Царствие червя

Кларк Эштон Смит «Царствие червя» Clark Ashton Smith «The Kingdom of the Worm» («The Tale of Sir John Maundeville») (1933)

Повесть сэра Джона Мандевиля

Предисловие

Сия повесть была навеяна чтением «Путешествий и приключений сэра Джона Мандевиля»[1], в которых подлинно описаны фантастическое царство абхазов и окутанная тьмою земля Ханисон![2] Я рекомендую прочесть этот красочный трактат четырнадцатого века всем любителям удивительных фантазий. Представьте себе, в одной из глав сэр Джон даже сообщает о том, как алмазы плодятся естественным путём! Истинно, мир был поразительным местом в те славные времена, когда практически все верили в подлинность подобных чудес.

Итак, в странствии своём, сэр Джон Мандевиль с немалыми трудами достиг границ той удивительной провинции Абхазского царства, что носит имя Ханисон; и, если его, конечно, не слишком сильно обманывали те, у кого он справлялся о пути, то в двухдневном переходе отсюда должно было находиться Грузинское царство, куда он и направлялся.

Взору его открывалась река, берущая исток в Ханисоне, краю недружелюбных идолопоклонников, над коим довлело проклятие вечной тьмы; и, как гласила молва, изредка, до слуха тех, кто приближался к границе сего тёмного царства, из-за пределов её доносились людские голоса, лошадиное ржание и петушиное кукареканье. Но сэр Джон не стал задерживаться в этом месте, дабы проверить подлинность названных чудес, ибо направление его пути пролегало через другие области. К тому же, Ханисон являл собой один из тех краёв, куда ни один человек, сколь бы ни был он отважен, не пожелал бы войти без особой на то нужды.

Однако когда сэр Джон продолжил свои странствия с двумя армянами христианского вероисповедания, составлявшими на то время всю его свиту, до него начали доходить слухи, распускаемые жителями этой части Абхазского царства, о не менее жуткой местности, именуемой Антхар[3], лежавшей прямо на его пути в Грузинское царство. Россказни эти были в равной степени туманными и ужасающими, и содержание их постоянно менялось. Одни толковали, что эта земля являет собою пустошь, населённую лишь мертвецами, неупокоенными мёртвыми магами и омерзительными фантомами; другие рассказывали, что там властвовали пожирающие трупы гули и африты, жестоко и кроваво пресекавшие всякие посягательства смертных на границы их владений; третьи шёпотом передавали известия о вещах, слишком отвратительных, чтобы их описывать, и о зловещих чарах некромантов, более могущественных, чем императоры, властвовавших над здешними беспокойными землями. Но все рассказчики сходились на том, что некогда Антхар был одной из самых прекрасных земель Абхазского царства, оставшись такой навек в памяти человеческой. Однако неведомое моровое поветрие опустошило её дотла, и ныне её поднебесные города и необъятные поля, давным-давно оставленные всеми, обернулись пустыней, приютившей и воскормившей дьяволов и прочих ужасных тварей, единственно способных существовать в сих осквернённых пределах. И все, кто сообщал эти сведения сэру Джону, единодушно предостерегали его от посещения этого края, предлагая обойти его по дороге, окольным путём огибающей Антхар с севера; ибо Антхар был местом, куда в последнее время никто не осмеливался входить.

Славный рыцарь с причитающейся ему серьёзностью внимал им, как то велел ему его обычай; но, будучи стойким христианином, к тому же, носившим в сердце доблесть, он не мог потерпеть, чтобы какие-то слухи посмели отвратить его от намеченной цели. На склоне дня, когда последняя обитаемая деревня была оставлена далеко позади, и он, подойдя к развилке, явственно увидел, что устремлявшийся прямо в Антхар путь уже много поколений не был тронут следом человека или зверя — даже тогда он не изменил своего намерения и решительно двинулся вперёд, в то время как сопровождавшие его армяне выражали решительный протест, будучи охвачены нешуточной тревогой.

