Чай из пустой чашки

[ОДИН] В НАЧАЛЕ

— Зачем теперь идут в проститутки? — спросил белый парень, потягивая кофе со льдом через тонкую длинную соломинку.

Поднятые брови превратили осторожное лицо сидевшего напротив японца в маску снисходительного удивления.

— Хочешь сказать, что кто-то еще не стал проституткой?

Смех белого гулко отразился в почти пустом зале кафе.

— Вот это да. Должно быть, на вашей планете действительно что-то не так.

Японец наблюдал, как по мере опустошения на высоком стакане с кофе со льдом выступали аккуратные капельки конденсата. Теперь было очень модно заказывать напитки в стиле ретро, сложно сказать, нравился ли кому-нибудь кофе со льдом. По слухам, в этих заведениях чаще всего добавляли лед во вчерашний недоваренный кофе, маскировали все это ароматизаторами и искусственными сливками.

— Это стихия. Некоторым она дарит все, другие и на йоту не продвигаются. Понимаешь?

— А что мне за это будет? — спросил белый, следя за тем, как собеседник разглаживает надпись «Guinness» на своей футболке. Не абы что, a «Guinness», да что в нем вообще от Востока? Он даже нос в чай засунул.

— Чего ты хочешь? — Не дожидаясь ответа, японец начал рыться в потертом саквояже, припаркованном на соседнем стуле, и достал оттуда мешок, в котором белый узнал чехол для навороченной модели костюма искусственной реальности (ИР). Потом японец положил на стол кулак, задумался, словно раздумывал, что ему дальше делать, и вдруг раскрыл руку, на ладони лежала сапфирово-голубая капсула, наполненная гелем.

— Господи, — глаза белого забегали, — и чё с этим делать, спрятать под подушку и обменять на монету?

— Это совсем не то, о чем ты подумал, — сказал японец. — Это рождение мифа. Среди суеты. И этот миф — абсолютная истина.

— Ага.

— Клянусь. Его извлекли из тысячелетней памяти нации…

— Аа-гаа.

— Я могу показать хромосому, из которой все это выскребли, — стал защищаться японец. — На его испытаниях погибло сто чистокровных. Сто. В больнице. Это чистая фармацевтика …

— Я приму ее — и что? Чё там за миф такой прекрасный?

— Красивых мифов много. Выбирай любой. Само рождение мифа прекрасно.

— Ну-ка расскажи мне.

Волнение японца было явно искренним.

— Ты же не хочешь все испортить.

— Если там все так замечательно, то ничего страшного не случится. Ну, давай рассказывай. Хотя бы один.

Японец долго не решался.

— Я просто хочу понять, что покупаю, — давил белый. — У нас так всегда дела делаются.

— Конечно, но по рассказу все равно ничего не поймешь.

— Верю, но я хочу знать, что будет. А если мне покажется, что это редкая скукотища, и я пошлю тебя куда подальше? Сам знаешь, может и так получиться. Я не японец. Могу и не понять.

Японец тяжело вздохнул:

— Ладно. Там было два бога: Сусано и Аматерасу. Брат и сестра.

— Сьюзан? — Все лицо белого выражало презрение, и он щелкнул кнопку меню справа, заказывая новую порцию кофе со льдом. — Думаешь, я поверю в японское происхождение имени Сьюзан ?

— Не Сьюзан, идиот, Сусано. Это имя брага, а сестру звали Аматерасу. Ты позволишь мне договорить или нет?

Белый беспечно махнул рукой. Официантка появилась так неожиданно, что он чуть не ударил ее по лицу. Сделав вид, что ничего не произошло, она плавно опустила новый стакан кофе со льдом и забрала пустой. Белый взял стакан и со втянутыми щеками принялся высасывать содержимое, обхватив своими тонкими губами настоящего белого американца прозрачную жирную соломинку. Голубые глаза не отрываясь смотрели на японца.

— Ну? — сказал он, отрываясь от соломинки. — Рассказывай!

