Цесаревич

Глава 5

Юго-Запад Аляски.

Август 1749 года.

Дмитрий Леонтьевич Овцын был несколько разочарован, когда его корабль отправился на Север от строящегося Петрополя, еще не города, но способного стать таковым. Очень уж понравился офицеру климат Калифорнии. Да, засушливо, жарко, но Овцыну, который много времени провел в условиях вечной мерзлоты, такая погода была по душе.

Кому, как не Дмитрию знать, насколько бывали суровыми места, куда сейчас двигался осколок Экспедиции. Однако, привыкший к лишениям за годы исследований русского севера, Овцын, в предвкушении великих свершений, быстро перестал хандрить. Как-никак, но именно он сейчас главный человек на трех линейных кораблях, одном торговом и еще двух фрегатах. Считай вице-адмирал, но пока лишь капитан третьего ранга и то благодаря цесаревичу, который вернул отнятый чин и даже наградил следующим.

Пятьсот шестнадцать колонистов — вот его подчиненные в ближайшее время. И, если он станет переживать и критиковать жизнь, которая им предстоит, то люди потеряют всякий смысл в том, что необходимо свершить. А без веры в Бога, в себя и в то, что ты делаешь, ничего не получится.

Точку, которую определили для будущего города Ново-Архангельска, Овцын нашел быстро. Такую бухту пропустить сложно, но толика удачи или божественного проведения, как думали практически все члены Экспедиции, присутствовала. Это было везением или еще чем, не важно, нашли и слава Богу. Вот только на этом хорошие новости закончились.

Первым на берег, поспешил десяток казаков, которые некогда прошли, пусть и краткий, курс обучения в пластунском батальоне при цесаревиче. Вернулись четыре человека, из которых один был серьёзно ранен. Не вернулся бы никто, если не самопожертвование казаков. Станичники, как только поняли, что попали в засаду, разделились. В то время, как одна пятерка стала отстреливаться и сразу же пошла в атаку, другие пять казаков устремились обратно.

Местные индейцы племени тлинкитов оказались агрессивными и настроенными враждебно, поэтому пришлось организовывать целую военную операцию по высадке десанта.

Три корабля начали бомбардировку местности, особенно накидывая по лесу на склоне одной из гор. Именно там и поджидали русских казаков аборигены, чтобы напасть из засады. В зрительную трубу было видно, что канониры попадали в цели, люди разбегались и устремлялись дальше от побережья.

После началась высадка десанта и зачистка местности. Четыре десятка тлинкитов оставили свои жизни у удобной для города бухте.

А потом начался каторжный труд — нужно было успеть за полтора месяца не только построить дома, но и организовать необходимые фортеции. Тлинкиты же старались нападать на русских колонистов, постоянно теряли уже десятки своих соплеменников — великолепно показывали себя многозарядные пистоли Данилова, но аборигены не отступали. Вот только настолько большой расход пуль и пороха привел к осознанию, что при текущей интенсивности обороны, пройдет не более месяца и пистоли, как и фузеи могут оказаться ненужными железками. Было еще немного арбалетов с ограниченным количеством болтов, но и они вряд ли бы решили проблему.

Вопреки, но худо-бедно построится к началу сентября получилось. Отстроили форт, большие избы для размещения сразу до двадцати человек, кое кто называл эти строения «казармами», скотники, склады, тренировочные площадки. Чего не делали, так не обрабатывали поля. С сельским хозяйством, с выращиванием репы и потата разбираться будут когда будет и более безопасно, да и пора года не предполагала землепашенные работы.

— Господин капитан третьего ранга! — обратился к Овцыну мичман Колесников, когда глава поселения собирался спать.

Время подходило к полночи, и Дмитрий Леонтьевич уже изготовился ко сну. Запланированное посещение царства Морфея должно было состоятся после того, как Овцын выпьет пару стаканов водки с перцем, в качестве лекарства от сырости, ну и чтобы снять напряжение дня.

— Что, мичман? — отрешенно спросил Овцын, пряча стакан с водкой.

Глава колонии никогда не появлялся перед подчиненными во хмели, мог выпить водки только уже тогда, как приготовился ко сну.

— Пропал мичман Сергей Иванович Зейский, — коротко, без подробностей, ответил Колесников.

— …м — м, — Овцын мычал стиснув зубы, чтобы не сорваться перед подчиненным на мат.

— Со вчерашнего вечера его не видели, до этого был в дозоре. Плутонг, с которым он ходил не стал сообщать, что командир ушел, так как солдаты получили приказ Зейского молчать, — добавил подробностей мичман Колесников.

Овцын сперва хотел что-то делать, бежать, спасать. После героического сражения у острова Мадагаскар, да в условиях ограниченности общения с образованными людьми, он подружился с Сергеем Ивановичем Зейским, потом Дмитрий Леонтьевич часто разговаривал со своим приятелем, делился своим опытом. Однако, что-либо делать для прояснения ситуации с мичманом, было поздно, солнце уже давно ушло, а в темноте, в условиях практически осады, было невозможным вести людей в поиск — сгинут.

— Ждать, усилить дозоры и всем приказ, никуда не отлучаться. Пусть наутро пройдут к тому месту, откуда ушел Зейский, — отдал распоряжения Овцын и достал новый штоф водки, ее понадобится больше, иначе Дмитрий Леонтьевич просто не уснет.

Утром никто не нашел мичмана Зейского, как и в течении трех дней. Но вот на пятый день отсутствия, когда мичмана успели помянуть, благо не отпели, Зейский пришел сам. Но только это, хоть и был Сергей Иванович Зейский, но точно не мичман русского флота, да и на дворянина он был не похож. Одет Сергей Иванович был в традиционные шубы тлинкитов, был в сопровождении трех мужчин-индейцев и, судя по улыбке, чувствовал себя в прекрасном расположении духа.

Овцын не знал — пороть или хвалить Зейского. Скорее второй вариант. И дело не в том, что дворян не порют, а в том, что мичман принес хорошие новости и, скорее всего, мир. Но за ослушание, так, по-отечески, можно было и выпороть.

Тлинкиты не выдержали войны с русскими. Нет, они бы и дальше беспокоили колонистов, но жуткие потери среди мужчин, сделали роды, ближайшие к поселению пришлых людей, слабыми и они, объединившись, ушли на восток, не имея возможностей контролировать территорию. А вот уже их бывший ареол расселения начали занимать алеуты, которые были настроены более лояльно, не чурались торговли и в целом стремились к взаимодействию с белыми людьми, что смогли прогнать воинственных и, казалось, непобедимых тлинкитов [по упоминаниям современников с аборигенами действительно были целые войны, в частности с тлинкитами, в то время, как алеутов привлекали и к торговле и во все возможных работах, даже русский форт Росс был частично заселен именно алеутами из Аляски].

Вот и пришло посольство. Они хотели прийти ранее, но белые люди застрелили трех их мужчин, приняв за тлинкитов, потому алеуты и боялись. Если бы не пример своих соседей, алеуты так же начали войну с пришлыми, но старейшины родов оказались мудрее воинственных тлинкитов. Места же, что занимали ушедшие, были и теплее иных и богаче на рыбу, а так же на каланов, соболей и речных бобров. Вот и предлагали алеуты за союз и торговлю меха, за которыми и пришли белые люди. А взамен русские должны были торговать с ними своим железом, стеклом, и защищать алеутов от тлинкитов.

Овцын возблагодарил Бога за то, что Зейский такой фатальный идиот, ну или бесбашенно смелый человек. Мичман увидел, что аборигены уже не стреляют из своих луков, что пытались подойти и поговорить, но напуганные солдаты всегда открывали огонь даже по теням. И решил Сергей Иванович сам пойти к местным, он понимал, что колонисты обречены быть запертыми и не получат ни то что прибыли, но и введут Экспедицию в большие убытки, если не договорятся с аборигенами. А ведь скоро, весной, должны прийти люди из Охотска и предполагалось основание еще трех поселений.

Вот и пошел Зейский на риск и выиграл, превратившись в одну из многих легенд о первопроходцах Русской Америки.

Вена.

1 сентября 1749 года.

Мария-Терезия была в смешанных чувствах. С одной стороны, воспитатель восьмилетнего сына Иоганн Кристоф фон Бартенштейн не перестает хвалить будущего императора, дочь Мария-Анна в неполных одиннадцать лет уже заставляет католических священников копаться в писании, чтобы найти ответы на весьма замысловатые теологические вопросы девочки. Остальные пятеро деток так же радовали, очень жаль, что Мария-Каролина и Мария-Елизавета не дожили до сегодняшнего дня. Императрица была вновь беременна и очень надеялась, что в ее семье появится еще один мальчик и трон только окрепнет.

Но кроме новостей о детях, которые для императрицы были главными среди прочего, Иоганн Кристоф фон Бартенштейн принес и другие. Тут уже не достаточно наслаждаться рассказами об успехах детей, нужно было тщательно думать и принимать решения. Мария-Терезия умела работать, развлекаться не научилась, а вот работать, быть доброй католичкой, заботливой матерью и верной женой — это сущность императрицы.

В кабинете присутствовал и канцлер австрийской империи — Антон Корфиц фон Ульфельдт. Ранее Бартенштейн был канцлером, но неудачи во время войны «за австрийское наследство» вынудили императрицу принять его отставку и назначить воспитателем наследника. Однако, именно бывший канцлер и был главным советником во всех международных делах, фон Ульфельдт же оказался неплохим исполнителем. На такую щепетильную тему, что действующий канцлер остается без влияния, никто не распространялся и Антон Корфиц всегда присутствовал во время общения Марии-Терезии с Бартенштейном.

— И как так получилось, что Австрия вынуждена выполнять свои обязательства для России, а не наоборот? Вы же все утверждали, что русской кровью мы заменим австрийскую, а сейчас вынуждены реагировать и уже тратить свои ресурсы, которые так нужны для сдерживания Фридриха. Уже пришлось отзывать посла из Петербурга, так как Бестужев-Рюмин каждый день спрашивал фон Претлака, когда уже Австрия начнет выполнять свои обязательства, — сдержано, но с суровой решительностью говорила Мария-Терезия.

— Ваше Императорское Величество, уже пора и посылать войска, русские вошли в Рымник, взяты Фохшаны, Бухарест не защищен, — убеждал императрицу в нужности активных действий Бартенштейн.

— Где сконцентрированы наши войска? — спросила Мария-Терезия.

— Позвольте пригласить генерал-фельдмаршала Карла Йозефа Батьяни, Ваше Императорское Величество, — спросил канцлер, после переглядываний с бывшим канцлером.

— Даже так? Вы, господа предусмотрительны, но и скоры в принятии решений. Я не назначала Батьяни командующим, — императрица строго посмотрела на бывшего канцлера.

— Он командовал австрийскими войсками во время войны с Османской империей в 1739 году, венгр, знает об османах все, что можно знать, Ваше Императорское Величество, Вы желаете вызвать кого-то иного из Ваших фельдмаршалов? — Бартенштейн склонил голову.

— Прав ты, плут, но спросить с тебя за самоуправство было нужно, — императрица махнула рукой в сторону двери. — Зови уже!

В кабинет вошел пятидесяти двухлетний мужчина. Бодрый, с идеальной осанкой и относительно стройный, без видимого лишнего веса, но с небольшим животом. Он был чернявый и чем даже схож по типажу с турками, вот только одет в строгое европейское платье.

