Час Дракона

12. Зуб Дракона

На рассвете Конан переправился через брод на реке Алиман и двинулся по широкой торговой дороге в юго-восточном направлении. На другом берегу остался Троцеро с отрядом рыцарей и алым леопардом Пойнтайнии, развевавшимся на ветру; черноволосые мужи в сверкающих доспехах в молчании глядели, как силуэт их короля понемногу исчезает вдали.

Конан оседлал полученного у Троцеро огромного черного скакуна. Аквилонской одежды не было на нем — снаряжение превратило его в одного из членов международной Свободной Компании — братства солдат удачи. На голове его был простой шлем без забрала, погнутый и поцарапанный, кольца и бляхи кольчуги свидетельствовали о многочисленных схватках, с могучих плеч спадал щегольской, но рваный и заляпанный алый плащ. Король неплохо выглядел в роли наемника, познавшего все капризы фортуны: то добыча и разгул, то пустая мошна и затянутый пояс.

Мало того, что он хорошо выглядел в этой роли, он в ней и чувствовал себя хорошо — воспоминания оживили в его душе картины буйных, безумных и прекрасных дней, когда он еще не помышлял о троне и как бродяга-наемник пил, искал приключений и стычек, не задумываясь о завтрашнем дне и не мечтая ни о чем, кроме доброго пива, алых губок и острого меча, чтобы размахивать им на полях битв всего мира.

Он ехал по неспокойной стране. Конных отрядов, патрулировавших обычно реку на случай пойнтайнского вторжения, не было видно. Гражданская война оголила границы. Длинная белая дорога тянулась от горизонта до горизонта, и по ней не двигались ни караваны верблюдов, ни грохочущие телеги, ни стада скота — только редкие группы всадников, остролицых мужей с решительными взорами. Они держались вместе и ехали настороже. Обычно они внимательно оглядывали Конана, но не задерживались, потому что вид одинокого ездока навевал мысли не о богатой добыче, а о тяжких ударах.

Опустошенные деревни лежали в развалинах, поля и луга заросли бурьяном. Лишь самые смелые навещали этот край, а местный люд разбежался и поредел во время внутренних войн и набегов из-за реки. В мирные времена на дороге было полно торговцев, направлявшихся в Мессантию и Аргос или обратно. Сейчас они предпочитали более длинную, но менее опасную дорогу на восток через Пойнтайнию, которая поворачивала потом на юг, к Аргосу. Только отчаянной смелости человек мог рискнуть своей жизнью и товаром, выбрав зингарийскую дорогу.

Ночью языки пламени взвивались на юге, днем поднимались в небо столбы дыма — в городах и на равнинах Юга гибли люди, рушились престолы, замки превращались в руины. Конан чувствовал даже искушение старого наемного вояки — повернуть коня и броситься в самую гущу схватки, разрушения и грабежа. Зачем стараться вернуть власть над народом, который уже и думать забыл про него? Зачем бежать за болотными огоньками, гнаться за утраченной навеки короной? Почему не забыться в багряных волнах войны и разбоя, которые раньше столь часто принимали его в свои объятия? Мир вступает в эру железа, эру войн, эру имперских амбиций. По-настоящему сильный человек может, конечно, встать на обломках царств, как последний победитель. Но почему этим человеком должен быть именно он? Так нашептывал ему на ухо демон-хранитель, а призраки бурного и кровавого прошлого окружали его тесным, кольцом. Но коня он не повернул, а все ехал и ехал к цели, такой туманной и неопределенной…

Он все быстрее гнал черного жеребца, но белая дорога от горизонта до горизонта была пуста. У Зората было большое преимущество, но Конан двигался все-таки быстрее, чем торговец с товаром. Так он доехал до замка графа Вальбросо, который, подобно гнезду хищной птицы, возвышался на скале над самой дорогой.

Вальбросо — худощавый человек с блестящими глазами и хищно загнутым носом, закованный в черные доспехи, съехал с горы во главе своих воинов, тридцати копейщиков, ветеранов пограничных схваток, таких же жадных и безжалостных, как и он сам. Торговых караванов давненько не было, и Вальбросо одновременно проклинал гражданские войны за опустевшие дороги, и благославлял их за ту свободу, с которой можно было обращаться с соседями. Он не рассчитывал хорошо поживиться за счет одинокого всадника, но курочка по зернышку клюет. Когда же он опытным взглядом осмотрел снаряжение и покрытое шрамами лицо Конана, то пришел к тому же выводу, что и всадники, встречавшие киммерийца раньше, — пустая мошна и тяжкий меч.

