Цена жизни #1

Глава 9

Сегодня десяток с утра отрабатывал тактику маневренных групп в условиях коттеджной застройки, и к полудню ратники уже полностью вымотались. По расписанию занятие к обеду должно было закончиться, но до обеда оставался ещё час, и сейчас десяток без малейшего энтузиазма выслушивал очередную вводную.

— Воронич здесь есть такой? — кто-то внезапно вклинился в речь десятника.

Голос принадлежал незнакомому и очень молодому ратнику — какому-то салаге, которого припрягли на роль посыльного. Десятник мрачно посмотрел на салагу с явным желанием послать его подальше, но потом всё же кивнул Фролу.

— Я Воронич, — отозвался Фрол. — Чего надо?

— Приказано немедленно явиться в штаб дружины, в двенадцатый кабинет, — отбарабанил салага и побыстрее свалил, не желая дальше раздражать старослужащих, которые совершенно очевидно были и так порядком раздражены.

— Что там такое, Фрол? — хмуро спросил десятник, проводив посыльного взглядом.

— Не знаю, старший, — с недоумением ответил тот. — Вроде ни в чём не провинился.

— Ну иди, раз зовут, — махнул рукой десятник. — Только сотню не позорь, забеги сначала в казарму и приведи себя в порядок, а то грязный как свинья. Давай, двигай.

Можно подумать, Фрол для собственного удовольствия ползал всё утро по вчерашним лужам, и он один из всего десятка был грязным. Были здесь и погрязнее, да и сам десятник чистотой вовсе не блистал. Впрочем, у Фрола всегда хватало ума не указывать на брёвна в чужих глазах. Он ничего не сказал и в этот раз — молча козырнул и неторопливой трусцой побежал к казарме.

Через двадцать минут чистый и умытый Фрол зашёл в штаб и был немедленно остановлен дежурным по штабу:

— Кто такой? По какому делу?

— Фрол Воронич, приказано явиться в двенадцатый кабинет, — дисциплинированно доложился он.

Взгляд дежурного смягчился, и он спросил уже другим тоном:

— Знаешь, куда идти? На второй этаж и направо.

— Спасибо, старший, — поблагодарил Фрол и двинулся к лестнице.

Двенадцатый кабинет нашёлся сразу за лестницей. Он постучал и, почти не удивившись, услышал голос Лены: «Заходи, Фрол».

— Здравствуйте, госпожа, — поздоровался он, украдкой оглядев кабинет.

Разглядывать в маленьком кабинете было особо нечего. Пара столов, несколько стульев, шкаф с папками, окно с занавеской довольно казённого вида — вот, собственно, и всё. Разве что можно было отметить ещё небольшую полочку на стене с несколькими тощими книжками уставов и наставлений. За столом сидела Лена и, немного хмурясь, что-то быстро писала.

— Здравствуй, Фрол, — сказала она, не поднимая глаз. — Сядь, посиди пока. Сейчас с бумагой закончу и поговорим.

Через пару минут она, наконец, закончила писать, переложила бумагу в стопку на краю стола и посмотрела на Воронича.

— Как служба, Фрол?

— Нормально, госпожа, — несколько напряжённо ответил тот. — Всё как обычно.

Лена поняла его правильно и усмехнулась.

— Не напрягайся так, никаких претензий к тебе нет. Даже наоборот. Вызвала я тебя вот по какому поводу: в сотне Миклы Дранина один из десятников ушёл на повышение ритером в третий полк, и сейчас у меня на столе лежит приказ о назначении тебя исполняющим обязанности десятника и направлении на вечерние курсы командного состава. Пока что исполняющим, а не десятником — потому что курсы командного состава ты ещё не закончил. По итогам разговора с тобой я этот приказ подпишу. Или не подпишу.

— И от чего зависит ваше решение, госпожа? — осторожно осведомился он.

