Цена невинности

Глава 7. Наказание для воровки

Заплатку роняю, а на ладони надувается пузырь. Вот же дура! Совсем забыла, что пошел перегрев. Мало того что сама обожглась, так еще и последнюю заплатку потеряла. Та упала и моментально приклеилась к чему ни попадя внутри моторного отсека. Естественно, намертво…

Тряся рукой, в попытках унять боль, и утирая выступившие от обиды слезы, достаю аптечку и заливаю пораженное место клеем-анитсептиком. Ладони и без того безбожно дергает от натертых рулем мозолей, и я трачу на них остатки средства. И даю себе несколько минут отдыха.

Все. Хватит прохлаждаться, Ари. Урожай сам себя не соберет. Со вздохом закрываю кожух, надеясь, что если не переключаться снова на колеса, то система еще какое-то время продержится на остатках топлива. Забравшись в кабину, отмечаю, что вонять все же стало меньше, а значит пока мне не грозит свалиться от удушья. Мотор взревывает, и я трогаю харвестер с места, прикидывая, сколько у меня осталось времени.

И все же, прежде чем пересечь границу поля Аделхардов, прохожусь по самой кромке нашего – сто шестидесятого участка, и лишь потом цепляю краем соседний, благо никаких заборов здесь нет. Если меня сейчас кто-то видит, всегда можно оправдаться неисправной машиной, или тем, что в моих детских ручках не осталось сил, чтобы нормально развернуть сельскохозяйственную громадину, которой давно пора на свалку.

Точно голодный жук-переросток жвалами, харвестер вгрызается резаками в густорастущие стебли хакса. Раздается радующее душу и сердце постукивание головок хакса по дну пустого контейнера. Малейшее мановение руля, и оно усиливается. Становится похожим на град. Все. Я решаюсь. Выравниваю машину и на максимальной скорости иду вдоль самой кромки. Цветовой индикатор стремительно меняет цвет с красного на оранжевый, а потом и на желтый. Цифры говорят, что треть контейнера уже заполнена, а ведь я даже не добралась до намеченного места.

Может, все-таки мне наконец повезло, я наберу полные баки быстрее, чем рассчитывала и успею вернуться? Радоваться я уже опасаюсь, поэтому сосредотачиваюсь на работе и когда оказываюсь у намеченной точки за холмом, действительно набираю полный урожайный контейнер и даже половину резервного. Если проехать часть пути в обратном направлении, он тоже будет под завязку, но я решаю, не жадничать и возвращаться прямо сейчас.

Да, не стоит рисковать. И без этого все выглядит подозрительно, после того как прочие сборщики пришли полупустыми. С Цю Синя станется проверить статистику и повысить норму выработки. Тогда нам не жить, особенно если ее повысят всем сборщикам хакса в нашем округе.

Размышляя, во сколько лучше вернуться, чтобы все ужинали и пялились в визоры, а не следили за дорогой, разворачиваю харвестер. Машина старая и неуклюжая, круг разворота получается больше, чем нужно. Вместо того, чтобы выбраться на свой участок, я углубляюсь в чужой, оставив за собой заметную скошенную полосу.

Недовольно выругавшись, надеюсь, что и этого завтра к утру уже не будет видно, устремляюсь обратно, и в этот миг случается то, чего я совсем не жду. Издав характерный свистящий сип, гравидвигатель отключается, и неуклюжая махина, больше ничем не удерживаемая в воздухе, с размаху падает на землю. Высоты тут всего ничего – неполный метр. Жесткие стебли и мягкая почва смягчают удар. Панель управления, мигая красными символами оповещений, исходит на понос и, заикаясь, сообщает, что все – приехали. Точнее, долетались…

Ругаясь почище местного ассенизатора, выскакиваю наружу. Снова откидываю крышку моторного – так и есть. Разрыв топливного шланга. Еп… Это же из-за перегруза возросло потребление, а с ним и давление. Как я об этом не подумала?

– Мать твою! Чтобы тебя канисы сожрали, металлолом поганый! Дерьмо паршивое!