Японец безропотно кивнул:

— Сусано был неистовым богом-бунтарем на колесах, рушившим все на своем пути, — сказал японец, наблюдая, как белый пьет свою старомодную бурду. Может быть, отчим не врал, рассказывая, что на Западе считают полезным вторичное использование мусора. Отчим сам был европейцем, мелкий чиновник по имени Кларк, ему всегда хотелось представлять из себя нечто большее, чем было на самом деле. У этого парня, видимо, схожий диагноз. — У них был непрерывный праздник. Знаю, кому-то покажется, что это неправильно.

— Однажды Аматерасу, обычно терпимая ко всем этим yabo [1] ткала свои священные одеяния со своими священными девушками, а Сусано впихнул им в комнату одну мертвую парящую лошадь, просто так: для священного девичьего визгу. Он добился своего, но одна из девушек от неожиданности уколола свои гениталии и умерла.

— О, такое бывает, — саркастически ухмыльнулся белый. — У меня много знакомых, проколовших себе разные места, и все они живы-здоровы, пока.

Японец бесстрастно посмотрел на него:

— Безусловно, если это называется жизнью.

— Эй, если тебе не нравится, никто не заставляет, но ведь ты не будешь спорить, что нет японцев с проколотыми…

— Seiken shirazu[2], — оборвал японец, опустив голову на руки. — Позволишь дорассказать?

— Да-да. Священная дева священно уколола свои священные гениталии и умерла. Дальше?

Принесшая ранее кофе со льдом официантка поставила на стол стакан зеленого чая. В бешенстве японец сказал:

— Уберите.

— Это я заказал. Спасибо большое. — Белый пододвинул чай к себе и поставил рядом с кофе.

— Yabo брат надоел Аматерасу гораздо больше, чем ты мне, — продолжал японец, сердито глядя на чай. — И она во гневе скрылась в пещере. Вот и все: а весь мир погрузился во тьму.

Белый скептически поднял бровь:

— Весь мир или только Япония?

— В те времена, кроме Японии, в мире ничего не было, manuke[3].

— Размечтался .

— Нет, это ты размечтался, gaijin [4] овца…

— Ну-ну-ну, он сказал «gaijin»! — белый поднял руки и стал сучить пальцами. — Опять завел пластинку Мисимы, да?

Японец бросил капсулу с гелем в крошечный нарукавный карман и сделал вид, что собирается уходить.

— Все, все, извини. Чем закончилось-то? Или это все?

— Остальные боги собрались вокруг пещеры и стали просить ее выйти, но тщетно. — Японец замолчал, оценивая, продолжать ему или нет. — Потом Грозная Богиня Небес…

— Кто? Чего?

— Грозная Богиня. Небес, — проворчал японец. — Теперь чего тебе не нравится?

— Чем же она ужасная?

Японец коварно улыбнулся:

— Если тебе повезет — узнаешь. Грозная Богиня Небес стала танцевать, она танцевала, танцевала, танцевала и постепенно начала возбуждаться. А за ней возбудились и другие боги, потому что танец был очень страстным. И на самом пике она вдруг завернула такое сексуальное па, что все кончили. И она тоже. И все засмеялись…

— Засмеялись? — Лицо белого выражало недоверие. — Вы чё, ребят, смеетесь, когда кончаете?

— Познаешь триумф — узнаешь, — невозмутимо ответил японец. — Боги смеются. Демоны смеются. Если тебе позволят туда попасть, тоже будешь смеяться.

— Спорим, не буду. И все? Все кончают и смеются, ха-ха, счастливый конец? Или нас прокатят в пещеру?

— Это тебе не парк развлечений.

— Вот черт, танцы мне покажут в любом клубе и в этой вселенной…

— Они не сравнятся с Грозной Богиней, — самоуверенно заметил японец.

— Да? В полуквартале отсюда есть женщина, у нее шесть заряженных колец, внутри…

— Ты прав. Я бы не связывался с таким ужасом. Удивляюсь, как ты не боишься. — Японец, казалось, испытывал отвращение. — Что если сжаришься там? Что если совсем сжаришься? — Он вздрогнул. — А ты женат?

— Да, женат. Но ничего серьезного. Имя я ей настоящее не говорил, и вообще. — Белый вытянул руки. Внешняя сторона была покрыта специально нанесенными шрамами, но выглядели они не очень. Самодеятельность: хотели доконать скарификатор или наоборот. В итоге красоты не получилось — обычные повреждения. Японец этого зрелища не выдержал.

