Через миллиард лет

11. 12 ДЕКАБРЯ 2375. ТРЕТЬЯ ПЛАНЕТА ГГГ 1145591

Мы здесь полностью предоставлены сами себе. И дела обстоят довольно странно. Выбирая тихую профессию археолога, я представить не мог, что она приведет меня к чему-либо подобному. Во сне бы не привиделось.

Мы прибыли в систему, которая не знает дневного света. У меня такое впечатление, что все мы заколдованы, превращены в гномов и обречены до конца дней своих блуждать по темным тоннелям, освещаемым только слабым багровым сиянием, пробивающимся откуда-то сверху. Только здесь нет никаких тоннелей. Мы стоим на поверхности планеты. В число здешних курортных условий входит бесконечная тьма.

Даже на Плутоне можно видеть солнечный свет. А здесь – нет. Солнце этой системы – черный карлик, мертвая звезда или, вернее, звезда, настолько близкая к смерти, что мы ощущаем всю силу ее агонии. Настроение у коллег подавленное. Мы мало разговариваем друг с другом. Мелкие ссоры, ставшие экспедиционным бытом, по непонятной причине прекратились. Нет, это действительно какое-то заколдованное место. Мне кажется, я нахожусь в чьем-то сне.

Команда корабля, доставившего нас сюда, не стала тратить время зря и быстро смылась. Крейсер сел на третьей, безымянной планете системы. (Мы никак не придумаем ей подходящее имя.) Члены экипажа выгрузили наше оборудование, закрыли люки, и корабль немедленно взлетел.

Наш наемный планетолет оказался на месте. Для космического корабля он размерами не вышел, но для археологов сойдет. Грузоподъемность – двадцать пять пассажиров и команда. Кстати, о расчетах. Нас одиннадцать, но идем мы за двадцать, и все из-за Миррика. Команда – какое гордое название! состоит из двух человек.

Капитан явно сбежал из плохой космической оперы – этакий покоритель звездных путей: рубленое лицо, изборожденный морщинами, покрытый вечным космическим загаром лоб, блеклые голубые глаза. Он все время жует какую-то денебианскую травку (слабый наркотик) и плюется, как верблюд. Эта штука пахнет, словно приторные женские духи, и запах несколько разрушает киношный образ крутого, хотя и несколько пожилого, парня. Его зовут Ник Людвиг и, по его собственным словам, он уже тридцать лет гоняет наемные корабли. Возил всех, когда лоханка была помоложе, пачками принимал на борт миллионеров – в круизы. А вот с археологами сталкиваться не доводилось.

Второй пилот – андроид по имени Уэбстер Файлклерк, как и положено андроиду, более чем хорош собой. Странная парочка.

Планетолет послужит нам и средством передвижения, и жилищем, ибо у нас нет оборудования, чтобы установить надувные купола. Выбираясь из корабля, каждый раз приходится открывать воздушный шлюз и проходить стандартную процедуру, что раздражает до крайности. А еще нам надо напяливать скафандры. На этой планете совсем нет атмосферы. Вношу поправку: атмосфера была, но сейчас сохранилась исключительно в замороженном виде. В твердом. Температура воздуха, то есть отсутствия воздуха, градусов на пятьдесят выше абсолютного нуля, а потому позамерзало все: кислород, водород, азот… да что я перечисляю – вся периодическая таблица. Наши скафандры снабжены системой обогрева, но если что-нибудь произойдет, р-раз – и ты уже сосулька.

Когда-то, при царе Горохе, эта планета, наверное, была вполне пристойным миром земного типа. Она несколько массивнее матушки-Земли, сила тяжести здесь примерно на четверть больше земной, что замедляет движение, но не причиняет каких-то особенных неудобств. Атмосфера, валяющаяся повсюду огромными кучами льда, ранее, видимо, представляла собой нашу любимую смесь кислорода и азота. Команда землеустроителей легко могла бы превратить это местечко в приличный курорт. Для этого достаточно чуть-чуть активизировать ядерные процессы внутри местного солнышка и подождать, покуда все не оттает.

Местное солнышко…

Превратилось в навязчивую идею. Оно уже снится мне по ночам и, уверен, не мне одному. Выползая из корабля, мы почти всегда останавливаемся и, забывая обо всех наших археологических делах, задираем головы и принимаемся рассматривать его.

Вся наша компания вынуждена носить телескопические очки. Без них тут ничего толком не разглядишь. Мы находимся в ста десяти миллионах километров от черного карлика. Земля, например, расположена куда дальше от Солнца, но здешнее солнце очень маленькое. И темное. Видимая часть сего светила составляет что-то около одной десятой солнечного диска, наблюдаемого с Земли. Нужно долго всматриваться в небо, чтобы обнаружить слабый блеск черного карлика на фоне черного космоса.

У ГГГ 1145591, наверное, осталось около миллиона лет жизни, но у них, у звезд, всегда так. Звезды умирают чертовски медленно. Когда выгорают остатки их основного топлива – водорода, они начинают сжиматься, повышая плотность и превращая потенциальную энергию гравитации в тепловую. Именно это и произошло здесь так много миллиардов лет назад, что у меня извилина заскакивает за извилину, когда я думаю об этом. Задолго до того, как Высшие обрели разум, эта звезда уже коллапсировала и стала белым карликом, с плотностью в несколько тонн на квадратный дюйм. А потом выгорала все больше и становилась все темнее.

Теперь, если посмотреть на черного карлика в телескоп, перед глазами предстанет огромное лавовое поле. Тусклый блеск расправленного металла по крайней мере, нам так кажется, – по которому дрейфуют острова пепла и всякой накипи. Это значит, что температура поверхности звезды сейчас около девятисот восьмидесяти градусов, так что вряд ли в ближайшее время появятся желающие посетить ее. Температура пепла пониже – градусов триста, но зато внутри он очень горячий: ближе к центру, в тесноте, еще идет довольно активный термоядерный процесс. Даже темная звезда излучает тепло, но излучение со временем все уменьшается и уменьшается. Через миллион лет черный карлик выгорит и умрет, превратившись в огромный холодный кусок лавы, бесцельно кружащийся в пространстве, в свидетельство еще одной победы вечной ночи.

