Чары тьмы

ЭЛДИС, 1063

Стоял прекрасный солнечный день, и воды реки Лит сверкали на солнце. Лорд Камдель, некогда начальник королевских бань, ехал вдоль реки на коне и пел. Это были просто беспорядочные обрывки песен, потому что ему было трудно вспомнить слова. У него вообще возникали трудности, когда он пытался вспомнить вообще хоть что-либо. Например, почему он едет по безлюдным горам провинции Йир Аусглин? Время от времени ему в голову ударял вопрос, но независимо от того, как долго он над ним размышлял, Камдель так и не находил ответа. Просто казалось правильным, что он находится здесь, в сотнях миль от двора, со спрятанным в седельных вьюках мешочком, полном драгоценных камней. Камдель знал, что украл камни, но больше не помнил ничего — ни почему он их украл, или кто был их владельцем.

— Я, вероятно, пьян, — сказал он своему гнедому жеребцу. — Но почему я, пьяный, здесь?

Жеребец фыркнул, словно раздумывал о том же самом.

Через несколько миль дорога резко заворачивала, и, минуя поворот, Камдель увидел трех всадников. Где-то в глубине сознания он знал, что они его ждут. Конечно, это были Саркин и Аластир, а третий несомненно — кто-то из слуг. А сам Камдель здесь явно для того, чтобы купить опиума за эти драгоценные камни. Наконец все получило объяснение.

— Очень вовремя, друг мой, — сказал Аластир. — Ты готов отправиться с нами?

Камдель уже начал соглашаться, но внезапно у него в голове вспыхнула мысль:

«Не делай этого! Они причинят тебе боль!»

Мысль звучала так громко, так настойчиво, что Камдель без колебаний резко повернул коня.

— За ним! — Саркин бросился за Камделем.

«Беги!»

Камдель покорно пришпоривал коня, но как только тот перешел на галоп, то заржал и встал на дыбы. Камделя с силой бросило вперед; он держался за шею животного, а тот сильно шатался. Камдель увидел, как меч перерезал коню горло.

Всадник едва успел высвободить ноги из стремян и скатиться на землю, когда конь упал. Затем на затылок Камделя обрушился сильный удар и он провалился во тьму.

— Отличная работа, Саркин, — похвалил Аластир. — Ган, забери седельные вьюки. Мы должны быстро трогаться с места.

— Очень неудобно, черт побери, вышло из-за этого коня, — проворчал Саркин, склоняясь над Камделем. — Нам придется украсть для него еще одного.

— Наверное, нам следует просто убить его и покончить с этим делом. Все гораздо опаснее, чем я думал вначале. Не забывай: вокруг идет война. Мы можем встретить на дорогах патруль или что-то в этом роде.

Саркин поднял голову и посмотрел на учителя. Его глаза горели огнем, и Аластир понял, что Саркин готов взбунтоваться.

— Я знаю, что обещал, но… — Аластир колебался, вспоминая предупреждение Старца о том, что ученик ненавидит его. — А, ну ладно, он немного весит. Ты можешь привязать его к своему коню, пока мы не найдем еще одного.

— Я хочу получить небольшую компенсацию от этой вонючей свиньи. За все, что мне пришлось от него вытерпеть. Кроме того, мы можем использовать его для ритуала.

— Можем. И сделаем это сегодня вечером. Боги, я устал.

Их немой слуга Ган поспешил назад с седельными вьюками. Хотя Аластир испытывал искушение открыть их и позлорадствовать над драгоценными камнями здесь и сейчас, времени было мало. Он нервно огляделся, опасаясь увидеть поблизости какого-нибудь господина благородного происхождения и его боевой отряд в полном составе. Камдель будет приносить сплошные неудобства, черт побери. Аластир понял, что обижен на Саркина. Почему ученик его ненавидит? После всего, что он сделал для этой маленькой крысы из канавы! Тем не менее сейчас не было времени думать о таких вещах. Пусть даже Саркин ненавидит своего учителя — он все еще слишком полезен, чтобы от него избавляться.

Голова болела так, что от этой боли темнело в глазах. Его обхватывали какие-то руки. Но где он? На коне. Где-то. Камдель открыл глаза и увидел вокруг себя зеленые луга. Аусглин. Он хотел убежать. Со стоном Камдель попытался поменять положение в седле и понял, что его лодыжки привязаны к стременам.

— Проснулся? — послышался голос Саркина.

Тогда Камдель понял, что Саркин сидит у него за спиной. Это он удерживает его на лошади. Потом пленник услышал позади стук других копыт. Ему было больно смотреть на зеленые луга, они так и плясали у него перед глазами.

— Извини уж за удар по голове, — продолжал Саркин. — Но мы не могли позволить тебе уехать просто так.

— Почему? Зачем я вам сдался?

Саркин рассмеялся, а после пробормотал себе под нос:

— Сегодня вечером узнаешь.

Камдель слишком устал, чтобы спрашивать о чем-нибудь еще. Хотя он великолепно владел оружием и даже выиграл несколько турниров, он ни разу не участвовал в военных действиях и вообще никогда в своей жизни не тратил много энергии на что-либо. Боль охватила его разум и не отпускала на всем протяжении долгого пути. Он чувствовал себя очень-очень несчастным.

Наконец путники подъехали к ферме, брошенной довольно давно, судя по тому, что земляная стена, окружавшая ее, разваливалась, а крыша хозяйского дома прохудилась…

Спешившись, Саркин обрезал веревки, привязывающие лодыжки Камделя к стременам, и снял его с коня, а затем, подталкивая, втащил в большое полукруглое помещение, которое когда-то служило кухней. По полу было разбросано имущество, которое обычно берут с собой путешественники, а возле очага лежала груда одеял.

— Ложись и отдыхай, — сказал Саркин. — Но я свяжу тебе руки и ноги, чтобы ты не сбежал.

После того, как Камделя связали, он лежал очень тихо, пытаясь не двигать гудящей головой. Потом вошли люди. Они разговаривали между собой о каких-то трофеях, а затем перебрались в другое помещение. Камдель пытался заснуть, когда внезапно услышал вопль ярости.

— Его нет! Должно быть, выпал, когда ты зарезал проклятого коня! Все здесь, кроме Великого Камня Запада. Саркин, седлай лошадь и отправляйся назад искать.

«Великий Камень Запада». Что это? Камдель смутно помнил название, но из-за головной боли не мог соображать. Он погрузился в сон или потерял сознание — сам он точно не мог определить, что с ним происходит. Его преследовал кошмар: Аластир допрашивал его об этом таинственном камне.

Когда Камдель снова проснулся, стояла ночь и в очаге горел огонь. Рядом на полу сидели Аластир и Саркин и тихо разговаривали. Оба были в ярости. Их слуга сжался в тени возле стены. Камдель понял, что они так и не нашли камень, и почему-то сильно этому обрадовался. Пытаясь пошевелиться, он непроизвольно застонал, однако боль в голове теперь стала терпимой.

— Дай ему что-нибудь поесть и попить, — велел Аластир своему ученику. — Я хочу провести ритуал прямо сейчас. Должен тебе сказать, что все эти астральные путешествия меня просто вымотали.

Сердце Камделя тревожно забилось в груди. Он вдруг припомнил все рассказы о злых колдунах, какие когда-либо слышал.

— О, мы не торговцы опиумом, за которых ты нас принимал, — обратился к пленнику Саркин, опускаясь рядом с ним на колени. — Вскоре тебе, лорд, начнет открываться правда. Вначале ты будешь ненавидеть то, что я собираюсь с тобой сделать, но спустя некоторое время, полагаю, тебе это начнет странно нравиться. Ты как раз относишься к тому типу людей, которые это любят, ты, вонючий маленький слабак. Лорд! — последнее слово Саркин просто выплюнул.

Когда Саркин освободил руки Камделя, они так сильно дрожали, что пленник едва мог удержать бурдюк с водой. Однако он очень хотел пить, поэтому неимоверным напряжением воли заставил себя крепко ухватить бурдюк. Саркин наблюдал за ним с легкой улыбкой. От этой улыбки у Камделя мурашки пошли по коже.

— Голоден? — спросил Саркин.

— Нет, — Камдель говорил с трудом. — Пожалуйста, отпустите меня. Мой отец — богатый человек, он выкупит меня, клянусь богами! Пожалуйста, отпустите меня!

— О, ты никогда больше не увидишь своего отца, парень. Ты отправляешься с нами в Бардек, мой прекрасный, важничающий благородный лорд. Когда хозяину от тебя больше не будет пользы, тебя продадут в рабство. Конечно, после того, как мне ты тоже надоешь. Думаю, тебе лучше попытаться услужить мне. Постарайся, чтобы я не устал от тебя сразу же.

Внезапно Камдель понял, на что намекает Саркин. Лорд непроизвольно отшатнулся, Саркин же рассмеялся, глядя на него сверху вниз.

— Вероятно, он не может проглотить пищу, — вставил Аластир. — Развяжи ему лодыжки и тащи его сюда.

Когда Саркин силой поднял Камделя на ноги, тот пошатнулся. Он так долго оставался связанным, что ему было трудно идти.

Саркин поволок его в другую комнату, где на одной стене висел кусок черного бархата, вышитый странными знаками и сигилами. С крюков свешивались лампы, а в одном углу стояла небольшая бронзовая жаровня, над которой поднималось облако ароматического дыма. В центре пола имелось толстое железное кольцо, приделанное к крышке, которая несомненно открывала вход в погреб, где хранились овощи.

— Мы все уже приготовили и только ждали твоего пробуждения, — сообщил Аластир. Камдель ненавидел его слащавый голос. — Если станешь слишком сильно сопротивляться, то тебе будет больно, поэтому лежи спокойно.

При этих словах Саркин сильно толкнул Камделя на пол лицом вниз. Ученик быстро привязал его руки к кольцу, затем отошел в сторону. Когда Камдель поднял голову, то увидел, что Аластир стоит в трех футах от его головы. Аластир поднял руки ладонями вперед. В пляшущем свете свечей его глаза мерцали, когда он уставился в глаза Камделя.

Внезапно Камдель осознал, что не может отвести взгляд, хотя он и пытался это сделать. Глаза Аластира поймали пленника, пригвоздили его к месту, и лорд почувствовал, что старик словно бы выпивает из него жизнь, осушает его каким-то таинственным, непостижимым способом.

Затем Саркин встал на колени рядом и начал снимать с него бригги. Он просунул руку в штаны пленника, чтобы развязать тесемки, а потом поласкал его половой орган. Камдель сопротивлялся, он бился, подобно пойманной рыбе, но ученик двеомермастера оказался сильнее. Дрожа от страха, полуобнаженный Камдель лежал и смотрел вверх в глаза Аластира, в то время как Саркин раздвинул ему ноги и встал на колени между ними. Старик начал петь на каком-то непонятном языке. Его тихое, заунывное пение пугало еще больше, потому что слова произносились очень медленно и очень четко, в идеально выверенном ритме.

Затем Камдель почувствовал, как руки Саркина схватили его ягодицы. Когда он понял, что с ним сейчас сделают, то хотел закричать, но из горла не вылетело ни звука.

Серый рассвет осветил пробуждающийся лагерь — вдыхая влажный воздух, люди зевали и бранились, лошади переминались с ноги на ногу и с тихим ржанием натягивали веревки, которыми их стреножили. На своем посту у ручья Родри убрал меч в ножны и положил щит на землю в ожидании капитана, который снимет дозорного.

На противоположном берегу ручья уже поднялась весенняя пшеница, которая постепенно становилась бледно-золотой. Скоро придет пора собирать урожай. «Вот и лето пришло, — подумал Родри. — Мое первое проклятое лето серебряного кинжала.»

Наконец капитан отозвал его, крикнув и помахав рукой. Родри поспешил назад в лагерь, бросил щит рядом со скаткой и отправился к деревянным телегам, чтобы взять для своей лошади немного овса, а себе что-нибудь на завтрак.

Двадцать других членов боевого отряда уже находились там. Родри занял встал рядом с Эдилом, молодым парнем с квадратным лицом, который был — по крайней мере пока, — единственным в боевом отряде, кто разговаривал с серебряным кинжалом.

— Доброе утро, Родри. Как я понимаю, ты не видел никаких врагов, которые подбирались бы к нам ползком. Или ты спал на посту?

— Вы все так храпели и воняли, что не заснуть было проще простого.

Смеясь, Эдил дружески похлопал его по плечу. Тучный слуга лорда Гвивана оттолкнул остальных от телеги и влез без очереди, чтобы забрать завтрак для своего господина.

— А как далеко отсюда от дана этого лорда Дейна? — спросил Родри.

— Примерно пятнадцать миль. Если эти телеги из конского дерьма снова не сломаются, то мы окажемся там к вечеру.

— Думаешь, останемся там надолго? Осадим их?

— Ну, ходят такие слухи. Давай молиться, чтобы это оказалось не так.

С тех пор, как Родри ввязался в войну в Аусглине, он все пытался выяснить, что же здесь, собственно, происходит. Насколько он мог предполагать, лорд Дейн и некий лорд Лейнрид издавна враждовали между собой, причем вражда началась из-за какого-то пустяка. Каждый из лордов призвал всех своих союзников, чтобы собрать возможно большую армию. Родри нанял союзник Дейна — Марклью, но поскольку Марклью был должен Дейну только двадцать одного человека, сам он остался дома. Вместо него боевой отряд возгласил его сын — Гвиван. Позор нового положения постоянно грыз Родри. Прошлым летом он был кадвридоком большой армии; теперь же стал обыкновенным серебряным кинжалом, нанятым для того, чтобы избавить другого человека от необходимости ехать на войну.

Они быстро снялись с лагеря и спустя два часа после рассвета уже находились в пути. Половина боевого отряда ехала вместе с лордом во главе колонны; телеги тряслись и грохотали в центре; остальные всадники составляли арьергард.

Будучи серебряным кинжалом, Родри ехал в самом конце, задыхаясь от пыли, поднятой его товарищами. Он думал о Джилл. В безопасности ли она в дане, где осталась с прочими солдатами и самим вдовствующим лордом? Постоянным спутником Родри была ревность, она терзала его душу и насмехалась над ним, когда он вспоминал, насколько Джилл красива. Когда они вместе отправились в путь, ему удалось забыть, что они проводили по отдельности помногу месяцев, и он не знал, оставалась ли Джилл ему верна.

Всадники, растянувшись неровной линией, медленно пробирались по низким холмам, поросшим деревьями и кустарниками. Родри методично перебирал в памяти всех людей в дане. Кого из них Джилл может найти привлекательным? То, что каждый мужчина, который только увидит Джилл, немедленно захочет ее, было давним и твердым убеждением Родри. Вопрос лишь в том, согласится ли она?

Внезапно его мрачные размышления прервал звук серебряного рожка. Родри непроизвольно вскрикнул, поднялся в стременах и огляделся. Далеко впереди на дороге находился чей-то боевой отряд, вооруженный и готовый к действиям.

— Враги, парни! — крикнул Гвиван. — К бою!

Отвязывая щит от луки седла и надевая его на левую руку, Родри коленями направлял коня, чтобы обойти телеги и выйти вперед. Другие делали то же самое. Кругом все бранились и толкались.

Как раз в тот момент, когда Родри добрался до первой шеренги, прозвучал еще один сигнал рожка, и вниз с холмов понесся второй боевой отряд, чтобы отрезать им путь сзади. Родри всерьез начал задумываться, увидит ли он Джилл еще когда-нибудь, независимо от того, оставалась она ли верна ему. Ругаясь себе под нос, он достал копье, которое крепилось к правому стремени. В этот миг враги, преградившие им путь впереди, тронули лошадей с места.

— Гвиван! — крикнул их предводитель. — Сдавайся, молодой олух!

Лорд заставил коня выйти на несколько шагов вперед. За спиной у него толкались хмурые солдаты. По оценке Родри, у них в тылу находилось человек сорок, а впереди ожидали еще тридцать, поэтому он собрался с силами, чтобы умереть, если Гвиван откажется сдаться.

— Поработай мозгами, парень! — крикнул вражеский лорд. — Это даже не твоя вражда. Пусть твой отец выкупит тебя и твоих людей. Если только ты не доберешься сегодня до Дейна, мне плевать на тебя и я не собираюсь тебя убивать. Нет стыда в том, чтобы сдаться при таком раскладе. А нам нужны деньги!

— Прекрасно рассуждаешь, Инрик, — крикнул в ответ Гвиван. — А что с лордом Дегвиком?

— Он не поехал с нами, и я торжественно клянусь тебе честью, что тебе нечего опасаться, пока ты находишься у меня.

Гвиван думал так долго, что Родри едва не взорвался от злости. Его жизнь повисла в паутине чужой вражды, а он даже не знает, кто все эти люди.

— Решено, — наконец произнес Гвиван. — Я согласен на твои условия.

Родри резко выдохнул, испытывая огромное облегчением.

Враги медленно выехали вперед и окружили их. Инрик занял положение возле одной телеги, наблюдая, как Гвиван и его люди по очереди подъезжают к ней и разоружаются.

Родри был последним. Сперва он бросил на телегу копье, затем медленно и с неохотой достал меч, с красивым лезвием из лучшей стали и рукояткой в форме дракона Аберуина. Эту вещь он любил так же, как Джилл, и ему было больно класть меч в кучу.

— Это прекрасный меч, серебряный кинжал, — заметил Инрик. — Боевой трофей?

— Нет, лорд, это подарок человека, которому я хорошо служил, — Родри думал об отце, который подарил ему меч.

— Вероятно, ты сражался, как демон из ада, чтобы завоевать такой клинок, — Инрик повернулся к Гвивану, который с угрюмым видом сидел в седле рядом с ним. — Твой отец, похоже, серьезно подходит к своим обязательствам, если готов оплачивать услуги серебряного кинжала.

Гвиван поджал губы.

— Не твоя вина, что твой отец — проклятый скряга, — продолжал Инрик. — Думаешь, он заплатит выкуп за этого парня?

— Мой отец — человек чести, — рявкнул Гвиван. — И он НЕ скряга.

— Просто очень осторожен с деньгами, не так ли?

Когда Инрик захохотал, лицо Гвивана покраснело от стыда. Родри почувствовал неприятный холодок в животе. Если скупой лорд не заплатит выкуп за наемника, то Родри опустится еще ниже. Его положение окажется немногим лучше, чем у крепостного. Фактически он станет собственностью Инрика, пока не отработает свой долг.

Услышав новость, лорд Марклью пришел в неописуемую ярость. За ним бегали взъерошенный писарь и камерарий, а сам он широкими шагами расхаживал взад-вперед и громогласно проклинал Инрика и его клан. В углу вместе со служанками стояла Джилл, наблюдая за лордом, очень крупным мужчиной, крепким и мускулистым, несмотря на возраст.

В массивном кулаке он сжимал послание Инрика и сотрясал им, гневно глядя на писаря, словно несчастный был в чем-то виноват.

— Какая досада! — рявкнул Марклью. — Инрик захватил моего сына на дороге, применив подлый трюк, которым пользуются только проклятые сраные ублюдки, а теперь он еще и насмехается надо мной, называя меня скрягой! — Марклью швырнул куском пергамента в писаря, который схватил его и поскорее отскочил подальше от разгневанного лорда. — Что там сказано? Прочитай еще раз, шлюхин сын!

Писарь откашлялся и расправил послание.

— «Я знаю, как лорд ценит свои деньги, как крепко прижимает он их к груди — словно лелея возлюбленную. Однако, несомненно, его собственный, единокровный сын значит для него лишь немногим меньше и стоит того, чтобы расстаться с частью богатств. Мы оценили его в двадцать серебряных монет Дэверри. Кроме того, мы назначаем по десять серебряных монет за каждого из его людей, пять — за серебряного кинжала, по одной — за каждого из слуг.»

— Какая наглость! — выл Марклью. — Неужели Инрик в самом деле ожидает, что я стану платить выкуп за вонючего серебряного кинжала? Он насмехается надо мной! Будь я проклят, если стану платить!

Марклью снова забегал по залу. Камерарий повернулся к Джилл и жестом подозвал ее, приглашая обратиться к лорду с просьбой выкупить Родри, но Джилл отрицательно покачала головой и вышла. Одна из девушек схватила ее за руку.

— Что ты делаешь? Почему ты не попросишь его?

— Потому что у меня есть деньги, чтобы самой выкупить Родри. За все годы, что я провела на долгой дороге, ко мне еще никогда так отвратительно не относились, и будь я проклята, если стану терпеть такое отношение и дальше. Если бы я была бардом, то написала бы о Марклью песнь-поношение.

— Поверь, много бардов уже написали такие песни, но это не принесло ровно никакой пользы.

Джилл отправилась в конюшню, где спала в пустом загоне рядом со своим конем.

Конюх помог ей оседлать коня и рассказал, как добраться до дана Инрика, до которого было приблизительно полтора дня пути верхом.

— Но будь осторожна, девушка, — предупредил он. — В горах боевых отрядов — что блох на гончей.

— Я буду осторожна, — обещала Джилл. — Не мог бы ты дать немного овса моему коню? Или твой жадный хозяин изобьет тебя за это?

— Откуда он узнает? О таком хорошем коне следует заботиться.

Словно понимая, что о нем говорят, Восход тряхнул головой, и серебряная грива затрепетала на гнедой шее. Родри подарил ей этого коня западной породы, когда еще сам был лордом и мог позволить себе дорогие подарки. В отличие от Марклью он был щедр к окружающим.

Джилл уехала, не удосужившись попрощаться с Марклью, и галопом пронеслась первую милю пути, желая побыстрее отъехать от дана подальше. Когда она добралась до широких, поросших травой берегов реки Лит, то перешла на шаг, чтобы дать Восходу остыть. Внезапно на луке седла появился ее серый гном. Он устроился там, рискуя свалиться.

— Мы собираемся выкупить Родри, а затем вернемся на долгую дорогу, — сказала она ему. — Марклью — свинья.

Гном улыбнулся и согласно кивнул.

— Надеюсь, к Родри хорошо относятся. Ты сходил взглянуть на него?

Гном яростно закивал в ответ на оба вопроса.

— Знаешь, маленький брат, одной вещи я не понимаю. У нашего Родри есть эльфийская кровь, но он тебя не видит.

Гном ковырялся в своих длинных голубых зубах, пока думал, затем пожал плечами и исчез. Очевидно, он тоже этого не понимал.

Дорога петляла среди низких холмов, иногда уходила от реки, когда та текла по глубокому каньону, а затем снова встречалась с ней в долинах. Миля за милей по обеим сторонам тянулись захудалые пастбища. Тут и там Джилл видела стада белого скота с ржаво-красными ушами, за которыми присматривали пастухи и крупные серо-белые собаки.

В конце дня Джилл одолела большой поворот и тут увидела справа ворон. Зловещие птицы внезапно поднялись из высокой травы, описали круг, а потом снова опустились на землю и продолжили пир.

Джилл предположила, что там лежит труп теленка, который родился слишком слабым и умер вскоре после рождения, или, может быть, коровы, которая заболела и умерла до того, как ее нашел пастух. И тут снова появился серый гном. Он схватил поводья костлявыми пальцами, сильно потряс, потом показал пальцем на ворон.

— Ты хочешь, чтобы я взглянула на это?

Он кивнул в большом возбуждении.

Джилл привязала Восхода к кусту у дороги и последовала за гномом к месту. При их приближении вороны взлетели, недовольно каркая, и устроились на ближайшем дереве, чтобы наблюдать за своим трофеем. В высокой траве лежал труп коня. На нем все еще оставались седло и уздечка. Кожаные ремни глубоко врезались в раздувшуюся плоть. Джилл обошла труп кругом. Однако вороны слишком хорошо потрудились над тушей, и девушка не смогла определить, как именно погибло животное. Ее беспокоили седло и уздечка. Если конь принадлежал боевому отряду и просто сломал ногу, то люди забрали бы седло и все остальное после того, как избавили несчастное животное от мучений.

Задержав дыхание, Джилл подошла поближе. На уздечке мигали серебро и драгоценные камни.

— Клянусь всеми богами и их женами! Кто бросил бы такое?

Гном ее не слушал. Он копался в траве, разводя пучки зелени обеими руками и просматривая все вокруг. Его маленькое костлявое личико сморщилось от напряжения.

Наблюдая за ним, Джилл поняла, что прежде это место раньше обыскивал кто-то еще, потому что трава была сильно притоптана и сорвана в нескольких местах вокруг трупа животного.

Когда она подошла к гному, ее внимание привлекло мигание золота. Это был браслет, который носится выше локтя, — изысканное изделие из чистого золота, украшенное спиралями и розетками. Прежде Джилл никогда не видела подобные украшения, однако она знала, что такие вещи любили великие воины Времен Рассвета. Вероятно, перед ней была чья-то фамильная драгоценность, которая на протяжении столетий передавалась из поколения в поколение. Такая вещь бесценна. Джилл взвесила браслет в руке. Казалось, он почти ничего не весит, хотя выглядел массивным.

— Эй, ты случайно не это ищешь?

Гном смущенно прищурился и подошел к ней. Затем дотронулся до браслета одним пальцем, обнюхал его длинным носом, внезапно улыбнулся и исполнил короткий победный танец.

— Отлично. Мы возьмем его с собой.

Гном кивнул и хлопнул в ладоши.

— Но почему он такой легкий? Это на самом деле странно. По ощущениям он больше напоминает дерево, чем золото.

Казалось, этот вопрос поставил гнома в тупик. Затем он пожал плечами и исчез.

Убирая браслет в седельные вьюки, Джилл раздумывала над тем, кто убил коня и что случилось с наездником. Вероятно, следует попытаться снять уздечку, решила она, если, конечно, ей удастся выдержать вонь. Один из местных лордов должен опознать такой великолепный предмет. Если Джилл доставит уздечку, то, возможно, получит награду.

Внезапно она почувствовала предупреждение двеомера — холодок пробежал у нее вниз по позвоночнику, словно кто-то погладил ее по спине холодной влажной ладонью.

Здесь таилась какая-то опасность, что-то находящееся далеко за пределами ее понимания, но Джилл ощущала эту опасность так же определенно, как запах мертвого животного. Она решила не снимать уздечку, поскорее села на своего коня и быстро поскакала прочь.

В этот день она проехала много миль прежде, чем разбить лагерь, но едва ли спала той ночью, постоянно просыпаясь от тяжелых сновидений и прислушиваясь к ночным звукам.

Той же ночью Невин остановился в небольшой гостинице примерно в сотне миль к западу. На протяжении прошедших двух недель он пытался найти Камделя — с тех пор, как ему явился один из тех духов, что вливали силу в Великий Камень Запада, чтобы сообщить о краже. Поскольку Невин редко спал больше четырех часов за ночь, то засиделся допоздна, размышляя об ужасном похищении, когда перед ним предстал серый гном Джилл.

— Добрый вечер, маленький брат. Джилл рядом?

Гном покачал головой и заплясал вокруг мастера двеомера, улыбаясь от уха до уха.

— Что это? Какие-то хорошие новости?

Гном утвердительно кивнул и устроил сложную пантомиму, показывая какой-то круглый предмет и изображая сеанс дальновидения.

— О боги! Ты имеешь в виду Великий Камень Запада?

Гном утвердительно кивнул и пантомимой изобразил поиск и обнаружение.

— Ты его нашел? О, ты хочешь сказать, что он у Джилл?

Гном снова утвердительно кивнул. На мгновение Невину от страха стало дурно.

— Ты понимаешь, что это означает? Джилл угрожает большая опасность. Похитители так сильно желают заполучить его, что готовы убить ради этого.

Гном широко открыл рот и даже издал слабый звук, напоминающий хныканье, а это было сложным делом для Диких.

— Возвращайся к ней. При первом же признаке опасности сообщи мне, слышишь?

Гном кивнул и исчез. В состоянии, близком к панике, — насколько вообще это допускал его дисциплинированный разум — Невин повернулся к жаровне, которую топили углем. Она стояла в углу комнаты. При взмахе его руки Дикие Огня заставили угли разгореться. Невин уставился в них и подумал о Джилл.

Он увидел ее почти сразу же. В одиночестве она находилась на берегу реки, среди холмов. Джилл, прислонившись спиной к дереву, и сжимала в руке меч. По крайней мере она, казалось, понимала, что находится в опасности, но Невин знал: меч мало поможет ей против врагов такого рода.

И где же, боги, находится Родри?

Невин раздраженно перевел мысли на него и увидел парня, лежащего на одеялах на полу в переполненной казарме.

Все находившиеся там мужчины выглядели угрюмыми и опозоренными. Невин мысленно вышел из двери казармы. Снаружи стояли вооруженные люди. Значит, Родри взяли в плен, пока он участвовал в какой-то войне. А Джилл на дороге одна.

Невин выругался так злобно, что чуть не утратил видение, но снова поймал «картинку» и отправил мысленный импульс назад, к Джилл. Сейчас имело большое значение то, где именно она находится. Используя ее лагерь, как точку отсчета, Невин увеличил поле зрения и стал отходить от нее все расширяющимися кругами, пока не увидел достаточно, чтобы знать: она в центральной части Йира Аусглин.

Наконец Невин закончил сеанс дальновидения и вновь беспокойно заходил по комнате. Он обдумывал свои дальнейшие действия. Ему требовалось передвигаться очень быстро. Он купит вторую лошадь, решил он, чтобы скакать, меняя лошадей.

— Я должен добраться до нее вовремя, — произнес он вслух. — И клянусь всеми богами, что доберусь, даже если мне придется сгубить всех лошадей, на которых я поеду!

Тем не менее его страх рос, поскольку мастер черного двеомера, стоящий за кражей, находится к Джилл ближе, чем Невин.

Зеркало лежало на куске черного бархата, вышитого перевернутыми пентаграммами, зловещим символом тех, кто желает нарушить природный порядок. Две свечи стояли по обеим сторонам, их свет смешивался и фокусировался в центре вогнутой поверхности. Аластир склонился над нею, опираясь на обе руки и сожалея, что у него нет нормального стола. Поскольку он никогда не видел Великий Камень Запада, то не мог по-настоящему заниматься дальновидением и искать его обычным способом для мастера двеомера. Он сделал глубокий вдох и произнес зловещие имена Властелинов Оболочки и Коры. При произнесении имен Аластир почувствовал, как собираются духи, но они находились как раз за границей его ментального доступа.

— Покажите мне камень, — прошипел он.

В центре зеркала появились и исчезли туманные образы. Ничто не превратилось в четкий образ. Аластир проклинал духов и зазывал их, однако они постоянно убегали от него.

— Нужна кровь, — поднимая голову, заявил Аластир.

Саркин улыбнулся и отправился в угол кухни, где скорчившись сидел Камдель. Когда Саркин поднял его на ноги, лорд начал хныкать, но ученик двеомермастера отвесил ему пощечину и велел замолчать.

— Ты не умрешь, — сказал Саркин. — Тебе это может далее понравиться. Ты увидишь, как хорошо сочетаются боль и наслаждение, не так ли, мой прекрасный лорд?

Камдель разинул рот и повалился на Саркина, когда тот потащил его к зеркалу. Прихрамывая и волоча ноги, подошел Ган с ритуальным ножом с тонким лезвием. Саркин встал за спиной Камделя и начал ласкать его. Аластир, монотонно напевая, призывал духов, которых приучал выполнять свою волю.

Перед ним материализовались трое черных, искаженных гномов и леший с огромным ртом и кроваво-красными зубами.

Ган сделал разрез на тыльной стороне ладони Камделя. Лорд застонал и рухнул на обнимающего его Саркина, кровь потекла вниз. Деформированные Дикие собрались вокруг, ловя капли языками. Хотя сама кровь не была для них пищей, они впитывали чистый магнетизм, который источали и кровь Камделя, и сам Камдель в состоянии сексуального возбуждения. Неглубокая рана медленно затянулась. Гномы умоляюще протянули когтистые руки к Аластиру.

— Больше не получите, пока не покажете мне камень. Тогда дам еще.

Духи дематериализовались. Камдель дрожал, приближаясь к высшей точке наслаждения. Саркин отнял руку.

— Позднее, — прошептал он в самое ухо лорда. — Позднее мы снова проведем ритуал. В конце тебе начнет это нравиться.

Камдель посмотрел на него. Судя по выражению лица, он разрывался между похотью и презрением. Не обращая внимания на пленника, Аластир снова встал на колени перед зеркалом.

— Покажите мне камень!

В освещенном свечами зеркале сформировались облака, они закружились и медленно превратились во тьму. Улыбаясь, Аластир нагнулся ближе.

Тьма превратилась в образы: горы под ночным небом, стреноженный конь возле дерева. Под деревом ходил парень с мечом. Нет, не парень — это была Джилл, девушка-воительница, которая год назад помешала осуществлению его планов.

— Камень, — прошептал он. — Где камень?

Видение сфокусировалось на ее седельных вьюках.

— А теперь покажите мне точно, где она находится.

Видение задрожало, потом начало расширяться, уходить то в одну, то в другую сторону — и внезапно исчезло, смытое вспыхнувшим белым светом. Наполовину ослепленный Аластир рухнул вперед, на зеркало, в комнате появились искаженные Дикие. Судя по тому, как они извивались на полу, Аластир догадался, что их изгнали силой. Значит, за девушкой следил некто, обладающий большой силой двеомера. Аластир мог догадаться, кто это.

— Мастер Эфира, — прошептал он.

Гномы кивнули в знак согласия и исчезли. Аластир сел на пятки и внимательно посмотрел на Саркина, который, как обычно, наблюдал за ним с каменным лицом.

— Мастер Эфира, — повторил ученик. — Мы убегаем назад в Бардек?

Старый Ган загукал и застонал.

— Нет, — рявкнул Аластир. — Я слишком долго работал ради этого.

Он работал много лет — находя информаторов, выставляя ловушки. Он потратил столько сил на то, чтобы околдовать Камделя и поддерживать заговор. Теперь ему требовалась каждая капля магнетической силы, какую только он мог высосать из своей испуганной жертвы. Аластир отказывался бежать — по крайней мере до тех пор, пока не заполучит в руки камень. Кроме того, прошлым летом он видел саму Джилл, когда она и ее знаменитый отец сидели в таверне в Элдисе. В то время он посчитал это простой удачей, но теперь был уверен: его направляли Властелины Оболочки и Коры. Поскольку он видел ее, то мог заниматься дальновидением обычным способом, и Невину не удастся обнаружить его. Он встал и потянулся, каждая косточка в его теле болела.

— Я увидел, у кого он, — сообщил Аластир. — Мы убьем ее без особого труда.

Когда Джилл проснулась утром, то почувствовала, что у нее затекло и болит все тело. Она обнаружила, что солнце уже значительно поднялось над горизонтом. Девушка быстро встала, проклиная свою медлительность и вялость.

По крайней мере Восход уже был бодр и готов продолжать путь. Она дала ему немного овса и на ходу проглотила немного хлеба с сыром.

Занялся чудесный солнечный день, и тем не менее Джилл чувствовала холод, словно она вот-вот сляжет с лихорадкой. Джилл быстро уложила свои немногочисленные пожитки, а Восход едва успел покончить с овсом, когда они тронулись в путь.

Этим утром дорога увела ее от реки. Темная линия гор, отделявших Йир Аусглин от провинции Кум Пекл, все приближалась, подобно облакам на горизонте. Ближе к полудню она скакала через небольшую долину, когда увидела впереди на дороге пыль. Приближаясь к шести вооруженным всадникам, Джилл вынула меч из ножен, но всадники поприветствовали ее дружескими взмахами рук.

— Остановись на минутку, парень, — сказал предводитель. — Ты случайно не везешь послание от лорда Марклью?

— Нет. Я направляюсь в дан лорда Инрика. Серебряный кинжал, за которого он хочет получить выкуп, — это мой мужчина.

Всадники склонились вперед в седлах и уставились на нее.

— Какой плохой вирд у такой красивой девушки! Иметь мужем серебряного кинжала! — воскликнул предводитель с милой улыбкой. — А разве старый Марклью не выкупит его для тебя?

— Разве ад станет теплым, разве там вырастут цветы? Я сама еду торговаться с вашим лордом. Разрешите мне проехать?

— Мы даже проводим тебя. Наш лорд куда щедрее, чем Марклью, но предупреждаю тебя: как раз сейчас ему очень не хватает денег.

Хотя Джилл вначале держалась настороже, все шестеро относились к ней галантно и сочувствовали ее трудной ситуации. Войне еще предстояло достичь той стадии всеобщего озверения, когда мужчины насилуют с такой же легкостью, как убивают. Джилл втайне призналась себе, что рада заполучить вооруженную охрану, хотя не могла толком сказать, почему. Просто она каким-то образом знала, что ей нужна охрана.

Еще через четыре мили на вершине горы показался дан Инрика. За стенами поднимался массивный каменный брох. В ширину он был почти таким же, как в высоту. Такого Джилл никогда раньше не видела. Лошади, привязанные снаружи, так как конюшен не хватало, заполонили вымощенный булыжниками двор.

Джилл увидела гнедого боевого коня Родри, привязанного в стороне, словно конь серебряного кинжала разделял его позор.

Один из спутников Джилл, белокурый здоровяк по имени Арддир, проводил ее в большой зал. Здесь было людно, как на торговой площади в базарный день. Среди дополнительных столов и куч скаток стояли, сидели, пили и разговаривали почти двести воинов. За столом для почетных гостей и хозяев восседали четверо мужчин в клетчатых бриггах. Они изучали карту, начерченную на пергаменте. Когда Джилл следом за Арддиром появилась перед ними, седой лорд с заметно выпирающим животом повернулся в их сторону.

— Лорд Инрик, — обратился к нему Арддир, — может ли эта девушка побеспокоить вас на минутку? Помните Родри, серебряного кинжала? Это его жена. Марклью отказывается выкупать его для нее.

— Старое свиное дерьмо! — Инрик повернулся к другому лорду. — Ну, Марил, я победил в нашем споре. Ты должен мне серебряную монету.

— Похоже, так. Моя вера в то, что у Марклью может остаться немного чести, обошлась мне недешево. Но послушай, девушка, я никогда раньше не слышал о том, чтобы серебряный кинжал был женат.

— Несомненно, я — единственная девушка в королевстве, достаточно глупая, чтобы ездить с таким мужчиной, лорд, но он для меня — все на этом свете. У меня нет пяти серебряных монет, однако я отдам вам все монеты, которые у меня нашлись, лишь бы получить его назад.

Инрик заколебался, пожевывая усы, затем пожал плечами.

— Давай одну медную монету, символически, — сказал он. — И ничего больше.

— Если бы я была бардом, лорд, то повсюду славила бы ваше имя самыми лучшими стихами.

Вскоре Арддир привел Родри, который нес седельные вьюки, перекинутые через плечо, а под мышкой держал скатку. Он бросил свои вещи на пол и склонился у ног лорда. Когда Джилл передала символическую медную монету выкупа, Инрик вернул Родри его меч и попросил встать.

— Ты счастливый человек, раз у тебя такая смелая женщина, — сказал Инрик. — Обещай мне, что в этой войне ты никогда больше не станешь выступать против меня.

— Обещаю всем сердцем, — ответил Родри. — Неужели вы думаете, что я достаточно глуп, чтобы снова наняться к этому Марклью?

Все лорды рассмеялись.

Поскольку Инрик был щедр, как и полагается лорду, то позволил Джилл и Родри поужинать вместе со слугами и предоставил им убежище в дане.

После долгих поисков в переполненном форте слуга нашел место в одном из сараев, где хранились припасы. Среди связок лука и бочонков эля Джилл расстелила одеяла. Родри тем временем внимательно осматривал свой меч при свете лампы.

— Он не затупился? — спросила Джилл.

— Нет, благодарю всех богов войны, — Родри убрал меч в ножны и положил ножны рядом с собой. — О, любовь моя, ты слишком хороша для обесчещенного человека.

— Знаю, но все равно тебя люблю.

Улыбаясь, он положил руки ей на плечи, погладил ее и притянул к себе.

— Я даже не поблагодарил тебя как следует за то, что выкупила меня, — прошептал он. — Ложись со мной.

Как только их губы соприкоснулись, Джилл больше не могла думать ни о чем, кроме своей любви. Однако позднее, когда она лежала в его объятиях и они начали погружаться в сон, она снова почувствовала страх. Джилл не могла не радоваться тому, что они находятся в безопасности в дане и их окружает небольшая армия.

