Цена бессмертия

Глава 1 ТАЙНА ГРЕГОРИ РУТА

Он ввалился в свою квартиру с рыками и стоном – так, как это мог сделать какой-нибудь раненый грабитель. Да, именно – грабитель, которого бдительная и чуткая полиция на всякий случай слегка подстрелила еще на подходе к месту преступления. Злодей оказался упрямым малым и все-таки вперся в квартиру, перепугал насмерть всех домочадцев, а потом рухнул на пороге и затих с выражением несказанной злости и страдания на исцарапанной физиономии.

Не знаю, насколько хорошо я описал этого несчастного неудачника: его, само собой разумеется, мне никогда видеть не приходилось, – но на входе в свою квартиру я чувствовал себя так, как будто меня подстрелили, а уж выражение моей физиономии было в точности такое, как у этого не существующего в природе парня.

Я захлопнул за собой дверь и, не переставая глухо рычать, сорвал с себя изодранный пиджак. Кинул на диван чехол с видеокамерой, прошел к бару и залпом осушил бутылку пива. Рухнул на диван и с наслаждением вытянул ноги. Потом осторожно опустил взгляд и внимательно осмотрел собственный галстук. Выглядел он так, как будто его долго жевала, а потом вежливо отрыгнула какая-то инопланетная тварь. На паре планет Галактического Союза такие твари водятся в избытке – те, которых хлебом не корми, а дай пожевать что-нибудь из твоего гардероба: пиджак, брюки, кашне или галстук или даже ношеные носки – все идет в ход. Но я-то вернулся не из космической командировки – с космодрома Центрального мегаполиса!

Спокойно, Дэнни, сказал я себе. В конце концов, все кончилось хорошо. Просто больше не будь дураком и никогда не соглашайся на уговоры товарищей по «Галактик экспресс». Твоя работа – инопланетные репортажи журналиста галактической квалификации. Ты не можешь подменять никого из «мегаполисников», городские новости – не твое дело, просто рука уже стала не та. Не можешь – и все: пусть у каждого из твоих коллег в день выполнения редакторского задания рожает любимая собака, справляет именины не менее любимая жена, неразумное дитя поджигает дом, а разумный говорящий попугай теряет голос – твое дело сторона, иная планета. Иначе в следующий раз, подменив кого-нибудь из самых лучших дружеских побуждений, ты навсегда утратишь дружественность. И, судя по сегодняшним событиям, не только ее – еще и человечность.

И превратишься в негуманоида. С лицом раненого негодяя…

Я сорвал с себя галстук и раздраженно смял его в кулаке. И тут мои невеселые размышления прервала трель мобильника. Телефон, брошенный мною на диванную подушку, мелодично воззвал к своему хозяину. Компьютер, сонно мерцавший экраном монитора в глубине комнаты, ожил, осветил темный угол яркой картинкой-заставкой и немедленно дал бодрый комментарий:

– Звонок сотового телефона, принадлежащего журналисту еженедельника «Галактик экспресс» Томасу Рою.

Эту фразу мог бы сказать и мобильник, но пока он подавал сигналы вызова, компьютер всегда успевал выложить информацию первым.

Я скривился и взял телефон. Томас Рой был как раз тем, кто попросил меня об услуге и направил вместо себя на космодром.

– Дэн, – раздался в трубке его виноватый голос. – Ты живой?

– Живой, – мрачно ответил я. – Но я больше никогда не буду тебе помогать. С меня хватит одного раза. И, знаешь, я прозрел. Мне теперь плохо верится в то, что у тебя сегодня рожает племянница или кто там еще. Ты просто струсил. Воспользовался тем, что я не слежу за популярной музыкой и ничего не знаю про этих безумных фанатов.

Рой задышал чаще, но ничего не сказал: не стал оправдываться и врать. А я вспомнил все, чего мне довелось стать свидетелем в минувший вечер. Огромную толпу, заполонившую здание космопорта, вопли истеричных девиц, рев обкуренных марихуаной парней, давку, толкотню и потные молодые лица с безумно выкаченными глазами. И – ухмыляющиеся рожи огромных разумных горилл с планеты Какаду. Именно эти двенадцать самодовольных тварей были причиной всеобщего сумасшествия. Они прилетели на гастроли, а их встречали фанатичные поклонники – сопляки и соплячки от тринадцати до восемнадцати лет. Эту встречу я и должен был отснять вместо Роя для видеоприложения к газете.

Гориллы вылезли из звездолета и, не теряя времени, расчехлили гитары и барабаны. Ответом на их действия был восторженный вой толпы. Через минуту весь космопорт сотрясался в такт громовому речитативу гигантских обезьян, а от их ритмичных прыжков и пируэтов трескались бетонные плиты покрытия космодрома.

Как аборигены Какаду играли и пели – можно представить довольно легко, для этого надо просто вспомнить цирк и музыкальный номер с дрессированными макаками. Почему они имели столь ошеломительный успех – загадка молодежного массового сознания. Мне никогда не понять тех верещащих девиц, которые пытались залезть мне на плечи и одновременно сорвать с себя бюстгальтеры. И не понять тех парней, которые собрались разбить мне лицо – только потому, что я соизволил выбираться из толпы раньше, чем закончился концерт их кумиров.

