Обед на сто персон

сли бы Чарли выглянул в окно, его ожидало бы потрясающее зрелище. Все небо закрыли птицы. Их криков почти не было слышно, потому что все заглушал шелест крыльев. Птицы постепенно разбивались на отдельные стаи. Они опускались и рассаживались по крышам, деревьям, изгородям, пряча головы под крылья и засыпая. И вскоре все они уже спали, остались бодрствовать только совы и филины.

А горожане, те из них, кто спал чутко, просыпались, подходили к окнам и были вознаграждены незабываемым зрелищем. По городу двигались внушительные и молчаливые колонны животных. Их вели три кота с такими яркими шубками, что все вокруг окрашивалось в самые фантастические цвета. Животные по пути отыскивали свои дома. Кто царапался в окно, кто прятался в конуре, кто заходил в конюшню, а случайные зрители, наблюдавшие за происходящим, с облегчением вздыхали.

Новость распространилась очень быстро. Даже дети из академии Блура на первой же перемене услышали о Великом Возвращении. Смех раздавался и в столовых, и в классных комнатах. На всех детских лицах сияли улыбки. Чарли оживился, хотя некоторые, самые подозрительные из его одноклассников продолжали посматривать на него весьма косо.

Но не успела решиться одна проблема, как, здрасте вам, обнаружилась другая! Его могут оставить на выходные в академии, а ему страшно хочется узнать, не оттаяла ли Мейзи. И еще ему необходимо быть дома, чтобы наблюдать за мамой.

В обед Чарли отправился на поиски Билли. Тот сидел в столовой и лакомился новым кухаркиным изобретением — картофельными ежиками.

— Это не настоящие ежики, — серьезно пояснил Билли. — Просто у них кончики хрустящие.

— Я слышала, животные вернулись? — накладывая порцию Чарли, тихо спросила кухарка.

Чарли кивнул:

— Их привели Огнецы. Только меня на эти выходные оставляют в школе, так что…

— Что?! — У кухарки даже черпак опустился, так она удивилась. — Этого нельзя допустить!

Чарли хотел спросить почему, но в это время у него за спиной раздался голос Габриэля:

— Умираю от голода! Подвинься, Чарли.

Чарли забрал свою тарелку с «ежиками» и подсел к Билли. Вскоре к ним присоединились Габриэль и Фиделио.

— Знаете, что будет в эти выходные? — спросил у них Билли.

— Меня оставляют в школе, — буркнул Чарли.

— Нет, я не об этом. — Билли выпрямился, стал важным и гордым. — В пятницу Обед на сто персон, а в субботу Большой бал. Я слышал, как Блур напоминал об этом надзирательнице. Он даже рассердился, Чарли, когда узнал, что она тебя наказала, потому что не хочет, чтобы в здании оставался кто-нибудь из детей. Но та ответила, что принципиально не отменит наказания. Тут доктор Блур разозлился и приказал ей сделать все, чтобы ты не путался под ногами. Я думаю, он имел в виду и меня тоже, потому что если тебя оставят, то я останусь тоже. Хорошо, Чарли?

— Билли, я никогда не слышал, чтобы ты говорил так много сразу и все по делу, — заметил Габриэль. — А что это за Обед на сто персон и Большой бал?

— Ну-у, я немного узнал у Манфреда… — начал Билли.

— У Манфреда? — потрясенно переспросили остальные.

— Он так важничал. Думаю, ему просто не терпелось кому-нибудь это рассказать. Вот он и рассказал мне, что каждые десять лет у них сбор. Директора академий собираются и говорят о своих учениках, предметах и других делах.

— Из каких это других академий? — спросил Чарли.

— Ну, где тоже учатся одаренные дети.

— А есть и другие? — удивился Чарли.

— Конечно. Должны быть, — задумчиво произнес Габриэль. — Если подумать, то должны быть сотни таких, как мы. По всему миру. Прикинь: у Алого короля было десять детей. И если у всех у них тоже были дети девятьсот лет назад, то…

— Ого! — Чарли даже рот открыл. — Ну и дурак же я! Конечно, не могут же они все ходить в академию Блура. А если они живут в Китае или в Африке?!