— От тебя, Фрол, — ответила она, внимательно на него глядя. — Я не могу подписать этот приказ, не зная твоих желаний. Точнее сказать, могу, но не стану. Может быть, ты собираешься делать карьеру, а может, тебе не нравится командовать, и тебя вполне устраивает положение простого ратника. А может даже, тебя вообще военная служба не прельщает — я же знаю, что ты завербовался не потому, что хотел служить, а ради больной матери. Так чего же ты на самом деле хочешь, Фрол?

Воронич неожиданно для себя завис. А чего он хочет? Непонятно, как госпожа это узнала, но сказала она верно — он и в самом деле завербовался только ради того, чтобы скопить денег на лечение матери. Но потом как-то привык к службе и уже не задумывался, действительно ли он хочет связать свою жизнь с дружиной.

— Я честно служу, — наконец, сказал он, окончательно запутавшись.

— Насчёт этого вопросов нет, Фрол, — мягко сказала Лена. — Я знаю, что ты хорошо служишь, начальство тобой довольно. Речь о том, чего ты сам хочешь, и каким своё будущее видишь.

— Не знаю, госпожа, — честно признался он. — С одной стороны, военная служба меня никогда особо не привлекала, а с другой — я уже привык, и свои плюсы в ней тоже есть. А если я вдруг скажу, что не хочу служить в дружине — что тогда?

— Тогда мы подыщем тебе какое-нибудь гражданское занятие, — пожала плечами Лена. — Выбор большой. Возможно, из тебя получится аналитик для службы безопасности — того шпиона ты ведь вычислил, хотя другие вообще ничего не заподозрили. А может быть, ты захочешь учиться — тогда семейство тебе в этом поможет. Кстати, об учёбе — как дела у твоей сестры?

— У неё всё хорошо. Поступила в педагогический на факультет дошкольного воспитания и базовой педиатрии. Очень довольна. Спасибо вам, госпожа.

— Вот и замечательно, — улыбнулась Лена. — У нас как раз скоро заканчивается строительство большого детского центра, там же и детская лечебница будет. Значит, в этом центре она и будет практику проходить, а потом и работать туда придёт.

— Разрешите задать вопрос, госпожа?

— Задавай, конечно, — Лена с удивлением посмотрела на него. — Можешь и не спрашивать разрешения.

— За какие заслуги мне всё это? Вы же наверняка не каждому салаге такое предлагаете. Да и не салаге тоже вряд ли.

— За верность, Фрол, — серьёзно ответила она. — Да, мы предлагаем такое далеко не каждому, но ты тогда поступил очень правильно. Даже если бы оказалось, что тот парень не шпион, это ничего бы не изменило. Главное — это сам поступок. Ты доказал семейству свою верность, и семейство это оценило.

— А можно мне немного подумать, госпожа? — вздохнул Воронич.

— Трудно вот так сразу решить? — понимающе кивнула Лена. — Понимаю тебя, здесь действительно стоит как следует подумать. Давай тогда сделаем так: приказ я сейчас подпишу. Полгода будешь исполнять обязанности десятника, а вечерами учиться. Этого времени тебе хватит на обдумывание. А навык командования тебе в любом случае пригодится, даже в гражданской жизни.

«А ещё вы сможете посмотреть, как я с командованием справляюсь», — подумал Воронич. Дураком он определённо не был — например, когда он служил в десятке Лены, то очень быстро догадался, что командует ими вовсе не простой десятник. Правда, он сильно недооценил, насколько непростой, но кто мог бы поверить, что десятком второсортных рекрутов вдруг станет командовать второй человек в семействе? Такое разве что в сказках бывает. Фрол был и в самом деле умён, просто он не торопился делиться со всеми своими выводами, оттого его и редко принимали в расчёт.

Лена придвинула к себе лист с приказом и поставила размашистую подпись.

— Ну вот и решили, — сказала она. — Можешь быть свободен. И мой тебе совет: доложи своему ритеру о переводе — просто ради хороших отношений, чтобы он не из приказа об этом узнал.

— Спасибо, госпожа, — сказал Фрол вставая. — Разрешите ещё вопрос, чисто из любопытства: как вы поняли, что за дверью я?

Лена посмотрела на него с удивлением, а потом удивление сменилось пониманием.