Нельзя сказать, чтобы я растерялся в этой буре всеобщей психопатии. Полураздетых девчонок я благополучно сбросил на плечи какого-то низкорослого крепыша, чему он очень обрадовался, отснял нужное количество материала, а когда завязалась драка с парнями – хорошенько поработал обеими руками. Почему в той буче уцелела видеокамера – для меня осталось тайной. Здесь, наверно, не обошлось без вмешательства высших сил, которым, конечно же, не наплевать на судьбы честных журналистов и отснятый ими материал. Да, камера осталась цела, но я лишился пиджака и галстука, а для меня больше чем достаточно и таких потерь!

Меня прямо распирало желание хорошенько съездить Рою по башке – за ту подлость, что он со мной сотворил. Но сейчас это было невозможно, а потом, я знал, у меня пропадет к мщению всякая охота: долго на людей зла я не держал. Вот даже сейчас виноватое молчание Роя начинало действовать на меня благотворно, и я уже готов был попробовать понять его.

– Какого черта Старику понадобился этот материал? – по-прежнему ворчливо, но уже намного мягче спросил я. – Не было такого, чтобы главный редактор «Галактик экспресс» размещал в видеоприложении репортаж о безумии фанатов.

– Это преамбула к большой социологической статье, Дэн, – охотно откликнулся Рой, уловив, что я сменил гнев на милость. – Старик хочет обсудить противостояние мнений о несовершенстве человеческой психики и абсолютном совершенстве внутренней организации Е-существ. Материал пойдет как демонстрация одного из примеров человеческой ущербности – возрастные комплексы, психологическая неадекватность и агрессивность молодежи. А со статьей он попросил выступить профессора из БЗС Макса Гриппа.

Меня и Макса Гриппа, руководителя лаборатории ментальных исследований Бюро Звездных Стратегий, совсем недавно связывало одно крупное дело, весьма далекое от моих журналистских занятий. Он тогда здорово мне помог, и, наверно, не будет преувеличением сказать, что ему я обязан жизнью. Мне было приятно услышать его имя.

– Прекрасно знаю Макса Гриппа, – сказал я, – но ничего не слышал о Е-существах.

– «Е-существа» – это из терминологии спецов БЗС. Они так называют виртуальные существа, электронные копии человеческих личностей.

– А, – отреагировал я, вставая. – Вроде бы это не принято обсуждать. Электронное копирование человеческого мозга запрещено законом, да и, насколько я слышал, практически неосуществимо….

– Ну, – по-прежнему живо ответил Томас Рой, – ты же знаешь нашего Старика! Если ему что-то ударит в голову и он западет на тему – вынь да положь ему материал!

– Ну ладно, Том, – сказал я, взял видеокамеру, прошел к компьютеру и подключил ее к системному блоку. – Лови видеосъемку, а заметку уж сам напишешь.

– Спасибо, Дэн. – В голосе Томаса Роя слышалась такая искренняя благодарность, что я вдруг понял, как он боялся идти на встречу фанатов и горилл с планеты Какаду. И мне вдруг стало стыдно за свою ворчливость. В конце концов, подумал я, у него семья – жена и престарелые родители. И если бы ему сломали челюсть в толпе юных безумцев – потерпевших было бы намного больше, чем один человек, то есть он. А я…

Во-первых, до моей челюсти не так уж легко добраться, не сломав при этом свою. А во-вторых, на сегодня журналист-межпланетник Дэниел Рочерс тесно связан только с одним человеком на свете – с Глэдис Уолди. И существование прелестной молодой директрисы детского пансиона «Утренняя звезда» мисс Уолди, конечно же, не столь зависимо от состояния здоровья Дэниела Рочерса, как существование родственников журналиста Роя от состояния его дел.

Хотя, подумал я, отвлекаясь, как знать… Я вспомнил, как Глэдис посмотрела на меня при прощании в конце нашего последнего свидания. Было это неделю назад. В каждую нашу встречу я не один раз и всегда неожиданно встречал этот ее пристальный взгляд. Если бы в нем читалась только нежность, я бы не терялся. Но ее глаза говорили мне намного больше, и… я отводил взгляд. И в те мгновения вспоминал слова, которые мне неожиданно пришли в одном давнем, но памятном сне. В нем я приснился самому себе в довольно неприглядном виде – вроде того, в каком находился сейчас. И, глядя на самого себя – на энергичного, вроде бы неплохого, но, черт меня возьми, незадачливого парня, вдруг подумал: «И если бы он хотя бы на минуту расслабился, то увидел бы и понял многое. Например, то, что Глэдис Уолди, эта прекрасная девушка, любит его искренне и нежно, а он всегда обращался с ней, как… Как герой сентиментального романа: много слов и секса и ни одного натурального движения души. Он видел в ней только очередное приключение…»

Неожиданно Глэдис возникла перед моим внутренним взором – ее волнистые волосы касались моего лица, матовая белизна нежных щек окрасилась румянцем, яркие полные губы полуоткрылись для поцелуя, – и я вдруг зверски захотел быть рядом с ней. Сейчас, немедленно, мы слишком давно не виделись!

– Если бы не ты, – продолжал говорить Томас Рой, – я бы пропал. Ведь, знаешь, Дэн, у меня абсолютный слух. И я очень боюсь лишиться его – всякий раз, когда слышу этот инопланетный рэп…

Я хотел сказать ему, что скорее всего на концерте горилл слуха он лишился бы от девчоночьего визга или от удара в ухо. Но не стал продолжать затянувшийся разговор. Я уже торопился, так как принял решение: к черту все дела – еду к Глэдис! Пансион «Утренняя звезда» находился в сотне километров от мегаполиса, туда добираться не меньше часа, а время шло к полуночи.

