Человеческий аспект (Сборник)

Плоскоглазое чудовище

Первые несколько секунд доцент кафедры сравнительной литературы университета в Келли Клайд Меншип героически пытался убедить себя, что это

— всего лишь дурной сон. Закрыв глаза, он уговаривал себя, как ребенка, с улыбкой превосходства на устах, что таких кошмарных вещей просто не бывает в реальной жизни. Совершенно не бывает.

Определенно, это — только сон.

Он уже почти поверил в это, как вдруг чихнул, да так громко и сочно, что понял, что во сне чихать нельзя. Пришлось сдаться. Он приоткрыл глаза и посмотрел еще раз. Тотчас же шею свело судорогой.

…Некоторое время назад он прикорнул, перечитывая написанную им самим статью для научного журнала. Заснул в своей собственной кровати, в своей квартире в Кэллахэн-Холле — «очаровательном и недорогом пристанище для тех сотрудников университета, которые не женаты и желают жить в университетском городке». Проснулся он от ощущения мучительного покалывания во всем теле — будто его распяли, крепко связали, продержали так довольно долго, а потом развязали. После этого он вдруг как бы воспарил над кроватью и, как мгновенно растаявший дымок, вытек сквозь открытое окно, уплывая прямо в усыпанное звездами ночное небо. Плоть его растаяла, он полностью отключился… И вот он приходит в себя на этом огромном плоском белом столе, похожем на операционный, над ним — потолок с множеством сводов, в легких — влажный, промозглый, едва пригодный для дыхания воздух. С потолка свисает огромное множество самых разнообразных, несомненно электронных приборов. Таких, о которых ребята с физического факультета могли бы только мечтать даже в том случае, если бы правительственные субсидии на военные радиационные исследования были в миллион раз больше, а профессор Боулз, декан факультета, потребовал бы, чтобы каждый прибор внешне выглядел совершенно иначе по сравнению с теми, которые могла дать науке современная электроника. Вся эта немыслимая аппаратура щелкала, жужжала и потрескивала, сверкала и переливалась экранами и сигнальными лампами. Затем все это прекратилось, как будто кто-то, наконец, удовлетворился проведенными исследованиями и отключил ее. Клайд Меншип слегка приподнялся, чтобы увидеть того, кто это сделал.

И увидел!

Но не «кого», а «что». И это «что», определенно, не предвещало ничего хорошего. Фактически таких «что» было несколько, и каждое из них было ничуть не лучше другого. Поэтому он тотчас же закрыл глаза и мысленно заметался в поисках разумного объяснения всего этого ужаса.

Объяснение никак не находилось, и глаза пришлось открыть еще раз. Со второго раза все могло показаться не таким плохим, как с первого. «Тьма всегда, — напомнил Клайд себе избитую фразу, — сгущается перед рассветом». И тут же непроизвольно добавил: «Кроме тех дней, когда происходит солнечное затмение».

Однако глаза открыл только на самую щелочку, приблизительно так, как открывают рот дети перед второй ложкой касторки. Нет, все осталось точно таким же жутким.

Стол был неопределенной формы, по его контуру располагались в дюйме друг от друга крупные сферические шишки. А на этих шишечках, как на насесте, примерно в двух метрах справа от Клайда, разместились два существа, похожие на черные плоские чемоданы из кожи. Вместо ручек и ремней они были снабжены десятками черных щупалец, каждое второе или третье из них заканчивалось влажным бирюзовым глазом, прикрытым парой роскошнейших ресниц, какие можно увидеть разве что на рекламе косметики. В дополнение к этому каждый чемодан был украшен вкраплением множества небесно-голубых глазок, в отличие от первых не имевших ресниц и выступавших наружу скоплениями огромных самоцветов, сверкающих множеством крохотных граней.

Слева, примерно в четырех метрах, там, где поверхность стола образовывала нечто вроде вытянутого полуострова, находилось еще одно существо. Его щупальца крепко сжимали пульсирующий сфероид, на поверхности которого непрерывно возникали и исчезали световые пятна.

Насколько понимал Меншип, все глаза существ следили за ним с неослабным вниманием. Ему стало немного не по себе, и он попытался распрямить плечи.

— Так что, профессор, — неожиданно раздалось над его головой, — что вы на это скажете?

— Скажу, что все это выглядит довольно жутко, — с жаром признался Меншип и хотел уже было продолжить и развить эту интересную тему во всех красочных подробностях, но ему помешали два обстоятельства.

Во-первых, вопрос прозвучал невесть откуда — вокруг не было ни одного человека, фактически ни одного живого существа, кроме увенчанных щупальцами чемоданов. Во-вторых, кто-то другой начал отвечать, перебив Меншипа и не обратив ни малейшего внимания на его слова.

— Да, можно констатировать со всей очевидностью, — произнес этот «кто-то», — что эксперимент увенчался успехом. Он полностью оправдал расходы и долгие годы исследований, связанных с подготовкой к его проведению. Теперь вы сами понимаете, советник Гломч, что односторонняя телепортация является свершившимся фактом.

Меншип понял, что голоса исходят справа. Более широкий из чемоданов, очевидно, являлся «профессором», которому был задан вопрос. Теперь он обращался к более узкому чемодану, который отвел большинство своих глаз от Меншипа и сосредоточил внимание на собеседнике. Но откуда исходят эти голоса? На существах не было заметно и следов речевого аппарата.

В голове Меншипа мелькнула истерическая мысль: «А каким это образом они говорят по-английски?»

— Ясно, профессор Лирд, — отозвался советник Гломч.

— Да, это — свершившийся факт. Только ответьте мне, что же именно свершилось?

Лирд поднял сразу тридцать-сорок щупалец, что, как догадался Меншип, было эквивалентно нетерпеливому пожатию плечами.

— Телепортация живого организма с астрономического объекта 649-301-3 без помощи передающей аппаратуры на его родной планете.

Советник снова перевел глаза на Меншипа.

— Вы всерьез считаете его живым? — недоверчиво спросил он.

— Послушайте, советник, — предложил профессор, — давайте оставим в стороне всякий флефноморфизм, Ведь это же явно способное ощущать и в определенном смысле передвигаться живое…

— Да, да. Оно живое. Я это допускаю. Но испытывающее ли ощущения? Мне совершенно не слышно, чтобы оно хоть как-нибудь трлнкало. А эти кошмарные глаза! Всего лишь два, и такие плоские! А эта сухая кожа без малейшего следа слизи! Я признаюсь…

— Можно подумать, что вы — прекраснейший образец творенья! — оскорбился Меншип.

— …в том, что придерживаюсь концепции флефноморфизма при оценке чуждых форм жизни, — продолжал советник, как будто не слыша Меншипа. — Да, я — флейнофил, и горжусь этим. Профессор, мне доводилось видеть немало всяких невероятных существ с других планет, которых привозили сюда мой сын и другие исследователи. Однако и самые причудливые из них, и самые примитивные обладали способностью трлнкать. Но здесь я не наблюдаю этого. Невероятно, даже противоестественно!

— Отнюдь нет, — поспешил заверить его Лирд. — Это просто отклонение от научной нормы. Возможно, на дальних окраинах Галактики, где часто встречаются подобного рода животные, условия жизни таковы, что трлнканье не является необходимым. Думаю, тщательное обследование в скором времени разрешит эту загадку. Главное — мы доказали, что жизнь существует и в других областях Галактики, а не только в тесно наполненном звездами ядре. И когда настанет время проведения широкоохватных исследовательских экспедиций, отважные первопроходцы, вроде вашего сына, отправятся в эти области, вооруженные необходимыми знаниями.