Продолжая незамысловато ругаться без остановки, пинаю тяжелым ботинком потертую шину так и не убранных шасси. Все. Это конец. Без посторонней помощи мне теперь отсюда не выбраться. Но хуже другое – теперь я гарантированно попадусь, и что тогда будет? Что скажет мама?

Вытирая злые слезы, заскакиваю в кабину и врубаю передатчик:

– Питер! Прием! Питер?

– Ари? – сонный голос Питера Элида раздается в переговорнике почти сразу, но его очень плохо слышно.

Передатчик у меня слабенький, с трудом на такое расстояние добивает.

– Питер, мне очень нужна помощь! Мой харвестер сломался. Разорвало джет-шланг, а у меня закончились ремкомплекты! – ору я, словно пытаясь перекричать разделяющее нас расстояние.

Доносится приглушенное ругательство, перемежаемое помехами.

– Понял. Где ты, Ари?

– На сто шестидесятом. Точнее… На тридцатом.

Пауза.

– Где?! Ты сдурела?! Какого хрена ты делаешь в округе Аделхардов, паршивка? Знал, что тебя нельзя одну отпускать. Ты знаешь, как это называется? Воровство, Ари! Я все скажу твоей матери, когда она проснется, так и знай. Нет! Сначала я собственноручно тебе зад выдеру так, что ты неделю сидеть не сможешь!

– Хорошо, Питер. Выдерешь обязательно, – покладисто соглашаюсь я, глотая слезы и стараясь говорить ровным голосом, как взрослая. – Только вытащи меня отсюда, пока никто не заметил. Пожалуйста, Питер, миленький… – я все же не выдерживаю и, несколько всхлипов вырываются наружу.

– Уже еду, маленькая. Ты где конкретно застряла?

– С краю, у самой границы. У меня перегруз, и…

– Что, Ари? Встряла да? – вклинивается в наши переговоры противный голос Шона Меддина. – Хочешь, я тебе помогу? Я ближе. А за это ты…

Недослушав идиота, отключаю связь и холодею. Вот же я дура! Как можно было использовать общую волну, чтобы сказать такое?! Через несколько минут весь округ будет знать о том, что именно я натворила. Даже два округа! Наш и Аделхардов. Мамочки…

Паника душит, и мне так фигово, что хочется на воздух. Выпрыгиваю из кабины, и подошвы бот глубоко тонут в мягкой почве. Чтобы нормально передвигаться, следует использовать встроенный гравитационный модуль, но я решаю обойтись силой собственных ног. Энергия может понадобиться, когда мы с Питером будем вытаскивать машину.

Мозг работает стремительно, соображая, как разгрести все, что наворотила. Я все еще надеюсь, что Питер придет мне на помощь первым. И остается шанс, что кроме него и Шона Меддина, никто больше не слушал эфир.

Если до утра никто не сообщит Аделхардам, то, возможно, удастся замять это дело. Но как заткнуть Меддина? Разве что предложить ему часть собранного урожая. Если этот придурок поведется, то окажется запачканным и будет молчать. Или не будет? Он же придурок?

В любом случае попытаться стоит и как можно скорее, пока он не успел ничего никому растрепать. Шон лентяй, и если предложить ему всю мою сегодняшнюю выработку, то, может, он даже поможет с эвакуацией. Хоть до тошноты не хочется иметь с ним никаких дел, потом ведь не отвяжешься.

Я было собираюсь лезть обратно в кабину, чтобы связаться с Меддином, как вдруг раздается насмешливый голос:

– Вы только посмотрите на это!

Вокруг харвестера кружат на гравиконах мальчишки. Один, другой, третий… Всего шестеро. Моего возраста, младше и старше. Сделав несколько кругов на своих бесшумных летающих досках, они спрыгивают на землю и обступают меня полукругом.

– Воровка, а еще и девочка! – возмущается рыжий пацан с приплюснутым носом.

– Гравиконы? Серьезно? – сплюнув сквозь зубы, я морщусь, как бы говоря им всем своим видом: «Пока вы прохлаждаетесь и играете в детские игрушки, я управляю настоящей техникой».

– Кто такая? – интересуется высокий худой парень со смуглой кожей и крашенными в синий цвет волосами.