— Ты кто, бездельник? — сурово спросил он.

— Наемник, направляющийся в Аргос, — ответил Конан.

— Для парня из Свободной Компании ты выбрал неважный путь, — проворчал Вальбросо. — На юге полно всего — и работы, и добычи. Присоединяйся ко мне, и забудешь про голод. Дорога, правда, опустела и толку с нее немного, но я с этими головорезами собираюсь пойти на юг и продать свои мечи тому, кто сильнее.

Конан не торопился с ответом, потому что знал: откажешься — головорезы Вальбросо тут же кинутся на него. Прежде чем он обдумал ответ, зингарец заговорил снова:

— Вы, забияки из Свободной Компании, всегда славились умением развязать человеку язык. У меня есть пленник — последний схваченный мной купец и, клянусь Митрой, последний купец за целую неделю вообще. Но упрямый. Мне так и не удалось заставить его открыть свой железный ящик, секрет которого нам неизвестен. Клянусь Иштар, я-то думал, что знаю все способы убеждения, но, может быть, ты, ветеран Свободной Компании, знаешь такие, что ускользнули от моего внимания. Во всяком случае, поезжай за мной и попробуй что-нибудь сделать.

Слова Вальбросо определили выбор Конана. Похоже, речь шла о Зорате. Конан, конечно, не знал торговца, но человек, решившийся ехать этой дорогой в такое страшное время, мог, скорее всего, устоять и перед пытками.

По дороге, ведущей к замку, Конан ехал бок о бок с Вальбросо, хотя, как простой солдат, должен был держаться сзади. Но привычка сделала его неосмотрительным; к счастью, Вальбросо не обратил на это внимания. Годы жизни на пограничье научили графа манерам, несколько отличающимся от тех, что в ходу при дворе. Кроме того, он знал о независимости наемников, мечи которых прорубили дорогу к трону не одному королю.

Замок окружен был высохшим рвом, наполовину заваленным мусором. Они проехали через подъемный мост под арку ворот. Зловеще загремела решетка, опускаясь за спинами. Они выехали на пустой двор, заросший травой. Посередине был колодец, а вдоль стены тут и там были разбросаны деревянные времянки солдат. Из окон выглядывали лохматые, пестро одетые женщины. В сводчатых нишах солдаты в ржавых доспехах играли в кости на каменных плитах. Все это походило скорей на разбойничий вертеп, чем на благородный замок.

Вальбросо спешился и жестом приказал Конану следовать за ним. Через дверь они прошли в коридор, где встретили одетого в латы человека свирепого вида, который спустился вниз по лестнице — скорей всего, это был начальник стражи.

— Ну как, Белосо? — спросил граф. — Он заговорил?

— Молчит! — буркнул тот и покосился на Конана.

Вальбросо выругался и побежал по лестнице, Конан и Белосо за ним. Наверху они услышали вопли умирающего. Камера пыток в этом замке была на высоте — как и в государственном учреждении, здесь были всевозможные приспособления для терзания плоти, раздробления костей, вытягивания жил — колеса, железные башмаки, цепи и крючья.

В углу камеры сидело худое и лохматое человекоподобное чудовище в кожаных штанах и жадно обгладывало кость. На колесе умирал — Конан понял это сразу — голый человек. Неестественно вытянутые конечности говорили о вывернутых суставах и множестве других немыслимых повреждений. У него была смуглая кожа, умное строгое лицо и черные глаза, мутные и покрасневшие от боли. На лице его выступил предсмертный пот, а из-за растянутых губ виднелись черные десна.

— Вот эта коробка, — Вальбросо яростно пнул стоящий неподалеку небольшой, но тяжелый железный ящик. Ящик был украшен изображениями черепов и сплетающихся драконов, но ничего похожего на замок Конан не увидел. Пятна и царапины говорили о том, что до содержимого пытались добраться с помощью топора, лома, долота и огня.

— Здесь казна этого пса, — сердито сказал Вальбросо. — Все на юге знают Зората и его железный ящик, но что внутри — одному Митре ведомо.

Зорат! В самом деле, человек, за которым он гнался, лежал сейчас перед ним. Конан не выдал своего нетерпения, но, когда он склонился над измученным телом, сердце его бешено стучало.

— Ослабь веревки, мерзавец! — хрипло приказал он палачу. Вальбросо и его капитан смотрели с недоумением. Забывшись, Конан заговорил своим обычным тоном, а дикарь в кожаных штанах инстинктивно повиновался. Веревки ослаблялись медленно, иначе боль была бы такой же сильной, как при растягивании.