— Послушайте! — завопил Меншип. — Вы в состоянии услышать меня или нет?

— Можете выключить энергию, Срин, — заметил профессор. — Нет смысла расходовать ее зря. Я убежден, что у нас уже столько этого существа, сколько нам необходимо. Если что-то еще и должно материализоваться, то оно прибудет за счет остаточного излучения.

Существо слева быстро повернуло причудливый сфероид, и слабое жужжание, наполняющее помещение, прекратилось. Судя по тому, как внимательно Срин разглядывал пятна света на поверхности прибора, это могли быть только показания Меншипа. Клайд напряженно думал.

Если они не в состоянии услышать его, как бы громко он не кричал, и если в то же самое время каким-то непостижимым образом они умудряются общаться на английском языке, напрашивается один вывод — телепатия. И поэтому у них нет ничего, что напоминало бы рот и уши.

Он внимательно прислушался. Казалось, в ушах звучит чистая английская речь, голос звучен и четок. Но все-таки какое-то отличие было… Чего-то не хватало, чего-то такого, что есть у свежих фруктов и нет у мороженых… К тому же слова звучали на фоне негромкого шелеста других слов, бессвязных обрывков предложений, которые прослушивались достаточно четко, чтобы можно было определить, к чему они относились, хотя это и не являлось темой «разговора». Меншип понял, что благодаря этому фону он и узнал о том, что означают на самом деле световые пятна.

Также стало ясно происхождение бессмысленных звукосочетаний — это были слова, которым не находилось эквивалента в английском языке. Пока что ничего особенно плохого не произошло. Его выдернул из теплой постели телепатический чемодан по имени Лирд, имеющий бесчисленное множество щупальцев и глаз. И перенес на какую-то неизвестную планету поблизости от центра Галактики прямо в светло-зеленой пижаме. Планета оказалась населенной телепатами, которые были не в состоянии услышать Меншипа, хотя сам он с удивительной легкостью мог подслушивать их мысли. И узнал, что ему предстоит «тщательная проверка». Судя по тому, что похитители рассматривали добычу в качестве подопытного животного, перспектива вырисовывалась довольно неприятная. И все из-за того, что он ни в малейшей степени не мог трлнкать. Меншип подумал и решил: наступило время дать им почувствовать, что он — отнюдь не низшая форма жизни, по меньшей мере — ровня им, тоже принадлежит к избранному кругу существ, разум которых неоспорим, а коэффициент интеллекта — гораздо выше средней нормы.

Вот только как бы это сделать?

В голову лезли воспоминания о прочитанных в детстве приключенческих повестях, где отважные исследователи высаживались на неизвестных островах, а коварные, кровожадные туземцы, вооруженные дубинами или копьями, бросаются на них из зарослей, и воинственные крики их являются, без сомнения, прелюдией к избиению. Поэтому исследователям, не знакомым с языком аборигенов, приходится прибегать к жестам…

Меншип поднял руки над головой.

— Мой — друг, — нараспев произнес он. — Мой пришел с миром.

Он не ожидал особого эффекта, скорее эти слова психологически должны были помочь ему самому и добавить искренности жесту.

— …записывающую аппаратуру тоже можете выключить, — продолжал наставлять своего ассистента профессор. — С этого момента мы будем дублировать все показания в специальном записывающем устройстве.

Срин снова занялся сфероидом.

— Мне, наверное, следовало бы понизить влажность. Сухая кожа существа, похоже, требует сухого климата.

— Не обязательно. У меня есть самые веские основания полагать, что это — одна из тех примитивных форм жизни, которые могут существовать в самой различной среде. Пока что существо переносит все просто замечательно. И мы должны быть в высшей степени довольны результатами эксперимента, во всяком случае, на данной стадии.

— Мой — друг! — закричал Меншип, в отчаянии поднимая и опуская руки.

— Мой — разумное существо! Мой имеет коэффициент 140 по шкале Векслера-Бельвью!

— Вы, может быть, и удовлетворены, — задумчиво промолвил Гломч, как только Лирд легким прыжком воспарил, подобно огромному одуванчику, к нагромождению аппаратуры под потолком. — Но я — нет. И мне очень не нравится все это.

— Мой — разумное и дружественное суще… — начал снова Меншип и чихнул. — Черт побери эту сырость, — угрюмо пробурчал он.

— Что там такое? — требовательно спросил Гломч.

— Ничего особенного, советник, — успокоил его Срин. — Существо делало это и раньше. Очевидно, это — характерная для низкоорганизованных существ биологическая реакция, периодически имеющая место. Что-то вроде примитивного способа поглощения чрка. Совершенно исключается предположение, что это — средство общения.

— Общение меня совершенно не интересует, — раздраженно заметил Гломч.

— Главное — чтобы это не предваряло его агрессивных действий.

Профессор приземлился на поверхность стола, волоча за собой моток светящихся проводов.

— Едва ли можно опасаться подобного рода существ. Боюсь, советник, что вы излишне позволяете недоверию к неизвестному овладевать собой.

Меншип скрестил руки на груди и погрузился в беспомощное молчание. Очевидно, кроме телепатии, не было другого средства установить контакт. Но каким же образом начать телепатическую передачу мыслей? Чем для этого воспользоваться? Вот если бы его докторская диссертация была по биологии или физике, тоскливо подумал он, а не об «Особенностях размера стихосложения первых трех книг „Илиады“, то он чувствовал бы себя гораздо тверже на ногах. И все же, будь что будет. Стоит попытаться.

Меншип закрыл глаза, удостоверившись предварительно, что профессор Лирд не имеет намерений приблизиться к его особе с новыми образцами аппаратуры и, сморщив лоб, весь подался вперед, стараясь стимулировать предельную сосредоточенность. «Проба, проба, проба… Раз, два, три, четыре. Проба! Вы слышите меня?» — взывал Меншип, пытаясь придать мыслительному процессу как можно большую силу.

— Не нравится мне все это, — снова объявил Гломч. — Не нравится. Называйте это предчувствием, называйте, как хотите, но мы затеяли рискованную игру с чем-то неизвестным, а этого не следовало бы делать!

«Проба, проба! Я пытаюсь связаться с вами. Пожалуйста, отзовитесь!» — неистовствовал Меншип.

— Вот что, советник, — раздраженно сказал Лирд, — давайте не будем. Это — чисто научный эксперимент.

— Конечно. Но все же я уверен в существовании таких тайн, в которое флефнобам не следует соваться. Чудовища с такой жуткой внешностью, не способные или не желающие трлнкать, пусть остаются в покое на своих планетах. У науки есть пределы, мой высокоученый друг. Или, по крайней мере, должны быть. Нельзя познать непознаваемое.

«Почему вы меня не слышите? Отзовитесь, Срин, Лирд, Гломч! Отзовитесь, пожалуйста!» — не унимался Меншип.

— Я не признаю подобных ограничений, советник. Мое любопытство безгранично, как сама Вселенная. А вот, кстати и ваш сын. Не взяв на вооружение добрый десяток достижений науки, он вряд ли мог бы совершать свои героические подвиги в межпланетных путешествиях. Спросите у него!

Испытывая ощущение полного поражения, но еще не потеряв любопытства, Меншип открыл глаза и увидел новый чемодан, необычайно узкий. Чемодан вскарабкался на стол.

— Что… это? — поинтересовался новоприбывший, изогнув над Меншипом пучок надменных глаз-стебельков.