— Или даже в Ирландии или Шотландии, — добавил Фиделио.

— Удивляюсь, как это я никогда об этом не задумывался, — покачал головой Чарли.

Тут все дружно занялись «ежиками». Но каждый продолжал думать о других академиях, других детях, других директорах.

— Я хочу попасть на этот обед. Мне много чего надо выяснить.

— Мне тоже, — подключился Билли.

Чарли проглотил последний кусочек и улыбнулся. Не такие уж плохие намечаются выходные. Может быть, мама нашла вербену и, когда он явится домой, Мейзи будет в порядке.

А в это время у академического народа сложилось убеждение, что самые важные события в мире будут происходить именно здесь. По мере приближения пятницы потолок в главном холле засверкал тысячами фонариков. Шпаги, арбалеты, копья, кривые турецкие ятаганы и другое внушительное на вид оружие извлекались из сундуков, шкафов и чуланов. Отполированное до угрожающего блеска оружие развешивалось по обшитым дубовыми панелями стенам, вызывая восторг и затаенный ужас. Армия уборщиц драила полы до ослепительной чистоты, и детям разрешалось ходить только по самому краешку — за этим строго следили.

В главной столовой освещение было умеренное, но всеобщее внимание привлекли несколько железных держателей для факелов, закрепленных на стенах. Неужели и факелы в них вставят? И разведут огонь в камине?

Даже у самых приветливых официанток школьной столовой испортился характер. Их изматывали дополнительные хлопоты. Каждую минуту кто-нибудь из них проносился по коридору с подносом, полным столового серебра, которое уже тысячу лет не извлекалось на белый свет.

Из подвалов и кладовых доставались фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы, золотые блюда. Все сносилось в кухню и там намывалось и начищалось до невозможного блеска.

По всем прежде темноватым коридорам, соединявшим столовые с холлом, теперь разливался сказочно яркий свет. А еще Чарли заметил, что некоторые портреты украшены золотыми лентами. Но не все, а, очевидно, только те, которые имели отношение к наиболее почетным гостям.

Чарли с Билли сидели в спальне и наблюдали, как остальные мальчики укладывают сумки. Чарли чувствовал странное и удивительное воодушевление, но старался не подавать виду и выглядел даже мрачным. Но когда Брайн Хвастун и Руп, небрежно закинув сумки на плечо, направились к дверям, он не выдержал и усмехнулся буквально одним уголком губ.

— Ты чего это ухмыляешься? — обрушился на него Хвастун.

— У Рупа такая тяжелая сумка, он, того и гляди, рухнет. Сколько конфет ты туда затолкал, а, Руп?

Кое-кто захихикал.

— Заткнись! — рявкнул Руп.

— Желаю тебе плохих выходных, Чарли Бон, — взяв Рупа на буксир, попрощался Хвастун и вышел из комнаты.

Последними ушли Габриэль и Фиделио. Они пожелали Чарли удачи и пообещали встретиться с ним в воскресенье.

— Я принесу хомячков и тебе, — пообещал Габриэль и помахал на прощание рукой.

Вскоре после того, как школу покинули последние ученики, в спальню зашла Лукреция Юбим и сообщила мальчикам, что сегодня они будут ужинать раньше положенного.

— К шести вы должны вернуться сюда. Свет будет выключен в семь. И чтобы до завтрака ни один из вас из спальни и носа не высовывал.

— Свет в семь часов? — не удержался Чарли. — Почему?

— А что ж ты думал! В наказание. А теперь приведите себя в порядок. Ужин в половине шестого в малой столовой. — И со злорадной улыбкой Лукреция удалилась.

Они отправились на поиски кухарки и нашли ее очень озабоченной. Вокруг нее лихорадочно суетились помощницы, да и сама она металась между холодильной камерой и огромными печами.

— Так, этих сто, этих тоже сто… Черепаховый суп, пирожки с голубями, тушеное мясо… Этому без мяса, этой без крема… — бормотала она на ходу. — Привет, мальчики, — даже не взглянув на ребят, бросила она. — Боюсь, для вас есть только печеная фасоль и тосты.