— Насколько я могу определить, они примерно в полутора днях пути впереди, — задумчиво произнес Аластир. — Теперь, когда у нас есть лошадь для Камделя, мы должны ехать быстрее.

— Ты прав, учитель, — согласился Саркин. — Ты можешь добраться до ее сознания? Послать какой-нибудь заговор, чтобы запутать ее?

— Не исключено, дойдет и до этого, но пока я предпочту не делать ничего подобного. Видишь ли, это может заметить Невин.

Саркин понимал опасения учителя. Хотя прошлым летом его оставили в Бардеке, чтобы заниматься делами Аластира там, он слышал о Мастере Эфира и его большой силе.

— И снова Родри, — задумчиво продолжал Аластир. — Когда мы увидим Старца, у меня будет для него много интересной информации.

«Если только мы доживем до встречи со Старцем», — подумал Саркин. Он почти физически ощущал, как рушатся все их тщательно подготовленные планы. Замысел расползался, как ветхий мешок, в который набили слишком много вещей. Рвется, расползается на нити, расточается…

Тем не менее Саркин никогда бы не посмел вслух высказать учителю свои сомнения.

Саркин обвел взглядом их лагерь. Он чувствовал себя неуютно. Камдель свернулся в одеяле, как маленький ребенок, Ган сидел у костра и смотрел в огонь, его губы были искривлены, глаза округлились в ужасе. Аластир встал и потянулся.

— Скажи мне кое-что, Сарко, — обратился он к ученику. — У тебя не возникало чувства, что кто-то разглядывает нас при помощи дальновидения?

— Появлялась такая мысль, раз или два. Ты думаешь, это Мастер Эфира?

— Нет, потому что если бы он знал, где мы, то уже бросился бы за нами, подобно атакующей змее. Но если это не он, тогда…

Саркин содрогнулся, закончив мысль у себя в сознании: значит, это ястребы из Братства. Наполовину наемные убийцы, наполовину ученики двеомера, ястребы служили правящему совету черного двеомера и выполняли его приказы.

Хотя Братство было организовано очень свободно, чтобы иметь устав в привычном смысле этого слова, оно всегда расправлялось с предателями вполне определенным способом. Ястребы же предоставляли любые средства убийства, которые могли требоваться гильдии.

— А зачем им следить за нами? — спросил Саркин.

— Прошлым летом я потерпел неудачу, не так ли?

— Но Старец не винит тебя.

— Это правда, — Аластир колебался, искренне недоумевая. — Тогда это может быть какой-то ученик Невина? — И снова колебание. — Я отправляюсь во тьму, где смогу помедитировать на эту тему.

Когда хозяин пошел прочь, Ган поднял голову, наблюдая за ним ничего не выражающим взглядом. Он был старым, беззубым, искалеченным тяжелой работой, покрытым шрамами — следами ярости Аластира. Саркин иногда задумывался над тем, ценит ли этот человеческий обломок свою жизнь или ему уже все равно, будет он жить или умрет. Саркин обнаружил, что в его мысли вкралась Эви — его красивая сестра. Неужели рабство когда-нибудь и ее доведет до такого же состояния?

— Не стоит огорчаться, старик. Мы еще достанем наши каштаны из огня.

Ган попытался изобразить дрожащими губами улыбку, затем снова уставился в огонь.

— Я поклялся не наниматься для участия в этой войне, — зевая сказал Родри. — Так в какую сторону мы поедем?

— Можем направиться на восток, в Маркмур, — предложила Джилл. — В это время года всегда есть караваны, направляющиеся в дан Хиррейд.

— О, боги, меня уже тошнит от вонючих купцов и их вонючих мулов! Меня не воспитывали служить нянькой для своры торговцев из простолюдинов.

— Роддо, ты за всю жизнь охранял только два каравана.

— И двух более чем достаточно.

Джилл взяла его лицо в ладони и поцеловала.

— Ты хочешь проливать кровь, а в тех горах много бандитов. Поэтому караванам и требуется охрана.

Когда они покинули дан Инрика, то двинулись на восток, направляясь в Маркмур. Дорога вела вверх по горам, и Джилл с Родри позволили коням ступать шагом. Покрытые травой пастбища уступили место зарослям кустарника и искривленных сосен, странных в этой части Дэверри. Когда они ехали по темному, тихому лесу, Джилл внезапно вспомнила о браслете, спрятанном в седельных вьюках.

— Родри! Когда я ехала к Инрику, со мной случилась странная вещь.

Когда она рассказала о случившемся, Родри забеспокоился.

— Почему ты не рассказала об этом Инрику? — наконец спросил он. — Мертвый конь мог принадлежать одному из его союзников.

— Ты прав, — Джилл почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. — Почему я этого не сделала? Я… ну… я просто забыла.

Родри повернулся в седле и взглянул на нее.

— Это слишком странная вещь, чтобы просто забыть о ней.

— Знаю, — Джилл непроизвольно содрогнулась. — Здесь присутствует работа двеомера. Ты не считаешь меня спятившей, поскольку я говорю это?

— Я только хотел бы, чтобы мог так легко от этого отмахнуться, — Родри остановил коня. — Нам лучше вернуться к Инрику и все рассказать.

Джилл согласилась, но когда она поворачивала коня, на дороге перед ней материализовался серый гном. Маленькое существо было в страшном волнении, оно закатывало глаза и махало руками, требуя, чтобы они остановились.

— Что случилось? — спросила Джилл. — Нам не следует поворачивать назад?

Гном так сильно замотал головой, что чуть не упал.

— Что это значит? — спросил Родри. — Твой гном?

— Да, и он не хочет, чтобы мы возвращались. Он в ужасе, Родри.

Гном исчез, затем снова появился на коленях Родри. Он протянул руку и умоляюще похлопал его по щеке. Хотя Родри не мог его видеть, он почувствовал прикосновение.

— Дикие один раз спасли мне жизнь, — сказал он. — Если гном думает, что позади нас ожидает опасность, то я поверю ему на слово.

Гном улыбнулся и потрепал его по руке.

— Кроме того, мы можем передать эту вещь тьерину Маркмура, — продолжал Родри.

Гном отрицательно покачал головой и ущипнул его за руку.

— Ты хочешь, чтобы мы оставили ее себе? — спросила Джилл.

Гном с облегчением улыбнулся и утвердительно кивнул, затем исчез. Джилл с Родри мгновение сидели на лошадях и в замешательстве смотрели друг на друга.

— Так, — наконец сказал Родри. — Дай-ка я выну свою кольчугу из седельных вьюков. Боги, как жаль, что ее нет у тебя.

— Думаю, нам следует купить мне кольчугу в Маркмуре. Поскольку Инрик проявил щедрость с твоим выкупом, то у нас остались деньги.

— Правда? А ты мне все время твердила, что у нас едва ли завалялась одна монета!

— Если бы ты все пропил, то мы теперь не смогли бы купить мне кольчугу.

— Правильно. О, ты, вероятно, по-настоящему любишь меня, если готова расстаться с деньгами, чтобы выкупить меня из плена.

Она сильно ударила его кулаком в плечо.

После того, как Родри надел кольчугу, они поехали быстрее. Оба держали в руках мечи, и щиты были наготове у луки седла. Дорога змеей петляла среди гор, постоянно поднимаясь вверх. Родри постоянно оглядывался назад. Как знала Джилл, ему помогает эльфийское зрение, благодаря которому Родри мог видеть значительно дальше, чем обычный человек. Он заметит врагов задолго до того, как враги заметят их.

Впереди маячили черные горы, поросшие соснами, тут и там белели выходы породы песчаника, подобно костяшкам гигантского кулака. Каждая маленькая долина или каньон, рядом с которыми проезжали путники, казалось, скрывают засаду. И тем не менее они спокойно миновали их.

Наконец они взобрались на последнюю гору и уставились вниз, на узкую долину, ограниченную на востоке высокими горами, а на западе — совсем небольшими холмами. У реки располагался Маркмур. Примерно триста круглых домов сгрудились на большом пространстве внутри высоких каменных стен. Они словно сжались вместе в страхе. Открытое место за стенами служило пастбищем лошадям и мулам торговых караванов.

— Никогда в жизни я не был так счастлив увидеть город, — заметил Родри.

— И я тоже.

Тем не менее Джилл не чувствовала себя в полной безопасности, пока они не проехали в обитые железом ворота и не увидели вооруженных городских стражников.

— Они почти повернули, будь они прокляты! — рявкнул Аластир.

— Это ее гном, учитель, — сказал Саркин. — Я видел, как он предупредил их, когда занимался дальновидением.

— Правда? Ну тогда мы кое-что с этим сделаем.

Аластиру пришло в голову, что чувство, будто за ним время от времени наблюдают, могло возникнуть просто от того, что этот гном или кто-то другой из Диких шпионит. Значит, пришло время отпугнуть их.

Два дня Родри и Джилл оставались в Маркмуре. Они нашли кров в ветхой гостинице, что у северных ворот, — единственной в этом торговом городе, которая приняла серебряного кинжала. Поскольку в городе такого размера не было оружейной лавки, в первый же день они отправились в дан местного тьерина и сторговали у камерария старую кольчугу для Джилл.

На второй день Родри целенаправленно объезжал город в поисках работы. Наконец он встретил Серила, который договорился отвести караван с оружием и предметами роскоши в дан Хиррейд.

Дан Хиррейд был довольно странным городом. Подобные поселения начали появляться лет восемьдесят назад. Изначально ему дали великолепное название — Привдан Рикайд, «главный королевский форт», но первый боевой отряд, ставший его гарнизоном, называл его «Форт Ностальгия», и название прижилось. Построенный по королевскому указу, он существовал, как судебный и военный центр Кама Пекла, новой провинции, медленно колонизируемой поселенцами из Дэверри. Во времена Джилл и Родри Кам Пекл все еще оставался уединенным местом. Эта провинция никогда не смогла бы заплатить достаточно налогов, чтобы обеспечить гвербрета, если бы сам король не помогал ему. Каждое лето королевские агенты нанимали людей, вроде Серила, чтобы отвести караваны с товарами в город гвербрета.

Поскольку Серил тратил королевские деньги, а не свои собственные, он был щедр, нанимая Родри, и предложил ему по серебряной монете в неделю. Он не стал спорить из-за того, чтобы кормить также Джилл и ее коня.

— И я хочу, чтобы ты нашел еще четверых ребят, — сказал купец. — По двадцать медных монет каждому.

— Решено. У меня не должно возникнуть проблем с поиском охранников в таком городе, как этот.

Родри отправился назад в гостиницу с тяжелым сердцем. У него имелись все причины не хотеть снова видеть дан Хиррейд — никогда. Однако после покупки кольчуги для Джилл у них осталось лишь несколько медных монет, и ему отчаянно требовалось заработать. Владелец гостиницы, тощий мужчина с сальными каштановыми волосами, ждал его у двери.

— Ну? — рявкнул он.

Когда Родри отсчитал ему четыре монеты, хозяин заулыбался и даже отправился за элем. В таверне плавали клубы дыма. Она была заполнена молодыми людьми, которые с большим интересом наблюдали за тем, как Родри платит. Сами они были потрепанными, немытыми, плохо одетыми и дешево вооруженными. По всему королевству встречались подобные люди, и все они искали себе место в боевом отряде лорда, и все брались за охранную работу, и всех гнала вперед мечта о боевой славе. Родри позволил им еще немного поразмышлять над увиденным, а сам устроился рядом с Джилл — спиной к стене, с кружкой в руке.

— Нашел работу? — спросила она.

— Да. Один из королевских караванов.

Занятая своими мыслями, она рассеянно кивнула.

— Что-то не так? — спросил он.

— Меня беспокоит мой гном, — Джилл стала говорить шепотом. — Он не приходил ко мне с тех пор, как мы оказались в этом вонючем городе, а пока тебя не было, я попыталась подозвать его. Он всегда раньше приходил по моему зову, но на этот раз я не смогла его вызвать.

— Кто знает, что происходит в их маленьких головках?

— Это серьезно! — Ее голос дрожал от беспокойства.

— Мои извинения. Но что с ним могло случиться?

— Не знаю. Однако учитывая то, что мы обнаружили…

Конечно, Джилл имела в виду, что везде вокруг них двеомер. Родри похлопал ее по руке, чтобы успокоить, но не смог найти никаких успокаивающих слов.

Его со всех сторон окружала краснота и он не мог двигаться. Он ненавидел ее, он был в ярости и отчаянно пытался пошевелиться, пока наконец не почувствовал безнадежность. Хотя он не умел произносить слов, он помнил образы и чувства. Он не забыл, как свободно путешествовал, как появились другие, уродливые, искаженные и жестокие, которые схватили его и потянули вниз. Он помнил ужас и монотонное пение. Затем осталась только эта краснота. Он больше не мог двигаться. В памяти встало ее лицо. Его омывали страх и любовь, и они смешались и превратились в боль. Единственное слово, которое он мог сказать, наполнило его. Джилл, Джилл, Джилл…

Жарким душным утром караван собрался у восточных ворот. Джилл держала Восхода и наблюдала за тем, как Серил и Родри обсуждают маршрут. Их окружала суматошная, шумная толпа. Там было сорок мулов, нагруженных королевскими дарами, и пятнадцать погонщиков, вооруженных дубинами с железными наконечниками, четверо охранников с мечами и молодой слуга Серила Намид.

Родри распределил своих людей вдоль по каравану, велел Джилл ехать во главе вместе с купцом, а сам занял самое опасное место — в арьергарде. После того, как Серил вознес молитву Нуду, богу торговцев, они тронулись с места. Солнце палило, мулы протестующе вопили. Впереди поднимались темные горы, изрезанные бледными голыми скалами, острыми, как клыки.

Из-за жары и крутой дороги караван за день преодолел только десять миль. Дорога постоянно поднималась и петляла, она вилась змеей через скалистые горы и густые заросли искривленных сосен, которые предлагали тысячи хороших мест для засады. Когда караван становился лагерем на ночь, Джилл постоянно таскалась следом за Родри, выставляющим трех часовых. Хотя она предложила тоже подежурить, он отказался. Однако он выбрал трех погонщиков, чтобы те тоже несли дозор. Хорошо зная, что командир действует по указу Серила, погонщики тем не менее проявили достойное своих мулов упрямство.

— Послушай, серебряный кинжал, — сказал один. — Это тебе платят за то, чтобы ты не спал, а не нам.

— Вы достаточно выспитесь в Других Землях, если нас захватят врасплох бандиты. Вы будете выполнять мои приказы или нет?

— Я не подчиняюсь приказам такого дерьма, как ты.

Родри ударил наглеца в живот кулаком, а потом добавил в челюсть. Джилл с восхищением смотрела, как погонщик мулов сложился пополам и рухнул на землю, точно мешок с зерном. Родри обвел взглядом его товарищей, стоявших с открытыми ртами.

— Кто еще желает поспорить?

— Ну, я подежурю какое-то время, — сказал один. — Когда приступать?

После спокойной ночи примерно через два часа после рассвета караван тронулся в путь и стал медленно взбираться к опасному перевалу, ведущему в Кум Пекл, где нередко случаются нападения разбойников. За этим перевалом опасностей станет меньше, потому что Блейн, гвербрет Кама Пекла, со своей стороны гор постоянно отправляет в дозор патрули.

— Как правило, разбойники избегают грабить королевские караваны, — сообщил Серил Джилл. — Знают, что в таком случае гвербрет соберет немалые силы и станет охотиться на них.

И все же, казалось, собственные доводы не слишком успокаивали Серила.

Когда ровно в полдень они добрались до перевала, Джилл решила, что это место полностью отвечает своей дурной репутации. Перевал растянулся на десяток миль, с одной стороны шел крутой обрыв, и людям пришлось выстроиться в затылок друг другу.

— Это будет трудный путь для животных, — заметил Родри. — Но мы не будем делать остановку, пока не преодолеем перевал.

Даже мулы, казалось, чувствовали витающую в воздухе опасность, поскольку шли быстрым шагом. На сей раз не требовалось понукать их. Родри переходил по всему строю, разговаривая с каждым охранником. Через несколько миль дорога стала расширяться. Она по-прежнему петляла между груд осыпавшихся камней. Каждый раз, когда Джилл бросала взгляд на Серила, он просто кивал ей, а затем снова переводил взор на дорогу. Наконец к ним подъехал Родри.

— Отойди подальше, купец. Теперь я встану во главе каравана.

— Ожидаешь неприятностей, серебряный кинжал?

Родри кивнул, глядя вверх на усеянную валунами скалу, что вздымалась высоко над ними.

— Я достаточно поучаствовал в войнах, чтобы ощущать приближающуюся опасность, — сказал Родри.

Серил со стоном повернул коня и направился назад в более безопасное место.

Когда Родри стал отвязывать щит от луки седла, Джилл сделала то же самое.

— У меня есть надежда убедить тебя отойти и не участвовать в этом? — спросил он, доставая копье.

— Никакой, — Джилл оглянулась и увидела, что он поставил всех охранников прямо за ними. — После того, как я убила Корбина, я не хотела бы возвращаться к этому снова, но, клянусь самой Эпоной, я стану бороться за свою жизнь.

Родри натянуто улыбнулся ей, словно и ожидал это услышать. Еще милю дорога петляла змеей, постепенно расширяясь. Пыль, которую они поднимали, висела в воздухе, как знамя, объявляя об их приближении. Джилл почувствовала холодок и тяжесть в животе, словно там оказался кусок камня. Она знала, что означает двигаться навстречу битве. Меч у нее в руке — тот, который ей дал отец, — ярко блестел на солнце. «О, папа, как хорошо, что ты научил меня им пользоваться», — подумала она.

Немного впереди дорога резко поворачивала, и Джилл внезапно увидела группу из двадцати вооруженных мужчин. Они перекрывали путь примерно в тридцати футах впереди. За спиной Джилл кричали и топотали. Погонщики остановили животных и попытались прорваться вперед со своими дубинами. Выкрикнув старый боевой клич: «За Аберуин!», Родри схватил копье, метнул его и, пока копье еще летело, обнажил меч. Бандиты с воплем бросились в атаку, но конь их предводителя пошатнулся и упал на колени — у него из груди торчало копье Родри. Всадника выбросило из седла, и он попал под копыта. Родри повел свой крохотный отрядик людей навстречу атакующим.

Враги превосходили их численно, но перевал был слишком узким. Кроме того, разбойники были плохо вооружены. По большей части их доспехи представляли собой кожаные куртки с нашитыми металлическими пластинами. Этим людям никогда раньше не доводилось встречаться с воином вроде Родри, который впадал в неистовство во время сражения — он выл и хохотал, нанося удары налево и направо. В полном молчании Джилл столкнулась с одним из противников, уклонилась от его неловкого выпада и сама нанесла ему удар по незащищенной груди. Его рубаху тут же промочило кровью и он повалился на шею лошади. Рядом с ним другая лошадь встала на дыбы, чтобы не наступить на труп, однако тренированный в сражениях Восход прогарцевал мимо и направился дальше. Джилл атаковала нового противника. Она целилась мечом в бок, как раз у края его кожаной кирасы.

Внезапно Джилл почувствовала тяжелый удар по спине, который задержала кольчуга. У нее перехватило дыхание. Она зашла в толпу врагов слишком далеко. Джилл резко развернулась и как раз вовремя подставила щит, отразив им следующий удар. В то время, как Восход сам пытался развернуться в гуще событий, Джилл отражала удар за ударом.

Когда она услышала, как к ней приближается демонический смех Родри, то стала сражаться еще яростнее, поворачиваясь в седле то в одну, то в другую сторону. Восход уворачивался от острого железа и яростно кусал чужих лошадей. Смех и вой все приближались и приближались, они звучали громче, чем вопли и боевые кличи. Затем враг возле Джилл упал — ему перерезал горло меч Родри. Сам Родри прорвался к Джилл и теперь они сражались бок о бок. Внезапно один бандит высвободился из кучи и понесся прочь от смеха Родри. С воплем за ним последовал еще один. Трусливые, как все грабители, разбойники разомкнули ряды, толкаясь и мешая друг другу.

— Пусть убираются! — крикнул Родри. — Незачем их преследовать!

Он снова оглушительно захохотал, когда они с Джилл развернулись и бросились назад, к каравану, куда прорвалось несколько бандитов. Джилл увидела, как один из молодых охранников отчаянно сражается, закрывая Серила. Как раз в тот момент, когда Восход принес Джилл к месту схватки, бандит убил парня. С воплем ярости Джилл отомстила за товарища ударом в спину и сбросила негодяя с лошади. Когда остальные грабители попытались убежать, Родри и два оставшихся охранника окружили их, чтобы зарезать. Джилл схватила под уздцы лошадь Серила. По его левой руке из длинного пореза текла кровь, сам купец рухнул на луку седла.

— Я никогда не думал, что придет день, когда мою жизнь спасет девушка, — прошептал он. — Но благодарю тебя, серебряный кинжал.

Успокоить мулов оказалось куда тяжелее, чем выиграть сражение. Наконец погонщики пинками и уговорами привели их назад. Джилл делала для раненых все, что могла, в то время как Родри и охранники в поисках живых осматривали лежащих людей. Своих они доставляли ей, а бандитов убивали, спокойно перерезая им горло. Джилл только что закончила перевязывать последнего раненого погонщика, когда ей принесли слугу Серила. Он упал с лошади, и животные затоптали его. Он кашлял кровью, у него были сломаны обе ноги.

— А, боги! — застонал Серил. — Мой бедный Намид!

Парень посмотрел на него, но очевидно не узнавал.

— Его нельзя переносить с места на место, — проговорил Серил. — Это убьет его.

— Он в любом случае умрет, — сказала Джилл. — Мне очень жаль, но это правда.

Серил снова застонал и провел рукой по волосам парня. Джилл оставила его со своим горем и присоединилась к Родри, который стоял на коленях рядом с последним из раненых бандитов, держа в руке серебряный кинжал. Этому разбойнику было не больше пятнадцати лет. Он так жалобно плакал, что Родри заколебался. С его кинжала капала кровь.

— Попридержи руку, — сказала Джилл. — Он умирает.

Бандит отвернулся и заплакал еще горше. Джилл встала на колени рядом с ним.

— Я могу зашить эту рану и спасти тебя. А ты расскажешь нам все, что знаешь.

— Расскажу. А, боги, мне так больно.

Резаная рана оказалась такой глубокой, что Джилл потребовалось немало времени, чтобы зашить ее. К тому времени юный грабитель настолько ослаб, что едва мог говорить, но Джилл все же выяснила, что он присоединился к банде недавно, что сам он — беглый ученик, который обокрал своего хозяина, а всего в отряде насчитывался тридцать один человек. Десятерых оставили охранять лагерь. Это было зловещей новостью:

— Они обязательно вернутся, — сказал Родри. — Сегодня ночью они будут зализывать раны, но завтра…

— Мы убили двенадцать из тридцати одного.

— Да, это так. А что если они приведут свежих людей из лагеря? Мы потеряли двух охранников и шестерых погонщиков. По крайней мере теперь мы знаем, кто нам противостоит. Хорошо, что ты решила спасти парня.

— Дело не только в этом. Мне показалось, что он сможет рассказать нам кое-что еще. Клянусь всеми кругами ада и всем льдом его, как я хочу, чтобы вернулся мой гном! Готова поклясться: он кое-что знает о происходящем.

Джилл посмотрела на горные вершины. Она была уверена, что за ней наблюдают, — никогда в жизни она ни в чем не была настолько уверена! — но ничто не двигалось в безмолвных, задумчивых горах.

На закате умер Намид. Он долго плевался кровью и жизнь по капле выходила из его поврежденных легких. Джилл сказала купцу слова утешения, а затем просто беспокойно бродила по лагерю. Погонщики сидели, сгрудившись и не разговаривая, без сил, подобно испуганным овцам, которые ждут очередного нападения волков. «До границы с Камом Пеклом недалеко, — подумала Джилл. — Но он вполне может быть на другой стороне Южного моря, если учитывать скорость, которую может развить эта компания.» Потом ей в голову пришла мысль, безрассудная, отчаянная. И тем не менее это был единственный шанс. Когда она сказала об этом Родри, он отругал ее.

— Не будь идиоткой! — продолжал он. — Насколько мы знаем, остальные мерзавцы стоят лагерем на перевале. Я не позволю тебе ехать одной. Не позволю и все!

— Передать послание одному из патрулей Блейна — это наша единственная надежда. И ты забываешь, что у меня есть Восход. Даже если они меня увидят, то к тому времени, как оседлают коней и бросятся в погоню, я буду уже далеко. Они никогда не догонят коня западной охотничьей породы. Я ведь легкая. Хотя Восход устал после схватки, он хорошо отдохнул во второй половине дня.

Пока они разговаривали, Джилл седлала коня и надевала на него узду. Родри ругался, спорил и угрожал, но в конце Джилл добилась своего, просто потому, что была права. Обращение к патрулю Елейна на самом деле оставалось их единственной надеждой.

Когда она выезжала, поднималась полная луна, и это позволило Восходу выбирать дорогу среди валунов и идти большими легкими шагами. Джилл ехала, держа наготове щит и меч.

Родри долго стоял на краю лагеря и смотрел туда, где скрылась Джилл. Наконец он заплакал, думая об опасности, которой она подвергалась. Люди развели небольшой костер, но большинство погонщиков мулов уже спали, единственным возможным для них способом утопив свой страх.

Двое охранников, Лидик и Мин, встали, когда подошел Родри. Эти люди посмотрели на него в слепой надежде на то, что закаленный в битвах серебряный кинжал спасет их.

— Поспите немного, — предложил Родри. — Я покараулю первым.

Они кивнули. Мин собрался что-то сказать, затем просто пожал плечами. Родри взял щит и шлем и прошел примерно сто ярдов вниз по перевалу. В лунном свете он видел так же хорошо, как днем. Он различал даже цвета окружающих предметов — это была часть наследия эльфийской крови. Караулить скучно даже в самое лучшее время, а теперь, когда он еще беспокоился о Джилл, время тянулось страшно медленно. В хитрых тенях казалось, что предметы двигаются. Когда Родри смотрел в сторону движения, оно прекращалось, но что бы это ни оказалось, существа были очень маленькими и несомненно не представляли угрозы. Наконец, когда было уже далеко за полночь, судя по положению луны, к Родри пришел Лидик.

— Тебе следовало разбудить меня раньше.

— Я не устаю так, как большинство людей. Когда пойдешь будить Мина себе на смену, скажи ему, чтобы поднял меня до рассвета.

Лидик улыбнулся так, словно полагал, что Родри перенапрягается, желая дать своим людям побольше времени для отдыха, но Родри на самом деле мог долго обходиться без сна, и это был еще один подарок эльфийской крови. Когда он шел назад в лагерь, то проходил мимо раненого бандита, который громко стонал. Склонившись над парнем, Родри подумал, что Джилл напрасно потеряла время, пытаясь спасти раненого. Лицо юноши так горело, что сразу становилось очевидно: в рану попала инфекция.

— Это ты, серебряный кинжал? — прошептал он.

— Да. Меня зовут Родри.

— Где девушка?

— Отправилась за подмогой.

— А у нее в самом деле драгоценности?

— Что?

— Драгоценности. Старик сказал, что они у нее. Мы должны были взять ее живьем и отобрать драгоценности.

Родри схватил его за плечи.

— Расскажи мне правду! — рявкнул он. — Какой старик?

— Тот, который нас нанял, — у бандита заплетался язык и говорил он очень тихо. — Я не знаю его имени. Но он нанял нас, чтобы захватить девушку.

— Как он выглядел?

Юноша не ответил. Родри снова потряс его, но раненый потерял сознание. Выругавшись, Родри поднялся на ноги и оставил его лежать. Теперь слишком поздно ехать за Джилл. Родри снова заплакал, а потом отправился назад дежурить вместе с Лидиком. Нескоро он сможет заснуть. Теперь у него появился новый страх, который будет терзать его неотступно. Он позволил Джилл уехать одной, когда все это время истинной целью бандитов была она.

К полуночи Восход стал сильно уставать. Джилл спешилась и повела его в поводу, их обоих шатало от усталости. Хотя ее спина горела огнем от веса кольчуги, Джилл решила не снимать ее. Все, о чем она могла думать, — это отдых, но она точно знала: если поддастся импульсу, то обязательно заснет. Еще через милю она подошла к высшей точке перевала. Рядом с дорогой возвышался грубо выточенный столб со взвившимся на дыбы жеребцом — символом гвербретов Кама Пекла.

— Видеть тебя почти так же отрадно, как лечь спать. Теперь уже недалеко.

Восход устало фыркнул, опустив голову. Джилл прислонилась к столбу и дала коню передохнуть несколько минут. Внезапно она опять поняла, что за ней наблюдают. Держа в руке меч, девушка отпустила поводья и сделала несколько шагов в сторону дороги, а затем медленно повернулась кругом, осматривая вершины скал. Ничто не двигалось, никаких силуэтов не показалось в лунном свете. Джилл схватила коня под уздцы и пошла дальше. Теперь она шла быстрее, чем раньше, ее подгонял страх.

Чувство усиливалось. У нее по спине не потек пот. За ней наблюдали. Теперь в любой момент, за следующим поворотом дороги или прямо за нагромождением валунов могла ждать засада, которая означала ее смерть. Тем не менее Джилл преодолела еще одну милю и не встретила никого.

Крутые скалы заканчивались, дорога стала шире. Она ясно просматривалась, и ступать было легче, а таинственные глаза все так же следили за Джилл, пока она вела коня, похлопывая его по мокрой от пота шее и подбадривая тихими словами.

Наконец он пошатнулся и чуть не упал. Джилл позволила ему остановиться, опустив голову почти до самой земли. Не оставить ли его здесь? Внезапно Джилл почувствовала, как наблюдатель оставил ее. В полубессознательном состоянии девушка огляделась вокруг и увидела в сотне ярдов рядом с дорогой небольшую башню за невысокой каменной стеной. Это мог быть только один из патрульных постов гвербрета Бдейна — небольшой боевой отряд был расквартирован рядом с границей, всегда готовый к неприятностям. На такие затраты не пошел ни один из остальных лордов Дэверри. Джилл откинула голову и рассмеялась.

— Идем, старый друг. Мы в состоянии преодолеть еще несколько ярдов.

Пошатываясь, Восход позволил ей подвести себя к обитым железом воротам, на которых был вырезал герб — жеребец. Джилл молилась, чтобы кто-то услышал, когда она закричит. В лунном свете мигнуло что-то серебряное. Это был рожок, подвешенный на цепи к кольцу, за которое открывались ворота. Девушка схватила его и дунула. Раздался долгий, отчаянный звук. Восход поднял голову и победно заржал.

— Кто здесь? — спросил голос из-за двери.

— Серебряный кинжал. На перевале бандиты.

Ворота со скрипом открылись, человек, несущий ночной дозор, схватил ее за руку и ввел в безопасное место.

— Мы просто будем здесь ждать? — спросил Серил.

— Так лучше, — ответил Родри. — Скала прикроет нам спину.

Серил кивнул и уставился на него, как голодающий ребенок смотрит на своего родителя, уверенный в том, что его мудрый храбрый отец найдет еду, далее когда потеряны все надежды. В сером рассвете они обошли лагерь. Родри боролся со своей печалью. Он был уверен, что Джилл мертва. Его единственным утешением было то, что вскоре ему представится шанс отомстить за нее. Лагерь укрепили как только можно. Груз, который несли мулы, был свален, чтобы получилась грубая стена из мешков, за которой спинами к скале находились погонщики. Мулов стреножили рядом. Родри повторил свои приказы. После того, как его и двух других охранников убьют, погонщики должны привести скот в состояние паники и погнать стадо прямо на бандитов. Суматоха положит нескольких.

— Сражайтесь до смерти, — закончил он. — Вам от них пощады ждать не придется.

Родри, Лидик и Мин сели на коней и заняли позицию перед баррикадой. Хотя парни были бледны, они держались твердо, готовые умереть, как мужчины. Солнце стало светить ярче; минуты тянулись медленно. Родри понял, что испытывает нетерпение и горит желанием присоединиться к любимой в Других Землях. Наконец они услышали стук копыт и позвякивание упряжи — к ним быстро приближался большой отряд. Родри взмахнул мечом и повел своих им навстречу.

Боевой отряд рысью преодолел поворот. В нем насчитывалось двадцать человек в кольчугах, на хороших лошадях. На щитах красовался красно-золотой герб Кама Пекла.

Родри услышал, как лагерь за его спиной взорвался радостными криками и истерическим смехом, но сам он не мог произнести ни звука — чувства переполняли его. Теперь он знал, что Джилл в безопасности. К нему подъехал капитан боевого отряда.

— Ну, серебряный кинжал, — заговорил он с улыбкой. — Похоже, здесь все рады нас видеть.

— Клянусь честью, мне никто еще так не нравился при первой встрече! Когда до вас добрался другой серебряный кинжал?

— Примерно через час после полуночи. Крепкий парень, хоть по виду не дашь ему больше четырнадцати. Он падал на месте, но продолжал повторять, что хочет ехать вместе с нами.

— Да, он такой, — Родри предпочитал, чтобы они продолжали считать Джилл мальчиком. — Вы привели с собой врача? У нас есть раненые. — Он снял шлем и откинул капюшон кольчуги.

— Да, — внезапно капитан уставился на него. — То есть, я хотел сказать: да, мой лорд.

— А, свиное дерьмо! Значит, ты видел меня раньше, не так ли?

— Много раз, лорд.

— Никогда больше не называй меня так. Меня зовут Родри и я — серебряный кинжал. Ничего больше.

Капитан кивнул, молча выказывая сочувствие. Это вывело Родри из себя.

Он развернул коня и повел боевой отряд назад к лагерю. Когда он спешивался, капитан попытался попридержать ему поводья.

— Прекрати! Я не шучу.

— Ладно, ладно. Значит, «Родри» — и ничего больше.

— Так лучше. Как далеко отсюда до вашего патрульного поста? Я должен похвалить нашего молодого серебряного кинжала.

— Примерно пять часов пути на свежей лошади, но когда мы вернемся, этого паренька там не будет. Видишь ли, я отправил его в дан Хиррейд с посланием. Прошу о подкреплении. Он сказал, что уедет на рассвете.

Родри выругался вслух. Капитан явно все еще думал о нем, как о лорде Родри Майлваде, потому что поспешил объясниться:

— Мне пришлось привести с собой всех людей, которые расквартированы на посту. Грабители почти никогда не нападают королевские караваны, поскольку знают: мы бросим на них все силы, если они это сделают. Следовательно, здесь происходит что-то странное.

Родри едва слушал его. Джилл опять на дороге одна. И об угрожающей ей опасности она знает еще меньше, чем он сам.

— Она просто от меня ускользнула, — сказал Саркин. — Я был всего в миле позади нее, когда она добралась до патрульного поста.

— Знаю, — ответил Аластир. — Я наблюдал за тобой.

— Если бы ты додумался найти ее раньше через дальновидение…

Вот она, вспышка такой знакомой наглости, но Аластир пропустил ее мимо ушей, потому что они находились в слишком большой опасности, чтобы идти на риск и сражаться друг с другом. Хотя и он сам, и Саркин хорошо владели мечом, вокруг них стояли девятнадцать разозленных бандитов. Аластир никогда не сможет околдовать их всех. Только что избранный предводитель банды широкими шагами подошел к ним, скрестив руки на груди.

— Вы нам не сказали, что девчонка умеет драться, как демон из ада!

— Я предупреждал вас, что у нее есть опыт участия в сражениях.

Бандит опасно зарычал. Аластир достал кошель, который приготовил для них.

— Я также сказал, что вам хорошо заплатят. Вот.

Когда бандит высыпал содержимое кошеля на ладонь волосатой руки, его лицо осветила широкая улыбка. При виде двадцати серебряных монет и квадратного рубина, величиной с ноготь большого пальца, изумленно распахнулся рот, в котором недоставало зубов.

— Ну тогда никаких претензий, — сказал он, поворачиваясь к своим людям. — Все отлично, парни. У нас здесь драгоценный камень, который мы можем продать в Маркмуре и несколько месяцев жить, как короли.

Когда бандиты весело загалдели, Аластир и Саркин сели на коней и уехали прочь. Старый Ган вел за ними лошадь Камделя. Хотя позднее бандиты явно попытаются устроить засаду на людей, которых они теперь считают богатыми, Аластир сможет воспользоваться двеомером и укрыться от этой неприятности. Он позволил себе соскользнуть в легкий транс. Кто-то за ними следит. Знание пришло к нему, как болезненный удар в основание черепа. Аластир быстро открыл глаза и вернул сознание назад, на физическую плоскость.

— Сарко! — крикнул он. — Наш наблюдатель вернулся!

Ученик попридержал коня.

— Это должен быть Мастер Эфира, — сказал он.

— Нет. Я слишком долго занимался изучением подобных вещей, чтобы не узнать такого мастера. Это ястребы. Больше некому.

Когда они ехали дальше, Аластиру хотелось ругаться. Время уходит. Если их преследуют ястребы, то они должны выбираться из Дэверри. Было бы разумно немедленно повернуть и как можно скорее направиться в ближайший портовый город. На мгновение Аластир колебался, почти готовый принять решение, но затем вспомнил Старца и его замечание о том, что Аластира ненавидит Саркин. Ученик, который утратил уважение к черному двеомеру, опасен. Кроме того, Старец вполне мог послать ястребов следить не за учителем, а за учеником. Это так похоже на Старца, работающего тайно.

Более того, они так близко подошли к тому, чтобы заполучить девчонку! Слишком близко, чтобы сдаться теперь. Аластир не сомневался: если ему удастся захватить Джилл живой, то он сможет торговаться с Невином: Джилл в обмен на обещание безопасного пути из Дэверри — с камнем.

Джилл, конечно, хотела подождать Родри на патрульном посту, но ни один серебряный кинжал не может отказаться выполнить прямой приказ отвезти важное послание самому гвербрету, по крайней мере не получив за это кнута. Восход слишком устал, поэтому конюх вывел для нее крепкого черного коня. Капитан уже вручил ей опознавательный знак; пока она едет по делам его светлости, все вассалы Блейна будут предоставлять ей свежую лошадь и пищу, чтобы она побыстрее доставила послание.

— А теперь послушай, — сказала Джилл конюху, — Восход должен быть здесь, когда прибудет Родри.

— За кого ты нас принимаешь, за конокрадов?

— Есть много великих лордов, которые «обменивали» лошадь, в то время как ее владелец совершенно не собирался этого делать.

— Твой конь в полной безопасности. Я вот что тебе скажу, серебряный кинжал. Мы, люди из Кама Пекла, ненавидим конокрадов больше всех других воров на земле. У нас конокраду не отрубают кисти рук. Ему дают пятнадцать ударов плетью и публично вешают.

— Отлично. В таком случае я отправляюсь в путь со спокойным сердцем.

Вскоре Джилл выехала. Она двигалась то рысью, то шагом, пока не преодолела горы. На более пологих склонах предгорий она время от времени могла пускать коня в галоп. Около полудня она прибыла в дан благородного лорда, получила еду и свежую лошадь и снова понеслась вперед.

Холмы быстро остались позади, теперь дорога Джилл вела по лугам Кама Пекла. Эта провинция, по большей части совершенно не подходящая для земледелия, была настоящим раем для скотоводов. На хорошо орошаемых лугах среди небольших березовых рощиц Джилл видела спокойно пасущиеся табуны; белые коровы с ржаво-красными ушами лежали в тени и жевали свою жвачку. Конные пастухи объезжали стада.

На равнине девушка почти все время скакала галопом. Она еще два раза меняла лошадей. От патрульного поста до города было пятьдесят миль. Преодолеть такое расстояние за один день мог только специальный курьер. К третьей смене лошадей солнце уже опускалось к горизонту. Лорд, который давал ей лошадь, предложил гонцу гвербрета переночевать у него. Джилл хотела было принять предложение, но опять почувствовала предупреждение двеомера. На этот раз оно прошло по ней резко, как нож. Она должна ехать дальше — и как можно быстрее.

— Благодарю, лорд, но послание на самом деле срочное.

— Несомненно, тебе лучше знать, серебряный кинжал.

Покинув дан, она понеслась галопом. Холодок двеомера подгонял ее, Джилл ощущала спиной его ледяное дыхание. Кто-то знал, где она находится, и этот «кто-то» следовал за ней, чтобы причинить ей зло. После прошлой тяжелой ночи Джилл была близка к тому, чтобы заснуть в седле всякий раз, когда лошадь переходила на шаг. Тем не менее девушка продолжала бодрствовать и подгонять лошадь. При виде путников на дороге Джилл кричала, именем гвербрета требуя, чтобы ей освободили путь. С удивленными возгласами пешеходы и всадники отступали в сторону и позволяли ей проехать.

