Че Гевара. Книга 2. Невесты Чиморте

ГЛАВА 7 БОЙ В ЯТАКИ

Ятаки, Боливия, ноябрь 2010 года

Едва взглянув на вошедшего в хижину Ильича, Сергей молча подлил горячей воды в мате и протянул ему калебасу. Шаман жадно присосался к бомбилье; заговорил он только после того, как со скворчанием втянул остатки горькой жидкости.

— У этого вашего Уверы, похоже, нервное истощение, как говорят врачи, — сказал он. — И, кажется, душевное расстройство, вызванное тяжелым горем. Мне удалось его успокоить и уложить в школе, теперь проспит часов двенадцать, не меньше.

— Это не мой Увера, — слабо проговорил Макс. Старик лежал, закутавшись во все тряпье, что нашлось под рукой. Сердечный приступ прошел, сердце билось ровно, но Макс все еще чувствовал отвратительную, пугающую слабость. — И вообще, чем бросаться художественными диагнозами…

— Я шаман, а не психиатр, — ворчливо перебил его Ильич.

— А послушать — так чертов доктор из дурдома! Какое мне дело до его нервов! Ты мне объясни, как он сюда попал? Я, если заметил, превратился в дряхлого старикана, а этот бандит — по-прежнему здоровый мужик, ему и тридцати нет! Что здесь, черт возьми, творится?!

— Может, не тот? — вмешался Сергей. — Может, просто похож? Или внук, например?

Макс бешено покосился на художника и вновь брюзгливо обратился к шаману:

— В той же одежде и, черти б его взяли, с моим карабином! А если порыться в шмотках — так и моя калебаса найдется, я уверен…

— И конь? — спросил Ильич.

— Нет, конь другой… У него два старых мерина было, неприметных таких, рыжий и гнедой, а этот пегий, и глаза дурные.

— Говорю же, просто похож, — снова сказал Сергей. — Ну сами подумайте, Макс…

Шаман покачал головой и прислушался. С улицы донесся какой-то невнятный шум — кажется, тарахтел, приближаясь, лодочный мотор.

— Вообще-то может быть и тот, — сказал он. — Если моя теория верна — то запросто может быть он. Но я не успел ее проверить.

— Что за теория? — опешил Сергей, а Макс хихикнул.

— Веерная структура реальности. Подробности ты все равно не поймешь, надо хорошо знать физику.

От возмущения Сергей на секунду потерял дар речи.

— Вообще-то я по образованию — технарь, — проговорил он наконец. — Физику знаю уж получше вашего, извините.

Макс расхохотался, откинувшись на подушки, и Ильич вяло улыбнулся в ответ. Склонив голову набок, он внимательно вслушивался в какие-то звуки. Сергей напряг слух.

Откуда-то — видимо, с деревенской площади — доносилось множество голосов, возбужденно перебивающих друг друга. Делят выручку за коку, равнодушно подумал Сергей; или кому-то удалось подстрелить пекари, и теперь это событие обсуждают всем поселком.

— Как-то слишком оживленно сегодня в Ятаки… — проговорил Ильич, но Макс не обратил внимания на его слова.

— Вообще-то нашего шамана поперли из аспирантуры за слишком бурное воображение, — сказал старик, отсмеявшись. — Извини, сынок… Так что там с твоими веерами, Ильич?

— Ну, отдельные части веера могут быть сдвинуты относительно друг друга, верно? В том числе и по оси времени. И теоретически возможны переходы между ними. А на практике… — шаман пожал плечами. — Тебя в детстве пугали серыми демонами?

Макс сморщился и кивнул.

— В детстве! — мрачно проговорил он. — Я этих серых демонов… — он побледнел и прикрыл глаза. Ильич кивнул.

— А помнишь, для чего они вообще?

— Чтобы дети были послушными и не убегали далеко от дома, а то можно зайти в места, из которых нельзя вернуться.

— Именно. Что же за места такие? Почему бы не предположить, что речь идет о переходах?

— Ну вы даете, — проговорил Сергей. — Так что, выходит, Хосе Увера у нас — путешественник во времени?

— Мы можем это предположить, — уточнил шаман.

— Так почему ваши демоны его не… того?.. Или они только для детей?