— Ты то ли не знал, что я Владеющая, то ли просто забыл, — сказала она улыбнувшись. — Я тебя почувствовала, когда ты ещё только к штабу подходил.

Осеннее солнышко всё ещё неплохо пригревало, и лёгкий ветерок нёс запахи смазки, креозота, дымка дровяных титанов — всю ту железнодорожную смесь запахов, которая присутствует на любом вокзальном перроне, и которая неизменно вызывает неявное томление и мысли о дальних странствиях. О них я лениво и думал, ожидая поезда, в котором прибывал Бернар. Вообще-то, правила этикета вовсе не обязывали меня встречать его лично, но день выдался чудесным, время оказалось свободным, так почему бы и не уважить старшего родственника?

Стоять на перроне пришлось недолго — когда я посмотрел вдаль, там уже показался окутанный паром силуэт паровоза, и через несколько минут он неторопливо втянул длинный состав под огромный дебаркадер Смоленского вокзала, остановившись с шипением стравливаемого пара. Бернар ехал в вагоне первого класса — по меркам нашей семьи весьма скромно. Впрочем, в империи бургграф Кохеме — птица невеликая. Раньше, правда, графы Арди значили заметно больше, но до прежнего положения им придётся подниматься ещё долго.

Бернар не заставил себя ждать, первым показавшись в дверях вагона. Я помахал ему рукой; он сразу же меня заметил и двинулся ко мне.

— Здравствуй, дядя, — я крепко пожал ему руку.

— Здравствуй, племянник, — улыбнулся он, отвечая на рукопожатие. — Мог бы и не встречать меня лично.

— Погода чудесная, выдалось свободное время, так почему бы и нет? — я пожал плечами. — Да и причина есть.

— Причина? — он посмотрел на меня с удивлением.

— Надо сначала выяснить, куда тебя поселить, я же знаю, что ты большой шалун, — Бернар фыркнул, не очень успешно пряча смущение. — Ты можешь жить у нас в поместье, вместе с нами, но там очень жёсткий режим доступа. А можешь поселиться в городе, в нашем районе, я приказал подготовить для тебя резервный дом. В наш район, правда, тоже доступ не совсем свободный, но всё же далеко не как в поместье.

— Мне, конечно, хотелось бы жить у вас, — задумался он. — Но отдельный дом — это очень заманчивый вариант. А скажи мне, Кеннер, Марина сейчас здесь?

— Вот почему-то так сразу и подумал, что ты захочешь с ней встретиться, — засмеялся я, отчего он ещё больше смутился. — Я попрошу Лену передать ей, что ты приехал. А знаешь, что, — вдруг пришла мне в голову мысль, — можно ведь сделать совсем просто: жить будешь с нами, а если вдруг захочешь погулять в городе, то сможешь воспользоваться домом в Масляном. У Марины, кстати, есть пропуск в Масляный конец, никто там не будет отслеживать, куда она пошла.

— Да, так будет лучше всего, — с облегчением согласился Бернар. — Значит, мы сейчас в поместье?

— Да, туда. Вечером будет семейный ужин, мама очень хочет с тобой познакомиться. А завтра тебя ждут у Ренских.

Маме Бернар понравился.

— Я рада, что наши семьи, наконец, установили отношения, господин Бернар. Мой сын весьма высоко отзывается о лотарингских Арди, а для меня его мнение очень много значит.

— Его рекомендация делает нашей семье честь, — отозвался Бернар. — Я очень любил тётю Ори, и меня безмерно радует, что она положила начало столь выдающемуся роду. И если возможно, я предпочёл бы называться просто Бернаром.

— Тогда я просто Милослава, — тепло улыбнулась ему мать.

— Спасибо, Милослава, — он вернул ей улыбку.

Я с облегчением тихонько выдохнул. Не то чтобы я ожидал какого-то скандала — мама, конечно, человек прямой, но она достаточно воспитана, чтобы не рубить правду-матку по поводу и без. Однако то, что Бернар пришёлся ей по душе, делает наши отношения намного проще.

