Злая Русь. Царство

Глава 1

Дитрих фон Грюнинген порывисто, едва ли не бегом ворвался в просторную залу донжона, уже на самом пороге ее заставив себя замедлить шаг. Впрочем, окружающим все равно показалось, что внутрь залетел упругий сгусток нервов и крепких мышц, укрытый плащом с красным крестом меченосцев. Ландмейстер окинул ищущим взглядом сырую и стылую залу, несмотря на значительных размеров очаг, в котором всю осень и зиму неизменно поддерживают огонь, и на еще потрескивающие угли в развешенных по стенам железных корзинах. Помимо них, серый камень украшают лишь белые полотна с черным тевтонским крестом и алым мечом ливонцев, да еще оружие, как трофейное, так и клинки крестоносцев.

А более ничего и нет – вступая в орден, все рыцари дают обет бедности.

Мгновение спустя старший над братьями Ливонской комтурии молодой рыцарь увидел новгородских посланников. Прежде всего выступившего чуть вперед среднего роста жилистого темноволосого парня, ровесника Дитриха или даже моложе. Вот только тяжелый взгляд серых глаз много повидавшего человека и шрамы, украсившие лицо воина, тут же заставили забыть о его возрасте. Второй посланник, вставший чуть позади своего товарища, был старше и значительно крупнее. Таких рослых, широких в плечах и буквально дышащих мощью и спокойной уверенностью в себе мужей Дитрих встречал нечасто. А может, и вовсе никогда не встречал. Он даже запнулся при взгляде на русобородого гиганта русича, прежде чем начать свою речь, но быстро совладал с внезапно накатившей неуверенностью.

– Я ландмейстер Ливонской комтурии Ордена дома Святой Девы Марии Тевтонской в Иерусалиме Дитрих фон Грюнинген. Вы желали встречи со мной – вы ее получили.

Как и предположил Дитрих, заговорил именно темноволосый русич – выйдя вперед, он продемонстрировал свое положение в паре посланников, дав понять, что гигант есть лишь простой телохранитель. Хотя «простой» все же не слишком уместное в отношении гиганта понятие.

Новгородец заговорил неспешно, тщательно выговаривая слова и делая небольшие паузы, чтобы присутствующий здесь же толмач мог все перевести, – не отрывая при этом своего тяжелого взгляда от ландмейстера:

– Приветствую славного рыцаря-крестоносца, и также передаю тебе привет, Дитрих фон Грюнинген, от новгородского посадника Степана Твердиславича, бьющего тебе челом.

Когда сержант, разумеющий речь русов, закончил перевод, и в зале воцарилось тягостное молчание, ландмейстер, начав понемногу заводиться, нехорошо улыбнулся.

– Вот как? Вы проделали столь долгий путь, чтобы передать мне привет посадника?!

Темноволосый русич, едва ли не издевательски улыбнувшись в ответ (ехидство и раздражающая в себе уверенность в его ухмылке угадывались наверняка), спокойно произнес:

– Нет, не только. Он велел передать тебе, славный ландмейстер Ливонской комтурии Тевтонского ордена, что Новгород желает освободиться от власти князя Ярослава и его щенка Александра, что новгородцы отныне и вовсе не желают верховенства каких-либо князей. Он велел сказать, что ныне пришло лучшее время, чтобы это осуществить, и что в обмен на военную помощь крестоносцев Новгород станет верным союзником ордена!

Сердце Дитриха фон Грюнингена забилось часто и сильно, разгоняя по жилам кровь, и буквально вся его сущность воскликнула: «Вот оно!» Однако же, не проявив внешне своего воодушевления, он спросил спокойно, даже с легкой издевкой:

– Вот как? И что же повлияло на решение новгородцев, ранее самих приглашавших на княжение Ярослава, и не раз приглашавших?

Посланника, однако, каверзный вопрос не смутил.

– Приглашая ранее князя Ярослава Всеволодовича, Новгород заручался поддержкой могучего Владимирского княжества и мог рассчитывать на великокняжескую рать в противостоянии с орденом или свеями. Однако ныне между старшими братьями Всеволодовичами назревает не просто вражда – пахнет большой бранью. Старший брат, великий князь Юрий, провозгласил себя базилевсом и потребовал, чтобы Ярослав и Александр присягнули ему как базилевсу. Но Ярослав ожидаемо возмутился и отказался присягать, а Юрий в отместку двинул рать к Торжку, желая перекрыть движение хлебных обозов на север. Ныне новгородский князь собирает рать, чтобы схватиться со старшим братом, а Юрий… Мы пока не знаем, что делает Юрий и какими именно силами осадили Торжок. Зато знаем, что зимой в южные пределы Руси вторглись новые степняки-агаряне, носящие имя монголов. Они разбили великокняжескую рать под Переяславлем-Рязанским, заставив остатки ее бежать в город, искать спасения за крепостными стенами. Также они осадили Рязань и использовали для штурма ее настоящие пороки, разрушив крепкую деревянную стену до основания на ширине в несколько сотен шагов. Рязанский князь чудом откупился от хана агарян Батыя, и тот покинул пределы его земли. Но знающие люди сообщают, что Батый ныне жаждет ударить по Владимиру и покарать наглеца, посмевшего вывести против его ратей свою дружину. А ведь воинство монголов бесчисленно, и оно сокрушило все царства Востока, включая богатейший Хорезм и славную своими батырами Волжскую Булгарию!