Однако же сэр Джон не был слеп к всевозможным дурным приметам, начавшим являть себя его взору, едва он ступил на этот путь. Здесь не было ни деревьев, ни трав, ни даже лишайника, которые приличествуют любой благотворной земле. Вместо них взгляду открывались низкие, испещрённые лепрозными пятнами соли холмы, да обнажённые, подобно костям мертвецов, горные хребты.

Вскоре он достиг перевала с крутыми стенами узкого ущелья, прорезавшего горный массив, с пронзающими небо острыми темнокаменными пиками, медленно рассыпающимися в прах, принимая в своём непрекращающемся разрушении всевозможные демонические и сатанические формы, полные дикого ужаса и невообразимой причудливости. В камнях проступали многоликие хари, обретавшие подобие гулей и гоблинов, которые, казалось, двигались и кривлялись, когда путники проходили мимо них. Сэр Джон, так же как и его спутники, был весьма смущён как видом этих морд, так и их схожестью друг с другом. Столь сильным было это сходство, что, казалось, первые из них забегали вперёд, чтобы там вновь встретить путников и глумиться над каждым сделанным ими шагом. Кроме тех образин, что были подобны обликом гулям и гоблинам, встречались и другие, что носили черты языческих идолов, грубые и отвратные на вид; иные же в своей недвижности напоминали угрызаемые червями лики мёртвых; и они точно так же повторяли сами себя по обе стороны ущелья, в самой что ни на есть подозрительной и дикой манере, словно стараясь сбить путников с выбранной ими дороги.

Армяне с радостью повернули бы назад, ибо могли поклясться, что камни этой безжизненной земли наделены движением и жизнью. Они пытались отговорить сэра Джона от его рискованного предприятия. Но тот, возгласив единственно: «Следуйте за мной, и да пребудет воля Его», вновь продолжил свой путь среди скал и горных вершин.

Но вот, в древнем прахе давным-давно заброшенной дороги, глазам путников предстали следы, которые не могли принадлежать ни человеку, ни любой другой земной твари. Следы эти отличались необычной формой, а их громадное количество и совершенно чудовищные размеры встревожили даже самого неустрашимого сэра Джона; армяне же, увидев их, взроптали ещё более открыто, чем ранее.

И ныне, по мере того как они продолжали свой путь, вершины перевала продолжали вздыматься всё выше, стремясь стать равными гигантам, рассекаясь и принимая подобие могучих членов и телес, некоторые из коих были безглавы, в то время как головы других отличались поистину тифонианской чудовищностью. И тени их вклинивались между путниками и солнцем, более мрачные и тяжёлые чем тени ближайших к ним скал. И в самой тёмной и глубокой части ущелья сэр Джон и его спутники встретили одинокого шакала, который не бросился бежать от них, как подобало бы этому трусливому созданию, но, пройдя мимо путников, заговорил с ними гулким, замогильным, точно демоническим голосом, произнося членораздельные слова и призывая повернуть назад, так как земли, лежащие дальше, являли собой край, запретный для всех живых. Это неимоверно напугало всех путников, поскольку без влияния тёмного колдовства, противного природе, шакал не обрёл бы голос, являя несомненное и зловещее предвестие грядущих бедствий и опасностей. И армяне возопили, что не сделают больше ни шагу вперёд. И, едва шакал скрылся из виду, они тут же бежали прочь, вслед за ним, неистово подстёгивая своих лошадей, словно сами были гонимы незримыми дьяволами.

Сэр Джон был разгневан при виде бегства своих спутников. Вместе с тем он был смущён предупреждением шакала, и мысль о путешествии в Антхар в одиночестве уже совершенно не нравилась ему. Но, уповая на Спасителя нашего, дабы отвёл он от него все зловещие чары и чёрное колдовство Сатаны, доблестный рыцарь направлял своего коня дальше средь скал, пока не покинул, наконец, их уродливую сень. И вот, когда он выбрался таким образом за пределы ущелья, взору его открылась серая равнина, похожая на пепел мёртвой земли, лежащей под сожжёнными небесами.