Макс снова болезненно скривился от воспоминаний.

— Они воздействуют чем-то вроде гипноза, а Увера — псих, — сказал он. — Не проняло, видимо.

— Похоже, у нас не только Увера псих… — мрачно проговорил Сергей. Закончить он не успел: занавесь, прикрывающая вход в хижину, отлетела в сторону, и на пороге показалась тощая фигура в дредах и куче браслетов на костлявых запястьях. Сергей прищурился, пытаясь рассмотреть гостя против света, и хлопнул себя по колену.

— А вот и еще один! — рявкнул он. — Дурдом, выездная сессия!

Явление сисадмина-параноика из интернет-клуба Сирила Ли доконало его. Он-то что здесь делает? Принес весточку от хозяина с указаниями, что Сергею делать дальше?

— Осталось дождаться вашей внучки и моего древнего приятеля, который говорит, что гринго падают с неба, и будет полный комплект, — озверело процедил Сергей.

— Вот вы тут острите, а там ЦРУ… — заговорил Бу, близоруко щурясь в полумраке хижины. — А, сеньор Чакруна! — обрадовался он, разглядев шамана. — Вот вас-то я и искал!

Было видно, что Бу взвинчен до крайности. Глаза его беспокойно бегали с Ильича на Макса, руки тряслись, и даже челюсть, кажется, слегка подергивалась. Бледное лицо пересекала длинная царапина, драные джинсы покрывали лепешки тины, а из копны дредов торчали обломки веток и трава.

— Я же говорил, говорил, а никто мне не верил, — захлебывался Бу. — Мистер Ли, вот так! А я подозревал! А теперь они идут сюда…

— Погоди, — прервал бессвязный поток слов шаман, — кто идет?

— Рейнджеры! И с ними этот, неприметный такой, опять забыл, как зовут… Ну, такой, увидел и забыл, ну?

— Алекс? — озадаченно проговорил Сергей. — Алекс Сорокин?!

— Точно, Алекс! Я проверял… — тут Бу слегка замялся и покраснел, — проверял, в общем, одну штуковину. Ну, хакерскую штуковину. Ну, не важно. И тут слышу — на мистера Ли орут, что, типа, троих потеряли убитыми, и надо идти в Ятаки за девкой, и пусть он пришлет взвод… они вот-вот здесь будут, но я успел всех предупредить. Что за девка? — прервал сам себя Бу, не замечая, как окаменело лицо шамана, как вскочил на ноги встревоженный Сергей. — Я так думаю, они это про коку, правильно? Это шифр такой? Я местным так и сказал.

— Местным?! — заорал Ильич. — Ты что, идиот, стравил индейцев с рейнджерами?

— Они свободные люди, и если хотят растить коку, то ЦРУ нечего в это лезть, — с наигранной задиристостью ответил Бу и отвел глаза. — А что, пусть их всех в тюрягу?

Ильич отшвырнул Бу с дороги и бросился к выходу.

— Придурок, — прохрипел Макс.

— Я же говорил, что Камири набит агентами ЦРУ, а мне не верили, — обиженно ответил Бу. — Еще и мистер Ли… а я ему защищенный канал делал, чтоб он мог спокойно разговаривать со своим дядей Феликсом…

Макс, не слушая его, морщась и кряхтя, выбирался из-под своих тряпок. Сергей протянул руку, помог старику подняться, и они вместе вышли на улицу. За спиной обиженно сопел Бу.

— Черт возьми, — прошептал Макс.

Сергей проследил за его взглядом и замер. На пороге соседней хижины сидел пожилой индеец в набедренной повязке. Рядом с ним рассыпался по циновке пучок коротких стрел с наконечниками из шипов какого-то растения. В руке индеец сжимал толстую, лоснящуюся жабу с влажной пупырчатой спиной. На глазах у Сергея индеец провел наконечником стрелы по жабьей спине — острие заблестело, смоченное какой-то отвратительной слизью. Индеец убрал стрелу к остальным и вдруг поднес жабу к лицу, далеко высунул язык и медленно провел им по бородавчатой коже. Жаба задергала лапами и широко разинула бледную пасть. Сергея затошнило, и он торопливо зажал рот. Глаза индейца немедленно потеряли глубину и заблестели, как две стекляшки. Взяв следующую стрелу, он медленно обмакнул ее в слизь, коротко взглянул на художника и широко, пьяно ухмыльнулся.