Мы не собираемся задерживаться в этом неприятном месте дольше, чем необходимо. Как только удастся выследить астероид, на котором Высшие оставили сейф и робота, мы тут же отправимся в путь.

Орбита планеты краем задевает плоскость вращения пояса астероидов.

Там в пустоте летят тысячи и тысячи камешков, можно потратить несколько недель, прежде чем найдем нужный.

Начали с небольшого намека – в том фильме шар показал нам, что корабль Высших опустился на широкую плоскую равнину. Исходя из этого мы рассчитали примерную кривизну поверхности нашего астероида, а получив эту цифру, без труда вычислили его (тоже весьма приблизительный) диаметр.

Очень помогли ребята из Луна-Сити. Конечно, мы ни в чем не можем быть уверены – при расчетах, например, не учитывалась плотность нашего камешка, – но все это позволило нам вычеркнуть из списка девяносто процентов астероидов, размеры которых не подходили.

Потом мы пустили в ход оборудование нашего корабля. Капитан Людвиг настроил свои игрушки и теперь перебирает весь пояс астероидов. Как только в поле зрения появляется камешек более-менее подходящего калибра, капитан загоняет данные о нем в компьютер и заодно рассчитывает орбиту и способы наиболее удобного приближения к нему. Пока мы набрали около дюжины подходящих астероидов. Пошарим еще недельку и начнем посещать их по одному. Надеюсь, их окажется не очень много.

Похоже, я начинаю понимать, что произошло между мной и Яной.

Через каждые три часа кто-то должен покидать корабль, отходить примерно на километр и запускать сигнальную ракету. Это как-то связано с теми вычислениями, которыми Ник Людвиг мучает свои компьютеры. Кажется, это называется триангуляция, но не хочу прикидываться, что понимаю значение сего непроизносимого термина. Выходим по очереди, и доктор Шейн настоял, чтобы мы работали парами – так безопасней. Сегодня утром, когда подошло время, доктор Шейн сказал:

– Том, Яна, оденьтесь, пожалуйста, и, если можно, запустите ракету.

Я был ничем не занят и спокойно пошел к отсеку, где хранились скафандры. Но как только доктор Шейн отвернулся, Яна устремила на меня ядовитый взгляд и прошипела:

– Ты не предпочел бы отправиться наружу в компании Келли?

– У Келли этим утром и так работы по горло, – ответил я, совершенно не понимая, в чем дело.

Да. Вот что случилось сегодня утром. Яна все-таки оделась и, храня ледяное молчание, последовала за мной. Мы запустили ракету и вернулись. Но теперь я наконец увидел свет.

Яна стала разочаровываться во мне после того самого вечера, когда сомнамбулически вплыла в библиотеку крейсера и застала меня за беседой со слегка неодетой Келли. По всей видимости, Яна решила, что я ухаживаю за мисс Андроид и что у нас завязывается роман.

Клянусь тебе, ничего такого и в голове не держал, я ни разу даже не чихнул в сторону Келли. О да, мы стали добрыми друзьями, но это же чувство чисто платоническое. Между нами не может быть ничего… настоящего, и Яне это прекрасно известно. Только один андроид из миллиона способен испытывать интерес к нашим развлечениям, и это уж точно не Келли. Или Яна ревнует меня из-за того, что я стал проводить много времени вместе с Келли? Иногда я начинаю завидовать андроидам. Эта идея господа бога создать людей двуполыми – слишком часто вызывает головную боль.

В нашем списке теперь семнадцать астероидов – потенциальных хранителей потерянного сокровища Высших. Капитан Людвиг считает, что просеял через мелкое сито практически весь пояс, но хочет на всякий пожарный случай понаблюдать еще три дня, то есть до двадцатого декабря.

После этого мы взмахнем крыльями и полетим делать осмотр.

Наши шансы обнаружить сейф миллиардолетней давности на неизвестно где расположенном астероиде – и, кто знает, существует ли он вообще? – кажутся мне фантастически ничтожными. Остальные, по-моему, чувствуют то же самое.

Но все сомнения мы держим при себе, стараясь даже не думать о них. Во всяком случае, я стараюсь.

Я окончательно перестал понимать, как мы могли поставить все на такую идиотскую карту. Бросили самую богатую стоянку Высших, которая когда-либо попадалась археологам, плюнули на приказы Галактического Центра, остались без гроша, скачем от звезды к звезде… Археологам положено быть спокойными, методичными ребятами, способными год за годом стачивать клювом по пылинке с алмазной горы. Что мы, черт побери, здесь делаем? Как дошли до жизни такой? С чего это взяли, что здесь можно хоть что-нибудь найти?

Темные мысли на темной планете под темной звездой.

Доктора Шейна, похоже, одолевают такие же сомнения. Еще бы – эта дикая охота совершенно не в его характере. Он разваливается на глазах. Мы все слегка обеспокоены его состоянием. Вчера он разъярился и размазал по стенке Стин Стин – нет, действительно, он ему чуть щупальца не поотрывал за то, что это полено еловое случайно нажало не на ту клавишу, пустило в компьютер два потока информации одновременно и погубило несколько часов тяжелой работы. Доктор Шейн говорил такое, что все были просто шокированы, особенно, когда он прошипел:

– Будь на то моя воля, вы бы в жизни не попали в эту экспедицию! Вас навязали мне, чтобы продемонстрировать расовую терпимость землян!

Стин Стин перенесло этот кошмар удивительно стойко. Его-ее щупальца слегка дрогнули, боковые складки мантии встали дыбом, и я уже ждал воинственной речи, обвиняющей доктора Шейна в омерзительном шовинизме.

Ничего подобного. Как выяснилось позже, этим утром Стин Стин обсуждало с Мирриком основные положения христианства. А вечером я только рот открыл, когда оно сказало:

– Я прощаю вас, доктор Шейн. Вы явно не отдаете себе отчета в том, что говорите.