Рядом стоял жбан с вином. Конан схватил его и поднес к губам несчастного. Зорат судорожно глотал, и вино текло на его тяжко вздымавшуюся грудь.

Разум блеснул в залитых кровью глазах, дрогнули покрытые багровой пеной губы, и послышался хриплый шепот на языке страны Кот:

— Уже наступила смерть? Кончились эти мучения? Передо мной король Конан, павший под Валькией — значит, я в стране мертвых.

— Ты еще жив, — сказал Конан, — но умираешь. Пыток больше не будет, я позабочусь об этом. Но больше ничем не могу тебе помочь. Но, прежде чем умрешь, скажи мне, как открывается твой железный ящик!

— Мой железный ящик… — пробормотал Зорат. — Выкован он в дьявольском пламени пылающих гор Короши из металла, который не возьмет никакой инструмент. Много чудных сокровищ путешествовало в нем вдоль и поперек нашего мира, но все они не сравнятся с тем, что лежит там сейчас.

— Скажи, как его открыть, — настаивал Конан. — Тебе от него толку уже не будет, а мне оно может помочь.

— Да, ты Конан, — сказал торговец. — Я видел, как ты сидел с короной на голове и скипетром в руке в своей большой тронной зале дворца в Тарантии. Но тебя уже нет, ты погиб под Валькией. Значит, и мой конец близок.

— Что бормочет этот пес? — нетерпеливо спросил Вальбросо, который не понимал языка страны Кот. — Он скажет нам, как открыть ящик?

Голос его словно бы раздул искру жизни в израненной груди, Зорат повернулся к мучителю.

— Я скажу это только графу Вальбросо, — молвил он по-зингарийски. — Смерть кружит надо мной. Наклонись, Вальбросо!

Лицо графа разгорелось от нетерпения, он приблизился к умирающему.

— Нажми один за другим семь черепов на боковой стенке, — просипел Зорат. — Потом — голову дракона, который вьется на крышке. И наконец, надави на шар в когтях дракона. Секретный замок откроется.

— Ящик, быстро! — взвизгнул Вальбросо и выругался.

Конан поднял ящик и поставил его возле пыточного колеса. Вальбросо оттолкнул короля в сторону.

— Дай, я открою! — высунулся вперед Белосо.

— Его не откроет никто, кроме меня! — закричал Вальбросо.

Конан, инстинктивно схватившийся за меч, поглядел на Зората. Глаза его были мутны и кровавы, но он очень внимательно глядел на графа, и словно бы тень мрачной улыбки коснулась его губ. Торговец не открывал тайны, пока не понял, что умирает. Конан повернулся к Вальбросо и стал глядеть на него так же внимательно, как умирающий.

Край ящика был украшен рельефом из семи черепов среди ветвей причудливого дерева, а посередине свивался в кольца инкрустированный дракон. Вальбросо поспешно нажимал на черепа и, коснувшись большим пальцем головы дракона, грязно выругался и замахал рукой.

— Заноза, — проворчал он. — Палец занозил.

Потом он нажал на золотой шар в лапах дракона — и крышка подскочила вверх. Золотое пламя ударило в глаза. Казалось, что в резной коробке пылает огонь, готовый вот-вот вырваться через края. Белосо вскрикнул, граф тяжело дышал, пораженный Конан стоял в молчании.

— О, Митра, что за камень! — рука Вальбросо погрузилась в ящик и вынула оттуда пульсирующий алый шар, осветивший камеру мягким светом. Вальбросо казался бледным, как покойник. И вдруг умиравший на колесе человек расхохотался.

— Глупец! — воскликнул он. — Камень принадлежит тебе, но вместе с ним я подарил тебе смерть! Заноза в пальце… Посмотри на голову дракона, Вальбросо!

Все одновременно повернулись и посмотрели. Из раскрытой пасти на рельефе что-то торчало.

— Зуб дракона! — хрипел Зорат. — Он смочен ядом черного стигийского скорпиона! Дурак, дурак, трижды дурак, зачем ты открывал его голой рукой? Смерть! Ты уже мертв!

И умер сам с кровавой пеной на губах.

Вальбросо же зашатался и крикнул:

— О, Митра, я горю! Огонь пылает в моих жилах! Смерть! Смерть! — и, скорчившись, рухнул, на пол. Страшные судороги пробежали по телу, глаза остекленели, почерневший рот ощерился в страшной усмешке.