— Ильич сможет остановить их? — тихо спросил Сергей. Макс пожал плечами. Лицо у него было серое.

— Господи, — проговорил он, — сначала Хосе, теперь это… Казалось, они уже забыли… у них, в конце концов, есть ножи и ружья, и они больше не считают белых демонами, но все это — пока белые не покушаются на их территорию и на их плантации коки… хитрости они не видят, но стоит только… — голос Макса задрожал, и он осекся. Сергей тревожно подхватил старика под локоть, но тот нетерпеливо выдернул руку. — Нечего, я не инвалид. — проскрипел он. — Их же всех перебьют!

Индеец снова лизнул жабу, и Сергей торопливо отвел глаза. Он вдруг понял, что в поселке стоит звенящая тишина. Ятаки будто вымер. Сергей едва не подпрыгнул, услышав громкий шорох. Обернулся — две черные курицы рылись в пыли, шаркая когтистыми лапами. Они казались единственными живыми существами вокруг — нализавшийся жабьего яда индеец уже впал в подобие транса и походил на коряво вырезанную деревянную статую, потемневшую от времени.

— Перехватим их? — предложил Сергей, невольно понижая голос. — Я так понял, они ищут Юльку. Объясним, что ее здесь нет, а дальше…

— Интересно, почему они так думают, — беспокойно прервал его Макс. — Выходит, она пропала…

Макса перекосило, и Сергей с испугом заметил в глазах старика слезы.

— Может, сбежала? — предположил художник. Макс торопливо вытер глаза и постучал пальцем по лбу. — Э, сеньор Морено, вы не знаете своей внучки. Эта девица способна на все.

— Вот как? — проговорил Макс и вдруг приосанился. — Не рассказывайте мне о моей внучке, я и так знаю, что она у меня молодчина.

Сергей сдержал улыбку и кивнул с самым серьезным видом. Макс Морено никогда в жизни не видел своей внучки, но был уверен, что она самая лучшая, и художник не собирался его разочаровывать.

— Пойдем к реке, — сказал Макс, и тут за спиной тихо кашлянул забытый всеми Бу.

— А они не по реке, — сказал он и дернул подбородком, показывая на небо. Только теперь Сергей осознал, что тишина над Ятаки исчезла, заполненная далеким гулом. Он задрал голову. Гул все нарастал, и вскоре из-за крон появился вертолет.

— На площадь! — воскликнул Макс. — Больше здесь приземляться негде.

Сергей с Максом наблюдали за посадкой, укрывшись за углом школы, в которой когда-то преподавал бедняга Дитер. «Где же все? — с беспокойством думал Сергей. — Попрятались по домам? Сидят в засаде, готовые осыпать рейнджеров градом стрел, как только те выйдут из вертолета? Разбежались по сельве, растворились в ней, невидимые, неуловимые, смертельно опасные?» Хорошо бы так — тогда Сергей успеет заговорить с американцами, и боя не случится.

Художник выпрямился и шагнул на площадь навстречу выпрыгивающим из вертолета рейнджерам. Ветер, поднятый винтами, сбивал его с ног; рев моторов оглушал настолько, что казалось, весь мир размалывается в этом грохоте. Острый запах топлива шибанул в нос, еще более оглушая, притупляя все чувства. В последний момент Макс заорал и попытался схватить Сергея за рукав, остановить его, но художник ничего не услышал и не почувствовал. Рука старика соскользнула, и Сергей вышел на площадь. Задохнувшись от гнева, он вдруг узнал невзрачного покупателя «Каркаса-Майами». Рука непроизвольно сжалась в кулак — больше всего на свете хотелось сейчас заехать в челюсть, вломить по этому невыразительному, незапоминающемуся лицу, но Сергей, скрипя зубами, удержал себя.