Генерал-фельдмаршал рассказал, что в районе не так чтобы и давно потерянного Белграда, турки сосредоточили тридцати трех тысячную армию, Хотин русские осадили и пока не штурмуют, но перерезаны все коммуникации и крепость обречена. Русская армия же стремительно наступает и не дает султану опомниться.

— Если мы ударим от нашей крепости Кронштадт, передислоцировав все войска из Валахии, то до Бухареста у турок нету сил, могущих воспрепятствовать. Вот только, Ваше Императорское Величество мы не успеем, если русские сохранят темп. Предлагаю ударить по крепости Журжа, чтобы не дать русским форсировать Дунай, так же ударить и в сербском направлении, чтобы взять Белград, — генерал-фельдмаршал замялся. — Вынужден сказать, что наша армия не готова, мы не предполагали войны с Османской империей.

— Это главный аргумент в нашем бездействии и неисполнении союзных обязательств, но отговариваться тем, что Россия не предупредила нас в установленной форме, уже нету возможности, — сказала императрица.

— Тогда Белград и марш к Бухаресту, — констатировал Бартенштейн.

— Действуйте, нельзя русским дать возможность войти в Болгарию и Сербию, там они получат поддержку славян, а мы лишимся лояльности сербов, и так уже многие из сербских гайдуков перебрались в русские окраины, — Мария-Терезия задумалась. — Откуда у русских столько сил? Может это они наш главный враг, а не король Фридрих?

— Русские словили османов в период перевооружения и реконструкции крепостей. Старые алаи расформированы, а новые не укомплектованы. То же самое и с крепостями, которые частью разрушены, чтобы быть обустроенными по европейскому искусству фортификации, — ответил Батьяни.

— Если так, тогда Елизавета оказалась весьма прозорливой правительницей, иначе Россия умылась бы кровью, а северные варвары нашей империи еще нужны, — успокаивала себя Мария-Терезия.

Крым.

21 сентября 1749 года.

Обсудив план дальнейшей войны, я отбыл в Крым, чтобы своим присутствием показать крымским беем всю серьезность ситуации. Взяв полк лейб-драгунов и еще два полка казаков, как и своих телохранителей, я отправился в Бахчисарай.

Перед моим отбытием был утвержден план дальнейшей войны. Скорее даже не войны, а принуждению к миру. Мы выдыхались, снабжение, как не старались командующие, да и я, постоянно задерживалось. Возникало много административных вопросов на оккупированных нами территориях. Так, местные элиты не спешили сотрудничать, опасаясь, что русские тут ненадолго, между тем люди шли за решением своих многочисленных проблем именно к командованию русских войск.

В Молдавии ситуация была проще, там даже приходили, и их было много, добровольцы, что организовывались в отряды и направлялись к расположению русских войск уже вооруженными. По дороге такие молодцы не всегда действовали, ориентируясь на мораль и этику, ну а обвинять в ситуации местные жители пробовали именно русских. Поэтому мирный договор уже нужен всем, как не пыжься и не кричи пафосные речи про «всех победим».

Нуждалась Россия в передышке, нельзя объять необъятное. Армия устала, много раненых, растянулись коммуникации на ряду с тем, что захваченные территории требовали немало отвлечений сил на гарнизоны и контроль основных дорог. Да, элементарно бомб не было, образовался дефицит пороха. Пусть провизии и хватало, немало было захвачено у турок, но и она стремительно проедается. Даже недостача повозок в почти тысячу единиц — сильно сковывало действие наших войск, а трофеев на тысячи повозок набрали и не все местные маркитанты покупают турецкие вещи, пресытились. Еще учиться и учиться воевать, а еще больше обучаться военной логистике.

Так что нужно перед турками блефовать, угрожать, но и стремиться к миру, иначе война войдет в стадию, когда потребуются и дополнительные деньги и новые рекрутские наборы и напряжение промышленности и общества.

Через пленных турок были переданы предложения султану Махмуду I. Ему предлагалось признать потерю Молдавии, Северного Причерноморья, Бессарабии. Установить границы по Дунаю, то есть фактически по линии соприкосновения. Крым и Кубань не рассматривались в проекте договора, так как Крымское ханство заявляет о своей независимости и будет самостоятельно решать вопросы своего будущего. Кроме того, Порта обязана была гарантировать проход как русского военного флота в Черное море, так и торговых кораблей в средиземное море с русскими товарами.

В противном случае, Россия продолжит войну и уже готова зайти в Болгарию и на Кавказ. Угрожали и отторжением островов в Эгейском море, так как русский флот теперь там хозяин. Проект данного договора, с поправками, был уже как несколько дней назад прислан из Петербурга.

Ох и чувствую, как меня в Северной Пальмире полоскали, что много на себя беру.

На подъезде в Хаджибей до меня дошли новости — австрийцы начали, наконец, активные действия и выдвинулись к Бухаресту и Белграду. Впечатленные нашими победами, они стремились откусить свой кусок пирога и перерезать нам путь в глубь Балканского полуострова. Политика. Нужно зафиксировать сколько именно телились вступать в войну наши союзники, чтобы при удобном случаи сыграть эту карту в будущем.

И такие действия австрийцев были учтены. Теперь османы еще больше должны испугаться и задуматься уже о своей государственности. А русские войска получат передышку, чтобы в феврале-матре, при необходимости, сделать рывок к перевалам и к Варне, а, может, и раньше.

Уже в Бахчисарае вестовой принес еще новости — австрийская армия под Бухарестом натолкнулась на османскую армию, составленную скоро из собранных военных частей гарнизона Константинополя и иных греческих городов, а так же переправленных сил из Малой Азии, как и боснийских иррегулярных частей. Вышла кровопролитная битва, в которой напряжением последних сил победили австрийцы, но Пиррова победа вынудила австрийского генерал-фельдмаршала Карла Йозефа Батьяни остановить наступление на Белград и срочно восполнять свои потери под Бухарестом. Оказывалось, для австрийцев важнее перекрыть русским путь, чем даже взять сербский Белград.

Я прочитал письмо о действиях союзников прямо перед тем, как зайти в зал ханского дворца в Бахчисарае, где уже собрались крымские беи из оставшихся в живых, и тех, кто не уехал.

Молчание — вот как меня встретили. Никто не встал, не поклонился, только с презрением смотрели на казаков, которые заняли свои места по периметру помещения. Пусть считают, что я боюсь с ними оставаться наедине — мне все равно. Безопасность превыше, чем хвастовство своей удалью и бахвальство безрассудностью. Дворец так же оцеплен, даже пять орудий подтянули. Разведка говорила, что все в порядке, вооруженных людей, кроме русских, в Бахчисарае не было. Но мало ли какие непримиримые решаться на глупость.

— Языком общения был выбран французский и мне отрадно знать, что Вы владеете этим европейским языком, хотя я предпочитаю русский, — сказал я на языке Вольтера.

Слова были произнесены только чтобы нарушить тишину.

— Ваше Императорское Высочество, Вы разве не понимаете, что сейчас русский язык для нас — наречие траура и беды нашего народа, — высказался один из присутствующих за большим столом.

— Хотите начать разговор со взаимных обвинений? Хорошо, я кратко, по верхам, опишу историю отношений наших народов, — сказал я, максимально добавив металла в голос. — Пришел Бату-хан, сжег наши города, увел наших людей, обложил Русь данью. Исчезали наши ремесла, обезлюдила земля. Потом сколько раз ваши ханы-чингисиды сжигать Москву? Другие города? Сколько людей увели и продали на рабских рынках? Как заставляли унижаться гяуров, коими нас считаете? Когда вы слышали плачь ребенка и пожалели его, когда мольбы славянских девиц останавливали насилие? И сейчас уже ваши женщины плачут? Ваши девицы честь свою теряют?

— То в прошлом, и мы ушли из Руси, — решил вступить в историческую дискуссию еще один знатный татарин.

— Мы выгнали Вас. Ценой неимоверных усилий, тратя огромные средства на строительство укреплений в пограничье. Но когда был последний большой набег на наши поселения? Можете молчать — это было в тот месяц, когда началась война. И закончим ворошить историю, я пришел, чтобы обрисовать наше будущее, — я кивнул своим помощникам и они стали раскладывать листы бумаги напротив почти каждого из присутствующих крымцев.

Почти, потому что за ночь переписать бизнес-план развития Крыма тридцать два раза было крайне сложно.

— Что будет с нашими мечетями? — спросил кто-то нетерпеливый.

— Они останутся, даже обещаю построить большую мечеть где скажите на мой счет, основать медресе, чтобы там учились все мусульмане России, таковых немало, но и церкви строится будут, как и православные приезжать станут. Учить же станете в верноподданнических традициях, или никак, — ответил я под недовольный гул собравшихся от последнего заявления.

Я понимал, что с таким контингентом нужно строго, деспотично. Пару голов отрубил — получил уважение. Но я хотел их вовлечь, сделать сообщниками, чтобы этим беям был невыгоден сепаратизм. Насильно мил не будешь — так в народе говорят! Да и куда мне девать этих людей? В Сибирь не пошлешь, они там не нужны с их просто непониманием сельского хозяйства, как и промыслов, но со своей верой к очень традиционным сибирякам, это резня. В Америку, как я уже отшучивался? Может кого и можно, но малым количеством, не делать же колонию мусульманской, если, к примеру тысяч десять перенаправить в Калифорнию? Да и там что они станут делать? Поля возделывать? Смешно, а чтобы, к примеру, разводить овец и коней, пока больше ста человек не нужно, еще лет так тридцать более не потребно будет.

— Итак, кратко, остальное прочитаете и примите решение. Сразу говорю, что Крым перестает быть самостоятельной державой и признает себя уже не вассалом России, а становится губернией. По сути, присоединяется к нашей империи, — раздался гул, я достал револьвер и сделал сразу три выстрела в потолок.

Это произвело должное впечатление и беи решили судьбу не испытывать.

Большинство собравшихся стали вчитываться в разложенные копии плана, были и те, кто пренебрежительно отодвинул от себя бумагу. А ведь самые непримиримые и вовсе не приехали. Работы тут еще и работы.

— Не вынуждайте искать других ваших соплеменников, которые были бы более договороспособными, а вас хоронить. Я понимаю, что заставить вас работать на земле — не продуктивно, — продолжил я говорить на французском языке. — Предлагаю заняться прежде всего разведением коней. России нужно много коней и для армии и для хозяйства. Кроме того, сколько бы вы не продавали шерсти, всю куплю. Что касается иных статей сельского хозяйства, то выращивайте фрукты и прежде всего виноград. Вера запрещает вам пить хмельное, так и не пейте, нанимайте армян, русских, греков — пусть они работают на вас за плату, производя вино, кое в России продавать можно с выгодой. Вы все, когда того захотите станете полноправными подданными России. Знатные люди, то есть именно вы лично, получат русское дворянство и титулы, как некогда казанские ханы. Можно открывать мануфактуры по выделки шерсти и шелка. Голодать не будете. Что же может вам мешать нанимать тех же славян за оплату, чтобы возделывали поля под пшеницу, или другие культуры? Если только воды мало, но и сами думайте. Можете, когда станете русскими дворянами, сдавать свои земли в аренду евреям, или русским купцам и промышленникам? Много простора для сотрудничества. И последнее — сейчас я сдерживаю своих воинов, но любое неповиновение и я не устрашусь крови, как не устрашился ранее, когда заходил в ваши города и поселения. Семьи тех мужчин, что в дальнейшем возьмут оружие, будут высланы на поселения в Сибирь, будь мужчина жив, или еще пока не пойман и прячется в горах. Поселенцев же, кто по своей воле решит покинуть Крым трогать не стану, хотят к султану — пусть идут. Вместе с тем, каждый может обратиться, как верноподданный ко мне за правдой. Я все сказал.

