Чарованная щепка

Глава 11. Аптека перерождается, а кот повергает в шок

В Итирсисе: 10 апреля, понедельник

– Послать за туалетами из дома или заказать у местных рукодельниц? – крикнула Виола через открытую дверь своей комнаты, с колебанием рассматривая единственное в гардеробе летнее одеяние.

Тепло нагрянуло в первые дни апреля. Осенью плотные накидки носятся в городе долго, пока морозы не воцарятся окончательно. Весной же едва успеешь отряхнуть их от пыли на смену шубейке, как назавтра случается пора платьев с кисейными рукавами. В этот год солнце и вовсе слизнуло сугробы за какие-то три дня, выманив любопытные носики почек.

– Родители навестят нас не раньше июня, пока можно послать за сундуками, – ответил Себастьян из залы, не больно-то вникая в сестрицыны метания. Мужчине что – камзол один будний, второй выходной (никогда не носится), штанов пара, пяток белых сорочек. Зимой и летом одним цветом. Даже когда новые брюки скрепя сердце закажет, упрашивает, чтобы, отличий не нашлось и полдюжины, разве что прорехи дозволит не воспроизводить.

Виола со вздохом вывела, что совета здесь ей не дождаться. Увлеченная мастерской, общительная девица не сразу осмыслила, что в городе осталась без подруг и пока не имела времени близко сойтись с кем-то из ровесниц своего круга.

Трудовые будни артефакторов полетели без оглядки – Виоле то и дело приходилось аккуратно стирать влажной ветошью угольные записи на печи, чтобы переправить их из одной колонки в другую через тонкий ручей вертикального разделителя.

Дерево для Карлоты Эдмондовны, наконец, забралось под «Изготовление», а помимо розданных и снова заказанных греющих подставок появился еще один прожект посолиднее: две дюжины пиал с эффектом охлаждения – трактирщик Бруно Франкович надумал к лету покорить гостей замороженными десертами. Пиалы томились в разделе «Прообразы», поскольку резные узоры еще не были согласованы.

«Скалочки», напротив, резво перемахнули две ступени, ибо рисовании эскизов не нуждались, а были куплены за бесценок на первом же рыночном лотке в количестве пяти штук.

Воодушевленные Карнелисы немалым усилием отказались от работы по воскресным дням – одним из клятвенных обещаний матушке было не свести разумные труды в столице к рабскому сребролюбию.

По этой причине сдачу заказа аптекарю назначили на утро понедельника. Отложив думы о нарядах, Виола облачилась в зеленое летнее платье и обернула артефакт расшитой крестиком салфеткой.

– Выходной камзол? – спустившись, она изобразила одобрительную оторопь, с ног до головы изучая брата. Тот ожидаемо продемонстрировал язык, но не рискнул язвить открыто, поскольку нуждался в какой-никакой женской руке для усмирения норовистого шейного платка.

Тем же утром Тысячелистник Обыкновенный, верный внешней котовьей невозмутимости, с удивлением отметил небывалый поток посетителей. Последние все больше входили в аптеку, а вот приобретать что-либо и отбывать на улицу не спешили. К приходу Карнелисов лавка уже собрала аншлаг.

Как видно, по всему кварталу пронеслось известие о том, что сегодня их аптеку будут «чистить» – хотя Кинри позвал на событие только Селену. Выставить сборище не было никакой возможности: заведение в эти часы открыто, а терпеливых зрителей не испугал пока еще буйный разгул ароматов, не соблазнил к променаду и разгулявшийся апрель.

Хозяину благосклонная толпа отвела лучшее место у его собственного стола. Там же по обыкновению застыл и кот, сидя сегодня возле нового артефакта, уменьшенной своей копии. Тысячелистник полагал, что своим присутствием должен освободить фигурку от излишнего к ней внимания, пока легкая слава не подточила ее деревянный характер. Словно разделяя соображение, Селена почесала его за ухом. Вряд ли бы кот потерпел такое панибратство от кого-то другого, но тут издал короткое урчание прежде, чем спохватился. Придя в себя, он на всякий случай спрыгнул на пол и затерялся в лесе чужих ботинок.