— Существо с астрономической единицы 649-301-3, которое мне только что удалось телепатировать на нашу планету, — с гордостью сообщил Лирд. — И, представьте себе, не имея передатчика на другом конце! Признаться, я и сам не понимаю, как это могло произойти, ведь предыдущие эксперименты не давали результата. Впрочем, это уже предмет дальнейших исследований… Прекрасный образец, не так ли, Рабд? И, насколько мы в состоянии судить, в прекрасном состоянии. Теперь можете убрать его, Срин.

— Не надо, не надо! — закричал Меншип, забыв о телепатии.

Спускающийся с потолка огромный прямоугольник из какого-то эластичного материала накрыл его. Мгновением позже ему показалось, что поверхность стола провалилась. Концы материала прямоугольника соединились под ним и были скреплены Срином. Упакованный так же тщательно, как подарок ко дню рождения, Меншип утешал себя мыслью, что пока что его оставили в покое… Пока что… Мысль, что он является первым в истории человеком, повстречавшимся с представителями внеземной расы, нисколько не утешала его.

Во-первых, вожделенный человечеством контакт прошел на явно ничтожном уровне и напоминал ощущения причудливо раскрашенного мотылька, соприкасающегося с сачком коллекционера бабочек. Во-вторых, и это было гораздо более важным, такого рода рукопожатие через космическое пространство могло вызвать гораздо больший энтузиазм у астронома, физика или даже социолога, чем у доцента кафедры сравнительной литературы. Какие только фантазии не рождались в его голове за прожитые годы! Но все они касались, большей частью, различных толкований шекспировских пьес или споров между древнегреческими городами, каждый из которых считал себя родиной великого слепого поэта. А однажды ему даже пригрезилось, что он находится в Ясной Поляне, в гостях у Толстого, и вот из сада в дом входит писатель с рассеянным лицом и говорит: «Мне только что пришла в голову мысль написать рассказ о вторжении Наполеона в Россию. Очень скромный, ничего вычурного. Назову его „Война и мир“. В Петербурге, скажу вам, все упадут в обморок. Разумеется, это будет всего лишь небольшой рассказик, хотя потом, возможно, я дополню его парой эпизодов». Но вот о путешествии на Луну или же другие планеты, не говоря уже о путешествии к центру галактики, да еще в пижаме, он как-то никогда не думал. Нет! Ему было бы гораздо интереснее разок взглянуть на едва различимую с земли высокую мансарду Виктора Гюго в Сен-Жерменском предместье или посетить те острова Греческого Архипелага, где предавалась любви пламенная Сафо, и, время от времени, когда у нее было настроение, пела свои песни. Чего бы только не отдал профессор Боулз или любой другой из этих электронных ковыряльщиков с физического факультета за то, чтобы очутиться на месте Меншипа! Быть участником подлинного эксперимента, превосходящего своей смелостью любую гипотезу земной науки, оказаться лицом к лицу с техникой, намного опередившей их собственную! Для них, пожалуй, вивисекция, которой, как предполагал, содрогаясь, Меншип, закончится фестиваль галактической науки, была бы пределом мечтаний и наилучшим подарком… Физический факультет.

Меншип неожиданно вспомнил причудливую загадочную башню, утыканную серыми полушариями, которую физический факультет возводил на пустыре. Из своего окна в Кэллахэн-Холле он регулярно наблюдал за тем, куда уходят правительственные ассигнования на исследования в области лучевой техники.

Вчера вечером, когда башня поднялась до уровня окна его комнаты, ему подумалось, что она больше похожа на средневековую осадную башню, чем на современное средство коммуникации. Однако теперь, выслушав суждения Лирда о том, что никогда прежде не удавалось осуществить одностороннюю телепортацию, он задумался над тем, а не явилась ли эта башня, глядевшая в его спальню нагромождением электронной машинерии, ответственной за весь этот кошмар? Может быть, именно она добавила недостающее для телепортации необходимое звено, что-то вроде снижения антенны заземляющего провода? Если бы он хоть чуть-чуть разбирался в физике! И что бы было? Помогло бы ему знание некоторых подробностей этого процесса: мегавольты, ампераж и тому подобное? Нет, он так и оставался бы мерзким, плоскоглазым чудовищем, лишенным разума, которое случайно выковыряли из далеких глубин Вселенной… Охваченный отчаянием, он с силой дернул за материал, которым был обернут. В пальцах остались два небольших кусочка. Чтобы хорошенько рассмотреть их, света было маловато, но ощущения позволили сделать безошибочный вывод — бумага! Или же что-то, на нее похожее. Это имело определенный смысл. Поскольку конечности флефнобов представляли из себя всего лишь нежные щупальца, заканчивающиеся или глазами, или заостренными кончиками, бумажного мешка было вполне достаточно, чтобы гарантировать, с их точки зрения, полнейшую безопасность в отношении бегства экспоната.

Внутри этого мешка их щупальцам было бы не за что ухватиться, а мышцы, по-видимому, не обладали достаточной силой, чтобы проткнуть бумагу. Зато у него силы было достаточно, хотя он никогда не считал себя атлетом, но явно не сомневался в своей способности силой проложить путь из бумажной клетки. Эта мысль ободрила Меншипа, хотя реальной пользы от нее было не больше, чем от «гениальной» догадки относительно роли башни на пустыре. Если бы только существовал какой-нибудь способ передачи этой информации! Может быть, тогда бы они поняли, что «безмозглый ужас из гиперпространства» обладает некоторыми интеллектуальными способностями, достаточными для того, чтобы высвободиться из их плена, и сумели бы, разобравшись, отослать его назад, на Землю. Если бы, разумеется, пожелали. Но он не обладал способностью передавать информацию. Все, на что он был пригоден — это ее воспринимать. Тяжело вздохнув, Меншип настроился на прием. Он аккуратно разгладил пижаму. Не столько ради того, чтобы показать, насколько искусно она пошита, сколько вследствие мучительного приступа ностальгии. И неожиданно осознал, что это дешевое зеленое одеяние стандартного покроя стало единственным артефактом, сохранившимся у него от прежней жизни. Единственный, так сказать, сувенир, которым он обладал — продукт цивилизации, породившей Тамерлана и «Войну и мир»…

— Что касается меня, — заметил сын Гломча, — то я оставляю инопланетных чудовищ в покое, если они оказываются такими же мерзкими, как этот экземпляр. Но, в отличие от папаши, меня ничуть не пугает непознанное. И все же я не в состоянии убедить себя, профессор, что все, что вы здесь делаете, может иметь какой-нибудь по-настоящему серьезный результат. Меншип обрадовался, что бумажный барьер ничуть не ослабляет возможность слышать мысли похитителей.

Рабд после недолгого молчания продолжал:

— Надеюсь, я не слишком огорчил вас, сэр. Но таково мое мнение. Я — практический флефноб, и верю только в реальные вещи.

— Как это «ничего по-настоящему серьезного»? — вознегодовал профессор. — Величайшей задачей нашей науки является осуществление путешествия в удаленные районы галактики. Вы не хуже меня знаете, что мы пока в состоянии путешествовать между четырьмя планетами нашей системы и недавно осуществили полет к нескольким соседним звездам, однако путешествие на родину этого образца остается на сегодняшний день фантастическим проектом…

— Верно! — довольно резко перебил его Рабд. — Почему? Ведь не из-за того же, что у нас нет кораблей, способных совершить такое путешествие? С тех пор, как был изобретен двигатель Бальвонна, любой корабль военного или торгового флота, даже мой крошечный разведчик с тремя ракетными ускорителями, может пересечь космос вплоть до астрономической единицы 649-301-3 и вернуться назад, нисколько не перегрев двигатели. Но мы этого не делаем. И есть на то серьезные причины!