Наконец Джилл поднялась на гребень невысокой горы и увидела внизу город гвербрета — дан Хиррейд, растянувшийся по обеим сторонам реки и окруженный высокими каменными стенами. Река блестела на закате так ярко, что для усталых глаз Джилл это было почти невыносимо. Скоро городские ворота закроются на ночь. Девушка ударила пятами лошадь, чтобы заставить ее бежать быстрее, и бросилась вниз, примчавшись к воротам как раз когда они закрывались.

— Послание для гвербрета! — заорала Джилл. — С перевала Кам Пекл!

Ворота попридержали. Когда стражник выбежал, чтобы встретить ее, Джилл широким жестом достала и продемонстрировала опознавательный знак.

— Хорошо, серебряный кинжал, — сказал стражник. — Я отведу тебя прямо в дан.

Когда створки ворот затворились и были заперты, Джилл почувствовала огромное облегчение. Здесь на какое-то время она в безопасности.

Стражник повел ее по лабиринту мощеных улиц. Круглые здания лепились друг к другу почти вплотную. В окнах горел свет; люди возвращались домой после торгового дня; тут и там из окон долетал запах ужина, от чего у Джилл заурчало в животе. В дальней стороне города находилась невысокая насыпная гора, окруженная каменными стенами. И снова ворота, и еще стражники, но благодаря опознавательному знаку Джилл с провожатым вскоре оказались во дворе огромного дана Блейна, с тройным брохом, возвышающимся над сараями и конюшнями. После того, как паж забрал лошадь Джилл, городской стражник провел посланца в большой зал.

В каминах пылал огонь, ярко горели свечи. Моргая, Джилл стояла у двери, в то время как стражник отправился поговорить с гвербретом. Возле большого слуги подавали ужин боевому отряду из ста человек. Воины восседали за длинными столами. За отдельным столом для почетных гостей и хозяев гвербрет трапезничал один. Джилл осматривалась по сторонам. Искусная работа каменщиков, прекрасные шпалеры, серебряные кубки и канделябры на столах… Джилл испытала желание отругать весь патруль. Почему эти «олухи не отправили послание капитану гвербрета, вместо того, чтобы заставлять ее врываться к великому лорду и беспокоить его за ужином? Грязный серебряный кинжал, вроде нее, должен был бы ждать снаружи во дворе.

Вид самого Блейна едва ли успокаивал. Когда стражник поговорил с ним, гвербрет надменно откинул голову и встал, гордо расправив плечи. Он оказался гораздо моложе, чем ожидала Джилл, на вид приблизительно двадцати двух лет, и поразительно напомнил ей Родри, синеглазый, с черными волосами. Хотя, конечно, не мог сравниться в красоте с ее мужчиной.

— Иди сюда, серебряный кинжал, — приказал он. — Что там за послание?

Джилл поспешила к нему и уже начала опускаться на колени, но потеряла равновесие и чуть не растянулась на полу.

— Простите, ваша светлость, — пробормотала она. — Два дня в пути, а до этого — сражение.

— Клянусь задницами богов! Тогда поднимайся с проклятого пола и садись на стул. Паж! Меда! Тащи кубок! Шевелись! Этот парень, должно быть, голоден.

Пока удивленные, пажи приходили в себя, Блейн схватил Джилл за плечи, помог ей встать и усадил на свой стул. Он сам сунул ей в руку кубок с медом, затем устроился на краю стола, позабыв о еде.

— Готов поспорить, что угадал, — сказал он. — На этом перевале, по которому таскаются демоны, опять возникли неприятности.

— Именно так, ваша светлость.

Пока Джилл рассказывала, подошел капитан Блейна, чтобы тоже послушать новости. Это был крепкий мужчина тридцати с лишним лет; на его щеке выделялся побледневший шрам. Когда Джилл закончила говорить, гвербрет повернулся к нему.

— Комин, возьми пятьдесят человек и запасных лошадей и отправляйся в путь сегодня же ночью. Я… так, подожди минутку. — Блейн схватил кусок жареного мяса с золотой тарелки и бросил Джилл. — Хлеб возьмешь сам, парень. А теперь послушай, Комин. Гони этих бандитов, шлюхино отродье, в Йир Аусглин. Если у гверберта Игвимира хватит наглости пожаловаться, то скажи ему вот что: если мы не увидим их головы на копьях через неделю, это означает войну.

— Все сделаю. Как только будут новости, отправлю посыльного.

Пока они обговаривали детали, Джилл продолжала есть. Когда Комин ушел, чтобы выбрать людей, Блейн взял свой кубок и быстро выхлебал мед — так жадно, словно это была чистая вода. Паж, поджидавший поблизости, тотчас же шагнул вперед и ловко долил кубок.

— Похоже, ты едва прикоснулся к меду, — заметил Блейн, обращаясь к гонцу. — Что ты за серебряный кинжал, если так медленно пьешь? Как тебя зовут, парень?

— Джилиан, ваша светлость, и я не парень, а девушка.

Блейн уставился на нее, потом откинул голову и расхохотался.

— Похоже, я старею и слепну! — все еще улыбаясь, воскликнул он. — Да, на самом деле девушка! Что же заставило девушку ступить на долгую дорогу?

— Мужчина, которого я люблю, — серебряный кинжал. Я оставила своих родственников, чтобы следовать за ним.

— Очень глупо с твоей стороны, но с другой стороны кто знает, на что способны женщины? — Он передернул плечами. — Хорошо, Джилиан. Мы не можем разместить тебя в казарме, поэтому на ночь я выделю тебе комнату в брохе.

В тот же день патруль Кама Пекла проводил остатки каравана Серила к приграничному посту, а затем воины снова отправились на поиски бандитов. Родри помог перенести Серила на койку в казарме, проследил, чтобы охранников и погонщиков хорошо накормили, а затем отправился в конюшни — проверить, в порядке ли Восход. Конюх сказал ему, что Джилл выехала на рассвете с посланием гвербрету.

— Так что она прямо сейчас должна приближаться к дану Хиррейд.

Родри посмотрел сквозь дверной проем на закат.

— Именно так. Ты когда-нибудь был в нашем городе, серебряный кинжал?

— Один или два раза. Ну, я собираюсь поужинать.

Закончив трапезу, Родри зашел проведать раненого бандита, которого заперли в сарае с припасами. В этих предосторожностях не было необходимости, поскольку юноша умирал. Он был без сознания. Родри чувствовал запах зараженной раны через бинты. Он дал умирающему воды, затем уселся рядом, разглядывая его. Никогда прежде он не видел, чтобы подобная рана так быстро убила человека — а ведь Родри принимал участие в очень многих сражениях. Конечно, грабители питаются совсем не так хорошо, как лорды. Молодой человек, несомненно, нередко голодал и поэтому сильно ослаб. Тем не менее заражение должно было распространяться медленнее, в особенности после того, как Джилл обработала рану. Она ведь сделала перевязку сразу же после того, как юноша был ранен! Если кто-то хотел заткнуть парню рот, то ему очень повезло.

— Но была ли это просто удача? — спросил Родри вслух.

Умирающий застонал. Хотя совсем недавно Родри собирался перерезать ему горло, внезапно ему стало жаль незадачливого паренька.

Джилл проснулась поздно и, ничего не понимая, огляделась вокруг. Что она делает на этой роскошной кровати с вышитым пологом? Наконец она вспомнила: Блейн, его гостеприимство, прошлый вечер. Подняв полог, она обнаружила, что сквозь окна проникают солнечные лучи, а в дверном проеме неуверенно топчется паж.

— Э… госпожа… — заговорил он. — Гвербрет хочет, чтобы вы присутствовали на полуденной трапезе. Приготовить вам ванну? Время есть.

— Ванна — это прекрасно. Уже полдень? Боги! Скажи, супруга их светлости будет за столом? Я даже не знаю ее имени.

— Каниффа. Она уехала навестить своего брата.

Джилл возблагодарила богов за это. Она совсем не хотела, чтобы дама благородного происхождения следила за ее манерами. После ванны Джилл достала из седельных вьюков другую рубашку, которая была относительно чистой. Внезапно она опять вспомнила про браслет. Среди запасных вещей во вьюке его не оказалось.

— Клянусь льдом во всех кругах ада! Вероятно, его выкрал один из этих проклятых погонщиков!

Она в раздражении перевернула оба седельных вьюка, но драгоценная вещица пропала. Однако внизу одного из вьюков, под наполовину оторвавшейся заплаткой, лежало что-то маленькое и твердое. Джилл засунула туда пальцы и извлекла перстень с сапфиром. Большой камень был вставлен в золото, и два крошечных дракона свернулись вокруг него. Джилл долго смотрела на перстень.

— А ты как оказался в моем барахле? Наверное, Дикие украли браслет… — Она замолчала, взвешивая перстень в руке. — Браслет весил примерно столько же, не так ли?

Сапфир мерцал в солнечном свете. Джилл чувствовала себя полной дурой, разговаривая с перстнем, словно он мог ей ответить. Она нашла тряпку, завернула в нее свою находку и снова убрала ее в седельные вьюки, в самый низ. Ее ждет гвербрет — нет времени беспокоиться о каком-то перстне.

Блейн опять оказал ей честь, усадив за свой стол. Ему было любопытно, как протекает ее жизнь на долгой дороге. Она знала, что Родри стыдится обсуждать с посторонними свою ссылку, поэтому прилагала все усилия для того, чтобы почти ничего не говорить о нем во время трапезы. Это оказалось легко, когда она упомянула, что ее отец — Каллин из Кермора.

— Ну, тогда не удивительно, что ты так хорошо идешь по долгой дороге, — заметил Блейн с улыбкой. — Послушай, Джилл, один раз я встречался с твоим отцом. Я был маленьким мальчиком, думаю, шести или семи лет, и мой отец нанял его. Я помню, как смотрел на Каллина из Кермора — снизу вверх. И думал, что никогда не встречал более устрашающего человека.

— Да, папа действительно вызывает у людей такие эмоции.

— Но он великолепный воин. Я не очень хорошо помню, как там все обернулось, но закончилось тем, что мой отец подарил ему красивые ножны, украшенные золотом, и кое-что заплатил в дополнение к оговоренной сумме. А он все еще жив, твой замечательный отец?

С этого момента Джилл могла преспокойно повествовать о различных подвигах своего знаменитого отца. Этих подвигов хватило очень надолго. Когда трапеза закончилась, Блейн дал ей горсть монет, словно желая заплатить за послание.

— А когда прибудет караван, как ты думаешь? — спросил ее гвербрет.

— По крайней мере в ближайшие три дня не приедет, ваша светлость. Некоторые ранены.

Джилл собрала свои пожитки и вынесла их из дана на многолюдные улицы.

Это было единственное поселение во всей провинции, достойное называться городом. Под специально сделанными арками в стенах река текла через город, разделяя его на западную часть — для обеспеченных граждан и самого гвербрета, и восточную — для простых людей. Везде вдоль берегов реки тянулись зеленые общинные выгоны, где на жарком послеполуденном солнце паслись коровы.

У восточных ворот Джилл наконец отыскала гостиницу под названием «Бегущая лиса», которая находилась в достаточно тяжелом положении, чтобы предоставить место наемнику. Как только Джилл оказалась в маленькой комнатке одна, она открыла седельные вьюки и нашла перстень. На этот раз вокруг камня извивался всего один дракон.

— Не могла же я сойти с ума. Ты должен быть двеомером.

Камень на мгновение ярко замерцал, затем погас. Теперь это был просто блестящий драгоценный камень. Вздрагивая, Джилл завернула его в ткань и опустила в кошель, который носила на шее. Там хранились почти все монеты, которые у нее были.

Девушка спустилась вниз в таверну и взяла кружку самого темного эля, чтобы успокоить нервы. Боги, вот она здесь, в странном городе, у нее есть камень, обладающий двеомером, а Родри находится во многих милях от нее! «Невин, о, Невин! — подумала она. — Молюсь всем богам на небе, чтобы ты был здесь!»

«Он приближается, — прозвучала мысль у нее в сознании. — Он спасет нас обоих.»

Джилл поперхнулась элем и закашлялась. К ней поспешил владелец гостиницы.

— Там случайно не было мухи? — он постучал ее по спине.

— Нет. Спасибо.

«Ну ничего себе! — подумала Джилл. — Я должна побольше разузнать об этом камне.»

Хотя в таком большом городе работали ювелиры, она не собиралась открыто говорить о камне, который умеет менять форму и посылать мысли. Однако всегда найдутся другие источники информации для человека, который умеет их искать.

Таверна была полнехонька. За одним столом сидела стайка растрепанных и неряшливых молодых женщин, которые вкушали кашу на поздний завтрак; за другим расположились несколько охранников караванов — эти явно пребывали в поисках работы; за третьим насыщалось несколько молодых людей — какие-то подмастерья или приказчики из торговых лавок. Когда владелец гостиницы подошел к Джилл, чтобы снова наполнить ее кружку, она нарочно немного похвасталась, восхваляя щедрость Блейна. Никогда еще ей так хорошо не платили за доставку послания, сказала она. Конечно, она заплатила владельцу гостиницы из того кошеля, который открыто носила на поясе, а не из того, что спрятала под рубашкой.

Затем Джилл отправилась гулять по улицам.

Солнечный свет освещал тщательно подметенные вымощенные камнем улицы. Торговцы спешили по делам или разгуливали, лениво болтая. Женщины с корзинами и ведрами несли овощи, воду, рыбу. Они бросали взгляд на серебряный кинжал и демонстративно переходили на другую сторону улицу. Джилл заворачивала во все узкие переулки, какие встречала по пути. Она шла медленно, словно глубоко задумавшись. Наконец в одном переулке между булочной и мастерской сапожника ее охота привлекла к себе дичь.

Проходивший молодой человек как бы случайно столкнулся с ней. Он вежливо извинился и поспешил дальше, но Джилл развернулась и схватила его за запястье. Прежде чем он сумел вырваться, она прижала его к каменной стене сапожной мастерской и выбила из него дыхание. Добыча Джилл, худой невысокий паренек со светлыми волосами и покрытым бородавками носом, уставился на нее снизу вверх.

— Прости, серебряный кинжал, я не собирался тебя оскорблять.

— Оскорблять? Это демоны могут оскорбиться. Верни мой кошелек.

Вор лягнул ее и метнулся было в сторону, но Джилл схватила его и развернула лицом к стене. Пока он скулил и брыкался, она запустила руку ему под рубашку и достала кошелек, а также забрала у него маленький кинжальчик из скрытых ножен. Когда Джилл снова развернула парня лицом к себе, он застонал и обмяк у нее в руках.

— Если я отведу тебя к людям гвербрета, они отрубят тебе руки на рыночной площади, — сказала Джилл.

Лицо вора стало мертвенно-бледным.

— Но если ты мне скажешь, кто твой хозяин, я тебя отпущу.

— Я не могу! Это будет стоить мне жизни, не только рук.

— Олух! Что, по твоему мнению, я собираюсь сделать? Бежать к гвербрету и докладывать ему? — Она протянула ему кинжал рукояткой вперед. — Ну, забирай его.

Он задумался. Постепенно краски возвращались на его щеки. Он осторожно принял кинжал.

— Огверн, — сказал он. — Гостиница «Красный дракон», на восточном берегу реки, рядом с общинными выгонами. Не заблудишься. Рядом свечной заводик.

Затем воришка развернулся и побежал прочь, быстро, как испуганный олень в лесу.

Джилл медленно пошла следом, позволяя ему вернуться к Огверну с рассказом о ней до того, как она объявится сама. Джилл обнаружила, что насчет свечного заводика парень не соврал, его на самом деле было невозможно пропустить. В залитом солнцем дворе перед длинным сараем лежали горы сала, из которого изготовлялись свечи. Они чудовищно воняли на жаре. Как раз на другой стороне узкого переулка находилась небольшая деревянная гостиница с некрашеными стенами и покосившимися ставнями. Ее дверь была плотно закрыта.

Когда Джилл постучалась, дверь чуть приотворили, и в щели показался темный подозрительный глаз.

— Ты кто? — осведомился низкий мужской голос.

— Серебряный кинжал, который спрашивал Огверна. Этот самый Огверн лишит себя денег, если не поговорит со мной.

Со смехом задававший вопросы распахнул дверь. Он был ужасающе толстым, живот выпирал из рубашки, многочисленные подбородки свисали вокруг толстой шеи.

— Мне нравится твоя наглость. Я — Огверн. Заходи.

Таверна пахла старой соломой и дымом, впитавшимся в дерево.

В зале стояли — точнее, пошатывались — четыре изрезанных ножами стола. Джилл устроилась спиной к стене. Владелец гостиницы, который оказался настолько бледен и тощ, насколько жирным и румяным был Огверн, принес им кружки с удивительно хорошим элем, за который заплатила Джилл.

— Итак, красивая леди… — начал Огверн. — Кстати, ты действительно красивая, хотя вряд ли — леди, если знаешь долгую дорогу. Что привело тебя ко мне?

— Простое дело. Вероятно, ты знаешь, что я привезла послание его светлости с перевала, ведущего в Кам Пекл.

— О, я обычно знаю все стоящие новости.

— Отлично. Я приехала на лошади, которая принадлежит одному из вассалов гвербрета, а мой собственный конь придет с караваном, который я охраняла. Это животное чистых кровей и хорошей породы. Я не хочу, чтобы его украли. Вот я и подумала: немного монет, заплаченных в нужном месте, помогут ему оставаться в сохранности.

— И в самом деле, ничего не может быть проще. Ты пришла в нужное место. Что это за конь?

— Породы западная охотничья, мерин гнедого окраса с золотистым отливом.

— С опытом сражений?

— Да.

Огверн задумался, вертя в воздухе толстой рукой.

— Ну, если бы у тебя был жеребец, то это стоило бы десять серебряных монет, — сказал он наконец. — Но за мерина — восемь.

— Что? Боги! Грабеж на большой дороге!

— Пожалуйста, не употребляй таких неприятных слов. Они тревожат мое толстое, но драгоценное сердце. Семь.

— Три — и не медяком больше.

— Шесть. Позволь мне напомнить тебе, что на такое замечательное животное будет большой спрос.

— Пять — два сейчас и три, когда мы в безопасности покинем город.

— Четыре, если дашь их сейчас. Клянусь: мои люди повинуются мне беспрекословно.

— Ха!

— Да, да. Как ты думаешь, серебряный кинжал, где ты сейчас находишься? В королевском городе? Где кишат чиновники, слуги короля и таможенники? Ничего подобного. Я знаю все, что здесь происходит. Кроме того, нас таких здесь немного. Небольшая группа, но все тщательно подобраны и им можно доверять. Э-э… возможно, я не совсем правильно описал ситуацию. На самом деле наша группа — это я сам и мои кровные родственники.

— Хорошо, я поставлю тебе еще одну кружку, чтобы отметить сделку.

Пока Джилл платила деньги за защиту, Огверн задумчиво рассматривал ее проницательными карими глазами.

— Позволь мне кое о чем рассказать тебе, — убирая деньги, снова заговорил он. — Наш крайне благочестивый и поразительно честный гвербрет организовал подразделение городских стражников, патруль из шести человек, которые постоянно шастают по улицам. Им нечего делать, кроме как совать свои любопытные носы в дела других людей.

— Клянусь демонами! — Джилл изобразила отвращение. — А они ночью патрулируют?

— Да. Отвратительно! Отец Блейна был превосходным человеком — с легким характером и легкой головой — то есть, я хочу сказать, глупой. Он был как раз таким, каким следует быть благородному лорду. К тому же его сильно отвлекала война. Блейн, к сожалению, пошел в свою умную мать. Жизнь стала совсем мрачной после того, как он унаследовал ран.

— Должна признать: я рада, что он делает все возможное для уничтожения бандитов.

— О, проклятые неотесанные хамы. Я ненавижу их! Искренне надеюсь, что ты убила нескольких, когда они атаковали ваш караван.

— Послушать тебя сейчас — так можно принять за одного из людей гвербрета.

— Пожалуйста, не будь грубой, — Огверн положил пухлую руку на огромную грудь примерно там, где должно находиться сердце. — Бандиты — это кровожадные олухи, которые шляются по дорогам и заставляют честных людей нанимать охрану. Если бы не они, настоящий вор мог бы ловко и незаметно подобраться к каравану. Именно так и делают настоящие дела. Кроме того, грабители не станут платить мне налоги.

— Ого! Стало быть, они — настоящий шип у тебя в боку!

Огверн фыркнул, изображая обиду. Джилл начала понимать, что он хочет получить от нее нечто не менее сильно, чем она от него.

— Любопытно, — сказал он наконец. — Я, конечно, слышал, что караван идет из Йира Аусглин. Предполагаю, что в Маркмуре вы не были.

— Я провела там пару дней. А что?

Мгновение он хмурился, глядя в свою кружку.

— Ну, — молвил наконец. — Вероятно, серебряного кинжала не интересуют кражи драгоценностей.

Сердце Джилл забилось от возбуждения.

— Ни в малейшей степени, — ответила она. — Я знаю, что мы считаемся двоюродными братьями воров, но все же кузен — не то же самое, что родной брат.

— Именно так. Видишь ли, до меня доходили кое-какие интересные новости из Дэверри. Предполагалось, что один парень должен был отправиться в Йир Аусглин с очень большим мешком украденных драгоценностей. Кстати, по слухам, он — полный болван. Он пытается выдать себя за купца, а на его коне узда, подходящие гвербрету, — и, кстати, боевое седло.

Джилл прилагала огромные усилия, чтобы скрыть жгучий интерес к разговору.

— Если камни все еще находятся в Йире Аусглин, то это не мое дело, — продолжал Огверн задумчиво. — Но несколько умных ребят пытались там найти этого так называемого купца — конечно, чтобы освободить его от непосильного груза. Они проследили за ним до реки Лит, и — пуф! Там он исчез. Просто колдовство какое-то!

— Поэтому ты задаешься вопросом, не мог ли он пробраться на вашу территорию. Должно быть, вещи, которые он вез, не имеют цены, раз за ним охотятся все воры в королевстве.

— Они очень ценные. Говорят, камни принадлежали самому королю.

— Но как кто-то мог украсть у самого короля?

— Хороший вопрос, серебряный кинжал, на самом деле хороший вопрос. Я только повторяю то, что слышал. Один из этих камней — рубин величиной с ноготь твоего большого пальца. Ты знаешь, сколько стоит такой камень? Предполагается также, что там есть опал размером с грецкий орех. Обычно опал стоит не больше других драгоценных камней, но камень такого размера встречается достаточно редко.

— В Маркмуре я слышала разговоры о каком-то перстне с сапфиром. Как ты думаешь, он мог быть из той же партии?

— Вполне, — глаза Огверна ярко блестели среди складок жира. — А что ты слышала?

— Предполагается, что перстень проклят, — Джилл быстро подбирала слова, пытаясь изложить сведения о камнях, обладающих двеомером, в понятных Огверну терминах. — Говорили, будто он посылает мысли прямо тебе в сознание. Да, и еще кое-что насчет того, как он выглядит… А, да. Иногда это просто сапфир, а иногда он светится и переливается.

— А теперь послушай: никогда не смейся над проклятыми камнями. За мою долгую, драгоценную жизнь через мои руки прошло много камней, и ты удивишься силе, которой обладают некоторые из них. Они действительно живут своей жизнью. Как ты думаешь, почему люди так ценят их? — Он замолчал, постукивая пальцами по столу. — Проклятый камень, говоришь? Это кое-что объясняет. Пара умных ребят в Дэверри на самом деле попыталась обокрасть того, с камнями, но они оба плохо закончили, так и не добившись успеха. Один разбился насмерть, выпав из окна, когда пытался забраться в него, словно кто-то взял и толкнул его — так сказал его напарник. И я не знаю, что случилось с другим.

«Искаженные Дикие заставили его поскользнуться и скинули в реку», — чуть не крикнула Джилл вслух.

— Что-то не так? — резко спросил Огвен. — Ты побледнела.

— О, ничего, ничего. Я все еще не отошла от долгой езды.

Постепенно таверна наполнялась людьми. По нескольку за раз ничем внешне не привлекательные молодые люди заходили в дверь, брали кружки эля и тихо останавливались в тени. Большинство из них, судя по следам краски на руках, были честными учениками и подмастерьями, которые заглянули выпить по кружке эля, пока жены их хозяев готовят ужин. Некоторые с большим интересом наблюдали, как возле очага тощий владелец гостиницы снимает с вертела кур.

— Останься поужинать, — предложил Огверн Джилл. — Еда здесь гораздо лучше, чем в «Бегущей лисе». Известно, что тамошняя кухарка ковыряет в носу, когда помешивает жаркое.

Здесь и впрямь кормили куда вкуснее, чем ожидала Джилл. Хозяин принес ей половину курицы и свежего хлеба, а для Огвена — поднос с целой птицей и круглой буханкой.

Некоторое время спустя молодой человек с бородавками, которого Джилл поймала в переулке, проскользнул внутрь. Огверн повелительно махнул ему куриной ножкой.

— Джилл, это мой сын, мой единственный ребенок — к сожалению, о, увы и ах! — Огверн повернулся к парню. — Бокк, это Джилл. Надеюсь, между вами не осталось никаких недоразумений?

— С моей стороны — нет, — сказала Джилл.

— И никаких с моей, — Бокк легонько поклонился ей.

Джилл внимательно осмотрела его. Хотя он был стройным, тонким, она все же улавливала определенное сходство юноши с отцом, в особенности в форме маленьких глазок и носа. Бокк нагнулся и взял у Огверна кусочек курицы.

— Послушай, Джилл, — заговорил Бокк. — Поскольку ты была в Йире Аусглин…

— Мы это как раз обсуждали, — вставил Огверн. — Она…

Кто-то громко и сильно постучал в дверь. Хозяин бросился ко входу, некоторые из посетителей невольно метнули взгляд в окно. Владелец гостинцы выглянул наружу и покачал головой. Все расслабились.

— Значит, это не стражники гвербрета, — прошептал Огверн Джилл.

Хозяин отступил на несколько шагов назад, впуская высокого широкоплечего мужчину в простых серых бриггах и темной от пота рубашке, перехваченной широким поясом, на котором висел меч в дорогих ножнах. Его легкая, осторожная походка подсказала Джилл, что он весьма недурно владеет этим мечом. Когда новый посетитель подошел к столу Огверна, Бокк поспешно сбежал в тень. Джилл отлично понимала парня. Никогда раньше она не видела таких глаз, как у этого незнакомца, — они были голубыми, как лед, и абсолютно холодными, словно он за свою жизнь видел столько отвратительных вещей, что в нем не осталось никаких эмоций, — кроме презрения. Джилл машинально опустила руку на рукоятку меча. Заметив этот жест, незнакомец улыбнулся, едва дернув тонкими губами.

— Э… добрый вечер, — поздоровался Огверн. — Как я понимаю, ты хочешь поговорить со мной?

— Возможно. Это зависит от того, есть ли что сказать серебряному кинжалу.

Его голос не был особенно неприятным, просто холодным и сухим, но Джилл содрогнулась, когда он повернулся к ней.

— Не думаю, что мы встречались, — заметила она.

— Нет, не встречались. Но, как я понимаю, у тебя имеется украденный драгоценный камень. Я заплачу тебе за него золотом.

Джилл осознавала, что Огверн наблюдает в приятном удивлении, словно думает о том, как чуть раньше она обманула его.

— Ты ошибаешься, — сказала Джилл. — У меня нет камней на продажу. Впрочем… Что, по-твоему, у меня имеется?

— Опал. Довольно большой опал. Я знаю, что вы, воры, обычно торгуетесь, но обещаю: я заплачу тебе гораздо больше, чем любой ювелир, занимающийся скупкой краденого. Камень лежит в кошеле, висящем у тебя на шее. Вынимай.

— Если бы у меня был этот опал, то я продала бы его тебе и никому другому, — Джилл почувствовала, как какая-то сила заставляет ее произносить эти слова. — Но единственная драгоценность, которая у меня есть, — это брошь в форме кольца.

Незнакомец прищурился. Джилл вынула кошель, открыла его и извлекла из него… брошь в форме кольца! Она точно знала, что брошь окажется там. Брошь была довольно простой — латунной, украшенной стекляшкой, но странно легкой, несмотря на размер.

— Не надо шутить со мной, девушка! — рявкнул незнакомец.

— Клянусь тебе, что это — единственная драгоценность, которая принадлежит мне.

Незнакомец склонился над столом и уставился прямо ей в глаза. Пронзительный взгляд как будто проникал в саму ее душу.

— Это правда единственная драгоценность, которая тебе принадлежит?

— Да, — она обнаружила, что ей очень трудно говорить. — Эта — единственная.

Казалось, его глаза потемнели, и она почувствовала, что он пытается проникнуть ей в душу еще глубже. Приложив волевое усилие, Джилл вырвалась из этого плена, тряхнула головой и взяла в руку кружку, готовая выплеснуть эль чужаку в лицо, если он снова попытается пробовать на ней свои трюки. Искренне недоумевая, незнакомец огляделся.

— В чем дело? — рявкнул Огверн. — Ты же видишь, Джилл говорит тебе правду.

— Я знаю это, жирный свин! Камень у тебя? Ты знаешь, где он?

— Какой еще камень? — Огверн отложил куриную ножку и вытер руки о рубашку. Джилл заметила легкое свечение, свидетельствовавшее о том, что у него в ладони зажат кинжал. — А теперь послушай. Ты не имеешь права врываться в честную гостиницу и вести себя здесь таким образом. Будь добр, скажи, что тебе надо, и мы посмотрим, не можем ли помочь.

Незнакомец колебался, сверля Огверна взглядом.

— Очень хорошо, — выговорил он наконец. — Я ищу совершенно определенный опал, величиной с грецкий орех, но идеально отполированный. Я хочу купить его. Даже не пытайся мне говорить, что ты про него не слышал. Такие новости распространяются быстро.

— Именно. Не стану врать. Последнее, что я слышал, — он в Йире Аусглин. Если бы он находился где-то в Каме Пекле, то я бы знал. Но его здесь нет. Я сам не прочь взглянуть на него.

И снова незнакомец колебался, озираясь по сторонам своими холодными глазами.

Несмотря на то, что он хорошо держал себя в руках, Джилл улавливала отзвуки страха. Она слышала этот страх столь отчетливо, что поняла: когда незнакомец смотрел ей в глаза, он установил между ними некую связь.

Это вызывало в ней такое отвращение, словно она запустила руку в нору, полную пауков.

— А теперь послушай, ты, — обратился незнакомец к Огверну. — Камень должен находиться на пути в дан Хиррейд. Когда он тут окажется, наложи на него свои жирные лапы, а после продай мне. Я хорошо заплачу тебе. Именно я должен получить его, иначе ты умрешь. Понял?

— Господин хороший! Все, что я хочу от камня, — это прибыль, а поскольку ты предлагаешь мне хорошую прибыль, то определенно получишь камень. Нет необходимости угрожать.

— К тебе вполне может обратиться кто-то еще. Понял? Продашь камень другому — и я вспорю тебе брюхо и выпущу часть топленого свиного жира. Ты еще будешь умолять меня убить тебя.

Спокойствие, с которым он произносил эти слова, ясно давало понять: угроза — настоящая. Сам Огверн и все его подбородки задрожали, когда он кивнул.

— Время от времени я буду возвращаться, чтобы проверить, нет ли у тебя камня. Побереги его для меня. Он должен скоро появиться.

Незнакомец презрительно повернулся к своему собеседнику спиной и вышел, захлопнув за собой дверь. Бокк пытался что-то сказать, но только хватал ртом воздух.

— Клянусь адом, — прошептал Огверн. — Неужели я в самом деле это видел?

— Боюсь, что да, — ответила Джилл. — Надеюсь, он не остановился в «Бегущей лисе». Я не хочу возвращаться туда только ради того, чтобы встретить его в таверне.

— Это мы легко выясним. Бокк, возьми пару ребят. Не надо рисковать, следуя за ублюдком. Просто поспрашивайте.

— Кто-то должен был его видеть, — заметил Бокк. — Готов поспорить: он сильно выделяется в толпе.

С парой друзей Бокк вышел через окно на задний двор. Огверн вздохнул и задумчиво уставился на остатки птицы.

— Я потерял аппетит, — признался он. — Хочешь курицы, Джилл?

— Нет, спасибо. Так у тебя больше нет аппетита? Вот так чудо!

— Пожалуйста, не надо грубостей, — он положил руку на свое драгоценное оскорбленное сердце, одновременно убирая кинжал в ножны. — Человек может вытерпеть только определенное количество оскорблений. Топленый свиной жир? Ха!

Бокк вернулся спустя час. Он выглядел еще более воровато, чем обычно, лицо его сильно побледнело. Он сообщил Огверну, что несмотря на усиленные поиски, они не нашли ни следа незнакомца.

— Ты что, спятил? — выплюнул Огверн. — Дан Хиррейд не такой уж и большой.

— Знаю, но его здесь нет, и никто не видел, как он заходил. Вообще — ничего. И вот еще одна, черт побери, странная вещь. Один раз мы заметили его, когда он шел к городской стене. Затем он завернул в переулок и… просто растворился. Папа, клянусь! Он исчез.

— О, клянусь розовыми задницами богов! — слабым голосом простонал Огверн. — Давайте молиться, что бы этот камень подвернулся поскорее! Возьмем у ублюдка проклятое золото и навсегда расстанемся с ним.

Вскоре после этого Джилл отправилась назад в свою гостиницу. Она шла быстро, держалась близко к стенам домов, постоянно оглядывалась и перед тем, как войти, остановилась перед дверью, чтобы удостовериться, что незнакомец не ждет ее.

Оказавшись у себя в комнате, Джилл заперла дверь и ставни изнутри. Она спала, положив меч на пол рядом с собой, и ничто не побеспокоило ее. Разве что сновидения: отрубленные головы, темные пещеры и глаза незнакомца, неотрывно глядящие на нее.

Родри провел этот день в яростном нетерпении. Джилл была одна и в опасности, а он остался в няньках с раненым купцом и его вонючими мулами — к этому обязывала его честь охранника. Поскольку он дал слово Серилу, что проводит караван до города, то обязан был оставаться с ним, пока Серил не сможет ехать верхом.

Ближе к полудню умер раненый бандит. Родри помог похоронить его, чтобы хоть чем-то занять себя. Наконец, примерно за час до заката, вернулся патруль.

— Мы следовали за ними до Йира Аусглин, — сообщил капитан. — Я не могу пересекать границу без особых полномочий, поэтому нам придется подождать, пока их светлость не пришлет нам послание.

— Молю об этом всех богов в Других Землях и надеюсь, что оно придет поскорее.

Послание пришло гораздо быстрее, чем ожидалось. Когда патруль садился ужинать, Комин привел пятьдесят человек с запасными лошадьми. В суматохе Родри было легко выскользнуть. Ему совершенно не хотелось, чтобы Комин узнал его. За отсутствием более хорошего укрытия он отправился в домик, который служил кухней. Слуги в суматохе готовили еду на пятьдесят вновь прибывших, которых не ждали. Они даже не заметили наемника, стоявшего за углом, возле очага. Огонь развели посильнее и поставили жариться куски свинины. Угли шипели, когда с мяса капал жир.

Родри смотрел на пляшущие языки пламени и проклинал свой вирд. Вот он здесь, прячется от человека, которого уважает и который когда-то почитал его. Золотые языки пламени, играя, насмехалась над ним. Они то взлетали почти до потолка, то вдруг опадали. Не так ли и человеческая жизнь — сегодня полная славы, завтра тлен и ничто? В горящих углях, казалось, возникали картины, и Родри словно видел в них Аберуин и его любимый дан Каннобейн.

Родри подумал о Невине и внезапно почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Он действительно увидел Невина — точнее, четкий образ лица, которое плавало над огнем. В его сознании прозвучал голос старика:

«Ты не спятил, парень. Я на самом деле разговариваю с тобой. Отвечай мне мысленно.»

«Ладно. Но что все это значит?»

«Нет времени объяснять. Наши враги могут услышать нас. Но ты должен добраться до дана Хиррейд. Джилл угрожает серьезная опасность. Отправляйся завтра на рассвете.»

«Что? Я уеду сегодня вечером!»

«Нет! — образ Невина стал мрачным. — Тебе небезопасно путешествовать в ночное время одному. Ты слышишь меня? Подожди до рассвета и тогда отправляйся!»

«Конечно, отправлюсь! О, боги, с ней даже нет ее гнома.»

«Что? Что ты имеешь в виду?»

«Маленькое существо исчезло где-то в пути. Джилл это очень беспокоило.»

«Разумеется, это должно было ее беспокоить. Я займусь этим вопросом.»

Внезапно образ исчез. Родри поднял голову и увидел, как на него гневно смотрит слуга.

— Тебе что-то нужно, серебряный кинжал? — осведомился он.

— Ничего. Я не буду тебе мешать.

Выходя из кухни, Родри боролся со своей честью. Несмотря на данное Серилу слово, он знал: Джилл — единственное в мире, что способно заставить его нарушить клятву. Его настроение стало еще хуже, когда, пересекая погруженный в темноту двор, он заметил краем глаза легкое движение. Родри резко повернулся, его рука направилась к рукояти кинжала — но там ничего не оказалось. Тусклый свет лился из открытой двери кухни, и снова ему показалось, как в тени что-то движется.

Родри достал кинжал и сделал осторожный шаг вперед. На короткое мгновение ему почудилось, что он видит крошечную фигурку, смутно напоминающую человеческую, но тем не менее глубоко чужеродную. Она пряталась в тени и улыбалась ему. Затем существо исчезло.

Уж не сходит ли Родри с ума? Этого только не хватало! У них с Джилл и без того забот по горло.

Вот уже несколько дней временами Невин задумывался: почему серый гном не пришел к нему? Однако он предполагал, что преданное существо просто боится оставить Джилл.

Теперь он мог догадаться, что гном пострадал от мастера черного двеомера. Этой ночью Невин разбил лагерь у дороги в Йире Аусглин. Огонь весело горел, и им можно было пользоваться для дальновидения. Невин возблагодарил богов, которые заставили Родри подойти к очагу и начать любоваться пламенем. Хотя у Родри не было настоящего таланта, эльфийская кровь делала его восприимчивым к двеомеру, который направляли на него извне. Именно по этой причине Невин тревожился о нем так же сильно, как и о Джилл.

Невин уверенно сосредоточился на своей задаче, заставив себя на время отринуть беспокойство. Когда он призвал Диких, они тут же собрались вокруг толпой. Это были тучный желтый гном, голубые лешие, серые гномы, сильфы, подобные загустевшим в воздухе кристаллам, и прыгающие в огне саламандры.

— Вы знаете своего маленького брата, который следует за Джилл по королевству?

Они закивали крошечными головками.

— И знаете плохого человека, которого я преследую? Боюсь, он захватил вашего маленького брата в плен.

Он услышал тихий отзвук страдальческого стона.

— Попытайтесь найти его, но держитесь подальше, очень-очень далеко от плохого человека. Вы меня слышите? Будьте очень осторожны.

Внезапно они исчезли. Невин смотрел в костер и думал о Джилл. И тут же увидел ее. Она сидела в грязной таверне рядом с очень тучным мужчиной. Несмотря на все попытки Невин не смог привлечь ее внимание. Не в его власти было заставить ее посмотреть в огонь. Однако Невин чувствовал, что она испугана, и это не придавало ему уверенности. Наконец он прервал видение, встал и начал беспокойно ходить взад-вперед.

Вскоре вернулись Дикие. Они улыбались и победно плясали. Невин быстро пересчитал их, чтобы удостовериться, что все они в безопасности.

— Насколько я понимаю, вы его нашли.

Потирая живот, желтый гном шагнул вперед и утвердительно кивнул. Когда он поднял большой и указательный пальцы, показывая что-то маленькое и квадратное, Невин с легкостью догадался, что имеет в виду гном.

— Плохой человек привязал его к камню.

Гном кивнул.

— А теперь трудная часть, друзья мои. Я должен знать, где находится камень. Он все еще у плохого человека?

Когда гном показал «нет», Невин вздохнул с облегчением. Гном показал на красное лицо саламандра.

— Это красный камень.