— Если бы я захотел зарядить и почистить свою палочку волшебную, то мог бы оторваться где угодно. Черт, да я бы просто пошел домой. Я думал, у тебя тут нечто такое, а ты мне банальную эрекцию предлагаешь от того, что передо мной задницей покрутят. Грозная Богиня Небес, конечно! Да миссис Владычица Инга мозг костный высосет и даже прическу не испортит.

— Если бы она увидела священные гениталии Ама-ко Удзуме, она бы упала навзничь, кончая и смеясь, как гиена. — Японец поднял руку, поскольку белый хотел что-то возразить. — Послушай, я понял, что ошибся в выборе. Для такого мероприятия ты слишком мало разбираешься в местном колорите.

Белый привстал:

— Ты назвал меня долбаным туристом? Мешок с дерьмом, ты знаешь, кто я такой?

Японец вполовину улыбнулся:

— Все знают. Ты часто всем рассказываешь. Но даже если ты действительно…

— У меня есть свидетели!

На другом конце залы приносившая чай официантка бросила застилать скатерть и с неприкрытым любопытством нагло уставилась на них.

— И я тогда принял не слишком много, — мрачно добавил белый. — Крошечная доза. Если бы ее нашли у меня в кармане, то даже арестовать за хранение не смогли бы.

— Да мне плевать, что ты принимал. Это не олимпиада. Свидетели — тоже не проблема, — произнес японец, добродушно улыбаясь официантке. — Старший брат смотрит, младший, старшая сестра прослушивает телефон, младшая сестра выслеживает, а может, им приказали, что в принципе одно и то же. Без зрителей ты ничегошеньки не сделал бы. Парни вроде тебя руки на себя не наложат без соглядатаев. Уверен, они видели, как ты вышел из дома. И если ты и вправду сделал, то под кайфом и единственный раз. Думаю, это все, на что ты способен. Один раз. Один-единственный. Думаю, не важно как, все равно тебе пришлось прибегнуть к ругани и старомодному способу — посредством рук. Или жены.

— А ты сам что ж, священник хренов этого, как там, Шинту? Хиндо?

— Наши священники обет безбрачия не дают. Я и не говорю, что не имею права посещать это действо, если мне вдруг приспичит. Я говорю: ты слишком мало разбираешься в местном колорите.

Белый возмутился:

— Ишь ты, а твое тело, значит, разбирается.

— Нет, — резко ответил японец. — Сколько можно объяснять: тело не разбирается, его вообще никто не трогает. — Он нагнулся над столом и постучал белому по голове. — Все твое тело вот здесь и больше нигде. Там ломаешь шею и конец, но здесь все по-прежнему. Ты можешь взять только часть тела, ненужное отрезать, выкинуть, но здесь все останется так, как прежде.

— Ай, да все знают про это дело, — сказал белый. — Мать вечно твердила о фантоме вырванного зуба, как безногие о фантомных болях в ампутированной ноге.

— Aitsu wa kusomitai! [5] Теперь он рассказывает про чертов фантом маминого зуба, — сказал японец испуганной официантке, занявшейся новой скатертью.

— Почему мы не можем взять фрактального дерьма? — Белый начал тереть скатерть, словно трение могло бы оживить рисунок.

— Черт, теперь фракталы. — Японец помотал головой. — Не понимаю, чего я с тобой время теряю, ты же ничего не поймешь. Да ваш белый брат никогда ничего не поймет, да еще на тебя похожий. Вы же… вы давным-давно душу свою продали за удобную парковку. Знаешь, как только рождается белый, здесь открывают новую франшизу?

— Да, — зло ответил белый. — А если какой-нибудь онанист разрезает кредитную карту, закрывается очередной суши-бар.

Японец побледнел:

— Наверное, это правда. — Он снова достал пилюлю из нарукавного кармана, протянул ее собеседнику. — Ну, берешь?

Белый поднял ее с ладони японца двумя пальцами. И положил обратно:

— Не достаточно.

— Не достаточно? — повторил японец.

— Не достаточно.

— Ты сказал «не достаточно»?