Теперь Клайд Меншип прислушивался или, вернее, принимал столь внимательно, что казалось, будто оба полушария его мозга слиплись. Его чрезвычайно интересовала астрономическая единица 649-301-3 и все, посредством чего туда можно было бы добраться, независимо от того, насколько несуразным с точки зрения преобладающих на Земле стандартов мог показаться метод транспортировки.

— И причина, разумеется, — продолжал молодой исследователь, — весьма прозаична. Умственное расстройство. Старое доброе умопомешательство. Все двести лет, связанных с космическими путешествиями, мы топчемся в окрестностях собственной планеты. Стоит нам удалиться на мизерных 20 световых лет от ее поверхности, — и мы тотчас же сходим с ума, начинаем вести себя, как умственно отсталые дети и, если сейчас же не повернем назад, можем свихнуться полностью.

Конечно, догадался Меншип, телепатическая раса привыкает с самого раннего детства к полю мышления планеты, полю, непрерывно существующему все время. Они полностью зависят от телепатии как средства общения, у них никогда не возникало необходимости развития какого-либо другого способа. И какое одиночество, какое крайнее отчуждение должны они испытывать, когда корабль достигает той удаленной точки, в которой они уже не в состоянии поддерживать контакт с полем планеты! Запомним эту цифру!

Меншип пришел в состояние приятного возбуждения.

Возьмем теперь их систему образования. О ней можно только догадываться, однако с изрядной степенью достоверности следует предположить, что обучение должно быть чем-то вроде упорядоченного и непрерывного умственного насыщения, причем насыщения взаимного. Каким бы способом ни осуществлялось образование, оно, вероятнее всего, делало ударение на единении отдельного индивидуума с группой. И стоит этой сопричастности стать достаточно слабой вследствие барьера, создаваемого помехами или непреодолимыми межзвездными расстояниями, у флефноба неизбежно наступает разрушение психики. Но все это было несущественно. Главное — космические корабли. Они существуют, следовательно, существует возможность вернуться на Землю, в университет Келли, где ему уже грезилась со временем должность профессора кафедры сравнительной литературы. Впервые искра надежды затеплилась в его груди. Но как только ум допустил такую возможность, присущая ему сметливость сразу же поставила под сомнение созданный причудливой игрой воображения выход из сложившейся ситуации, напомнив, что его технические способности заставили бы ухмыльнуться синантропа и возмущенно фыркнуть неандертальца. Сможет ли он разобраться в механизмах конструкций, созданных намного более технически развитой цивилизацией флефнобов, неизбежно связанных с чрезвычайным своеобразием хозяев? Меншип был вынужден угрюмо признать, что вся эта затея является практически неосуществимой. Однако в ответ на доводы логики он послал логику ко всем чертям. Возьмем, например, Рабда. Он мог бы свободно переправить Меншипа на Землю, если бы посчитал это стоящим делом и если бы с ним можно было общаться. Что могло бы его заинтересовать? Очевидно, упомянутое умственное расстройство.

— Если бы вы нашли против этого средство, — урезонивал тот Лирда, — я от души приветствовал бы это. Ибо иначе мы вынуждены сидеть здесь на привязи. Вот что я подразумеваю под настоящей практической проблемой. Но когда вы тащите этот забытый богом кусочек протоплазмы из его дыры на другом краю галактики и спрашиваете у меня, что я об этом думаю, я могу вам ответить только одно — ничего. Ничего не думаю. — Меншип уловил нотки согласия в мыслях Гломча.

— Я согласен с тобой, сынок! Это не только непрактично — это опасно. Полагаю, что сумею заставить других членов совета согласиться со своей точкой зрения. Уже и так на этот проект израсходовано чересчур много средств.

Резонансный пик интенсивности их мышления стал понемногу спадать. Меншип понял, что они покидают лабораторию. Откуда-то издали донеслось отчаянное «однако… однако…» Лирда и вопрос, адресованный Гломчем сыну:

— А где малютка Тект? Я полагал, что она должна быть с тобой.

— Она на взлетном поле, следит за окончательной заправкой корабля, — ответил Рабд. Ведь сегодня вечером мы отправляемся в свадебное путешествие.

— Замечательная женщина! — «Голос» Гломча теперь едва доносился. — Ты

— очень удачливый флефноб.

— Знаю, папуля! — самоуверенно ответил Рабд. — Самый богатый набор щупалец-глазок по эту сторону Гансибоккля — и все они мои, все мои!

— Тект — самая обаятельная и умная из флефнобок, но мне не нравится, что ты сводишь все к количеству щупалец-глазок, — недовольно заметил Гломч. — У нее множество других великолепных качеств.

— Вовсе нет, папа! — с жаром заверил его Рабд. — Вовсе нет. Подбор пары очень важен для меня. И серьезен. Я подошел к нему со всей ответственностью. Но тот факт, что у Тект более 176 омываемых нежной слизью щупалец, каждое из которых заканчивается прелестным прозрачным глазиком, поверь мне, ничуть не повредит нашим отношениям. Как раз наоборот!

— Суеверный старый хрыч и нахальный молодой хлыщ, — раздался вдруг поблизости «голос» профессора. — Но они могут добиться того, что моя работа будет прекращена, Срин. И как раз тогда, когда в ней появился положительный результат. Поэтому нам придется сейчас предпринять кое-какие контрмеры!

Меншипу, однако, были совсем не интересны эти давно приевшиеся ему академические дрязги. Он делал отчаянные попытки не потерять мысли Гломча и Рабда. И не потому, что его так уж сильно интересовали советы старикашки в отношении того, как вести умеренную и счастливую половую жизнь.

В состояние глубокого душевного волнения его ввергли побочные мысли, сопровождавшие невзначай брошенные Рабдом слова о последних приготовлениях к отлету. В другой части рассудка флефноба ассоциативно возникла конструкция небольшого корабля, его обслуживание и, самое главное, органы управления.

Всего лишь на несколько секунд промелькнула панель управления с разноцветно мигающими сигнальными лампочками и начало давно разработанной и постоянно повторяемой инструкции: «Прогрейте двигатели привода, провернув сначала самые верхние три цилиндра. Теперь внимание!»

Это было нечто вроде подсознательной мысленной картины, подобной той, которую он уловил от Срина, когда догадался, что световые узоры на сфере являются показаниями приборов. Очевидно, его чувствительность к восприятию мыслей флефнобов была настолько велика, что он улавливал не только полностью сформированные фразы, но и то, что происходило в подсознании, во всяком случае, в тех его верхних слоях, которые составляют личность и память. К тому же, несмотря на то, что он все еще находится здесь, ему удается проникать в глубины мозга флефнобов на немалом расстоянии. Следовательно, стоит немного отточить это умение — и он сможет проникать в мозг любого на этой планете! От этой мысли у Меншипа захватило дух. Его эго, не отличавшееся до сих пор особой силой, было подвергнуто яростной бомбардировке в течение прошедшего получаса под презрительными взглядами сотен бирюзовых глазок. Личность, страдающая от бессилия почти всю свою жизнь, неожиданно обнаружила, что может держать судьбу целой планеты в полости своего черепа. От этого ощущения ему стало гораздо лучше. Каждая крупица знаний, которыми обладали флефнобы, становилась теперь его легкой добычей. Чего же захотеть, например, для начала! Размечтавшийся Меншип вспомнил, где находится, и его эйфория исчезла, как огонек спички, погашенный плевком. Единственная информация, которую необходимо получить, это как побыстрее добраться домой!!! Единственное на данный момент существо, способное помочь, направлялось в компании отца к готовому к взлету кораблю. Наступившее с той стороны молчание свидетельствовало о том, что оно вышло за пределы телепатического восприятия. Из груди Меншипа вырвался хриплый, наполненный страстью и болью крик, похожий на вопль быка, который уткнулся на огромной скорости во что-то мягкое и был вынесен по инерции вперед, успев заметить краем глаза, как служители оттаскивают раненого матадора. Именно с таким мычанием Меншип рванулся, одним могучим движением разорвал бумагу и вскочил на ноги.

