Целительница: начало

Глава 1

Виктория Пятницкая замерла на тротуаре. Мимо проносились машины, проходили люди, текла чужая суетливая жизнь. А она стояла и смотрела в небо. Уже и забыла ведь, каким оно может быть красивым. Сегодня вот – голубое в облачных пятнах. Всю рабочую неделю Вика мечтала о чем-то подобном. Ей необходимо было одиночество – временное, конечно, но необходимо. И вот наконец-то Пятницкая была одна: только она, небо и солнечная весна.

Незаметно день перешёл в вечер, Вика почувствовала, как устали ноги, лёгкий озноб пробежал по телу. Всё-таки весна – не лето. Захотелось тепла, и она зашла в первое попавшееся кафе. Присела у окна в уютном углу зала и только углубилась в изучение меню, как услышала знакомый голос.

– Вика, привет, – сказал Алексей Смолин, без спроса присаживаясь за столик.

– Здравствуй, – как можно спокойнее ответила она.

Если в ней ещё и трепыхалось желание увидеть этого человека, то оно было запрятано в наглухо заколоченных тайниках души. Вика вспоминала Алексея лишь в редкие минуты слабости под соусом из мыслей: «Из-за чего бы ещё мне пострадать сегодня».

– Как твои дела? – буднично спросил он.

– Хорошо, – продолжая сохранять спокойствие, ответила Пятницкая. – Твои?

– Тоже хорошо.

Обязательная программа была выполнена, и Вика уже собиралась сказать что-то вроде: «Ну и славно, что у тебя всё хорошо. Давай как-нибудь созвонимся… потом!» – но Смолин успел задать вопрос, исключающий красивый финал:

– Ты здесь одна?

– Да… – промямлила Виктория, и в её голосе не было радости: это был прекрасный день наедине с собой, но появление Алексея всё испортило.

– Замечательно, тогда присоединяйся к нам! Я тебя со своими друзьями познакомлю, будет Лена. Они скоро подойдут.

Виктория усмехнулась карикатурности происходящего.

– Это улыбка сарказма? – спросил Смолин отчасти резко, но беззлобно.

– Что ты! Я предвкушаю предстоящую встречу, – сказала она, чеканя каждое слово и неприлично широко улыбаясь. – Соскучилась по Лене.

– Вик, не нужно театральных эмоций, – одёрнул её Алексей.

– А мне нравятся мои театральные эмоции, и меняться в угоду тебе в мои планы не входит! – с жаром произнесла Виктория, а затем добавила: – Давай я и дальше продолжу эмоционировать, а ты пойдёшь?!

– Всё ещё злишься? – усмехнулся он.

– Не злюсь, просто не понимаю, ради чего я должна поддерживать этот разговор. Лучше нам не заходить дальше вопроса «как дела», – резюмировала Пятницкая, поднимаясь из-за столика. – Кстати, как себя чувствует твоя мама? – вдруг полюбопытствовала она.

– Плохо, – понурился Алексей. – Почему ты спросила? – поинтересовался он, словно опомнившись.

– Не знаю, – честно ответила Вика. Она, зависнув в раздумье, постояла ещё пару секунд, пожала плечами и пошла к выходу.

Дверь неудачно выбранного заведения бесшумно затворилась за её спиной. Пятницкая сделала несколько шагов вниз по ступенькам крыльца и внезапно почувствовала, что все её думы вытеснила одна-единственная мысль: «Помоги ей». Она встряхнула головой, чтоб осколки раздумий, словно в калейдоскопе, сложились в новую картинку. Однако сигнал стал лишь чётче.

«Помоги ей!» – призывал девушку рекламный щит на крыше соседнего дома. «Помоги ей», – слышала она в щебетании сидящих на ветке воробьёв. «По-мо-ги ей», – отстукивали каблуки мимо проходящей женщины. Пятницкая же упорно игнорировала сигнал, надеясь, что его отменят.

«Помоги ей», – рисовали дети мелом на асфальте. «Помоги ей!» – гласил заголовок газеты, которую нёс под мышкой проходящий мимо мужчина. «Помоги ей!» – задувал в уши ветер. «Помоги ей! Помоги!!!» – уже орало пространство. В ушах звенело. Тело будоражили бесконтрольные потоки энергии.

«Хорошо!!!» – мысленно взвыла девушка, и сигнал наконец-таки исчез.

Всё ещё находясь в некоем дурмане, Вика прислонилась к стене ближайшего здания. Её сердце, как отбойный молоток, долбило рёбра. Однако понемногу стали возвращаться привычные слух и зрение, ведь она приняла сигнал.