— Да.

Японец покачал головой:

— А что не так? Пароль прилагается. Надеваешь свою шапку ИР — черт, я ему отдаю даже свой любимый костюм ИР, — настраиваешь, вводишь пароль и…

— И вот я в японском Диснейленде на… сколько — 10 минут? — Белый скорчил гримасу. — Забудь. Пользуйся сам. Со своими шлюхами.

— Да… тебе уже не помочь, — грустно сказал японец. Он внимательно разглядывал свои руки, лежащие на столе, белый нагнулся проверить: вдруг здесь происходит что-нибудь интересное, пока его половина неподвижна. — Все остается между тобой и твоими богами. Я даю инструменты, ключи, называй как хочешь. Но вкуса к жизни вернуть не могу, как, впрочем, и исправить близорукость. Думаешь, что получишь десятиминутное удовольствие, значит, именно так и будет. Но если ты готов пройти весь путь до красной зоны и испытать все, то — кто знает? Может, снова найдешь дверь вовне, и на этот раз тебе удастся пройти его до конца. Как это может удаться, если ты в саму возможность не веришь?

Белый облизнул свои тонкие бледные губы.

— Уверенности оно не прибавляет. Ведь это лишь слова.

— Знаешь, так просто мифы не даются. Для этого надо много работать. Главная твоя проблема, бледножопый, — это неумение представить мир за пределами твоих пяти чувств. Подключаясь, приходится все ощущать в себе. Мы пользуемся костюмом и шапкой ИР, чтобы почувствовать огонь внутри. А вы же используете его вместо того, чтобы почувствовать огонь. Понял? Почти все так поступают. Кроме, может, католиков-итальянцев. Когда народ воспитывают на вере, его солдаты могут летать и без самолетов.

— Православные русские все веруют, — сказал белый, — и те, что с Карибов, почти все верующие. Вуду…

— Да, но у карибцев задницы не бледные.

— Да, да, да. Послушай, ну хоть намекни, как увеличить продолжительность. Может, сказать Грозной Небесной Богине: «Эй, подождите»?

— У тебя есть мой ID, все мои учетные записи. Ты и сам легко свяжешься.

Белый поморщился:

— А ты куда подашься?

— Только не говори, что заботишься о моем благосостоянии! Как-то не по Гэтсби.

— Очень смешно…

— Хорошо, не похоже на белого.

— Слушай, остынь! Мы знакомы очень давно, и я обычно спокойно сношу все это стереотипное дерьмо про белых: бывает довольно забавно, но я устал от того, что меня бьют за преступления, что совершают чертовы урроды, которых я даже не встречал и от которых мне ни жарко ни холодно, особенно когда ты говоришь серьезно. Хочешь, я расскажу историю про японскую парочку, желающую снять квартиру? Она обычно нравится австралийцам, они ржут до колик. Это когда хозяин обнаружил, что его квартиранты переехали в ванную и бесконечно рассуждают о том, как там просторно…

Официантка у соседнего столика подавила едва не вырвавшийся приступ смеха и сделала вид, что поперхнулась. Они уставились на нее, после чего белый победоносно взглянул на японца.

— Вот, — продолжил белый. — Видишь, как легко рассмешить человека, не касаясь бородатых анекдотов про позорных тупых белых парней, которые мостят Бразилию зубочистками красного дерева, объедаясь жареной тюлениной и сэндвичами с цыплятами, потушенными на арахисовом масле с беконом. Это все никаким боком к белым не относится. И веришь или нет, но мои родители не выпихивали меня из дома, когда мне стукнуло восемь, а кормили до окончания школы.

Японец сжал губы, потом сказал:

— Ого, так ты до двенадцати лет и на улицу не выходил, немного же ты успел.

— Ой, очень смешно. Очень смешно. Особенно когда историю свою родную забываешь. В Таиланде по выходным пьянствуют педофилы всех мастей.

Японец оставался невозмутим:

— Япония располагалась очень далеко от Таиланда.

— Да, но там Японии уже нет. Конечно, так легко всех кругом обвинять. И все отрицать. А?

— Ближе к делу.

— Давай. А дело в том, что я сыт по горло бестактными шуточками по поводу белых задниц, понял? Отдохни немного.