Дикие изобразили сложную пантомиму, гримасничая и размахивая руками. Невин наконец понял все, что они могли ему сообщить. Элементарный дух гнома посажен в рубин, украденный у самого короля. Мастер черного двеомера передал его бандиту с рыжими волосами, а бандит повез его в город для продажи. Название города было сложным. Шарада выглядела так: один леший проехался на плече гнома, в то время, как другие показывали что-то большое.

— Маркмур! Большая лошадь!

Они закружились в танце вокруг Невина, затем исчезли.

Чувствуя легкую усталость от всех этих игр в загадки, Невин снова сел у костра. Это было как раз в стиле мастера черного двеомера — посадить дух в камень, а затем передать камень кому-то другому, кто ничего не знает о подобных вещах, и таким образом навечно заточить бедное существо в ловушке. К счастью, Невин доберется до Маркмура к полудню завтрашнего дня.

— А затем дальше в Кам Пекл, — сказал он огню. — Хорошо, что я знаю более быстрые пути через эти горы, чем жалкий перевал.

Родри не выбирался из конюшни и даже спал там и таким образом ухитрился не попасться на глаза Комину. После того, как капитан и его усталые подчиненные разместились в казармах, Родри направился назад в брох, где Серилу предоставили, комнату на втором этаже. Купец не спал и тупо смотрел на свет свечи, танцующий в комнате.

— Добрый вечер, господин хороший, — обратился к нему Родри. — Я пришел просить у тебя одолжения. Я знаю, что поклялся остаться с тобой, но один из людей гвербрета принес мне послание от Джилл. Она в беде.

— В таком случае ты, конечно, должен уехать завтра, — со вздохом Серил приподнялся на локте и осмотрел комнату. — Видишь кошелек, лежащий на моем плаще? Он твой, серебряный кинжал. Прими мою благодарность. Если бы не ты, то я был бы уже мертв.

Родри взял деньги.

Когда он покидал комнату, то понял, что соврал Серилу, и что это была первая ложь в его жизни. Он начал думать, как серебряный кинжал. На него нашел такой черный хиррейд, что он чуть не расплакался.

Этой ночью Родри было трудно заснуть. Поскольку он намеревался добраться до дана Хиррейд к закату следующего дня, то тщательно продумал каждый свой шаг. Хорошенько отдохнули и Восход, и тот конь, на котором Родри прибыл сюда. Пересаживаясь с одного животного на другое, он сможет ехать достаточно быстро. Если гнедой мерин устанет слишком сильно, то Родри, возможно, обменяет его на другую лошадь в дане какого-нибудь лорда.

На следующее утро Родри проснулся от шума дождя. Несмотря на непогоду, Родри тронулся в путь. Ради Джилл он готов был ехать мокрым. Однако он не смог развивать высокую скорость. Медленно пробираясь по грязной дороге и расплескивая воду, он проклинал судьбу и думал о том, что вряд ли это простая неудача. Наверняка тут замешано что-то еще. Если кто-то хочет помешать ему добраться до города к закату, то лучшего способа не найти.

— Это должно замедлить продвижение вонючего серебряного кинжала, — поднимая голову, заметил Аластир. — Дорога стала ужасной, быстро по ней не проедешь.

— Отлично, учитель. Значит, я смогу захватить его далеко от города, — сказал Саркин. — Ты уверен, что мне не следует просто убить его? Знаю: он владеет мечом лучше меня, но зато я могу околдовать его и замедлить движения.

— Я испытываю искушение сказать тебе, чтобы ты так и сделал и убрал его с нашего пути, но Старец приказал мне оставить его в живых.

Конечно, с подобным приказанием не поспоришь. Саркин почувствовал, как страх сжал его ледяной рукой. Хотя он старался не терять надежды, каждый день приближал их к провалу, который означал смерть: от рук двеомера Света или от рук ястребов их собственного Братства, которые никогда подолгу не терпели слабых. Каждый день без камня — это новый шаг к катастрофе. Аластир выглядел изможденным, словно его тоже беспокоили неприятные мысли.

— Камень вполне может оказаться у Родри, — сказал Аластир. — В конце концов они с Джилл путешествуют вместе; вещи постоянно перекладываются из одного седельного вьюка в другой, с одного места на другое. Если бы я только мог через дальновидение рассмотреть саму проклятую вещь! Теперь мы знаем, что какое-то время камень находился у Джилл. Дикие в этом не сомневались. Если его нет у Родри, то мне просто придется снова призвать Диких, но, боги, это чертовски опасно, когда Мастер Эфира ведет за мной наблюдение.

— Опасно. Насколько мы знаем, камень выпал из ее вещей во время той схватки с бандитами.

— Именно так. В первую очередь отправляйся к нашему толстому вору, а затем выходи на длинную дорогу за серебряным кинжалом. Если все прочие планы не сработают, я сам проберусь в город и попытаюсь околдовать Джилл. Я забыл, что у нее должен быть талант к двеомеру.

— И к тому же сильный. Она отмахнулась от меня, как от мухи.

Аластир снова уставился в огонь. Саркин оседлал коня, велел Гану хорошо следить за Камделем, а затем покинул лагерь и направился сквозь вызванный двеомером дождь к дану Хиррейд.

Со стороны гор, где находился Невин, погода оставалась ясной и теплой, и Мастер Эфира добрался до Маркмура задолго до полудня. Поскольку он знал всех оружейников в королевстве, которые служили серебряным кинжалам — а этот род мастеров, как правило, также имел дело с ворами — то безошибочно обратился в маленькую, довольно убогую лавку, расположенную, с восточной стороны города. Прямо под грязной крышей висел знак, на котором красовалось выцветшее изображение серебряного кубка. Когда Невин открыл дверь, над головой зазвонили серебряные колокольчики, и Гедрик вышел из внутреннего помещения приветствовать посетителя. Это был худосочный человек с огромными руками, почти полностью облысевший.

— Неужели это старый Невин! — воскликнул он с улыбкой. — Что привело тебя ко мне, травник?

— Украденное имущество, которое ты получил.

Гедрик побледнел.

— Не трать мое время! — прикрикнул на него Невин. — Я не собираюсь сдавать тебя закону, если ты просто отдашь мне рубин.

— Квадратный, большой, как ноготь?

— Именно этот. Я догадался, что он пройдет через твои руки.

— Ты прав. Если бы я знал, что он твой, то даже не прикоснулся бы к нему.

— Он не мой. В любом случае я очень рад, что он у тебя. Ты его уже резал?

— Собирался сегодня во второй половине дня, чтобы сделать его немного менее узнаваемым. Проклятая необходимость портить такой великолепный камень! Знаешь ли, я за него очень много заплатил.

— Здесь тебе не повезло. Хочешь добавить свою правую руку к уже заплаченной сумме? А, вижу, что не хочешь. Неси его. Времени мало.

Когда Гедрик протянул Невину огромный рубин, Невин положил его на ладонь. Открыв третий глазной увидел слабый кристаллический узор силовых линий и пойманный внутри дух.

— Спасибо, — поблагодарил мастера Невин. — Надеюсь, ты помнишь, что честность стоит дороже драгоценных камней?

— Да уж. Э… предполагаю, ты не можешь мне рассказать, в чем тут дело?

— Ты абсолютно прав. Не могу. Всего хорошего, добрый мастер.

Сжимая в руке рубин, Невин вышел из лавки. Он остановился возле своей лошади, быстро огляделся и удостоверился, что поблизости никого нет. Старик открыл ладонь и уставился на рубин.

Камни кое-чем отличаются от по-настоящему неодушевленной материи — такой, как земля или кожа. Кристаллическая структура придает драгоценным камням очень туманное, совсем элементарное, зачаточное сознание, и двеомермастер высокого класса, который прошел необходимое обучение, может влиять на него. Это влияние — тонкая вещь. Нужно заставить камень вибрацией отвечать на определенную человеческую эмоцию. Таким способом двеомермастеры, например, делают талисманы для храбрости. Те, кто подготовлен очень хорошо, могут заставить камень вибрировать в точном соответствии с определенным элементарным духом, и в результате камень втягивает в себя элементаль, который оказывается заточен в кристаллической структуре, как в капкане. Освободить из камня пленный дух — очень трудный процесс, но для Невина это была работа одной минуты. Следовало убедить камень отпустить своего обитателя, который не хотел в нем жить. Невин увидел, как силовые линии в рубине поблекли и погасли, и вот уже серый гном хватает его за ноги и смотрит вверх, его личико выражает радость и благодарность.

— А теперь иди, маленький брат, — прошептал Невин. — И никогда больше не приближайся к тому плохому человеку. Возвращайся к Джилл. Ей тебя не хватает.

Гном в последний раз обнял его и исчез. Невин опустил рубин в кошель, висящий у него на шее, сел на лошадь, взял за веревку другую и быстро покинул город. Хотя у него осталось совсем мало припасов, он решил не покупать провизию, потому что знал место, где это можно сделать куда лучше, чем в Маркмуре.

Когда город остался далеко позади, Невин свернул с основной дороги и направил лошадь на север, прямо в предгорья. Несколько часов он пробирался по узким тропам среди сосен. Горы становились все круче, а камни и щебень загромождали дорогу.

Наконец он добрался до места, где на поверхность выходила светлая скальная порода. Над ним высилась сплошная каменная стена высотой несколько сотен футов. Кругом лежали огромные валуны, словно разбросанные гигантской рукой. Невин спешился и провел лошадей между ними. Путешественник оказался у основания скалы. Много лет прошло с тех пор, как он проезжал этим путем. Некоторое время он внимательно рассматривал все выступы и впадины.

Наконец неровности и шероховатости сложились в правильный узор, и Невин надавил на памятные точки. Сам он ничего не слышал, однако мог представить себе огромный колокол, со звоном поворачивающийся внутри скалы. Невину пришлось ждать. Он не на шутку волновался, пока тянулись минуты ожидания. Наконец он услышал наверху царапающий звук и поднял голову. Открылся каменный ставень и появилось недоверчивое бородатое лицо.

— Тарко! — окликнул его Невин. — Мне нужно воспользоваться вашей дорогой, если ваш народ разрешит.

— И когда мы отказывали Мастеру Эфира? Отойди немного назад, я открою дверь.

Невин увел лошадей с дороги, и Тарко снова исчез внутри. Через несколько минут начали падать мелкие камушки, пыль закрыла поверхность скалы, как облако дыма. Со скрежетом и грохотом огромная дверь, ведущая в гору, раскрылась. Держа в руке лампу, Тарко поманил Невина внутрь. Он был высоким для карлика, примерно пяти футов ростом, с сильно развитой мускулатурой и седой, аккуратно подстриженной бородой.

— Много лет тебя не видели, лорд, — заметил он, когда Невин заводил нервничающих лошадей в туннель. — Теперь мы очень редко пользуемся этой дверью, ведь твои соплеменники живут так близко. Тебе повезло. Несколько ребят отправились на охоту, поэтому я находился здесь, чтобы впустить их обратно.

— Ты не можешь себе представить, как я благодарен судьбе за то, что ты оказался здесь! Мне нужно как можно быстрее добраться до дана Хиррейд.

— Большая дорога идет практически по прямой.

Так оно и было. Двадцать пять миль — и горы останутся позади. Дорога приведет Невина к месту, от которого до города останется всего тридцать.

— К тому времени, как я выйду, эти лошади будут валиться от усталости, — заметил Невин.

— Оставь их нам и возьми пару наших.

— Спасибо. Тогда я смогу ехать и всю ночь.

Невин сел в седло и, махнув Тарко, тронулся с места.

Стук копыт эхом отдавался под высокими арочными сводами туннеля, выложенного каменными блоками и освещенного фосфоресцирующими грибами и мхом. Вскоре Невин доберется до одной из огромных пещер, где вентиляционные шахты впускают внутрь солнечный свет. Там он сможет купить достаточно еды, чтобы ему хватило на дорогу.

Из-за усыпляющего стука дождя по крыше Джилл проснулась поздно. Некоторое время она лежала в кровати и размышляла, спускаться ли ей в таверну. Она знала, что ее ждет ужасный, скучный день, полный опасностей, подобный пешему переходу навстречу сражению. В сознании она все еще видела холодные глаза угрожавшего ей незнакомца. Наконец девушка встала и оделась. Она как раз застегивала пояс с мечом, когда появился ее гном.

— Благодарю всех богов!

Когда Джилл раскрыла объятия, гном бросился к ней, подпрыгивая, чтобы обнять ее за шею своими худыми ручками. Она крепко прижимала его к себе и качала, как младенца, в то время как у нее по щекам катились слезы.

— Ты, маленький звереныш, я так испугалась! Я боялась, что с тобой случилось какое-то несчастье.

Он отлепился от Джилл, посмотрел на нее и кивнул с самым серьезным видом.

— Случилось что-то ужасное?

Гном снова прижался к ней и задрожал.

— Мое бедное маленькое существо! Благодарение богам, что ты теперь в безопасности. Но как же ты спасся от той опасности?

Он отвернулся, очевидно раздумывая, как бы ей это показать.

«Его спас Невин, тупица, кто же еще?»

— Послушай, мерзкий камень! Не смей меня оскорблять! Если бы не ты, то я не оказалась бы по самую шею в этой куче дерьма.

«Знаю, но я того стою.»

— Ублюдок.

«Если ты намерена так себя вести и впредь, то будь я проклят, если еще хоть что-то скажу тебе.»

Джилл была так счастлива снова видеть гнома, что ее совершенно не беспокоило, будет ли с ней разговаривать наделенный двеомером камень. Она долго сидела на полу с гномом на коленях и ласкала его. Когда он все-таки ушел, то сделал это медленно, словно страшно не хотел покидать ее. Гном исчезал по частям. Постепенно он стал прозрачным. Затем в воздухе мелькало еле заметное темное пятно, от которого вскоре ничего не осталось.

Улыбаясь от счастья, Джилл отправилась вниз в таверну, чтобы получить тарелку подозрительно слипшейся овсяной каши. Она медленно ела, приглядываясь, нет ли в каше сваренных долгоносиков, когда зашел Бокк. Он лениво прогулялся мимо ее стола, мазнул по ней взглядом, словно никогда раньше ее не видел, затем прошептал себе под нос:

— «Красный дракон».

Джилл забрала плащ и поспешила по моросящему дождю в гостиницу «Красный дракон», где нашла бледного, потного Огверна, который сидел на своем обычном месте. Его огромные ручищи так сильно дрожали, что ему приходилось поднимать кружку с элем ко рту обеими ладонями.

— Что случилось? — спросила Джилл.

— Ты помнишь человека, который появлялся тут прошлым вечером? Так вот, он вернулся. Зашел сюда менее часа назад, нахально и дерзко, и уселся за мой стол без спроса или извинения. Если я не найду для него опал, заявляет он, то он сделает из меня свиные сосиски! Какая наглость!

— Наглость и еще раз наглость! Ему должно быть очень нужен этот опал. Ведь он сильно рискует, приходя сюда при свете дня.

— О, сомневаюсь, что он чем-то рискует, — Огверн сделал паузу, чтобы для успокоения хлебнуть эля. — Вот тут есть некая странность. Я знаю, Джилл, что мои слова покажутся тебе бредом сумасшедшего, но клянусь моим собственным толстым, но драгоценным задом, это так. Когда он ушел, я решил проследить за ним. Это не представляло трудности, потому что улица была полна людей и он прямо пошел по ней, даже ни разу не оглянувшись. И вот он себе идет, я следую за ним на приличном расстоянии. Он спускается прямо к общинным выгонам у реки. Ты знаешь место у моста, где растут березки?

— Да.

— Ну, он заходит в эту рощицу и исчезает. Я хочу сказать, что он на самом деле исчезает! Он заходит туда, а я жду. И жду, и жду. Я не видел, чтобы он выходил, а березовые рощи совсем не такие густые, как ореховые, ну, ты сама знаешь. Наконец я захожу в рощу. А его там нет.

— У тебя расшатались нервы. Ты, вероятно, просто пропустил его.

— Да занимал бы я то положение, которое занимаю, если бы мог не заметить человека при свете дня? И не надо говорить мне, что я старею. Это будет очень грубо.

Джилл содрогнулась от страха, внутри у нее все похолодело. «Этот незнакомец, вероятно, обладает двеомером», — подумала она. Джилл знала, насколько опасным может быть двеомер в руках сумасшедшего. А теперь она столкнулась с человеком, который скорее всего использует его для злых целей.

— Я хочу нанять тебя, — продолжал Огверн. — Охранять меня, такого толстого и драгоценного. Мой кинжал не защитит меня от этого человека, а если рядом со мной будет меч, то пусть этот меч лучше держит кто-нибудь другой. Серебряная монета за вечер, серебряный кинжал.

— Договорились. Хотя у этого незнакомца глаза, как у демона, готова поспорить: кровь у него течет, как у любого другого человека.

— Давай искреннее надеяться, что он не зальет этой кровью весь мой пол. Уф! Как я ненавижу все эти жуткие угрозы.

На закате все еще шел дождь, а Родри находился в двадцати милях от дана Хиррейд. Помня предупреждение Невина о том, что ему не следует путешествовать ночью, он предложил фермеру пару медяков за право переночевать у него в коровнике. Еще за два медяка жена фермера подала ему миску жаркого и кусок хлеба. Родри с благодарностью принял еду и поужинал с семьей за длинным деревянным столом перед очагом. Серая солома на полу пахла свиньями, а фермеры ели грязными руками и не сказали ни слова ни друг другу, ни Родри, пока не запили водянистым элем последнюю крошку, но, к своему большому удивлению, Родри был рад их обществу.

Закончив трапезу, он некоторое время оставался с ними, слушая разговоры о тяжелой завтрашней работе, и смотрел в огонь. Родри одновременно и боялся и надеялся получить еще одно послание от Невина. Но послание так и не пришло.

Внезапно собаки соскочили с соломы и с лаем и рычанием бросились в открытый дверной проем. Фермер бросил взгляд на меч Родри.

— Кажется, мы рады тебе куда больше, чем я предполагал. Выйдешь со мной, серебряный кинжал?

— С радостью.

Фермер схватил смолистый факел, сунул его в огонь, чтобы зажечь, затем поспешил на улицу. Родри следовал прямо за ним, держа меч в руке. У ворот в земляной стене собаки яростно лаяли на стоявшего снаружи человека. Он держал под уздцы коня, и Родри обратил внимание на то, что у него на поясе висит меч. Когда фермер отругал собак, они прекратили лаять, но продолжали рычать и скалиться все то время, пока незнакомец оставался у ворот.

— Что все это значит? — спросил фермер.

— Это тебя не касается, господин хороший, — ответил незнакомец с неприятной улыбкой. — Я просто хочу поговорить с серебряным кинжалом.

Родри почувствовал легкий холодок в животе. Откуда этот человек знал, что он здесь? Незнакомец очень внимательно и как-то по-особенному оглядел его. Родри сразу же понял, что этот человек испытывает к нему сексуальный интерес. Вероятно, сам Родри много раз улыбался так симпатичным девушкам. Он испытал такое отвращение, что отшатнулся.

— Я ищу украденный драгоценный камень, — сказал незнакомец. — Кое от кого в Маркмуре я выведал, что он может быть у тебя.

— Я не вор.

— Конечно, нет, но если у тебя найдется этот опал, я дам тебе за него золотую монету. Это больше, чем ты выручишь у любого ювелира, скупающего краденое.

— У меня с собой нет никаких драгоценных камней.

Незнакомец склонился вперед и уставился ему прямо в глаза. На мгновение Родри почувствовал, что у него затуманилось сознание, словно он выпил слишком много меда.

— У тебя нет никаких драгоценных камней?

— Нет.

Резко кивнув, незнакомец шагнул назад и отпустил его взгляд.

— Значит, их у тебя нет, — сказал он. — Спасибо.

До того, как Родри успел произнести хоть слово, незнакомец сел в седло и уехал. Собаки лаяли, пока он не скрылся из вида. Покачав головой, Родри отвернулся и… так же четко, как только что видел собак, заметил двух крошечных существ, одного желтого и толстого, а другого серого и костлявого. Они внимательно смотрели на него. Когда он уставился на них, удивленно разинув рот, они улыбнулись и исчезли.

Саркин нашел большой деревянный сарай, некогда построенный для пастухов, путешествующих со своими коровами.

Хотя там воняло, внутри было сухо, а возле одной стены имелся очаг. Саркин поставил коня и развел огонь. Когда он подумал об Аластире, лицо учителя тут же появилось над языками пламени. Очевидно, он держался рядом с огнем и ждал новостей.

«У него его нет», — послал Саркин ментальный импульс.

«Я боялся этого, — даже мысли Аластира звучали устало. — Значит, мне придется заставить духов поискать его. Если камень у девушки, то ты должен вернуться в город.»

«Но я не смогу добраться до него сегодня вечером.»

«Конечно, нет. Можно и завтра.»

Образ Аластира исчез. Саркин уже начал вставать, как вдруг увидел еще одно лицо, глядящее на него из огня, — темное лицо с прищуренными глазами. Видение держалось всего мгновение. Изрыгая проклятия, Саркин резко вскочил и бросился прочь от огня — прежде, чем глаза смогли разглядеть, где он находится.

Джилл и Огверн оставались в «Красном драконе» на протяжении всей вечерней трапезы. В то время как Огверн быстро поглощал жаркое, Джилл ела медленно, маленькими кусочками, и думала: не связаться ли с городскими стражниками? Но что она могла сделать? Бежать к гвербрету с болтовней о проклятых камнях и мастерах черного двеомера? Если она попытается это сделать, Блейн, вероятно, прикажет ее арестовать за пьяные выходки и нарушение спокойствия.

После ужина Джилл и Бокк забрали пожитки серебряного кинжала из «Бегущей лисы» и отправились в логово Огверна, который занимал несколько небольших комнат над гостиницей. В одной стояла кровать, в другой — деревянный комод, небольшой столик и две скамьи. Джилл бросила скатку на пол и села на нее, а Огверн все ходил вокруг, зажигая оловянные лампы со свечками внутри, подходил к окну, выглядывал через щель в ставнях, затем с тяжелым вздохом отправлялся назад к очагу.

— О, прекрати, — наконец проговорила Джилл. — Неужели ты думаешь, что наш неприятный друг просто появится из воздуха и вдруг окажется прямо посреди твоей кровати?

— Это меня не удивит, — Огверн со вздохом опустил свою тушу на скамью. — Я очень расстроен. Если бы мне нравилось это занятие, то я бы сам стал серебряным кинжалом.

— Тогда ты мог бы быть гораздо тоньше.

— Пожалуйста, не надо грубить. Человек может терпеть оскорбления только до определенного предела. Ты только подумай — свиные сосиски! Наглость… — Он замолчал, прислушиваясь.

Кто-то поднимался тяжелым шагом по лестнице. Джилл достала меч из ножен и встала. Кто-то постучал в дверь, сделал паузу, снова постучал.

— Я знаю, что ты там, — это был не тот голос, которого они ожидали. — Давай, господин хороший. Открывай. Это может принести тебе прибыль.

Джилл и Огверн обменялись удивленными взглядами.

— Ты кто? — рявкнул Огверн. — Что ты хочешь?

— Просто поговорить с тобой — по деловому вопросу.

Пожав плечами, Огверн отодвинул задвижку и приоткрыл дверь на маленькую щелочку. Джилл услышала резкий выдох, когда посетитель с силой ударил по двери, отшвырнув огромного хозяина, а затем ворвался в комнату и запер дверь за собой.

Это был высокий, стройный человек, его темные глаза казались странно веселыми. Он улыбался, полные губы на смуглом лице приоткрылись. На нем была обычная рубаха поверх бриггов и, казалось, у него нет оружия. Но что-то в его позе — чуть приподнятые локти — заставило Джилл подозревать, что он хорошо вооружен и что оружие скрывается под одеждой.

Она отступила в тень, чтобы лучше следить за руками неожиданного визитера.

— Ты проделал долгий путь из Бардека, господин хороший, — заметил Огверн.

— Да, ты прав. Я ищу драгоценный камень.

Огверн застонал.

— Этот камень ищет половина людей в королевстве. По крайней мере, так мне кажется. Предполагаю, ты имеешь в виду проклятый опал.

— Именно его. Так значит к тебе уже обращались?

— А тебе-то какое дело, господин хороший?

Чужак рассмеялся и взмахнул рукой. Б ней мгновенно оказался длинный нож с тонким «пламенеющим» лезвием — когда такой нож извлекают из раны, это приносит больший урон, чем сам удар. Огверн метнулся назад.

— Никакого опала! Я его и в глаза не видел.

— Не верю.

Огверн завизжал и бросил взгляд на Джилл. Незнакомец посмотрел прямо на нее, а затем пожал плечами. Казалось, ему безразлично, вооружена она или нет. Мгновение Джилл стояла, как замороженная. Незнакомец шагнул к Огверну и потянулся к его рубашке, держа нож наготове. Джилл взмахнула мечом и приняла боевую стойку.

— Огверн! Зови городскую стражу!

Джилл развернулась так, чтобы ударом выбить нож из руки незнакомца. Удивленно вскрикнув, чужак увернулся и отпрыгнул назад. В его левой руке, как по волшебству, появился второй нож — точно такой же, как и первый. Огверн бросился к окну и раскрыл ставни. При этом звуке незнакомец бросился на Джилл, а затем сразу отпрыгнул в сторону, размахивая в воздухе ножом. Когда она поймала лезвие мечом, чужак подавил первоначальное удивление и сумел удержать удар. Сделав широкое движение лезвием, он заставил ее меч опуститься и снова попытался нанести колющий удар, выбросив вперед длинную руку.

Огверн начал орать:

— Помогите! Убивают!

Орал он во всю силу легких. Чужак снова бросился в атаку. Это был не какой-нибудь неумеха-грабитель, но равный Джилл соперник. Она никогда не встречала раньше такой стиль фехтования. Незнакомец атаковал и парировал удары, используя попеременно то правый, то левый нож. Теперь Джилл сражалась за свою жизнь, сталь звенела, соперники, казалось, плясали под дикую музыку смерти в крошечной комнатке.

Послышался грохот бегущих по лестнице ног.

— Открывайте именем гвербрета!

Незнакомец в отчаянии нанес еще один удар. Он отвлекся всего лишь на долю мгновения, но Джилл тут же воспользовалась этим и сильно ударила его по правому плечу, а затем чуть отступила и снова нанесла удар снизу вверх, так, что один из ножей вылетел из обвисшей руки врага.

Незнакомец с криком прижался спиной к стене. Джилл выбила у него второй нож, как раз когда шесть стражников в красно-золотистых плащах распахнули дверь и ворвались в комнату.

— О, боги, Кинван, — простонал Огверн. — Никогда еще честный гражданин не был так рад видеть тебя.

— Правда? — Старший в группе, плотный мужчина с седеющими темными волосами, позволил себе презрительную улыбку. — Что все это значит? О, здесь этот несчастный серебряный кинжал, эта девушка!

— Да, это я, и прошу вас, отведите нас к гвербрету.

— По этому поводу не стоит беспокоиться, — сказал Кинван.

Тяжело дыша, незнакомец прислонился к стене. Он сильно прижал левую руку к ране, стараясь остановить кровь, которая текла по правой руке. Когда он посмотрел в сторону Джилл, его глаза горели от ярости.

— Остановите этому кровь, — рявкнул Кинван. — Разоружите серебряного кинжала.

Джилл отдала меч и кинжал одному из стражников, в то время как второй стал оглядывать комнату в поисках тряпки. Незнакомец не отводил взгляда от лица Джилл. Внезапно он улыбнулся, словно принял какое-то решение. Он отнял руку от раны, провел ею по рубашке, словно чтобы вытереть, затем поднес ко рту.

— Остановите его! — Джилл бросилась вперед.

Но слишком поздно — он уже проглотил яд. Человек весь напрягся, ударился головой о стену, дернулся, все его тело напряглось, как натянутый лук, — и он рухнул на пол. Его каблуки забились о деревянный пол, изо рта побежала серая пена с отвратительным запахом.

— Боги! — прошептал Кинван.

По лицу и подбородкам Огверна бежали ручьи пота. Шатаясь, он отправился в спальню. Все слышали, как его тошнит. Младший стражник выглядел так, словно ему тоже хотелось присоединиться к толстяку.

— Пошли, ребята, — сказал Кинван излишне громко. — Вы двое, несите тело. И возьмем с собой Огверна, чтобы встретиться с их светлостью.

— Да вы что? — Огверн вернулся, дрожа от негодования. — Это так у нас относятся к честному гражданину, когда он благородно призвал стражников гвербрета?

— Попридержи язык, — прошипела Джилл. — Ради тебя самого, Огверн, тебе лучше молиться, чтобы их светлость смог докопаться до сути этого дела.

Огверн посмотрел на нее, содрогнулся, затем кивнул. Джилл стало дурно. Чего боялся незнакомец, если улыбался, когда решил умереть?

Мрачная маленькая процессия вошла в освещенное факелами караульное помещение, расположенное за брохом Блейна.

Кинван отправился за гвербретом, а его люди бросили застывший труп на стол и заставили Джилл и Огверна встать рядом на колени. Через несколько минут вошел Блейн с кубком меда в руке. Он бросил взгляд на труп, сделал большой глоток меда, затем выслушал отчет Кинвана.

— Очень хорошо, — сказал Блейн после того, как Кинван закончил. — А теперь, серебряный кинжал, скажи, что ты делала в центре всех этих событий?

— Работала по найму и ничего больше, ваша светлость, — Джилл колебалась. Несмотря на то, что она уважала Блейна, будучи серебряным кинжалом она, скорее, была на стороне местных воров. — Огверн сказал мне, что кто-то угрожает его жизни, и предложил серебряную монету за охрану своей персоны.

— А почему этот человек угрожал тебе? — Блейн повернулся к Огверну.

— А, ну… ваша светлость, — Огверн вытер потное лицо свободным рукавом. — Видите ли, изначальные угрозы поступили от другого человека, не от этого. Я владею частью гостиницы «Красный дракон», и тот парень клялся, что я обманул его в таверне. Поэтому я нанял Джилл, и, подумать только, этот абсолютно незнакомый мне человек, — он махнул рукой на труп, — ворвался в мои покои, заявляя, что он пришел решить вопрос с долгом.

Как и следовало ожидать, этот мутный рассказ поставил Блейна в тупик.

— Какой вопрос. С тем же долгом? — наконец уточнил гвербрет.

— Я так предполагаю, ваша светлость, — ответил Огверн. — Могу только предполагать, что этот человек — друг того человека, который утверждал, будто я обманул его.

— Ха! — Кинван фыркнул. — Скорее обокрал.

— Господин хороший! — Огверн посмотрел на него оскорбленно. — Если бы он думал, что его обокрали, то пришел бы к вам.

— Ты прав, — кивнул Блейн. — Значит, ты хочешь сказать, что тот человек, который имел к тебе претензии, все еще гуляет где-то на свободе?

— Именно так, ваша светлость. Я ужасно боюсь за себя, любимого и драгоценного. У меня есть свидетели этих угроз, ваша светлость, и все они надежные.

Блейн задумался, разглядывая серовато-синий труп.

— Да, — произнес он наконец. — Несомненно, человек, который носит при себе яд, преследует недобрые цели. Завтра мы проведем официальное слушание дела в моем зале правосудия. А пока, Огверн, ты можешь идти. Кинван, назначь стражника. Пусть стоит у его двери всю ночь. Маловер состоится завтра через два часа после полудня, поэтому, Огверн, приводи с собой своих свидетелей.

— Сделаю, ваша светлость, — Огверн встал и изобразил удивительно грациозный поклон. — Нижайше благодарю вашу светлость за то, что вы обеспечиваете безопасность простых честных жителей вашего города.

Огверн двинулся спиной вперед, кланяясь на всем пути и стараясь побыстрее покинуть гвербрета. Джилл предполагала, что он побежит весь путь от дана.

Блейн повернулся к Кинвану.

— Ну, Кинван, — сказал он. — Ты на самом деле считаешь, что толстяк — вор? Мне, черт побери, в это трудно поверить.

— Я знаю, что у вашей светлости есть сомнения, но, клянусь, когда-нибудь я поймаю его с достаточным количеством доказательств, чтобы убедить целую комнату советников.

— Когда сделаешь это, мы отрубим ему руки. Но не раньше. А теперь ты, серебряный кинжал. Я не хочу, чтобы ты выскользнула из города, как только утром откроются ворота. Кинван, мы арестуем ее.

— Но, ваша светлость, он первым бросился на меня, — заикаясь пробормотала Джилл.

— Несомненно. Однако я хочу, чтобы ты завтра присутствовала на маловере и давала показания. Послушай, девушка, я не предъявляю тебе обвинений в убийстве. Он в конце концов сам отравился. Просто я знаю, как мало значения серебряные кинжалы придают законам.

— Как пожелает ваша светлость. Я не хочу оскорбить вас, но если вы собираетесь судить меня, то я имею право пригласить кого-либо из моих родственников.

— Завтра утром состоится только слушание и ничего больше, но ты права. Если я посчитаю, что дело требует полного маловера, то мы подождем, пока ты не вызовешь кого-то из своих родственников.

— Он прибывает с караваном, ваша светлость, тем, который атаковали. Его зовут Родри Майл… То есть, я хочу сказать: Родри из Аберуина.

Кинван издал странный звук, словно подавился, но Блейн откинул голову и расхохотался.

— Ты начала говорить «Родри Майлвад», не так ли? Боги, Джилл! Он — мой двоюродный брат, сын сестры моей матери.

— Тогда не удивительно, что он так похож на вас внешне, ваша светлость.

— Именно так. Предки всех великих кланов состоят в кровном родстве между собой и подобны табуну бардекианских лошадей. Поднимайся же с пола! Совсем не так я должен относиться к жене моего двоюродного брата! Как прекрасно будет снова встретиться с Родри. Когда до меня дошли вести о его ссылке, я пришел в ярость. Райс всегда был высокомерным мерзавцем и, я знаю, он никогда меня не послушает и не станет исправлять эту ошибку. Кинван, найди для леди стул.

Стул, простой и грубый, отыскался, и Джилл села на него с благодарностью.

— Сказать по правде, ваша светлость, я вовсе не леди и к тому же не законная жена Родри, — сказала Джилл.

— Он не женился на тебе должным образом, да? Ну, я поговорю с ним об этом. А где твои пожитки? Кинван, отправь кого-нибудь за ними. Джилиан будет жить в брохе.

После того, как один из стражников убежал в гостиницу за вещами Джилл, Кинван приступил к, неприятной работе — требовалось обыскать труп. Блейн изучающе смотрел на Джилл и улыбался отеческой улыбкой. Среди господ благородного происхождения двоюродные братья обычно бывали связаны куда более тесной дружбой, чем кровные: родной брат — всегда соперник, претендующий на твои земли и влияние. «Удача сопутствует серебряному кинжалу, — сказала сама себе Джилл. — Но интересно, что обо всем этом подумает Родри?». Внезапно она так сильно пожелала, чтобы Родри оказался здесь и она могла бы броситься в, его объятия! Хорошо было бы забыть о черном двеомере…

— А теперь послушай, — снова заговорил Блейн. — Поскольку мы с тобой практически родственники, ответь мне честно. Ведь ты знаешь об этом человеке куда больше, чем хочешь сообщить?

— Прежде я никогда в жизни не встречала его, ваша светлость. Но зато я видела того, другого человека, из-за которого меня нанял Огверн. Он действительно угрожал толстяку. Ваша светлость посчитает меня сумасшедшей, но готова поклясться: он владеет двеомером. Он пришел в «Красный дракон», и с ним вместе вошла беда. Когда я попыталась остановить его, он уставился мне в глаза и едва не околдовал меня. Было такое мгновение, когда я не могла ни думать, ни двигаться.

За их спинами выругался Кинван.

— Простите, ваша светлость, — сказал он. — Взгляните сюда.

Начальник стражи держал свисающий с цепочки медальон — тонкий свинцовый круг, на котором были выгравированы перевернутая пентаграмма, какое-то слово на бардекианском и три странных сигила.

— Это было надето на шею ублюдка. Сомневаюсь, что разговоры девушки о колдовстве — бред сумасшедшего.

Аластир занимался дальновидением через огонь. Он видел, как бардекианец умирает, суча ногами и вздрагивая, а бледно-голубой эфирный двойник отделяется от тела и поднимается вверх, на миг зависнув над мертвой материей, оставшейся внизу. Аластир оборвал видение, сел на пятки и задумался. Только ястреб станет таким образом носить с собой яд. Вопрос был в том, сколько ястребов еще осталось? Они никогда не путешествуют по одному. Старец мог нанять только пару — в конце концов, стоят они недешево.

Как предполагал Аластир, Джилл для разнообразия оказала ему услугу. Забавно, но самой себе она при этом создала новые неприятности. Ястреб может быть и мертвым, но одно несомненно: он заставит ее заплатить за свою смерть еще до того, как отправится во Владения Властелинов Оболочки и Коры. Аластир засмеялся себе под нос и вскочил — быстро, слишком быстро.

Голова его закружилась и золотистый туман стал потрескивать у него перед глазами. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы оттолкнуть этот туман и не упасть без сознания. Сжавшийся с другой стороны костра Ган поднял голову и издал булькающий звук.

— Оставайся на месте, — пробормотал Аластир. — Мне просто нужно отдохнуть.

Шатаясь, Аластир направился к своим одеялам и упал на колени, затем со стоном рухнул всем телом. Гораздо позднее он вспомнил о том, что забыл предупредить Саркина.

Поскольку Блейн настоял, чтобы относиться к Джилл, как к законной жене своего двоюродного брата, камерарий выделил ей большую комнату с камином, роскошно убранной кроватью и серебряными канделябрами вдоль стен. После того, как паж принес ей горячей воды, она с удовольствием помылась, выставила ведро с грязной водой в коридор, чтобы паж забрал его, и заперла дверь изнутри. Короткая схватка потрепала ей нервы, однако она не устала. Какое-то время девушка ходила по комнате, любуясь пляской огня потрескивающих свечей. И комната, и весь брох оставались погруженными в тишину, но внезапно она поняла, что не одна.

Не было никаких звуков и вроде бы ничего не изменилось — но Джилл ощущала, как кто-то наблюдает за ней. Чувствуя себя глупо, она все же достала серебряный кинжал и принялась медленно обходить комнату. Девушка не нашла даже мыши в углу. Она резко повернулась, но увидела только свет горящих свечей и тени. И тем не менее что-то возникло тут — она никогда ни в чем не была так уверена, как в этом невидимом постороннем присутствии. Оглядываясь вокруг, она на миг решила, что видит чью-то тень, но когда повернулась посмотреть, то ничего не обнаружила.

Очень осторожно, останавливаясь после каждого шага, Джилл приблизилась к окнам и распахнула ставни. Никто не взбирался вверх на каменную башню, далеко внизу темный двор оставался пустым. Когда она посмотрела вверх, то увидела звезды. Широко раскинувшийся Млечный Путь — или Снежная Дорога, как иногда называли это созвездие — изливал яркий свет, холодный и безразличный к человеческим судьбам. Внезапно она ощутила отчаяние. Темная печаль проникла в ее сердце, словно ничто больше не имело значения, ни ее честь, ни ее жизнь, даже ее любовь к Родри, ничто, так как все, что представляет собой человеческая жизнь — лишь крошечная точка света посреди огромного моря всеохватывающей тьмы.

Джилл облокотилась о подоконник и почувствовала, как отчаяние распространяется все шире, замораживая ее энергию и волю.

«Зачем бороться? — подумала она. — Ночь всегда побеждает, так для чего же бороться с ней?»

Далеко на горизонте над спящим городом поднималась ущербная луна, жалкое бледное свечение на фоне густой черноты. Вскоре луна скроется в темноте и исчезнет.

«Но ведь она снова поднимется, — подумала Джилл. — И по возвращении будет расти.»

Луна горела в небе, как обещание. Да, она вернется и вырастет, она превратится в огромный серебристый маяк, который озаряет своим светом всех, и хороших людей, и плохих. Она загорится вновь после того, как ее Темное Время минует.

«Только для того, чтобы снова исчезнуть.» Мысль пришла сама по себе, словно произнесенная чужим голосом. И тогда Джилл поняла, что борется с врагом, которого не видит, что она сражается оружием, которого никогда раньше не использовала.