Маленькая глупая интерлюдия. Но очень неприятно видеть, как милый, добрый доктор Шейн срывается из-за такого пустяка. Наверное, он очень волнуется. Совсем, как я.

Как ты, наверное, знаешь, я успел прославиться на весь мир своим тактом и ненавязчивостью. Итак, поварив несколько дней в голове замечание Яны обо мне и Келли, я выработал гениальный план разговора на эту тему.

Мы снова отправились вдвоем зажигать сигнальную ракету. По расписанию со мной должен был идти старина 408б, но я поговорил с Пилазинулом, и он устроил так, что Яне пришлось заменить уважаемого коллегу с Беллатрикса.

Когда мы выбрались из воздушного шлюза на ледяное плато, я сказал:

– Что ты имела в виду, когда говорила обо мне и Келли?

Во какой я мастер окольных подходов!

Шлем Яны полностью скрывал ее лицо. Голос в моих наушниках был невыразительным.

– Ты о чем?

– На прошлой неделе. Ты спросила меня, не хочу ли я пойти вместе с Келли.

– Мне кажется, ты предпочитаешь ее общество моему.

– Это не так, Яна! Клянусь тебе…

– Дай ракету.

– Черт, Яна, у тебя просто разыгралось воображение! Келли – всего лишь андроид, неужели не ясно? Как ты могла подумать, что возможны…

– Кто будет запускать, ты или я?

Я нажал кнопку.

– Пожалуйста, ответь мне, Яна. Почему ты думаешь, что я и Келли…

Что Келли и я…

– Мне не хочется обсуждать эту тему.

Она отошла в сторону, повернулась ко мне спиной и уставилась на черное солнце, неуклюже изображая внезапно пробудившийся интерес к астрономии.

– Яна?

– Я изучаю солнечный феномен.

– Почему ты не обращаешь на меня внимания?

– Не надоедай мне.

– Яна, я пытаюсь объяснить, что у тебя нет поводов для ревности.

Ревновать должен я, ведь ты на долгие часы запиралась в каюте с филателистом Саулом Шахмуном. Если ты влюблена в Саула, так и скажи, я мешать не стану. Но если ты устраиваешь все это только для того, чтобы отплатить мне той же монетой за воображаемый роман с Келли, тогда…

– Я уже сказала, что не хочу об этом говорить.

Иногда женщины могут быть такими занудами! Ты не в счет, сестренка. А больше всего не люблю, когда начинают устраивать из беседы драму второй свежести, вставая в позу и разыгрывая уж-жасающе страстные любовные сцены из последней попавшейся им на глаза мыльной оперы. Слова Яны вовсе не отражали ее чувств ко мне, она просто играла роль холодной разочарованной героини.

С огнем следует бороться огнем. Старая земная поговорка. Я ведь тоже могу играть роль (специально для этого случая написана) пылкого импульсивного героя. Подбежать к упрямой девчонке, схватить ее обеими руками и растопить неразумную, болезненную холодность в страстных объятиях. Я ни на йоту не отступал от сценария. И впилился своим шлемом в ее.

Мы уставились друг на друга через десять сантиметров стекла и воздуха. Сначала Яна удивилась, потом улыбнулась. Она помотала головой из стороны в сторону, я ответил тем же. Старинный эскимосский знак привязанности – потирание носами. Она отступила, соскребла с камня немного инея, размазала его по стеклу моего шлема. Я слепил снежок и запустил в нее. Она поймала его и кинула обратно.

Следующие десять минут мы возились на льду. Нельзя сказать, что большие, жесткие скафандры придавали грациозность нашим движениям. Все это слегка напоминало па-де-де в исполнении солистов динамонианского балета.

Наконец мы рухнули наземь, задыхаясь и хохоча.

– Идиот! – фыркнула она.

– На себя посмотри.

– Придурок.

– Взаимно. Вплоть до олигофрении.

– Что у тебя было с Келли?

– Ни черта. Только разговоры. Я попался ей в тот вечер на дороге – ее преследовал известный тебе Лерой Чанг, и она нуждалась в защите. Она довольно интересная х-м… девушка. Но между нами ничего не было.

– Клянешься?

– Клянусь. Теперь переходим к тебе и Саулу…

– Ой, это ерунда! – воскликнула Яна. – Какой-то доисторический тип.

– Ну конечно, именно поэтому ты практически жила с ним последние две недели.

– Я узнала много интересного о филателии, – спокойно объяснила Яна.

– Несомненно, – сказал я. – Находясь с красивой девушкой в запертой каюте, он только и делал, что показывал ей нештампованные марсианские марки.

– Именно так оно и было.

– Да уж, готов держать пари.

– Честное слово, Том! Он ко мне даже пальцем не притронулся. Он просто боится женщин. Я намекала ему, предоставляла все возможности.

Ничего. Ноль внимания.

– Тогда зачем было так яростно преследовать его? – спросил я. – Хотелось получить еще одну голову для коллекции?

– Сначала мне было просто интересно. Понимаешь, зрелый мужчина, смуглый, красивый, романтического вида. Это было еще до того, как я заметила тебя. Я тогда в него здорово врезалась.

– А он не отвечал тебе тем же.

– Как только я пыталась разбудить в нем мужчину, он сразу прятался за очередным альбомом.

– Бедный Саул! – сказал я.

– Наконец я поняла, что он безнадежен. И перенесла внимание на тебя.

– Но как только мы отбыли с Хигби-5, ты снова принялась охотиться на Саула.

– Только, чтобы заставить тебя ревновать, – ответила Яна. – И отомстить за твои шашни с Келли.

– Но я же не…

– Со стороны это выглядело иначе.

– В глазах злого все вещи злы. Старая… -…поговорка парадоксиалистов. Знаю, – кивнула она. – Ты давным-давно мог объяснить, что у тебя с Келли совсем ничего не было, и спасти меня от двух недель альбомов с марками.

– Но я же не знал, что ты из-за этого обозлилась. Ты бы хоть сказала.

– Ну да, чтобы выглядеть ревнивой кошкой.

– Но…

– Но…

– Если бы ты сказал…

– Если бы ты сказала…

– Чертов олух!