— Готов! — проворчал Конан и наклонился, чтобы поднять камень, выпавший из скрюченных пальцев Вальбросо.

— Готов! — проворчал Белосо, и в глазах его зажглось безумие и ярость. Он начал двигаться…

Ослепленный сиянием камня и потрясенный его доступностью, Конан оплошал. Прежде чем он разгадал намерения Белосо, что-то со страшной силой ударило его по шлему, и на кровавый блеск кристалла пролилась живая кровь.

Послышались топот ног и рев, подобный реву раненого буйвола. Оглушенный, но не вовсе потерявший сознание Конан сообразил, что Белосо ударил его железным ящиком. Голова уцелела только благодаря шлему. Он попытался отогнать тьму от глаз, шатаясь, поднялся и вытащил меч. Камера ходила ходуном в тумане. Дверь была открыта, и быстрые шаги доносились уже с винтовой лестницы. На полу валялся лохматый палач, остатки жизни вытекали из огромной раны на его груди. И Сердце Аримана пропало.

С мечом в руке, с лицом, залитым кровью, Конан выбрался из камеры. На неверных ногах он сбежал по лестнице, слыша во дворе крики, лязг металла, а потом — конский топот. Он выбежал во двор и увидел беспорядочно бегающих солдат и визжащих девиц. Боковые ворота были открыты, возле них лежал стражник с разрубленной головой. Кони — среди них и черный жеребец Конана — носились по кругу.

— Он сошел с ума! — вопила какая-то женщина. — Выскочил из замка, как бешеный пес, и начал рубить на все стороны! Белосо взбесился! Где граф Вальбросо?

— В какую сторону он ускакал? — зарычал Конан.

Все как один повернулись в сторону окровавленного незнакомца с обнаженным мечом.

— Через ворота на восток! — завыла женщина, а какой-то солдат воскликнул:

— А это что за тип?

— Белосо убил графа! — крикнул Конан, одним прыжком вскочил на коня и схватился за гриву. Дикий рев был ему ответом, но реакция воинов была такая, какую Конан и предвидел. Вместо того, чтобы закрыть ворота и поймать его в ловушку или броситься в погоню за убийцей и отомстить за господина, они запаниковали еще сильнее. Только страх перед Вальбросо держал этих волков в стае, а теперь они не чувствовали ответственности ни за замок, ни друг за друга.

Зазвенели мечи, завизжали женщины, и никто не заметил, как Конан вылетел через боковые ворота и с топотом помчался по склону. Перед ним лежала широкая долина, а дорога раздваивалась в южном и восточном направлениях. И как раз на восточной дороге Конан увидел всадника, который изо всех сил погонял коня. Мир перед глазами короля ходил ходуном, солнце виделось сквозь кровавую пелену, но киммериец, едва удерживаясь в седле, крепко сжимал одной рукой конскую гриву и тоже пришпоривал своего скакуна.

За его спиной струя дыма поднялась из замка, где тело забытого графа лежало рядом с трупом его жертвы.

Жеребец Конана был полон сил, но и конь Белосо не притомился. Киммериец не мучал свою разбитую голову вопросом, почему негодяй убегает от одного-единственного преследователя. Может быть, обретенное сокровище попросту свело его с ума. Солнце скрывалось за горизонтом, и дорога превращалась в тонкую белую нить, уходящую в пурпурный закат.

Наконец, конь короля начал дышать тяжело и бежать с трудом. Пейзаж в наступающем мраке менялся. Пустые равнины уступили место дубовым и ольховым рощам, вдали показались невысокие холмы. Конь храпел и двигался вихляющей рысью. Но Конан продолжал видеть фигуру беглеца, понял, что мало-помалу настигает его, и снова вонзил шпоры в конские бока. Из тьмы донесся леденящий душу вопль, заглушивший даже стук копыт, но ни беглец, ни преследователь не обратили на него внимания.

Они скакали уже почти бок о бок, когда над дорогой повисли мощные ветви деревьев. С диким криком Конан выхватил меч: он увидел обращенное к нему в темноте бледное лицо и блеск стали. Белосо тоже издал боевой клич. И в этот миг обессилевший жеребец Конана споткнулся и полетел кувырком, выбросив из седла ошеломленного всадника. Бедная голова Конана не выдержала удара о камень, и свет померк в его глазах.

…Король понятия не имел, сколько он пробыл без сознания. Сначала он чувствовал только, как его волокут за руку по камням, по лесной траве. Потом хватка внезапно ослабела и сознание окончательно вернулось к нему.