Я быстро завершил формирование видеофайла и отослал его по ГКС[1] на электронный адрес Роя.

– Все, Томас, извини, спешу, – торопливо простился я с Роем и разорвал связь. И только-только собрался набрать номер Глэдис, как мобильник запиликал снова. Я сдавленно чертыхнулся и взглянул на телефонный номер, высвеченный на дисплее. Он был мне незнаком.

– Звонок абонента городской телефонной сети. Абонент зарегистрирован как Грегори Рут, сотрудник БЗС, проживает по адресу: Центральный мегаполис, район Черный Квадрат, строение 10, – раздался за спиной комментарий компьютера.

Рука, державшая мобильник, дрогнула. Грегори Рут! Я никогда не видел этого человека. И никогда не слышал его имени – до того, как Лотта Ньюмен оставила меня.

Оставила ради него.

Я сидел и тяжело смотрел на светящийся квадратик телефонного дисплея, а мобильник исходил нетерпеливыми трелями. Что нужно от меня Руту? Та история закончилась год назад. Моя Лотта, моя ветреная дива и амазонка, длинноногая попрыгунья с каштановой челкой, вечно спадающей на огромные, как у куклы Барби, бирюзовые глаза, острая на язык и непоседливая, как все тележурналистки на свете, – моя Лотта однажды сделала выбор и не дождалась меня из очередной командировки. Ушла к другому. И этим было все сказано.

Почему она решила, что ей будет лучше с Грегори Рутом, чем привлек ее этот человек, почему она была несчастлива со мной – я никогда не задавал себе этих вопросов. Возможно, они резонны, но только в том случае, когда относятся к любой другой женщине – не к Шарлотте. Относительно нее вопросы эти были глупы. Недаром мою ветреную диву называли самой эксцентричной тележурналисткой Галактического Союза. Наверно, в этой эксцентричности и кроется разгадка тайны моей неудавшейся любви. И скорее всего ответ на загадку неожиданного звонка Рута.

Неужели и он в конце концов надоел Лотте Ньюмен и теперь ищет ее по мегаполису, названивая всем подряд? Даже тем, кому и не следовало бы звонить?

Я представил себе взъерошенного молодого мужчину с высоким лбом, крупными залысинами и вытянутым от растерянности узким лицом. Почему-то именно таким я видел научного сотрудника БЗС Грегори Рута. Мужчина нервно курил и в перерывах между затяжками надиктовывал мобильнику номера набираемых телефонов. Везде либо было занято, либо никто не подходил. Мужчина от отчаяния чесал залысины и начинал все сначала…

Я мстительно усмехнулся и взял трубку. Вряд ли я смогу облегчить твое состояние, Рут, подумал я, но зато смогу внести в ситуацию определенность. Просто объясню, на чем ты споткнулся…

– Рочерс слушает.

– Дэн…

Это был голос Лотты. Тот самый – до боли знакомый. Достаточно низкий, говорил я когда-то ей, чтобы заинтриговать любого одинокого мужчину, и достаточно мелодичный и чистый, чтобы не оттолкнуть даже самого строгого пуританина…

Я справился с оторопью и медленно, нарочито спокойно произнес:

– Да, Лотта, слушаю. Я узнал тебя.

– Мне нужна твоя помощь, Дэнни, – тихо и скованно проговорила она. – Ты можешь сейчас встретиться со мной?

Это было ни на что не похоже. Я никогда не слышал в ее голосе столько подавленности и… Я прислушался к вопросительному молчанию в трубке – Лотта была испугана. Это чувствовалось не только в прозвучавших словах – в ее немом ожидании тоже. Я не раздумывая оставил все свои ночные планы, мысленно простился с Глэдис и ответил:

– Да. Назови место и время.

Мне показалось, что она облегченно вздохнула.

– Ночное кафе на пересечении 33-й и 50-й улиц.

– Это то, что рядом с Черным Квадратом?

– Да. Через полчаса. Тебе достаточно времени, чтобы добраться? – Ее голос звучал уже менее скованно, но все-таки со мной по-прежнему говорила не та Лотта, которую я когда-то знал.

– Вполне, – ответил я и посмотрел на часы. Они показывали полночь. Помолчал и спросил: – Что случилось?

– Грегори пропал, – глухо ответила она и положила трубку.

Я вылез из автомобиля и тут же поднял воротник пиджака. С неба сыпала осенняя морось, а холодный ночной ветер услужливо размазывал ее по лицу и старательно засовывал мокрыми горстями мне за пазуху.

На другой стороне пустынной улицы под навесом у дверей в кафе стояла Лотта. Я сразу узнал ее: по короткому серебристому плащику – юбки, платья и плащи ниже колен она презирала – и озорной каштановой челке, ниспадающей на глаза. Лотта махнула мне рукой. Я наклонил голову и, перепрыгивая через лужи, пересек улицу.

– Здравствуй, Дэн, – улыбнулась она и дотронулась до моей руки. Она нисколько не изменилась за тот год, что мы не виделись, выглядела все так же обворожительно и прелестно. Только сейчас под глазами залегли синие круги и взгляд ее был серьезным и пристальным, а это с тем обликом, к которому я привык, не вязалось никак. Я бы сказал, что это ее портило, но, конечно, не таких слов она от меня ждала. И я сказал другое:

– Ты все та же, Лоттик…

И, взяв ее под локоть, увлек в стеклянный аквариум кафе.