– Кошка беспозвоночная! -! -!!

Разговор был прерван взрывом согласного хохота. Я кинул в нее снежком. Она запустила в меня двумя. Мы наперегонки побежали к кораблю.

Крышка люка захлопнулась за нами, и мы поспешили снять шлемы…

Почему женщины ведут себя так, Лори?

Почему они не могут просто прийти и рассказать о том, что их беспокоит? Если бы Яна не навоображала себе всяких глупостей о моих с Келли отношениях и не возобновила охоту на Саула, чтобы отомстить мне за мои вымышленные грехи, мы бы не потратили столько времени впустую, не мучали бы друг друга все эти недели.

Иногда мне кажется, что каламориане не так уж плохо устроились. Когда в твоем теле два пола и всего один мозг, нет проблем с пониманием. Если у Стин Стин когда-нибудь возникнут недоразумения на любовной почве, ей-ему некого будет винить, кроме самого (самой) себя. Я хочу сказать… Ну, ты поняла.

20 ДЕКАБРЯ

В нашем списке двадцать один астероид. После обеда отправляемся на поиски сейфа.

Если тебе когда-нибудь доводилось видеть один пояс астероидов, считай, что ты видела все. Тот, в котором мы сейчас находимся, ничем не отличается от своего собрата из Солнечной системы: тысячи обломков планеты, движущихся по лабиринту орбит. Большая часть – просто осколки породы неправильной формы, парочка километров в диаметре или того меньше. (Мы тут случайно наткнулись на один, который выглядел точь-в-точь, как срезанная вершина горы. Возможно, так оно и было.) Но сейф мы ищем не на таких малютках, а на вполне приличных небольших планетках от ста до ста восьмидесяти километров в диаметре. Сила тяжести, действующая на камешках такого размера, стирает все особо торчащие углы, и астероид со временем принимает форму шара, как и подобает приличному небесному телу.

Мы уже обследовали девять астероидов, а в списке их двадцать один.

Безуспешно.

Работаем так. Сначала наш планетолет ложится на круговую орбиту поближе к астероиду и мы пускаем в ход эхолот, чтобы определить, есть ли здесь близкие к поверхности пустоты. Наши инструменты достаточно чувствительны, чтобы засечь ту небольшую пещеру, которую миллиард лет назад выдолбили Высшие. Если приборы хоть что-нибудь показывают, двое из нас спускаются в корабельных шлюпках посмотреть, что там такое.

Большинство астероидов (они когда-то были частью единой планеты) состоят из сплошного камня – никаких подземных пустот нужного размера или расположения. Как ты помнишь, Высшие вырезали свой сейф в склоне холма. И поскольку на этих астероидах и малых планетах нет никакой атмосферы, а значит, и эрозии, нет ни вулканов, ни землетрясений (какая же может быть тектоническая деятельность на камешках такого размера?), этот холм должен стоять там же, где стоял, и выглядеть почти так же, как миллиард лет назад.

Мы уже три раза спускали шлюпки на поверхность астероидов, и каждый раз тревога оказывалась ложной. Первый удостоенный проверки астероид обладал пещерой, настолько подходившей к нашему описанию, что мы решили: это слишком уж хорошо, а значит, где-то есть подвох. Он был. Пилазинул и Келли слетали вниз, и, когда Келли раскурочила холм, выяснилось, что внутри нет никакой пещеры, а есть большая залежь соли – мы неправильно прочли данные эхолота. На четвертый астероид спускались Саул и Стин, но обнаружили, что пещера естественного происхождения. На седьмом камешке пришла очередь Лероя Чанга и доктора Шейна, и оказалось, что мы опять недопоняли бедную машину: то, что мы приняли за пещеру, было подземным озером, заполненным ртутью.

Не такое уж плохое недоразумение. Капитан Людвиг взял шлюпку и полетел смотреть нашу находку.

– Вы напоролись на залежь, где этой ртути на миллионы кредиток, заявил он, вернувшись. – Никогда не видел, чтобы она замерзала до твердого состояния, но не важно. Вы лучше забивайте место – заявка, права на добычу…

По части заявок, прав и добычи ртути мы совершенно безграмотны, но зато капитан Людвиг тут дока. Мы с радостью позволили ему заняться оформлением. В конце концов, деньги есть деньги. Мы отправили по радио нашу заявку на ближайший галактический радиопост, находящийся в 2,8 светового года отсюда. Послали им координаты астероида и заполненную форму, описывающую залежь. Конечно, пока наше сообщение дойдет до станции и будет записано на пленку, пройдет около трех лет, но оно послужит неопровержимым доказательством того, что мы «забили» это месторождение не позже двадцать второго декабря 2375 года. Мы этим не ограничимся. Как только наше корыто доберется до ближайшей планеты, где есть отделение телепатической связи, вызовем Галактический Центр, доложим им обо всем и сделаем официальную заявку.

Наверное, пройдет месяцев шесть, а то и больше, прежде чем у нас появится возможность это сделать, но если (впрочем, маловероятно) кто-нибудь свалится на этот астероид сразу же после нас, обнаружит месторождение и немедленно отправит заявку по ТП-каналам, мы просто подождем годика три, пока наше радиосообщение не доползет до станции, и предъявим неоспоримые права. Такую заявку просто невозможно подделать радиоволны проходят 2,8 световых лет ровно за 2,8 года. А после того как наши права будут доказаны, на эту точку не посмеет сунуться никто.

Мы взяли Людвига в долю и выделили ему десять процентов прибыли. Еще пять процентов получит его второй пилот, Уэбстер Файлклерк. Это даст им больше денег, чем тридцать лет наемного пилотажа. Остаток идет нам – не личностям, а экспедиции. Мы заткнем ими дыру в бюджете. Галактический Центр больше не сможет обвинять нас в краже, подделке документов, растрате казенных денег и прочих нарушениях уголовного кодекса.

Однако мне все же хотелось бы отыскать этот треклятый сейф.

27 ДЕКАБРЯ

Со времени последней записи прошло два дня. Мы проверили еще три астероида и нашли еще одну перспективную пещеру. Примерно через полчаса мы с Яной – обрати внимание на состав группы – поедем вниз разбираться.