Ландмейстер внимательно слушал перевод толмача, стараясь не выдавать своих чувств. Что-то из озвученного посланником он уже слышал, что-то оказалось для него откровением. Так, про зимнее вторжение монголов на Русь до Дерпта дошли лишь обрывочные неясные слухи, создавшие впечатление об очередном, не самом серьезном набеге степняков – было не совсем понятно даже, кто напал, куманы или иные язычники. О монголах Дитрих знал чуть больше – крестоносцы, с отчаянным упорством защищающие свои владения в Святой земле, были достаточно осведомлены о событиях на востоке. И о монголах, сокрушивших Хорезм, а после разбивших и грузин, ранее готовящих собственный крестовый поход, были наслышаны… Выходит, новый враг докатился уже и до Руси! Впрочем, беды русов-ортодоксов его волновали мало, гораздо важнее были новости о зародившейся вражде между братьями Всеволодовичами. А весть о провозглашении Юрия базилевсом уже достигла ордена, но не особенно впечатлила рыцарей. Кем бы ни назвался великий князь, править ему все равно лишь Владимиром!

Но брань между братьями-князьями… Ею действительно стоит воспользоваться!

Между тем новгородец продолжал неспешно говорить:

– Торжок мы желаем отбить, но и только. Наши ратники не должны понапрасну лить кровь в брани между Всеволодовичами, пусть Ярослав и Юрий выйдут на Божий суд и в личном поединке решают, кто из них и кому должен подчиниться. Но даже если это чудо свершится, и князья прольют собственную кровь, а не кровь своих воев, все одно для Новгорода это ничем хорошим не кончится. Победит Ярослав, неважно, в сече или честном поединке, и сам сядет во Владимире, оставив Новгород за сыном. И когда придут поганые агаряне, он призовет на гибельную брань новгородскую рать. Но коли верх возьмет Юрий, то он также призовет нас сражаться против монголов; а еще ходит слух, будто новоявленный базилевс жаждет сменить выборного посадника на собственного, назначаемого, и увезет вечевой колокол во Владимир, отменив наше вече!

Даже не понимая слов русича, Дитрих отлично воспринял его негодующий, совершенно искренний в своем справедливом гневе тон. А когда толмач закончил перевод, не удержался и от мимолетной, но крайне самодовольной улыбки. Действительно, ситуация у новгородцев сложилась очень непростая.

– Значит, вы рассчитываете, что орден…

Ландмейстер специально не довел свою речь до конца, желая дать высказаться посланнику, и тот Дитриха не разочаровал.

– Заключив союз с орденом, как некогда это сделал Псков, Новгород обретет независимость от князей и тем самым избежит гнева и мести хана Батыя, от которого мы надеемся откупиться. Ежели не выйдет, орденские бастиарии, способные построить собственные пороки и вооруженные мощными крепостными самострелами, как мы надеемся, помогут отстоять нам город. Пусть мы называем друг друга схизматиками, но все одно, мы ведь христиане. И коли на Новгород пойдет тьма безбожных язычников, разве откажут славные ливонские рыцари нам в помощи, разве сражения с агарянами есть не главное призвание воинов Христа?

Дитрих фон Грюнинген надменно вскинул подбородок.

– Называя себя христианами, вы отказываетесь смириться с властью великого понтифика, папы римского! Кто возжелает помочь схизматикам, если вы не соглашаетесь признать правильность католического богослужения?

Выслушав толмача, посланник отрицательно качнул головой.

– От веры предков наших мы не откажемся. В знак особого расположения к ордену мы готовы пустить в наши земли ваших проповедников, позволим им построить свои церкви, коли паства их будет достаточно велика, но не более того. Ежели кто захочет креститься по католическому обряду, что же, это его право. Но Пскову вы помогали, не пытаясь перекрестить его жителей.