Еще неделю я провел в Крыму, проследил за ротацией воинского контингента, поспособствовал составлению поезда беженцев в Оренбург, в основном женщины и дети, у которых не было вообще средств для существования Ну и после устремился в Петербург. Беи толком ничего не ответили, лишь покорились, но по тому, что обострения не случилось, я почти уверен — результат будет. Да, вереницы беженцев покидали полуостров, но это движение не приняло катастрофичный характер, тем более, что уже скоро на свободных землях можно расселять и русских и подданных Российской империи инородцев. Свято место пусто не бывает!

Дворец Султана Махмуда I.

19 октября 1749 года.

Уныние, раздражение и ненависть — все одновременно испытывал султан. Отчаявшись изменить ситуацию в войне, Махмуд то горевал, то кричал на своих подданных, требуя от них невозможного, плакал и смеялся. Но султан и его диван-правительство не возлегали без дела, пытались нивелировать ситуацию. Военачальники старались собрать войско из отдаленных регионов империи, но сразу же сталкивались с тем, что нарастали внутренние противоречия и уже местные князьки начинали считать центральную власть слабой, отговариваясь от участия в деле спасения империи. В Египте, как только ушел двадцатитысячный контингент, сразу же вспыхнуло восстание. Такое же произошло и с армянами, волновались и курды. Пришлось возвращать часть войск и жестоко подавлять инакомыслие.

Кроме того, безнаказанные действия русского флота, привели к тому, что резко упала международная торговля. Практически иссякла помощь от французов. Тайные союзники рассматривали вариант задействовать свой флот и проучить русских, но Франция была столь впечатлена победой русского флота в Третьей битве при Лепанто, да и «собаки» [еще одно грубое прозвище англичан, которым их одарили французы] вряд ли воспользуются ситуацией и не усилят напор на лягушатников. А еще то там, то сям, взрывались османские пороховые склады, что привело Османскую империю к резкому дефициту пороха. И не только русские шайтаны совершали диверсии, нарастала партизанщина и в Боснии и в Сербии, меньше в Греции. Но с порохом помогут, тот же Фридрих обещал, люди прусского короля сейчас ищут возможности сделать поставки и не только пороха.

Русские практически молниеносно захватили огромные территории. Французы оправдывались тем, что так, как русские воюют, никто в Европе не делает. Обходить крепости и стремится взять под контроль как можно больше территории, воевать на коммуникациях, совершать засады прямо в тылу османских войск. Сами франки не были готовы к такой войне и даже сдерживали османов, которые, как раз могли применить свой опыт выявления партизанских отрядов бунтавщиков.

Был еще один фактор — волнения непосредственно на Балканском полуострове. Те же греки, черногорцы, сербы, да и болгары, только и ждут оружие для восстания. И тут репрессиями проблему не решить. Султан понимал, что такой козырь, как партизанская война на славянских землях еще может быть сыгран, тем более с господством русского флота, который так же не дает направить большинство войск на войну. Угроза морского десанта вынуждает держать в портовых городах серьезные гарнизоны.

Еще и стервятники австрийцы вероломно напали, нарушив мирные соглашения. У русских, хотя бы повод был — крымские татары действительно совершали набеги за ясырем, да и приютили беглых поляков, которые что-то там сделали московитам. Султану приносили русскую газету и журнал и пусть с запозданием на месяц, но Махмуд знал отношение к войне в русском обществе. И даже немного проникся ситуацией, пусть и злился в определении исторической роли его империи.

— Месье Деламер, — пренебрегая придворным этикетом султан первым обратился к военному советнику от Франции, когда тот вошел в приемный зал султана. — Вы хотели видеть меня, а я Вас. И начну говорить именно я, оставляя Вашу лесть на потом. Итак, увеличения помощи от Франции я не вижу, Пруссия предложила свою поддержку сразу же после того, как Австрия начала боевые действия, но пути доставки этой помощи крайне ограничены. Мне нужны деньги, оружие, порох и не меньше тридцати тысяч Ваших войск.

— Это не возможно, — не подымая глаз, ответил Александер Деламер.

— Я это знал и собираюсь начать переговорный процесс с Россией. Они передали свои предложения, которые невозможны, но я буду вынужден разговаривать с Петербургом. Мы собираемся фрондировать переговоры, затягивать их всячески, но, если русские пушки будут нацелены на мой дворец, то я подпишу все, что мне предложат. Впрочем, так поступили бы и французы. Относительно Вашей страны, меня интересует две вещи. Первая — оценка вероятного сведения войны в ничью, тогда часть территорий я верну себе. Вторая — как скоро Франция перевооружит всю мою армию, обучит новобранцев и обяжет своих офицеров служить в моих войсках, чтобы я планировал реванш?

Деламер замялся. Установилась пауза, а султан прожигал взглядом француза. Только через пару минут Александер ответил:

— Русские должны выдохнуться, скоро зима, но и весной Вам будет нечем их бить, а к ним придет и подкрепление и флот продолжит блокаду в Эгейском море, может русские попробуют пробиться через заливы. Ваша империя будет задыхаться от постоянной войны и восстаний. Моя же страна уже готовится к иной войне — в Европе и колониях, — вполне честно ответил француз.

Султан махнул рукой и его личный телохранитель профессионально быстро и ловко вогнал Деламеру нож в сердце так, чтобы не замарать красивый напольный ковер.

— Собирайте все, что есть, и ударьте по австрийцам. Моей армии нужны победы, чтобы поднять боевой дух, австрийцы же не готовы к войне вовсе. Русские сейчас сделали паузу и дают своим союзникам волю, — сказал султан, встал со своего трона, пренебрежительно переступил через труп француза и удалился в покои.

Петербург.

1 ноября 1749 г.

«И у Бога и у черта, на одном видать счету. Эх, российские дороги — семь ухабов на версту» — вполне реалистичное замечание в песне, которая звучала в фильме «Гардемарины, Вперед!». Когда выдвигался в действующую армию дороги казались более презентабельными, сейчас же… особенно после начавшихся дождей… Местами и шестерка коней не тянула не самую тяжелую карету, в любом случае лошади изматывались вдвое быстрее.

В какой-то момент я психанул, сел верхом на коня и с сотней лейб-драгунов рванул вперед. Уже к вечеру я понял, что погорячился, когда, несмотря на плащ, вымок до нитки и продрог. Думал, что заболел и даже сутки провел в ближайшем к Сумам селе, но обошлось. Вообще здоровье стало каким-то необычным — не одной подхваченной инфекции после слияний сознаний.

Просто отдохнув и ощутив себя здоровым, на следующий день, вновь пересел в карету. Во первых, нужно работать, а в карете с горем пополам это делать можно, во вторых, не было смысла заниматься самобичеванием, проявлять бахвальство и лишаться хотя бы элементарного комфорта. Царь я, али не царь? Конечно, еще не царь, но рассчитывал им быть.

Если, когда я ехал в армию, или во время деловых поездок на Урал, я меньше обращал внимание на людей вокруг, будущих своих подданных, то сейчас старался и приглядываться и даже несколько раз общался с людьми, как тут говорят, «подлого» сословия. Вывод: и без крепостничества хватает притеснений для людей и экономических принуждений, народ живет плохо, но и стремлений что-либо менять нет совершенно ни у народа, ни у власть имущих.

Вот как создавать в Российской империи спрос, чтобы побуждать открывать производства и углублять товарно-денежные отношения? Очень сложная задача! Редкий крестьянин, будь у него даже серебро, решится купить новый плуг улучшенной конструкции. Дед его сохой, да ралом пахал, чего уж ему начинать, да тратить деньги на плуг. Нет, крестьянин понимает, что этот плуг лучше, да вот только своровать его могут, али сломается, али барин заберет, али… И таких «али» придумает, не желающий что-либо менять крестьянин, с тысячу, даже не догадываясь о существовании такой цифры. Это следует ломать, изменять, вычленять более способных крестьян, мещан, да давать им возможность себя проявить. И когда-то критическая масса понятливых и предприимчивых крестьян станет доминантой, вот тогда все будет хорошо. Когда сие будет? Как приблизить момент?

Вот к примеру, на фронтире, коей являлась Малороссия, гетманство, земли слободских казаков, тут возникает множество возможностей. Именно здесь, если угроза столкновений между многими силами исчезнет, может получиться регион со свободной рабочей силой, умеренным климатом, богатыми полезными ископаемыми и, как следствие, развитием промышленности. Соль в большом количестве есть, поля для выпаса скота на Диком поле найдутся. Леса мало, но на самое необходимое и его хватает, в том числе и по Днепру сплавлять можно, а воды в Днепровском бассейне предостаточно.

Между тем, крепких хозяйств немного даже на Черниговщине, которая уже достаточно времени является вполне спокойным регионом. А вот почему? Я не понимаю! Возможно из-за отсутствия той же промышленности. Дай крепкому, трудолюбивому, да еще многодетному хозяину плуг, коня, да семена хорошие — он же должен горы свернуть, стать крепким кулаком и опорой для государства. Столыпинщина какая-то получается. Да и всем раздать, так и денег не напасёшься, это деструкция какая-то.

Вот среди положительного в реформе Петра Столыпина в начале XX века было много и негатива. К примеру, сам Петр Аркадьевич говорил, что двадцать процентов крестьян просто пропили ту землю, что им дали в частное пользование. Государственная Дума, утверждала, что эта цифра премьер-министром занижена. Были крупные недочеты и в переселенческой программе.

Вот и я все больше задумывался, что именно могу сделать. Казалось — огульно освободить от крепости и все проблемы решены! Кстати, так поступили в Японии, во время «реставрации Мейдзи», когда просто выгнали крестьян с земли, даруя им свободу, начали строить крупные предприятия и отдавать их в виде компенсации за потерю крестьян крупным землевладельцам. Сколько японцев тогда умерло, никто не знает точно, но много. И этот опыт для России — чужд, может в самом ограниченном варианте.

Так что же делать? У меня пока ответ один — идти в ногу со временем и стадиями промышленного развития. Будет предпринимательский бум, будут приниматься решения. К примеру, через армию освобождать часть крестьянства. Отслужил, допустим двадцать лет — получи выходное пособие и предложение куска земли, ты свободный. Женись и твоя жена становится свободной, может с компенсацией помещику от государства, может и без оной.

Все земли за Уралом можно объявить свободными от крепости. Побегут люди, много побежит. Но это создаст проблемы для уральских заводов, основанных на крепостном труде поэтому следовало бы начать с них — освобождать от крепости хороших рабочих, создавать для них нормальные условия труда. Затратное сие дело, не без того, даже пока и не нужное, если технологии примитивны. Но уже с внедрением новых технологий и производств, очень нужен грамотный рабочий и он станет еще более профессиональнее, если будет мотивация получить арендную квартиру, жениться, работать за нормальные деньги. Да и серебро, что получит рабочий, осядет в городке у того же завода, ибо много есть иезуитских способов принудить тратить зарплату в заводских кабаках, магазинах и лавках.