Кухарка выложила из кастрюли фасоль на две тарелки с тостами и добавила две чашки с заварным кремом.

— А когда начинается Обед? — поинтересовался Чарли.

— В половине седьмого, а я не успеваю!

К ней подлетела кучка обезумевших помощниц, и она махнула мальчикам рукой:

— Извините, голубчики, мне надо бежать.

Чарли потащил поднос в столовую и бухнул его на стол, расположенный подальше от раздачи. Стоял такой шум, что мальчики с трудом слышали друг друга. Они со всей возможной скоростью проглотили ужин и вымелись из столовой.

В спальне они переоделись в пижамы и прокрались на верхнюю площадку лестницы. Улегшись на животы, они из-за балясин разглядывали огромный холл. Сейчас его было не узнать. Большинство гостей были в вечерних нарядах, но присутствовали и несколько человек в тюрбанах, несколько — в расшитых золотом халатах и в цветастых накидках. Ребята углядели еще несколько длинных белых рубах, а один гость и вовсе был с головы до пят закутан в красный шелк и подпоясан ремнем, на котором висел кинжал в богато украшенных ножнах. Группа женщин в сари беседовала с женщинами в кимоно. А в другой группе люди в ярких одеждах, видно, не очень понимали друг друга, потому что все время нетерпеливо склонялись друг к другу.

Мистер Иезекииль, в черном бархатном пиджаке и красной ермолке, крутился на своей коляске в самой толчее, а из спинки его кресла со свистом и треском вылетали петарды и шутихи. Иногда гости, попавшиеся на его пути, отскакивали и дули на обожженные руки.

Официантки, в коротких черных платьицах, белых шапочках и передничках, сновали в толпе, разнося закуски, а официанты, в красных с золотом камзолах, ловко балансируя подносами, подавали шампанское.

У подножия лестницы арфистка в свободном розовом платье перебирала струны огромной золоченой арфы, звуки которой иногда перекрывали гул толпы.

— Здесь остались только самые злые и противные, — вплотную придвинув голову к голове Чарли, прошептал Билли.

— О чем ты? — тоже шепотом спросил Чарли.

— Алый король. Его хорошие дети навсегда ушли из замка. И даже уехали из страны. Так что некоторые из тех, внизу, наверное, из-за границы и произошли от хороших детей.

Такое в голову Чарли не приходило, поэтому он еще внимательнее стал присматриваться к гостям. Интересно, показалось ему или на самом деле у большинства принарядившихся работников академии очень настороженные выражения лиц? И конечно, они выглядят куда более угрюмо, чем гости. Те же вели себя дружелюбно и непринужденно, то и дело улыбаясь и смеясь.

Чарли взглянул на часы. Без пяти семь. Он толкнул Билли в бок:

— Через пять минут в спальню явится надзирательница. Как только она уйдет, мы слезем вниз и где-нибудь спрячемся на то время, пока все будут сидеть за столом.

Они осторожно убрались с площадки и кинулись в спальню. Едва мальчики успели заскочить в постели, как дверь открылась и на пороге появилась надзирательница. Она весьма непривычно выглядела в длинном изумрудно-зеленом платье. Зеленые серьги свисали почти до плеч, а гладко зачесанные серые волосы стягивал на затылке зеленый же бант.

— Выключаю свет, — холодно предупредила она. — И кстати, на тот случай, если вам вздумается побродить, советую запомнить: наказание за это будет гораздо более серьезным, чем это.

— Да, надзирательница, — смиренно отозвался Чарли.

Он подумал, что довольно нечестно включать в наказание еще и Билли, но решил промолчать.

Тетка Лукреция выключила свет, но вдруг задержалась в открытых дверях:

— Не хочешь ли сказать, как хорошо выглядит твоя тетя, а?

— Нет, тетя, — ответил Чарли. — То есть я хотел сказать да…

Дверь с шумом захлопнулась.

Он прислушался к удаляющимся шагам:

— Она больше не вернется. Не похоже, чтобы вернулась.

— Держу пари, она хочет поймать какого-нибудь богатенького директора, — хихикнул Билли.