Мама расспрашивала его о семье Арди, и видно было, что её это действительно интересует. Да я и сам слушал с интересом — в мои прошлые визиты в Трир мне было не до спокойных семейных посиделок.

— А кстати, Бернар — вам известен Огюст Арди? — вдруг спросила мама.

— Гнилая ветвь нашего рода, — поморщился Бернар. — Я официально объявил об отсечении их ветви, они нам больше не родственники. У них, к сожалению, получилось захватить наше имущество, хоть и на время. Но мы ещё поборемся.

— Он как-то пытался со мной встретиться, заявляя, что он мой родственник, — сказала мама. — Но он искал со мной встречи через голову главы семьи, и я велела передать ему, что не имею возможности встретиться. Настолько невоспитанных родственников у меня быть не может.

— Бернар рассказал не всё, мама, — заметил я. — Та ветвь почти наверняка виновата в проблемах прабабушки Орианны. Как мне намекали очень знающие люди, они вместе с тогдашним архиепископом Трира организовали ей смертный приговор, чтобы заставить её сбежать. Она и сбежала, а семью объявили дьяволопоклонниками, и под этим видом наложили лапу на имущество Арди.

— Вот даже как? — нахмурилась она и строго посмотрела на меня. — И что ты предпринял по этому поводу, Кеннер?

— А у тебя есть идея, что можно предпринять? — с интересом спросил я. — Можно, конечно, послать туда команду, которая их всех убьёт, но мы в самом деле этого хотим?

— Нет, убивать всех — это, пожалуй, слишком, — задумалась мама. — Надо кого-то конкретно виновного.

— Конкретно те, кто это организовал, уже довольно давно умерли. Семьёй Арди в Меце сейчас правит внук тогдашнего главы, который по возрасту никак не мог в этом участвовать. Есть ещё предложения?

— Тогда может заняться их имуществом?

— Их имущество, за очень небольшим исключением — это имущество трирских Арди, которое рано или поздно должно вернуться к владельцам. Уничтожать его было бы довольно неразумным шагом, не находишь?

— Тогда я не знаю, Кеннер, — слегка раздражённо отмахнулась она. — Ты глава семьи, ты и должен над этим думать.

— Вот я и думаю, мама, — ответил я. — Однако подходящего варианта не вижу. Как только увижу, сразу же пошлю туда команду. Но пока что выходит либо убийство непричастных, либо порча имущества Бернара. И то и то неприемлемо. Разве только Бернар сможет что-то предложить?

— Сам над этим думаю, — развёл он руками. — Кеннер прав, совершенно непонятно, что здесь можно сделать.

— И что — ты так это им и простишь, Кеннер? — недовольно спросила мама.

— Я этого не говорил, мама, — со вздохом объяснил я. — Просто здесь нет простого решения. Надо серьёзно заниматься сбором данных, чтобы понять, где у них слабые места, что мы можем сделать, и что мы вообще хотим сделать.

— То есть ты сейчас собираешь о них информацию? — утвердительно спросила она.

— То есть да, навожу справки, — подтвердил я. — Прощать их я не собираюсь. На нашей семье висит неоплаченный долг, и я оплачу его при первой же возможности сполна.

Бернар незаметно поёжился. Даже не нужно быть каким-то телепатом, чтобы догадаться, что он сейчас вспомнил — команда Марины поистине впечатляюще потрудилась в своей командировке.

— Какие у вас планы, Бернар? — поинтересовалась мама, оставляя не совсем приятную тему.

— Обширные, мама, — ответил я вместо него. — Завтра его ждут к обеду Ренские и, похоже, не отпустят до позднего вечера. Сёстры давно хотят познакомиться со своим двоюродным братом. И не хмурься, мама — как бы то ни было, сёстры Ренские — тоже Арди, и без них род Арди будет неполон.

— Сложные отношения, Милослава? — осторожно спросил Бернар.

Мама недовольно вздохнула:

— Не то что сложные, Бернар. Всё давно осталось в прошлом, но последнее время я всё чаще думаю, что стоило бы как-то выправить отношения с матерью. Хотя бы просто для того, чтобы можно было встречаться с ней без неловкости.