На это замечание ландмейстер поначалу не нашелся, что ответить. И лишь после достаточно длительной паузы заявил:

– Псковичи помогали нам в войне против Литвы.

Посланник согласно склонил голову.

– И Новгород не откажет в этой помощи ордену, ведь литовские язычники-разбойники разоряют и наши земли. Объединившись, мы смогли бы воздать ворогу должное за гибель наших людей при Сауле, но для этого Новгород должен устоять во время нашествия монголов. Не забывай, славный ландмейстер, что купцы наши богаты и что за оказанную помощь мы щедро вознаградим наших новых друзей. А переданного нами злата, да серебра, да самоцветов ярких, да шкур соболиных будет достаточно для того, чтобы орден мог нанять множество славных воев в западных землях.

Дитрих замолчал, обдумывая озвученное предложение. Посылать рыцарей и полубратьев-сержантов сражаться и умирать за схизматиков русов было, конечно, глупо, но… Но они обещали щедро заплатить, а не в правилах русов нарушать свое слово. Кроме того, пусть капелланам ордена всего лишь разрешили проповедовать в землях Новгорода, но ведь и это достижение можно подать как крупный успех не только перед магистром ордена Германом фон Зальца, но даже и в Риме. Католические священники начали крестить Русь – вот как это можно назвать. В сущности, даже не солгав… Наконец, если новгородцам удастся откупиться от монголов, можно будет напомнить им и об обещанной помощи – и вместе с русами вернуть литовцам старый должок!

В любом случае сейчас лучшее время, чтобы начать действовать. Междоусобная вражда подорвет силы братьев Всеволодовичей, и кто бы из них ни взял верх, коли Новгород закроет ворота перед победителем, а войско крестоносцев выступит ему на помощь, ни Ярослав, ни Юрий не решатся на штурм. И даже против монголов можно помочь русам. В конце концов, на деньги самих новгородцев можно нанять достаточно большое число арбалетчиков, мастеров осадного дела, привлечь безземельных рыцарей, добывающих пропитание мечом, а уж после того как новгородцы сами впустят крестоносцев в свой город, какая сила заставит орден его покинуть?

Но вслух ландмейстер Ливонской комтурии сказал, конечно, иное:

– И что же, монголы действительно так сильны?

В этот раз, прежде чем ответить, русы обменялись короткими красноречивыми взглядами, после чего темноволосый посланник промолвил прямо:

– Мы сражались с ними под Переяславлем-Рязанским в составе тысячи, что княжич Александр отправил на помощь дядьке. И да, они очень сильны. Прежде всего, своей многочисленностью. Юрий собрал на помощь Рязани могучую рать, числом превосходящую твою комтурию. Считая и рыцарей, и сержантов, и местное ополчение, и наемников, славный ландмейстер. Но даже эта рать едва ли не вдвое уступала ордынской тьме! А ведь с нами сражались не более половины поганых Батыя. В основном это легкие всадники, вооруженные, однако, мощными составными луками – стрела из них летит очень далеко и может пробить кольчугу даже наконечником-срезнем. Однако у ворога было достаточно и закованных в дощатые брони гридей, а главное, у них рать поделена на десятки, сотни и тысячи, и темники с легкостью управляют ею на поле боя. При этом вои монголов беспрекословно подчиняются своим военачальникам и не смеют отступать без приказа, даже проигрывая и неся большие потери. Самое же страшное, что новые агаряне, в отличие от других степняков, имеют пороки, с помощью которых крушат деревянные стены наших крепостей. Никогда еще кочевники не имели осадных орудий, и это делает их воистину страшным для нас врагом.

Дитрих фон Грюнинген ни на мгновение не усомнился в речах русов: оба посланника выглядели искушенными, крепкими воинами, не бросающими слов на ветер и не привычными придумывать россказни о своих подвигах или же со страха в десятки раз преувеличивать число врагов. Пусть даже их слова вряд ли являются истиной – не может быть, чтобы число монголов было вчетверо, а то и впятеро больше воинов в его комтурии! – но все же враг серьезный, это очевидно. Да и потом, слабый враг не расправился бы с Хорезмом на пике его могущества…

Сделав небольшую паузу, русич продолжил:

– К слову, псковичи ждут возвращения изгнанного из града князя Ярослава Владимировича – насколько нам известно, сейчас он живет в Дерпте. Так вот, когда вы проверите правдивость моих слов и соберете воинов, созовете ополчение и выступите к Пскову, Степан Твердиславич постарается выманить из города присланную князем новгородскую дружину и назначенного посадника. Эти вои верны Ярославу Всеволодовичу, и сейчас убрать ратников из града невозможно, но мы не хотим крови сородичей и сумеем обманом призвать их в Новгород, когда орден будет готов начать действовать. Связь со Степаном Твердиславичем вы будете поддерживать через нас, но пока вы проверяете мои слова и готовитесь к походу, мы на время покинем Ливонию и отправимся в земли свеев. В Новгороде уже известно, что папа Григорий Девятый объявил новый крестовый поход на Ямь и Сумь и что свеи задумываются над тем, чтобы ударить и по нашим землям. Мы желаем заранее упредить их удар, предложив союз, и попросить помощи против Всеволодовичей, а главное – против монголов. За нее мы готовы уступить свеям Ладогу, коли те не станут мешать нашей торговле с Готским берегом и Любеком и не примутся давить купцов пошлинами.