Мальчики подождали еще немного, потом выскочили из спальни, прокрались на боковую лестницу и спустились по ней. Они оказались в коридоре, ведущем мимо буфетов в подвальный этаж, где располагалась главная столовая. Стараясь держаться в тени, они почти уже добрались до цели, но тут из зеленого буфета задом выплыла одна из официанток. Она катила тележку, уставленную мелкими тарелками.

Мальчики вжались в стену, но она все равно их заметила.

— Привет, мальчики. Что вы здесь делаете? — разглядывая их пижамы, спросила она.

— Мы хотим пить, — заторопился Чарли. — Нас мучит ужасная жажда, но не пить же там, наверху, сырую воду из ржавых труб…

— Вот бедняги. Ну, заходите и попейте сами. — Она кивнула на дверь зеленого буфета.

— Большое спасибо. — Чарли улыбнулся как можно приветливее.

Но в зеленый буфет лучше не заходить. Там хозяйничает миссис Уидон, особа злая и вспыльчивая, да и кухарка неважная. Позовет еще мужа, чтобы отвел их обратно в спальню.

Официантка покатила мимо них тележку.

— Подумаешь, не те тарелки! Чего так суетиться? — ворчала она себе под нос.

И скрылась в синем буфете.

Как только девушка повернулась к ним спиной, мальчики кинулись дальше.

— А где спрячемся? — спросил Билли, когда они добрались до дверей главной столовой.

— Под столом.

— Там нас могут заметить.

Чарли даже думать об этом не хотел. Он приоткрыл дверь и заглянул в помещение. Им повезло — все столы оказались накрыты скатертями, свисавшими почти до самого пола. Возле каждого места на красном бархатном кружке лежала серебристая карточка с вытисненным на ней именем. А вокруг каждой бархатной салфеточки располагалось видимо-невидимо ножей, вилок, ложек, рюмок и бокалов.

На полированном столовом серебре зловеще играли отблески от медных светильников на стене. И даже у дверей ощущалось тепло от пляшущего в камине пламени.

— Пошли! Быстро! — выбрав момент, когда официант повернулся к ним спиной, скомандовал Чарли.

Пригнувшись как можно ниже, мальчики прокрались к центральному столу и нырнули под него. Тут Чарли в нос ударил омерзительный запах, и он, к своему ужасу, обнаружил, что Душка тоже выбрал именно это место в качестве укрытия.

Но перебираться под другой стол было уже поздно. Дверь открылась, и два официанта торопливо ввезли тележки с горячими блюдами.

А под столом Душка, тихо поскуливая, тыкал Билли носом.

— Скажи ему, чтобы вел себя тихо, а то его выгонят, — прошептал Чарли.

Билли что-то тихо проворчал по-собачьи, и пес, помахивая облезлым хвостом, уселся рядом с ним.

— Что это там? — вдруг спросил один из официантов.

Билли почти беззвучно что-то сказал на ухо Душке, и хвост перестал мотаться из стороны в сторону.

— Наверное, крыса, — ответил второй.

Первый официант засмеялся:

— Надеюсь, она никого не хватит за ногу. Я уже сыт по горло: работаем с шести утра, а заплатят всего ничего.

— Та еще компания! — согласился его сотоварищ.

Переставляя блюда с тележек на столы, официанты производили столько шума, что Чарли и Билли сумели без помех переползти поближе к помосту. Отсюда Чарли рассчитывал услышать все, о чем будут говорить за директорским столом.

Вкатились еще два сервировочных столика, а вскоре после этого мальчики услышали приближающийся гомон. И вот начали входить гости. Зашаркали, затопали две сотни ног, по всему залу задвигались стулья — гости рассаживались.

Скорчившись в темноте, Чарли и Билли прислушивались к тому, как над ними что-то грызут, чем-то хрустят, чавкают и булькают. Чарли угодил между двумя парами длинных ног в черных брюках. Он решил подвинуться и толкнул Билли в спину, а тот, к несчастью, задел ножку в серебряной туфельке.

— Нельзя ли поосторожнее? — прозвучал женский голос.

— Пардон, не понял, — отозвался мужской.

— Вы меня толкнули.

— Ошибаетесь. Это не я.