— Юльки здесь нет! — проорал он. Алекс приложил руку к уху и подался вперед; по его лицу бродила глумливая улыбочка. — Юльки здесь…

Что-то скользнуло по руке Сергея; он скосил глаза и с каким-то тупым изумлением увидел, что рукав футболки порван и края дыры потемнели, будто мокрые. Он провел рукой по плечу — боли не было. Бесцветная жидкость, смочившая рукав, была скользкая и густая. Сергей вспомнил жабу и на мгновение зажмурился от ужаса и отвращения, а когда открыл глаза — один из рейнджеров уже лежал, на его губах выступила пена, а из-под подбородка торчала короткая тоненькая стрела.

Сергей понял, что сейчас произойдет, и бросился на землю. Казалось, ничто не может быть громче, чем рев вертолета, однако грохот автоматной очереди над головой заглушил его. Сам не понимая, что делает, Сергей поднес ладонь к лицу и медленно слизнул с пальцев жабью слизь. Она напомнила ему зеленые помидоры — отвратительный, неуловимый, но навязчивый привкус, от которого невозможно избавиться.

Следующие часы его память сохранила лишь урывками.

Отец Хайме протягивает перед собой крест и слепо идет на рейнджеров. Сергей видит поры на могучем сизом носу, микроскопические трещинки, покрывающие распятие, кривые пожелтевшие зубы в напряженно оскаленном рту. Ветер треплет жидкие седые волосы, бьются вокруг опухших лодыжек полы сутаны. Отец Хайме идет на рейнджеров, как на самого дьявола, бесстрашно и обреченно, и Сергей понимает, что Ильич прав, путешествия во времени возможны, и он сам — такой путешественник, средневековая ярость, средневековая вера, средневековая дикость и готовность убивать ни за что… Священник падает, будто подрубленный, клочья сутаны разлетаются, открывая дряблую, бледную, окровавленную плоть. Из горла Сергея рвется хриплый вой.

В руках у него автомат — почему-то он очень горячий, почти обжигает ладони. Ярость захлестывает разум. Сергей готов стрелять в безликую фигуру в камуфляже, но тут размытое лицо фокусируется, и Сергей узнает блондина, который приезжал в Ятаки за кокой. Он растерянно опускает ствол, не понимая, друг перед ним или враг, вообще не понимая, кто друг и кто враг. Но тут автомат со страшной силой выдирают у его из рук, сдирая кожу, выламывая запястья… кулак Сергея врезается в чьи-то зубы; смутно ноют костяшки пальцев.

«Где она? — страшно орет Алекс и трясет Сергея за плечи так, что голова у того безвольно мотается. — Где девчонка?» Художник мимолетно удивляется, вновь обнаружив, что незаметный и невзрачный Сорокин одного с ним роста. За спиной агента стоит Увера, лицо у него сонное и растерянное, но губа уже приподнимается в хищной улыбке. Сергей улыбается в ответ и заносит кулак. Но тут что-то с хрустом врезается в лоб Алекса, и тот падает.

Бу дико визжит; его маленькое мышиное личико перекошено злобой, в руке — горсть камней. Округлая галька летит в лицо рейнджера, спешащего на помощь начальнику; черные очки покрываются белесой сеткой трещин. «Как мне надоел этот параноик», — цедит встающий на ноги Алекс. Сергей собирался нарисовать портрет Бу, но теперь не сможет сделать этого: по лицу мальчишки расплывается красная клякса, стирает черты; промокший картон расползается, ускользает из рук…

…Лицо индейца, того самого, что готовил стрелы, а может, другого, а может, они все сидели каждый в своей хижине и обмакивали шипы-наконечники в жабью слизь. Индеец медленно подносит к губам трубку; на его лице нет ни гнева, ни злобы, лишь печаль. Сергей смотрит в черное отверстие трубки и понимает, что там смерть, что произошла какая-то страшная ошибка, что он — враг любому из жителей Ятаки, но тут откуда-то появляется Ильич, и смерть проходит мимо.

Свинец против яда, магия против техники, порядок против хаоса, непроницаемая тьма против слепящего света, кровь, смерть, смерть. У Сергея нет своей стороны, он враг и рейнджерам, и индейцам, он не над схваткой — он под ней. «Считай меня коммунистом!» — орет Сергей и дико хохочет, раздавая удары, ломая чьи-то носы и выворачивая челюсти — белые, черные, медные.