При виде этого края на склоне умиравшего дня, сердце его отяготилось самыми дурными предчуствиями и сэр Джон почувствовал отторжение, большее даже, чем от кривлявшихся в камне морд и омерзительно рассечённых горных пиков. Ибо открывшийся перед ним путь отмечали своей жалкой белизной бесчисленные кости людей, лошадей и верблюдов, а верхние ветви давно мёртвых деревьев, высовывающиеся из песков, засыпавших древние сады, вздымались ввысь точно воздетые в молитве руки. Повсюду виднелись остовы разрушенных зданий, словно приглашающих в навеки отворённые двери вечную кочевницу-пустыню, и древние мавзолеи, медленно погружающиеся в наступающие песчаные дюны. Едва же сэр Джон пришпорил коня, стараясь быстрее миновать эти места, небеса над ним потемнели, но не от бега облаков или приближающегося самума, а, скорее, наполнившись чужеродным сумраком, точно на пике солнечного затмения. Странные сумерки вычёркивали из мира и его собственную тень, и тень его коня, а все окрестные здания и гробницы сделались болезненно-серыми, исчезая во мгле, точно призраки.

Сэр Джон успел проехать совсем немного, когда пред ним предстала рогатая гадюка, кераста[4], которая ползла прочь из Антхара, извиваясь в глубокой дорожной пыли, Проползая мимо, она заговорила человеческим голосом:

— Будь предупреждён, человече, и не ходи дальше вглубь Антхара, ибо это царство запретно для всех смертных, и лишь мёртвым до́лжно пребывать в нём.

Тогда всю душу свою обратил сэр Джон к молитве Всевышнему, к Иисусу Христу, Спасителю нашему, и ко всем благочестивым Святым, ибо воистину познал, что прибыл в место, коим правит рука диаволова. И, покуда молился он, мрак продолжал сгущаться; и вскоре дорога перед ним оказалась окутана мраком непроницаемой ночи, в котором ничего нельзя было различить. И, хотя он всё ещё стремился продолжать свой путь, его верный боевой конь застыл истуканом во мраке, не реагируя на шпоры и лишь мелко дрожа, словно разбитый параличом.

И тогда из сумерек, перераставших во тьму, вышли гигантские фигуры, безмолвные и закутанные в чёрный траур погребальных нарядов, под которыми, как помыслилось ему, не было ни ртов, ни глаз. Ни единого слова не произнесли они, и сэр Джон не мог выдавить из себя ни слова в окутавшем его ужасе, не имея сил даже на то, чтобы обнажить свой клинок. И они вырвали его из седла своими бесплотными руками, потащив прочь, почти лишившегося чувств от ужаса, который несли в себе их прикосновения. Они влекли его по неведомым тропам, которые он едва воспринимал гаснущими чувствами человека, низвергающегося в вечную тень смерти. И он не ведал, в каком направлении и как далеко они его ведут; и он не слышал ни звука во время этого перехода, кроме далёких жалобных криков своего коня, подобных крикам души, терзаемой смертным страхом и агонией — ибо шаги его пленителей не рождали даже малого шороха, и он не мог с уверенностью сказать, были ли они всего лишь призраками, или же истинными демонами. Холодное морозное дуновение пронзало его, но не было в нём ни шёпота, ни шуршания ветра; а воздух, который он вдыхал, был густым, напитанным таким страшным смрадом разложения, какой могла исторгнуть из себя лишь разверзнувшаяся гробница.