— …семь или восемь цветных диаграмм, представляющих историю телепортации до проведения этого эксперимента, — наставлял Лирд ассистента. — А если бы у вас нашлось время, чтобы выполнить эти диаграммы пространственными, ручаюсь, что это произвело бы большее впечатление. Мы вовлечены в сражение, Срин, и нам приходится пускать в ход любое оружие…

Мысли его прервались, как только один из стеблей-глаз развернулся в сторону Меншипа. Мгновением позже весь комплект щупалец-глаз, а затем и аналогичный комплект ассистента, со свистом рассекая воздух, повернулся в сторону стола и замер, подрагивая, сфокусировавшись на неожиданно появившемся существе.

— Святой Кврм! — едва пискнул трепещущий под напором мыслей рассудок профессора. — Плоскоглазое чудовище! Оно высвободилось!

— Из прочной бумажной клетки! — с ужасом добавил Срин.

Лирд принял решение.

— Бластер! — скомандовал он. — Дайте мне бластер, Срин! Независимо от судьбы нашего проекта, мы не имеем ни малейшего права на риск, имея дело с таким существом, находясь в густонаселенной части города. Стоит только ему прийти в ярость…

Продолговатый черный чемодан его тела задрожал, быстро произведя регулировку какого-то причудливо завитого инструмента, профессор навел его на Меншипа. А тот замер в нерешительности, продолжая стоять. Он никогда не был человеком действия в любом смысле этого слова, и сейчас обнаружил, что, по сути, ошеломлен перспективой замысленных решительных действий. Во-первых, он не имел ни малейшего понятия, в какую сторону направились Гломч и его отпрыск. Во-вторых, вокруг не было ровным счетом ничего, хотя бы отдаленно напоминающего дверь… Был, правда, какой-то зигзагообразный узор-углубление в противоположной стене…

И вдруг Меншип заметил направленное на него, хотя и решительно, но все же с каким-то непрофессиональным волнением, приспособление. Рассудок его, мгновение назад практически не интересовавшийся обменом мыслями между профессором и его ассистентом, внезапно осознал, что сейчас он станет первой и, скорее всего, неизвестной жертвой Войны Миров.

— Эй! — завопил он, начисто забыв о своем жалком неумении общаться с флефнобами. — Я только хотел бы встретиться с Рабдом! Я вовсе не собираюсь приходить в ярость! Лирд что-то сделал с изогнутым, похожим на часовую пружину инструментом, что, скорее всего, было эквивалентом нажатия на спуск. Одновременно он закрыл глаза. Это, как понял позже Меншип, когда у него появилось место и время для размышлений, спасло ему жизнь. И еще — громадный прыжок. Мгновение спустя миллионы красных точек с треском вырвались из бластера и пронеслись рядом с отворотами пижамы, вонзившись в один из нижних сводов помещения. В нем беззвучно появилось отверстие диаметром в добрых полметра. Сквозь него показалось ночное небо планеты. В груди Меншипа все заледенело. За всю свою жизнь он не испытывал еще такого всепоглощающего страха.

— Э… Эй, — прохрипел он.

— Пожалуй, слишком мощный заряд, профессор, — не без ехидства заметил Срин. — Попробуйте еще раз, уменьшив заряд.

— Спасибо, — с благодарностью произнес Лирд.

Он поднял свой инструмент и еще раз прицелился.

Меншип понял, что погиб. Двигаться он был не в состоянии и застыл, вытаращив на профессора переставшие быть плоскими глаза. Флефноб снова стал возиться со спусковым механизмом оружия. Мысли Меншипа остановились, каждая мышца тела невыносимо напряглась… Неожиданно Лирд затрясся и заскользил назад по поверхности стола. Оружие выпало из щупалец и разбилось на множество покатившихся во все стороны спиралек.

— Срин! — издал вопль его мозг. — Чудовище… Его глаза источают…

Чемодан разломился, показалась липкая светло-голубая слизь. Щупальца опали, глаза стали мутно-коричневыми.

— Срин! — испустил мольбу затухающий рассудок. — Помоги мне… чудовище является… помоги мне… помо…

Он растворился. Не осталось ничего, кроме темной жидкости, испещренной голубыми полосками. Журча, она потекла по столу и стала капать с его загнутого края. Меншип смотрел на все это, полностью осознав только одно — что он все еще жив. Мозг Срина вспыхнул безумным, безотчетным страхом. Ассистент заскользил по столу на трепещущих щупальцах, приостановился на мгновение у бугорчатых наростов, чтобы зацепиться, а затем подпрыгнул и по огромной дуге понесся к дальней стенке помещения. Зигзагообразные впадины молниеносно слегка расширились, пропуская его тело наружу. Значит, вот это и было «дверью». Меншип испытал немалое удовлетворение от выполненного им дедуктивного умозаключения на основе столь скудных исходных данных. Весьма, весьма… Затем его мысли вернулись к тому, что могло произойти несколькими мгновениями раньше, и он затрясся. Он мог стать мертвецом — грудой растерзанной плоти и обуглившихся костей. Что же произошло? Лирд первый раз промахнулся. Как раз тогда, когда он собирался выстрелить во второй раз, что-то поразило его. Но что именно? В распоряжении Меншипа не было никакого оружия и ни одного, насколько он понимал, союзника на этой планете… Стоп. А о чем там «кричал» профессор, прежде чем превратиться в густой туман? Что-то о глазах Меншипа. Будто они что-то испустили. Все еще ошарашенный, несмотря на испытанное облегчение, вызванное неожиданным спасением, он не мог не ощущать некоторого раскаяния по поводу исчезновения Лирда. По своему профессиональному статусу флефноб был единственным существом своей расы, к которому Меншип испытывал хоть какую-то симпатию. Он даже почувствовал нечто, похожее на ощущение вины. Различные бессвязные мысли, которыми он непроизвольно увлекся, внезапно исчезли, уступив место одному в высшей степени важному наблюдению. Зигзагообразный дверной проем, сквозь который пробкой вылетел Срин, начал закрываться. А это, насколько было известно Меншипу, был единственный выход из этого помещения. Оттолкнувшись от края стола, он резким прыжком достиг сужающегося промежутка, готовый локтями и ногтями проложить себе путь сквозь стену, если это окажется необходимо. Он был решительно настроен покинуть это помещение, выбраться из него до тех пор, пока его окружит флефнобская полиция, вооруженная эквивалентами слезоточивого газа и пулеметов. И еще необходимо было догнать Рабда и получить у него два-три урока пилотирования космического корабля.