— Мистер! Эй, мистер! — кричит Хосе и прыгает в вертолет. Один из рейнджеров хватает его за плечо и уже собирается выкинуть, но Орнитолог жестом останавливает его. — Я знаю, где искать девчонку, мистер! — орет Хосе в лицо Алексу Сорокину. Тот кивает, машет пилоту, и вертолет начинает медленно подниматься. Сергей хочет бежать за ним, хочет остановить, схватить за хвост и удержать, но ноги не слушаются его. Он спотыкается о тело блондина в камуфляже, падает, но продолжает ползти за ускользающим за кроны вертолетом; круги винтов расплываются и заслоняют весь мир.

Отец Хайме и Бу лежали рядом, укрытые одним одеялом, — рыхлое, будто слабо набитый мешок, тело падре и изломанное, еще более тощее, чем при жизни, — сисадмина. Из-за стен доносился женский вой и тянуло сладковатым дымом. Во рту все еще ощущался отвратительный привкус зеленых помидоров. Сергей взглянул на почерневшее лицо отца Хайме, уже покрывшееся трупными пятнами, и торопливо отвернулся к ожидающему шаману.

— Малолетний дурак… — проговорил он. Горло перехватило.

Ильич отвел глаза, и Сергею стало страшно.

— В чем дело? — громко спросил он.

— Понимаешь, дело же не в Бу, — извиняющимся тоном проговорил Макс. — В деревню приходит чужак; чужак видит, как грузят коку; потом в деревню приходят рейнджеры — но в чужака не стреляют и вообще хотят с ним поговорить… Понимаешь?

— Да, — деревянным голосом проговорил Сергей. Стычка с рейнджерами вдруг предстала в совершенно новом свете. Действительно, что должны были подумать индейцы, понятия не имеющие о проблемах, приведших художника в Ятаки?

— Так что тебе придется отсюда уйти, — осторожно проговорил Ильич. — И нам тоже. Отпустят, — ответил он на невысказанный вопрос. — Я, кажется, смог убедить их… ненадолго.

— Сколько? — проговорил Сергей, кивнув на дверь.

— Четверо, не считая падре и Бу, — ответил шаман. — И еще трое ранены.

Сергей снова взглянул на тело падре.

— Его-то за что…

— Чтоб не мешал, — ответил Макс. — Чтоб не оставлять вызывающего доверие свидетеля. Случайно попал под пулю. Кто теперь разберет…

— Ладно, — медленно проговорил Сергей. Горло болело, будто его сжимала невидимая рука. — Так что там мне надо сделать? — спросил он Ильича. — Надеть берет, отрастить бороду и выпустить зверушку погулять? Муй буэн.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — ответил шаман. — Мне не нравится цена, но я рад, что ты наконец с нами.

— Так вы по-прежнему не знаете, что делать? — растерялся Сергей. Макс пожал плечами, а Ильич вдруг задумчиво нахмурился.

— Пожалуй, у меня есть какие-то смутные идеи, — сказал он. — Меня навел на них Увера. Но пока мы не найдем сеньориту Хулию, все это бесполезно. Нам нужен Броненосец…

— А я знаю, где она, — неожиданно сказал Макс. — Мы знаем, что гринго ее потеряли, так? И что в Ятаки она не пришла. И что Хосе ее видел…

Ильич издал неопределенный звук и нахмурился.

— Для сеньориты Морено было бы лучше, если б она была у американцев, — мрачно проговорил он.

— Но она хотя бы жива, правильно? — спросил Сергей, но Ильич лишь пожал плечами.

По стенам хижины метались отсветы большого огня, и Сергей вдруг с тоской понял, что это горит погребальный костер. В запахе дыма сразу почудился привкус горелого мяса.

Шесть человек погибло ни за что. Если святой Чиморте налезет на робота — кто победит? А как бы тебе хотелось? Как, почему хаос и тьма оказываются добрее порядка и света? Сергей вспомнил озарение, случившееся с ним в бою, — что он третий, ни с теми и ни с другими, одна из вершин треугольника, а не точка на прямой. Где-то здесь крылась разгадка, ответ на вопрос, что делать, но мысль ускользнула, и возбуждение драки сменилось свинцовой, мучительной усталостью и тоской.