Осознание этого разрушило чары. Отчаяние лопнуло — подобно тому, как обрывается слишком туго натянутая веревка. Джилл резко повернулась, быстро осмотрела комнату. В дымном свете свечей она увидела человеческий силуэт, туманный и мигающий. Это была голубая светящаяся тень — определенно не твердое тело. У Джилл волосы встали дыбом, когда она узнала стройную фигуру человека, который отравился сегодня днем.

— Клянусь самой Богиней, — зарычала Джилл. — Свет в конце концов побеждает!

Враг задрожал, как пламя свечи на сквозняке, затем исчез, но, насколько она знала, он все равно вернется, чтобы мучить ее. Возможно, это случится во сне, когда она будет бессильна. Расплакавшись, она села на край кровати и сжала дрожащие руки между колен. В этом сражении ей нисколько не поможет ее хваленое умение владеть мечом. С двеомером может сражаться только двеомер. Она поняла тогда, что отрицая силу двеомера, стала беспомощной. Ее постоянно будут притягивать к контакту со странными вещами, ей придется противостоять тому, что выше ее сил. Она не сможет оказывать влияние на эти таинственные процессы или контролировать их — просто потому, что у нее нет ни знаний, ни подготовки. Любой человек может взять в руки меч, но только тренированный боец способен зарубить противника. И именно тогда Джилл вспомнила Невина. Какое счастье, что мастер двеомера находится на пути сюда!

Джилл много раз видела, как старик связывался с другими мастерами через огонь. Насколько она знала, только мастер способен сделать нечто подобное. Невежда, вроде нее, неспособен выйти на контакт. И все же она встала и медленно приблизилась к свечам. Это была первая сознательная попытка Джилл воспользоваться двеомером и она чувствовала себя глупо. Затем появилось смущение и наконец испуг, но она заставила себя уставиться в огонь и подумать о Невине. На мгновение она осознавала у себя в сознании только пустоту, затем странное давление, нарастающее каким-то необъяснимым образом. Ощущения напоминали усиленную попытку вспомнить вдруг забытое имя.

Ей делалось все страшнее. Она боялась использовать двеомер, боялась того, кто преследует ее. Страх все нарастал, пока Джилл внезапно не вспомнила о том, что каким-то образом знала всегда: страх — это ее ключ, то сильное чувство, которое взломает стены разума.

— Невин! — крикнула она вслух. — Помоги мне!

И вот она увидела его лицо, пляшущее над пламенем свечей. Это был совершенно четкий образ, кустистые брови удивленно приподняты, глаза тревожны.

«Благодарю всех богов за то, что ты позвала меня, — прозвучал его голос у нее в сознании. — Я уже несколько дней пытался связаться с тобой.»

Голос видения Невина звучал так деловито, что Джилл истерически рассмеялась.

«Попытайся успокоиться, иначе ты утратишь образ, — пришла его мысль и звучала она резко. — Подумай о поединке на мечах, дитя. Ты знаешь, как концентрировать волю.»

Она поняла, что и это каким-то образом знает, — теперь, когда он ей напомнил. Во многом ее нынешняя концентрация напоминала ту, смертоносную, управляемую холодным разумом, когда она наблюдала за движениями вооруженного врага.

«Я давно следил за тобой при помощи дальновидения и видел, как тот человек отравился, — продолжал Невин. — Неудивительно, что ты так обеспокоена. А теперь послушай. Кажется, у нас несколько врагов, но мы можем превратить это в наше преимущество. Ты понимаешь, что им нужно?»

«Опал, который у меня есть. По крайней мере я думаю, что у меня есть именно опал. Надменный маленький ублюдок постоянно меняет форму.»

Невин рассмеялся так весело, что Джилл почувствовала, как ее страх исчезает.

«Определенно это тот опал. Должен заметить, духи, которые им управляют, временами могут вызывать раздражение. Видишь ли, это талисман благородства, добродетели и положительных качеств, и духи слишком серьезно воспринимают гордость. Беспокоил ли тебя образ мертвеца?»

«Не знаю. Кто-то меня явно тревожил. Я призвала тебя, потому что у меня в сознании появлялись какие-то чужие мысли. Полное отчаяние, безнадежность. Я почувствовала, как кто-то выслеживает меня, подкрадывается, следит.»

«Не беспокойся. Я поставлю над тобой охранную печать. Спи и отдыхай, дитя. Я скоро буду в дане Хиррейд.»

Образ Невина исчез. Джилл улеглась на постель, но оставила свечи гореть, а на подушку рядом с собой положила серебряный кинжал. Она была уверена, что не заснет, но когда внезапно проснулась, комната была уже залита солнечным светом. В коридоре свистел паж, и этот простой звук показался ей самой красивой музыкой, которую она когда-либо слышала.

Джилл встала, прошла к окну и выглянула наружу. Солнечный свет заливал людей, ходящих по улице, они смеялись и разговаривали. Теперь казалось невозможным верить в битвы двеомера, в то, что совсем недавно Джилл призывала свою волю и разговаривала с Невином через огонь. Содрогнувшись, Джилл отошла от окна и побыстрее оделась. Она хотела, чтобы вокруг нее находились другие люди.

После того, как Джилл спустилась в большой зал, воспоминания о ночном страхе отошли в дальний уголок сознания. Солдаты сидели за столами и завтракали, они смеялись и перешучивались, а слуги с подносами бегали взад-вперед.

Сам Блейн был в прекрасном настроении. Он болтал с Джилл, словно забыл об отравленном незнакомце. Важные господа его двора, камерарий, бард, советники и писари подходили, чтобы пожелать своему лорду доброго утра, и с серьезным видом кланялись Джилл. Блейн разломал буханку сладкого хлебца с орехами и вежливо протянул Джилл. Она отметила, что его светлость пьет за завтраком эль, а не мед.

— Буду очень рад снова увидеть двоюродного брата, — воскликнул гвербрет. — Мальчишками мы весело проводили время. Видишь ли, мы оба были пажами в дане Кантрей, а тамошний старый гвербрет отличался высокомерием и чопорностью, поэтому мы постоянно устраивали то одну, то другую шалость. — Он замолчал и поднял голову, глядя на спешащего к нему пажа. — В чем дело?

— Снаружи ждет очень странный старик, ваша светлость. Он заявляет, что немедленно должен встретиться с вами по очень срочному делу. А сам выглядит, как нищий. Говорит, что его имя — «Никто».

— Невин, благодарение всем богам! — выпалила Джилл.

— Ты его знаешь? — спросил Блейн несколько удивленно.

— Да, ваша светлость, и ради Родри и меня я умоляю вас поговорить с ним.

— Тогда решено. Веди его сюда, парень, и всегда помни, что к старикам следует относиться вежливо, независимо от того, насколько потрепанными они выглядят.

Когда паж поспешил прочь, Джилл ощутила дрожь. Она почувствовала, что залитый светом, наполненный людьми шумный зал внезапно стал нереальным. Словно уловив ее настроение, Блейн встал. Слегка нахмурившись, он смотрел, как входит Невин. Старый коричневый плащ болтался за спиной старика. Мастер двеомера склонился перед гвербретом с легкостью, которой могли бы позавидовать многие молодые придворные.

— Простите меня, ваша светлость, за то, что потребовал вашего внимания, — сказал Невин. — Но дело на самом деле безотлагательное.

— Любой человек имеет право на правосудие. Если оно требуется, я его обеспечу. Что вас беспокоит, господин хороший?

— Тот человек, который отравился вчера вечером.

— Боги! — воскликнул пораженный Блейн. — Неужели новость распространилась так быстро?

— Распространилась среди тех, у кого есть уши, чтобы услышать. Ваша светлость, я пришел, чтобы избавить вас от затрат по захоронению этого дурака. Вы знаете, где лежит труп?

— Вы его родственник?

— Поскольку в каждом клане не без урода, то можно сказать и так.

Поставленный в тупик гвербрет бросил взгляд на Джилл.

— Пожалуйста, ваша светлость, — сказала она. — Пожалуйста, сделайте, как он просит.

— Хорошо. В этом не может быть зла.

Сгорая от любопытства, Блейн лично проводил Невина и Джилл во двор и остановил стражника. Как оказалось, труп завернули в одеяло и положили в небольшом сарае, который обычно использовался для хранения дров. Невин и Джилл забрали оттуда мертвеца и положили его на булыжники. Невин встал рядом с ним на колени, развернул одеяло и уставился на лицо покойника.

— Человек из Бардека, не так ли? — старик сел на пятки. — Странно!

Он долго смотрел на труп. Судя по расслабленной позе Невина и его сонному взгляду, Джилл подозревала, что он в трансе. Время от времени его губы шевелились, словно он с кем-то разговаривал, но вслух не произносилось ни звука. Наконец он тряхнул головой и посмотрел вверх, в его глазах горела ярость.

— Какая уродливая маленькая душонка! Ну, мы отправим ее на покой, независимо от того, хочет она уходить или нет.

Жестом показав Джилл и Блейну, что им следует уйти с пути, Невин встал за головой мертвеца и высоко поднял руки, словно молился солнцу. Он долго стоял в неподвижности, судя по выражению лица — сильно концентрируясь, затем медленно опустил руки, очертив ими дугу, пока кончики пальцев не указали на мертвеца, лежащего на булыжниках.

Внутри трупа загорелся огонь, неестественный, отвратительный, серебристо-синего цвета. Он становился то сильнее, то слабее.

Когда Невин произнес три непонятных слова, языки побелели и взметнулись высоко вверх. Они были слишком яркими, чтобы на них можно было смотреть. Выругавшись, Блейн закрыл лицо рукой. Джилл услышала мученический стон.

Раздался долгий вздох ужаса, странно смешанного с облегчением, — так вздыхает раненый, зная, что смерть близка и избавит его от боли.

— Сделано! — крикнул Невин. — Все закончено!

Джилл отвела руки от лица вовремя, чтобы увидеть, как он три раза топнул ногой. Там, где лежал труп, осталась горстка белого пепла. Когда Невин щелкнул пальцами, прилетел легкий ветерок и развеял пепел, а затем стих так же внезапно, как и начался.

— Вот, — сказал старик. — Его душа освобождена от тела и находится на пути в Другие Земли. — Он повернулся к гвербрету. — В вашем ране, ваша светлость, происходят странные вещи.

— Несомненно, — пробормотал Блейн. — Клянусь демонами, что все это значит?

— Конечно, двеомер. А на что еще это похоже?

Блейн отступил на шаг, его лицо побледнело, губы зашевелились. Невин мягко, терпеливо улыбнулся ему, как матери улыбаются детям, которые столкнулись с чем-то, что еще не могут понять в силу юного возраста.

— Пришло время всем в королевстве узнать правду о двеомере, — продолжал Невин. — Ваша светлость может поздравить себя: вы стали одним из первых. Позволит ли лорд нам с Джилл оставить вас ненадолго? У меня есть срочное дело в городе.

Блейн уставился на булыжники, все еще мерцающие от жара.

— Если так желает лорд, — гвербрет резко поднял ранг Невина. — Мне следует позволить вам делать все, что вы находите нужным.

Невин поймал руку Джилл и уверенно повел ее прочь.

— Я так рада видеть тебя, — сказала она. — Я была ужасно напугана.

— И у тебя имелись для этого все основания. А теперь послушай, дитя, опасность еще не миновала. Ты должна понимать это. Оставайся рядом со мной и делай все, что я скажу.

Джилл чуть не расплакалась от разочарования.

— Когда я занимался дальновидением, то видел, как ты охраняла Огверна, этого вора, — продолжал старик. — Отведи меня к нему. Если тебя вчера ночью мучили кошмары, то готов поспорить: с ним тоже не все было в порядке. Тот человек, отравленный, пытался выпить из тебя жизненную силу, чтобы поддерживать жизнь своего… ну… ту голубую тень, которую ты видела.

— Откуда ты знаешь?

— Он только что сам рассказал мне об этом. Поскольку он мертв уже какое-то время, то не мог поведать мне слишком многое: его тень уже начала слабеть и распадаться. Поэтому я просто отправил его на предстоящий ему суд, несмотря на то, что мне очень хотелось вытянуть из него побольше полезных сведений.

Джилл почувствовала, что каменеет от страха. От этого разговора о привидениях становилось не по себе.

— Ну, ну, — попытался успокоить ее Невин. — Это самая обычная вещь, но сейчас не время объяснять тебе все. Давай посмотрим, что случилось с Огверном.

Когда они пришли в гостиницу «Красный дракон», то обнаружили, что Невин был прав. Испуганный владелец гостиницы сообщил им, что Огверн прошлой ночью заболел и находится в своих покоях. Они поспешили наверх и нашли дверь запертой. Когда Джилл постучала, дверь открыл Бокк.

— Я услышала, что Огверн заболел, — сказала Джилл. — Я привела травника, которому можно доверять.

— Хвала всем богам в Других Землях, — произнес Бокк с искренней благочестивостью. — Это было ужасно, на самом деле ужасно. Я никогда не думал, что буду благодарен проклятому стражнику, но если бы их светлость не поставили этого большого сильного парня у двери для охраны, то папа выбросился бы из окна. Клянусь!

Невин кивнул с мрачным видом, словно ожидал как раз этого. Огверн лежал в кровати, старое синее одеяло было натянуто до самой массивной шеи вора. Огверн смотрел в потолок и выглядел смертельно испуганным.

— Прошлая ночь была подобна третьему кругу ада, — продолжал Бокк. — Мы сидели за кружкой эля в «Красном драконе», и внезапно папа стал дрожать и бредить.

— Я не хочу об этом слушать, — Огверн натянул одеяло на голову. — Оставьте умирающего умереть спокойно.

— Ты не умрешь, — сказал Невин. — Я — травник, господин хороший, поэтому опусти одеяло и опиши мне твои симптомы.

Одеяло немного опустилось, и темные глаз Огверна выглянули через край.

— Я схожу с ума. О, это кара, кара, кара! Я лучше умру, чем сойду с ума, поэтому свари мне какой-нибудь яд, травник.

— Я не стану делать ничего подобного. Прекрати заниматься пустословием и расскажи мне о своем бреде.

— Расскажи ему, папа, — вставил Бокк. — Расскажи ему о курицах.

Огверн застонал и снова натянул одеяло на голову.

— Он стал говорить о желании напиться крови, — сообщил Бокк. — О том, чтобы убивать кур и пить их кровь.

— Это было ужасно, — Огверн опустил одеяло. — Я на самом деле не знаю, что сказать. Внезапно я испугался, господин хороший, и начал дрожать, пот лился с меня, ведрами. Я знал: я обречен и умру. Что бы я ни сделал, я умру. — Огверн замолчал, слабея. — Но я должен был выпить кровь. Отвратительно! Никогда в жизни я не испытывал такого ужаса.

— А затем он начал кричать, что лучше умереть быстро, чем медленно, — вставил Бокк. — Он выхватил кинжал, но тут на него прыгнули мы — я и пара наших ребят — и доставили его сюда, наверх, как раз когда пришли городские стражники. После того, как папа попытался выпрыгнуть из окна, мы привязали его к кровати, но он продолжал бредить, метаться и орать о том, что хочет умереть.

— А, начинаю понимать, — сказал Невин. — Затем при первых лучах света он внезапно успокоился.

— Именно так. — У Огверна появилась надежда. Он сел на кровати и оказалось, что под одеялом он лежал полностью одетый. — Все произошло так внезапно. Как будто у меня был жар, а потом он прошел.

— Вот именно. Но это была не простуда, а яд. А теперь послушай, Огверн, у тебя в городе имеется враг, который подсыпал тебе в питье некую траву — олеофуртиву торментикулу смаргединни. — Невин напыщенно произнес это внушительное название. — К счастью, твое тучное тело спасло тебя от фатального исхода. Этот яд разбалансировал работу твоего организма, он вызвал жар и обильное потоотделение, и одновременно оказал воздействие на твой разум. Именно поэтому ты хотел крови. Тебе требовалось удовлетворить жажду. При этом ты не осознавал до конца, что именно тебе требуется. Более того, когда тело чувствует работу яда, разум не может понять, что происходит. Человек не в силах предпринять рациональные шаги, чтобы с этим бороться. Таким образом эффект от применения яда удваивается.

— Боги! — прошептал Огверн. — Это настоящая дьявольщина, господин хороший.

— С этого времени ты должен очень строго соблюдать диету. Для того, чтобы избавиться от последствий действия яда, две недели ешь только холодную, сухую пищу, сухари, яблоки, белое мясо птицы. Повторяю: все холодное. Таким образом ты очистишь организм.

— Так я и поступлю, травник. Боги, так близко я подошел к смерти!

Поскольку Огверн отнюдь не умирал, он охотно вылез из кровати и настоял, чтобы заплатить Невину медяк за его консультацию.

— В некотором роде жаль, что я не болен, — сказал он мрачно. — Теперь во второй половине дня мне придется встречаться с этим мерзким гвербретом. Послушай, Джилл, говори при нем как можно меньше. Придерживайся прежней версии: ты — только мой телохранитель. Остальные объяснения предоставь мне.

— Мы готовили рассказ несколько часов, — вставил Бокк. — Получилось просто прекрасно.

Когда Невин с Джилл покинули гостиницу, Невин настоял на том, чтобы отправиться в храм Бела у реки и опустить краденую монету Огверна в чашу с пожертвованиями для бедных. Пока они шли, Джилл постоянно, нервно оглядывалась, почти ожидая, что враги вот-вот выпрыгнут из стен.

— Невин, как тень мертвого человека смогла опустить яд в эль Огверна?

— Что? О, послушай, я умею врать не хуже серебряного кинжала, если ты поверила всей это чуши. Я придумал всю эту чушь на месте, добавив несколько медицинских терминов, чтобы облегчить сознание Огверна. Ему нужно держаться настороже, но я не мог сказать ему правду, поскольку он бы в нее не поверил.

— Ты хочешь сказать, что это не настоящий яд?

— Нет. Название травы вымышлено. Я произнес фразу на древнем руманском языке, которая означает «маленькая пытка для толстых воров».

— Но что же произошло на самом деле?

Невин огляделся вокруг. На берегу реки два мальчика стерегли коров, которые там паслись. Больше никого на общинном выгоне не было.

— Мертвец работал с сознанием Огверна точно так же, как пытался воздействовать на твое, — пояснил Невин. — Сомневаюсь, что он довел бы тебя до самоубийства, поскольку в таком случае Блейн приказал бы конфисковать твои вещи, а тогда у наших врагов уже не было бы шанса добраться до опала. Но он хотел заставить тебя страдать. Поскольку между нами существует некая связь, я смог поставить над тобой охранные печати. Однако я ничего не сумел сделать для нашего бедного вора, пока не появился в городе лично. Я проверю, чтобы сегодня у него была спокойная ночь.

— А что с курицами? Это звучит так глупо, все эти разговоры о куриной крови.

— Вовсе нет. Свежепролитая кровь выделяет определенную субстанцию, которая требуется тени. Эфирный двойник мог бы питаться этой субстанцией и укрепляться.

Джилл стало так плохо, что это, вероятно, отразилось у нее на лице. Невин успокаивающе положил руку ей на плечо.

— Ты понимаешь, почему я приукрасил объяснения для Огверна успокаивающими речами? А, боги! Я никогда не хотел, чтобы такое зло случилось с тобой. Я пытался оставить тебя в покое, чтобы ты сама разобралась со своим вирдом. Из-за этого ты, оказалась в опасности.

— Так кажется. Неужели на самом деле меня привел сюда мой вирд?

— Давай скажем так: ты оказалась возле той мертвой лошади в Аусглине по простой случайности, но твой вирд показал тебе камень в траве. Если бы Дикие тебе не доверяли, то ты его никогда бы не увидела. А теперь давай возвращаться в дан. Я не собираюсь больше ничего говорить здесь, в общественном месте.

Прошло примерно два часа после полудня, когда Родри наконец добрался до южных ворот дана Хиррейд. Он спешился и провел двух своих лошадей сквозь небольшую толпу фермеров, которые несли на рынок продукты и живых куриц. За воротами лениво стояли два городских стражника. Проходя мимо, Родри заметил, как один стражник прошептал что-то другому, затем оба шагнули вперед и загородили ему путь. Из тени у стены вышли еще двое, один схватил лошадей под уздцы, другой — правую руку Родри.

— Ты — серебряный кинжал? Ты отправляешься с нами.

— Что все это значит, черт побери?

— Приказ их светлости, вот что. «Следите, не появится ли серебряный кинжал; который выглядит, как человек из Элдиса. Приведите его ко мне.» В последнее время у нас в городе было немало проблем от людей, вроде тебя.

— Что сделала Джилл?

— О, ты с ней знаком? — спросил первый стражник с неприятной улыбкой. — Кажется, она имела отношение к человеку, которого убили, вот что. Их светлость прямо сейчас должен проводить маловер, поэтому мы доставим тебя как раз вовремя.

Родри был слишком обеспокоен, чтобы возражать, когда стражники разоружили его. Пока они шли по улицам, он угрюмо молчал. Он надеялся избежать встречи с Блейном, который (так по крайней мере думал Родри) презирает его, как отверженного и обесчещенного, а теперь перед ним встала перспектива новой встречи с двоюродным братом. Придется просить за жизнь Джилл. «И что натворила эта девчонка? — думал Родри. — Если мне только удастся выпутать ее из этого дела, то я изобью ее до полусмерти!»

Во дворе дана стражники передали лошадей пажу, а Родри потащили внутрь броха. Родри не был внутри дана Хиррейд уже два года, с тех пор, как приезжал на свадьбу Блейна. Почти в полубессознательном состоянии он осматривал большой зал, где когда-то пировал, как почетный гость. Стражники поволокли его вверх по винтовой лестнице на второй этаж.

Тяжелые дубовые двери, ведущие в зал правосудия, стояли открытыми, и Родри со стражниками вошли и стали ждать.

Под окном за столом сидел Блейн; слева от него находился писарь, справа — два советника. Поскольку не присутствовал никто из священников, Родри определил, что это только слушание, а не полный маловер. На коленях на полу перед гвербретом стояли Джилл, двое ничем не примечательных молодых людей и огромный толстый мужчина. Стража держала наготове дубины с железными наконечниками. В углу, где каменная стена встречалась с плетеной перегородкой, на полукруглом стуле сидел Невин. Родри почувствовал огромное облегчение, зная, что старик никогда не позволит, чтобы с Джилл случилась беда.

— Очень хорошо, Огверн, — говорил Блейн. — Я признаю, что угрозы впоследствии погибшего человека были достаточным основанием для найма телохранителя.

— Это было ужасно, ваша светлость, — сказал толстяк. — А бедный честный человек, вроде меня, не имеет времени на тренировки. Я не умею владеть мечом.»

— Даже у поросенка должны быть клыки.

— Ваша светлость любит пошутить, но я лучше найму клыки, чем буду отращивать свои. Мне очень повезло с серебряным кинжалом. Когда я увидел, как тот мерзавец достал ножи и кинулся на меня…

Блейн бросил взгляд на Джилл.

— Ну, серебряный кинжал, я начинаю думать, что ты имела основания первой пустить кровь.

— Спасибо, ваша светлость. Клянусь, я не знала, что тот человек собирается принять яд.

При этом странном заявлении Родри забыл, кто он теперь, и сделал шаг вперед. Выругавшись, стражники схватили его и оттащили назад. Блейн повернулся на звук.

— Ведите его сюда. Значит, поймали этого жалкого серебряного кинжала, так?

— Да, въехал в южные ворота, смело и нагло, ваша светлость, — сказал стражник. — И у него с собой конь западной охотничьей породы, которого, готов поспорить, он украл.

— Несомненно. Он всегда любил чужих лошадей.

Хотя Блейн пытался скрыть улыбку, Родри это заметил.

— Блейн, ублюдок! — рявкнул Родри. — Это одна из твоих проклятых шуток!

Услышав оскорбление, присутствующие так и ахнули, а Блейн расхохотался и встал. Широкими шагами он пересек зал и схватил руку двоюродного брата.

— Да, это так. Я думал, что мы посмеемся, арестовав тебя, как серебряного кинжала. А, боги, я так рад видеть тебя.

Когда они пожимали друг другу руки, Родри был готов расплакаться.

— Я тоже рад тебя видеть, — сказал он. — Но что ты делаешь с моей женщиной?

— Ничего, уверяю тебя. Я отношусь к женщинам с большим уважением, чем некоторые из моих родственников, которых я мог бы назвать по имени.

С улыбкой Родри ударил его по плечу. Все в зале смотрели на них, и Блейн внезапно вспомнил, что он председательствует на судебном процессе.

— Пойди встань рядом с Невином, ладно? Давайте закончим эту проклятую процедуру.

Невин сухо улыбнулся ему, но в глазах старика читалось сильное беспокойство. Родри понял, почему улыбка старика столь скупа, когда один из стражников шагнул вперед, чтобы дать свидетельские показания о незнакомце, который предпочел принять яд, чем встречаться с гвебретом. У погибшего на шее висел какой-то колдовской талисман.

Некоторое время Блейн обдумывал дело, затем объявил, что он не видит ничьей вины в связи со смертью незнакомца, после чего закрыл заседание.

— Несомненно, дану Хиррейд лучше без этого типа, — весело объявил он.

Огверн и его свидетели поднялись, поклонились гвербрету, а затем бросились к двери. Когда изумленные советники собрались вокруг Блейна, осыпая его вопросами, Родри пошел к Джилл и схватил ее за плечи.

— Боги, любовь моя! Что все это значит?

— Честное слово, не знаю. Родри. Боги, как я рада видеть тебя!

Он обнял ее и прижал к себе. И тотчас ощутил, что она дрожит от страха. Поскольку никогда раньше он не видел, чтобы она чего-то боялась, то почувствовал, как у него сжалось в груди.

— Ну, любовь моя, — он попытался ее успокоить. — Мы и раньше участвовали в трудных сражениях. И в этом мы тоже победим.

— Лучше бы ты оказался прав. Это все, что я могу сказать.

Прислонившись спиной к березе, Аластир очень тихо сидел на земле и прилагал огромные усилия, чтобы сохранить спокойствие. Он только что попытался через дальновидение добраться до Джилл и ничего не увидел. Он напрягал волю все сильнее, однако ни к каким результатам его усилия не привели. Это могло означать только одно: прибыл Невин и установил над ней охранные печати.

Услышав приближающийся стук копыт, Аластир вскочил на ноги, опасаясь, не приехал ли за ним Мастер Эфира, но это оказался всего лишь Саркин, который спешился возле лагеря и отвел своего коня в заросли.

— Почему ты вернулся так скоро? — спросил Аластир.

— Я не стал задерживаться в городе. Там полно слухов. Болтают о каком-то невзрачном старом травнике, который только что приехал и, как кажется, имеет влияние на гвербрета.

Аластир ругался всеми грязными словами, какие только знал. Саркин стоял и с ничего не выражающим лицом ждал, когда он закончит.

— Твой конь очень устал? — спросил Аластир. — Если мы собираемся достать этот каштан из огня, то нам придется на время скрыться в какой-нибудь норе. Мы не можем постоянно разбивать лагерь у дороги, как разбойники. Этим утром я выходил в эфир и хорошо осмотрел местность, и, мне кажется, нашел идеальное место.

— Я поеду на одной из свежих лошадей, а Камделя посажу на мою. Лорд значительно легче, чем я.

— Очень хорошо. Готовь его. И поспешим. Ехать придется быстро.

Ни один бард или гертсин никогда не мог похвастаться более внимательной аудиторией, чем Невин в тот день, и он не мог устоять перед соблазном. В личных покоях Блейна — простой маленькой комнате, где имелись камин, пять стульев, щит Блейна и ничего больше, — сидели Родри, Джилл и сам гвербрет. Они наблюдали за Невином, который стоял у очага, облокотившись на каминную доску. После того как неизменный мед был подан, и пажа отослали прочь, Блейн махнул старику своим кубком:

— Ну, добрый волшебник, теперь ты должен объяснить мне, что происходит.

— Несомненно, ваша светлость. Джилл, дай мне ту драгоценность, которая лежит у тебя в кошельке.

Когда она протянула ему дешевую брошку в форме кольца, он положил вещицу себе на ладонь и вытянул руку вперед, чтобы все увидели ее, а затем мысленно отправил указания духам, которые были связаны с этим предметом.

— Это, ваша светлость, называется Великим Камнем Запада.

— Эта уродливая штуковина? — фыркнул Блейн.

И как раз в это самое мгновение брошь изменила форму. Она заблестела, задрожала, ее очертания смазались, как будто безделушка собиралась раствориться в воздухе. Внезапно на ладони Невина возник огромный опал размером с грецкий орех. Он был изумительно отполирован, его поверхность блестела, и свет, падавший на камень из окна, превращался в огонь, горящий глубоко внутри камня. Радуга переливалась и играла на блестящей поверхности.

Зрители невольно ахнули, и Невин почувствовал, как довольны духи. Эти духи были более высокого уровня, чем Дикие. Обычно их называют планетарными, хотя они связаны не с самими планетами, а скорее с теми силами, которые представляют планеты.

— О, боги! — воскликнула Джилл. — И эту вещь я постоянно носила при себе?

— Такова его истинная форма. Видишь ли, этот камень охраняют духи. И они, когда требуется, направляют на него иллюзии, а кроме того перемещают его — не очень далеко, но достаточно, чтобы спрятать, если ему угрожает опасность. Эти две простые вещи оставались непонятными для наших несимпатичных врагов, и поэтому до сих пор нам удавалось срывать их планы.

Пока Невин убирал камень в кошель, висевший у него на шее, собравшиеся осваивались с услышанным. Духи вздохнули с облегчением. Этот звук прозвучал у Невина в сознании. Да, духам определенно нравилось, что теперь они так близки к Мастеру Эфира. Несколько раз Блейн пытался что-то сказать, но замолкал в растерянности. Наконец двеомермастер вежливо кивнул ему, словно позволяя гвербрету заговорить в его собственном дане.

— А кто, добрый волшебник, наши враги?

— Разумеется, это люди, которые используют черный двеомер. Вы обратили внимание, ваша светлость, что я употребляю выражение «наши враги». Видите ли, камень принадлежит самому королю, а черный двеомер жаждет заполучить его, чтобы причинить зло — и самому королю, и всему королевству.

Блейн и Родри выругались вслух. Хотя один из них был уважаемым лордом, а другой — обесчещенным ссыльным, оба давали клятву личной верности своему сеньору.

— Король живет в центре самой лучшей крепости во всем Дэверри, — воскликнул Блейн. — Как они могли у него что-то украсть?

— С большим трудом. Подозреваю, они очень долго планировали преступление. Опал является одним из величайших в мире камней, наделенных двеомером. Примерно сто лет назад один мастер двеомера придал ему форму и попросил духов населить его, а затем передал королевской семье, — Невин слегка вздохнул, вспоминая, как много времени потратил, придавая камню форму идеальной сферы. — Мне запрещено рассказывать вам о силе этого предмета. Уверен, вы это понимаете… и простите меня. Чтобы сохранять камень в безопасности, разные мастера назначаются его хранителями, или защитниками. Когда один из нас умирает, его место занимает другой. Теперь моя очередь, — тут Невин чуть не оговорился и не сказал «снова моя очередь». — Тайна камня передается от короля к наследному принцу. Таким образом, короли знают достаточно, чтобы хорошо охранять его. Они держат этот камень в своих личных покоях, не доверяя столь ценное сокровище королевской казне. Конечно, ни у одного вора нет шанса подкупить тех верных мужчин и женщин, которые имеют доступ к королевским покоям. Однако имеются ведь и другие способы воздействовать на сознание человека, кроме золота. Не встречали ли вы, ваша светлость, и ты, Родри, при дворе человека по имени Камдель?

— Я встречал, — сказал Блейн. — Он был начальником королевских бань, не так ли? Гордец, насколько я помню. К нему благоволила королева — ее величеству нравились его манеры.

— Он был надменным ублюдком, — вставил Родри. — Один раз я выиграл у него во время шутейного турнира, и он дулся целый день.

— Да, это тот человек, — кивнул Невин. — Он — младший сын гвербрета Блейддбира. Боюсь, надменность была только одним из его пороков. Но сколько бы недостатков у него ни было, своей участи он не заслужил. Его забрали мастера черного двеомера, они поработили его душу и разум и использовали его, как фермер использует мотыгу, — чтобы откопать драгоценный камень.

— Что? — воскликнул Блейн. — Я не могу представить себе, чтобы Камдель что-то украл у своего сеньора!

— По своей воле он никогда не стал бы этого делать. И мне до сих пор еще неизвестно, каким образом с ним связались мастера черного двеомера. У меня есть один друг, который прямо сейчас находится в дане Дэверри. Он пытается выяснить это. Но после того, как они поймали Камделя на крючок, он уже не мог контролировать собственные действия, никак не мог. Готов поспорить: последние несколько месяцев показались ему долгим, путаным сном, который в конце концов превратился в кошмар.

— Итак, — прорычал Блейн, который услышал достаточно, — мой меч и мой боевой отряд — в твоем распоряжении, добрый волшебник! Ты знаешь, где находятся эти люди?

— Не знаю. Здесь, ваша светлость, вы видите границы двеомера. Я могу не позволить этим ядовитым негодяям найти меня через дальновидение, но, к сожалению, они способны сделать то же самое.

Блейна пробирала дрожь от всех этих разговоров о дальновидении и двеомере.

Хотя Невину не нравилось открывать столько тайн сразу, у него не было выбора. Насколько он знал, вполне может возникнуть надобность воспользоваться предложением Блейна, и тогда Невин попросит дать ему в помощь боевой отряд.

— До этого утра они не могли находиться более, чем в дне пути от дана Хиррейд, — продолжал Невин. — И, насколько я знаю, они могут убегать, спасая свою жизнь. Если я поймаю их, то сотру с лица земли.

— Ну, — задумчиво протянул Блейн. — Мои люди могут разбиться на небольшие отряды и прочесать местность. Какой-нибудь крестьянин наверняка заметил странных незнакомцев, разъезжающих по рану.

— До этого вполне может дойти, ваша светлость, но я хотел бы немного повременить. Из-за Камделя. Видите ли, если этот мастер черного двеомера через дальновидение поймет, что ваши люди едут в его сторону — а этот негодяй определенно пытается охранить себя — то он просто перережет горло Камделю и быстро уедет. Если это возможно, то мне хотелось бы вызволить нашего молодого лорда из переделки живым. У меня в распоряжении осталось еще несколько уловок.

Блейн кивнул. Сам Невин беспокоился гораздо больше, чем хотел показать. Хотя он мог попросить Диких найти мастера черного двеомера, сделать подобное — означает подвергнуть их большому риску. Невин мог выйти на эфирную плоскость в световом теле, но это означало риск: в таком случае ему пришлось бы вступить в открытую схватку с врагами.

Соединив все то, что ему рассказала Джилл, и что знал он сам, Невин догадался: у мастера черного двеомера с собой ученики. И Невин не знал, сколько их. Если он погибнет во время сражения на астрале, то Джилл и Родри останутся беспомощными против темных сил, которые несомненно страшно отомстят союзникам Невина.

Хотя он призвал на помощь других мастеров, ближайшему из них потребуется несколько дней, чтобы добраться до места. А к тому времени Камдель может быть уже мертв.

— Это проклятое дело подобно игре, ваша светлость, — наконец сказал Невин. — У них есть Камдель, их королевская фишка, и они пытаются снять его с доски, в то время, как мы выставляем наших людей и пытаемся спасти его. К сожалению, я не знаю, чей ход следующий — наш или их. Джилл, пойдем поговорим с глазу на глаз. Я хочу знать все детали, касающиеся тех дней, пока ты была одна. Нет необходимости утомлять этим их светлость и Родри.

Она покорно поднялась, глядя на Невина в отчаянной надежде, что ему удастся обеспечить ей безопасность. В глубине сердца он молился о том, чтобы ему это и вправду удалось.

Когда дверь за Джилл и Невином закрылась, Блейн одним глотком выпил остатки меда в своем кубке. Мгновение они с Родри смотрели друг на друга с пониманием. Им сейчас не требовались слова. Родри прекрасно знал: они оба в ужасе. Наконец Блейн вздохнул.

— Ты весь в грязи, серебряный кинжал. Давай прикажем пажам приготовить тебе ванну. А я сам еще бы выпил меда.

— Ты выпил уже достаточно.

Мгновение казалось, что Блейн готов вспылить, затем он просто пожал плечами.

— Ты прав. Давай отведем тебя в ванную.

Пока Родри купался в богато убранной комнате, которую станет делить с Джилл, Блейн сидел на краешке кровати и подавал ему мыло, словно паж. Плескаясь в деревянной ванне, Родри мечтал: если бы он мог смыть все эти разговоры о двеомере с такой же легкостью, как дорожную грязь.

— Ты думаешь, что у меня очень странный, черт побери, вкус? То есть, я хочу сказать — насчет женщин? — спросил Родри наконец.

— Ты всегда был со странностями. Но по правде говоря, Джилиан очень хорошо тебе подходит. По крайней мере, для той жизни, которую ты ведешь. У меня болит сердце, когда я вижу серебряный кинжал у тебя на поясе.

— Это лучше, чем голодать на дорогах.

— Я разговаривал с твоей почтенной матушкой, когда в последний раз был при дворе. Она просила меня поговорить с Райсом и убедить его призвать тебя назад, но он не стал слушать ни слова из того, что я пытался сказать.

— И не пытайся. Он всегда хотел избавиться от меня, и я, как олух, предоставил ему шанс.

Родри вылез из ванны и взял полотенце.

— У меня нет официального союза с Аберуином, — сказал Блейн. — Я могу предложить тебе место здесь, со мной. Ты можешь жениться на своей Джилл и стать моим конюшим. Даже если это и не понравится Райсу, то что он сделает? Он слишком далеко, чтобы начинать со мной войну.

— Спасибо, но когда я взял кинжал, то поклялся, что буду носить его с гордостью. Я могу быть ссыльным, но скорее умру, чем нарушу клятву.

Блейн вопросительно приподнял бровь.

— О, клянусь задницей свиньи, — вздохнул Родри. — Правда в том, что я думаю это будет хуже — пользоваться твоими благодеяниями и наблюдать за тем, как почетные гости ухмыляются, глядя на обесчещенного брата гвербрета Аберуина. Лучше уж долгая дорога, чем это.

Блейн протянул ему бригги.

— Я и сам чувствовал бы то же самое, — признался он. — Но я всегда рад видеть тебя здесь.

Родри ничего не сказал из опасения, что расплачется. Пока двоюродный брат одевался, Блейн достал серебряный кинжал и играл с ним, взвешивая в руке и проверяя кончик пальцем.

— Острый, — заметил он.

— Пусть это и знак моего бесчестия, но это самый лучший кинжал, который у меня когда-либо был. Будь я проклят, если знаю, как серебряных дел мастера создают этот металл, но он никогда не тускнеет.

Блейн бросил кинжал в дрова, выложенные у камина. Лезвие просвистело в воздухе и глубоко воткнулось в дерево.

— Отличное лезвие. Все знают, что вместе с серебряным кинжалом приходит позор, но я никогда не знал, что он приносит с собой двеомер.

Хотя Родри знал, что Блейн только шутит, мысль что-то потревожила в его сознании. Он задумался о обо всем, что с ним случилось. Странно. Вначале серебряный кинжал принес ему двеомер. И его первое лето на долгой дороге, в свою очередь, привело его к двеомеру.

— Что-то не так? — спросил Блейн.

— Нет.

И тем не менее Родри чувствовал, как вирд призывает его. И этот зов был подобен тихому свисту, который приносит ветер.

Хотя Саламандр несколько раз проезжал через дан Дэверри, он редко оставался там надолго. Слишком велика была конкуренция на его многолюдных улицах. В то время город представлял собой спиральный лабиринт улиц, которые полукругом окружали Лок Гверконед. В самом большом городе в королевстве проживало почти двести тысяч человек, и эти избалованные горожане требовали более изысканных развлечений, чем несколько простых трюков с шарфиками.

В открытых парках и на рыночных площадях, разбросанных по всему городу, можно было встретить гертсинов и акробатов, менестрелей из Бардека, дрессировщиков с ручными медведями и учеными свиньями, жонглеров и бардов, и все эти искусники очень старались избавить прохожих от денег.

В такой толпе никто не обратил внимание на еще одного гертсина, даже если тот порой задает вопросы о торговле опиумом.