— Я мог бы как-то помочь?

— Спасибо, Бернар, но нет. Вряд ли Ольга загорится этой идеей. Но возможно, она тоже об этом задумается, и в конце концов мы к чему-то придём.

Разговор как-то сам собой увял, и я поспешил прервать неловкое молчание продолжив:

— А ещё я хочу устроить Бернару экскурсию на какой-нибудь из наших заводов. На четвёртый механический, скорее всего, он самый интересный для посещения. И ещё князь наверняка захочет дать ему аудиенцию, вот только непонятно когда — протокольный отдел пока молчит. Так что ближайшие дни у него будут очень насыщенными.

— Меня немного пугает возможная встреча с вашим князем, — признался Бернар. — Я не привык встречаться с правителями, а после знакомства с Кеннером со мной почему-то постоянно такое происходит.

— Ах, не берите в голову, Бернар, — небрежно махнула рукой мама. — Наш князь — очень милый человек, с ним вполне можно иметь дело.

Я не выдержал и немного истерически засмеялся:

— Знаешь, мама, ты, наверное, единственный человек в мире, который может назвать князя Яромира милым. Я отношусь к нашему князю с огромным уважением, но «милый» — это последнее, как бы я его охарактеризовал. С ним не стоит расслабляться, Бернар, но и нервничать особо тоже не стоит — он, в конце концов, просвещённый государь, а не дикарь, который может посадить на кол за неправильный поклон. Разговаривай с ним уважительно, на вопросы отвечай честно, даже если подозреваешь, что ответ ему не понравится, и всё будет нормально.

Разговор снова переключился на семейные темы, и остаток ужина уже ничто не омрачало. После ужина мы с Бернаром уединились в небольшой гостиной в нашем крыле — Бернар цедил бренди, а мне принесли чаю.

— Полагаю, ты приехал не просто для того, чтобы повидаться? — спросил я как бы между делом.

— Не для того, ты прав, — он резко помрачнел. — Меня послал к тебе герцог Баварский.

— Да, я кое-что ему обещал, — кивнул я. — Золото и боевую технику. Золото для него уже зарезервировано, а для поставки ему боевой техники нужно получить разрешение князя, но я не ожидаю здесь серьёзных проблем.

— Верно, его высочество поручил мне поговорить именно об этом.

— Но для этого разговора ты совсем не нужен, — заметил я. — Достаточно было какого-нибудь чиновника. Собственно, я и ожидал обычного чиновника с бумагами. А раз вместо чиновника приехал ты, то, стало быть, есть какие-то деликатные моменты.

— Есть, — вздохнул Бернар. — Герцог рассказал, что император склоняется к идее вторжения в княжества.

— Зачем ему это? — удивился я.

— Первой волной он пустит тех, кого он хочет убрать. Предполагается, что вы их всех перемелете. Затем император подведёт уже свои войска. Тех из первой волны, кто выжил, объявит трусами и изменниками. А от вас потребует не очень значительных уступок, а конкретно, каких-нибудь послаблений для христианской веры. После этого он объявит себя победителем и заключит мир.

— Изящно, — не мог не признать я. — А у него получится?

— Герцог сказал, что советники императора уверены в успехе.

— А он сказал, чем императора не устраивает идея отвоевать у муслимов Сицилию?

— У муслимов сейчас неразбериха из-за вопроса престолонаследия, и они не смогут оказать необходимого сопротивления.

— Неразбериха у муслимов действительно имеет место, — задумчиво сказал я. — Наследники Нашми Великого всё никак не разберутся, кто из них наследник, а кто слишком зажился на этом свете. Но я очень сомневаюсь, что они не смогут оказать достойного сопротивления. Их военачальники друг друга не режут, и свары наследников их пока что мало задевают. Но допустим, что всё обстоит именно так. Получается, что войска Оттона пойдут в первой волне, так сказать, на заклание?

— Да, я так и понял, — подтвердил Бернар.

— И для того, чтобы увеличить шансы своих войск в боях с нами, он просит нас поставить ему боевую технику?