И во мне в меньшей степени играет гуманизм и желание осчастливить всех, это просто утопично. Я думаю о том, что необходимо создавать рынок, в том числе и рынок труда. Те же купцы и мещане не имеют возможности открыть свое дело: крепостных им нельзя покупать, а свободных рабочих нет.

Да, пора что-то делать и для этого, поговорить с Никитой Акинфеевичем, Твердышевым и Мясниковым — моими компаньонами на предприятиях в станице Магнитской. Нужно проводить эксперименты в своих поместьях, может еще кого уговорю, того же Петра Шувалова. Если будет выгодно получать налог с сильного землепользователя, который арендует землю, но с правом выкупа ее, некоторые аристо задумаются. Проблема только куда девать этих аристократов, если постепенно они будут лишаться земли, буржуями большинство из них не станет. Опять затык и рост социального напряжения.

Но не нужно считать себя самым умным, и до меня думали, как лучше устроить земельные отношения и даже что делать с крепостным правом и пока что никто ничего не хочет менять — всем страшно! И все-таки, а что будет, если огульно всем дать свободу? Странно, но я не могу использовать послезнание и четко сказать, что же будет. Знаю только, что Александр II освободил крестьян вынуждено, иначе государство провалилось в еще большую яму, Крымская война тогда показала, сколь стремительно эта яма углубляется. Да и освобождение было так себе, ибо нельзя в таком деле быть всем угодным, особенно крестьянам. Ох, и задачка ж!..

Вот с такими мыслями я въезжал в Петербург 1 ноября 1749 года.

Было слякотное утро, мокрый снег, пронизывающий ветер — та еще погода. Но то, что было снаружи, резко контрастировала с внутренними переживаниями. Я волновался, как мальчишка, или я больше именно что мальчишка, хотя двадцать лет — уже возраст мужа. Но как подумаю о близости с Катей, сразу берет дрожь. И что это? Нормальная реакция мужчины после долгого воздержания, когда он, можно сказать, ходил под пулями, или нечто иное? Как то один умный и очень для меня близкий человек сказал: «Сынок, если ты хоть иногда сомневаешься в своей любви, то не она это вовсе». Эх, мама! Если бы ты не ушла из жизни так рано, то была бы единственным человеком, по которому скучаю в этом мире. Еще сын, но он был настолько самостоятельным, уже оперившимся не птенцом, но орлом, что отчее гнездо было чуждо ему.

Карета в сопровождении уже десятка драгун, остальное сопровождение в том числе казаков, я отпустил, подъехала к Зимнему дворцу. По тем обрывочным данным, что я собрал на въезде в столицу от офицеров, дежуривших на таможенном посту — императрица вместе с Катей и детьми должна была быть именно в этом дворце.

— Ваше Императорское Высочество, — обратился ко мне один из доверенных лакеев государыни. — Ее Императорское Величество ожидает Вас. Позвольте провести.

Я ничего не ответил, этого и не требовалось, так как слуга развернулся и пошел вперед меня. «Зарвался, холоп» — подумал я, но не стал выражать свое недовольство, тем более, что в каждую из проходных комнат этот лакей впускал меня первым, моментально обгоняя далее, чтобы повторить маневр уже перед следующей дверью.

— Петруша! — с нотками неподдельной радости воскликнула императрица, как только я вошел в ее спальню. — А меня разбудили и сказали, что ты прибыл. От чего, сорванец такой, не отправил вперед себя вестового?

— Простите, тетушка, не хотел я, чтобы Вас побеспокоили, предполагал явиться к вечеру, умытым и опрятным, — повинился я.

— Но так явился же утром, да и одежа твоя не военная, успел же переодеться! — увидела подвох в моих словах и действиях государыня. — Впрочем, то пустое.

Елизавета Петровна принимала меня в накинутом халате на ночную рубашку в своей опочивальне, была не причесана, заспанная. Скорее всего, ее разбудили буквально за минут десять до моего приезда. И из-за того, что тетушка поспешила видеть меня, ранее приказав сообщать о моих переездах, спокойно отнеслась к ранней, в одиннадцать часов, побудке. Меня ждали, как племянника ждали. По крайней мере я это сейчас чувствовал, мне хотелось в это верить.

— Ну, вижу жив, здоров, подрос даже, посему к обеду жду тебя с женой. Будет еще Бестужев — нужно же понять, чего ты наворотил с османами, — Елизавета улыбнулась. — Ну словно дед твой, тот так же влезал в дела стремительно, а после не всегда знал, как выкрутиться. Но Петр Великий проиграл турке на Пруте, а наша армия — громила их. Иди, Петруша, иди, Катька, уже заждалась, небось. У нее тут свои видоки имеются, доложили ей.

Встреча с Катэ началась с безмолвия. Мы стояли и просто смотрели друг на друга, не решаясь проявить свои чувства. Очень хотелось подхватить Катю, раскрутить ее… К черту условности.

Я сделал три быстрых шага, поднял на вытянутых руках тельце своей жены и раскрутил. Недоумение в глазах Екатерины сменилось раздражённостью, я уже хотел опустить жену на пол, чтобы разобраться, что случилось, а потом она начала смеяться, а я забыв обо всем, крутил ее, постепенно, но неуклонно смещаясь к кровати.

Буря эмоций и страстей соприкоснулась с действительностью фижм и юбок, застежек и завязок, но я справился с ними в рекордное время, а ночная рубаха была разорвана мной под одобрительное нетерпеливое сопение Катэ.

— Я была уверена, что ты и крымчанок пользовал, да молдаванок. Говорят молдаванки хороши, — сказала Катерина, когда мы уже лежали на кровати и отрешенно смотрели вверх.

— Я не стану убеждать тебя в обратном, — ответил я.

— Уже убедил, — выдавила из себя усталую улыбку.

— Мы приглашены к тетушке на обед, — опустошенный недавним эмоциональным всплеском, я говорил тихо, как бы между прочим.

— Ух, это же нужно подобрать туалет, — было всполошилась Катэ, но и ей не хватало сил на проявление бурной реакции, в обычной ситуации она уже бежала к своим служанкам и вызывала фрейлин для советов.

— Прикройся, — сказал я и уже громко крикнул. — Вина и мяса!

— Вина? А как же обед у тетушки, или ты на войне опять пристрастился к хмельному? — удивилась Катэ.

— Немного вина можно, а на войне время не было пристращаться, там стреляли! — сказал я и как и супруга секундой ранее, прикрыл свою наготу простыней.

Такое поведение не выходило за рамки дозволенного — ничего страшного в том, что слуги увидят супругов вместе в кровати, тем более, что те, кто приносил в покои вино уже не раз делали это ранее. Можно было спокойно лежать и голышом.

Через полчаса, Катэ все же, явно нехотя, поднялась и начала активничать, готовясь к обеду у государыни. Мне приходилось сделать то же самое, оставалось не более полутора часов, поэтому я вышел в соседнее крыло дворца, где были мои комнаты, в которых, я был уверен, мне еще не скоро предстоит спать. Но там была моя одежда.

На обеде, кроме уже заявленных гостей, был, что сильно удивило, Алексей Григорьевич Разумовский. Или это дружеский визит тайного мужа, или я что-то пропустил и старый фаворит вновь отвоевал сердце государыни? Оказалось, что произошла некоторая рокировка, но без интимной составляющей. Просто Разумовский приехал из своего имения под Москвой, а Иван Иванович Шувалов как раз убыл в Москву, лично проинспектировать строительство зданий университета. Да и не мое это дело, если что. Хочет Елизавета Петровна «былое вспомнить» в компании Алексея Разумовского — ее право.

— Ну и многому научился на войне, Петр Федорович? — с некоторым лукавством спросила тетушка, когда началась первая смена блюд и стали подавать гусиный паштет с тушенными овощами.

Вероятно, Елизавета Петровна думала, что я научился кутить с офицерами, да коллекционировать девиц разноэтничных, благо в местах войны этих этносов было много.

— Немалому, государыня, — лаконично ответил я.

— А вот мне сказывали, что и планы баталий сам составлял, да самолично указывал, куда войску ступать, а где и казакам давал указ, — уже с нотками недовольства сказала императрица.

— Так то под присмотром мужей многоопытных, — снова попытался я уйти от детального ответа.

— Не ври! — вскрикнула Елизавета и Бестужев, вздрогнув, проронил на стол горошек, который собирался съесть и уже ковырнул вилкой. — Ты готовился к этой войне, твои потехи были к тому, чтобы турок бить.

— Так побили же, матушка-государыня, — встрял в разговор Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.

— То-то, канцлер, цесаревич, славит русское оружие, и позора Нарвы не случилось, как у Петра Великого, — уже с гордостью посмотрела на меня тетушка. — А ты, милая, напиши в журнале о Петруше, какой он герой, пиши, что он самолично участвовал в боях. Пущай наши подданные знают, какой наследник у российского престола, — обратилась государыня к Екатерине Алексеевне и сурово посмотрела на невестку, я понял этот взгляд, как то, чтобы не забыла редактор про «ведущую роль императрицы в деле строительства великого будущего».

— Паштет, диво, как искусен, государыня, — решил проявить я светскость.

— Да ты что! — Елизавета всплеснула руками. — Тебе нынче все искусно, на войне, небось, и еда скудная. Милая, а как тебе новый английский посол? Как приехал, так и норовит, стервец, прелестниц к себе звать для карточных игр, как будто в Петербурге нету ресторации, где и играют в карты.

Вроде бы и невзначай спросила Елизавета, но жесткий взгляд государыни, направленный на Екатерину говорил о более чем серьезном настрое императрицы.

— Государыня, он приходил ко мне, спрашивал, что я думаю о русском флоте, — призналась Екатерина, и я понял, что уже из постановки вопроса моя жена сделала обоснованные выводы — Елизавета знает все.

Эх, зря Катэ не рассказала мне, я бы попробовал как-нибудь на этом сыграть. Это же нонсенс, что английский посол ходит к жене наследника престола, особенно, когда он на войне. А вот о чем они разговаривали — тут может и дело государственной важности. Екатерина должна была сказать именно то, что я ей посоветовал.

— Тетушка, ну а как же не волноваться англичанам, коли флот русский громит турку, да пиратов. Вот задумай мы факторию создать в Индии, уже и смогли бы, так и потеснили Англию. Но нам Индия не нужна. Или уже нужна, Алексей Петрович? — я постарался перевести разговор от Екатерины, сейчас Бестужев начнет размышлять о важности дружбы с Англией и государыня переключится уже на канцлера.

— Ты от разговора не уводи, Петр Федорович, — уже и я удостоился гневного взгляда. — Твоя жена рассказывала англичанам о русском флоте!

— Так от чего же не рассказать, государыня, всем то известно: сколь у нас кораблей, или фрегатов, галер, они и сами считать могут, — оправдывал я Екатерину.

— Все, уймись! Это правильно, что выгораживаешь жену, но и ты, Милая, не можешь бросать тень на цесаревича, — Елизавета наигранно улыбнулась, отпила из бокала вина и сама сменила тему. — Вы поговорите сами об этом. Важнее иное. Говори, Алексей Петрович.

— Да, матушка-государыня, — сказал Бестужев, отодвинул свою тарелку чуть в сторону, откашлялся и завел тот разговор, из-за которого он и пришел сюда.

Разговор начался с новостей, о которых я был не в курсе.