— Вы сможете похоронить отца Хайме и Бу как христиан? — прервал поток его мыслей шаман.

— Я могу прочесть «Отче наш», — ответил Макс. — На русском, правда, но Ему же все равно, правда? Только я не уверен, что помню все… Последний раз я читал ее на похоронах Беляева. И потом еще однажды… но тогда меня прервали. Так что — мог забыть…

— Я подскажу, — прошептал Сергей.

База ЦРУ в дельте Парапеты, Боливия, в то же время

Орнитолог с отвращением смотрел на странного мужика, который в последний момент вперся в вертолет. Хосе Увера явно был совершенный псих, и Алекс хотел поначалу выкинуть его вон, но передумал: уж очень интересен оказался бред этого сумасшедшего. Главное было не давать ему отвлекаться от нужных Орнитологу тем. А отвлекался псих каждые две минуты. Вот и сейчас он ковырялся ложкой прямо в банке со сгущенкой и, то заливаясь счастливым смехом, то пуская слезу, рассказывал, как его младший брат Диего, умница, каких мало, выменивал у гринго с нефтяной вышки сгущенку на мясо броненосцев, а те думали, что это оленина. Толку от этого путанного и невнятного рассказа было ноль, но псих не собирался останавливаться и уже заходил на третий круг.

— Так вот, он сказал, что оленина, а те и поверили. А этот мальчишка из Асунсьона, что навязался с нами идти к башне, устроил истерику. Он мне никогда не нравился. Вы же убили его? — беспокойно спросил Хосе, оставив наконец историю об обмене. — Был пацан, стал старик, но я его узнал, я его узнал! Хотел забрать у него одну вещь, но не успел, шаман усыпил меня. Так вы пристрелили его? Он плохой человек, убил моих братьев… Так что, вы отведете меня к башне? У вас же автоматы, серые демоны наверняка боятся автоматов… А я скажу, где девчонка.

— Она жива? — спросил Алекс наугад.

— Может, жива, может, нет. Я не присматривался. Не подходил.

— И даже не знаешь, во что она была одета? Почему ты тогда решил, что эта та, которая нам нужна?

Лицо Хосе сложилось в хитрую гримасу.

— А что, вам нужна другая? Одна девка валяется в сельве, другую ищут такие серьезные гринго. Я думаю, это одна и та же девка.

— Ладно, — проговорил Алекс. — Но мне нужно убедиться. Ты запомнил какие-нибудь приметы? Во что она была одета, например?

— Одета… — Хосе нахмурился. — В штаны какие-то… я сначала думал — пацан валяется, присмотрелся — нет, все-таки девка…

— Штаны, — поощрительно кивнул Алекс. — А еще? Может, на ней какие-нибудь украшения? Например, на шее? Украшение из серебристого металла? Не заметил?

Хосе отложил ложку и потрясенно уставился на Алекса. Щетинистый подбородок последнего Увера был вымазан сгущенкой, красные от усталости глаза слезились, и выглядел он жалко, но Алекс вдруг почувствовал исходящую от него опасность.

— Ну хорошо, — поспешно проговорил он, — это не важно. Я верю, что это та самая девчонка — действительно, откуда здесь взяться другой? Ты проводишь меня и моих друзей туда, где видел ее в последний раз?

— Что за украшение? — спросил Увера.

— Ну, девушки обычно носят украшения, — небрежно ответил Алекс, — вот я и подумал…

— Что за украшение? — взвизгнул Хосе. — Серебристое украшение? Украшение в виде броненосца?!

«Чертов псих, — устало подумал Алекс и на мгновение прикрыл глаза. — А он-то откуда знает о Броненосце? И откуда вообще взялся?»

Увера тем временем поднялся из-за стола и теперь стоял, пригнувшись, будто готовясь к прыжку.

— Эта девка украла моего Броненосца? — дрожащим голосом спросил он.

— Может быть, — торопливо согласился Алекс. — Именно поэтому мы хотим ее найти. Потому что она ворует всякие вещи.

— Я помогу вам, — важно кивнул Хосе. — И мне надо Броненосца и в башню — потом, когда я верну братьев. У вас есть еще сгущенка?

Алекс вздохнул и поставил на стол еще одну банку.