В зале сидели несколько скучающих молодых пар, которые не обратили на нас никакого внимания. Мы устроились за столиком возле стены, подальше от всех и заказали кофе.

Лотта рассеянно поправила волосы, уперлась подбородком в сжатые кулачки и так и застыла, глядя в сторону. Я удивленно посмотрел на нее. Мне казалось, что она сама начнет разговор, но ошибся. И это окончательно убедило меня в том, что я имею дело с другой Лоттой – не с той, что была со мной год назад. А значит, случилось что-то из ряда вон выходящее и скверное: только в таких случаях Шарлотта Ньюмен изменяла своим свободным манерам и скачущему темпоритму.

Может быть, кто-то и усомнился бы в таких выводах – только не я. Однажды на богом проклятой планете Пифон Лотта попала под гипнотический пресс одной гигантской разумной твари – вот тогда она двигалась и разговаривала так же ровно и мало, как сейчас. Я вызволил ее из той беды, и она заскакала по Земле и по планетам Галактического Союза, как прежде. Но вот – она опять другая. А значит – дело дрянь…

Я коснулся ее руки и сказал:

– Рассказывай, милая. Мы давно не виделись, но давай обойдемся без длинных прелюдий и воспоминаний. Я чувствую, тебе сейчас не до этого. Расскажи о самом главном. Я постараюсь понять.

Подали кофе. Она пошевелилась, обхватила чашку тонкими пальцами обеих рук и зябко поежилась.

– Я совсем растерялась, Дэнни. Не знаю, что мне делать. Грегори исчез из дома, и я не представляю, где его искать.

Я внимательно выслушал это, после чего Лотта замолчала. Я подождал продолжения. Его не последовало. И вот тогда я, не меняя участливого выражения лица, неторопливо достал сигареты и закурил. А пока делал это, попытался сообразить, что же кроется за простыми словами моей бывшей подружки.

Исчезновение мужа для профессиональной тележурналистки не есть событие из ряда вон выходящее, оно не могло ввести деятельную Лотту в такой ступор, что она еле двигает членами и языком. Если бы Грегори Рут пропал просто, то есть так, как обычно пропадают хорошие люди, – р-раз, и нет человека, ищи-свищи: что случилось? – Шарлотта подняла бы на ноги не один полицейский участок в городе и не ограничилась бы только услугами полицейских. И при этом она не попросила бы меня ни о чем. Журналист Рочерс в таких поисках ей был не нужен.

Может быть, Лотта подозревает, что Рут ушел от нее к другой и не обращается в полицию, чтобы не выносить сора из избы? Это объясняло ее подавленность, но никак не оправдывало страха, который я читал в ее глазах. К тому же в таком раскладе она вполне могла справиться с поисками загулявшего муженька самостоятельно. Лоттиной предприимчивости, знал я, когда-то завидовал весь репортерский корпус телекомпании «Космик ньюс»…

Значит, Грегори Рут пропал непросто. То, что предшествовало его исчезновению, и сам факт исчезновения деморализовали Лотту настолько, что превратили ее в беспомощную, готовую расплакаться девчонку. Это раз. Что-то в этом исчезновении делает обращение к властям за помощью невозможным. Это два. И Лотта, вдруг подумал я, похоже, знает, как и где искать мужа, хотя и утверждает обратное. Иначе она не стала бы беспокоить меня ради той работы, которую могла бы сделать сама. В навыках дознавания и ведения поисков она никогда и нисколько мне не уступала.

Она просто боится его искать, понял я. И это три.

Я выдохнул изо рта клубы сигаретного дыма и сквозь них бросил на Лотту быстрый оценивающий взгляд. Она сидела, опустив голову, и медленно помешивала ложечкой кофе. Создавалось такое ощущение, что вся Лоттина инициативность оставила ее в тот миг, как только она по телефону договорилась со мной о встрече. Она подняла голову, и я увидел в ее глазах болезненное напряжение.

Надо тихонечко, подумал я, постепенно подводить ее к главному. Иначе она сорвется, расплачется и уйдет. Ей легче сбежать, чем заниматься этим делом…

– Кто он, твой муж? – мягко спросил я. – Расскажи, ведь я о нем ничего не знаю.

По тому, как сразу расслабленно-виновато она улыбнулась в ответ, я понял, что взял верный тон.

– Ах, да! – тихо воскликнула она. – Вы ведь незнакомы. Я совсем забыла. Прости, Дэн, ведь это оттого, что я всегда помнила о тебе. – Она откинула со лба челку и достала из сумочки сигареты. – Грегори и ты в моем сознании почему-то всегда оказываетесь рядом… – Она задумчиво застыла с сигаретой в руке и добавила: – Может быть, потому, что я часто сравнивала тебя и его…

Так, она способна вести беседу, уже хорошо. Я протянул к ней руку с зажженной зажигалкой.

– Ну и в чью пользу оказывалось сравнение?

Она прикурила, торопливо затянулась и по-женски естественно проигнорировала мой последний вопрос. А стала отвечать на первый:

– Он сотрудник Бюро, Дэн. Ученый. Работает в лаборатории ментальных исследований.

Что-то настороженно шевельнулось во мне при последних словах Лотты Ньюмен. Я наталкивался на выражение «лаборатория ментальных исследований» уже второй раз за вечер. Казалось бы, случайность. Но я не прохожу мимо таких вещей. Однажды я твердо уверовал в то, что случайность – категория закономерности, и приучил себя обращать на нее внимание.