Рухнув на какое-то время в блаженный обморок, наконец настигший его, он не видел ни тех тварей, что сопровождали его на пути, ни сокрытых фигур, шествовавших с погребальной таинственностью. Придя же в чувство, он увидел, что вокруг него высятся дома. Теперь они двигались по улицам города, едва различимым в упавшей ночи, не принёсшей с собою ни единой звезды. Тем не менее, он видел, или, скорее, предполагал, что в этой ночи сокрыты высокие особняки, широкие проспекты и рынки. И стоило ему лишь приблизиться к этим незримым строениям, как среди них вдруг возникло здание, имевшее вид большого дворца, с блёкло мерцающим фасадом, а купола и башни были наполовину поглощены опустившейся тьмою.

Когда сэр Джон приблизился к его фасаду, он увидел, что мерцание исходит изнутри, смутно изливаясь сквозь открытые двери меж необъятных колонн. Свет сей был слишком слабым для факелов или светильников, слишком тусклым для любой лампы; и сэр Джон поразился его порождающей ужас бледности. Но, подойдя ближе, он заметил схожесть этого странного свечения со свечением фосфора, отрождающегося в склепах в непостижимом процессе разложения.

Ведомый непреклонной волей тех, кто правил его беспомощностью, он вступил внутрь здания. Пленители провели его сквозь величественную залу, чьи резные колонны и богато украшенная мебель воплощали в себе роскошь древних царей. Покинув её, он очутился в огромном зале для приёмов, со стоящем на высоком подии царственным престолом из золота и чёрного дерева. Никакой иной свет, кроме гнилостного мерцания, не озарял внутреннее убранство огромного зала. Но не какой-то лорд или султан из рода людского восседал на том престоле. Нет, то была умопомрачительная серая тварь, высотой и объёмом во много раз превосходящая любого из людей, и являвшая всеми своими непомерно разбухшими формами точное подобие могильного червя. И червь сей был один; и кроме червя, и сэра Джона, и тех созданий, что привели его сюда, громадный зал был пуст, словно мавзолей древних дней, обитатели коего давным-давно были пожраны разложением.

И вот, стоя там, подле того ужаса, который ни один человек никогда не смог бы вообразить, сэр Джон заметил, что червь внимательно изучает его своими маленькими глазками, глубоко погружёнными в непристойное вздутие его лика. Затем ужасный и торжественный глас, обращённый к нему, донёсся до ушей рыцаря:

— Я — властитель Антхара, ставший таковым в силу того, что я одолел и пожрал его смертного правителя и всех тех, кто были его подданными. Знай же, что земли эти в моей полной власти, и что вторжение сюда любой живой твари незаконно и не может остаться безнаказанным. Безрассудство и недомыслие, которые ты продемонстрировал, явившись сюда, поистине вопиющи; ибо прежде был ты предупреждён жителями Абхазского царства, и был предупреждён вновь, шакалом и гадюкой, коих ты повстречал по пути в Антхар. Твоя опрометчивость, бесспорно, заслуживает достойной кары. И вот тебе мой приговор, который будет исполнен до того, как я дозволю тебе покинуть мои владения. Ты будешь заточён средь мёртвых, пребывая, как пребывают они, в непроглядной тьме могилы, познавая все изыски их непреходящего существования и те вещи, кои не до́лжно видеть глазам живых. Да, именно так — всё ещё живой, ты спустишься в самое сердце смерти и гниения, и будешь оставаться там столько времени, сколько я сочту нужным для того, чтобы исправить твою глупость и наказать твою самонадеянность.

Сэр Джон был одним из самых достойных рыцарей христианского мира и доблесть его никто не мог бы оспорить. Но, стоило ему услышать речь вопрестольного червя и приговор, который тот ему вынес, как ужас его достиг таких пределов, что он вновь был близок к тому, чтобы упасть в обморок. И в этом состоянии он вновь был подхвачен теми, кто привёл его в сей тронный зал, и унесён прочь. И где-то во внешней тьме, среди гробниц, могил и кенотафов за пределами покинутого сумрачного города, он был брошен в глубокий каменный гроб, и бронзовая дверь гробницы захлопнулась за ним.