Толкая перед собой Душку, мальчики как можно быстрее отползли подальше от серебряной туфли. Как раз вовремя. Скатерть приподнялась, и под стол заглянула хозяйка серебряных туфель. Мальчики затаили дыхание. И только когда, досадливо хмыкнув, она опустила скатерть, им удалось перевести дух.

Обед шел своим чередом. Душка уснул, Билли тоже стал позевывать. Внезапно наступила тишина. Доктор Блур начал речь.

Сначала он приветствовал всех гостей поименно: Лот, Оранж, Моран, Деривер, Сомфаммер, Фестет, Айпакук, Альтабета и так далее. Длиннющий список. У Чарли тоже начали слипаться глаза. А потом вдруг они широко открылись, потому что доктор Блур назвал имя — Лайелл Бон. Чарли сразу выпрямился и чуть не ударился головой о крышку стола.

— Те из вас, кто приезжал сюда десять лет назад, помнят моего деда, Иезекииля Блура, человека очень подвижного и обладающего живым умом, несмотря на свои девяносто лет. Сегодня, к сожалению, он прикован к инвалидному креслу. Лайелл Бон приходится нам дальним родственником, и потому его преступление потрясает вдвойне. — Доктор Блур сделал паузу и прочистил глотку.

— Не можете ли вы сообщить, в чем состояло его преступление? Пожалуйста, — произнес голос рядом с Чарли.

— Он сбил меня с ног, — выкрикнул Иезекииль. — Пытался убить. Толкнул. Ударил головой о камень. Бац! И я больше не могу двигаться. Подлец!

Испуганный вздох пронесся по комнате.

— Но за что? — спросил другой голос, на этот раз женский. — Почему он так ужасно поступил?

Но на эти вопросы доктор Блур не ответил.

— Все вы управляете своими учреждениями по-своему. Но все вы всегда будете действовать в интересах нашего обширного семейства. Как и вы, мы набираем в свою школу потомков детей Алого короля. Мы даем им хорошее образование, предоставляем лучших учителей и самое современное школьное оснащение. Мы поддерживаем их, обучаем, воспитываем — одним словом, готовим к тем трудностям, с которыми они могут встретиться, когда выйдут отсюда… Иногда бывает необходимо в интересах самого же ребенка, как вы понимаете, забрать его у родителей.

— Иными словами, вы похищаете их? — спросил чей-то негодующий голос.

— Он сказал «забрать»! — взвизгнул Иезекииль. — Это совсем не значит «похитить». Для наибольшего успеха необходимо контролировать детей, и если нам кажется, что родители намерены этому воспротивиться, то да, мы оказываемся вынуждены любым способом забрать ребенка.

Над столом пронесся одобрительный гул, но Чарли расслышал и несколько возражений.

Тем временем Иезекииль продолжил:

— Однако в случае с одним определенным ребенком, девочкой, которая могла летать, отец ее, доктор Толли, был готов передать ее нам. Так вот, Лайелл Бон попытался этому воспрепятствовать. Он ударил меня так, что я упал на землю. Но его возражения успеха не имели, и он понес наказание.

— И наказание соответствует преступлению? — спросил чей-то грубый голос.

— О да, доктор Лот! Благодаря моему внуку Манфреду. Манфред, встань!

В стороне скрипнул стул, оказывается, в дальнем конце стола сидел Манфред. Кто-то захлопал, остальные присоединились к аплодисментам.

— Манфред, наверное, самый великий гипнотизер всех времен и народов, — гордо заявил Иезекииль. — Ему было всего девять лет, когда он одним взглядом загипнотизировал Лайелла Бона. Этот человек доныне совершенно беспомощен. Он даже не помнит, кто он такой.

Наступила глубокая тишина. Иезекииль рассмеялся. Он смеялся так долго и громко, что это становилось уже неприличным. Чарли этот смех показался невыносимым. Он с таким трудом сдерживал гнев, что даже обхватил себя руками, чтобы не выскочить из-под стола.

А доктор Блур тем временем продолжил:

— Манфред же взял под опеку и девочку. Ей тогда было два года. И так продолжалось восемь лет, пока ей не исполнилось десять. Но тут все спутал сын Лайелла Бона, который пробудил ее.