— Австрийская армия разбита под Белградом, причем у турок есть возможность уже самим перейти границу с Австрией. Наши войска меж тем стоят частью у Фохшанах, казаки перешли Дунай и уже разоряют окрестности крепости Джурджа и, расположенную практически напротив ее, но на другом берегу Дуная, крепость Рущук. Браилов взят приступом нашими войсками, там оказался небольшой гарнизон в менее полторы тысячи турок.

— Как писал генерал-аншеф Салтыков, на зимние квартиры наши войска станут в Бухаресте, Браилове, Измаиле и Рымнике. Австрия же срочно перебрасывает остатки своих войск в Валахию, видимо еще надеясь не дать нам войти в Бухарест. Это последнее донесение от Салтыкова, — Бестужев выдохнул.

— Ясно мне, что дел на Дунае наворотили, ты, Алексей Петрович, о переговорах с турками рассказывай, как выходить из войны, деньги только стали поступать в казну, нельзя их много тратить на войны, — потребовала Елизавета.

— Султан предложил нам земли Кубани, Тамани и все Дикое поле на восток от Днепра. Остальное отдать, — Бестужев замолчал, ожидая реакции.

— Сие невозможно. Кубань перешла сама, Крым тако же перешел сам, я привез прожект договора с крымскими беями, — возмутился я, но сразу же одернулся.

— Да сказывай уже, — махнула государыня.

— Так я писал, да получил согласие от Алексея Петровича. Границу вижу по Дунаю, требовать у султана проход нашего флота в Крым. В следующем году, а, может и зимой мы имеем возможности начать новое наступление, так как в армии наличествует зимняя форма. А наш флот начнет войну в Греции, или еще где. Они должны об этом знать, страшиться наших действий. И тогда турки пойдут на соглашение, будучи уверены в том, что уже в следующем году соберут новую армию и разобьют нас, — высказался я.

— Так воевать и в следующем году? — спросила недоуменно Елизавета.

Бестужев так же не выражал понимания. Не мог он вразумить себе, зачем заключать мирный договор, если уже в следующем году продолжится война. Да и хорошо случилось, что за меньше чем полгода добились ошеломляющих успехов, но воевать в долгую с Османской империей было страшновато. Она казалась исполином, которого можно подловить, толкнуть, но потом бежать от гнева великана, так как возмездие неминуемо. Это и мобилизационный ресурс, несравнимый с Россией и вбитая в подкорку мысль, что турки могущественны. Но все меняется.

— В следующем году, государыня, будут укреплены крепости, которые ранее были турецкими. Христофор Антонович Миних уже вовсю работает, для этого все подготовлено, — на упоминании о Минихе Бестужева покоробило, но он сдержался. — Мы можем оттянуться к Рымнику, Измаилу, создать заставы на Дунае и держать там в двое меньше войск, чем нынче. Наш флот берет господство в Черном море, почему и следует настаивать на этом в соглашении, и османы лишаются возможности быстрого наступления. Так мы сможем обороняться и год и два, без большого ущерба для казны.

— Эво как! — произнесла Елизавета с непонятной интонацией.

— Я так понял, матушка, что мы добиваемся обозначенного соглашения? А коли турки не идут на сие, так нам и не нужен договор? — спросил Бестужев, внимательно изучая меня.

«Что, Алексей Петрович, думаешь, как быть? С кем заговор готовить?» — думал я, угадывая, что сейчас твориться в голове канцлера.

А там действительно какие-то мысли летали, уж больно многозначительный взгляд сканировал меня.

— Вот, тетушка, еще, — я достал из обшлага сюртука бумагу. — Это письмо, которое я хотел бы послать фаворитке Людовика.

— Что? — государыня фонтанировала эмоциями.

— Там достаточно намеков на то, что не стоит помогать Османской империи, — говорил я, а государыня уже читала.

— Вот, Алексей Петрович, тут и про твою Англию сказано, что выгонят они французов из Канады и Индии, если туда силы не направить, — государыня посмотрела на меня. — На что сие нам, России?

— У Англии в Северной Америке боле миллиона колонистов, они победят уже числом. В Индии французов все меньше, чем в Канаде. Коли Франция станет серебро расточать на колонии, то и туркам не станут помогать. А без европейской помощи, османы не смогут быстро стать сильными, — объяснил я свою позицию.

— Государь-цесаревич, Петр Федорович, чем же Вам так Англия не угодила — она наш верный торговый друг, — возмутился Бестужев.

— Алексей Петрович, коли дело в дружбе и торговле, то чем больше войн будет в океане за колонии, тем больше у Англии потребность станет в пеньке, лесе, смолы, кабы флот восстанавливать. И прибыток для России в том. И я не против Англии, я за Россию, — закончил я спич практически афоризмом.

— Отправляй сие письмо, Петр, крамолы в том нет, — сказала Елизавета и перевела разговор на светские темы, уже дружелюбно, даже по-родственному общаясь с Екатериной.

Петербург.

Ноябрь-январь 1749–1750 гг.

Практически весь ноябрь прошел в балах и семейных делах. Елизавета, которая не уставала веселиться и праздновать один повод за другим, старалась успеть нагуляться, да облагодетельствовать всех вокруг своими празднествами. Не прошло мимо царское благоволение и моего протеже. Петр Александрович Румянцев прибыл на краткосрочный отдых, а, скорее, получить свою порцию признания. В честь генерал-поручика состоялся прием, государыня даровала герою именную шпагу с бриллиантами, но не повысила в чине, так как становиться генерал-аншефом столь молодому генералу было слишком, о чем государыне и нашептали в ушко, да она и так это понимала. Тем не менее, полученное именное оружие, пятьдесят тысяч рублей и имение под Владимиром с пятисот душами — не то что неплохо, а как-то даже слишком. Это что Елизавета перекупает Румянцева? Боится, что я с ним чего-то крамольного свершу?

Если Петра Александровича осыпали серебром, то бригадир Капнист стал генерал-майором, как и Петр Семенович Салтыков вырос в чине до самого генерал-фельдмаршала, получил орден Александра Невского. Что интересно, не поинтересовавшись моим мнением, по крайней мере, как командира или начальника в Военной коллегии, Степан Апраксин также стал генерал-фельдмаршалом, при том, что отправился в действующую армию он только тогда, как эта армия практически прекратила действовать. Протекция канцлера многого стоит для Апраксина.

Только отгремел триумф армии, как прибыл в Петербург адмирал Михаил Михайлович Голицын. В честь побед русского флота был вновь двухдневный праздник, на который Голицын прибыл адмиралом, а по окончанию празднеств, стал генерал-адмиралом.

У меня тогда появились бумаги, по действию русского флота, с которыми я только вскользь ознакомился. Однако, и того было достаточно, чтобы выругаться на глупость Бредаля, что и сам решил покончить с собой и людей в эту авантюрную атаку повел. Понял я и то, что главная заслуга Михаила Михайловича Голицына в управлении флотом заключалась в том, что он этим флотом не управлял, довольствуясь ролью «свадебного» генерала.

Между тем, меня не покоробило, что глава Адмиралтейств-коллегии получил высший флотский чин генерал-адмирала. После разговоров с Голицыным я понял, что он хороший администратор, намного лучше, чем флотоводец, поэтому программе реорганизации системы работы Адмиралтейств-коллегии быть.

Так и произошло и в декабре 1749 года в Кронштадте был открыт Морской шляхетский корпус с немалым бюджетом для приглашения преподавателей разных мастей и специализаций. Закончилось и время, когда флотские офицеры не получали годами жалования. Продолжилась компания, по моей уже инициативе, по возвращению ушедших в отставку морских офицеров кому еще не исполнилось сорока пяти лет. Дело в том, что при отсутствии средств существования, когда восемь лет либо вообще не плотили офицерам, либо уничижительно мало, ряд флотских ушли в отставку и подались в свои поместья. Теперь возвращаются. Да такие офицеры могут считать спорным приобретением для России: предал профессию раз, предашь и после. Но это же лучше, чем иностранцы.

Праздники закончились только с началом Рождественского поста в декабре, что и позволило мне уже заняться аналитической работой.

Начал я с армии, анализа итогов турецкой компании. Вывод первый — воевать можно и зимой, если создавать магазины непосредственно рядом с местами боевых действий. Так, лихой набег казаков Василия Петровича Капниста в район крепости Варна, позволил взять эту османскую твердыню на болгарской земле сходу. И турки, видимо, рассчитывающие, что боевые действия из-за зимы закончились и что перейти через горный хребет станет затруднительным, не могли организовать контратаку на крепость.

Насколько я понял, Варну держать ни Капнист, ни оставшийся на командовании Виллим Виллимович Фермор не собираются. Выгоднее было разрушить твердыню и занять те самые проходы в горном хребте. Только бы не получилось «стояния на Шипке», которое могло через более чем сто лет в иной истории принести немало смертей от переохлаждения.

В отсутствии Салтыкова, Румянцева, Фермор и Миних развернулись по полной, о чем свидетельствовало не менее дюжины доносов на них. Что, мол чуть ли офицеров не заставляют работать на поганых работах по строительству. А Христофор Антонович затеял создать такую засечную черту по Дунаю, чтобы турки даже не пересекли реку, не говоря о выходе на оперативный простор.

Султан же, не желавший и слышать о мире, запросил переговоров ровно после того, как казаки взяли Варну, а калмыки, с башкирами и даже с прибывшим немалым отрядом киргизов, наводили жути на всех турок и турецкую администрацию на юго-западе и восточнее от крепости Журжа. Османская империя не имела возможности воевать зимой, по крайней мере динамично, наша армия на отдельные операции была способна.

Интересно то, что после возвращения некоторых казаков, калмыков и башкир на родину, да с прибытком, в армию запросились еще больше охотников. Ногайцы так же решили поучаствовать в поедании турецкого пирога, как и доказать свои верноподданнические чувства и направили двадцать тысяч своих нукеров. Это хорошо, что практически вдвое запасли сена и овса, иначе прокормить такую прорву коней было бы невозможно, а сами кочевники не озаботились фуражом. Правда, как сообщал еще один доклад от агента Шешковского, русские степняки кормятся за счет турок и разорения зернохранилищ в мелких городах, но не брезгуют брать провиант и казенный, так как набрали трофеями коней вдвое более имеющихся.

Но пока сообщения о мире нету, а вот о действиях флота в самом конце ноября информация появилась. Русский флот возглавил, возведенный в чин адмирала Захар Данилович Мишуков. Опираясь на базы на островах Эгейского моря, стараясь успеть до наступления сезона штормов, Мишуков совершал дерзкие налеты не только на торговые корабли, но и на прибрежные города. Турецкие гарнизоны на Пелопонесском полуострове были в постоянном напряжении и султану пришлось оттянуть ряд своих формируемых подразделений в этот регион, чтобы прекратить десанты русских морских пехотинцев.

— Нужно морскую пехоту возрождать, — бормотал я, перечитывая доклады.

Петр Великий ввел этот род войск, но после его смерти, начинание на ряду с иными было похерено. А специализированные войска, с учетом все более активных действий русского флота, необходимы.

Было еще одно радостное сообщение. Удалось подловить беспокоящие турецкие корабли, что действовали в Черном море и спалить их, пусть и потерей фрегата и двух пакетботов. Но данное стечение обстоятельств позволяло заявлять и о морском доминировании на театре военных действий в Причерноморье. В Азовское море уже вошли два фрегата, построенные на Дону. Пусть эти корабли и были выполнены из сырого дерева, но пару лет прослужат. Захваченные в Керчи турецкие корабли и галеры уже осваивались, прежде всего, донскими и запорожскими казаками, у которых в качестве инструкторов были простые мичманы, сами только вчера сидевшие за учебной скамьей, сказывался кадровый голод во флоте.