«Что я так разнервничалась? – подумала Пятницкая. – Почему старалась не замечать сигнал? Дело-то плёвое, часа на два, не больше. Человек она хороший, даже замечательный. Я ей знакома, так что дверью перед моим носом не хлопнет, как бывало иногда с другими. Глядишь, и чаем напоит. Зачем тянуть? Но, чёрт бы вас побрал, Высшие силы, мне так не хочется лезть в эту семью… – Вика почти рыдала. – Да-да, я помню, что уже согласилась… Только заметьте: не добровольно», – упрекнула она пространство. И тут же ветерок скользнул по уху, мягко предупреждая… Девушка улыбнулась: «Хорошо-хорошо. Молчу».

Она оторвалась от стены и направилась к ближайшей станции метро. По силе сигнала Виктория Пятницкая понимала, что лучше всё сделать сегодня и даже сейчас, потому как ситуация явно критическая. А ещё потому, что ей не хотелось попасть под какой-нибудь ливень или град за непослушание Высшим силам. И Алексей был точно занят в этот вечер. В общем, надо было действовать.

Дорога от Чеховской до Отрадного заняла не больше двадцати минут. Из метро налево, потом метров двести прямо через сквер – и вот он, обычный панельный дом на окраине Москвы, некогда белый с голубым. Теперь цвета дома потускнели, как и воспоминания Вики о тех днях. Ещё несколько лет назад она мечтала поселиться в этом доме с Алексеем… С Алексеем и его матерью. И её это совсем тогда не смущало.

Вика поднялась на седьмой этаж, подошла к нужной двери и позвонила. Через пару мгновений ей отворили.

– Здравствуйте, Надежда Ивановна, – искренне улыбнулась Пятницкая.

– Здравствуй, Вика. Проходи, – доброжелательно сказала истощённого вида женщина, вовсе не удивляясь этому визиту. Седина прядями покрыла её некогда белокурые волосы, щеки впали, фигура пропала за худобой. Однако мать Алексея всё ещё держала осанку и делала вид, что ничего не происходит.

Надежда Ивановна внешне сильно изменилась со дня их последней встречи. А её хорошее отношение к Виктории осталось прежним. И Пятницкая отвечала ей взаимностью: всё-таки мать Алексея когда-то была для неё будущей свекровью.

Вика молча зашла в квартиру, начала снимать пальто и сапоги.

– Алёши ещё нет. Он обещал быть часа через два, – продолжала Надежда Ивановна. – Мы пока с тобой чаю выпьем, проходи на кухню. Только накрой на стол сама, пожалуйста. Ты ведь знаешь, где у нас что лежит.

Порой девушка смотрела на человека, с которым ей предстояло работать, и думала: «Ну зачем такого на земле держать, нечисти и без него хватает!» – но, стискивая зубы, всё же выполняла команду Высших сил, а сейчас ей было даже приятно предстоящее.

– Это хорошо, что вы снова возобновляете… хоть какие-то отношения, – улыбнулась мама Алексея, медленно присаживаясь на стул.

Вика повторила её улыбку в ответ и начала молча хозяйничать на кухне. Когда стол был накрыт, а чай разлит по чашкам, она решила, что эту идиллию пора прекращать и самое время перейти к делу, ведь у неё в лучшем случае осталось только полтора часа до прихода Алексея.

– Надежда Ивановна, я не к Алексею пришла, а к вам, – спокойно сказала Вика.

– Ко мне? – удивилась та. – Я чем-то могу тебе помочь?

– Нет, – покачала головой Пятницкая. – Я вам могу помочь, – сделала она акцент на «я».

– Чем? – не поняла Надежда Ивановна.

Виктория смотрела в глаза женщины, уставшие от боли, но не потерявшие искру. Она думала, как наилучшим образом выстроить разговор. Рассказать с подробностями, кто она на самом деле, приправив покаяние парой мыльных историй на тему, как это бывает? Или сразу ошарашить её откровенными признаниями о своих сверхспособностях и работать, пока она ещё тёпленькая? Впрочем, вспомнив об ограниченности во времени, Виктория решилась на блицкриг.

– У вас рак желудка. Уже есть метастазы в лёгких и печени.

– Это ещё проверяют, – улыбнувшись, поправила Надежда Ивановна, но Вика даже не обратила внимания на её комментарий.

В медицинских терминах Пятницкая не была сильна и вполне допускала ошибку в диагнозах, совершенно не отличая, например, фибрилляцию от аритмии сердца. Только сидя рядом, отделённая от тела женщины лишь метром кухонного стола, Вика остро чувствовала, что количество жизненной энергии в Надежде Ивановне слишком мало. Она еле тлела, как фитиль в испорченной массе воска. А значит, смерть была очень близко.