Японец пожал плечами.

— Чудесно. Извини. Не знал, что у тебя такие комплексы.

— Впредь и у тебя они будут. — Белый скрестил руки на груди. — На чем я остановился?

— Я рассказывал, как ты получишь все мои учетные записи и пароли, а ты вдруг спросил, куда подамся я. — Японец снова улыбнулся вполовину. — Ты озаботился моим благосостоянием, что я нашел нетипи… ой. — Он снова пожал плечами. — Ты озаботился.

— Естественно. Не хотел бы я ввязываться в аферы. Представляешь, как-нибудь ночью в Сети пересмеиваюсь я себе с Мисс Грозным Небом, как вдруг меня обрывают, потому что решил нарисоваться ты. — Одним глотком он прикончил остатки чая. — Ты получаешь мое свидание, а я срок за взлом.

Японец засмеялся, но тут же умолк:

— Ах да, я не подумал.

— Да, черт возьми, а надо бы.

— Я пошутил, тупой белозадый. Такого не случится.

— А кто об этом позаботится, желтозадый?

— Я. Потому что я оплачу весь пакет. Ты получишь все, что я собирал годами. Все тебе, все до конца.

Белый открыл было рот, чтобы что-то сказать, и остановился. Глаза сузились, он посмотрел по сторонам, внимательно изучая каждую деталь.

— Что? — Японец немного подался назад.

— Почему?

— Что почему ?

— Почему это ты такой щедрый? — Белый оперся локтями о стол. — Где здесь подвох? Словно распродажа подпольная какая-то. Надо бы все сбыть. Ты бросаешь дело?

Японец пожал плечами:

— Ты просто не можешь оценить то, что тебе предлагают. Значит, твои проблемы гораздо серьезней моих.

— Я ничего об этом не знаю. — Парень посмотрел на японца исподлобья. — Может, это у тебя горы проблем, и ты их по-быстрому скинуть пытаешься. Кто завтра ко мне вломится и будет про тебя спрашивать?

— Никто, — спокойно ответил японец.

— Ага, даже… ээ… какая-нибудь грозящая небесная женщина.

Японец засмеялся:

— Только если ты изменишь программу.

Белый засмеялся вместе с ним и стал подниматься:

— Ну? У тебя еще есть что-нибудь сказать? Давай. Еще что-нибудь?

— Не-а.

— Почему нет?

Японец задумчиво улыбнулся.

— Я устал. Я любитель, а не продавец. Хотелось бы передать дело более одухотворенному человеку. Который сумеет оценить мое предложение и заплатить мне хорошую цену. Я собираюсь начать собственное дело и пытаюсь сколотить начальный капитал. Ты хочешь сбить цену, все нормально. Деньги у всех одинаковые, найду кого-нибудь еще.

— Да? — Белый снова сел.

— Да. У меня много задумок. У меня есть связи, расположение, я все верно рассчитал, не хватает только денег.

— Разве можно быть бедным у твоего хозяина?

— А вот можно. — Японец щелкнул пальцами. — Деньги хорошие, но и расходы немалые, и бонусов никаких, понял ?

Белый сощурился, словно все только что сказанное лежало перед ним на столе и, будь его зрение острее, он бы ясно все разглядел:

— Возможно, я что-нибудь из этого куплю.

Японец сморщился:

— Это пакет, черт возьми, нельзя купить какую-то часть пакета. Это все равно что купить кусочек дома. Ты покупаешь гостиную, пару стен, полкухни, но не берешь трубы, крышу — как ты себе это представляешь?

Белый вздохнул.

— Ладно, ладно, ты выиграл. Но подожди еще минутку: там есть мифы и дорога в настоящий Токио, так?

Японец смешно закивал, дергая подбородком вверх-вниз, словно хотел кивнуть, не кивая.

— Хорошо. И как понять, что там что?

— Ну, вот вам и ключ к пониманию психики бледной задницы. Вам обязательно нужны инструкции или хоть малюсенький намек: как тут поступать. Знаешь что, я разыщу какого-нибудь делового малого и попрошу его выслать тебе из Гинзы полный комплект инструкций на почтовой открытке.