Однако, и кроме крайнего дефицита в кадрах, не все было радужно. Многие корабли требовали основательного ремонта, потеряны два фрегата из-за неумелого управления. Нужна ротация флота, а заменить нечем. Расчет на то, что военные действия начнутся после того, как часть кораблей вернется из Экспедиции, не оправдалась. Еще полгода, примерно, ждать прихода Шпанберга. Да и в каком состоянии будет та эскадра — еще вопрос.

Сложно определить и эффективность действий армии. Да, спехи, что на поверхности, впечатляющие. Но нужно разобраться в причинах этих успехов, чем наслаждаться звуками фанфар.

Первое — удалось поймать турок на перевооружении армии. Крепости ремонтировались, там находилось чаще более рабочего люда, чем армии, да и частью были разрушены и со снятой со стен артиллерией.

Второе — победы, как результат внедрения новинок. Остроконечные пули с высокой обтюрацией делали возможность выбить турецких офицеров еще до момента непосредственного соприкосновения. Говорить об артиллерии, которая играла главенствующую роль во всех сражениях не приходится. Ее нужно еще больше.

Часто спорными были действия егерей. Случались сюжеты, когда рассыпной строй этих молодцов мешал работе пехоты и гренадеров. Но и были случаи, когда натиск егерских полков переменял ситуацию в пользу русской армии. Тут нужен детальный анализ и отработка тактик.

Следует перейти к большему негативу. И тут главенство минусов во снабжении. Да, оно, как утверждали сами полководцы, на порядок лучше, но все еще недостаточно. Для динамичной войны, чтобы не давать противнику опомниться, нужно создавать более организованную систему снабжения. Для этого следует формировать временные базы снабжения и двигать магазины по мере передвижения войск. Опасно это, потребуется охрана, но лучшего придумать сложно. Ну и иметь в избытке такие важные составляющие снабжения, как транспорт, коней инженерные роты, чтобы помогать преодолевать сложные участки пути. Немало было случаев, когда телеги ломались из-за отвратительных дорог и портились продукты.

Далее — санитарное и медицинское оснащение слабое. Медиков хватало только в дивизиях, что формировались с непосредственным моим и румянцевским участием. Привить культуру отдельных туалетов не удалось, на марше это стало проблемой. С кипячением воды так же. Как ни старались медики и некоторые офицеры, проблемы с водой и пищей были. Спасал уголь, как лекарство, но далеко не во всех случаях. Мыться солдат гнали всегда, как только была возможность, но купание в холодных водоемах приводило к увеличению простудных заболеваний. Эпидемий удалось избежать, наверное чудом, меня и слушать не хотят даже подчиненные, чтобы организовать прививание армии. Но вариацию я проведу, каких бы конфликтов это мне не стоило — оспу нужно побеждать.

А еще низкая квалификация офицеров, стяжательство и частые пьянки на стоянках — все это уменьшало боеспособность армии.

Мало тех офицеров, не говоря уже об обществе, кто считает так, как и я, в том ключе, что армия не отработала так, как могла бы это сделать. В разговорах всех сословий не прекращается возгласы восхищения непобедимой русской армией. Пусть так и будет, ибо Фонд вспомоществования слегка просел, а новых поступлений от казны не было уже три месяца.

— Ваше Высочество, — прервал мои размышления Тимофей Евреинов. — К Вам казак просится, говорит, что с вестями из Охотска.

— Давай его сюда, что ли, — удивлённо ответил я.

Пообщаться с казаком их Охотска для меня было чем-то из разряда встретиться с участником экспедиции на Марс. В мой кабинет в Зимнем дворце зашел на вид весьма небедствующий человек лет сорока, скорее всего моложе. Пусть одежда казака и была богатой, но лицо, руки говорили о том, что мужчину жизнь потрепала.

— Кто таков? — спросил я казака, который согнулся в глубоком поклоне, как не каждый гимнаст в будущем сумеет.

— Казак Басов, государь-цесаревич [реальный персонаж, проживал в Охотске, некоторый период монопольно занимался промыслом морских бобров], — не разгибаясь, ответил гость.

— Так, казак Басов, разгибайся и говори, как есть и с чем пожаловал, — сказал я и приказал слуге принести водки и мясной закуски.

Проще было налить казаку и вызнать все, что он думает, чем разводить подобострастные политесы и плести словестные кружева. Пусть запомнит тот момент, как выпил водки с самим царем. Я же стану когда-нибудь царем?!

— Батюшка, так письма у меня, — перестав гнуть спину сказал казак и достал толстую пачку писем, обернутую в ткань, потом достал еще одну, не менее толстую, эта уже была завернута в плотную парусину, потом вышел за дверь и принес еще небольшой сундучок, котором, наверняка были письма.

— Письма давай, и сказывай кто таков, что ты казак Басов, я уже понял, — сказал я, убирая в ящик стола разложенные бумаги.

— Так казак я, уже давно живу в Охотске, промышлял морским бобром и морскими коровами, — Басов замялся. — Только, батюшка, прибыли много людей и начальные люди не дают бить ни бобра, ни коров. А как нам жить-то?

— Так, казак Басов. Начнем с того, что шуба у тебя песцовая, кафтан купил уже Петербурге, или в Нижнем. Дале — колечко золотое с камушком нехудым. Ты богатый человек, Басов. Сколько набил морских бобров? — я привстал и надел самую строгую свою маску. — Не врать наследнику престола российского!

— Много, тыщи, — испуганно пролепетал Басов.

И не какой он не казак, казаки не умеют так спину гнуть и не станут так пугаться гнева господского. Вот этот Басов — он же, наверняка мужик битый, готовый к смерти, к битве. Иные в Охотске вряд ли приживутся. А гляди как испужался меня, под коркой у мужика раболепие перед барином!

— За одну шкурку дают восемьдесят рублей. У тебя не менее ста тысяч рублей имеется, если поделился с подельниками. Что же еще нужно? И да, а сколько в державную казну рухлядью или серебром положил? — не меняя строгости в своем виде, я давил на Басова. — Ну, сказывай, что хотел.

— Так и не ведаю ныне, что сказать. А шкуры отдавал и в Охотск и в Иркутск, но серебро есть, много меньше ста тыщь, но есть, лжу не скажу, подвода цельная серебром набита, да золота чутка имаю. Ведаю я где и как бить зверя морского, как алеуты бьют, что на островах живут. Гутарят, что зараз только Русско-Американская компания и буде бить того зверя. Прибыли, значит, с Ново-Архангельска люди, да привезли аж две тысячи песцов, соболей, да каланов — это морские борбы. И говорят, значить, ступай, Басов со служивыми людишками и вестовыми в Петержбурги, да обскажи цесаревичу, что и как тут, значить. Я не дурень яки, я сразумев, что меня отсылают, а людей моих, значить в наем до себя, как бы били они зверя ужо для компании той. Помоги, батюшка, век молить за тебя стану! — Басов бухнулся на колени.

— Встань, выпей и закуси, я пока письма просмотрю, потом обстоятельно поговорим, но сперва скажи, а что это за Ново-Архангельск такой? — спросил я то, о чем догадывался, но очень хотелось услышать подтверждение. Неужели добрались и основали город? Как же время быстро летит!

— Так то крепость, что поставили те, что по морю в Америку пришли, корабль великий пришел в Охотск тогды, как меня отправлять, стало быть, стали, до тебя, государь, — Басов явно не блистал манерами и терялся при разговоре.

Писем было много, не менее пятидесяти штук. Начал раскладывать все по стопочкам. Одна стопка, самая высокая — доносы. Меня передернуло. Нет, я понимал, что люди в постоянном контакте друг с другом, да в условиях лишений и преодоления сложнейшего пусти, но все равно, хотелось верить в лучшее, а не разгребать Авдиевы конюшни психологических несовместимостей, тем более за десять тысяч километров от конфликтующих сторон.

Вторая стопка по плотности радовала куда больше — это донесения с Калифорнии от Померанцева. Значит добрались, начали осваиваться. Видимо, пока Шпанберг исследовал глубины у берегов, Савелий успел столько бумаги замарать. Но эти донесения самое интересное.

Далее разложил письма от Шпанберга, Хметевского — начальствовавшего переходом людей по суше. И вот это все доверили этому Басову?

— Почему письма тебе дали? — спросил я металлическим голосом.

— Так не мне то, были еще людишки, ахвицер Аляксандр Миронович Шмыгев, так представился он, значить, от лихаманки в Табольске, а иныя, что с ним были, пужаются идти до тебя, что чинами малы, но воны тут, у Петербуржске. А я, значит, свою челобитную несу, вот так и вышло.

— Говори, чего хочешь! Деньги у тебя есть, за то, что укрыл от казны, — Басов съежился и понурил голову, подтверждая догадку, что грешки имеются. — Не стану винить. Окромя того, выпишу бумагу, что дарую чин есаула, да казакам отпишу, чтобы подтвердили сие. Но служить станешь мне. Плохо, что тебе не доверили привезти шкуры, чтобы посмотреть, да сторговать. Добро знаешь дороги до Охотска?

— Добро ведаю, ужо и туды и сюды ходил. А шкуры есть у меня, я не серебро вез, это опосля сторговал морского бобра и соболей, в Нижнем сторговал малость, кабы деньги были, и только, — оживился Басов. Есаул в Охотске — это, почитай элита, из которой, как я понял, казака Басова погнали, когда пришла иная власть.

— Часть меха калана отдашь мне, чтобы и государыне показал и иным людям, да и в дар нужно, — я задумался. — Три сотни шкурок. Есть столько?

— Есть, как не быть. А остатнее, батюшка, куды деть мыслишь? Кабы я добывал зверя, то и боле прислал шкурок — три тыщи! — Басов, явно осмелел, попытался продавить свою повестку и наобещать взятку и.

— Ты, что, холоп, купить цесаревича вздумал? — сквозь смех сказал я. Вот хотел сурово и серьезно, но заговорщицкая гримаса примитивно хитроватого мужика, не оставила равнодушным. — Подчиняться станешь Хметевскому, он сейчас главенствовать будет Русско-Американской компанией в Охотске, на Алеутских островах и на Аляске станет главенствовать Дмитрий Леонтьевич Овцын. Станешь мне все отписывать, да сказывать, что и как там делается, да бумагу дам, чтобы артели твоей добро дали на отстрел зверя, половина моя, доставать станешь раз в два года, как и кем, сам измыслишь. А еще нужны людишки разные, чтобы и пахать и себя защитить, но без буйства, думаю переселять людей в Америку. Вот ты и покажешь свое богатство на торговых рядах, байки расскажешь в трактирах. А потом поведешь с моей грамоткой людей. Кого оставишь в Сибири — будут такие, что идти далее не захотят, иных доведешь. Но, казак Басов, денег не дам, сами люди желание должны иметь. Сладишь сие, есаул?

Басов думал долго, потом много спрашивал. Из его вопросов и я прояснил кое что. Оказывается данный персонаж ранее промышлял практически монопольно. А когда запретили ему этим заниматься, кустарно собрал непонятное корыто, но и на нем умудрился побить и морских коров и бобров [исторический факт, Басов ходил в море к Алеутским островам на практически простой лодке]. Такую энергетику нужно применять, а не страшится ее.