– В итоге врачи подтвердят, что рак в запущенном состоянии. Почему его не выявили ранее, они объяснить не смогут. Вам захотят назначить операцию для того, чтоб установить какую-то трубку. Вы же почти не можете есть? Вас тошнит после этого. Быстро провести операцию в России не получится. Придётся ждать, даже за деньги. Также непонятно, как вас перевозить в Израиль или Германию, вы слишком слабы, да и там нужно найти клинику, договориться, чтоб вас приняли. Это время, а у вас его нет. Но я могу помочь. Я могу исцелить вас, и операция не потребуется. Вы будете здоровы, если вы этого хотите и если дадите мне своё согласие на исцеление прямо сейчас. Вы согласны? – Вика сыпала фактами, которые ей посылало пространство, чтоб сделать разговор более предметным, а заявления – правдивыми.

У Виктории не было выбора: подчиняясь Высшим силам, она была обязана принять сигнал и исцелить человека. У больного же человека выбор был всегда. Он мог не согласиться на исцеление, тогда Виктория отступала и не имела права настаивать.

Незыблемое правило: все действия осуществляются только с согласия человека. Если тот был в бессознательном состоянии, надлежало обратиться к его душе. Под душой в этом случае подразумевалось то, что остаётся и после физической смерти. Душа, монада, бессознательное, самость, сущность, высшее Я – так много названий, так много верований и толкований, а суть одна.

Надежда Ивановна молча смотрела на Вику, та же сканировала женщину, оценивая масштабы её проблем со здоровьем, и покорно ожидала ответа.

Первое, что воцарилось в голове умирающей женщины, – страх. Понятно, не каждый день тебе объявляют, что ты не протянешь и пары недель. И неважно, что чувствовала женщина себя совсем плохо, надежда теплилась, врачи ещё не поставили смертельный диагноз. Потом Надежду Ивановну обуяли мысли о скорой кончине. А затем снова победила вера во врачей. Только ненадолго.

«Она молодец, – подумала Вика. – Сильная, не сдаётся, борется со своими эмоциями». Но тут и Вике досталось от Надежды Ивановны: «Кто она такая?! О чём говорит?! – загуляли в голове умирающей женщины возмущённые мысли. – Вика, оказывается, сумасшедшая, вот почему её Алёша оставил. Мне ничего не сказал. Почему? Или не поэтому? Разве мог он об этом не знать? Или она действительно что-то может? Отчего же сын ничего не говорил…»

Вика всё ещё ждала. Время тикало. Когда табор дум Надежды Ивановны пошёл на третий круг, стало ясно, что пора это прекращать.

– Решайте, Надежда Ивановна. Решайте сейчас. Пара пассов руками – и вы здоровы. Или не здоровы, если я всё это придумала, – усмехнулась Вика. – Подумайте, что вы теряете, если я всего лишь помашу возле вас руками?

– Ничего, – неуверенно произнесла мать Алексея.

Можно было поднажать, закидать фактами из прошлого, сказать пару громких фраз о ценности жизни, о том, что нет смысла медлить, когда и так терять нечего. Только Виктория старалась быть мягче с человеком, ей не посторонним. Не хотелось совсем разрушать привычное видение мира бедной женщины. А тем более говорить, что её смерть просто некстати, поэтому Вику и послали это исправить. И ничего личного.

– Пожалуйста, решайте, – попросила Виктория, и Надежда Ивановна сдалась.

– Хорошо. Что я должна делать? – всё тем же неуверенным голосом произнесла она.

– Ничего, я всё сделаю сама. Вы просто сядьте поудобнее… – Пятницкая встала со стула и подошла к окну: – Мне нужна пара минут, чтоб настроиться, – прокомментировала она свои действия.

Вика всматривалась в небо, попутно натягивая воображаемые перчатки на руки и припаивая их собственной слюной к запястьям. Меры безопасности, чтоб болезнь не перешла в тело исцеляющего. С детства она представляла, что у неё жёлтые резиновые перчатки, предназначенные для уборки помещений или работы в огороде. В своём роде Вика тоже была уборщицей, только личного пространства другого человека. Иногда, когда ей не хотелось заниматься врачеванием и она начинала нервничать по этому поводу, никак не могла натянуть перчатки. От этого ещё больше нервничала, так как ожидающий больной тоже начинал раздражаться, наблюдая за происходящим. Только Высшим силам нужен был положительный результат вне зависимости от внешних факторов: затраченные усилия на выполнение поручения не шли в зачёт.

В небесах уже обозначилась луна, еле различимая в городском смоге. Облаков не было, а значит, вся сила луны была доступна Пятницкой. При необходимости можно было использовать и внутреннюю энергию, но девушка предпочитала оставлять её в резерве. Глупо опустошаться при наличии внешнего источника силы.

