– Ну как ты? – Эдвин подложил под голову больного друга мягкий валик. Мирком зажмурил сырые от слёз глаза, но ничего не ответил.
Он лежал на траве возле брёвен и тёмные, тяжёлые тучи, свисая с неба, грозно взирали на его страдания. Скоро должна была разразиться настоящая морвинская гроза и природа, притихнув, смиренно ждала бури.
Пять минут назад Избранные переступили черту, и Мистер Гриф объявил, что до начала грозы запрещает заходить в шатры, есть и сидеть без дела. Исключение сделали только для Тома, которому было позволено зайти к себе и взять из запасов сушёную крапиву, что бы приготовить отвар для Миркома. Лиам сломя голову побежал за водой. Эльвин и Эмили сели в стороне. Они придвинули к себе все собранные за сегодня травы, которые должны были тщательно разобрать и разложить сушиться, и принялись за работу.
Трав было немного, но каждая требовала к себе особого обращения.
– Сатан красный, гладкостручковый. – Прочитала Эмили, открыв нужную страницу в энциклопедии, и в сотый раз повернула голову в сторону Миркома. Она имела удивительную способность читать и смотреть на него одновременно. – Так… для особо сложных магических зелий следует выдержать стручок в темноте в течение тридцати минут, затем вынуть семена и хранить их в сухом месте во избежание прорастания.
– Понятно… – Эльвин попыталась вынуть из корзины сатан, но только стиснула зубы от жгучей боли. На кисти её рук было страшно смотреть – синие, распухшие, они всё время чесались и нестерпимо болели. К глазам подступали слёзы, но Эльвин не позволяла себе плакать, так как знала – Миркому в десятки раз хуже.
– Я не могу. – Еле сдерживая слезы, призналась Эльвин, убирая руки от корзины. – Достань ты, пожалуйста…
– Конечно. – Поспешно сказала Эмили, бросая на неё испуганный взгляд. – Тебе же больно. Я сама всё сделаю. Отдыхай.
Из-за шатров появился Том.
– Я принёс всё, что у меня есть. – Он присел рядом с потухшим очагом и высыпал в маленький котелок целую гору сушёной крапивы.
– Сваришь? – Попросил Эдвин.
– Конечно, сварю! – Том был очень взволнован. – Это не долго, только вода нужна.
– Вон, Лиам уже несёт…
И правда, из-за деревьев выбежал Лиам с ведром и, переступив черту, быстрым шагом направился в их сторону. Он налил воды в котёл, Эдвин одним прикосновением руки разжёг потухшие поленья, и Том принялся за дело.
– Кажется, готово. – Сказал он минут через пятнадцать. – Нужны бинты или какая-нибудь материя.
Все переглянулись.
– У меня есть бинты. – Подумав, сказал Эдвин. – Остались после одного очень неприятного случая.
– Я принесу. – Лиам поднялся с земли.
– Подожди. – Остановила его Эми. – Мистер Гриф запретил нам заходить в шатры.
– Где они? – Пропустив мимо ушей её слова, спросил Лиам. Ему было абсолютно наплевать на дурацкие запреты Учителя.
Эдвин промолчал.
– Ты слышал меня? – Эмили растерянно подняла на него глаза.
– Где они? – Настаивал Лиам, в ожидании смотря на Эдвина. Тот молчал.
– Я сам принесу. – Вдруг сказал Эдвин. – Ты и так уже наказан.
– Что за глупость?! – Лиам раздраженно дёрнул плечом. – Мне уже нечего терять. Где они?
Эдвин покачал головой.
– В нижнем ящике моей тумбочки, с самого краю…
– Давно бы так…
Лиам ушел и быстро вернулся. Он принёс два рулона пожелтевших марлевых бинтов. Том взял их, оторвал от одного длинный кусок, а остальное положил в котёл.
– Они пропитались, можно брать. – Том попытался достать бинты, но вода была слишком горячей.
– Я сам. – Эдвин подвинулся ближе и совершенно спокойно засунул руку в кипяток. Они с Лиамом принялись обматывать ноги Миркома.
Том же положил оторванный им кусок бинта в отвар, кое-как выловил его и поспешил к Эльвин, которая всё это время молча сидела в стороне.
– Дорогая, дай я помогу тебе. – Он заботливо взял её руки в свои и принялся аккуратно забинтовывать их. Сколько же любви было в его глазах, сколько нежности! Разве могла раньше Эльвин даже подумать что кто-то будет любить её так? Нет, не могла.
– Сокровище моё, жизнь моя! – Том завязал бинт и крепко прижал Эльвин к себе. – Всё будет хорошо. Я с тобой.
По траве послышались ровные шаги. Эдвин устало вздохнул.
– Сейчас начнётся гроза…
И гроза действительно началась. Перед Избранными появился Мистер Гриф.
Сначала он гаркнул на Тома, который обнимал Эльвин (закапал мелкий дождик), затем объявил, что в наказание за неосмотрительность в лесу обед отменяется (полило как из ведра), потом отчитал Лиама за нарушение запретов (небо почернело), и когда Лиам ответил что готов хоть сейчас расстаться с жизнью, небо распорола яркая молния. Эмили взвизгнула.
– Живо все в шатры! – Крикнул Гриф. – Пока не кончится буря, будете учить по книгам травы из списка. Завтра всё проверю. Лиам идёт со мной. Я назначу ему наказание.
И все, мокрые до нитки, стали разбегаться по своим жилищам.
Том отнёс Миркома к ним в шатёр, Эмили быстро сгребла в кучу все собранные травы, взяла энциклопедию, и они с Эльвин тоже удалились. Эдвин кинул на Лиама сочувственный взгляд и самый последний ушёл к себе. Мистер Гриф повёл Лиама отбывать наказание.
Дождь лил до глубокой ночи, не ослабевая ни на минуту. Кажется небо на кого-то сердилось и с силой выжимало огромные чёрные тучи.
Лиам вернулся только около одиннадцати, промокший насквозь. Он молча прошёл мимо Эдвина, даже не взглянув на него, снял ботинки и прямо в сырой одежде упал на кровать лицом на подушки.
В шатре было слегка прохладно и царил лёгкий загадочный полумрак. Эдвин, который неподвижно стоял в дальнем углу, скрестив на груди руки, долго смотрел на своего друга. Никто не смог бы догадаться о чём он думает, что чувствует. Только глаза его задумчиво блестели и тихонько мерцали.
– Не делай этого больше. – Произнёс он, наконец. – Пожалуйста.
Лиам медленно поднял голову. Его сырая чёлка прилипала ко лбу, в больших серых глазах стояли слёзы.
– Не делать чего? – Хрипло спросил он.
– Не терзай себя. – Ответил Эдвин. – Я знаю, тебе плохо. Но поверь, выливая своё отчаяние на Грифа, ты всё только усложняешь. Так делу не помочь. Не стоит так жестоко наказывать себя за свои чувства… к ней. – Добавил он, помедлив и опуская глаза. – Ты не виноват. Поэтому прости себя и не нарывайся больше на наказания. Ты их не заслужил…
– Но я люблю. – Прошептал Лиам. – А мне нельзя…
Он снова уткнулся в подушку и больше за этот день не проронил ни слова.