Это знак, подумал я. И внутренне сжался. Мне не хотелось иметь ничего общего с ментальными исследованиями. Я уже однажды сотрудничал с этой конторой: стрелял из пистолета, который изготовили в лаборатории Макса Гриппа. В людей. И в разных тварей. И в обоих случаях от этого у меня остались тягостные воспоминания…

– Его руководитель – Макс Грипп?

– Да, – ответила Лотта. – Ты знаешь профессора?

Я утвердительно кивнул. Но объясняться посчитал излишним.

– Грегори – один из самых способных помощников Гриппа, – продолжила Лотта. – Он допущен профессором в узкую группу лиц, работающих над доводкой программного обеспечения электронных копий человеческой личности.

Она сказала это с гордостью. И отбарабанила как по бумажке, особенно последнюю фразу. Сразу видно, что не раз проговаривала это в разных беседах. Я посмотрел на ее порозовевшее то ли от кофе, то ли от плохо скрываемой радости за успехи мужа лицо, и сердце торкнулось в груди неожиданной ревностью. Я в первый раз за вечер осознал, что передо мной сидит мужняя жена. Которая скорее всего любит своего Грегори Рута. И, естественно, краснеет от удовольствия, когда речь заходит о его талантах….

Но я не дал себе зациклиться на несущественном, на глупой ревности. Лотта позвала меня на помощь, я должен был помочь ей – это главное.

– Ого! – делано бодрым тоном отреагировал я. – Ничего себе! Да твой муж – важная шишка! Насколько я слышал, этим работам придают в БЗС такое большое значение, что не подпускают посторонних и на пушечный выстрел.

– Да, – охотно откликнулась Лотта, оживляясь еще больше. – Гриф секретности – четыре буквы! Ты знаешь, Грег еще довольно молод, но он один из трех сотрудников лаборатории, кого доставляют из Черного Квадрата на базу БЗС на служебном автомобиле!

– О-о, – поднял я руки над головой, – я молчу и отдыхаю в сторонке!

Лотта сдержанно, но польщенно засмеялась. Сигарета в ее руке потухла, поэтому я снова дал ей прикурить и, не теряя темпа разговора, благодушно спросил:

– Ну, и кто он у тебя по специальности? Программист? Психолог? Экстрасенс?

Я уже понял, что Грегори Рут и его работа – в отвлечении от причины встречи Дэниела Рочерса и Шарлотты Ньюмен – были для меня той самой тропинкой, по которой я уверенно выводил Лотту из ее непонятной пассивности. Я уже не сомневался в том, что Рут в ее жизни занимал место намного большей площади, нежели это делал когда-то я. Если рассуждения о муже вводили Лотту в то самое «ресурсное» психологическое состояние, в котором она восстанавливала силы, мне оставалось только мысленно аплодировать своему давнему и более удачливому сопернику.

И все-таки, что же с ним стряслось? С этим идеальным мужем?

– Ты знаешь, – говорила Лотта, – у него два диплома. И две специальности. Он системный программист и нейрофизиолог. Ведь создание электронной копии человеческой личности требует решения двуединой задачи – правильного ментоскопирования мозга и точного программного моделирования…

Она говорила без запинки. Почему – я уже понял: она живо интересовалась делами Рута, а он не раз объяснял ей то, что считал возможным объяснить. Да, она не запиналась, но я заметил и еще одно: она не моргала, когда проговаривала мне все это. И я вдруг осознал, что она прекрасно отдает себе отчет в том, какую игру я с ней веду. И охотно поддается. И тараторит – как механическая кукла, не мигая, боясь остановиться, потерять мысль, – лишь бы отдалить тот момент, когда придется сосредоточиться на главном и объяснить мне причину нашей встречи.

– …И поэтому Максу Гриппу требуются специалисты экстра-класса, которые разбирались бы в том, что такое нейронная проводимость, потенциалы нейронов, медиаторы, аксоны, дендриты и импульс действия, и одновременно могли бы перевести все данные ментоскопа в машинные алгоритмы. Вот Грегори и есть такой специалист. Людей с подобной подготовкой во всем мире можно пересчитать по пальцам. Действительно, подумай сам: какой идиот будет одновременно изучать физиологию и программирование?

Она наконец остановилась, потушила так и недокуренную сигарету и вопросительно уставилась на меня. Я осторожно спросил:

– Так ты хочешь сказать, что твой муж – идиот?

– Сам ты идиот! – весело засмеялась Лотта, и на секунду я увидел перед собой ту самую бесшабашную ветреную диву, которая однажды вместе со мной надралась виски и здорово нахулиганила на одной планете с красивым названием Виолетта. – Просто он еще со студенческой скамьи мечтал работать над созданием Е-существ и…

– Как ты сказала? – перебил я. – Е-существ?

– Да-а, – удивленно посмотрела на меня Лотта. – Ты не знал, что так по-другому называют электронные копии человеческих личностей?