Про себя я его мгновенно нарекаю Синевлаской.

– Это Ари Раскел. Дочка больной Деборы, мне кузен про нее рассказывал, – сдает меня с потрохами здоровяк, отдаленно похожий на Шона Меддина. – Похоже, она тоже того на голову, как и ее тупая мамаша.

– Прав был твой кузен, Гарри. Она совсем того, раз сунулась на участок Аделхардов. Давайте накажем воровку, чтобы было неповадно. Как считаете, парни, а?

Мальчишки делают суровые лица. Силы явно не равны, да и воришек никто не любит. Сомнений никаких, быть мне битой. Мгновенно проанализировав ситуацию, бросаюсь к кабине харвестера. Заскочить, закрыться изнутри и ждать Питера, а эти дебилы пусть хоть лопнут от злости. С удовольствием их ошметки на дворники намотаю.

Беспокоило то, что они тоже лишние свидетели моего преступного замысла, но кто поверит этим шалопаям? Кто, вообще, здесь верит детям?

Резко срываюсь с места, и мне почти удается задуманное. Почти.

Никто не ожидает от меня подобной прыти, но защитные боты слишком тяжелые для тринадцатилетней девочки. Чья-то рука хватает за щиколотку. Дергает резко. Я срываюсь и падаю. Задеваю подножку и разбиваю об нее губу. На меня тут же наваливаются толпой. Чей-то кулак больно бьет под дых. Слезы брызжут из глаз, но я не сдаюсь, отбиваюсь. Молочу руками и ногами, как могу. Хорошо хоть эти дурни друг другу только мешают.

Драться мне не впервой. Стиснув зубы, терплю удары, прикрывая живот и голову, и старательно шевелю пальцами, пытаясь запустить гравитационный модуль на ботинках. Наконец у меня получается, и я, не глядя, со всей силы впечатываю ногой во что-то мягкое. Бью сильно, без жалости, и вопль боли звучит для меня музыкой.

– Сука! Тебе конец, Раскел! – угрожает неверным ломающимся голосом мелкий прыщавый дрищ.

Один на один я бы легко его уделала.

– Держите ее за руки. Крепче! – командует Синевласка. – И за ноги! Ноги держите, мать вашу!

Кажется, я умудрилась еще кого-то приложить. Синевласку, судя по тому как он морщится, потирая голень.

– Она же брыкается! – жалуется кто-то.

– Ясное дело! Ты бы тоже брыкался на ее месте, – комментирует кто-то мне невидимый, и незатихающее подвывание моей первой жертвы перекрывает громовой хохот.

Мальчишкам удается со мной справиться. Я лежу перед ними растянутая за руки и ноги, испытывая ужасное чувство беспомощности и страха, но слизываю солоноватую кровь из разбитой губы и презрительно улыбаюсь, хотя хочется плакать навзрыд.

– Шестеро на одну девочку, да? Так у вас в тридцатом округе принято? Трусы! – я снова пытаюсь плюнуть.

Слюна слишком вязкая от страха, а разбитая губа не способствует меткости. Плевок не достигает цели, повисая противной соплей на рукаве Рыжего. Он и Гарри на вид постарше остальных и здоровей – лет по пятнадцать-шестнадцать, наверное, поэтому именно они держат мои ноги. Парни нехорошо переглядываются:

– А что? Распечатаем ее, Гарри, – негромко предлагает Рыжий, который сидит на моей правой ноге. – Посмотрим, что там внутри под этой робой.

Гарри, крепкий верзила, чем-то похожий на Шона Меддина, с предвкушением меня осматривает и интересуется, у товарища.

– Уверен, что мелюзга не разболтает?

– О чем болтать? Нам тоже интересно, – живо отзывается прыщавый дрищ, который только что зубами не вцепился в мою левую руку, чтобы ее удержать.

– Мы тоже посмотрим немного, – отзывается очередная шестерка Синевласки, с еще более петушиным голосом, чем у клона-Меддина.

– Все же это девка… Бить ее и правда как-то стыдно, а так… – словно сам себя уговаривает Рыжий и мерзко облизывает пересохшие губы.