Но как только Меншип приблизился к проему, он снова начал расширяться. Что-то вроде фотоэлемента. Бросившись сквозь проем, он впервые очутился на поверхности планеты. Над головой сияло ночное небо, от зрелища которого у Меншипа захватило дух, и он на некоторое время даже позабыл о необыкновенном городе, простиравшемся вокруг. На небе было так много звезд, как будто кондитер высыпал на него мешок сахара, и каждая крупинка сверкала так ярко, что было светло, как в ранние сумерки. Луны не было, но ее отсутствие как-то совсем не ощущалось. Здесь, в центре галактики, не просто видишь звезды. Скорее, живешь среди них.

Новое ощущение заставило его опустить взгляд — ощущение воды под ногами. Оно не обмануло — Меншип стоял посреди неглубокого ручейка красноватой жидкости, текущей между скругленными зданиями. Канализационный сток? Подвод воды к домам? Скорее всего, ни то, ни другое. Возможно, нечто такое, что не имеет никакого отношения к человеческим нуждам. Потому что параллельно текли другие цветные ручьи — зеленоватые, лиловые, ярко-розовые. На уличном перекрестке в нескольких метрах впереди красноватый ручей уходил в сторону, в какой-то переулок, а по главному руслу вместо него текли новые цветные потоки. В напоминавшей губку атмосфере мокрыми были не только ноги. Пижама прилипла к телу, влага настолько затуманила глаза, что их пришлось протереть тыльной стороной ладони. И все же, что представляют собой эти ручейки?

Меншип вспомнил, что с момента появления на этой планете ему не довелось увидеть ничего, хотя бы отдаленно напоминающего человеческую пищу. Но и ничего такого, что свидетельствовало бы о наличии у флефнобов желудка, не говоря уж об их ртах. Так может, они поглощают питательные вещества поверхностью кожи, всасывают их из текущих по улицам ручейков? Красный, возможно — мясо, зеленый — овощи, а на десерт… Он сжал кулаки и встрепенулся. Нет времени философствовать! Всего через несколько часов его ожидают голод и жажда. И, помимо этого — яростная погоня. Поэтому нужно поспешить с решением. Опять, протерев глаза, он огляделся. Улицы казались пустыми. Может быть, флефнобы боятся темноты, и независимо от степени респектабельности, забираются в постель, чтобы во сне переждать темень? Может быть… Рабд!

Нужно разыскать Рабда. Вот начало и конец любого решения задачи, стоящей перед ним с момента материализации на лабораторном столе профессора Лирда. Меншип попытался мысленно «прослушать» окрестности. И мозг тут же окатил поток разнообразных мыслей ближайших к нему обитателей города.

«Все в порядке, дорогая, все в порядке. Если тебе не хочется гадлать, то не станем. Займемся чем-нибудь другим, дорогая…»

«Ох уж этот ловкач Богр! Завтра я ему устрою такое, что…»

«У тебя есть три замжкинса? Я хочу заказать пересылку…»

«Богр закатится сюда завтра утром, полагая, что все так же, как и прежде. Интересно, придет ли он в изумление, или…»

«Ты мне нравишься, Нернт, очень нравишься! Именно поэтому я считаю своей обязанностью сказать тебе честно, как другу…»

«Нет, дорогая, я вовсе не имею в виду, что мне не хочется гадлать. Мне показалось, что это тебе не хочется. Я пытаюсь входить в твое положение, ты же сама просила об этом. Разумеется, мне хотелось бы погадлать. Только, пожалуйста, не гляди на меня так, будто…»

«Послушайте, я могу поколотить любого флефноба, который…»

«По правде говоря, Нернт, мне кажется, что ты единственный, кто об этом ничего не знает. Все остальные — знают, и…»

«И вы испугались? Что ж, давайте по двое. Валяйте, валяйте…»

И никаких признаков Рабда! Меншип осторожно двинулся вперед по улице, с хлюпаньем разбрызгивая мелкие ручейки. Стоило ему близко подойти к стене большого темного здания, как в ней открылся зигзагообразный проем, приглашая войти. Поколебавшись немного, Клайд осторожно шагнул вперед.

Внутри тоже никого не было. Может, флефнобы спят в каком-нибудь специально предназначенном для этого здании? Да и спят ли они вообще? Не мешало бы пристроиться к какому-нибудь подходящему мозгу и постараться что-нибудь разузнать. Любая информация может оказаться в данном случае полезной.

Здание было похоже на склад — уставлено стеллажами. Стены, однако, были голыми. Похоже на то, что у этих существ запрещалось прислонять к стенам предметы. Стеллажи крепились на высоких подпорках разнообразной формы, поднимавшихся в центральной части помещения.

Меншип подошел к ближайшей полке, бывшей вровень с его грудью. В белых, похожих на фарфоровые чашах размещались десятки массивных зеленых шаров. Пища? Может быть. Они напоминали что-то съедобное, вроде лимонов.

Он протянул руку и поднял один из шаров, но тот внезапно распростер крылья в взмыл к потолку. Все остальные «лимоны» поступили так же — вроде сферических птиц, чьи гнезда потревожили. Достигнув купола, венчавшего здание, шары, казалось, куда-то исчезли.

Меншип поспешно ретировался через любезно отворившийся проем.

Очутившись снова на улице, он почувствовал, что что-то не так. В темноте витало какое-то бурлящее возбуждение, напряженное ожидание. Прислушавшись, он уловил редкие неоформившиеся мысли. И вдруг беспокойство сгустилось в грандиозный мысленный крик, едва не оглушивший его. «Добрый вечер!

Прослушайте экстренный выпуск последних известий!

Всепланетную телепатическую передачу ведет Пукр, сын Кимпа.

Самые свежие новости о плоскоглазом чудовище!

В сорок три скима после беблворта, сегодня вечером, это создание с астрономической единицы 649-301-3 было материализовано профессором Лирдом в ходе выполнения опытов по односторонней телепортации. Исполняя свои служебные обязанности, в качестве свидетеля опыта присутствовал советник Гломч. Заметив агрессивное поведение чудовища, он тотчас же предупредил Лирда об опасности, которая может возникнуть, если немедленно не умертвить хищника. Но Лирд пренебрег предупреждением, и позже, после ухода советника и его сына Рабда, известного межпланетного исследователя, чудовище пришло в буйство. Вырвавшись из прочной бумажной клетки, оно обрушило на профессора неизвестное высокочастотное мысленное излучение, которое, казалось, испускалось из его невообразимо плоских глаз. В настоящее время над этим аспектом проблемы лихорадочно работают наши лучшие психофизики. Профессор Лирд жизнью заплатил за свою научную любознательность и пренебрежение к предупреждению, основанному на опыте советника Гломча. Несмотря на отчаянные попытки Срина, ассистента Лирда, смелым отвлекающим маневром спасти своего старого учителя, профессор погиб самым ужасным образом в результате безжалостной атаки чудовища. Убедившись в смерти любимого руководителя, Срин с боем успел своевременно отступить. Это инопланетное чудовище с его невероятными способностями теперь находится на свободе в нашем городе! Просим всех граждан проявлять спокойствие и не поддаваться панике. Как только власти выработают надлежащий план действий, они тотчас же приступят к его осуществлению. Самое главное — оставайтесь спокойными! Тем временем Рабд, сын Гломча, отложил свой свадебный полет, который должен был начать сегодня ночью. Как вы знаете, он сочетался браком с Тект, дочерью Хилпа — выдающейся звездой фнеша и блелга с южного материка. Рабд взялся возглавлять отряд флефнобов-добровольцев, которые намерены направиться в тот район города, где расположены научные учреждения и где в последний раз видели чудовище. Их цель — уничтожение его до того, как оно начнет размножаться.