«Луна, милая, дай мне силы», – трижды произнесла про себя Виктория.

По телу пробежал лёгкий холодок. Контакт был установлен. Вика протянула правую руку к небу. На пальцы опустился лунный свет.

Входя в рабочее состояние – состояние видения, а не смотрения, она могла ощущать лунный свет, чувствовать лёгкий холод в местах его касания. Любое движение энергий становилось для неё осязаемым, и мир приобретал иные очертания, наполнялся разноцветными сгустками энергий – разной плотности, протяжённости и формы. Взяв достаточно энергии от луны в руку, Вика вернулась к смотрению – состоянию, когда потоки ощущались, но не имели видимых очертаний. Она сформировала из энергии шар и повернулась в сторону Надежды Ивановны, готовясь к самой процедуре.

Женщина пристально наблюдала за Викторией, снова и снова прокручивая одну и ту же мысль в голове: «Вика всё же совсем плоха. Как бы её к психотерапевту отвезти? Сейчас Алёшенька придёт, поговорим с ним об этом. Нельзя оставлять девочку в таком состоянии».

– После отведёте, когда я закончу, – осекла её Вика.

Мать Алексея встрепенулась, села излишне ровно на стуле и перестала моргать.

– Да, пока читаю ваши мысли, но не беспокойтесь, это пройдёт, как только я закончу.

«Так не бывает. Может, это я схожу с ума?» – закопошились новые мысли в голове у обескураженной женщины.

Пятницкая выключила трансляцию мыслей Надежды Ивановны, понимая, что начинает злиться. А злиться ей сейчас не следовало, это лишняя потеря энергии в неурочный час.

Виктория подошла сбоку к Надежде Ивановне, присела на колени и поднесла к ней правую руку в область желудка спереди, а левую руку – сзади. Образовался канал, по которому заструился лунный свет: от правой руки Виктории к левой. Когда свет достиг левой руки Вики, она еле успела подавить стон. В глазах померкло от боли, но девушка сумела удержать канал и тут же выставила блок в своём сознании, не позволяющий воспринимать ей боль другого человека, как свою. Перчатки защищали её тело от непосредственного воздействия негативной энергии, но о чувственной составляющей она забыла.

«Господи, как же ей больно!» – воскликнула про себя Вика. Была бы мать Алексея абсолютно посторонним ей человеком, ничего бы не случилось, так как изначально не было бы эмоциональных связей. Но в этом случае стоило защититься целиком, а она забыла. Как непрофессионально!

Лунный свет полностью перетёк в левую руку. Вика сжала эту руку в кулак, спрессовывая энергию, а затем резко втолкнула её в маленький железный шарик с полостью внутри. Теперь можно было подняться с колен и пересесть на стул.

«Высшие силы, спасибо за помощь. Отдельное спасибо тебе, Луна, что дала мне энергию. Спасибо!» – Пятницкая склонила голову перед Высшими силами и выдохнула – теперь можно было расслабиться до следующего сигнала.

– Возьмите, – протянула она шарик Надежде Ивановне. – Его нужно закопать на территории любого кладбища.

Возможно, Надежда Ивановна ждала ритуальных танцев со свечами, крестами и пучками трав, но у Вики ещё ни разу не возникало желания разыгрывать спектакль, напуская на себя излишнюю важность. Практически всегда Пятницкая использовала энергию Высших сил: луны, солнца, воды, леса – и всё равно после ощущала некое опустошение, куда уж тут до театральных действий. Глупости всё это.

Вика сняла блок с ощущения чужих чувств, стянула перчатки и включилась в текущий момент. Сделала глоток уже остывшего чая и обратилась к Надежде Ивановне:

– Как вы? Всё хорошо?

Мать Алексея молча кивнула.

Вика понимала, что физически у неё всё хорошо, но вот психологически – пока не очень. Должно пройти время для принятия случившегося.

По телу Пятницкой начала растекаться слабость, её стало клонить в сон. Внутренним взором она просканировала себя и поняла, что в суматохе использовала собственные ресурсы для постановки блока на чувствительность, а не силу луны. И теперь ей тоже нужно было время, чтобы восстановиться.

– Я пойду, – учтиво произнесла Вика. – Не провожайте меня, насколько я помню, дверь у вас сама закроется, если её захлопнуть.

Мать Алексея опять только кивнула.

Пятницкая встретила Смолина, когда выходила из подъезда. Тот так удивился, что не смог даже сказать что-нибудь внятное. А пока он собирал мысли в кучку, Вика воспользовалась его ментальной заминкой и успела скрыться за поворотом, избежав нежелательного разговора.