— Постой, постой, подожди. Разве несправедливо попросить хоть крохотный намек? В конце концов, я не чистокровный японец.

— Если будешь мыслить в том же направлении и дальше, вряд ли доберешься до Токио. Тебя заметят и отправят с другими туристами в Чайна-таун. С моими пожитками ты правда станешь японцем.

— Отлично. Беру. Давай ее сюда.

Японец пихнул мешочек с капсулой в его сторону. Он взглянул на мешочек и окинул японца скептическим взглядом.

— Что еще? — вздохнул японец, вздох был явно притворным.

— Это не все, и не пытайся убедить меня в обратном, — сказал белый, ткнув в капсулу. — Все засунуть в одну пилюлю не под силу никому, даже японцам.

— Остальное в Сети. Примешь гелевую капсулу, она растворит в крови индикатор. Это твой пароль.

— Замечательно. — Белый был раздосадован. — Теперь вот придется еще и кровь чистить.

— Не придется, если ты относишься к выделителям. Ты выделитель?

Белый пожал плечами:

— Никто еще не спрашивал меня об этом.

— Люди в основном относятся к выделителям. Может, ты среди немногочисленных индивидов, не принадлежащих к этой группе, тогда, конечно, придется почистить, только тогда. Но всего лишь один раз, и костюм все сделает сам. Это небольшая плата.

Лицо белого оставалось бесстрастным.

— Какая польза человеку в приобретении целого мира, если он теряет при этом свою бессмертную душу?

— А? — удивился японец. — Думаю, это можно измерить, если понять, как велик приобретаемый мир и насколько ценна теряемая душа. — Его что-то встревожило. — Что с тобой? Только не говори, что ты это серьезно.

— Тогда бы я тоже сильно удивился. — Белый был озадачен. — Не знаю, что это на меня нашло. Неожиданно, словно… Не знаю. Я получил предупреждение, это было не просто ощущение. Это было словно видение. Или почти видение. Но это не мое видение.

— Ты уже чужие галлюцинации видишь, — сыронизировал японец.

— Точно. Это ведь и есть конечная цель, да? Чужая жизнь вспышкой проносится перед твоими глазами. — Белый засмеялся, но выглядел он не очень уверенно.

Японец нахмурился:

— Ты принимал что-нибудь?

— Нет, нет. — Белый замотал головой. — Давно уже совсем ничего. Нет. — Он старался выглядеть спокойным под пытливым взглядом японца. — Да все уже прошло.

Японец высокомерно фыркнул.

— Странник, не теряй бдительности. Кое-что впитывается, ты считаешь себя чистым, принимаешь новую дозу и — «ба-бах!», в голове происходит десятибалльное мозготрясение по школе Рихтера, и все погибают. А может, все случится чуть менее печально, — добавил он, увидев круглые глаза белого. — Может, ты попадешь в эту сказочную эротическую фантазию, увидишь самое желанное тело и вдруг ощутишь себя енотом, или тело окажется енотом, а ты артишоком, но даже тогда тебе понравится. Даже после того, как ты выйдешь из Сети.

— Да ну, бывает и так. Превращений я не боюсь, бывает, некоторые неудачники получают вещи и похуже.

— И чем же все это может погубить твою бессмертную душу?

Белый взял мешочек с капсулой: «Дьявол», — он встал, просунул чек со штрих-кодом в прорезь сбоку стола и отсалютовал, махнув указательным пальцем ото лба:

— Увидимся где-нибудь, когда-нибудь, — сказал он и направился к выходу, огибая столики.

— Нет, если у меня все получится, — пробормотал японец, провожая его взглядом. Он шел навстречу своему новому открытию или удачной игре, а может, просто привычной сутолоке. Единственное, в чем был уверен японец: белый продаст капсулу первому же сосунку, с которым столкнется на улице, а в костюме станет мастурбировать над своими фантазиями.

Ну и что. Ему-то уж было все равно, с тех пор как ушли они из его жизни, его мира, изо всех его миров. Или наоборот.

Какого дьявола. Может, белый и правда увидит создание нового мифа. Случались вещи и постраннее. Гораздо страннее, иногда даже с ним самим.