Ник Людвиг загоняет в компьютер программы для автопилотов шлюпок, не доверяя нам посадку. Уэбстер Файлклерк заправляет транспорт горючим.

Остальные сидят вокруг и тихо нервничают, в четвертый раз задавая себе вопрос: а вдруг это именно он? Еще десять минут – и нам с Яной придется забраться в скафандры. Еще двадцать – и привет тебе, шлюпка! Еще тридцать – и мы со свистом полетим вниз. У меня опять такое ощущение, что звучат последние такты увертюры, сейчас занавес поднимется…

Черт побери, мы таки нашли его!

Нет, приличные люди так не рассказывают, они не вопят от радости, и их можно понять без переводчика. Сейчас я поведу повествование спокойно и естественно, как и полагается закаленному археологу. Медленно, шаг за шагом, с той минуты, как мы втиснулись в наши шлюпки.

Шлюпки…

Шлюпка – это такой маленький космический корабль, построенный специально для того, чтобы летать на нем в районах с пониженной силой тяжести, в поясе астероидов, например. Это трубка, слегка напоминающая сигару. Пять метров в длину, два в диаметре. Как ты понимаешь, несет всего одного пассажира, да и тот, бедняга, должен стоять всю дорогу. Миррик летать не может, габариты не позволяют. Доктор Хорккк мал ростом и не достает до панели управления. А 408б не повезло с конфигурацией, уважаемый коллега в ширину больше, чем в длину, а потому никак не помещается в шлюпку. Поэтому летать вниз и обследовать астероиды непосредственно на ощупь способны только восемь членов экспедиции из одиннадцати. Нам с Яной чертовски повезло, что в списке шлюпколетчиков мы стояли последними.

Мы пользуемся шлюпками, вместо того чтобы просто сажать планетолет на астероид, потому что это здорово экономит горючее. У посадочной шлюпки масса очень невелика, а у этих камешков практически нет силы тяжести, достаточно легкого толчка, чтобы эта сигара развила первую космическую скорость. Зачем возиться, выводя на сложную посадочную орбиту тяжеловесный планетолет, если можно запихать парочку ученых в шлюпки, они ухнут вниз, все как следует осмотрят, а потом пристегнутся, плюнут и рванут обратно.

Добавь к этому полную нашу неуверенность в том, что цель наших поисков вообще достижима.

Мы с девушкой по имени Яна упаковались в скафандры и тяжело протопали по коридорам в шлюпочный отсек. Шлюпки лежали в своих гнездах, как камешки в ковше катапульты. Полностью готовы к запуску, лежат горизонтально, будущая верхняя часть распахнута, чтобы можно было залезть. Я нырнул в свою шлюпку, Яна – в свою, Пилазинул и Стин Стин опустили крышки.

Негромкие щелчки со всех сторон сказали мне, что шлюпка запечатана и законопачена. Протикало несколько тысяч лет. Я убил какое-то время, изучая панель управления, расположенную прямо перед лицом. Круглая зеленая кнопка распечатает шлюпку. Квадратная красная закроет колпак. Треугольная черная загерметизирует суденышко. Длинный желтый рычаг справа врубает двигатель, такой же, только белый, рычаг слева – ручное управление.

Они говорят, что управлять шлюпкой вручную не сложнее, чем автомобилем. Возможно, они и правы. Но я последний раз водил автомобиль, когда сдавал экзамен на права. И не скажу, что испытывал при этом удовольствие. У меня мурашки идут по коже, когда я думаю, что всего несколько столетий назад по дорогам носились целые орды автомобилистов и люди вынуждены были управлять машинами вручную за полным отсутствием компьютеров дорожного контроля.

Так вот, осмотрев посадочную шлюпку, я не загорелся желанием управлять ею самостоятельно. Конечно, скорее всего, мне и пальцем не придется пошевелить. Капитан Людвиг будет руководить нашим полетом с борта корабля. Но если вдруг прервется связь…

О, а мы уже полетели.

Шлюпка Яны порхнула в космос первой. Я последовал за ней через двадцать секунд. Как только мы оторвались от корабля, я почувствовал слабую вибрацию где-то в районе лопаток – корабельный компьютер врубил мои нитрогенные двигатели, чтобы направить шлюпку по той орбите посадки, которую запрограммировал Людвиг. Двигатели взревели, и я полетел вниз к поверхности астероида. Ногами вперед.

Я наклонился, насколько позволяли ремни и прижал нос к стеклу смотрового иллюминатора. Серебряная трубка, внутри которой находилась Яна, покачивалась в пустоте чуть ниже меня. Скорость наших шлюпок была одинаковой, казалось, две сигары скованы невидимой цепочкой. И еще казалось, что астероид летит на нас с невероятной скоростью. Он рос и рос… "Что-то не в порядке, – подумал я. – Мы летим слишком быстро.

Сейчас врежемся в поверхность, как парочка метеоритов. Еще, пожалуй, расколем астероид пополам".

Хвостовые двигатели заработали точно по расписанию. Шлюпка сбавила скорость и вполне мирно опустилась вниз – на выбранное Людвигом место посадки.

Шлюпка села с мягким толчком. Мгновенно из бортов вылетели крюки и закрепили ее на месте. Я подождал десять секунд, чтобы убедиться, что мое средство передвижения стоит на месте, а потом ударил по круглой зеленой кнопке. Шлюпка раскрылась, как цветок.

Я стоял посреди угрюмого и даже слегка устрашающего пейзажа. Здесь никогда не было даже подобия ветра, ни капли дождя не упало в течение тысячелетий на эти камни, ни одно живое существо, даже микроб, не могло назвать это место домом. Слева от меня – равнина, справа и впереди тянулась неровная гряда холмов, которые напоминали постаревшие и усохшие горы. Поверхность астероида совершенно голая. Ни травы, ни снега, ни почвы, ни льда, только камень, только скалы, покрытые оспинами бесчисленных метеоритных ударов. Сколько их там накопилось за миллиард лет?