По поступлении свежих новостей я возобновлю свою передачу.

На этом заканчиваю, мои дорогие реципиенты».

Теперь у Меншипа не оставалось ни малейшей надежды на то, что можно будет каким-то образом войти в контакт с этими существами и спокойно договориться о способах и возможностях отправки его домой. Хотя именно этого все искренне, скорее всего, желали.

Но с этого момента главный лозунг дня — «Изловить чудовище!»

И это его совершенно не устраивало!

Впрочем, теперь отпала необходимость разыскивать Рабда. Он сам будет искать встречи с Меншипом, вооруженный до зубов… Поэтому Клайд принял решение пока что спрятаться. Он пошел вдоль стены ближайшего дома, пока в ней не открылся проем. Скользнув внутрь, проследил, чтобы дверь закрылась и огляделся. Место показалось ему подходящим. В центре помещения располагалось большое количество крупных тяжелых предметов, и все они, насколько он мог судить, были неодушевленными и достаточно непрозрачными. Втиснувшись между двумя предметами, Меншип с тоской понадеялся, что органы чувств флефнобов не располагают какими-либо неизвестными земной науке способами обнаружения цели. А какими же неизвестными флефнобской науке способностями обладает он сам? Что за чепуху относительно высокочастотного мысленного излучения нес комментатор? Сам Меншип ничего не ощутил, однако Лирд перед смертью успел отметить какой-то эффект. Может быть, это какой-то побочный продукт человеческого мышления, улавливаемый только флефнобами и чрезвычайно вредный для них? Ведь он может настраиваться на их мышление, в то время как этим существам не дано проникнуть в его череп. И, может быть, единственный способ заставить их осознать наличие у него разума и заключается в каком-то чудовищном ментальном воздействии, которое буквально разрывает их на части! Однако сам он, очевидно, не в состоянии по собственной воле включать и отключать это излучение — ведь профессор был невредим, пока не выстрелил первый раз. Внезапно для Меншипа донеслись обрывки чьих-то взволнованных мыслей. Источник их находился где-то снаружи, на улице. Рабд!

— Трое пусть направятся дальше, — скомандовал молодой офицер. — Для прикрытия боковых улиц мне понадобятся двое. Не тратьте слишком много времени на обыск зданий. Я уверен, что чудовище затаилось на какой-нибудь темной улице, подкарауливая новую жертву. Со мной пойдут Танжи, Зогт, Льюв. Держите кончики щупальцев наготове — эта тварь невообразимо опасна. Не забывайте, что мы должны уничтожить ее до того, как она начнет размножаться. Меншип непроизвольно издал вздох облегчения. Они не собираются обыскивать дома. Следовательно, у него есть немного времени. Он мысленно последовал за Рабдом. Это было совсем не трудно — нужно было сосредоточиться на его мыслях и не обращать внимания на других флефнобов. «Следуй за разумом Рабда! За мыслями Рабда! Вот так! Это — подсознание… А это — отделы памяти… Нет, только не эта ерунда об особе женского пола, состоящей только из глаз и мягких ослизлых щупальцев, черт побери!

Блоки памяти…

Старые воспоминания…

…когда производится посадка на планеты типа С-12…

Не то! Чуть глубже!

Вот!!!

…чтобы произвести продувку переднего двигателя, нужно слегка нажать…»

Меншип прочесал все содержание руководства по управлению звездолетом, находившееся в памяти Рабда, то и дело останавливаясь, чтобы более четко уяснить то или иное понятие, затуманенное терминологией флефнобов, или чтобы выбросить из поля зрения фривольные мысли в отношении Тект, на которые он непрерывно натыкался. Теперь он обладал достаточным количеством знаний, чтобы пилотировать корабль в пределах обычных для человека представлений. И ощутил в себе некоторую уверенность. Но как отыскать корабль?

А очень просто! Добрая старая энциклопедия Рабд, разумеется, должна помнить, где располагается корабль. Так Меншип и поступил. С искусством, которое, казалось, вернулось после многих веков забвения, он обшарил все закоулки памяти в мозгу флефнобов, отбрасывая ненужное:

«…ручей цвета индиго протяженностью в пять кварталов. Затем свернуть вдоль первого сливающегося с ним красного…» Весьма приятная прогулка для скучающего профессора кафедры сравнительной литературы, у которого до этой странной ночи был такой же опыт телепатии, как и охоты на африканских львов! Но, возможно, об отсутствии опыта можно говорить только в отношении сознательной телепатии, в то время как человеческий разум привычен к чему-то вроде постоянного подсознательного зондирования психики других людей, а столкнувшись с существами, мысли которых очень легко воспринимать, разум человека способен быстро освоиться с дремавшей до сих пор способностью.

Что ж, это очень интересно, но все же далековато от сферы исследований литературоведа. И не имеет никакого отношения к решению непосредственно стоящей перед ним задачи. Задача заключается в том, чтобы незаметно ускользнуть из этого здания прямо перед носом у караулящих снаружи флефнобов. Ведь не исключено и то, что в любой момент к ликвидации столь опасного существа будет привлечена полиция. Меншип осторожно выбрался из своего убежища. Зигзагообразный проем раздвинулся, и он нос к носу столкнулся с усеянным щупальцами черным чемоданом. Флефноб быстро пришел в себя и направил на него уже знакомое спиральное оружие, лихорадочно заводя пружину. Землянин остолбенел от страха. Погибнуть сейчас, после всего того, через что он уже прошел… Мозг флефноба затрепетал и издал вопль:

— Плоскоглазое чудовище! Я нашел его! Его глаза… его глаза…

Через секунду от него не осталось ничего, кроме лужицы жидкости, подрагивающей в небольшой выбоине у стены здания. Не оборачиваясь, Меншип побежал. Сноп красных точек с треском пронесся над его плечом и проделал дыру в стене здания. Тогда он завернул за угол и побежал еще быстрее. Телепатические крики сзади затихали — видимо, человеческие ноги больше приспособлены к перемещению тела, чем щупальца.

Ручьи нужного цвета указывали дорогу к кораблю. Несколько раз на пути Меншипа встречались флефнобы, но никто из них вооружен не был. При виде его они обвивали щупальцами свои чемоданы, прижимались к стене и, пробормотав что-то вроде «Кврм! Кврм, спаси меня…», похоже, теряли сознание.

«Пукр, сын Кимпа, сообщает последние новости о плоскоглазом чудовище. Первое. Совет пожелал, чтобы я оповестил всех, кто еще не проинформирован по бленч-каналам, о том, что в городе введено военное положение. Повторяю: военное положение! Никто из граждан не должен появляться на улицах впредь до особого уведомления. К городу в спешном порядке подтягиваются подразделения армии и космического флота, а также тяжелые майцельтоверсы. Не мешайте им. Освободите все улицы!