Рядом со столом волновались артефакторы – Себастьян был готов к оперативной правке магокода в полевых условиях.

Дома испытаний прошло уже несчетное количество. Мастер все вливал и вливал блоки магии в сосновую фигурку, а Виола терпеливо снимала пробы новой работы, не забывая следить за стабильностью прежних чар на нескольких выбранных травах.

Исправлять пришлось довольно, часть запахов потребовали даже перезаписи. Ошибки устранили, но Виола трепетала до тех пор, пока Кинри не активировал устройство касанием резного медальона на шее фигурки.

– Чудеса! – выдохнул он и немедленно снова вдохнул глубоко и счастливо, не веря собственному носу.

Воздух аптеки был чист, словно горное озеро. Фигурка на столе чуть нагрелась, послушно вбирая один за другим ароматы растений – пропала горечь полынной настойки, густой ромашковый дух, резкая календула и еще сотни запахов, которые Виола прежде не сумела бы распознать, но теперь, после часов работы над заказом, порой угадывала.

Муки мастеров окупились всеобщим восторгом и даже отдельными криками «ура». Селена лучилась изумлением, хотя букет ее как будто не огорчал и прежде. Аптеку теперь полнили ароматы, доселе скрытые.

С кухни потянуло пшенной кашей, с улицы – печным дымом, а девичьи платья, вчера покинувшие сундуки, еще отдавали лавандой (по результатам дискуссий исключенной из реестра нежеланных запахов).

– Зачастили приличные маги в нашу глушь! – излилось народное признание. – Сначала Леюшка прибыла, а ныне и еще два великих чародея!

Виола раскраснелась от удовольствия и не стала разубеждать зрителей в своих колдовских талантах. В конце концов, без нее прожект остался бы только в мечтах аптекаря, а то и вовсе не зародился бы в его уме.

Себастьян пожал незаметно пальцы сестры, жестом подтверждая, что собою горд, но и на ее счет с публикой солидарен.

Посетители вертели головами, и Виола обнаружила, что в столице она не совсем уже чужачка и многие лица в толпе ей знакомы.

Вот кума Берта – трудится прачкою и регулярно берет освежить одежонку Карнелисов.

– Теперь проходу не будет от покупщиков! – предсказала она успех аптеки.

– И то! – согласился с кумой трубочист, тоже узнанный. – Зелья лечили справно, только дух воротил. Сызнова разнюхаем – авось, не столь и благовонные.

– Лавка теперь – настоящий дом, – с благодарностью добавила Селена.

Хозяин озирался блаженно, хотя внешний облик залы ничуть не переменился. Аптекарю хотелось поднести к носу каждый пузырек на полках, развязать каждый мешочек в шкафу – но это действо он благоразумно отложил до закрытия своей переродившейся лавки. Такой церемонии должны содействовать полумрак, одиночество и завешенные окна. Отданные золотые луны и заготовленный остаток платы не смущали его бережливость уже ни в малейшей степени.

Толпа еще охала и цокала, но стала расходиться. Дел у насельников простых кварталов было невпроворот: под коварным солнышком на участках проступили грядки и теперь злодейски взывали к огородному долгу, хоть в окна не гляди.

Кинри отпустил страждущим несколько пузырьков, сбивчиво благодаря их за поддержку, и скоро от всех зевак остался лишь невысокий полноватый мужчина у самой стены. Исподволь глядя на суету с улыбкой, он, как видно, давно и терпеливо ждал шанса уловить внимание хозяина.

– Удивил, брат! – наконец, воскликнул он. – Достойный сын своего батюшки – семейное дело на новый уровень поднял одним движением.