Знаешь, Лори, я вспомнил, как впервые прилетел на Луну. Мне было двенадцать лет, и я никак не мог осмыслить, что планета может выглядеть так пустынно. Но Луна – просто цветущий сад по сравнению с этим астероидом.

И пока я оглядывался вокруг, ко мне пришла уверенность: это именно то место! В миллионный раз я проиграл в сознании последовательность кадров, увидел равнину, на которую опустился корабль Высших, низкую гряду холмов, выбоины от метеоритов… Все-все совпадало. Не хватало только розового сияния на вершинах выщербленных скал – слабого света белого карлика.

Умирающее солнце бросало багровые блики на склоны холмов, но от этого светлее не становилось. Звездный свет тоже не особенно помогал. Я включил прожектор своего шлема.

Шлюпка Яны села примерно в километре от моей, ближе к холмам. Яна уже выбралась и ждала меня. Я помахал ей рукой, она взмахнула обеими, я кивнул и направился к ней. Первый мой прыжок покрыл расстояние метров в двадцать.

В наушниках раздался голос Людвига:

– Не забывай о силе тяжести.

Значит, с корабля наблюдают за нами. Я посмотрел вверх, отсалютовал начальству и пошел, на сей раз медленно и осторожно переставляя ноги. На этом камешке такая маленькая сила тяжести, что одного хорошего толчка, пожалуй, будет достаточно, чтобы выбросить меня на пару километров в космос. Походкой уважающего себя джентльмена я добрался до Яны, мы стукнулись шлемами в знак приветствия.

А потом вместе отправились к холмам.

Она несла портативный эхолот, я – нейтринный магнитометр (как мне только удается выговорить это слово?). Мы остановились в чашеобразной выемке посреди равнины и занялись оборудованием. Разворачивая эхолот, мы медленно посылали звук низкой дугой вдоль горизонта. Звуковые волны отражались от склонов холмов, а потом на экране вспыхнула сдвоенная линия – пустота, пещера.

Мы тщательно записали координаты, собрали хозяйство и пошли в том направлении. Я избавлю тебя от традиционных рассказов, как кровь шумела в ушах, и перечисления всех понимающих взглядов, которыми мы обменялись.

Скажу просто, что мы с Яной были до крайности возбуждены, дрожащими лапами врубили магнитометр и стали сканировать поверхность холма. В тот миг, когда я навел прибор на точку, где должна была располагаться пещера, стрелка дрогнула и перепрыгнула на голубую часть панели. Металл!

– Это она, – спокойно сказал я тем, кто на корабле. – Мы нашли сейф.

– Откуда вы знаете? – спросил доктор Шейн.

– В этой части холма – пустота. Аппарат показывает слои различной плотности… – ответил я. – Высшие, наверное, завалили дверь сейфа обломками камней. Тут слой скалы метровой толщины, а за ним здоровый кусок какого-то металла.

– А за дверью что?

– Минуточку, – отозвался я, перенастраивая магнитометр.

Теперь луч нейтрино зондировал холм на четыре метра в глубину. Игла не дрогнула, осталась в голубой части панели. Принтер заурчал и начал выдавать на бумагу изображение внутренности сейфа. Черно-белое, нечеткое, обрывки, наползающие друг на друга тени, но многое можно разобрать. Я, например, разобрал. Две задние стены, темные на темном фоне, заставленные всякой непонятной механикой, боковые стены. Вообще, форма комнаты мне что-то напоминала, ах да, шар тоже делил свою сферу-экран на шесть полос.

А посредине комнаты, на полу, находился какой-то темный, явно металлический предмет.

Робот.

«Волосы встали у него дыбом от изумления и испуга» – стандартная фраза из старинного романа ужасов. Я раньше не мог понять, как это волосы самостоятельно шевелятся и встают дыбом – там же мускулов нет. Сейчас я прекрасно это понимаю. Мои волосы действительно встали дыбом, все вместе и каждый в отдельности. Я видел фильм, снятый миллиард лет назад, о том, как построили этот сейф. Я видел, как робот Высших усаживался на каменный пол.

Миллиард лет назад! На Земле в те времена царили трилобиты и моллюски. И вот я стою на каменистой равнине, нацелив луч нейтрино на внутренности сейфа, и вижу, что робот все еще сидит на месте… и Лори, от этого зрелища захватывало дух.

Я описал оставшимся на корабле то, что выдал мне сканер. В мои наушники глухо ударила волна радостных криков и неразборчивых поздравлений.

– Не трогайтесь с места, – крикнул доктор Шейн. – Не отходите! Мы спускаемся.

Корабль в мгновение ока сорвался с круговой орбиты и пошел по входному коридору. Людвиг мастерски посадил планетолет. Старое корыто вовремя затормозило и мягко опустилось на равнине. Я даже не ощутил толчка. Потом открылись все люки, из них хлынули археологи и мы во второй раз за эту экспедицию продемонстрировали массовое помешательство устроили веселый хоровод вокруг бедного, ни в чем не повинного магнитометра.

Теперь нам оставалось только откопать сейф. И больше ничего.

30 ДЕКАБРЯ

Прошло три дня с тех пор, как мы нашли сейф, и все еще пытаемся открыть его.

Мы без труда ликвидировали кучу камней, которой была завалена дверь.

Келли взяла свою лопату и прорыла нору до самой двери, а Миррик клыками расшатывал и вытаскивал камни. Эта парочка потратила шесть часов на то, чтобы очистить от мусора всю дверь, а сооружение сие в длину имеет четыре метра, а в высоту семь, а в толщину же, по данным сканера, около метра.

Высшие не были достаточно любезны, чтобы сделать в ней замочную скважину, что, в общем, несущественно, поскольку у нас все равно нет при себе ключа.