Послышалось невнятное бормотание. Похоже, гости удивились. До Чарли доносились отдельные восклицания: «Кто?», «Как он это сделал?», «Да что вы?», «Не может быть!»

— Дамы и господа, — призвал Блур, — не надо волноваться. Девочка все еще здесь, так же как и сын Лайелла, Чарли. Эти двое не разлей вода. Чарли обладает бесценным даром проникать в картины. С мальчиком возникает немало трудностей — возможно, это отцовское наследие, — но он отличный проводник. А вот эти очаровательные дамы, что сидят справа от меня, — его бабушка Гризелда Бон и три ее сестры, Лютеция, Юстасия и Венеция, — не спускают с него глаз.

— И обязательно наступит день, — снова вклинился в речь директора Иезекииль, — когда он проведет меня в прошлое, и тогда я изменю ход истории! — И он опять закаркал, что у него означало смех.

— Браво! — воскликнул доктор Блур.

Остальные снова поддержали его. Хотя определенно не все.

Билли, давно уже спавший, пристроив голову на спину Душки, вдруг проснулся и тоненько чихнул. Прямо перед Чарли вздернулась скатерть и появилась бородатая голова в тюрбане.

Чарли смотрел в черные глаза и не знал, что делать. Человек тоже пристально глядел в глаза мальчика. Чарли ждал, что будет. Человек тоже ждал. Тогда Чарли сделал единственное пришедшее ему в голову: он приложил палец к губам.

Человек широко улыбнулся, и скатерть опустилась на место.

Но едва Чарли вздохнул полной грудью, как кто-то раздраженно произнес:

— Я чую мальчика!

— Мальчика? — отозвалось сразу несколько голосов.

— Обоняние — мой конек, — пояснил тот же высокий, но явно мужской голос.

Чарли с Билли переглянулись. Всё! Их обнаружили! Но тут у Чарли появилась идея, и он указал на Душку.

Билли что-то пробормотал на ухо псу, и тот с трудом поднялся. После легкого толчка пес вышел из-под скатерти на всеобщее обозрение. И как только он вышел, по всей столовой распространился такой смрад, какого Чарли в жизни не нюхал. Вонь была такой сильной и мерзкой, что Чарли чуть не вывернуло наизнанку. Вот что значит преданность — пес изо всех сил исполнил просьбу Билли как следует пустить ветры.

Сразу поднялись вопли: «Ужас!», «Фу-у!», «Что за запах!», «Ай да собака!», «Ну и образина!»…

— У вас исключительный нос, профессор Моран. Это ж надо, не отличить собаку от ребенка! — весело произнес женский голос.

Все рассмеялись.

— Не оскорбляйте моего пса. Он ни в чем не виноват, — проскрипел старый Иезекииль.

— Я думаю, нужно позволить ему выйти, доктор Блур, — предложил кто-то. — Мне кажется, он хочет… мм… погулять.

— Хорошая идея, — согласился доктор Блур. — Пусть кто-нибудь будет так добр…

— И быстро обратно, — добавил женский голос.

Отодвинулся стул, кто-то побежал и открыл дверь. Душка благодарно тявкнул и затопал прочь. Все опять рассмеялись.

К счастью, старый пес унес удушающую вонь с собой. Но репутация профессорского носа была изрядно подпорчена, и бедный Моран о запахах больше не заикался.

— Прошу прощения за эту маленькую неловкость, но сейчас я хотел бы вернуться к событиям исключительной важности, о которых мы вам намекали, когда приглашали приехать сюда, — громко откашлявшись, произнес доктор Блур, когда смех стих.

— Мы внимательно слушаем, — подал голос доктор Лот.

— Благодарю вас. — Доктор Блур дождался полной тишины и, с трудом преодолевая волнение, продолжил речь: — Вначале я вкратце расскажу вам историю того, о ком я сам еще несколько недель назад даже не слышал. О графе Харкене Бедлоке.

Всеобщее молчание. Очевидно, про графа Харкена Бедлока никто не слышал. Чарли навострил уши. Неужели он сейчас услышит что-то исключительно важное?