Плоскоглазое чудовище совершило еще одно нападение. Всего лишь десять коротких скимов тому назад оно поразило Льюва, сына Ифга, в схватке у Здания Колледжа Передовой Туркаслерогии и едва не растоптало Рабда, сына Гломча, который отважно бросился под его нижние конечности, чтобы задержать хищника. Тем не менее, знаменитый исследователь уверен, что серьезно ранил чудовище прицельным выстрелом из своего бластера. Предупреждаю! Оружием врага являются высокочастотные лучи, испускаемые из глаз! Незадолго перед этой схваткой хищник случайно забрел в музей, где полностью уничтожил ценнейшую коллекцию зеленых фермфнаксов. Они были найдены в бесполезном крылатом состоянии. Почему он сделал это? По чистой злобе? Некоторые ученые считают, что этот акт указывает на наличие разума, очень высокого разума, который, вкупе с уже проявленными фантастическими способностями, делает задачу уничтожения чудовища гораздо более трудной, чем полагают местные власти. Одним из этих ученых является профессор Вавб. Он считает, что только после правильной психосоциологической оценки поведения этого существа и распознавания особенностей культурной обстановки, в которой оно выросло, мы окажемся в состоянии выработать адекватные контрмеры и спасти таким образом планету.

Сейчас профессор сам выскажет свою точку зрения».

Когда профессор начал путаться в объяснении термина «культура», Меншип добрался, наконец, до взлетной площадки. Он вышел на нее неподалеку от угла, где была расположена вожделенная стоянка трехдвигательного катера Рабда между огромным межпланетным грузовым кораблем и сооружением, которое Меншип мог бы принять за склад, если бы уже не испытал во всей полноте на собственном опыте, до каких ошибочных выводов могут довести эквиваленты флефнобов, соответствующие, на первый взгляд, аналогичным проявлениям человеческой деятельности. Взлетное поле было плохо освещено, а большинство находящихся поблизости флефнобов занималось загрузкой грузовоза. Набрав в легкие побольше воздуха, Меншип метнулся к небольшому сферическому аппарату, глубокие впадины которого на днище и в верхней части делали его похожим на металлическое яблоко. Зигзагообразный проем распахнулся, и землянин прыгнул внутрь. Судя по всему, он остался незамеченным. Со стороны грузовоза исходил ровный рокот мыслей, направленных на тщательное закрепление контейнеров, то и дело перекрывающийся пространными социофилософскими рассуждениями профессора Вавба:

«…поэтому мы можем заключить в этом отношении по крайней мере то, что плоскоглазое чудовище не проявляет типичных моделей поведения, характерных для необразованных существ. Но в этом случае, если мы попытаемся соотнести базовые характеристики первичной городской цивилизации…»

Меншип двинулся на ощупь по узкому извилистому наклонному проходу к рубке. Отыскав главный пульт управления, он уселся перед ним и, хотя сидеть было очень неудобно, сразу же принялся за дело. Пальцы с большим трудом справлялись с органами управления, спроектированными для щупальцев, но выхода не было.

«…разогреть вспомогательные двигатели привода…»

Осторожно, очень осторожно он повернул три верхних цилиндра на полный оборот. Затем, когда на экране слева появились чередующиеся красные и белые полосы, потянул за большую черную рукоятку, торчащую из пола. Снаружи раздался пронзительный рев стартовых ракет, и через несколько секунд корабль оторвался от поверхности планеты, скачком оказавшись в глубоком космосе. Включив главный привод, Меншип задал курс в направлении астрономической единицы 649-301-3. Теперь от него ничего не требовалось до самой посадки. Сама посадка вызывала некоторые опасения, но до сих пор все шло настолько хорошо, что доцент кафедры сравнительной литературы ощутил себя бывалым космическим волком и не сомневался, что выкрутится и на этот раз.

Согласно подсознательным расчетам Рабда, при условии выжимания из главного привода максимальной скорости, до Земли было всего 10-12 часов полета. Откуда-то из глубин собственного подсознания карабкались несвоевременные мысли о еде и воде, но Меншип загнал их обратно. Им овладела другая идея: какую сенсацию он произведет на Земле! Даже большую, чем на планете флефнобов… Каким же все-таки оружием он обладает? Видимо, при виде бластера, в ожидании неминуемой смерти, глаза его приобретают способность испускать нечто чудовищное, если судить по результату. Может быть, чрезвычайно высокое выделение адреналина в кровеносную систему в состоянии стресса было губительным для структуры флефнобского тела. А может, психическая реакция человеческого мозга сопровождалась такой волной излучения, которая на части рвала жителей этой планеты.

Видимо, в этом есть смысл. Если Меншип так чувствителен к их мыслям, то и они должны быть в какой-то мере подвержены влиянию его мыслительной деятельности. Он заложил руки за голову, глядя на показания приборов. Механизмы работали удовлетворительно. Интереса ради новоиспеченный космолетчик активировал видеоэкран. Увиденное заставило его тотчас вскочить на ноги. Экран показывал погоню. Меншипу показалось, что его нагоняет весь космофлот флефнобов. Один из огромных космических аппаратов уже почти поравнялся с катером и начал испускать серии ярких вспышек, которые, если не обманывало подсознание Рабда, являлись якорными захватами.

Что же могло быть причиной такой суматохи? Угон одного жалкого ракетного катера? Украденные тайны флефнобской науки? Да ведь они должны радоваться, что существо сбежало, не успев начать размножаться! Только теперь до Меншипа дошло, что из недр корабля непрерывно струится какая-то мысль, на которую он раньше не обращал никакого внимания, всецело поглощенный проблемами космической навигации. На борту катера он был не один!

Поспешно сбегая по извилистой лестнице в главное помещение катера, он все понял. Тект!

Выдающаяся звезда фнеша и блелга с южного материка, возлюбленная Рабда съежилась в дальнем конце помещения. Все ее щупальца, включая 175 покрытых липкой слизью и венчавшихся прозрачными глазами, обвились вокруг узкого черного чемоданчика и перепутались в многочисленные узлы.

— О-о-о! — стонал ее разум. — Кворм! Кворм! Ужасное жуткое существо! Оно все ближе! Сейчас это произойдет со мной…

— Послушайте, леди, вы меня нисколько не интересуете, — начал было Меншип, в очередной раз забыв, что ему еще ни разу не удавалось вступить в контакт с кем-либо из флефнобов, тем более с истеричной особой женского пола.

Корабль дернулся. Магнитные захваты! Что ж, все начинается сначала. Сейчас здесь появятся абордажники, и их придется превращать в голубую пену. Он подумал, что Тект, видимо, является достаточно важной фигурой в иерархии флефнобской цивилизации, если ради ее спасения отправился в погоню целый космофлот. Меншип почувствовал, что кто-то проник в катер. Рабд!

Один, вооруженный своим верным бластером, он намеревался умереть, сражаясь за возлюбленную.

— Тект! — раздалась исполненная нежности мысль. — С тобою все в порядке?

— Убийца близко! Помоги мне! Помоги! — звала охваченная ужасом звезда южного материка.

Меншипу ужасно не хотелось разочаровывать Рабда в его медовый месяц, но иного выхода не было. Он сделал еще несколько шагов в сторону липкого клубка щупальцев. Клубок перестал думать и, судя по всему, шлепнулся в обморок. Зигзагообразный проем разошелся, и в помещение ворвался Рабд, одетый в скафандр, состоящий из нескольких соединенных между собой продолговатых баллонов. Взглянув на распростертую на полу Тект, он безрассудно повернулся, направив на Меншипа бластер.

— Бедняга! — с искренним сочувствием прошептал Меншип. — Бедный, глупый, недалекий герой! Через несколько секунд от тебя останется мокрое место. И принял самоуверенную позу.

Но почему-то ничего не излучалось из его глаз.

И Рабд уничтожил мерзкое, ужасное, непотребное плоскоглазое чудовище прямо на месте. А затем подхватил невесту в нежные объятия своих щупалец.

По возвращении домой его встречали как героя!