Лёжа там, в объятиях вневременной безразличной полночи, сэр Джон был окружён лишь незримыми трупами да теми министрантами тления, что ещё не до конца исполнили возложенную на них миссию. Будучи сам наполовину мёртвым, измученным крайним ужасом и отвращением, он не мог сказать, день или ночь стоит сейчас в Антхаре; и за все те бесконечные часы, что он лежал там, ни единого звука не донеслось до его ушей, кроме биения собственного сердца, вскоре ставшего невыносимо громким и тягостным, словно гвалт и буйство огромной толпы.

Неимоверно устрашённый шумом своего сердца, напуганный тем, что пребывало в непреходящем безмолвии подле него, и подавленный всем обрушившимся на него поразительным и жутким некромантическим чародейством, сэр Джон готов был погрузиться в отчаяние, и скудной была его надежда на возвращение из этого заключения средь мёртвых, чтобы при жизни своей ещё раз увидеть солнечный свет. Всё, что оставалось ему — это познавать вечную пустоту смерти, разделяя мерзость запустения с прочими обитателями гробницы, да постигать неописуемые таинства разложения, и быть при этом не просто бесчувственным трупом, но тем, чьи душа и тело пока ещё неотделимы друг от друга. Плоть его содрогалась, и дух его сжимался внутри, когда он чувствовал извивающиеся прикосновения червей, с жадностью устремлявшихся к источающемуся трупу или отступающих от него в пресыщенной медлительности. И сэр Джон в то время (и во все времена после этого) полагал, что состояние его, пребывающего в гробнице, было воистину хуже самой смерти.

Наконец, по прошествии множества часов или дней, оставлявших тьму гробницы нерушимой для всякого луча, что мог проникнуть в неё, и для любой тени, могущей выбраться вовне, до сэра Джона донёсся угрюмый лязг металла, и он понял, что бронзовая дверь его темницы открыта. И вот, впервые, в тусклых сумерках, проникших внутрь гробницы, он смог со всей безжалостностью и отвращением увидеть то, с чем всё это время столь долго пребывал бок о бок. Исполненный болезненного омерзения, обрушившегося на него при этом зрелище, он был вытащен из гробницы теми, кто вверг его в неё; и вновь, теряя сознание от их ужасающих прикосновений и трепеща от вида их гигантских призрачных фигур и погребальных нарядов, чьи чёрные складки не выявляли под собой человеческого облика и форм, вновь прошёл он через Антхар дорогой, по которой вступил в это скорбное царство.

Его проводники, как и прежде, были безмолвны. Тьма и уныние, разлитые над землёй, подобно мрачной сени какого-то вечного солнечного затмения, были такими же, как тогда, когда он только вошёл в эти земли. Но, наконец, в том месте, где он был пленён, сэр Джон был оставлен своими поводырями, чтобы повторить свой собственный путь и в одиночестве пройти через землю разорённых садов к скверному ущелью рассыпающихся утёсов.

Ослабевший в заточении, совершенно растерянный от всех своих злоключений, сэр Джон проследовал по дороге, покуда тьма не рассеялась. И вот, наконец, он вышел из сумрачных теней под свет бледного солнца. Среди пустошей сэр Джон встретил своего боевого коня, скитавшегося по поглощённым песками полям. Оседлав его, он поспешил покинуть Антхар через ущелье странных валунов с глумящимися мордами неведомых образин. И вот, через какое-то время сэр Джон вновь оказался на северной дороге, по которой путешественники обычно направлялись в Грузинское царство; там с ним вновь воссоединились два армянина, ждавшие его у границ Антхара, молясь о его безопасном возвращении.

Вскоре после того, как он вернулся из своих странствий по Востоку и среди народов дальних островов, сэр Джон поведал об Абхазском царстве в книге, повествующей о его путешествиях; сообщив в ней и достоверные сведения о правителях провинции Ханисон. Однако сэр Джон Мандевиль ни словом не обмолвился об Антхаре, царствии тьмы и разложения, правит коим вопрестольный червь.

Перевод — Андрей Бородин