Мы не решаемся взрывать, ибо внутри слишком много ценных предметов. И у нас нет достаточно мощного лазера, чтобы пробиться через метровый слой довольно прочного металла. На борту имеется вполне приличная лебедка, и этим утром мы попробовали пустить ее в ход: магнитными защелками прикрепили к двери несколько кабелей, намотали их на барабан лебедки и врубили машину. Дверь даже не дрогнула, и нам пришлось отступить из опасения, что кабели не выдержат напряжения и лопнут. Старина 408б всю вторую половину дня проторчал под дверью, изучая крепления. Он полагает, что нужно вытащить прут из петель и просто снять дверь. Но этих самых петель метров пять, а прут, по всей видимости, весит пару тонн. Более того, дверь поставили миллиард лет назад. Конечно, это астероид – ни воды, ни воздуха, ни коррозии, но за столько лет петля и прут могли просто прирасти друг к другу намертво – теперь не оторвешь. Если это так, считай, что мы здорово влипли. Утром посмотрим.

31 ДЕКАБРЯ

Довольно тоскливый и хлопотный день.

Если мы не сбились со счета, что более чем возможно, сегодня последний день 2375 года. Но как-то не тянет праздновать Новый год после того, что произошло днем.

Этим утром все бодро поднялись и отправились на смертный бой с дверными петлями. Прежде чем заняться прутом, мы тщательно обнюхали его со всех сторон. Просканировали от и до, измерили, построили голограмму, компьютерную имитацию по всем срезам – в общем, вели себя так, словно изучали нечто важное, что могло пострадать в результате раскопок. В принципе, это стандартная процедура. Нельзя сказать, что наука палеоархеология много из нее извлекла. Судя по всему, есть только один толковый способ изготовления дверных петель – Высшие пользовались той же системой, что и земляне, а также все остальные. Самым интересным результатом исследования было установление полной банальности объекта.

После этого мы вытащили в поле самый мощный корабельный лазер, начали резать и потратили несколько часов, чтобы рассечь петлю вдоль, – пять метров все-таки. Наконец убрали лазер, слегка отогнули края разреза и вытащили прут, потом приладили к двери магнитные защелки, намотали кабели на барабан и начали тянуть понемногу.

Кабели зазвенели от напряжения, и все убрались подальше, не желая оказаться в радиусе действия, если они, не приведи Господи, лопнут. Но кабели держались. И дверь тоже. Капитан Людвиг сдвинул предохранитель, и теперь лебедка тянула во все свои немыслимые лошадиные силы, но предмет их приложения категорически отказывался вылезать из проема.

– А что произойдет, – спросило Стин Стин, – если лебедка притянет корабль к двери, а не наоборот?

И это был правильный вопрос. Лебедка тянула так, что при здешней силе тяжести вполне способна была сдвинуть корабль, а то и опрокинуть его.

Но дверь сдалась первой.

Она сдвинулась примерно на сантиметр с той стороны, где раньше крепилась петля. Людвиг чем-то щелкнул на контрольной панели лебедки.

Дверь подалась еще на сантиметр. И еще. И еще два. И еще…

Людвиг до смерти боялся, да и все мы тоже, что дверь, полностью освободившись, вылетит из проема, как камень из рогатки, наша замечательно могучая лебедка притянет дверь к кораблю, прежде чем мы успеем ахнуть, произойдет столкновение, и от нашего планетолета останется мокрое место.

Пальцы Людвига летали над панелью, он слегка напоминал мне музыканта-виртуоза, укрощающего орган на межпланетном конкурсе.

И он все-таки сумел открыть дверь медленно и осторожно.

Теперь мы увидели, что из двери глубоко в склон холма уходит мощный крепежный болт. Он сгибался по мере того, как лебедка перекашивала дверь на сторону. Внезапно болт хрустнул и выскочил из каменной стены. Людвиг мгновенно отключил лебедку и ослабил натяжение кабелей. Огромная дверь выломилась из проема, качнулась и тяжело рухнула, открывая вход в пещеру.

Первым к образовавшемуся отверстию добрался 408б. Он вскарабкался на упавшую дверь, остановился на какое-то мгновение, вглядываясь внутрь и размахивая щупальцами от возбуждения. Это был поворотный пункт, счастливейшая минута его жизни: специалист по палеотехнологии смотрел на комнату, заполненную всякой механикой Высших, да еще находящейся в прекрасном состоянии. Когда мы с Яной подбежали к двери, он восхищенно всплеснул щупальцами и ринулся внутрь.

Откуда-то сверху, из-за карниза дверного проема, ударил ослепительно яркий желтый луч. На мгновение вся пещера исчезла в пламени вспышки. Мы с Яной неуверенно отступили назад, прикрывая руками глаза. Еще через мгновение, когда мы решились опустить руки, свет уже погас. Он исчез. И с ним исчез 408б. От него осталось только два обожженных щупальца у самого входа в пещеру.

Я раньше никогда не видел смерти – я хочу сказать, настоящей смерти.

Однажды при мне произошел несчастный случай на стройке, пару раз я оказывался свидетелем автомобильных катастроф, но каждый раз через несколько минут приезжала морозилка, и пострадавшего увозили в больницу для последующего ремонта и воскрешения. Такие штуки воспринимаются не как смерть, а как довольно неприятный перерыв в существовании. Но 408б умер.

Он не воскреснет, мы не сумеем собрать разлетевшиеся атомы и вернуть его к жизни. Его мастерство, знания, надежды – все, чем он был, исчезло… ушло.

Для человека, привыкшего воспринимать смерть как явление временное, настоящая, подлинная гибель есть нечто ужасное, расшатывающее основы мира.

Все мы застыли маленькой группкой у входа в пещеру. Яна заплакала, я обнял ее, чтобы утешить и успокоить, и понял, что мне самому хочется плакать, но все-таки удержался. Миррик молился, Пилазинул раз двадцать отвинтил и приставил свою правую руку, доктор Шейн тихо и монотонно ругался, у Стин Стин, видимо, была истерика – его трясло. Лерой Чанг отвернулся от нас. Он сидел на краю двери и выглядел так, будто из него выпустили воздух.

Единственным, кто был способен сохранить самообладание в этой ситуации, оказался, как ни странно, доктор Хорккк.

– Все отойдите от двери! – скомандовал он.

Мы отодвинулись подальше. Доктор Хорккк подобрал мелкий камешек и запустил в проем. Снова ударила молния.

