожа жизнь внутри Игнатьева, — Алекс говорил с шутливой интонацией, но весь напрягся в ожидании ответа. Днем Лида явно боялась откровенничать, но, возможно, сейчас?

— А ты разве не видел? — ответила она вполне скучным тоном, но ему показалось, что ее голос чуть дрогнул.

— Может быть, я видел не все?

— Значит, оно не стоило внимания.

Алекс так не думал. Более того, и то, что он видел, заслуживало детальных разъяснений. Но, похоже, Лида не решалась их дать. Может быть, позже удастся ее разговорить?

— Ну что ж, — сказал он, — тебе повезло с источником информации. Сам я из Тюмени, но бывал в разных местах. В том году в Москве был, сейчас вот во Владивосток еду…

Однако прежде, чем Алекс успел углубиться в подробности своей богатой автостопнической биографии, скрипнула дверь, и на пороге появился еще один силуэт. Вышедший на крыльцо не зажигал света, но по огоньку папиросы Алекс понял, что это не Сергей. Ситуация была не из лучших — хоть они и не делали ничего предосудительного, хозяин явно не одобрял контактов дочери с приезжими, и теперь, застав их ночью в саду наедине…

— Лида, иди спать, — только и сказал Лыткарев. Голос его звучал скорее устало, чем гневно.

Лида молча повернулась и пошла в дом. Алекс замер на месте, подумав вдруг, что Лыткарев мог и не разглядеть его в темноте. Тот, вроде бы, подтвердил это предположение — он просто молча стоял на крыльце и курил.

— Молодой человек, — сказал он наконец.

Алекс понял, что прятаться больше нет смысла, и подошел к крыльцу. Окурок, словно метеор, прочертил темноту и рассыпался искрами, ударившись о землю.

— Вы, конечно, считаете себе умнее всех, — спокойно произнес Николай Кондратьевич, — но если не хотите крупных неприятностей — держитесь подальше от моей дочери.

— Мы просто разговаривали, — ответил Алекс.

— Вас предупредили, — резюмировал Лыткарев и вошел в дом. Хичхайкеру ничего не оставалось, как тоже вернуться в свою комнату.

— У тебя что, понос? — ворчливо приветствовал его Сергей.

— Уже и воздухом подышать нельзя.

— Есть у меня подозрение, что ночной игнатьевский воздух может быть вреден для здоровья.

Алекс улегся на свое покрывало и спустя минуту уже спал. Сергей тоже на сей раз уснул практически мгновенно.