Шлем его пропал, голова раскалывалась, подступала тошнота, волосы слиплись от крови. Но жизнь уже возвращалась в каждую клеточку его тела, разум обретал остроту, и он начал понимать, где находится. Из-за деревьев видна была багровая круглая луна значит, уже за полночь. Долго же он лежал, приходя в себя после страшного удара Белосо и падения с коня. Соображалось, во всяком случае, лучше, чем во время погони.

Итак, он, к удивлению, не лежит на обочине дороги, да и вообще этой дороги поблизости не видать. Он лежал на лесной поляне, вокруг стволы деревьев и переплетения ветвей. Он пошевелился, огляделся и вздрогнул — возле него сидело на корточках какое-то существо.

Сначала Конан подумал, что это призрак — неподвижная серая фигура, глядящая на него застывшими бессмысленными глазами.

Он лежал, смотрел и ждал, когда исчезнет дурной сон, но мороз пробежал по коже, когда король вспомнил жуткие рассказы о существах, населяющих леса на границе между Зингаром и Аргосом. Гулями зовутся они, пожирателями человеческого мяса — семя тьмы, потомки чудовищной связи сгинувшего и забытого народа с демонами подземелий. Где-то в этом лесу, поговаривали, среди развалин древнего проклятого города, скользят между гробниц серые человекоподобные тени… И снова дрожь пронзила тело Конана.

Он следил за маячившей перед ним бесформенной головой, а рука его нащупывала кинжал на поясе. И вдруг с ужасным воплем чудовище бросилось, норовя вцепиться в глотку. Конан закрылся рукой, челюсти сомкнулись на ней, вдавливая звенья кольчуги в тело. Костлявые, почти человеческие руки добирались до шеи, но Конан отбил их и перевернулся, доставая левой рукой кинжал.

Они катались по траве, нанося друг другу удары. Под серой, дряблой, мертвой кожей перекатывались мышцы, словно бы сплетенные из стальной проволоки. Но у Конана тоже были железные руки, да и кольчуга надежно защищала от клыков и когтей. Ему удалось нанести удар кинжалом, потом еще и еще… Тварь была поразительно живучей, но наконец смертная судорога пробежала по отвратительно скользкому телу, когда острие кинжала нашло сердце.

Конан поднялся, борясь с тошнотой, и, держа кинжал в руке, вышел на середину поляны. Врожденное чувство ориентации не покинуло его, но он все-таки не знал, куда затащил его гуль и в какой стороне искать дорогу. Он глядел на черные силуэты деревьев и чувствовал, как на лбу его выступает холодный пот. Он, потерявший и дорогу, и коня, оказался в гуще этих вурдалачьих лесов, и лежащая у его ног лупоглазая тварь наглядно свидетельствовала о том, что слухи оказались правдой. Он затаил дыхание, чтобы расслышать треск ветвей или шорох травы.

Он вздрогнул, услышав наконец звук — ночную тишину огласило тревожное конское ржание. Его жеребец! Здесь водятся пантеры, а кроме того, гули жрут не только людское мясо.

Он бросился напролом через заросли в направлении звука. Страх сменился боевым азартом. Если с конем что-нибудь случится, пропадет возможность догнать Белосо и найти камень.

Снова, на этот раз ближе, заржал и забился в страхе жеребец. Было слышно, как он ударяет во что-то копытами..

Внезапно Конан выбежал на дорогу и увидел, что конь, прядая ушами и оскалив зубы, становится на дыбы и норовит ударить копытами по темной фигуре, прыгающей вокруг. Другие тени заклубились возле Конана, окружая его. Мерзкий трупный запах разлился в ночном воздухе.

Тут Конан увидел, что под травой и листьями что-то блеснуло. Это лунный свет отразился на лезвии его меча — меч как выпал из рук киммерийца, когда конь споткнулся, так и лежал на том же месте. Ругаясь, король схватил свое оружие и сделал широкий круговой замах. Блестели влажные клыки, тянулись грязные когти, но он прорубил себе дорогу и одним прыжком оказался в седле. Меч поднимался и опускался, рассекал уродливые головы и тела, хлестала кровь. Жеребец бил врагов копытами и кусался. Наконец удалось отбиться, и они помчались по дороге. Некоторое время уродливые тени преследовали их, но быстро отстали. Конь и всадник очутились на вершине поросшего лесом холма. Конан увидел перед собой бескрайний горный склон, уходивший вверх и терявшийся вдали.