Дитрих фон Грюнинген лишь согласно кивнул, про себя, однако, дивясь осведомленности новгородских посланников и хитрости их посадника. А заодно делая в уме зарубку насчет монголов: коли новгородцы готовы отдать шведскому королю Альдеборг, значит, опасность со стороны новых агарян действительно весьма существенна. В таком случае встретить неизвестного врага действительно стоит на чужой земле, и шведские рыцари станут естественным союзником в будущей войне со степняками.

Между тем русич продолжил:

– Наконец, у нас к вам еще одна просьба, славный ландмейстер. Степана Твердиславича беспокоит то, что в спину ордену, когда рыцари уже выступят на помощь Новгороду, могут ударить литовцы. А также то, что к победителю в междоусобной брани братьев могут примкнуть князья Смоленска и Полоцка. И тогда сил напасть на Новгород у взявшего верх во вражде хватит наверняка. Чтобы избежать этого, не лучше ли будет заранее натравить язычников-литовцев на земли князей, способных стать союзниками одного из Всеволодовичей? Ведь если до ушей литовцев дойдет весть, что ослабевшие западные княжества наверняка не получат помощи от победителя Усвятской сечи, чьего имени они с тех пор страшатся, словно огня… Если узнают они о междоусобице Всеволодовичей, если хотя бы некоторые вожди язычников призовут напасть именно на Полоцк и Смоленск, получив богатые дары… Но к сожалению, руки новгородского посадника слишком коротки, чтобы совершить задуманное. Однако у него достаточно золота для даров. А вот крестоносцы, насколько нам известно, имеют куда большее влияние в Литве – по крайней мере, на некоторых языческих вождей. И если мы придем к соглашению, то, отправив верного человека в Псков, мы обеспечим вас всем необходимым, чтобы добиться нужного решения литовцев. Злата и серебра вам предоставят в достатке, заранее обговорив условия передачи. А вот средства для набора наемников вы получите уже тогда, когда поможете Новгороду добиться независимости от князей. Ведь наемные баллистарии нам нужны именно против монголов.

Дитрих фон Грюнинген вновь согласно кивнул – озвученное предложение было крайне мудрым и здравым, хотя одновременно с тем и неожиданно коварным. Однако же русам ведь не привыкать лить кровь сородичей и собратьев по вере, как своими руками, так и руками язычников. Одни призвания куманов в междоусобных войнах князей чего стоят… Впрочем, разве в германских или франкских землях все обстоит иначе?!

Ландмейстер, выждав небольшую паузу и стараясь не выдавать своей радости, согласно склонил голову, стараясь при этом придать себе сверхважный вид человека, от чьего решений зависят судьбы государств. Хотя ведь в этот миг так оно и было!

– Все вышесказанное радует мое сердце, уважаемый посол. Я верю, что вас послал ко мне сам Господь! И хотя я обязан обсудить предложение Степана Твердиславича на высшем капитуле, но лично я искренне желаю помочь Новгороду добиться независимости от власти князей. И выстоять в случае, если монголы действительно дойдут до стен вашего славного града. Но, как ты и сказал, прежде мы также должны убедиться в правдивости твоих слов, однако сам я не нахожу в них обмана, посланник. Сейчас вам со спутником предоставят все необходимое для отдыха и накормят вас. Когда же вы восстановите силы, мы также предоставим вам отряд конных сержантов во главе с братом-рыцарем, что проводят вас до Ревеля. И уже в Ревеле обязательно найдут корабль, что доставит вас в Уппсалу.

Дитрих на мгновение замялся, но после все же решил уточнить:

– Быть может, я невнимательно слушал вас, но я не помню, чтобы вы называли свое имя.

Новгородец дружелюбно улыбнулся ландмейстеру, выслушав перевод толмача.

– Как кажется, я должен просить прощения за то, что не назвался. Этого славного малого, – тут посол указал на своего могучего телохранителя, – зовут Микулой. Мое же имя – Георгий, хотя чаще по старинке кличут Егором.