– Нет, не знал, – ответил я, – только сегодня, незадолго до встречи с тобой приобщился к кругу посвященных. Второй раз уже сегодня это слово слышу…

Это был второй знак всего за один вечер. И мне, человеку без предрассудков, вдруг захотелось плюнуть трижды через левое плечо, пугнуть нечистого. Мне не нравится слово «существо». Его употребляют, как правило, тогда, когда говорят о том, кто не является человеком. Например, о какой-нибудь негуманоидной твари, пусть и разумной… И мне не нравится, как я уже говорил, сочетание слов «ментальные исследования». Потому что тот памятный пистолетик от Макса Гриппа, «Ментал-7», одним разрядом превращал человека именно в «существо». Правда, справедливости ради надо сказать, что в существо довольно безобидное – без разума и воли к действию…

Мне вдруг показалось, что весь вечер я медленно, но очень уверенно втягиваюсь в какую-то темную историю…

Я тряхнул головой и заставил себя мыслить трезво. Прекрати, сказал я себе, лаборатория ментальных исследований во главе с добрейшим Максом Гриппом и разрабатываемые в ней Е-существа не имеют ничего общего с темнотой и злом. Слова, которые тебя пугают, всего лишь термины, больше ничего. Они не могут быть источником бед. Источник твоих бед – ты сам, и почему это так – до сих пор не можешь понять. Так что лучше наблюдай не за случайными повторениями, а за собой…

– Еще пару лет назад Макс Грипп и Рут были близки к завершению работы, – продолжала без паузы говорить Лотта, – но неожиданно столкнулись с какой-то проблемой, которая мучает их до сих пор. Грегори молчит о ней как рыба. А сам не вылезает из БЗС целыми днями, а ночью работает в своей лаборатории дома.

– У вас дома есть научная лаборатория? – спросил я.

– Ну да, – просто ответила Лотта. – Мы же живем в стандартном особняке, Дэн. В Черном Квадрате. Так что места там вполне хватает.

Я понимающе кивнул. Если Рут – помощник Гриппа, а значит, довольно внушительная фигура среди сотрудников БЗС, то нет ничего удивительного в том, что он владеет просторным частным домом и проживает в названном районе.

Черный Квадрат являлся совершенно автономным городком, раскинувшимся в юго-западной части мегаполиса. Он изначально создавался как место для проживания ученых БЗС. Поэтому сплошь состоял из стандартных солидных особняков, каждым из которых владела семья одного из ответственных сотрудников Бюро. Охранялся район пуще глаза. Его опоясывала ярко-рыжая широкая гаревая дорожка, которая вроде бы считалась предназначенной для спортивных пробежек, но очень смахивала на пограничную полосу: по ней постоянно курсировали полицейские с собаками. Проскользнуть мимо патруля и попасть в Черный Квадрат без документов и веских оснований было очень трудно. По сути, городок являлся закрытой территорией, хотя это нигде и ни в какой форме не утверждалось.

Значит, Лотта весь последний год жила в доме мужа, и Рут организовал в нем рабочее место…

– В подвале? – спросил я.

– Что? – не поняла Лотта.

– Я спрашиваю, его лаборатория находится в подвале вашего дома?

– Он не любит слово «подвал», – ответила Лотта. – Он называет его помещениями нулевого уровня.

Я представил себе одержимого работой Грегори Рута, который сидит ночами в «помещениях нулевого уровня» собственного особняка, а утром целует Лотту, выпивает чашечку кофе, садится в машину и уезжает в БЗС. И так – изо дня в день, из месяца в месяц, целый год… Ну, может быть, иногда Лотта и он выбирались в гости через улицу, чтобы провести вечер в компании семьи коллеги Рута…

И она не знает, где его искать?!

Пора, сказал я себе. Пора переходить к главному, она уже совсем успокоилась. Я поерзал на стуле, а потом подался к ней и тихо спросил:

– Он не вернулся с работы, да, Лоттик?

Она как будто споткнулась, дернула головой, каштановая челка упала на глаза, а рука с чашкой мелко задрожала. Кофе пролился на стол.

Тайм-аут, который я ей дал для того, чтобы прийти в себя, закончился.

Она подняла на меня испуганный взгляд своих удивительных бирюзовых глаз. В них застыли слезы.

– Да, – машинально прошептала она. – С работы…

Я осторожно взял из ее руки чашку и поставил на стол.

– С какой работы, Лотта? Пожалуйста, милая, не волнуйся… С какой работы? Он не вернулся из БЗС? Или из помещений нулевого уровня?

– Из подвала, – неожиданно ответила она словами, которые Грегори Рут употреблять и слышать не любил.

– Так, хорошо, – успокаивающе проговорил я. – Отлично, Лоттик. Так что же ты волнуешься, милая? Он, наверно, все еще там, просто не выходит, устал, отдыхает… Он давно пропал?

– Три дня назад, – так же машинально ответила она, глядя на меня немигающими глазами и не шевелясь. Она была бледна как смерть.

– Три дня – не такой большой срок, – спокойно молвил я, глядя прямо в ее расширенные от страха глаза. – Человек, если он сильно устал, вполне может проспать и трое суток… Ведь так?

– Да, – кивнула она и судорожно сглотнула. Но глаза ее остались все так же широко распахнутыми и неподвижно уставленными на меня.

– Так поедем сейчас в твой дом, разбудим мужа и выведем его из подвала. Ведь ты просто боишься разбудить его. Так?

– Он не спит, – ответила Лотта. – Я слышала.

– Да? Так почему он не выходит?

– Потому что это не он, – страшным шепотом сказала она.

И наконец, в первый раз за вечер, моргнула. А потом закрыла лицо руками и бурно разрыдалась.