Поскольку Саламандр пытался избежать ненужного внимания, то пошел на компромисс со своими обычными требованиями и остановился в гостинице средней руки, расположенной в старой части города на берегу реки Лух, районе, где проживали мелкие ремесленники и почтенные торговцы. В «Пшеничном снопе» останавливались те, кто развлекал народ. Здесь Саламандр мог услышать любую сплетню. Было несложно разузнать о преступлении лорда Камделя — несмотря на то, что после самой кражи прошло уже несколько недель. Город бурлил, обсуждая случившееся.

— Говорят, король отправил посыльных ко всем гвербретам в королевстве, — заметил как-то раз Элик, владелец гостиницы. — Хотел бы я знать вот что: как одному человеку удается проскользнуть мимо всех этих боевых отрядов и не угодить в расставленные на него ловушки?

— Он может быть мертв, — сказал Саламандр. — После того, как новость распространилась, его, вероятно, ищут все воры в королевстве.

— Правильно, — Элик задумался, посасывая длинный ус. — Он вполне может быть мертв.

В «Пшеничном снопе» жил один постоялец, который держался обособленно, — по той простой причине, что приехал из Бардека и почти не говорил по-дэверрийски. Темнокожему Энопо было примерно двадцать пять лет, но он не наносил на лицо узоры краской, как принято в Бардеке, что означало: его семья по какой-то причине выгнала его из дома, и он не принадлежит ни к одному из кланов.

Он путешествовал по дорогам Дэверри с велавелой, сложным бардекианским инструментом, плоским по форме. Этот музыкальный инструмент с тридцатью струнами клали на колени и играли гусином пером.

Поскольку Саламандр достаточно знал бардекианский, то он и общался с одиночкой-менестрелем, который был страшно рад услышать родной язык. В конце дня, закончив представления, они обычно встречались в таверне, чтобы сравнить свои доходы и пожаловаться на жадность людей, живущих в самом богатом городе королевства.

В этот день Саламандр очень хорошо заработал и купил им кувшин бардекианского вина. Когда артисты устроились за столом у стены, Энопо с наслаждением смаковал каждый глоток.

— Хороший сорт, — объявил он. — Но это вино навевает горькие воспоминания о доме.

— Послушай, ты не должен отвечать, если не хочешь, но…

— Я знаю, — он улыбнулся Саламандру. — Твое сердце рассказчика сгорает от любопытства. Почему меня отправили в ссылку? Я не хочу углубляться во все детали, но дело связано с замужней женщиной, очень высокопоставленной, которая была слишком красива для того уродливого старого богача, за которого она вышла замуж.

— Это не такая уж редкость.

— О, нет. Совсем нет, — Энопо глубоко вздохнул. — Пусть он урод, этот ее муж, однако он пользуется большим влиянием на архонтов.

Мгновение они пили молча, в то время как Энопо смотрел в сторону, словно вспоминал красоту любимой. Саламандр решил, что раз Энопо рассказал о причине своей ссылки, он теперь достаточно доверяет гертсину, чтобы сделать следующий шаг.

— Знаешь ли, вино — не единственная великолепная вещь, которую производит Бардек, — осторожно заметил гертсин. — Когда я посещал твою прекрасную и утонченную родину, то с наслаждением выкурил пару трубок опиума.

— А теперь послушай, — менестрель склонился вперед. — Нужно быть очень осторожным с этим белым дымом. Я видел, как люди, которые его курили, постепенно опускались и даже продавали себя в рабство только ради новой порции.

— Правда? Боги, я этого не знал! А если курить трубку время от времени?

— Нужно быть очень осторожным, — повторил менестрель. — Это подобно алкоголю. Некоторые люди пьют вино, и это на них никак не влияет. А другие становятся пьяницами. Но белый дым воздействует по-другому, и зависимость от него гораздо сильнее.

Саламандр притворился, что очень серьезно обдумывает услышанное, в то время как Энопо наблюдал за ним с хитрой улыбкой.

— Я знаю, о чем ты собираешься у меня спросить, гертсин, — сказал он. — И я не знаю никого, у кого был бы опиум для продажи.

— Ну, если он так опасен, как ты говоришь, то лучше не продолжать. Просто мне интересно.

— Насколько я понимаю, в этом городе его курят только господа благородного происхождения.

— Правда? — Саламандр резко выпрямился. — А где ты это слышал?

— От человека с моей родины, одного купца, который проезжал тут примерно… о, думаю, с месяц назад. Он нашел меня по просьбе отца, чтобы проверить, все ли со мной в порядке, и передал мне деньги, которые послали братья. Мы прекрасно поужинали и выпили много вина. — Энопо мгновение выглядел мечтательно. — Мы со старым Лалано поговорили, и он упомянул белый дым. Он сказал, что купцы из Бардека начинают продавать его людям Дэверри; Его это беспокоило, потому что такая торговля позорна. Она пользуется дурной славой у нас дома. И он знал, что здесь она противоречит вашим законам. А у кого тут достаточно денег, чтобы покупать товар, доставленный контрабандным путем?

— Правильно. У кого же еще, кроме господ благородного происхождения?

— Или, может, богатых купцов. Но эти ваши так называемые лорды определенно очень хорошо умеют держать торговцев в черном теле.

«Разве это не интересно?» — думал Саламандр. Если Камдель курил опиум, то это легко объясняет, каким образом мастера черного двеомера вонзили в него свои когти. Гертсин решил, что несколько следующих дней он очень осторожно поспрашивает вокруг. Он будет вести себя так, словно сам намеревается купить товар.

Б этот момент он почувствовал легкое прикосновение к своему разуму, что означало: другой мастер двеомера пытается вступить с ним в контакт. Саламандр спокойно встал.

— Прости меня, Энопо. Выйду на минутку.

Менестрель только махнул рукой. Саламандр поспешно выбрался из таверны и отправился во двор конюшни, где стоял желоб с водой. Позднее солнце блестело на поверхности. Саламандр уставился в воду и открыл сознание, ожидая увидеть Невина. Вместо этого на него взглянуло красивое, но суровое лицо Валандарио. Саламандр слишком удивился, чтобы послать ей ментальный импульс.

«Так вот ты где, — слова возникли в сознании у Саламандра. — Твой отец попросил меня с тобой связаться. Он хочет, чтобы ты прямо сейчас ехал домой.»

«Не могу. Я выполняю задания Мастера Эфира.»

Серые глаза расширились.

«Я не имею права рассказать тебе все, — продолжал он. — Но темные и опасные дела и замыслы…»

«Поменьше болтовни, сорока! Я скажу твоему отцу, что ты задержишься, однако возвращайся домой как можно быстрее. Он будет ждать у границы с Элдисом, рядом с Каннобейном. Пожалуйста, на этот раз подчинись ему.»

Ее лицо исчезло с поверхности воды. Как и всегда, когда с ним связывалась его старая наставница двеомера, Саламандр чувствовал себя глубоко виноватым, незнамо в чем, хотя на этот раз он, вроде бы, не совершал никаких ошибок.

За ужином Блейн настоял на том, чтобы принимать своего двоюродного брата, как почетного гостя. Каждый раз, когда паж называл его лордом, Родри морщился, а если слуги использовали один из его старых титулов, «правитель Каннобейна», у него слезы наворачивались на глаза.

Все эти любезности, которые говорились из лучших побуждений, только заставляли его вспоминать о его любимым Элдисе, его диких прибрежных землях, огромном дубовом лесе, нетронутом с незапамятных времен. Родри был очень рад, когда они с Джилл смогли покинуть стол гвербрета и отправиться к себе в комнату.

Было уже поздно, Родри довольно сильно напился и устал гораздо больше, чем хотел признавать. Пока он пытался снять сапоги, Джилл открыла ставни и высунулась наружу, глядя на звезды. Пламя свечей отбрасывало тени, и ее волосы блестели, подобно тонким золотым нитям.

— Клянусь всеми богами и их женами, — воскликнул Родри. — Мне жаль, что ты не оставила этот проклятый камень в траве, когда увидела его там.

— По-твоему, так было бы лучше? А если бы его нашел мастер черного двеомера?

— Ну, правильно. Наверное.

— О, я знаю, любовь моя, — она отвернулась от окна. — Мое сердце тоже болит от всех этих разговоров о двеомере.

— Правда?

— Конечно. Как ты думаешь, что я собираюсь делать? Оставить тебя, чтобы следовать дорогой двеомера?

— М-м-м, ну… — внезапно Родри понял, что боялся как раз этого. — А-а, конское дерьмо, теперь это звучит глупо, когда ты произнесла это вслух.

Джилл посмотрела на него, слегка приоткрыв рот, словно раздумывала, что сказать бы сказать еще, а затем внезапно улыбнулась. Она наклонилась, протянула руки к чему-то, потом подняла это на руки и прижала к себе, как ребенка. Родри предполагал, что появился ее серый гном.

— Что-то не так? — спросила она гнома. — Нет? Хорошо, Значит, ты просто пришел нас проведать? Это очень мило, малыш.

Было странно наблюдать, как Джилл разговаривает а кем-то, кого он не видит. Странно и тревожно. Наблюдая за Джилл в свете свечей, Родри вспоминал, как был маленьким мальчиком и думал, что, может, Дикие существуют на самом деле и ему удастся увидеть их.

Временами, когда он бывал в охотничьем заповеднике отца, ему казалось, что какое-то странное существо выглядывает из-под куста или наблюдает за ним с дерева.

И все же уже тогда, в детстве, Родри решил, что Дикие — это только персонажи рассказов няни, придуманные, чтобы его позабавить. Его суровый отец проследил за тем, чтобы у мальчика не возникало никаких глупых фантазий.

— Вот Родри, — говорила гному Джилл. — Поздоровайся с ним.

Родри почувствовал, как маленькая ручка сжала ему палец.

— Добрый вечер, — сказал он и улыбнулся. — И как чувствует себя наш добрый гном?

И внезапно Родри увидел его, пыльного серого цвета, с длинными конечностями и покрытым бородавками носом. Гном улыбался ему, держа кончик его пальца свой костлявой ладошкой. Родри резко втянул ноздрями воздух.

— Ты его видишь, не так ли? — прошептала Джилл.

— Да. Боги!

Джилл с гномом обменялись победной улыбкой, а затем существо исчезло. Родри уставился на подругу.

— Сегодня днем я спросила Невина, почему ты не видишь Диких, — сказала она так спокойно, словно обсуждала, что подать сегодня своему мужчине на ужин. — И он ответил, что ты, вероятно, вполне можешь их видеть, поскольку в твоих жилах есть эльфийская кровь. И еще он сказал, что близость двеомера откроет твои глаза.

— Он прав, — Родри сидел тихо, вспоминая. — Знаешь, на протяжении всей прошлой недели я видел… ну, не совсем их… но… что-то.

— На протяжении этих недель вокруг нас был двеомер.

— Верно. Но почему для тебя так важно, чтобы я видел Диких?

— Просто это может оказаться очень кстати, — Джилл внезапно ощутила беспокойство и отвернулась. — Они смогут передавать послания, если нам снова придется разделиться.

Вот она — правда, которой Родри не хотел смотреть в лицо. Вокруг них черный двеомер, который пытается их остановить.

Он обнял Джилл, крепко прижал к себе и страстно поцеловал.

После страстных объятий Родри проспал мертвым сном большую часть ночи, но к рассвету ему приснился такой тревожный сон, что он резко пробудился и сел в кровати. В предрассветных сумерках комната была серой. Джилл спала рядом. Родри встал, надел бригги и подошел к окну, чтобы посмотреть на улицу и отогнать неприятное чувство, оставшееся после сна.

Когда кто-то постучал в дверь, он вскрикнул. Это был всего лишь Невин, который тихо проскользнул в комнату.

— Ну, дружок, мне интересно, не снилось ли тебе этой ночью что-то странное.

— Клянусь самим великим богом Тарном! Снилось.

Широко зевая, Джилл села в постели и посмотрела на них сонными глазами.

— Расскажи мне об этом сне, — попросил Невин.

— Я нес ночной дозор у ворот какого-то маленького дана. Джилл находилась внутри и я должен был охранять ее. Затем к воротам подошел какой-то человек с мечом. Он не хотел отвечать мне, когда я спрашивал у него пароль. Он насмехался надо мной, называя меня уничижительными прозвищами, и напоминал мне о ссылке. Меня никогда в жизни так яростно не ругали. Я достал меч, собираясь бросить ублюдку вызов, но затем вспомнил, что несу дозор, и остался на своем посту у ворот. Наконец я додумался и крикнул капитана. А вот здесь очень странный эпизод. Когда капитан прибежал, то это был ты. И у тебя в руке был меч.

— Так и случилось.

— О, послушай! — вставила Джилл. — Неужели у Родри был сон-явь?

— Более реальный, чем большинство подобных сновидений, — кивнул Невин. — Знаешь ли, Родри, ты по-настоящему человек чести, если поступаешь так даже во сне. Сон показывал тебе истину. В таких снах аллегории и фантазии используются точно так же, как в песнях бардов. Дан — это твое тело, а человек, которым ты себя чувствовал, — это твоя душа. Чужак с мечом — один из наших врагов. Он пытался выманить твою душу из твоего тела, потому что когда человек спит, его душа может выскользнуть из плоти и отправиться в странствие во Внутренние Земли. Но если бы ты пошел за ним, то сражался бы на его территории, а это очень странное место. Он бы выиграл.

— А что потом? Я бы погиб?

— Сомневаюсь, — Невин мгновение размышлял. — Скорее всего, он захватил бы твою душу в ловушку и занял бы твое тело сам. Ты чувствовал бы себя так, словно все время спишь, а твое тело послушно выполняло бы волю чужой души. Интересно, кого он хотел убить: меня или Джилл? Не исключено, что обоих. В любом случае ты в конце концов проснулся бы и обнаружил, что держишь в руке окровавленный меч, а один из нас мертвый лежит у твоих ног.

Родри чувствовал себя так плохо, словно откусил гнилого мяса.

— К счастью, я постоянно настороже, — продолжал двеомермастер. — Но с этого момента, если тебе приснится сон или если ты просто погрузишься в ленивые мечтания, которые тебя обеспокоят, тут же говори мне. Ни в коем случае не стыдись и не смущайся.

— Договорились.

— Хорошо. — Старик начал ходить взад-вперед. — Я только что узнал одну очень важную вещь. Наши враги не отступают. Этот сон был вызовом, Родри. Они собираются действовать и сражаться со мной.

После неудачной попытки завладеть телом Родри истощение Аластира достигло предела и затуманило его мозг, как алкоголь.

Он никак не ожидал, что у серебряного кинжала окажется такая сильная воля. Хорошенько поразмыслив об этом, он в конце концов решил, что закаленному воину поневоле приходится развить в себе способность к концентрации.

Иначе не победить в сражении. Однако больше всего двеомермастера ставило в тупик ощущение разума Родри и то, как его образ выглядел на астральной плоскости. Учитывая ментальную силу Родри, его проекция должна была быть необычно твердой.

А она, напротив, постоянно мерцала и временами выглядела как язык пламени, принявший форму человеческого тела. Где-то в памяти Аластира должно найтись объяснение этому. Аластир сидел тихо, позволяя сознанию путешествовать от одной смутно мелькнувшей мысли к другой.

— Клянусь самой черной силой! — резко воскликнул он наконец.

Удивленный Саркин поднял голову и повернулся к нему.

— Я только что кое-что понял, — продолжал Аластир. — Готов поспорить: отцом Родри был не Тингир Майлвад. Не больше, чем я. Клянусь, этот серебряный кинжал — наполовину из Западных.

— Правда? Тогда неудивительно, что все предсказания Старца оказались ошибочными.

— Именно. Дарк, ему будет интересно услышать это.

— Если мы проживем достаточно долго, чтобы рассказать ему о твоем открытии.

Аластир хотел было ответить дерзкому ученику, но затем просто пожал плечами. Тем не менее он задумался, уже в который раз: не следует ли им просто убить Камделя и бежать, спасая свои жизни? Но еще оставался камень. Если бы только у него был Великий Камень Запада! Аластир мог бы покорить связанных с ним духов и использовать их огромную силу для своих целей. О, как далеко он продвинулся бы тогда в осуществлении своих планов! Долгие годы изучал он Великий Камень и знал: этот предмет имеет прямую связь с разумом короля, связь, с помощью которой можно медленно свести короля с ума и погрузить королевство в хаос. После этого мастера черного двеомера получат возможность работать в Дэверри, как им хочется.

Саркин наблюдал за ним темными глазами, выражение которых невозможно было прочитать.

— Замышляешь убежать в одиночку, парень? — проворчал Аластир. — У меня есть способы найти тебя, если ты попытаешься это сделать.

— Ничего подобного у меня и в мыслях нет, учитель.

Двеомер Аластира подтвердил, что ученик говорит правду. И тем не менее он чувствовал некую постороннюю мысль, скрывающуюся под поверхностью сознания Саркина. Пришло время, решил он, пора поставить ученика на место.

— Займись лошадьми и твоим животным, — сухим тоном велел он. — Мне нужно побыть одному и поработать.

Саркин отправился в конюшню. Они завладели уединенным домом и небольшим участком земли, убив старого фермера, которому она принадлежала. В соломе, в пустом загоне, скорчившись, сидел работник, которого они оставили в живых, поскольку он мог оказаться им полезен. Ему было около сорока лет и выглядел он крепким малым. Аластир так сильно околдовал его, что стоило Саркину щелкнуть пальцами, как работник покорно поднялся на ноги.

— Накорми и напои лошадей, — приказал Саркин. — Затем приходи в кухню за моим следующим приказом.

Работник кивнул, покачиваясь, словно пьяный.

Кухня представляла собой большую квадратную комнату, отделенную от жилых помещений плетеной перегородкой. Этот дом был построен в старом стиле, очаг находился в середине, над ним в крыше зияла дыра. На соломе на полу, свернувшись, как ребенок, лежал Камдель. Когда они обыскивали ферму, Саркин обнаружил железную цепь и кольцо, которые несомненно когда-то использовались для привязывания вола. Теперь железное кольцо было надето на лодыжку Камделя. Длинная цепь соединяла этот «браслет» с другим кольцом — висящим над очагом. Когда Саркин отсоединил цепь, Камдель застонал и сел.

— Хочешь позавтракать, благородный господин? Есть настоящая овсяная каша.

Небритый и грязный лорд кивнул. Позднее, решил Саркин, он позволит Камделю умыться.

— Худшее почти позади, — сказал он с наигранной бодростью. — После того, как мы вернемся в Бардек, у нас будет хороший дом, мы достанем тебе приличную одежду и все остальное.

Камдель выдавил дрожащую улыбку. «Как все-таки отличаются друг от друга люди», — подумал Саркин. Некоторые боролись с чужой властью до самого конца; другие обнаруживали у себя вкус к странным сексуальным удовольствиям, с которыми он их познакомил. Камдель оказался одним из последних и прекрасно удовлетворял потребности Саркина. Наблюдая за тем, как лорд завтракает, Саркин понял, что рад предпочтениям Камделя. Он испытывал по отношению к пленнику странное чувство, которое тихо глодало душу, наполняя ее зудом. Оно оказалось таким непривычным и незнакомым, что Саркину потребовалось много времени, чтобы найти для него определение: чувство вины. Внезапно он вспомнил себя маленьким ребенком. Как он плакал, когда Аластир изнасиловал его! «Оно того стоило, — сказал себе Саркин. — Ведь он вывел меня на черную тропу.» Но успокоение казалось пустым даже ему самому.

Саркин подошел к двери. Работник был уже там — стоял неподвижно, как зверь. Саркин послал луч света вокруг ауры рабочего. Это заставило ауру околдованного кружиться.

— Ты найдешь нам еще еды. Ты никому ничего не расскажешь. Ни слова, кроме того, что мы тебе велели. Посмотри на меня.

Работник поднял голову и уставился Саркину в глаза.

— Я пойду за кроликами, — прошептал он. — Я не скажу ничего, кроме того, что вы мне велели.

— Хорошо. Иди.

Работник поднялся и, волоча ноги, отправился к конюшне. Саркин прогулялся по маленьким комнаткам и вышел в кладовку. Там он остановился в удивлении. Аластир стоял у окна. Тело убитого фермера тоже стояло — бледное, серое и обескровленное. И тем не менее труп двигался, качаясь на неловких ногах. Аластир взглянул на ученика с победной улыбкой.

— Я привязал к нему Диких. Какое-то время они будут поддерживать в нем жизнь. Он выполнит мои указания. А теперь скажи мне, маленькая собака, можешь ли ты в этом сравниться со мной?

— Нет, учитель, не могу.

— Тогда следи за своим языком, когда разговариваешь со мной, иначе в один прекрасный день закончишь точно так же.

Саркин почувствовал такое сильное отвращение, что ему захотелось развернуться и выбежать из комнаты, но он заставил себя спокойно разглядывать мертвого фермера. Учитель открыто злорадствовал. На мгновение у Саркина промелькнула мысль бросить все и скрыться, но он знал, что слишком глубоко погрузился во тьму, и ему из нее уже не выбраться.

Невин настоял на том, чтобы Джилл и Родри позавтракали с ним в его покоях, а когда пришел паж и сказал, что гвербрет хочет видеть двоюродного брата за своим столом, Невин попросил передать, что серебряный кинжал занят.

Хотя Невин сомневался, что Аластир способен установить связь с воином из боевого отряда Блейна — или вообще с кем-то в дане — ситуация сложилась слишком опасная, и рисковать не следовало. Достаточно одной спятившей кухарки с мясницким ножом и неестественной силой, которую придаст ей колдовство, чтобы резко покончить со всеми его планами.

Когда Невин думал об этом, казалось странным, что мастер черного двеомера смог поработать над разумом Родри во сне. Он начинал предполагать, что враг, которому он противостоит, — это тот же самый человек, который вызвал войну в Элдисе прошлым летом. Тот, кто видел Родри и имел возможность изучить его.

Позднее в тот же день Невин получил новые доказательства, и его подозрения подтвердились. Он сидел на подоконнике и наблюдал за Джилл и Родри, которые играли в кости на медяки. Как только кто-то из них выигрывал все монетки, они тут разделяли их пополам и начинали все сначала. Чтобы отвлечься, Невин открыл третий глаз. Он хотел увидеть, кто из них выиграет следующую партию. И едва он предсказал самому себе, что сейчас выиграет Родри, как Блейн вошел в комнату.

— Комин вернулся с перевала Кам Пекл, — объявил он. — Они прикончили бандитов и привезли с собой пленника. Он может знать что-нибудь интересное.

— Вероятно, — согласился Невин. — Думаю, следует поприсутствовать на допросе. Идем, серебряный кинжал, я не хочу выпускать тебя из виду.

Рядом с караульным помещением стояла небольшая приземистая башня, служившая тюрьмой для содержания местных преступников, которые ждали суда или наказания. Когда Блейн и его спутники вошли в небольшую плохо освещенную комнатку с крошечным окном, то обнаружили стражников за отвратительным занятием. К каменному столбу был привязан голый по пояс человек. Рядом на столе лежал набор железных щипцов других пыточных инструментов. Палач — мужчина крепкого телосложения с мускулистыми ручищами — опускал в жаровню куски угля и раздувал пламя.

— Сейчас будут раскалены, ваша светлость, — сообщил он.

— Хорошо. Значит, это и есть та самая крыса, которую привезли мои охотничьи псы, не так ли? Родри, ты видел его раньше?

— Видел. Он был одним из тех, кто напал на нас.

Бандит приложил голову к столбу и в отчаянии уставился в потолок. Как догадался Невин, парень жалел, что не погиб вместе с остальными членами банды. Хотя Невин в принципе не одобрял пытки, он знал, что никакие уговоры не убедят гвербрета отказаться от традиционного способа допроса. Блейн подошел к бандиту и ударил его по лицу.

— Посмотри на меня, свинья. У тебя есть выбор. Ты можешь умереть легко и быстро, или медленно и с большими страданиями.

Бандит плотно сжал губы. Палач опустил на жаровню тонкий железный прут, а когда тот раскалился, коснулся им пленника. По комнате распространился запах паленого мяса. Бандит закричал и стал извиваться, пока Блейн не дал ему еще одну пощечину и не заставил замолчать.

— Мы знаем, что кто-то нанял вас, чтобы вы ограбили караван. Кто?

Палач плюнул на железный прут. Раскаленный металл зашипел.

— Я почти ничего не знаю, — заикаясь, пробормотал бандит. — Но расскажу…

— Хорошо, — Блейн мягко улыбнулся ему. — Начинай.

— Нашего предводителя звали Волком, и он поехал в Маркмур — просто повынюхивать насчет караванов и других дел. Ну, когда он вернулся, то сказал, что для нас есть работа. Старый купец хотел, чтобы мы захватили девушку, которая будет с караваном. «Легкая работа, — сказал Волк. — Возьмем деньги старого пердуна.» Он разработал план. Мы ударим по каравану, а сам Волк и пара других ребят — они схватят девчонку. Затем мы все быстро отступим. Никаких потерь среди наших. Мы же не знали, что она дерется, как сам демон. «Не пораньте ее», — говорил старик. Конское дерьмо! Словно кто-то из нас мог хотя бы коснуться ее мечом.

Пленник замолчал и гневно посмотрел в сторону Джилл.

— Продолжай, — Блейн снова ударил его.

— Нам запрещалось ранить серебряного кинжала. Ну, если придется с ним столкнуться. — Бандит посмотрел на Родри. — Он знал твое имя. «Не надо калечить Родри, если только вам не потребуется спасать свою жизнь, — сказал он. — Он не так важен, как девчонка, но я не хочу, чтобы он умер.» После того, как ты, ублюдок, убил Волка, мы, черт побери, забыли все, что говорил старик.

Родри улыбнулся. «Неужели? — подумал Невин. — Тогда это определенно тот же самый мастер черного двеомера. Но почему он хочет оставить Родри в живых? Джилл он, по всей вероятности, хотел заполучить, чтобы использовать как козырь в переговорах со мной. Но почему Родри?»

— В любом случае, ваша светлость, мы не смогли захватить ее, — продолжал бандит. — Мы выбрали нового предводителя и отправились на встречу со стариком. Видите ли, мы хотели прибить его. Но он дал нам столько денег, что мы его отпустили.

— Как он выглядел? — Невин шагнул вперед. — Он был из Бардека?

— Нет, из Дэверри. Он одевался, как купец, и выглядел, как человек из Кермора. У него слащавый голос, который сильно действовал мне на нервы. Один из его людей называл его Аластир. Его сопровождали слуга и еще один человек с мечом. От этого парня у нас мурашки пробегали по коже! Он так на нас смотрел, словно мечтал перерезать нам глотки, всем нам — просто чтобы полюбоваться, как мы умираем.

— Не сомневаюсь, это доставило бы ему наслаждение. У них с собой был пленник?

— Да, молодой человек с каштановыми волосами, привязанный к лошади. Его лицо все покрыто синяками. Они сильно избивали его. Он ни на кого на смотрел. Худой, похожий на девчонку.

— Камдель, — вставил Блейн.

— Боюсь, что так, — согласился Невин. — Очень хорошо, ваша светлость. Полагаю, из этого болвана больше ничего не выдавишь.

— Повесь это дерьмо завтра в полдень. На площади, — приказал Блейн палачу. — И проверь, чтобы он умер легко.

Бандит потерял сознание. Его бригги промокли, по ногам потекла вонючая влага.

Покидая башню, Невин думал о том, что только что услышал от разбойника. Он вспомнил капитана корабля, которого судили в Керморе. Капитан говорил, что у пассажира, которого он отвозил в Бардек, неприятный слащавый голос. И выглядел этот пассажир, как обыкновенный житель Кермора. Маловероятно, что существуют двое настолько похожих мастеров черного двеомера. И у этого Аластира только один ученик.

Невин также понял, что ошибочно полагал, будто знает своего противника. У него был старый враг, мастер черного двеомера, с которым он встречался в схватке несколько раз за последние сто лет. Бардекианец, опытный в разгадывании предзнаменований будущего. Война в Элдисе, попытка захватить наделенный двеомером опал, даже то, что враг хотел оставить Родри в живых — это все идеально подходило Тондало. Конечно, напомнил себе Невин, за всем этим вполне может стоять Тондало. Он в состоянии управлять процессом издалека. К этому времени бардекианцу должно быть приблизительно сто пятьдесят лет и, вероятно, он слишком слаб для путешествий. Хотя мастера черного двеомера способны продлевать свою жизнь, используя противоестественные средства, они не умеют сохранять здоровье, в особенности ближе к концу жизни. Сама природа пытается противостоять им, потому что они нарушают все ее законы, подобно воде, текущей по склону вверх.

В крепких руках Аластира брыкался коричнево-белый кролик, пытаясь высвободить задние лапы, но Аластир ударил его головой о кухонный стол. Он бил зверька до тех пор, пока кролик не перестал сопротивляться. Тогда двеомермастер перерезал ему горло ножом и наклонился, чтобы выпить горячей крови прямо из горла. Он делал это на протяжении многих лет и тем не менее процедура всегда вызывала у него отвращение. К сожалению, это был единственный способ овладеть магнетизмом живого тела. Он никогда не мог понять, почему другие мастера предоставляют убийство источников магнетизма своим слугам. Глотая горячую кровь, Аластир чувствовал, как мощная жизненная сила вливается в него, омолаживая. Он осторожно вытер рот тряпкой, снял с кролика шкуру и начал резать мясо.

Страх не оставлял его, он ощущался постоянно, подобно пульсации крови. Хотя Аластир хотел бежать из Дэверри, он боялся возвращаться в Братство после нового провала. Старец вполне может простить его, в особенности потому, что поймет главное: присутствие в Родри эльфийского крови разрушило его расчеты. Но другие мастера черного двеомера посчитают Аластира слабым. После того, как человек ослабевает, его могут атаковать, разорвать на части и лишить силы. Лучше совершить самоубийство, чем допустить такое. Мысль о смерти вызвала у него дрожь. В конце концов, именно страх смерти заставил его обратиться к черному двеомеру много лет назад. Скоро Аластиру придется решать, бежать ему или сражаться. Очень скоро. Хотя черный двеомер не посылает предупреждений об опасности тем, кто следует темной тропой, простая логика подсказывала ему, что времени мало.

Оторвавшись от размышлений, Аластир поднял голову и увидел наблюдающего за ним Саркина.

— Что? — рявкнул Аластир.

— Я только хотел убить для тебя кролика, учитель. Мой долг — прислуживать тебе.

Аластир протянул ему нож и вымыл окровавленные руки в ведре с водой. Рядом на соломе скрючился Камдель.

— Если нам придется бежать, то Камдель должен умереть, — сказал Аластир. — Он будет тормозить нас.

Лорд заскулил. Саркин поднял голову, держа нож в руке, его глаза почернели от ярости.

— Я не позволю убить его.

— Правда? А кто ты такой, чтобы позволять или не позволять мне что-то делать?

Между аурами учителя и ученика была установлена прочная связь. И когда Аластир послал волны ненависти и ярости, Саркин резко втянул ноздрями воздух и выронил нож. Его пронзила острая боль. Извиваясь, он упал на колени, лицо его исказилось — он пытался не показывать своей боли, Аластир коротко вскрикнул и отпустил его, дрожащего на полу.

— А теперь попридержи язык, пока я сам не обращусь к тебе, — предупредил он. — Я должен подумать.

Аластир отошел к окну и невидящим взглядом уставился наружу. Страх не уходил. Один раз он оглянулся и увидел, как обнимаются Саркин и Камдель. «Дураки! — подумал он. — Может, я убью их обоих!»

Вечером Джилл ужинала в комнате Невина вместе со стариком и Родри. У нее не было аппетита, зато Родри поглощал жареное мясо и лук, как истинный воин — он весело набивал живот перед битвой, зная, что эта трапеза вполне может оказаться последней. «Он — воин. А я кто? — думала она. — Трусиха, нет сомнений.» Джилл ненавидела слово «трусиха», но должна была признать, что приходит в ужас при одной только мысли о черном двеомере, который ищет ее по каким-то своим причинам. В конце концов, не в силах больше смотреть на то, как лопают мужчины, она вышла из-за стола.

Золотой солнечный свет летнего вечера заливал двор. Реальный мир все еще стоял, нетронутый двеомером. Он никуда не делся.

И тем не менее она знала, что никогда больше не будет смотреть на этот мир так, как раньше. Ее преследовал вопрос, который пугал ее едва ли не больше, чем сам черный двеомер: откуда я столько знаю обо всем этом? Хотя она оказалась в центре событий, которые озадачили бы и сбили с толку большинство людей, Джилл инстинктивно знала столько вещей! Ей было известно, что камень может менять форму; что незнакомец обладает черным двеомером и может использовать его, чтобы узнать, говорит ли она правду; что она сама способна связаться с Невином через огонь… Неохотно, медленно, преодолевая внутреннее сопротивление, она была вынуждена признать: у нее не просто способность к двеомеру, но большой талант.

Сжав руками подоконник, Джилл выглянула из окна, пытаясь успокоиться и наблюдая за обычной суматохой слуг. Затем она увидела Бокка, болтающегося возле основных ворот дана и оглядывающегося вокруг. «Вероятно, он хочет поговорить со мной», — подумала она. И почему она отправилась к окну как раз в нужный момент, чтобы его увидеть?

— Что-то не так, дитя? — спросил Невин. — Ты слегка побледнела.

— Ничего. Там, у ворот, стоит Бокк. Думаю, нам следовало бы поговорить с ним.

Невин настоял на том, чтобы отправить за Бокком слугу, который приведет его в покои. Незачем самим спускаться во двор. Несчастный парень так нервничал, оказавшись в брохе гвербрета, что даже не мог сесть. Бокк беспокойно ходил взад и вперед, сжимая в руках кружку эля, которую ему налила Джилл.

— Послушай, добрый травник, ты на самом деле уверен, что нас не подслушают? — спросил он.

— Клянусь. Я буду врать в лицо гвербрету, если это потребуется, чтобы защитить тебя.

— Ну тогда хорошо, — Бокк глотнул эля. — Предполагаю, мы нашли людей, которые пытались отравить моего отца.

Джилл потребовалось мгновение, чтобы вспомнить ту ложь, которую Невин наплел Огверну. Мастер двеомера выпрямился на стуле и улыбнулся.

— О, правда? Расскажи поподробнее.

— Видишь ли, после того, как ты нас предупредил, мы хорошенько подумали. Это должен был быть незнакомец. Только чужой мог положить эту, как там ее, траву в эль папы, потому что папа всегда справедлив и честен, когда дело доходит до раздела награбленного, и никто из наших ребят не хочет, чтобы папа умер. Поэтому мы решили, что нас пытается убрать отсюда другая банда. Мы разделились на группы, примечая всех незнакомцев, и следили за ними. Ну, мы также раздали немного денег. И сегодня утром мне повезло! Один человек зашел в город на ярмарку. Кто-то сказал мне, что это работник с фермы. А он покупал клетку с кроликами. Ну, скажите мне, зачем фермеру тратить деньги на покупку кроликов, когда его поля кишат бесплатными?

— Очень хороший вопрос, друг мой.

— Поэтому я оседлал коня и последовал за этим человеком. Вначале я был очень осторожен, но он даже не оглянулся ни разу. Судя по тому, как он сидел на лошади — он просто рухнул ей на шею, — работник очень болен. Поэтому я мог держаться довольно близко. Он и в самом деле отправился на ферму, и я уж начал думать, что пошел по ложному следу. Но коли я туда добрался, то потратил еще немного денег в ближайшей деревне и услышал странный рассказ. Ферма принадлежит старому вдовцу, который в последние годы стал совсем нелюдимым. Ну, все думали, что у него во всем мире никого нет — и тут вдруг у него появляются гости. Один из деревенских ловил корову, которая убежала в ту сторону, и увидел, как какой-то мужик седлает породистого коня во дворе. Тот-то, деревенский, — он должен был найти корову и поэтому не отправился на ферму задавать вопросы.

— Ему вдвойне повезло, — тихо сказал Невин.

— Я тоже так подумал, — кивнул Бокк. — Потому что готов поспорить: эти гости — из той, другой, банды, а бедный старик уже присоединился к своей жене в Других Землях.

— У меня неприятное чувство, что ты прав, — Невин встал и, как и Бокк, стал ходить взад-вперед. — Расскажи мне точно, где находится эта ферма и все, что ты помнишь об окружающей ее местности.

«Все» оказалось очень подробной информацией. Очевидно, Бокк умел запоминать пейзаж и держать в памяти его четкое изображение, поскольку когда говорил, смотрел в никуда, словно его глаза исследовали некий невидимый образ. Ферма находилась в горах, вдалеке от других жилищ. Раз в месяц один сосед обычно заезжал проверить, в порядке ли старик, но вообще деревенские жители видели его редко.

— Идеальное место, чтобы спрятаться, — сказал Невин после того, как Бокк закончил. — А теперь послушай меня. Скажи своему отцу, чтобы оставил это дело мне. Я не могу объяснить, почему, но эти люди гораздо более опасны, чем ты думаешь.

— Ясное дело, скажу. Господин хороший, Огверн клянется, что ты владеешь двеомером.

— Правда? А разве двеомер не является просто украшением для сказки барда?

— О, когда работаешь на улице, видишь много странных вещей. Я знаю, что лорды и купцы смеются над этим, но они не ходят по улицам и не добираются до сути вещей.

— Нет, глубина бытия им недоступна. Огверн — наблюдательный и проницательный человек, несмотря на весь его жир, и я тебе докажу, что он прав. Ты хочешь выйти отсюда так, чтобы тебя никто не видел?

Бокк застонал, когда вспомнил, где находится.

— Отлично, — продолжал Невин. — Если ты поклянешься мне ничего не украсть, пока длится заговор, я сделаю тебя почти невидимым — на несколько минут.

Бокк искренне поклялся, а Джилл была шокирована. Она никогда не видела, чтобы Невин так открыто признавался в своих способностях, если в этом не было истинной необходимости. Когда старик вывел Бокка в коридор, вор внезапно превратился в странно размытую фигуру. Он прошел всего несколько шагов — и исчез. Родри выругался. Невин широко улыбнулся и запер дверь.

— Охота началась, — объявил Невин. — Мастера черного двеомера известны тем, что едят сырое мясо, но не умеют выставлять силки. Готов поспорить: работник с фермы околдован.

— Они совсем рядом! — вскрикнула Джилл. — Наглые ублюдки!

Родри смотрел на закрытую дверь, плотно сжав губы и скривив рот, словно только что разжевал что-то горькое.

— Что не так, любовь моя? — спросила Джилл.

— Этот человек — вор. И Огверн — тоже.

— Прекрати, невинный мой, неужели ты только сейчас понял это?

— Не нужно надо мной смеяться, будь ты проклята! Он предоставил нам помощь, которая нам требуется, и мне следует наградить его, но я связан честью и обязан сдать его Блейну.

— Что? Ты не можешь так поступить!

— А теперь послушай, дружок, — вставил Невин. — Я сам презираю воров, но я много лет знаю об Огверне и не представлял никому никаких доказательств. Знаешь почему? Потому что если говорить о ворах, то он — мелкая сошка. И он крепко держит своих ребят, не позволяя им преступать запретную черту. Он никогда не идет на убийство и делает все возможное, чтобы предотвратить пролитие крови. Если Огверна не станет, то кто знает, какой негодяй придет к власти на здешних улицах?

— Это все хорошо, — сказал Родри. — Но вот я — гость моего двоюродного брата. А ведь по праву ему следовало бы выгнать меня вон! Я не могу молчать и насмехаться над его правосудием!

— Ты — олух! — Джилл хотелось схватить его за плечи и трясти. — Почему ты раздуваешь из этого целую историю? Вокруг нас повсюду черный двеомер.

— Это не относится к делу. Это дело чести.

— Так, так, — Невин отечески положил руку Родри на плечо. — Я знаю, приятель, что тебе приходится следовать по трудному пути, выбирая между двумя бесчестиями. Просто посмотри на меня, ладно? Так, спасибо. Итак, ты не скажешь Блейну ни слова о ворах. Ты уже забыл о ворах, так? Молодой Бокк — не вор, Огверн — не вор. Они просто немного мне задолжали, именно поэтому они нам и помогли. Ты будешь помнить именно это, дружочек.

Когда Невин убрал руку, Родри моргал, как человек, который только что вышел из темной комнаты на яркий солнечный свет.

— А кто был этот парень? — спросил он. — Поваренок из гостиницы Огверна?

— Его сын, — сказал Невин. — Ты знаешь, что я всегда готов лечить бедных бесплатно.

— Да, но в любом случае он очень хорошо сделал, что так рискнул. Я проверю, чтобы Блейн его наградил.