— Когда граф Харкен приехал в Испанию, ему было восемнадцать. Он начал ухаживать за прекрасной Береникой, дочерью рыцаря из Толедо. Юный граф был, как раньше говорили, обаяшкой, и вскоре Береника подпала под его чары. Они собирались пожениться, но затем…

— Береника вышла за Алого короля, — прервали директора.

— Действительно, так все и было, — согласился доктор Блур. — Между мужчинами состоялась дуэль, и граф Харкен проиграл. При всей своей магии, всех своих чарах, не ему было состязаться с Алым королем, и потому он потерял красавицу Беренику. — Оратор замолчал.

Аудитория, как и положено, напряженно ждала продолжения истории.

— Как вам известно, королева Береника умерла после рождения десятого ребенка, Аморет. Король, по обычаю своего народа, удалился в леса, чтобы оплакивать жену. Дети остались под присмотром слуг… Но тут снова появился граф Харкен. Да, друзья, он пришел, чтобы поддержать детей своей былой возлюбленной Береники. Он учил их всему, что знал сам, защищал от недобрых незнакомцев, а в итоге женился на старшей дочери короля, Лилит.

— Доктор Блур, а каким образом все это стало известно вам? — спросил кто-то.

Повисла драматическая пауза.

— А таким образом, что я слышал об этом от него самого!

У Чарли даже волосы зашевелились, когда он представил себе, какую театральную позу принял доктор Блур, произнося эту фразу.

Все дружно ахнули, но скорее от недоверия.

Между тем доктор Блур продолжал:

— Я понимаю, трудно поверить, что человек, живший девять веков назад, может опять быть с нами. Но это правда, уверяю вас!

— Он был тенью на портрете Алого короля, но кто-то вызвал его оттуда! — прокричал Иезекииль, перекрывая хор вопросов и возражений.

Чарли так крепко схватил Билли за руку, что тот даже едва слышно охнул от боли. Несмотря на сумрак, царивший под столом, Чарли разглядел, что у Билли такие же круглые глаза, как, наверное, у него самого.

— Тень, — одними губами произнес он, и Билли кивнул.

Откровение Иезекииля вызвало оглушительный шум.

— Кто его вызвал?

— Где он теперь?

Эти два вопроса слышались чаще прочих. Доктор Блур попросил тишины.

— Где граф? В безопасности. Он замечательно приспособился к нынешнему веку: всего за десять минут освоил наш язык и, как только справился с этим, тут же разобрался в нашей политике, финансах и моде. Одним словом, во всех наших привычках, — ответил доктор Блур, когда волнение улеглось.

— Ну, значит, он колдун, — встрял Иезекииль.

— По сути дела — да. К сожалению, ему пришлось проявить некоторую излишнюю жестокость, когда он подыскивал себе дом и средства для существования, но в делах такого рода излишней жестокости, увы, порой не миновать. В связи с этим я должен просить вас, чтобы все сказанное здесь не выходило за стены этого дома. Мы всегда храним секреты, не так ли? И обязаны хранить их, чтобы мир не ополчился на нас! — Доктор Блур немного посмеялся, чувствуя неловкость.

Поднялся гул. Все были согласны.

А потом всех заглушил доктор Лот.

— Так кто же все-таки это был? Кто вызвал тень? И каким образом? — требовательно спрашивал он.

— Ах, — помолчав, произнес доктор Блур, — граф и сам толком не знает. Он заявил, что это было сделано с помощью зеркала Аморет. Во время страшной метели мы обнаружили зеркало в главном холле. Но особа, которая это совершила, скрылась.

— Мы думаем, тень вызвала Венеция, — посмеиваясь, вмешался Иезекииль.

— Вот уж нет! — угрюмо буркнула Венеция.

— Как вы понимаете… — опять начал доктор Блур.

— Это я, — раздался голос. — Это сделала я!

— Вы?! — потрясенно переспросил директор.

— Да, я. Зеркало Аморет нашла я!

Услышав знакомый голос, Чарли замер.

В нем затрепетал каждый нерв. Меньше всего он ожидал услышать здесь именно этот голос.

Загрузка...