Я оторопело откинулся на спинку стула. Лотта уронила руки на стол и уткнулась лицом в рукава плаща. Ее узкие плечи сотрясались от рыданий.

– Это не он! – еще раз почти вскрикнула она и зарыдала еще громче. Я встревоженно посмотрел по сторонам. На нас подозрительно оглядывались посетители кафе. Я дал знак бармену принести воды и склонился над Лоттой, гладя ее по волосам.

– Лоттик…

– Ты не знаешь, Дэнни!.. Ты не знаешь! – всхлипывала она. – Он… Мне страшно!..

Бармен поставил перед Лоттой стакан с водой. На мясистом лице здоровяка отразилось сочувствие.

– Выпейте, мисс, – прогудел он и откровенно враждебно покосился на меня. Парень возомнил, что я стал причиной расстройства симпатичной девушки. И, судя по его виду, был готов вступиться за прелестную мисс. Я не собирался разубеждать его в своей невиновности, хотя именно сейчас никакие силовые разборки мне были не нужны. Здоровяк стоял, явно выжидая, что я скажу ему что-нибудь такое, что даст возможность съездить мне по физиономии. Я не обращал на него внимания. Парень разочарованно крякнул и удалился за стойку.

Лотта взяла стакан и, стуча зубами о стекло, сделала два глотка. Они подействовали благотворно. Слезы перестали литься, она судорожно вздохнула, вытерла опухшее лицо салфеткой и продолжала говорить:

– Мне просто было страшно рассказать тебе об этом сразу, Дэн… Если бы ты видел, ты смог бы меня понять…

Я понял пока другое: что плотина прорвана, она собирается мне рассказать все как есть. Боже, она заговорила о сути дела, я добился своего! Теперь надо было только прекратить истерику.

– Лотта, – намеренно строго прервал ее я, – если ты решила рассказать все начистоту, то говори тише. На нас смотрят. И излагай внятно, иначе я ничего не пойму – кроме того, что ты испугана до смерти.

– Я понимаю, да… – еще раз всхлипнула она и с усилием заговорила тише и ровнее: – Он заболел месяц назад, Дэн. После того как вернулся из командировки на кибернетический завод. Он там пробыл довольно долго, почти две недели, прилетел весь измученный, он очень плохо переносит гиперпространственные перелеты…

– Так он был командирован на другую планету? – спросил я. Почему-то мне казалось, что работы по созданию Е-существ должны вестись только на Земле.

– На Рамзес-2, – ответила Лотта. Я нахмурился, вспоминая, не слышал ли такое название раньше. – Не мучайся, о Рамзесах широким кругам неизвестно. Это три планеты, специально зарезервированные БЗС под строительство военных баз и заводов, о них знают только специалисты.

– Ясно, – пробормотал я. – Чем он заболел?

– Если бы я знала! – горестно воскликнула она. – Сначала я думала, что это обычная дорожная усталость – Рут восстановит силы после перелета и придет в норму. Но на следующий день он выглядел как больной сильной простудой. Насморк, опухшее горло, головная боль. Он позвонил Максу Гриппу и оповестил о болезни. Грипп прислал ему своего личного врача. Тот ничего страшного не нашел, сделал какие-то инъекции, оставил лекарства и обещал зайти через три дня. И Грегу действительно стало лучше, он вышел на работу…

– В БЗС? – на всякий случай уточнил я.

– Да, да, – раздраженно ответила Лотта. – Не перебивай. – Теперь лицо ее горело лихорадочным румянцем, глаза бегали, она говорила торопливо и быстро. – Знаешь, Дэн, есть такой тип поганок, которые, если их съесть, убивают не сразу, а в течение двух недель. Отравление ими дает такой анамнез: сначала – классическая картина резкой интоксикации, рвота и понос, потом – видимое улучшение, человек чувствует себя более или менее хорошо. Встает с постели, работает, хотя состояние – температура, общее самочувствие, пульс – лабильно, неустойчиво. Но это списывается на последствия отравления. К врачу больной не обращается. И дней через десять-двенадцать отдает концы. Потому что яд этих поганок не выводится из организма, а за две недели незаметно, почти безболезненно разрушает почки и печень.

– Ты отвлекаешься, Лотта, – сказал я. – Зачем ты мне это рассказываешь?

– Затем, – блеснула она глазами, – что с Грегом происходило то же самое. Он не простудился на Рамзесе-2. А отравился там. И когда вернулся, пережил первую реакцию своего организма на это отравление. Выражалась она в виде сильной формы гриппа или острого респираторного заболевания. А потом наступило улучшение… Понимаешь, о чем я говорю?

– Ты хочешь сказать, что твой муж сейчас умирает от каких-то трудновыявляемых ядов, которых наглотался на Рамзесе-2? – спросил я. – Но на основании чего ты делаешь такой вывод?

– Я не хочу сказать, что он умирает, – ровным голосом ответила Лотта. – Я сказала тебе, что он пропал. Я не вижу его уже третий день. И он не подает из своей лаборатории никаких признаков жизни. Но вместо него там поселился кто-то другой….

Губы ее изогнулись и задрожали, на глаза опять навернулись слезы.

– Тихо, тихо, Лоттик, – успокаивающе похлопал я ее по руке. Ее слова были похожи на бред. – Ответь мне: на основании чего ты делаешь вывод, что твоего мужа губит та самая простуда, которую он привез с Рамзеса-2?