Джилл потребовалась вся ее воля, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица.

— Родри, ты не сходишь за Блейном, не приведешь его сюда? — продолжал Невин. — Я думаю, в конце концов нам придется воспользоваться его предложением. Самое время задействовать боевой отряд.

Как только за Родри закрылась дверь, Джилл повернулась к Невину.

— Послушай! — выпалила она. — Ты же сам говорил мне, что околдовывать человека — дурно.

— Да, это очень дурно, но не в тех случаях, когда это единственный способ спасти чью-то жизнь. Если бы Родри сдал Огверна гвербрету и новость об этом распространилась по городу, как ты думаешь, долго бы прожил после этого твой мужчина?

— Недолго. На самом деле я собиралась использовать как раз этот аргумент. Воры не стали бы думать о серебряном кинжале, как о человеке, связанном честью.

— Вот именно. Для них он был бы просто предателем. Знаешь ли, дитя, я очень рад, что никогда не давал клятву не лгать. Многие мастера двеомера делают это и таким образом получают благосклонность Властелинов вирда, но я предпочитаю быть несколько более гибким в подобных вопросах.

У него было такое хитрое выражение лица, что Джилл рассмеялась.

— Вот такое настроение гораздо лучше, — сказал он. — А теперь не посторожишь ли ты у двери? Я должен заняться дальновидением.

После того, как Дикие зажгли дрова в камине, Невин встал на колени и уставился в пляшущие языки пламени. Поскольку он хорошо знал населенные части Кама Пекла, то узнал ферму по описанию Бокка. Много лет назад он ездил туда лечить больного ребенка. Когда Невин вызвал воспоминание о тропинке в солнечный день, образ в огне тут же изменился и показал тропу — такой, как она выглядела сейчас, в сгущающихся сумерках. В видении Невин последовал по дороге до того места, где должна была стоять ферма. Там ничего не оказалось, кроме запущенного луга, — ни дома, ни стены, не было даже коровы, пасущейся рядом. Значит, Аластир установил над ней астральную печать. Щелкнув пальцами, Невин потушил огонь.

— Ты видел их? — спросила Джилл.

— Нет, и это означает, что они там. Аластир, несомненно, прячется от меня, но он забывает о том, что означает делать врагами людей, которые доверяют своим глазам, а не двеомеру. — Невин мягко улыбнулся. — Ничего. Скоро он вспомнит об этом.

Теперь, приняв решение, Аластир чувствовал себя гораздо спокойнее. Он зашел в кухню и увидел Саркина и Камделя, сидящих за столом. Саркин поднял голову и, к удовлетворению Аластира, весь сжался.

— Мы уезжаем на рассвете — объявил Аластир. — Я предпочту столкнуться с Братством, чем с Мастером Эфира.

— Хорошо, учитель. Я сложу в тюки часть вещей уже сегодня.

— Отлично, — Аластир повернулся к Камделю. — Теперь что касается тебя. Если будешь с нами сотрудничать, то останешься в живых. Мы поедем быстро. Если из-за тебя у нас возникнут хоть малейшие трудности, ты умрешь. Понял?

Камдель испуганно кивнул. Аластир развернулся на пятке и ушел. Ему требовалось нести дозор.

Как знал Невин, план был рискованным, но приходилось действовать быстро. Он сидел в седле рядом с Джилл и Родри. Просторный двор был ярко освещен факелами. Невин чувствовал, как его пробирает дрожь. Предстоящее сражение будет трудным и вести его придется против двух противников одновременно, если ученик мастера черного двеомера достаточно опытен и сможет сражаться рядом со своим учителем. Двадцать пять лучших людей Блейна седлали лошадей. Сам гвербрет ходил от одного к другому, разговаривая с конниками перед делом. Невин подвергал их светлость большому риску, поскольку брал Блейна с собой. Но другого выхода не было — ему требовался отвлекающий маневр.

— Помните все, что я вам сказал, — прошептал он двум серебряным кинжалам. — В определенный момент мы отделяемся от боевого отряда.

Они кивнули. Звенела сбруя, постукивали ножны. Воины садились в седла. Невин жестом показал Джилл и Родри, чтобы они следовали за ним, и поехал к гвербрету.

— Ваша светлость уверена, что знает, как найти ферму?

— Слепой мог бы отыскать ее по тем указаниям, которые ты дал. Не беспокойся, добрый волшебник. Мы выманим этих крыс из норы.

Когда боевой отряд выехал, Невин удерживал Джилл и Родри, пока все трое не оказались в арьергарде. Он бросил поводья Родри и велел вести его лошадь. Поскольку ему требовалось войти в легкий транс, ему и без того будет трудно удерживаться в седле. Когда боевой отряд зацокал по ночной дороге, Невин замедлил дыхание. Его сознание покинуло окружающий мир. Посторонний наблюдатель счел бы, что старик погрузился в полудрему, его голова покачивалась в такт шагам лошади. Наблюдая за боевым отрядом сквозь полуприкрытые веки, он приступил к работе.

Вначале Невин призвал Великих и увидел луч воображаемого света, который спустился к нему. Невин начал медитировать, и луч делался в его сознании все более и более четким, пока наконец не начал жить отдельно от воли мастера двеомера — огромная световая полоса в форме меча. У себя в сознании Невин поймал меч за рукоятку и нарисовал лезвием мощную световую сферу вокруг боевого отряда. Из-за движения лошади и шума Невину приходилось прилагать большие усилия, чтобы сконцентрироваться, но в конце концов он сделал сферу твердой и установил охранные печати в виде пятиконечных звезд Королей Стихий. Как только сфера ярко замерцала, Невин разбудил великий Свет, который сияет за всеми богами, и попросил дозволения о вмешательстве во тьму. Медленно, осторожно он гасил сияние сферы, сохраняя при этом ее структуру, пока не осталось ничего, кроме твердой оболочки тьмы. Обычный глаз не видел ее и тем не менее она являлась надежным щитом против дальновидения.

Когда сфера была создана, Невин мог вернуть свое сознание к реальному миру. С удивлением он обнаружил, что боевой отряд проехал за это время три мили. Проводить работу двеомера сидя на лошади оказалось труднее, чем он ожидал. Следующий час Невин отдыхал, пока они не очутились примерно в трех милях от фермы. На короткое время Невин вернулся в транс, призвал свет и направил его на сферу, которая все это время ожидала возвращение свечения; но накинул новое покрывало тьмы над Джилл, Родри и собой. Теперь Невину оставалось надеяться, что у Аластира достаточно здравого смысла, чтобы следить за окружающим через дальновидение. Мастер черного двеомера увидит эту сферу, озаренную сигилами света, которая направляется прямо к его убежищу. Невин хотел, чтобы он запаниковал и запаниковал сильно.

— Джилл, Родри, — прошептал он. — Пора!

Они замедлили шаг своих коней и отстали от боевого отряда на несколько сотен ярдов, пока между ними и ничего не подозревающим гвербретом не возникло приличное расстояние. Взмахнув рукой, Невин быстро увел своих спутников с дороги. Они свернули на узкую тропу, ведущую к ферме, галопом ворвались в березовую рощицу, а затем стали тайно пробираться среди деревьев. К тому времени, как Блейн заметит, что их нет, они будут уже далеко впереди боевого отряда.

У небольшого ручейка, который бежал в ложбине между двумя холмами, Невин остановил свой маленький отряд.

— Очень хорошо, серебряные кинжалы. Ферма находится по ту сторону холма. Я сейчас лягу и погружусь в глубокий транс. Вы двое привяжете лошадей и будете охранять мое тело. Возможно, Аластир отправит своего помощника, чтобы убить меня.

— Ему не миновать моего меча, — сказал Родри.

— Несомненно. Но если я проиграю это сражение, то мы когда-нибудь встретимся в Других Землях, — Невин повернулся к Джилл. — Если я умру, дитя, молись всем сердцем и душой Свету, который лежит за Луной. И не говори мне, будто не понимаешь, что я имею в виду.

Джилл вздохнула. Времени на слова больше не оставалось. Невин расстелил на земле плащ, лег на спину, скрестил руки на груди. Вначале он вызвал Властелинов Света, а затем тихо лежал, собираясь с силами. Рядом стояли Джилл и Родри. Закрывая глаза, Невин задумался, увидит ли их когда-нибудь снова.

Медленно и осторожно Невин призвал свое световое тело, бледно-голубую фигуру, присоединенную к солнечному сплетению при помощи серебряной нити. Когда Невин перевел свое сознание в эту форму, то почувствовал себя так, словно физическое тело резко отпало. Мгновение его подташнивало, а затем он услышал стук, как будто меч ударил о щит, — и вот уже смотрит глазами светового тела. Его физическая оболочка лежала под ним в мире, наполненным голубым светом эфирной плоскости. Теперь это был кусок мертвой плоти и ничего больше, но Невин мог видеть Джилл и Родри — два языка пламени. Деревья и трава светились темно-красной силой растительной жизни.

Невин поднялся примерно на десять футов и огляделся вокруг. Серебряная нить растягивалась, как леска рыбака. Протекающий по долине ручей может оказаться полезным, решил он, потому что пересекать бегущую воду в световом теле крайне опасно. В голубом свете ручей казался серебряным, а над ним плыл его элементарный поток — беспокойная, постоянно меняющаяся стена дымной субстанции. Это ловушка, если только Невину удастся завлечь туда жертву. Он поднялся еще выше и поплыл по направлению к гребню холма. Пришло время бросить вызов.

Внизу простирался покрытый травой луг, там и стояла ферма, ветхое круглое здание за земляной стеной, несколько сараев и несколько фруктовых деревьев, таких старых, что их жизненная сила светилась темно-коричневым цветом, а не красным. Невин улыбнулся: охранные печати были сняты. Аластир, вероятно, заметил боевой отряд и в панике позволил печатям упасть. Внезапно Невин увидел, как из фермы выбежал человек с седельными вьюками в руках и бросился к сараю. Невин решил, что следует как можно активнее занять врагов, чтобы они не успели убить Камделя.

Из мерцающего голубого света Невин создал ментальный образ копья, а затем с силой бросил его в темную ауру бегущего человека. Когда копье ударило, человек бросил седельные вьюки и закричал в голос. Хотя его физическое тело не почувствовало боли, тренированный разум должен был воспринять удар, как прикосновение раскаленного железа. Подобно бьющему с воздуха соколу, Невин пролетел над фермой, а человек забежал внутрь.

«Аластир! — крикнул Невин, отправляя мощный импульс. — Аластир, я пришел за тобой!»

Он услышал ответное завывающее эхо, которое прошло сквозь голубой свет. Подобно змее, наносящей удар с земли, Аластир бросился навстречу противнику. Его световое тело оказалось огромной фигурой, облаченной в роскошные черные одежды, увешанные драгоценными камнями и расшитые сигилами. Серебряная нить была трижды обернута вокруг талии, с нее свисали отрубленные головы. Из-под капюшона выглядывало бледное и жестокое лицо, блестели черные, как тьма, глаза.

Невин призвал Свет и почувствовал, как его собственное световое тело пульсирует и мерцает, излучая энергию. В ответ Аластир разбух и почернел, словно приготовился высосать весь свет во Вселенной. Сражение началось. Кто из двоих соперников сумеет сломить световое тело другого и изгнать оттуда душу, обнаженную и беспомощную, предавая ее во власть более могущественных сил, что стояли за каждым из воинов?

Невин ударил первым — волной света, которая заставила Аластира резко дернуться и поплыть, как обломок тонущего груза по морю. Второй удар заставил врага падать, но когда Невин последовал за ним, то почувствовал ответную силу Аластира. Невин ощутил слабость, словно тысяча лап схватили его и пытаются разорвать на части.

Почти все силы мастера двеомера были направлены на удержание в целости собственного светового тела. Своей волей он вытягивал из вселенной все больше и больше света, постоянно восстанавливая тело, — и чем быстрее пытался Аластир разрушить его, тем интенсивнее шло восстановление. Остаток сил Невина был брошен на атаку. Дождь золотых стрел и длинных копий гнал Аластира то в одну, то в другую сторону. Невин кружил вокруг своего врага, то приближаясь, то удаляясь. Свет непрерывно наносил удары по тьме, заставляя ее отступать и сжиматься.

Стратегия Невина заключалась в том, чтобы заставить Аластира выйти из голубого света в первую сферу Внутренних Земель, где Невину будут подвластны более могущественные силы. Но пока Аластир оставался слишком силен. Темные глаза под капюшоном горели в ярости. Невин продолжал метать копья света, в то время как Аластир посылал тьму, волну за волной, которая впивалась в Невина и жалила его.

Одна атака Невина оказалась достаточно сильной, чтобы оторвать несколько роскошных сигилов с черной одежды. Аластир взвыл, как животное, и отступил. Невин попытался выстроить позади врага ворота, чтобы открыть тропу во Внутренние Земли и вытолкнуть туда Аластира. Слишком рано — Аластир выскользнул и отправил в ответ целое наводнение тьмы, подобное шторму на море.

На мгновение Невин погрузился в него и упал. Он почувствовал, как его световое тело освобождается, покидает душу, подобно сбрасываемому плащу, и в отчаянии призвал Свет. Все, что он мог сделать, — это бороться, чтобы восстановить тело. Он с трудом отражал удары Аластира, а темный враг все приближался. Подобно камням, удары физически ощущаемой тьмы попадали в цель.

Внезапно Невин увидел, как дымку — внизу протекала бегущая вода. А он приближается к ней — быстро, слишком быстро! Невин развернулся и полетел вверх, затем отклонился в сторону и пронесся мимо — до того, как удивленный Аластир успел отреагировать. Тем не менее Невин не до конца еще восстановил свое разбитое световое тело, когда враг бросился за ним в погоню, изрыгая тьму, полную яда.

Прямо ему в лицо Невин бросил поток света, который оторвал и растворил несколько отрубленных голов, висящих на поясе Аластира. И тем не менее Невин чувствовал, как слабеет, а враг продолжал давить на него, и тьма непрерывно изливалась из искривленных рук.

Внезапно Аластир закричал — это был ментальный крик. Он эхом разнесся по голубому свету, а Аластир стал метаться из стороны в сторону, как ласточка, гоняющаяся за мошками. Под Аластиром свисала и болталась порванная серебряная нить. Кто-то убил физическое тело, и Невин мог только предполагать, кто это сделал — Джилл или Блейн?

Не было времени раздумывать об этой неожиданно полученной помощи. Световое тело Аластира рушилось, открывая бледно-голубого эфирного двойника. Пока мастер черного двеомера сражался с неизбежным распадом, Невин снова выстроил ворота во Внутренние Земли, два столба, один черный, другой белый, с индиговой пустотой между ними. Как только они укрепились, он отправил световой удар, который втолкнул Аластира внутрь, а затем бросился вслед врагу. Хотя темный противник проиграл первое сражение, он еще не был побежден, и Невин знал это.

Невин понесся сквозь ворота вслед за убегающими мастером черного двеомера. Они летели, скользили и падали вниз по тропе, их несло, как куски пергамента на серовато-синем ветру. Вокруг них повсюду звучали голоса, смех и крики, доносились обрывочные слова; индиговая тьма неслась бурным потоком, обтекая их. Образы — человеческие лица, животные, звезды — кружились и бились, как стая встревоженных птиц. Невин метал в спину Аластиру потоки света, настигая его снова и снова, пока остатки черной мантии не оторвались и не пролетели мимо. Обрывки провалились в черные дыры, которые открывались в пустоту.

Ветер нес противников все вперед и вперед, подгоняя и бросая их из стороны в сторону, и наконец они оказались посреди фиолетового света. Далеко внизу текла река, тонкая, вечно меняющаяся вода — такой нет ни в одной реке на земле, такую не пробовал ни один человек. Здесь стояла тишина, ветер стих, вокруг простирались поля цветов. Точнее, то были образы цветов — прозрачные и лунные, белые и смертоносные.

Потрясенный эфирный двойник Аластира начал снижаться и затрепетал. Теперь он отчаянно пытался убежать, не надеясь больше одержать победу. Земля Луны, где они сражались, — это ворота в собственные Зеленые Земли Невина, или Оранжевые Земли мира форм, светящийся дом Великих.

К этим землям также примыкает соответствующая сфера черного двеомера, Темнота Тьмы, Земля Оболочки и Коры. Если Аластир сумеет бежать в темноту, его душа будет продолжать жить и приносить зло еще долгие миллиарды лет.

Невин видел, как он пытается открыть ворота, как дрожат его руки, как вытекают из его рта ритуальные слова. Невин послал новое копье света, которое ударило Аластира и подбросило его высоко вверх — как раз в тот миг, когда сформировался первый столб, а затем Невин разрушил наполовину выстроенные ворота.

Аластир с воем попытался сбежать, но Невин взлетел над ним и выпустил огненный дождь, чтобы окружить врага, точно прутьями клетки. Невин бросал копье за копьем, загоняя Аластира в клетку света. Эфирный двойник черного двеомермастера бился и бросался на светящиеся прутья и в панике кусал их. Когда враг был пойман в ловушку, Невин выстроил еще одни ворота, с золотыми столбами солнца; между ними открылось чистое голубое летнее небо.

— Не мне судить! — крикнул Невин кому-то. — А вам!

Сквозь столбы проникла огромная, светящаяся стрела света, она летела прямо и уверенно и с такой силой ударила Аластира, что эфирный двойник черного мастера распался на тысячу жалких нитей. Послышался крик, затем всхлипы маленького ребенка. На мгновение Невин и увидел ребенка, который дрожал, как пламя свечи, — плачущий младенец с яростными глазами Аластира. Затем свет набух, окружил крошечную форму и понес ее через проем и вверх по тропе в Зал Света, где его будут судить.

— Все закончилось! — крикнул Невин. — Все закончилось!

Три сильных удара, три удара грома, прогрохотали сквозь фиолетовый свет, в то время как внизу белые, как смерть, цветы кивали бутонами. Невин встал на колени и склонил голову в знак верности. После этого он позволил столбам исчезнуть. Истощенный, Невин чувствовал, как серебряная нить тянет его назад, в его физическое тело, которое лежало где-то очень, очень далеко.

Саркин вынул кинжал из сердца Аластира и вытер его о лицо мертвого учителя.

— Месть! Она сладка, как мед.

Он встал и вышел в кухню как раз вовремя, чтобы увидеть, как работник выбегает через черный ход. Саркин позволил ему уйти — не было времени гнаться за человеком, который знал о них так мало.

Поскуливая, как щенок, Камдель лежал на соломе возле очага. Когда Саркин склонился над ним, Камдель отшатнулся от ножа.

— Я не собираюсь убивать тебя, малыш, — убирая нож в ножны, сказал Саркин. — Я собираюсь снять тебя с цепи. Мы должны быстро уезжать.

Когда Камдель застонал вслух, Саркин заколебался. Его опять охватило непонятное чувство. Его ручного лорда ожидала несчастная жизнь, и неважно, получает ли он сексуальное наслаждение от хозяйских пыток.

— А, конское дерьмо! — резко воскликнул Саркин. — В конце концов, ты все-таки снова увидишь своего проклятого отца.

Проклиная себя за то, что впервые за много лет поддался глупому чувству жалости, Саркин подхватил кожаный мешок с книгами Аластира.

— Будь здоров, мой прекрасный благородный лорд, — сказал он.

У Камделя от облегчения по щекам потекли две тонкие струйки слез. Саркин выбежал во двор, где ждал его конь, уже готовый и под седлом.

— Ган! Будь ты проклят! Где ты?

Тишина в ответ. Саркин развернулся, обводя взглядом двор фермы. Никого. Очевидно старик увидел шанс обрести свободу и им воспользовался. Теперь нет времени беспокоиться о нем, подумал Саркин. Конь топнул ногой и тряхнул головой.

— Тихо, тихо! Мы уезжаем.

Саркин убрал ценные книги в седельные вьюки, сел в седло и быстро выехал с фермы, но направил коня не на широкую дорогу, а в горы. С тех самых пор, как они обосновались на ферме, он обдумывал пути бегства и теперь следовал плану. Саркин проехал с четверть мили, когда услышал позвякивание сбруи, что означало приближение гвербрета и его людей. Он быстро спешился и сжал челюсти коня. Позвякивание приблизилось… миновало… медленно затихло вдали.

— Ну вот, наш олух и попадет к ним, — прошептал Саркин.

Он снова сел в седло, зная, что опасность еще не миновала. После того, как Братство узнает о судьбе Аластира, Саркина будут искать наемные убийцы — а они уже находятся в Дэверри. Ему придется бежать, постоянно прятаться, никогда не задерживаясь на одном месте. И все это время он будет изучать книги и узнавать пути к власти. Может, ему удастся уходить от ястребов достаточно долго, чтобы накопить магические знания и спасти свою жизнь. Может быть. Это была его единственная надежда.

Как только Невин погрузился в транс, Джилл отправилась назад, в рощу, в то время как Родри оставался рядом со стариком. Бледный лунный свет падал на ручей, белые стволы берез казались призрачными. В наполненной двеомером тишине Джилл болезненно воспринимала звук собственного дыхания. Невин лежал так неподвижно, что ей постоянно хотелось встать рядом с ним на колени, чтобы проверить, жив ли он. Внезапно Джилл услышала шорох позади себя и развернулась с мечом наготове.

— Заяц, — сказал Родри.

Джилл знала, что он видит в темноте, поэтому она отвернулась, продолжая смотреть на гребень горы в ожидании движения, которое будет означать, что враги зашевелились. Внезапно Невин застонал. Как только он повернулся на бок, Джилл шагнула к старику. Со смутной мыслью, что его отравили, она бросилась на землю рядом с ним. Невин наполовину сел, затем снова рухнул, но все это время его глаза были плотно закрыты, дышал он медленно и неторопливо.

Невин дернул ногой, чуть не попал по Родри, затем перевалился на живот и стал делать суетливые движения всем телом, как краб, в результате чего сдвинулся на фут. Он едва не ударился головой о камень, Джилл схватила старика за плечи и попыталась прижать его к земле, но в состоянии транса мастер двеомера оказался значительно сильнее, чем Джилл. Невин легко сбросил руки девушки и перевалился на бок. Ругаясь, Родри упал рядом с Джилл, чтобы помочь ей.

Они долго сражались с телом Невина, а оно извивалось, содрогалось и бросалось из стороны в сторону. Один раз Невин ударил Родри в челюсть. Тот громко выругался, но все равно продолжал держать старика. Джилл молилась Богине, чтобы та не подпустила к ним сейчас никого из врагов.

Наконец Невин безвольно рухнул на землю, и в лунном свете Джилл увидела, как он улыбается. Его губы двигались, словно он разговаривал. Наконец старик стал абсолютно неподвижен.

— О, боги, — прошептала Джилл. — Неужели он умрет.

Именно тогда Невин открыл глаза и улыбнулся ей.

— Что я делал? — спросил старик. — Дергался? Бился?

— Как выброшенная на берег рыба, — Родри отпустил его.

— Иногда во время транса такое случается, — старик сел и огляделся вокруг, словно только что проснулся. — Кто из вас убил Аластира?

— Никто, — ответила Джилл. — Мы оставались с тобой. Здесь никто не появлялся.

— В таком случае, Блейн и его люди должны быть уже на ферме. Нет времени объяснять. Нам надо спешить.

Они добрались до фермы практически одновременно с Блейном и его боевым отрядом. Как раз начало рассветать и небо серело. Гвербрет, который ехал во главе своих людей, рысью понесся к ним. Он казался очень раздраженным.

— Спасибо всем богам, что с вами все в порядке! — рявкнул Блейн. — Мы обыскивали горы в поисках вас.

— Я должен извиниться перед вами, ваша светлость, — сказал Невин. — Но сражение уже закончилось.

Камдель услышал, как они въезжают во двор фермы. Он весь напрягся, его мышцы свело от ужаса, когда он понял, что не умрет от голода, а будет спасен. Со стоном ужаса он резко поднялся на колени, Звякнула прикрепленная к лодыжке цепь. Она была достаточно длинной и позволяла ему встать и сделать несколько шагов. На кухонном столе лежал нож с длинным лезвием, которым можно перерезать себе горло или вены. Только бы дотянуться до него. Камдель хотел смерти, он жаждал ее, потому что она была единственным, что сотрет позор и заставит забыть ужасную правду — правду, которую ему открыл Саркин.

Цепь позволила ему добраться до стола, но нож лежал слишком далеко. Камдель склонился вперед и вытянулся. Он лег на стол грудью и тянулся, и тянулся, пока наконец ему не удалось мазнуть по рукоятке кончиками пальцев. Снаружи донеслись голоса. Два из них Камдель узнал — гвербрета Блейна и Родри Майлвада из Аберуина. Они увидят, что сталось с начальником королевских бань. Напрягшись так, что у него заболели плечи, Камдель дотронулся до ножа. Он с трудом перекрестил два пальца на рукоятке, подобно ножницам, но когда начал притягивать нож к себе, руку свело судорогой и нож полетел на пол. Он ударился о край очага, отскочил и теперь лежал вне пределов досягаемости Камделя.

Рыдая и задыхаясь, Камдель рухнул на пол и сжался на соломе. Почему Саркин не убил его? Возможно, он знал, что Камдель хочет умереть, и, оставив его в живых, подвергнул последней пытке. «Блейн тебя повесит, — сказал Камдель сам себе. — Потому что ты украл у самого короля.» Он ухватился за единственное утешение — скоро он будет болтаться на веревке на рыночной площади дана Хиррейд.

Голоса приблизились.

— Я только молюсь, чтобы мы нашли Камделя живым, — говорил Блейн. Несомненно, Блейн хочет получить удовольствие от казни преступника.

— И я тоже, — добавил незнакомый голос. — Но предупреждаю вас, ваша светлость: он мог сойти с ума.

— А, бедный парень, — голос Блейна был полон жалости. — Судя по тому, что ты мне рассказал, никто не сможет винить его за это.

Камдель сильно вздрогнул всем телом. Блейн не собирается его вешать. Он прощен. Ему придется жить с тем, что он знает о себе. Камдель начал кричать и метаться. Он туманно слышал бегущие шаги и крики людей, но продолжал кричать, пока кто-то не склонился над ним и не схватил его за плечи. Он поднял голову и посмотрел в искаженное лицо Блейна. На лице гверберета застыли ужас и жалость.

— Убей меня, — пробормотал Камдель. — Ради любви ко всем богам, прошу тебя — убей.

Губы Блейна зашевелились, но он не смог выговорить ни слова. Старик с густой шевелюрой седых волос и пронзительными голубыми глазами опустился рядом.

— Камдель, посмотри на меня, — сказал он. — Я — лекарь, я собираюсь помочь тебе. Просто посмотри на меня, парень.

Он говорил так ласково, что Камдель подчинился. Голубые глаза расширились, заполняя собой весь мир, и у Камделя возникло ощущение, будто он смотрит в бездонное озеро с чистой водой.

Когда старик опустил руку ему на плечо, Камдель почувствовал, как в кровь вливается тепло, успокаивающее, ласкающее тепло. Сведенные судорогой мышцы вдруг расслабились.

— Позднее нам придется поговорить о том, что с тобой случилось, но сейчас тебе нет необходимости вспоминать об этом.

Камдель чувствовал себя пьяным. Это было приятное опьянение, и ему хотелось хихикать.

— Ты ведь уже забываешь обо всем, парень, не правда ли? Конечно, ты забываешь. Ты знаешь, что очень болен и мы собираемся тебе помочь.

Камдель кивнул, полагая, что чувствует слабость после долгой болезни.

Должно быть, у него высокий жар, потому что он не вполне понимает происходящее. Он держался за руку старика и плакал от благодарности за свое спасение.

Едва взглянув на то, как сломлен Камдель, Родри быстро вышел из кухни. Этот человек сошел с ума, его разум разорван на куски и куски разъединены — по крайней мере, так это видел Родри. Он мог принять смерть в битве — но такое? Его затошнило, и он поскорее отправился к главному входу, где на страже стояли два человека Блейна.

— Они его нашли, лорд? — спросил Комин.

— Никогда больше так меня не называй.

— Мои извинения, серебряный кинжал.

— Вот так хорошо. Да, они его нашли и это ужасно. Отвратительно.

Комин содрогнулся.

— Я отправил ребят обыскать ферму, — сообщил капитан. — На тот случай, если тут кто-то прячется.

— Хорошая мысль. Скажи, а кто-нибудь уже заходил внутрь?

— Никто не хочет заходить туда. И я не могу приказать подчиненным делать то, чего боюсь сам.

— У тебя же есть серебряный кинжал, который подчиняется твоим приказам. Я вызываюсь добровольцем. Лучше так, чем позволить Блейну сделать это самому и подвергаться неизвестно какому риску. Здесь повсюду двеомер.

Комин поколебался, а затем вручил Родри свой щит.

— Ты не знаешь, что там найдешь?

— Нет, — Родри надел щит на левую руку. — Спасибо.

Родри достал меч, а Комин в эту минуту выбил ногой дверь. Дом был большим, примерно шестьдесят футов в диаметре, и как и большинство домов такого типа, разделен, точно пирог, на комнаты клиновидной формы. Они отделялись друг от друга плетеными перегородками. Родри вступил в ту, что служила подобием гостиной. Ее украшали два деревянных стула, комод у окна и деревянная полка на стене, на которой гордо были выставлены три крашеных глиняных тарелки. Пыль на полу лежала таким толстым слоем, что Родри оставил в ней четкие следы.

В каждой стене имелись дверные проемы, занавешенные одеялами. Поскольку тот, что справа, вел в кухню, к Камделю, Родри решил пойти налево. Он осторожно приблизился к проему и мечом подвинул одеяло. Сдернув занавес, он увидел спальню со свежей соломой на полу и пару набитых сеном лежаков.

Родри заметил несколько скаток и груды седельных вьюков, разбросанных по полу так, словно кто-то недавно искал там в спешке какие-то вещи. Это были самые обычные пожитки, но Родри решил до них не дотрагиваться. Насколько он знал, они вполне могли содержать в себе странную магию.

Одеяло, закрывающее следующий проем, было уже отодвинуто. Родри заглянул в комнату гораздо большего размера, чем две предыдущие, и увидел на полу плужные лемехи, старые конские сбруи и ломаную мебель. В дальней части комнаты сидел мертвец, серый и раздутый, одетый в одежду фермера. В обеих руках он сжимал топор. Родри предположил, что фермер, вероятно, пытался защищаться, когда его убил черный двеомер.

— Ну, старик, — заходя в помещение, сказал Родри. — Мы похороним тебя должным образом.

Покойник поднял голову и посмотрел на него. Родри громко вскрикнул и на мгновение застыл на месте. Тем временем труп медленно встал на ноги. Он поднял топор и, шатаясь, направился прямо к Родри, словно мог видеть его пустыми глазницами. Родри подавился и быстро прикрылся щитом. Он отпрыгнул в сторону, когда покойник неуклюже замахнулся. Когда существо опять повернулось к нему, Родри поднял меч и нанес удар по горлу трупа. Из раны полилась какая-то темная жидкость с едким запахом, однако покойник снова невозмутимо поднял топор и шагнул вперед.

Рыдая и давясь неистовым смехом, Родри уклонился, бросился вперед и нанес колющий удар в плечо противника. И снова брызнула вонючая жидкость, а существо продолжало двигаться. Приняв удар топора на щит, Родри услышал, как треснуло дерево — мертвец оказался очень сильным. Смех Родри превратился в вой, когда он сильно замахнулся и наполовину отрубил правую руку трупа. Но тот просто перенес топор в левую и снова замахнулся. Родри опять уклонился, обежал покойника и воткнул меч ему в спину. Покойник медленно повернулся, чтобы смотреть прямо на Родри.

Где-то в отдалении Родри слышал, как кричат люди, как приближаются голоса, но ни на миг не выпускал из внимания топор, когда тот раскачивался из стороны в сторону, словно собирался разрубить Родри, точно полено. На ходячего мертвеца совершенно не действовали ни звуки, ни удары, наносимые Родри. Соперники кружили по комнате, непрерывно обмениваясь ударами. Покойнику, казалось, не мешало разбросанное по комнате барахло. А Родри внезапно поскользнулся, и топор пролетел всего в дюйме от его головы. Заливаясь неистовым смехом, он вскочил на ноги. Меч вошел глубоко в шею трупа сзади, треснула кость.

Голова теперь висела на куске кожи, но покойник продолжал с силой размахивать топором. Следующая атака сокрушила щит Родри. Дерево и кожа треснули и половина щита отвалилась. Некоторое время Родри только уклонялся и отпрыгивал, а затем отсек левую руку трупа. Хотя существо наконец бросило топор, оно все равно продолжало наступать на Родри. Он быстро прянул назад. Ему казалось: если существо дотронется до него, это будет хуже, чем удар топора. В отчаянии Родри резанул по животу мертвеца.

— Остановись именем Мастера Эфира!

Мертвец, из которого сочилась едкая жидкость, застыл на месте. Когда вошел Невин, Родри бросил на пол меч и остатки щита, упал на колени и его вырвало. Ему было все равно, кто его увидит. Люди наполнили комнату. Комин наклонился к Родри как раз в тот момент, когда он вытирал рот рукавом.

— С тобой все в порядке, серебряный кинжал? Что это было?

— Да будь я проклят, если знаю. Но никогда в жизни я не был так благодарен за одолженный щит.

Родри встал и услышал, как Невин монотонно поет на незнакомом языке. Когда старик закончил пение, то колени у мертвеца подкосились и он повалился на пол. Даже, скорее, не упал, а удобно устроился на полу. Невин трижды топнул ногой. Родри увидел уродливых и деформированных Диких, которые мгновение плясали на трупе, а потом исчезли.

— После случившегося, Родри, тебе следует вначале спрашивать моего совета, а уж потом совать нос в незнакомые странные места, — сказал мастер двеомера.

— Клянусь, я так и буду поступать.

Но самый большой ужас ждал их впереди. Невин пошел к дверному проему, ведущему в последнее помещение, и отвел в сторону одеяло, открыв маленькую комнату без окон. На стене висел кусок черного бархата с перевернутой пятиконечной звездой и какими-то другими знаками, которых Родри никогда раньше не видел. В комнате застоялся запах старых благовоний и рыбы.

В центре комнаты на полу лежало тело плотного, седого мужчины с разбросанными в стороны руками. Он выглядел, как обычный человек из Кермора. Кто-то очень сильно ненавидел его — старика кололи в грудь снова и снова, хотя он явно умер задолго до того, как получил последний удар. Вид трупа не испугал Родри, но вид самой комнаты привел его в ужас. Когда в нее зашел Невин, Родри хотелось закричать, чтобы мастер двеомера > оставался снаружи. Родри заставил себя следовать за стариком, но только потому, что был уверен: Невин нуждается в охране. В тусклом свете казалось, что вещи двигаются, становясь невидимыми и распадаясь. Невин толкнул труп носком сапога.

— Ну, Аластир, — сказал он. — Наконец-то мы встретились во плоти. Ты был очень хитер, поскольку я не помню, чтобы когда-нибудь видел тебя раньше. — Невин бросил взгляд на Родри. — Этот человек хотел тебя убить. Это он стоял за Лослейном в той войне.

В замешательстве Родри уставился на старого врага. Поскольку он представлял мастера черного двеомера, как демона в человеческом облике, то был странно разочарован, увидев, что тот выглядит так буднично. Тем не менее комната казалась достаточно демонической. Иррациональный страх Родри непрестанно рос, пока Невин успокаивающе не положил руку ему на плечо.

— Опасность миновала, — сказал мастер двеомера. — А таким чувствительным тебя делает эльфийская кровь.

— Правда?

— Правда. Видишь ли, в этой комнате Аластир проводил свою работу — гнусного извращения двеомера. А, боги, бедный Камдель!

— А что они делали? Заставляли его смотреть?

— Смотреть? Ха! Они использовали его в своих ритуалах. Его здесь постоянно насиловали.

— О, свиное дерьмо! Как можно изнасиловать мужчину?

— Не нужно изображать наивность, которой не может быть у человека, воспитанного при дворе. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Они резали ему кожу, чтобы добыть свежую кровь для своих искаженных духов.

Родри почувствовал, что его сейчас снова вырвет. Невин внимательно наблюдал за ним.

— Мы с Блейном хотим сказать королю, что Камдель мертв, — продолжал старик. — Позволит ли тебе твоя честь сохранить нашу тайну?

Родри обвел взглядом комнату и задумался: как она выглядела для человека, бездыханным лежащего на полу?

— Может, Камдель и вор, но у меня больше нет слов, чтобы говорить обо всем этом, — произнес он наконец.

Потребовались объединенные усилия Невина и Блейна, чтобы усадить Камделя на лошадь, которую они нашли в конюшне, поскольку молодой лорд оставался без сознания.

Он раскачивался на спине лошади так угрожающе, что в конце концов Невин привязал его к седлу. Позднее Невин снимет заговор — после того, как отыщет еще одного мастера двеомера, чтобы начать долгий процесс исцеления больного рассудка Камделя.

— Послушай, добрый волшебник, — сказал Блейн. — А ты уверен, что будешь в безопасности, если останешься здесь один?

— Абсолютно уверен. Работа, которую я должен сделать, не займет так уж много времени. Я вернусь в дан к полуденной трапезе.

— Несомненно ты лучше разбираешься в своих делах, и я не хочу знать, в чем они заключаются.

Пока воины садились на лошадей, Невину представилась возможность сказать несколько слов Джилл, которая зевала в седле.

— Камдель проспит несколько часов. Могу ли я попросить тебя быть рядом с ним, когда он проснется?

— Конечно. Мы не хотим, чтобы он оставался один. Вдруг он вспомнит, через какой ад прошел?

Сердце Невина болело. «Если бы только маленькая дурочка понимала, какой у нее талант, то из нее мог бы получиться великолепный лекарь!» — думал он. Тем не менее он не мог давить на нее и знал это. Пока боевой отряд не скрылся из виду, он ждал и сам зевал под теплым утренним солнцем. Даже его жизненная сила имела свои пределы. Уныло он подумал, что сегодня проспит всю ночь — впервые за пятьдесят с лишним лет.

Люди Блейна уже похоронили в горах Аластира и то, что осталось от трупа фермера. Невин отправился в ритуальную комнату, сорвал со стены кусок бархата, бросил его в очаг, чтобы от него избавились Дикие Огня. Пока материал дымил и потрескивал, Невин порылся в доме и нашел запасы соли в небольшом глиняном горшке и пару тонких лучинок, использовавшихся для зажигания свечей. Поскольку ароматических палочек у него не было, то сойдет и простой дым.

Когда Невин вернулся в ритуальную комнату, атмосфера там уже казалась несколько легче, просто потому, что богохульный символ был сорван со стены. Хотя мастер двеомера хотел тут же провести ритуал отмены, у комнаты имелись свои секреты, которые она могла ему открыть и которые будут утеряны после ритуала. Невин уселся на пол, скрестив ноги, перед коричневым пятном крови Аластира, отложил в сторону соль и лучинки, замедлил дыхание и сосредоточился. Он построил образ шестиконечной звезды и ждал, пока она замерцает, как два пересекающихся треугольника, один красный, другой синий. Затем Невин медленно вытолкнул образ из своего сознания.

В центре шестиугольника Невин представил труп Аластира — таким, как впервые увидел его на рассвете, затем отправил свой разум назад во времени. Вначале он представил себе комнату такой, какой она выглядела бы при свете свечей. Поскольку убийство было совершено совсем недавно, истинное видение возникло через несколько секунд. Невин увидел светловолосого ученика, который стоял на коленях в головах учителя. Его губы были искажены жуткой улыбкой, когда Аластир дергался и извивался в трансе. Вот рука ученика потянулась к поясу и достала кинжал. Какое-то время он колебался, словно смакуя момент, а затем вонзил кинжал в сердце беспомощного человека. Он убивал его снова и снова. Поскольку Невин не хотел смотреть удары, то прервал видение и втянул звезду в себя.

— Так вот кто оказался моим неожиданным помощником! Вероятно, именно он забрал книги Аластира и другие ритуальные предметы. Ну, если предположить, что они были у Аластира с собой.

Сжавшиеся в углах Дикие кивнули, показывая, что Аластир действительно путешествовал со всеми обычными принадлежностями мастера черного двеомера. Эти Дикие были жалки, искаженные и деформированные чужим вмешательством.

— И тем не менее он бросил здесь черный бархат и другие ритуальные принадлежности. Этот ученик — он торопился, потому что мы приближались?