Басов ушел, пришло время тренировки, проверить хотелось одного казака, которого приглядел в походе — уж больно шустрый и ловкий. Однако, письма не давали спокойно уйти. И понимал же, что, если засяду за послания, то могу и на сутки выключится из реальности, но иначе не мог.

— Тимофей, а пригласи ты Екатерину Алексеевну, пусть помогает, — сказал я Евреинову и раскрыл первое письмо.

Начинать читать послания я решил с начала, с самого пути. Так что письма от Шпанберга первыми подвергались изучению.

Получалось, что после разгрома пиратского логова, экспедиционная эскадра продолжила свой путь и сделала двухнедельную стояку в английском форпосте в Индии — Бомбее. Починились, кое-где заменили часть такелажа, отдали немало денег. Тут или Шпанберг брешет и прикарманил себе восемь с половиной тысяч рублей, либо англичане не сдержали обещания о безвозмездной помощи в походе русской эскадры.

Французы не решились нас атаковать. И далее каботажным способом эскадра обогнула полуостров и остановилась уже в английском Калькуте. Тут к русским были более приветливы. Я подумал, что такое отношение в Калькуте было связано с тем, что именно в этом регионе Северо-Востока полуострова Индостан наиболее ожесточенное противостояние Франции и Англии. А тут столько кораблей русских союзников — сильный удар по моральному духу колониальных войск Франции. На стоянке в Калькуте случились первые побеги колонистов.

Пополнились провизией, решили главную проблему морских переходов — с водой, отправились к Малайзийскому архипелагу. Тут, как писал Шпанберг, встретились с голландцами, но разошлись миром, даже воду заменили свободно и купили за серебро провизии. Сбежали еще люди. Шпанберг сообщал, что чуть ли не пресек бунт, пришлось наказать одного мичмана, который и скончался после такого наказания. Тут я перечитал предыдущие письма еще раз, под иным углом восприятия. Он лгал в письмах сильно много оправданий, натянутых фактов, особенно история с мичманом Кузищиным [из свидетельств современников Мартын Петрович Шпанберг был крайне жестоким командиром, применяющим наиболее болезненные методы при даже малых проступках].

— Муж мой, звал? — в кабинет зашла Катэ.

— Не хочешь прогнать скуку? Тут очень много занятного в письмах. Но, это то, чего не следует никому говорить. Я доверяю тебе, Катэ, но мне твой ум сейчас сильно потребен, помоги узнать лжу и правду, — сказал я и придвинул прежде всего письма Шпанберга, сам же занялся посланиями от Савелия Померанцева.

Позвал я Екатерину еще потому, что весьма странным оказалась история общения ее с новым английским послом. Да, такое уже было и даже решили, что не следует отворачиваться от английского интереса, но говорить грамотно дозированную информацию. Последняя встреча Катэ с послом, о которой так беспокоилась императрица, могла оказаться не столь безобидной. Теперь же я здесь и Шешковский получит четкое задание — проследить за разговорами на английском посольском дворе. Если хоть что-нибудь из того, что здесь и сейчас Катэ узнает, станет известно и англичанам… Катерине придется рассматривать те письма, в которых не должно быть много тайн, но достаточно сведений, чтобы понять кто именно передал информацию англианам.

Разложив письма по номерам, я начал читать. В первом же письме Савелий Данилович — а как еще называть теперь цельного наместника, как не по имени отчеству — писал о сумасбродстве Шпанберга. Стал флотский командующий пытаться свои правила насаждать в строящейся крепости, да конфликт вышел и только вмешательство казаков не позволило случится непоправимому, но перед отъездом Савелий-таки получил по лицу от какого-то мичмана по указанию Мартына Петровича.

Получалось, все же я ошибку совершил, что доверился Шпенбергу, хорошо, что не фатальную, Экспедиция, даже по косвенным сведениям, уже состоялась. Вот только ума не приложу, как эти все бумаги рядом оказались?

— Экий плут сей Шпанберг! — воскликнула Екатерина.

— С чего решила? — заинтересовался я столь быстрому определению лжи.

— Ну то, что он забил до смерти мичмана Кузищина — дворянина засек! Суд должен был быть, пусть и на бумаге, — Катерина возмущенно покрутила головой. — Далее — вот тут он пишет, что куплено у англичан за серебро, а я читала, когда ты готовил сию экспедицию, что англичане запрет ввели на продажу парусины и канатов в индийских колоний из-за того, что там канаты сильно быстро худеют. Значит вор Шпенберг.

Катерина замолчала, а я стал читать далее.

Общение с местным населением заладилось быстро, играли уже свадьбы и…

— Цветы вокруг красивые, Катэ, слышишь красивые цветы и много тех цветов! — кричал я, а Катерина недоуменно смотрела на меня, и в ее глазах все больше появлялось тревоги.

— Все ли ладно? — спросила жена.

— Прости, радуюсь, что получилось крепость основать в Америке в теплых краях — будет прибыток в зерне и на Камчатке, — озвучил я полуправду.

И дело не в том, что я не доверяю жене, почти что и доверяю, но слово «золото» слишком сильное, чтобы им разбрасываться, тем более, когда сам же и подозреваю супругу. Вот станут крепко, людишками еще пополнятся, с местными племенами сладят, да обучат воевать, вот тогда и можно заявлять о находке. Иначе можно проблем отгребите массу, тем более, если англичане узнают о золотишке. А Катерина может и просто проговориться, без умысла. Итак немало сейчас узнает, но слово «золото» не прочитает, таков был уговор с Савелием, да и на всякий случай с Овцыным, хотя там до реки, что толи названа уже Клондайком, толи должна была быть названа, далековато будет.

Значится нужно как можно скорее посылать несколько кораблей за золотом, да и готовить бумаги о создании Русско-Американской компании и признании императрицей земель Калифорнии за Россией, как и Аляски.

Пишет Савелий, что приживается и виноград и пшеницу посадили, ячмень, картофель, боится, что урожай высохнет, так как лето в Калифорнии ну очень знойное. Высадили фруктовые деревья. Вот только земли свободной от леса не много, приходится выкорчевывать пни и выжигать. Пишет, что охота так же хороша, очень много медведей, оленей, мелких кабанов. В реке хватает рыбы, но крупной немного.

В выстраивании социальной системы все неплохо, но отношение к индейцам разное, часто стали их обманывать из-за простодушных аборигенов, поэтому приходится чуть ли не ежедневно проводить с колонистами и казаками инструктаж. Уже семнадцать смешанных браков, сам Савелий пишет о жене и чувствуется, что в его отношениях с супругой не только политические мотивы. Просит бумагу, подписанную государыней, что она принимает в свое подданство индейцев племени кашайя, как и признает детей от смешанных браков. Хвалит батюшку, который очень лояльно отнесся к индейцам и не навязывает православную веру, но старается просвещать, вот только языковая проблема стоит в полный рост даже между мужьями и их индейскими женами.

Из того, что просил Померанцев выделяется главным образом две позиции — оружие, прежде всего, пушки и штуцера. Вторая позиция — тягловый скот и лошади. Приводил Савелий приблизительное количество своих «хотелок». Пять десятков коней чего только стоит доставить. Но данный вопрос уже прорабатывался, еще до начала Экспедиции, рассматривались вопросы доставки скота. Тогда в Тобольск и далее в Якутск, погнали скот, но пока на этом и все, там кони и коровы и застряли. Теперь нужно далее вести животных к Охотску.

Польстило название административного центра колонии — Петрополь. Вроде бы в честь меня названо, но можно интерпретировать, что и в честь Петра Великого, так что название более-менее нейтрально. Казачья же станица названа «Острог Росс» и основана она на том же мысе, где и в иной реальности должен был возникнуть форт Росс. Там река Русская, там же неплохие почвы. Но казаки не сильно то и спешат разрабатывать земли, о чем пишет Померанцев, пытаются торговаться с местными племенами и учить их работать в поле за плату. Принуждения силой пока нет, хотя и без излишеств в этом отношении не обошлось. Лихие молодые казаки было пользовали женщин кашайя за стеклянные бусы, но сотник заставлял в таком случае жениться. Не все хотели подчиниться и уже восемь человек сбежали в неизвестном направлении.

— Лихой этот мичман Зейский! — усмехнулась Катэ.

— Ты о чем? — спросил я, не припоминая такого персонажа в Экспедиции.

— Я читаю о злоключениях на Аляске. Там командующий отстраивающимся городком Ново-Архангельском Дмитрий Леонтьевич Овцын встретился к сопротивлением неких тлинкитов. А вот Сергей Иванович Зейский смог договориться с местными родами и тем принес великую выгоду русской миссии, — объяснила Катэ.

— Ты скажи, что думаешь обо всем этом? — задал я фундаментальный вопрос.

Было важно, как смотрит весьма не глупая женщина на освоение новых земель, может мой разум видит ситуацию с иного ракурса, не свойственного ни этому миру, ни его реальности. К сожалению, часть моего сознания, касающаяся Петра Федоровича, просто не выработала своего отношения к Америке и вообще колониям, кроме как «это далеко, поэтому без ста граммов и не разобраться».

— Все кроется в выгоде негоциантов и воли государыни. Коли перестать слать корабли, так все зачахнет вельми быстро, а слать потребно только с выгодой. Вот что в Калифорнии есть, что нам потребно? Хлеб? Так после компании с османами земли русской много прирастет. Аляска нужна мехом? Ну это если хорошо расторговаться, так и можно выбить зверя, а дальше, что? Там зерна не растет! — Катерина пожала плечами.

Я задумался, что в ее словах смысла немало. Ну, Калифорния нужна из-за золота. А сколько его намывать при тех технологиях, что имеем, лет двадцать, на большее вряд ли хватит легко добываемого металла? Пусть и так. Мне не дают покоя те приблизительные, только доказанные в будущем, цифры найденного золота — это современных полноценных сто шестьдесят миллионов рублей, что эквивалентно пятидесяти миллиардам долларов в будущем. Повторюсь — доказанные цифры. А сколько добычи ушло в тень, тем более, когда крупные компании перехватили золотодобычу у искателей?

А еще Калифорния нужна для обеспечения продовольствием той же Аляски и Охотска, пока не придумаю, как отжать у Китая территории, где некогда должен быть построен Владивосток. Если эти земли сейчас китайские. Вот чего не знаю, того не знаю, а посылать отдельную экспедицию на разведку, считаю пока нерезонным. Впрочем, теперь есть люди, которым предстоит решать оперативные задачи в регионе.

— Калифорния нужна, чтобы кормить русский Восток и Аляску, где много дорогого мехами зверя, — ответил я, больше себя же убеждая, так как огромные затраты и в деньгах и в людях, на словах выглядят чрезмерными относительно озвученных задач.

— Ты не думай, Петр, я спрашиваю отчасти потому, что ты подал императрице прошение о учреждении Русско-Американской компании, собрался бумаги долевые на нее выпускать, продавать их за много денег. А кому сторгуешь, коли нету великой выгоды в Америке. А еще испанцы, или Англичане пошлют свои корабли, да заберут те селения, да людишек побьют? — рассуждала Екатерина.

«Может и в правду сообщить о золоте? Так явно компанией заинтересуются многие!» — думал я.

— Время есть, казак Басов, что привез эти бумаги, людей поведет на Восток, а уже в Охотске станут вербовать в РАК, служилые люди для того скоро отправятся, — я улыбнулся и резко сменил тему. — Пошли к Павлуше сходим, да Анюту возьмем на прогулку.