– Потому что я видела, во что эта простуда его превратила! – воскликнула она. – После возвращения из той командировки он перестал со мной спать, Дэн, – опустив голову, призналась она. – Он всегда, даже когда засиживался до рассвета в своей лаборатории, приходил и ложился в нашу постель. С того же дня, о котором я говорю, он стал спать в подвале. И ни разу не показался передо мной обнаженным, всегда был в джемпере и джинсах.

– Это еще ни о чем не говорит, – растерянно заметил я. – Мало ли какие у твоего мужчины возникли трудности в интимном плане…

Она не слушала меня.

– А однажды ночью я услышала его шаги в коридоре. Он пробирался на кухню. Я тихо встала и выглянула из спальни. – Лотта закрыла лицо руками. – Денни, он стоял ко мне спиной, голый по пояс, в пижамных брюках. Лунный свет из окна падал ему на плечи… – Она оторвала руки от лица, и я увидел, что оно искажено гримасой отчаяния и боли. – Его спина бугрилась десятками движущихся желваков! У него под кожей ползали какие-то гады, что-то типа толстых коротких червяков!.. – Ее голос сорвался на паническое высокое шипение. – Они вырастали из его плоти, выступали под кожей и продвигались к позвоночнику! Они налезали друг на друга, желваки становились размером с кулак! Это была не спина, а скопище маленьких шевелящихся тварей!

Я замер, вдруг ясно представив себе картину, нарисованную Лоттой. Не скажу, что мне стало страшно. Нет, то состояние, которое я испытал, было сродни параличу: мне показалось, что я не могу ни двигаться, ни говорить…

– Он сделал шаг к холодильнику, достал оттуда литровую бутыль пепси и высосал ее в один присест до дна. После этого твари втянулись в его тело, и спина стала обычной, с гладкой кожей, как у всех людей… – Она дрожащими пальцами вытащила из своей пачки сигарету. – Дай мне прикурить.

Я заставил себя двигаться и молча протянул ей зажигалку. И вдруг сказал:

– С этого и надо было начинать… Черт тебя возьми, Лотта, какого дьявола ты столько времени ходила вокруг да около!

Она как будто не услышала меня, а посмотрела поверх моей головы и сказала:

– Мне сейчас кажется, что весь этот кошмар нереален. Что мне все приснилось. А может быть, так оно и было, Дэн? – Она теперь смотрела на меня с надеждой. – Может быть, то видение – просто кошмарный сон?

Я не ответил. Но эти слова дали мне понять, насколько несправедлив был мой упрек. Я бы сам с удовольствием сейчас поверил, что услышанное мною – плод буйной фантазии самой эксцентричной тележурналистки в Галактике. Что уж говорить о Лотте. Она отталкивалась от этого видения, как могла…

Лотта нервно затянулась и продолжала:

– Я тогда чуть не упала в обморок, кое-как убралась в постель и забилась в угол. Знаешь, Дэн, мне стыдно это говорить, но у меня тогда не было никаких желаний, кроме одного – лишь бы он не вздумал войти и дотронуться до меня. Я бы не выдержала и умерла от омерзения!

– Когда это было? – спросил я.

– Три дня назад. Той ночью он ушел в подвал и с тех пор не выходил оттуда.

– Ты пыталась с ним разговаривать?

– Да, я звала его из-за двери, но он не отвечал. А вчера за ней стали раздаваться какие-то странные звуки…

– Какие звуки?

– Глухое бормотание. Но это не голос Грегори. И я не смогла разобрать ни одного слова. Там кто-то другой. А Грегори пропал…

Эту версию она повторяла уже в сотый раз. «Грегори не обратился в монстра, он пропал» – эта мысль была той ниточкой, которая удерживала ее от срыва в истерику. Естественно, в таком состоянии она не обратилась за помощью ни к Максу Гриппу, ни в полицию, ни к врачам. Позвать их – значило похоронить Грегори Рута, все его надежды, планы, мечты. Все, в чем она принимала такое любовное и деятельное участие… «Ведь он всего лишь пропал, что в этом такого?»

Позвать людей – значило принять решение. Но Лотта не могла принять решение, она запуталась – в том, что видела и знала, и в том, что думала обо всем этом.

И она позвала на помощь человека, подумал я, который разберется во всем так хорошо, как это сделала бы она, если бы не страх и путаница в ее голове… Она знала только одного такого человека – который не предаст, все поймет и поступит правильно.

Только одного, кроме Грегори Рута, – Дэниела Рочерса. И она пришла ко мне.

И правильно сделала, твердо подумал я, прогоняя остатки растерянности. И сказал:

– Все будет хорошо, Лотта. Не беспокойся ни о чем. Мы можем войти в лабораторию?

– На двери электронный запор, – сразу ответила она, как будто ждала этого вопроса. – Кода я не знаю. Но замок откроется автоматически, если отключить электропитание особняка. Распределительный щит находится возле дома.

– Отлично, – сказал я. – Фонарь у меня в машине. Справимся…

Я не сказал, что в бардачке моего автомобиля вместе с фонарем лежит и револьвер. И что я собираюсь взять его с собой. Наверно, это было подло по отношению к Лотте, которая теперь смотрела на меня с такой надеждой, как будто я ни много ни мало пообещал ей вылечить мужа. Но что я мог сделать? Не выкладывать же ей свои соображения? Насчет, например, того, кто может «глухо бормотать» в лаборатории Рута? И насчет того, насколько агрессивен и проворен может оказаться ее муж в своем новом обличье?..