И снова Дикие кивнули.

— И именно поэтому он не убил Камделя?

Теперь они отрицательно покачали головами. Один черный гном с выступающими клыками лег на пол, притворяясь, сжимающимся в страхе, другой встал над ним, подняв когтистую лапку так, словно сжимал нож. Затем показал, как встает на колени, прячет нож в ножны и нежно хлопает другого по плечу.

— Черт побери! Вы хотите сказать, что ему стало жаль Камделя?

Они торжественно кивнули.

— Никогда бы не подумал! Хм. Ну, друзья мои, это дело не для вас. Скоро вы избавитесь от этих уродливых форм. Помогите мне провести ритуал отмены и тогда сможете отправляться к своим королям.

Когда они подпрыгнули, Невин почувствовал, что их радость омывает его ощутимо, точно поток свежей воды.

— Он проснулся? — спросил Родри.

— В некотором роде, — Джилл все еще сомневалась. Трудно сказать.

Родри вошел в комнату и заставил себя взглянуть на Камделя, который лежал поверх одеяла без рубашки. Он был грязным, в синяках и шрамах от порезов, нанесенных тонким лезвием. Наконец Камдель открыл глаза и с опаской посмотрел вверх, словно ожидал, что Родри оставит на его теле новые шрамы.

— Ты голоден? — спросила Джилл.

— Нет, — прошептал Камдель. — Воды.

Все то время, пока Джилл наполняла чашку из кувшина, Камдель смотрел на Родри округлившимися от страха глазами.

— О, послушай, неужели ты не помнишь меня? Мы встречались при дворе. Родри Майлвад, младший сын из Аберуина.

При этом легкая улыбка мелькнула у него на губах. Камдель сел и взял чашку с водой. Он держал ее обеими руками и пил медленно, одновременно осматриваясь в комнате. Послеполуденное солнце проникало в окна, в золотых лучах плясали пылинки. Камдель радовался этому, как ребенок, и улыбнулся.

Родри почувствовал вздымающееся в груди отвращение и отвернулся. А что если бы мастера черного двеомера добрались до Джилл? Что, если бы они сделали с ней нечто подобное?

И тогда Родри дал торжественную клятву. Если когда-нибудь в его силах будет избавить мир от любых мастеров черного двеомера, то он пойдет на любой риск и пожертвует жизнью, если потребуется, лишь бы уничтожить их.

— Родри, позови пажа, — попросила Джилл. — Я хочу, чтобы они принесли воды и Камдель мог принять ванну.

— Ванну? — Камдель выговаривал слова, как пьяный. — Да, мне бы хотелось помыться.

Родри с готовностью ушел из комнаты. Он ни в чем не винил Камделя, но все же не мог смотреть на него.

Родри присоединился к Блейну за столом для почетных гостей и хозяев. Блейн пил мед и Родри решил составить ему в этом компанию. Пока двоюродный брат наблюдал за ним с легкой улыбкой, Родри выпил одним глотком столько, сколько мог проглотить.

— Это помогает, — заметил Блейн. — Стирает неприятные вещи из памяти.

— Да уж. Ты слышал, что…

— …что случилось с Камделем? Слышал.

Родри сделал еще глоток. И несколько последующих часов ни один из них больше не произнес ни слова.

В предгорьях с западной стороны Кама Пекла Саркин вел усталого коня по узкой тропинке среди сосен. Он слепо бежал на запад в поисках уединенного места, где он сможет прятаться на день или два, но теперь ему пришло в голову, что лучше продолжать двигаться. И люди гвербрета, и — что еще хуже — Мастер Эфира будут охотиться за ним. Падая от усталости, он думал, не лучше ли позволить гвербрету повесить себя, чем попасть в руки Темного Братства. Они растянут его смерть на несколько недель.

— Но у меня есть книги, — прошептал он вслух. — Когда-нибудь у меня будет сила.

К закату беглец нашел долину с ручьем и густой травой для коня. Он разбил лагерь, собрал хворост в лесу на склоне холма и развел небольшой костер. Саркин был голоден, но не обращал на это внимания. Сегодня он уже ел, а ему требовалось растянуть жалкий запас провизии на неопределенное время.

Какое-то время он смотрел в огонь и строил планы. В разных частях королевства жили несколько человек, которые приютят его по крайней мере на пару дней. Саркин мог позволить себе проводить в одном месте только несколько дней, независимо от того, как сильно ему требовалось время для изучения книг Аластира. Внезапно он ощутил слишком большую усталость, чтобы думать. Мысли у него путались уж слишком сильно, как он поймет позднее.

Саркин свернулся на одеялах и заснул у костра. Он проснулся внезапно — от прикосновения чужих рук. Саркин вскрикнул, затем стал сопротивляться, лягаться и извиваться, но кожаная веревка обхватила его запястья и туго стянулась, а незнакомец прыгнул на его колени и прижал его к земле. При свете умирающего костра Саркин увидел тех, кто на него напал, — двух светлокожих мужчин из Бардека в одеждах Дэверри. Один крепко связал его запястья, другой лодыжки. Наконец они совладали с брыкающимся пленником, и он остался лежать на земле, тяжело дыша, в то время как они стояли над ним.

— Итак, малыш, — сказал более высокий. — Ты убил своего учителя, не так ли?

Саркин застыл от страха. У основания позвоночника все похолодело и холод стал подниматься вверх.

— Я вижу, что ты знаешь, кто мы, — продолжал наемный убийца. — Ты попал к ястребам из Братства. Старец послал нас по пятам Аластира. Мы должны были следить за ним. Мы постоянно наблюдали за тобой при помощи дальновидения, малыш, но никогда не думали, что увидим убийство.

— Готов поспорить: Старец подозревал что-то в этом роде, — заговорил второй. — Он никогда ни с кем не делится всеми своими мыслями.

— Может и так, — первый сильно ударил Саркина ногой по голове. — Но ты заплатишь, малыш, медленно заплатишь, после того, как расскажешь все, что тебе известно. Знаешь ли, из-за опала мы потеряли одного человека. И ты и за это заплатишь.

Хотя после удара мир плясал, как языки пламени под порывами ветра, Саркин закусил губу, чтобы не закричать в голос. Он дрожал от страха, но дал себе торжественную клятву: он ничего им не скажет, независимо от того, как умело они будут его пытать, поскольку милости от них все равно не дождется. Когда ястребы отправились за лошадьми, спрятанными где-то среди деревьев, Саркин ушел в себя. Вот и все, что у него осталось, — способность концентрировать волю и выстоять только благодаря ей. Он отогнал страх, прекратил дрожать и лежал спокойно и неподвижно, как пойманный в сети олень.

Хотя Невин вернулся около полудня, у Джилл не было возможности поговорить с ним до заката, поскольку мастер двеормера всю вторую половину дня работал с Камделем, обмывал и лечил его многочисленные раны, а также успокаивал его сознание. После ужина Невин отправил пажа за Джилл. Когда она появилась в покоях Невина, день уже угасал. Джилл села на сундук, в то время как сам Невин беспокойно ходил взад-вперед.

— Как Камдель? — спросила она.

— Крепко спит, спасибо богам. Я заставил его рассказать мне кое-что из случившегося, но проследил за тем, чтобы он забывал рассказанное. Он слишком слаб, чтобы сейчас жить с этими воспоминаниями.

— Почему они… ну, использовали его таким образом?

Невин склонил голову набок и смотрел на Джилл как-то странно и хитро.

— Вообще-то мне не следует говорить тебе это, — сказал он наконец. — Я думал, все разговоры о двеомере приносят тебе боль.

— О, Невин, не надо меня дразнить!

— Видишь ли, когда двое людей ложатся в постель, выделяется определенное количество субстанции, которая называется магнетическим потоком. Я понимаю: ты не знаешь, что это такое, и не собираюсь давать подробные объяснения человеку, не имеющему нужной подготовки, поэтому прими мои слова на веру. Этот поток энергии имеет много странных свойств, но в основе является неким видом жизненной силы. Он также присутствует в крови. Мастера черного двеомера умеют высасывать энергию и использовать ее для восстановления своей жизненной силы. Когда ученик насиловал Камделя, Аластир в основном питался от их похоти.

Джилл почувствовала себя дурно.

— Отвратительно, не правда ли? — заметил Невин. — Но… это мне кое о чем напоминает. Ученик — его звали Саркин, так сказал Камдель — убежал. Вам с Родри нужно быть очень осторожными, когда вы отправитесь в путь.

— На самом деле я весь день об этом думала.

— Я предполагаю поохотиться на него. Было бы лучше, чтобы вы двое остались с Блейном, хоть Родри и считает это позорным для себя. Саркин сам по себе достаточно слаб, и у него есть худшие враги, чем я.

— Кто?

— Помнишь человека, который отравился в покоях Огверна?

— О, боги! Ты же говорил, что имеются и другие!

— Да, говорил, и благодарение за это всем богам. Я ожидаю, что они сейчас займутся этим Саркином и не станут беспокоиться о том, как тебе отомстить. Тем не менее оставайся настороже. Конечно, Саркин уехал далеко и я не могу найти его при помощи дальновидения. Я никогда не видел его во плоти.

Как только к Джилл пришла эта мысль, она показалась очевидной, только Джилл не представляла, откуда она знает то, что знает. Девушка сидела неподвижно, обдумывая свою идею и чувствуя, как растет ее страх. Страх не только перед Саркином, но и перед сознательным использованием двеормера. Если она произнесет свою мысль вслух, то — Джилл точно знала, — сделает таким образом первый шаг по очень странной дороге. Но был ли этот шаг на самом деле первым? Озадаченный, Невин наблюдал за ней, пока наконец она не приняла решение.

— Я видела его во плоти, — сказала Джилл. — Ты можешь заняться дальновидением через меня, не так ли? Не знаю, почему я так в этом уверена, но разве ты не можешь использовать меня, как пару глаз?

— Клянусь адом! Ты абсолютно права. Но ты уверена, что позволишь мне сделать это? Это означает покорение твоей воли.

— Конечно, позволю. Ты должен знать, что я доверяю тебе саму свою жизнь.

Невин чуть не расплакался. Он быстро отвернулся и вытер глаза рукавом. Джилл недоумевала. Почему для него, обладающего такой могущественной силой, так много значит мнение какого-то серебряного кинжала?

— Ну спасибо, — сказал он наконец. — Позволь мне только взять немного дров у слуги, и мы разведем огонь.

К тому времени, как огонь горел ровно, сумерки сгустились, и небо напоминало черный бархат. Невин посадил Джилл на стул перед огнем, а сам встал позади нее. Хотя она была испугана, вместе со страхом пришло возбуждение, какое Джилл обычно чувствовала перед сражением. Когда Невин положил руки ей на шею сзади, его пальцы были теплыми. Это тепло усилилось и, казалось, затекало ей в вены, распространялось по ним, приливало к лицу, пока наконец не сконцентрировалось прямо за глазами. Ощущение было довольно странным.

— Посмотри в огонь, дитя, и подумай о Саркине.

Как только Джилл выполнила это, то увидела ученика Аластира, спящего перёд костром где-то в горной местности. Вначале образ был мелким, затем начал расти и заполнил все ее сознание. Джилл показалось, что она зависла над местом действия, как случалось во время сна-яви. Плывя над долиной, она увидела, как двое мужчин выходят из зарослей и начинают приближаться к ничего не подозревающему спящему человеку. Они двигались медленно и бесшумно, они скользили, прижимаясь к земле, подобно хорькам. Меньше минуты назад она ненавидела Саркина, а тут внезапно стала бояться за него.

В своем видении-трансе Джилл попыталась закричать и разбудить Саркина, но ни одного звука не вырвался у нее из горла. Она спустилась вниз и схватила его за плечи, но ее бесплотного прикосновения оказалось недостаточным, чтобы Саркин проснулся. Когда двое мужчин атаковали спящего, она метнулась прочь и встала по другую сторону костра. Оттуда она наблюдала, как ястребы связывают Саркина и насмехаются над пленником. Затем Джилл увидела, что ястребы отошли прочь, оставив пленника одного. Внезапно она услышала у себя в сознании голос Невина:

— Призови Свет и откажись от Тьмы.

Вероятно, Саркин услышал его. Он извивался, бился в своих путах и смотрел то в одну, то в другую сторону.

— Призови Свет и откажись от Тьмы.

Саркин посмотрел прямо на Джилл, прищурился, вглядываясь. Она не знала, что именно он видит. Поскольку ее разум и разум Невина были переплетены, Джилл почувствовала, что проливает над пленником настоящие слезы, но знала также, что это печаль Невина.

— Призови Свет. Откажись от Тьмы.

Саркин долго смотрел в ее сторону, затем задрожал и заплакал, его губы зашевелились, хотя Джилл не могла разобрать, что именно он говорит. Она огляделась. Ястребы с нагруженными лошадьми возвращались. Очевидно Невин их тоже заметил.

— Теперь — назад! — громко прозвучал его голос у нее в сознании. — Они способны увидеть тебя, если откроют третий глаз и посмотрят в твою сторону. Подумай обо мне, дитя. Назад, в комнату!

Джилл представила себе Невина и комнату и внезапно ее глаза открылись. Она смотрела в огонь. Невин больше не касался ее. Джилл встала и потянулась, тело было странно напряжено и затекло.

— Я никогда не думал, что они будут следить за Аластиром, — сказал Невин. — Мне нужно действовать очень быстро, раз уж я собираюсь вытащить ученика из этой ловушки.

— Что? Почему ты хочешь его спасти? После всех гнусных дел, которые он совершил?

— Он заплатит за эти преступления. Но заплатит за них по закону.

— Но он — самая мерзкая свинья, которую я когда-либо…

Невин выставил руку ладонью вперед, чтобы она замолчала.

— Почему бы тебе не спуститься в большой зал к твоему Родри? Мне нужно хорошо подумать.

Как только Джилл ушла, Невин снова стал беспокойно расхаживать по комнате. Он намеревался спасти Саркина от ястребов — больше для блага королевства, чем из-за самого ученика. Если Саркин умрет, ругаясь и крича под пытками, то ненависть и боль перейдут в его следующую жизнь, и он будет представлять большую угрозу. Если он пожалел Камделя, то где-то в его душе еще тлеет искра добра, которая может разгореться и превратиться в очищающий огонь.

— Если, конечно, мы сможем его вытащить, — заметил Невин толстому желтому гному, который расположился у огня. — Несомненно, они направляются в Бардек. Интересно, как они собираются проносить его на корабль? Вероятно, подойдет большой сундук или что-то в этом роде.

Гном в задумчивости почесал живот. Невин подумал, не попросить ли Блейна отправить за ястребами боевой отряд. Но они ушли слишком далеко. Кроме того, ястребы умеют пользоваться двеомером. Они увидят погоню и смогут спрятаться. «Я сам мог бы поехать с боевым отрядом», — напомнил себе Невин. В конце концов ястребам придется продвигаться медленно, пробираясь по горам.

Горы. Невин рассмеялся и встал на колени у огня, чтобы связаться с единственным мастером двеомера в королевстве, который теперь мог ему помочь.

Вскоре ястребы вернулись к костру вместе с лошадьми. Саркин лежал не двигаясь и слушал их разговоры. Более высокого звали Деканни, его отличали желто-карие глаза, которые свидетельствовали о крови Анмурдио. Имя другого было Карлупо, и он, казалось, являлся старшим в паре. Покончив с ужином, Деканни встал на колени рядом с Саркином и схватил его за запястья, чтобы поднять руки пленника над головой, затем задрал рубашку ему на лицо. Саркин лежал неподвижно, слушая, как ястреб напевает себе под нос, пока что-то делает у костра. Наконец он вернулся к пленнику.

— Я держу кинжал. Я его накалил.

Саркин собрал всю свою волю в кулак. Деканни захихикал, как девушка, затем коснулся раскаленной сталью правого соска Саркина. Хотя боль прошла ему в самое сердце, Саркин не издал ни звука.

— Я продолжаю, малыш.

Боль пронзила левый сосок. Саркин боролся с собой, пытаясь подавить крик, который поднимался у него в горле. Внезапно он почувствовал, как по ногам потекла горячая жидкость.

— Ну и вонь! Я тебя за это сейчас переверну и оставлю метки на твоей заднице.

— Нет! — послышался голос Карлупо где-то поблизости. — Для одного вечера ты сделал достаточно. Он должен быть в приличном состоянии, когда мы доставим его домой. Ведь члены Братства захотят, чтобы он продержался как можно дольше.

— Он поправится на корабле.

— Я сказал: достаточно.

Мир закружился, и Саркин потерял сознание. Он проснулся посреди ночи и обнаружил, что все еще лежит в своей моче. Ястребы опустили его рубашку и грубая ткань терлась об ожоги, из которых сочилась какая-то жидкость. Саркин долго лежал без сна, стараясь не застонать перед тем, как снова потерял сознание.

Утром ястребы разбудили его пинками и резко подняли, чтобы он принял сидячее положение. Карлупо сварил овсяную кашу в небольшом котелке и принес миску.

— Я развяжу тебе руки, чтобы ты смог поесть, — сказал он. — Но если ты доставишь нам хоть малейшее беспокойство, Деканни получит возможность еще немного позабавиться с тобой перед тем, как мы тронемся в путь.

Саркин отвернулся. Он хотел голодать и ослабнуть, чтобы быстрее умереть под пыткой.

— Ты будешь есть, — рявкнул Карлупо.

Когда Саркин отказался, Деканни силой разомкнул пленнику челюсти, а Карлупо засунул кашу ложкой. Она наполнила весь рот Саркина, подобно кляпу, и ему пришлось проглотить ее. Они заставили его съесть все. Унижение было таким же болезненным, как ожоги.

Когда они сели в седло, его охватила боль. Движения лошади заставляли грубую рубашку тереться о свежие ожоги, он потел на жарком солнце, и соль разъедала раны. Он думал о смерти. О смерти, которая положит этому конец. В середине дня связанные кисти начали раздуваться, и веревка впивалась в тело. Саркин сильно прокусил себе губу.

— Есть собираешься, малыш? — спросил Карлупо во время следующей остановки. — Или ты хочешь, чтобы мы снова тебя кормили?

— Я буду есть.

Карлупо развязал ему руки и стоял над ним с обнаженным мечом, пока Саркин жевал вяленую говядину и галеты. Затем они снова сели на лошадей и агония продолжилась.

К тому времени они далеко заехали в горы и двигались по узкой тропе, которая петляла среди огромных валунов. Иногда они переходили вброд быстрый ручей или терлись плечом о высокую скалу. Саркин едва замечал дорогу. Он сильно натер себе бедра от того, что весь день ехал в мокрых и грязных бриггах. Деканни придержал лошадь и заговорил с пленником:

— Мы скоро разобьем лагерь. У меня опять будет несколько минут, чтобы поиграть с тобой. Выбирай, что тебе больше понравится. Я могу сунуть раскаленное лезвие тебе под мышки, а могу в задницу. Вечером скажешь, какая тебе игра больше понравится.

После этих слов Деканни немного отстал, чтобы занять место в арьергарде. Саркин дрожал так, что никакие усилия воли не могли заставить его успокоиться. Он хорошо понимал, что делает Деканни. Конечно, если Саркин не выберет, то его ждут обе пытки, но если он отдаст предпочтение одной из двух, то сделает первый шаг к сотрудничеству со своими мучителями. Они хотят сломить его волю, сделать партнером собственной боли, пока наконец не возникнет смертоносное, почти сексуальное единение между тем, кто приносит боль, и тем, кому ее причиняют.

— Деканни! — крикнул он. — Я не стану выбирать.

Сзади послышалось хихиканье. Они въехали в скалистое ущелье. Сверху его закрывали кусты. Когда Саркин поднял голову, ему показалось, что один из кустарников превратился в человеческое лицо.

Он быстро отвернулся. Если у него начнется бред или он сойдет с ума, то потеряет остатки воли и не сможет больше противостоять мучителям. Он сосредоточился на дыхании и попытался отвести сознание от разбитого, пульсирующего тела. Тени стали еще гуще. Ночь приближалась.

Они разбили лагерь в такой узкой долине, что она скорее напоминала расщелину между скалами. Саркин сидел на земле и следил за каждым шагом Деканни, когда два ястреба разводили костер и давали лошадям двойную порцию овса. Скоро, очень скоро он четыре раза испытает на себе прикосновение раскаленного лезвия.

— Пусть вначале поест, — наконец распорядился Карлупо. — Он не сможет ничего проглотить после того, как ты с ним закончишь.

— Хорошо. Я дам ему отдохнуть между каждым прикосновением.

Саркин закусил кровоточащую губу и уставился в землю, словно мог уменьшить весь мир до этого маленького кусочка.

Внезапно он услышал крик Деканни. Саркин поднял голову и увидел, как ястреб шатается — стрела вонзилась ему в левое плечо. В долину вбегали люди. Они были невысокого роста, самое большее пять футов, но массивного телосложения и хорошо вооружены. Их длинные топоры наносили смертоносные удары — один, два, три раза, и вот уже Карлупо лежит мертвым, с отрубленной головой и отсеченными ногами. Деканни пытался бежать, но огромный топор ударил откуда-то снизу и вошел ему глубоко между ног. Он закричал, упал и тут ему аккуратно перерезали глотку самым краем лезвия. Низкорослые воины улыбнулись друг другу и собрались кругом, чтобы посмотреть на трупы. Только тогда Саркин понял, что во время неравного сражения ни один из них не издал ни звука.

Сняв шлем, по форме напоминающий горшок, один из незнакомцев подошел к Саркину. У него было изрезанное морщинами, загорелое лицо, густая седая борода и кустистые черные брови.

— Ты говоришь по-дэверрийски? — обратился он к пленнику.

— Да.

— Хорошо. И я говорю. Не очень хорошо, но говорю. Другие говорят хорошо, там, внутри. Они с тобой поговорят. Я — Джорл. Можешь встать?

— Не знаю. Послушай, добрый Джорл. Я не понимаю. Вы кто?

— Горные люди. Не беспокойся. Мы — спасители. Ты в безопасности.

Саркин опустил голову и расплакался. Слезы лились у него, как у ребенка. Джорл перерезал его путы маленьким кинжалом.

Потребовались усилия нескольких карликов, чтобы усадить Саркина в седло. Они забрали всех лошадей, а сами тронулись пешком, ведя в поводу коня Саркина. Поначалу он пытался догадаться, почему они спасли его, но ему потребовались вся его воля, чтобы просто удержаться в седле. Наконец, когда сумерки сгустились, они начали спускаться по узкой долине, приближаясь к отвесной скале. Внезапно Саркин услышал скрежет.

— О, боги!

В скале медленно открывалась огромная дверь. Когда они достигли ее, она полностью распахнулась и замерла. Джорл, а за ним и остальные вошли в высокий квадратный туннель. Им навстречу вышли другие горные жители с фонарями в руках. Они переговаривались на языке, которого Саркин никогда раньше не слышал. Он бросил взгляд назад и увидел, как дверь медленно закрывается у него за спиной. Вид исчезающей щелочки света вызвал головокружение. Внезапно к нему протянулись руки и схватили его, чтобы осторожно опустить вниз. Над ним склонилось лицо Джорла.

— Мы принесем носилки. Понесем тебя.

Саркин хотел его поблагодарить, но провалился во тьму.

Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на узком тюфяке в кромешной тьме. Он испытал чувство острого ужаса, потому что здесь не было никакого света, и даже тьма была везде одинаковой. В обычной комнате в ночное время темнота неоднородна: в углу она гуще, возле окна — светлее. А здесь… Постепенно Саркин осознал, что его вымыли и он лежит обнаженным под мягким одеялом, а ожоги почти не болят. Через несколько минут дверь открылась и вошел человек ростом в четыре фута, с лампой в руке.

— Дикие сказали, ты проснулся, — объявил он. — Ты можешь есть?

— Думаю, да.

— Я принесу тебе еду.

Он поставил лампу на небольшой столик и вышел, заперев дверь за собой.

Саркин услышал, как снаружи опустилась тяжелая щеколда. Значит, он пленник. Хотя длина комнаты составляла всего десять футов и была вырублена прямо в скальной породе, все же это помещение мало напоминало тюремную камеру. На полу лежал толстый красный ковер, рядом с тюфяком и столом находился стул с высокой спинкой. На сиденье лежала подушка. Вся эта мебель была предназначена для человека с очень короткими ногами. У двери стоял ночной горшок, прикрытый тканью, а рядом лежала одежда Саркина, выстиранная, высушенная и аккуратно сложенная.

Двигаясь медленно, потому что голова у него все еще кружилась, Саркин встал и оделся. Он не удивился, не обнаружив своего оружия. Он как раз заканчивал одеваться, когда вернулся тот же человек с деревянным подносом, на котором стояли две миски.

— Ты любишь грибы?

— Да.

— Хорошо, — он поставил поднос на стол. — Тут все мало для тебя? Ты здесь ненадолго.

— А ты можешь мне сказать, куда я отправлюсь потом?

Низкорослый человек молчал, склонив голову набок, пока думал, а после просто пожал плечами и пошел к двери. Он открыл ее как можно шире, чтобы Саркин смог увидеть двух охраняющих его вооруженных солдат. Потом ответил:

— За тобой приедет Мастер Эфира.

Он вышел и захлопнул тяжелую дверь как раз в тот миг, когда Саркин прыгнул на нее — скорее, в ужасе, чем в безнадежной попытке убежать.

Он сильно ударился о дверь, постоял, широко расставив ноги и раскинув руки и слушая, как задвигается щеколда, затем разрыдался.

Наконец он оторвался от двери и заметался по комнате. Сверху, рядом с высоким потолком находилось отверстие, которое служило вентиляционной шахтой. Слишком маленькое, чтобы в него протиснуться. Может, ему притвориться больным и попытаться справиться с тюремщиком?

Но оставались еще стражники. Может, ему удастся убрать свою ауру и выскользнуть — если они еще когда-нибудь откроют дверь до того, как появится Невин. Или призвать Диких и устроить отвлекающий маневр? Может, ему даже удастся заставить кого-то из Диких отодвинуть щеколду!

Внезапно Саркин остановился. Ему в голову ударила мысль. Она пронзила его, как стрела: он не хочет убегать.

Очень медленно он сел на пол, снова и снова обдумывая эту новую мысль. Нет, он не хочет быть свободным.

Он истощен до самой глубины души, он слишком устал, чтобы бежать, и если он убежит, то будет убегать вечно — от Невина, закона, ястребов, ужаса собственных воспоминаний. Бежать, всегда бежать, всегда врать, всегда настороже.

— Оленю в охотничьем заповеднике спокойнее живется.

Он улыбнулся горькой кривой улыбкой. Значит, он умрет. Невин, несомненно, сдаст его гвербрету, и его убьют.

Конечно, это лучше, чем попасть в лапы ястребов. Самое худшее, — это если его колесуют, но он слышал о Блейне достаточно, чтобы знать: вероятнее всего, его милостиво повесят.

Саркин также почувствовал определенное извращенное удовольствие, поняв, что все факты, которые он собрал, умрут вместе с ним. И Старец никогда не узнает о смешанной крови Родри.

Когда Саркин улыбнулся этой мысли, то понял, что ненавидел Старца много лет, он ненавидел их всех, каждого мастера черного двеомера, и ученика, и ястреба, которых когда-либо встречал, ненавидел их так, как они, никогда бы не могли возненавидеть его. А теперь он от них наконец избавится.

Когда Саркин посмотрел на свои руки, то ожидал увидеть, как они трясутся, но они лежали спокойно. Он хотел умереть.

Внезапно он понял, что его неизбежная смерть будет не казнью, а самоубийством. Столько бесконечных лет он чувствовал себя опустошенным. Все эти годы он был фарсом, а не человеком. А теперь тонкая, ложная оболочка, которую он представлял миру, разрушится и исчезнет, и вместе с нею растворится та пустота, которая заполняла него. С долгой усталостью будет покончено.

Саркин снова улыбнулся и почувствовал, как его омывает тепло и ему становится спокойно, словно он плавает в горячей ароматической ванне, или летает в нескольких дюймах от пола, легкий и невесомый. Он чувствовал себя умиротворенно. Никто никогда не заставит его больше снова идти против своей воли, никто больше не причинит ему боль.

Все еще улыбаясь, Саркин подошел к подносу с едой. Он был совершенно спокоен и очень голоден.

Покончив с трапезой, Саркин улегся на живот, положил голову на сложенные руки и стал следить за тенями, отбрасываемыми на пол лампой.

Временами он выплывал из тела, затем проскальзывал назад, двигаясь взад и вперед между эфирной плоскостью и физической без какого-то либо сознательного усилия.

Фактически он находился вне тела, когда дверь в камеру открылась и вошел Невин в сопровождении карлика.

Хотя Саркин никогда раньше не видел старика, он знал, что видит перед собой Мастера Эфира — по его ауре, почти слепящему свечению бледно-золотого цвета.

— Черви и слизь! — рявкнул карлик. — Он мертв?

— Сомневаюсь, — Невин встал на колени рядом с телом Саркина и положил руку на шею сзади. — Нет, он в трансе.

Внезапно Саркин почувствовал, как вокруг него закружился голубой свет. Тело тянуло его назад за серебряную нить, пока он наконец не услышал щелчок. Саркин со стоном открыл глаза и увидел, как над ним склоняется Невин.

— Хорошо, — сказал карлик. — Ну, я буду снаружи, если понадоблюсь.

Саркин глядел в пол, пока не услышал, как захлопнулась дверь, затем очень медленно повернул голову и посмотрел на соперника. Казалось, ему следует сказать что-то, возможно, вызывающе крикнуть, или сделать простое замечание, что он готов и хочет умереть. Но он снова почувствовал усталость и не произнес ничего. Невин долго смотрел на него.

— Я организовал твое спасение, — наконец заговорил Невин. — Они сказали тебе об этом?

— Да. Спасение? Или еще одну ловушку?

— Ты, молодой дурак! Что ты думаешь, я собираюсь пытать тебя?

— Уверен, тебе нет необходимости… кого-то пытать.

— Боги, разве между твоими двумя ушами нет мозгов? Это я говорил с тобой через огонь, я предлагал тебе призвать Свет. Ты это сделал и вот я здесь.

Невин улыбнулся. Саркин долго думал об услышанном.

— Ты хочешь исправить содеянное зло? — продолжал старик.

— Все, что я хочу, — это умереть.

— Боюсь, что это твое желание исполнится, — Невин стал грустным. — Но ты получишь шанс навсегда избавиться от Тьмы.

— Что? Где? В проклятых Других Землях?

— Перестань! Ты в самом деле веришь, что когда человек умирает, то ему приходит конец? Чему тебя учили?

Саркин уставился на Невина в растерянности. И тем не менее внезапно начал вспоминать намеки и подсказки — путешествие на эфирной плоскости после сознательного освобождения от плоти, хвастовство Аластира о вечной жизни в Земле Оболочки и Коры. Ненависть вскипела внутри Саркина, когда он понял, чего его лишил Аластир и как обманул.

— Я избавлюсь от Тьмы! Не в Других Землях, а в моей следующей жизни!

— Именно так. Это будет вызов, парень. Это будет борьба. Ничто великое не дается бесплатно. Ты откажешься от Тьмы и повернешься к Свету?

Саркин не колебался.

— Да, Мастер Эфира. Отрекусь и повернусь.

И он заплакал, съежившись на полу. Он долго рыдал, без слов и мыслей.

Хотя Невин настаивал на том, что способен сам привезти назад опасного преступника, ни Джилл, ни Родри не хотели его отпускать.

Однако теперь они понимали, почему мастер двеомера запретил кому-либо из людей Блейна сопровождать их.

В молчании и благоговении они сидели на длинной каменной скамье у стены огромной пещеры и наблюдали за ярмаркой карликов.

Пещера составлял ярдов сто в диаметре и примерно в два раза больше в высоту. Она освещалась лучами солнечного света, которые проникали в отверстия, вырубленные высоко наверху.

Прямо напротив них вода струилась по стене, собираясь в искусственные резервуары. Время от времени какой-нибудь карлик наполнял ведро у озерца и уносил его домой.

В центре пещеры шел бойкий, многолюдный торг. Больше всего продавалось еды: грибы, летучие мыши, корешки, которые украдкой выращивали на поверхности, дичь, на которую охотились, не привлекая к себе внимания.

— Эти люди живут трудной жизнью, — заметила Джилл.

— Они заслужили ее.

— О, послушай, любовь моя. Постарайся воспринимать это с честью и любезно.

Родри просто нахмурился.

Когда они подъехали к двери, ведущей в жилище карликов, один из стражников поднес к ним небольшой кинжал. Как только кинжал приблизился к Родри, то засветился, что вызвало поток ругательств и криков. Только вмешательство Невина не позволило карликам оставить Родри снаружи. Хотя время от времени кто-то подходил к ним и говорил Джилл несколько слов, все игнорировали Родри, словно он был опасным животным, которое она держала при себе.

К ним приблизилась маленькая женщина в грубом коричневом платье, ростом не более трех футов. К ее спине ремнями крепился крохотный стульчик, в котором сидел ребенок. Поскольку Джилл не представляла себе, сколько живут карлики и как быстро они растут, то не могла определить возраст ребенка, но он сидел прямо и оглядывался внимательно. По человеческим меркам ему можно было дать годик.

— А-а, — сказала женщина. — Ты, вероятно, и есть та девушка, которая приехала с Мастером Эфира.

— Да, это я. Это мальчик или девочка?

— Девочка.

— Очень хорошенькая.

При похвале ребенок улыбнулся, показал ямочки и загукал. У девочки был низкий лоб под вьющимися черными волосами и толстый нос.

Она источала столько жизненных сил, что Джилл захотелось подержать ее.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — продолжала Джилл. — Откуда столько ваших знают дэверрийский?

— Мы торгуем с фермерами в предгорьях. Они — мирные люди и хранят наши тайны в обмен на серебро. Нет ничего лучше, чем драгоценные металлы, чтобы завести друзей. Или жестоких врагов.

С последними словами она посмотрела на Родри.

— Пожалуйста, объясни мне, что не так с моим мужчиной? — попросила Джилл.

— Охранный талисман засветился рядом с ним, не так ли?

— Да, но что это значит?

— Ну… — женщина задумалась на мгновение. — Честно говоря, не знаю. Готова поспорить: никто не знает. Но у нас есть поговорка, древняя поговорка, — тут она что-то быстро произнесла на своем языке. — Это означает: «Когда охранное лезвие сверкает, враг близко».

— Понятно. Как мне кажется.

Женщина кивнула, затем пошла дальше, прижимая к себе ребенка.

— Молюсь всем богам, чтобы Невин побыстрее вернулся! — рявкнул Родри.

Его желание исполнилось через несколько минут, когда мастер двеомера появился из туннеля на другой стороне пещеры.

Его сопровождал карлик по имени Ларн, за ними следовали два воина с топорами и Саркин, который шел согнувшись, как очень старый человек. Джилл с Родри встали и поспешили им навстречу. Саркин посмотрел на Джилл и в его глазах она увидела такую глубокую усталость, что даже отшатнулась. Он улыбнулся, едва шевельнув губами.

— Я не доставлю хлопот.

Саркин выполнил свое обещание. Он не произнес ни слова на протяжении долгого пути назад в дан Хиррейд.

Плавая над огнем, лицо Саламандра улыбалось. Невин всем сердцем желал, чтобы хотя бы раз за всю свою долгую жизнь гертсин хоть к чему-то отнесся серьезно.

«Итак, свидетельства Камделя означают, что насчет опиума я был прав», — пришел ментальный импульс Саламандра.

«Прав, — согласился Невин. — Я хочу, чтобы ты незамедлительно отправился к некому лорду Гвалдину. Он постоянно общается с королевским провостом и хорошо меня знает. Пусть Гвалдин как можно быстрее организует арест этой Ангариад. Скажи ему, чтобы ее тщательно охраняли. Готов поспорить: при дворе окажется много господ благородного происхождения, которые захотят отравить ее, чтобы она не наболтала лишнего.»

«Я пойду к нему завтра прямо с утра. Сколько времени мне оставаться в дане Дэверри?»

«Пока я не приеду. Лиддин-аптекарь — я думаю, ты с ним встречался — находится на пути сюда из дана Кантрейя. Я передам Камделя ему, затем верну Великий Камень королю. Ты не возражаешь против того, чтобы подождать там?»

«Ни в коей мере. То, что ты просишь меня остаться, — в некотором роде награда, поскольку мой любимый и уважаемый отец хочет, чтобы я вернулся домой.»

«Ну, если ты ему требуешься, я могу отправить в столицу кого-то другого.»

«Не надо беспокоиться, о Мастер Эфира, — Саламандр стал показательно меланхоличным. — Догадываюсь, в чем дело: отец хочет укорить меня за мое поведение. Я сказал, что вернусь осенью. Это и так будет достаточно скоро, чтобы выслушать еще одну тщательно составленную и точно сформулированную песнь о моих недостатках, которую полновесным гласом исполнит бард.»

Когда они закончили разговор, Невин затушил огонь, потому что летняя ночь была теплой.

На каминной доске лежали три книги Аластира, которые Невину передали карлики.

Одна была экземпляром «Тайной книги друида Кадваллона», другие, на бардекианском языке, назывались «Путь к власти» и «Меч воина» — отчасти претенциозная чушь, отчасти — описание исключительно опасных процедур и ритуалов.

Невин лениво открыл «Меч воина».

«Поскольку все должно поглощаться Волей истинного Воина, даже тайные места Тьмы, забытая Истина вызывает наибольшее восхищение, и те, кто в схватке сошлись под Сигилом…»

Фыркнув, Невин закрыл книгу и отбросил в сторону.

— Интересно, почему эти люди всегда пишут такой бред? — заметил он, обращаясь к желтому гному.

Гном привычным жестом почесал живот, затем схватил несколько угольков из камина и разбросал их везде по ковру. До того, как Невин смог его схватить, гном исчез. Старик поднимал последний из угольков, когда в дверь постучали.

— Это Джилл.

— Заходи, дитя, заходи.

Она вошла, закрыла дверь, потом прислонилась к ней, словно чувствовала себя очень утомленной.

— Я пришла попрощаться. Мы с Родри уезжаем завтра.

— Боги! Так скоро?

— Так скоро. Дело в том, как Блейн относится к Родри. Вся его щедрость заставляет Родри острее чувствовать свой позор. Иногда я совсем не понимаю этих мужчин, связанных своей честью.

— Им приходится вспахивать поле, полное камней. Но я надеялся, что вы задержитесь здесь по крайней мере до того, пока я не закончу свои дела.

— Мне будет тебя не хватать.

— Правда? — Невин почувствовал, как у него перехватывает горло. — Мне тоже будет тебя не хватать, но ты всегда сможешь связаться со мной через огонь.

— Да. — Джилл так долго молчала, что Невин подошел поближе и внимательно посмотрел на нее. — Я много думала о разных вещах. Временами мне так жаль, что я не отправилась с тобой, когда ты хотел, чтобы я изучала травы. А теперь слишком поздно.

— Из-за Родри?

Она кивнула, о чем-то думая.

— Когда-нибудь я забеременею и не смогу больше ездить с ним, — сказала она наконец. — Если я отправлюсь в дан Гвербин, чтобы жить с отцом, то Родри даже не сможет меня навещать — из-за ссылки. Но будь я проклята, если закончу свою жизнь девушкой в таверне, как мама. Поэтому, видишь ли, я думала, может…

— Конечно, дитя! — Невин чувствовал, что ему хочется плясать от радости. — Почему бы тебе, мне и малышу не устроиться где-нибудь в таких краях, где людям требуются травник и ученица? Кто нам может это запретить?

Джилл улыбнулась так радостно и с таким облегчением, что показалась Невину ребенком.

— Если бы не упрямство Родри, то мы могли бы сделать это прямо сейчас, — продолжал Невин. — Но я не могу представить его копающимся среди трав.

— Он может и согласиться — в ночь, когда Луна становится пурпурной и падает с неба.

— Будем иметь это в виду. В северных провинциях есть несколько городов, которым очень нужен травник. Они готовы закрыть глаза на тот факт, что с ним проводит зиму серебряный кинжал.

После того, как Джилл ушла, Невин долго стоял у окна и улыбался сам себе. «Наконец-то! — подумал он. Скоро его вирд начнет развязываться. Скоро он сможет обучать ее двеомеру. Скоро. Но даже в радости он почувствовал холодное предупреждение. В его жизни, наполненной двеомером, ничто больше не будет простым.