— Наследник престола — Павлуша, Великая княгиня — Анюта, как будто бы крестьяне, а не правящая фамилия, — Екатерина фыркнула. — Не думала, что ты так заразишься вольтериантством.

— Вольтер тут не причем, нам так часто приходится сдерживать свои чувства, что порою и почудить нужно. Вот возьму, да как юбки задеру!.. — я шутливо распростер руки, чтобы поймать Катэ.

— Коли юбки все подымать станешь, так умаешься: нательная, нижняя, средняя, еще две, — Катерина засмеялась. — Ха-ха, пошли к детям!

— Катэ, я уверен, что такие разговоры уже шли с тобой и ты задумывалась. За кого замуж отдать нашу Аннушку и женить Павла Петровича? — спросил я.

— Аннушку за второго сына Марии-Терезии — Иосифа [в реальной истории умер от оспы в 16 лет], или за наследника датского престола Кристина [будет прозван «безумным»]. А вот с Павлом сложнее, подождём еще рождения девочек, — ответила Катерина.

Я промолчал, не стал высказывать свое отношение к потенциальным женихам. Если про Иосифа я ничего не знал, то вот припоминал прозвище следующего датского короля — «Безумный» и мне это категорически не нравилось. Между тем, именно Дания больше всего привлекала для скрепления отношений через брак — России нужны датские проливы, чтобы и не допустить в Балтику иных флотов, да и самим беспрепятственно выходить в океан.

Вопрос Катерине был задан еще и потому, что я помнил сволочной образ первой жены Павла Петровича в иной реальности, я же был им, «бедным Павлом». Будущее, однако, уже изменено даже тем, что Павел совершенно иной, чем тогда. Мальчик очень милой наружности это даже в столь младенческом возрасте видно не вооруженным глазом. Сколько я не тужился, вспомнить имя первой жены того Павла не смог, потускнели воспоминания, а вот то, что она изменяла ему и вообще была, мягко сказать, не образцового поведения — помнил. Такие невесты нам не нужны. Женщины — они ведь формируют и мужчин, шлифуют их характеры, направляют их устремлениями, даже, если напрямую не принимают участия в делах.

23 февраля 1750.

Бенджамин был уникумом, не получив образования, он стал одним из ярких умов своего времени [действительно, систематического образования Бенджамин Франклин не получил, его отцу хватило денег только на два года школы, но американец был послом, мануфактурщиком, издателем, географом и даже физиком]. За что его не долюбливали, сам Бенджамин затруднялся ответить, он много раз был бит, его секли чуть ли не каждый день, он даже хотел смириться, но наказывать стали уже за самую малость. Когда старший брат избил Бенджамина только за то, что тот первым вбежал в дом, а не пропустил вперед второго после отца человека в семье, будущий вероятный отец американской государственности бежал в Филадельфию.

Потом работа на типографии, первые статьи, которые были восприняты обществом в большим интересом, деньги, текстильная мануфактура, своя типография, потом первая фабрика по производству гвоздей, скоб, сельскохозяйственного инвентаря [подобный жизненный путь был и у реального Франклина].

Среди колонистов не было стремления к производству, привыкшие к постоянному снабжению более дешевыми товарами, колонии жили за счет покупки всего необходимого у метрополии и частью у других стран. Франклина не понимали, зачем производить что либо, если само производство требует больших вложений и вместе с тем цены на товары местного производства выше, чем покупного из-за океана. Но Бенджамин настойчиво шел к своим целям.

Помогла удачная женитьба. Двадцатидвухлетний издатель и мануфактурщик охмурил молодую и привлекательную единственную дочь голландского переселенца уже в третьем поколении Янвиля Ван Дорена. Глория Ван Дорен была избалована и относительной роскошью и вниманием отца, который воспитывал дочь один, так как первая жена умерла от оспы, а вторая жена скончалась при родах вместе с сыном, рожденным уже больным — пуповина обвила горло ребенку и повитухи не справились с проблемой. Однако, у Янвиля Ван Дорена было немалое наследство и за свою дочь он дал хорошее приданное, что позволило Бенджамину приблизится к своим целям и иметь капитал для новых свершений.

Бенджамин не рассчитывал на какую-то форму независимости для сообщества колоний, он стремился смягчить политику Англии. Колонии остро нуждались в промышленных товарах и не привозных, а собственного производства, чтобы были и рабочие места и технологии. Да и немного свободы в торговле не мешало бы.

Появлялись и единомышленники, общество психологически готовилось для будущих свершений, в английском парламенте были некоторые люди влияния, которые чаще банально подкуплены, либо, увлекались тайными обществами и благоволили Франклину.

Бенджамин работал для блага Америки и через массонов. Благодаря ему уже были объединены все английские масонские ложи, создана Великая Французская ложа, намечалась встреча всех со всеми [Свидетельства того, что Франклин был одним из видных массонов есть].

А потом… Он узнает, что в России изобрели молниеотвод. Тот самый, который уже установлен на всех зданиях и сооружениях самого Франклина. Время шло, а разных нюансов, связанных с Россией, становилось все больше. Ресторан, казино, резкое строительство русского флота, много новшеств и изобретений — это усиливало зуд у Франклина, который мечтал о «граде на холме».

Когда пришли сведения, что русские высадились в Калифорнии, Франклин воспринял навости эмоционально в негативном ключе. Черт побери, ещё одна сила в Северной Америке, как будто мало французов с испанцами.

По слухам, что ходили в трактирах Новой Испании, русских было более тысячи. Где они основывают свои поселения и как собираются выживать — темы для обсуждений в трактирах Новой Испании.

Для Франклина же поселения русских в Калифорнии говорили о возможности с ними сотрудничать, по крайней мере приглядеться. Если Россия совершает такие масштабные экспедиции, то может оказаться весьма полезной.

Франклин узнал, что есть уже интересанты, которые хотят проверить русских в Калифорнии на прочность, причем эти люди, близкие к Ост-Индской компании, зря не волнуются и тем более не тратят деньги. Русских признали соперниками. Россия входит в кагорту колониальных держав и нужно понять, как воспользоваться этим.

Взвесив все за и против, Франклин решился разузнать о России получше, понять кто именно стоит за теми процессами, которые заставляют его волноваться. А что, если русские договорятся, к примеру, с французами и ударят по английским колониям, или вооружат индейцев, да что угодно может быть, если Россия уже на континенте?

Чуть позже Франклин начал смотреть на стремление неких сил в России приобрести колонии под другим углом. Могут же русские частные лица, а официально Петербург не объявляет поселения в Калифорнии и Аляске своими колониями, пойти на некие соглашения с Франклином и теми силами, что он представляет. Созданная Русско-Американское компанейство, как и любая подобная организация, имеет целью прибыль, североамериканские колонии дадут эту прибыль. Не официально, конечно, да и Англия была бы не в восторге, но на продаже товаров, как промышленных, так и чая, к примеру через карибский бассейн, РАК получала бы баснословные деньги, а американцы возможность меньше зависеть от метрополии. Р усская компания может торговать и официально, у Франклина достаточно возможностей, чтобы это организовать, но тогда и русские должны будут помочь, когда это потребуется.

Не только описываемые причины влекли в Россию Франклина.

В Европе проходили процессы объединения масонских лож, где первенство отходило Английской Великой ложе. Было известно, что и в России масоны присутствуют. Нужно было узнать о серьезности русских организаций, довести европейские тенденции до русских масонов, ну и включить Россию в общую систему.

Личность же наследника казалась притягательной и таинственной — те качества, которыми должен обладать магистр ложи. Хорошо было бы заполучить русского принца, чтобы иметь доступ к его новшествам и ресурам. Он же обязательно захочет стать главой русских масонов. Молодой парень с амбициями…

Франклин думал предложить наследнику возглавить русских масонов, по примеру французкого принца, что подымало статус и привлекательность масонов для элит. Но сперва необходимо узнать о Петре как можно больше.

Доплыть до Петербурга не получилось — замерзло море и дальше Риги кораблям ходу не было. Потом переход от Риги в русскую столицу. Холод, постоянный озноб, несмотря на частые почтовые станции. Не привыкший к такой погоде, американец, постоянно ощущал переохлаждение. Бенджамин даже ругал свою финансовую рачительность, что не купил шубу в Риге.

Встреча с английским послом в Петербурге окончательно определила виновника волнений Франклина — наследник российского престола Петр Федорович. Это не Россия, как государство начала экспансию в Америку, это только лишь один человек, которого некоторые считают авантюристом. Но и Кортес не отличался планомерностью и рассчетливостью, но покорил ацтеков.

— Да, я понимаю Ваше беспокойство, — говорил английский посол Мельхиор Гай Диккенс, цесаревичу удалось убедить императрицу зарегистрировать РАК — Русскую Американскую Компанию. Учитывая, сколько кораблей ушло в ранее неизвестном направлении, к созданию колонии Петр отнесся со всей русской широтой и размахом.

— Сэр, а что это за история с покушением на наследника? — спросил Франклин, а у Диккенса исказилось лицо.

— Даже не думайте, Бенджамин, выкиньте эти мысли, если они вдруг прорвались в Вашу голову, — заговорщицки, практически шепотом, сказал посол. — И, да, пошлите прогуляемся, погода, пусть и морозная, но ясная.

Посол понимал, что уже упоминание о покушении может стать серьезной проблемой для его деятельности. Итак Англия уже допустила глупость, направляя каперов на русские корабли. Работать с Россией становилось все сложнее, а тут еще и разговор на запрещенные темы.

— Покушение было организовано недовольными поглощением Голштинии Данией, — продолжил разговор Мельхиор Гай Диккенс, когда собеседники вышли на улицу. Франклин не понимал о чем идет речь и это читалось в его глазах. — Это родина наследника, он герцог этого маленького государства и, чтобы там не говорили о том, что Петра вынудили предать Родину, не тот наследник человек, — он продал герцогство и стал вкладывать деньги в разные проекты, в том числе и на устройство армии.

— И как происходило покушение? — Франклин вернул разговор к интересующей его теме.

Франклин рассматривал вариант, при котором «вдруг» не станет наследника, что ему за дело до России, если империя лишиться наследника. Если вся экспансия держится на одном человеке, то не станет его и Россия перестанет играть видную роль. Ну и неизвестно, как цесаревич отнесётся к масонам. Во Франции четыре года назад чуть не разгромили все ложи. В России могут ещё жёстче зачистить, дикие люди. Чтобы этого не произошло, важно обдумать и вопрос устранения.

— Точно не знаю, может мой предшественник лорд Кармайкл больше мог бы рассказать. Но известно, что нападающих было чуть ли не в десять раз больше охраны наследника, который и самолично оказался и стрелком и рубакой, да и борьбой владеет на высоком уровне. Был ранен, но выжил, быстро пошел на поправку, сейчас при нем всегда до трех десятков казаков, с которыми сам обучается и, я Вам скажу, это лучшие бойцы, что я знаю, — Диккенс развел руками, мол «к сожалению, но факт».

— Ну и последний вопрос — где в Петербурге самое приличное место, чтобы остановиться на неделю-другую? — Бенджамин улыбнулся, наблюдая облегченный выдох посла, тот, видимо, ожидал чего-то дурного.

— Боюсь, самое приличное, я бы сказал, великолепное, может статься весьма дорогим. Это ресторация «Элит», там номера начинаются от десяти рублей за день, но оно того стоит, — посол мечтательно улыбнулся, видимо, что-то припоминая.