— Меня это тоже удивило, — признался Бернар. — Я даже высказал его высочеству своё недоумение. Он ответил, что ты обязательно что-нибудь придумаешь и решишь эту проблему.

— Польщён, что его высочество так в меня верит, — пробормотал я в раздумьях. — А вот ещё странный момент: предполагается, что мы должны перемолоть войска герцога, причём это должно произойти в любом случае. Тогда зачем ему боевая техника? Она никак не увеличит его шансы, потому что по плану императора, никаких шансов у него быть не может. Что скажешь?

— Действительно, непонятно, — озадачился он.

— А вообще, тебе не кажется, дядя, что наш дорогой герцог Оттон нас с тобой немножко шантажирует?

— Именно нас? Не князя Яромира?

— Нас точно, а вот насчёт князя пока непонятно. Вот давай прикинем, как такое нападение может выглядеть: войска Оттона и других нелояльных императору дворян вряд ли смогут далеко продвинуться. Княжеская дружина — это даже близко не моя дружина. Впрочем, моя дружина там тоже будет. Пусть даже они смогут нас хорошо потрепать, прежде чем мы их разгромим. Да, затем император подведёт уже свои войска, но ведь и к нам подойдут союзные войска из других княжеств. Знаешь, Бернар, я не вижу здесь у императора сильной позиции, чтобы требовать за мир каких-то уступок, пусть и небольших. А без таких уступок у него не будет победы, а без победы дома с него непременно спросят за напрасную гибель подданных империи. Это в случае, если война закончится на границе, а вот захочет ли князь Яромир остановиться на границе? Он ведь может, например, забрать себе Ливонию в качестве компенсации за неспровоцированное нападение — и у него вполне может хватить на это сил.

— То есть ты считаешь, что князь Яромир не станет мириться?

— Мне сложно говорить за князя, — пожал я плечами. — Если говорить о том, как я это вижу, то княжество не может получить выгод от войны, одни только убытки. Разве что в качестве компенсации забрать Ливонию, но я считаю это ошибкой. Туда нужно вложить неимоверное количество денег, чтобы как-то эту территорию развить, а население там вряд ли когда-нибудь станет к нам лояльным.

Вообще-то, я не предполагаю, а точно знаю, что население лояльным не будет. Эти территории совершенно для нас чужие — рано или поздно они отойдут от княжества, и любые наши вложения в них просто пропадут впустую. Но и коренное население от наших вложений тоже ничего не получит — они просто разрушат всё, что мы там понастроим, и спокойно вернутся к своим коровам.

— Да и вообще, — продолжал я, — у нас есть пословица: «Худой мир лучше доброй ссоры»…[2]

— А мы говорим «Ein schlechter Friede ist besser als ein gerechter Krieg»[3], — согласно кивнул Бернар.

— … и князь Яромир действительно мог бы согласиться на мир — просто потому, что с империи вряд ли получится что-то взять. Но он не пойдёт ни на какие уступки ради мира, и совершенно точно не согласится на уступки христианству. А без этого мир для императора не имеет смысла.

— Я согласен с тобой, что всё это выглядит не очень убедительно, — признал Бернар подумав. — Но почему ты сказал, что герцог шантажирует нас, а не князя?

— Ну, князя он тоже шантажирует, полагаю, — усмехнулся я. — А что касается нас, то всё просто. В случае войны княжества с империей компания «Заря востока» естественным образом прекращает свою деятельность, и ты лишаешься единственного источника дохода…

Бернар резко помрачнел.

— … а что касается меня, то я теряю баронство, в которое у меня очень и очень немало вложено. В зависимости от того, кому будет принадлежать Ливония, его у меня заберёт либо император, как у изменника, либо князь, потому что на землях княжества никаких баронов быть не может. И насколько я вижу ситуацию, Оттон обрисовал нам такую печальную перспективу для того, чтобы ты со всем пылом убедил меня в серьёзности нападения, а я точно так же убедил в этом князя. А вот зачем ему понадобилось пугать князя, я понять пока не могу. И почему он при этом так демонстративно просит боевую технику, мне тоже совершенно неясно.