Мы не можем войти в пещеру и добраться до робота. Это совершенно очевидно.

Смерть 408б настолько выбила нас из колеи, что мы не могли продолжать работы и вернулись на корабль. По просьбе доктора Шейна Миррик отслужил заупокойную службу по погибшему палеотехнологу. Никто, включая самого Миррика, понятия не имел, какого вероисповедания придерживаются на Беллатриксе-15 и есть ли у них вообще такое понятие, как религия. Поэтому Миррик придерживался обряда собственного вероисповедания и произнес краткую и очень трогательную речь. Я не буду тебе пересказывать все, только маленький кусок, самый характерный.

– Ты кладешь предел нашему времени, дабы научить нас, что у времени нет предела. Ты сокращаешь наши дни, дабы стали они несравненно длиннее.

Ты сотворил нас смертными, дабы отдать нам вечность. Прости же нас, Отец, как и мы прощаем тебя. Аминь. Аминь. Аминь.

Через час мы возвратились к пещере.

Естественно, все были подавлены, но сомневались, что 408б желал бы, чтобы мы надолго погрузились в траур и бросили на произвол судьбы дело, которое было и его делом. Когда мы готовились резать дверную петлю, то установили на равнине прожекторы – при здешнем «дневном свете» собственную руку не разглядишь. Теперь мы перетащили их поближе к холму, чтобы осветить внутренность пещеры. Осторожно, держась подальше от входа, заглянули в сейф. У меня мурашки пошли по коже, когда я понял, что вижу перед собой сцену, точно повторяющую один из кадров, показанных шаром.

Шестистенная комната. На заднем плане – таинственные, чужие приборы: экраны, рычаги, переключатели, панели управления. Посреди всего этого, важный и тяжеловесный, как древний скифский идол, сидел огромный робот, которого Высшие оставили охранять пещеру миллиард лет назад.

Время не тронуло, не повредило упрятанные в пещере механизмы. Вспышка света, так легко лишившая жизни 408б, неопровержимо доказала это.

Робота время не коснулось тоже, и он находился в рабочем состоянии.

Соединение инженерного мастерства Высших и благоприятной среды, вакуума, даровало ему возможность просуществовать миллиард лет и не разрушиться.

Когда свет прожекторов скользнул по его куполообразной голове, мы увидели, что пластина, заменявшая ему глаза, несколько раз изменила цвет. Вероятно, это он моргнул. Других признаков жизни робот не подавал. Шло время, а мы стояли на почтительном расстоянии от двери, не решаясь приблизиться.

Что теперь? Мы завязли.

И тогда я вспомнил про шар и нашу задумку использовать его как средство общения с роботом и напомнил об этом доктору Шейну. Он отправил меня на корабль за шаром.

Я поставил шар на тележку, подкатил его к входу в пещеру и остановился метрах в двадцати от дверного проема.

– Включи его, – приказал доктор Шейн.

Моя рука нащупала рычажок. Вспыхнул зеленоватый свет, сфера поползла, расширяясь, и остановилась, поглотив примерно половину сейфа. Изображения Высших поплыли в воздухе, и мы вновь увидели качающиеся города, канатные дороги и даже кадры, показывающие построение этого самого сейфа. Глазная пластина робота часто замигала. Она окрасилась по очереди во все цвета спектра, перешла от тускло-пурпурного к глубокому красному, а потом к инфракрасному. Затем пластина погасла, цвет невозможно было определить, но я вдруг почувствовал исходящую из пещеры волну тепла.

Робот зашевелился.

Медленно, неуклюже, словно египетская мумия, пробудившаяся от тысячелетнего сна, сидящий робот начал подниматься. Сначала он резко наклонился вперед, мы даже подумали, что он упадет, потом начал распрямлять свои огромные, похожие на колонны ноги. Вся наша компания, остолбенев от страха и любопытства, следила за тем, как эта громадина поднимается во все свои три с половиной метра роста. Примерно минуту робот стоял прямо, приводя в рабочее состояние свои четыре руки, сгибая и разгибая их, словно делал утреннюю зарядку. Он явно отреагировал на то, что показывал шар. Потом он вышел из пещеры и торжественно двинулся к нам.

Все, кроме меня, в панике бросились бежать. Я остался на месте больше по растерянности, чем от храбрости. Так вот, я стоял один рядом с тележкой, а покинувший сейф робот надвигался на меня, огромный, страшный, колосс из блестящего металла. Он был выше меня раза в два.

Две металлические руки потянулись вниз. На концах их были круглые опухоли размером с кулак. Теперь они раскрылись, освободив кисти с перепончатыми пальцами. Очень осторожно пальцы обхватили шар. Робот оторвал его от тележки и поднял высоко над собой, как будто собирался изо всех сил запустить им в меня.

Я повернулся и побежал к кораблю. Меня не беспокоила здешняя сила тяжести. Не пытаясь ее компенсировать, я отталкивался, летел, приземлялся, отталкивался. Руки друзей подхватили меня и втянули в корабль.

Я оглянулся. Робот не сдвинулся с места. Он все еще держал шар над головой – титан, подпирающий мир. Неподвижный, погрузившийся в древние мечты, он все еще стоял на равнине.

С тех пор как я добрался до планетолета, прошло уже два часа. Робот стоял неподвижно. Мы наблюдали за ним из корабля. Все мы ошеломлены, испуганы, но здоровое любопытство преобладает. Доктор Хорккк, доктор Шейн и Пилазинул все еще совещаются в рубке корабля. Не представляю, что будет дальше. Сбылась самая дикая и невозможная мечта: мы отыскали астероид, на котором Высшие оставили сейф, нашли пещеру, обнаружили робота в рабочем состоянии. Исполнение всех желаний – такие сны покупают наркоманы во дворцах сновидений. Но действительность жестоко обошлась с нашей мечтой.

Робот ждет нас на равнине. Один из нас уже мертв. Осмелимся ли мы принять вызов? Или, совершив открытие века, кинемся от него прочь, завывая от страха?

Не знаю.

А робот все еще ждет, как ждал миллиард лет.