Царский зять

Глава 1

– Брат мой, если ты приведешь хотя бы один королевский указ или постановление Сейма о владычестве Речи Посполитой над Червонной Русью, то я немедленно выплачу десять тысяч гривен червонцами. Но, видишь ли – такое название можно встретить только на картах дурковатых и неосведомленных географов, – Юрий ухмыльнулся, глядя на Яна Собеского. Польский король выглядел немного ошарашенным, и это было видно.

– Червонная Русь, брат мой, только одна – ее земли идут от Северского Донца до побережья Азовского моря. И на ней находятся такие мои города как Галич и Владимир Ново-Волынский соответствующих княжеств. Имеется еще город Мариуполь в устье Кальмиуса – так недавно был переименован город Феодоро, так как свои родовые земли одноименного княжества я освободил от магометан в Крыму. И если у тебя нет грамот владения Червонной Русью, то у меня их в избытке.

Юрий достал несколько свитков и листов, положил их перед немного ошарашенным польским королем. Разложил на походном столике в определенном порядке и стал негромко пояснять:

– Это списки с документов, их подготовили дьяки моего Посольского Приказа. Вот выдержки из всех известных летописей – нигде нет упоминаний о загадочной Червонной Руси, что якобы должна быть на польских землях. Речь идет лишь о галицком и волынском княжествах. Иногда о королевстве Галиции и Людомирии, прямым наследником монархов которой я являюсь. Что верно, то верно – однако речь сейчас идет не о моих законных правах, выставлять претензии пока не собираюсь.

А вот грамота от цезаря Леопольда – тут конкретно признается Червонной Русью именно мои земли Приазовья, и это подтверждено грамотами московского царя Федора, молдавского господаря Стефана, венецианского дожа, шведского короля, султана Мехмеда. И даже последнего крымского хана из рода Гиреев, который, увы-увы, прекратил свое существование. Но бумага с печатью сохранилась.

Юрий закурил папиросу, стараясь не смотреть на польского короля – матерый воин медленно просматривал грамоты, откладывая их одну за другой в стороны.

«А что ты хотел, родимый – потребовав, чтобы я отказался от Червонной Руси, ты сам себя подставил по-крупному. Голая сила, не подкрепленная юридическими документами, не всегда пригодный инструмент. Ведь на нее может найтись иная мощь, а то, что написано пером, не вырубишь топором. Вот так и было сыграно, благо шведский монарх о нынешних заморочках не ведал ни сном, ни духом, как и дож с цезарем. Или ведали – но так поступили сознательно. Да и Мустафа подписал грамоту о перемирии, видимо с расчетом на наши с тобой дальнейшие терки с разборками».

– Я думаю, твои посольские люди или не осведомлены об этих документах, или случилось какое-то недоразумение. Так что мои законные права на настоящую Червонную Русь, как ты видишь, уважаемый брат мой, подтверждены должным образом. Речь Посполитая должна их признать за мной и моими потомками. Со своей стороны я тоже могу сделать определенные политические уступки касательно моего наследства на польских землях – ибо прошло три с половиной века. Тут нужно быть безумцем, а таковым я никогда не был.

– Как ты это видишь, брат мой?

– О, это легко сделать, и потребует только чернил. Я прошу Речь Посполитую никогда не употреблять термин Червонная Русь во всех документах, которые будут касаться всех земель нынешнего Русского воеводства, что находится под короной Польши много лет. И прошу называть последнее как угодно, но только не «Русским». Этим будут сняты все возможные проблемы между нашими величествами, и позволит наладить действительно добрососедские отношения.

Прошу понять меня правильно, брат мой – я не претендую на наследство оттич и дедич, но могу урегулировать все претензии и снять вопросы касательно королевства Галиции и Людомерии. Я всем сердцем принимаю великодушное предложение вашей почтенной супруги королевы Марии, и считаю, что у нас есть хорошая возможность закрыть наши вековые разногласия и обиды, что имеют место быть.

Юрий раскрыл крышку ларца и вытащил оттуда две грамоты, перевитые шнурками. Затем появился золотой королевский обруч – корона сверкала драгоценными камнями. И заметил напряженный взгляд Яна Собеского, хотя тот был мимолетным и тут же стал безразличным – монархи обязаны держать «лицо». Однако сомнений не оставалось – бесценная для Польши корона была моментально узнана.

– Дело касается моих дочерей Анны и Марии, брат. Я официально признал их, вот грамоты, – Юрий показал на два свитка. Две маленькие татарки, племянницы убитой супруги, вот уже несколько лет считали его своим отцом – детским страхам свойственно забываться, а новая жизнь полна впечатлениями. Так что сейчас девчушки его просто боготворили, а он сам, бывая редко во дворце, всегда находил время для занятий с ними.

Однако в последнее время, стоило Софье ощутить себя беременной, сложилась неопределенная ситуация. И хотя жена тщательно скрывало свое отношение, но требовалось немедленно убрать девчушек подальше. А тут как раз случай удобный – «троянского коня» примут, не могут не принять. И пусть выигрыш будет в будущем, причем далеком, но то и хорошо – сейчас ничего заподозрить нельзя.

– Они принцессы – старшая Галицкая, а младшая Людомирская. Если они выйдут замуж за равных по их статусу мужей польского и литовского происхождения, то титулы и эту корону супруги не получат – это будет являться достоянием Речи Посполитой. Или польского короля, если мужем старшей станет наследный принц. Это я собственноручно обусловил в грамотах. Вас устроит такое решение проблемы, Ян?

– Полностью, брат мой…

Юрий заметил, что Собеский был ошеломлен предложением скрепить браком между его сыном Якубом и «дочерью» Анной решение. Как не крути, но это союз, пусть и связанный пока только династическим браком.

– Что касается приданного, то есть завещание последнего галицкого короля Льва, список с него у вас имеется. Там перечислены два городка и десяток сел, что были оставлены потомкам по «духовной» грамоте. Речь Посполитая должна вернуть либо их полностью, или предоставить равноценные селения. Я думаю, это возможно сделать, ведь таковые земли так и останутся в составе польского королевства. Тем самым мы подводим черту под прошлым, не всегда безоблачным, а порой и напряженным, и сможем писать с «нового листа», как говорится.

– Я согласен с тобою, венценосный брат. Это лучшее решение старых вопросов, причем созданных предками. И хорошо, что их можно исписать чернилами, а не залить кровью.

– Надеюсь, что королева Мария заменит моим сироткам мать, зная ее благородство, я бы не доверил дочерей иным попечителям. Сами понимаете, брат мой – мачеха не всегда относится с любовью к таким девочкам. К тому же они должны получить должное образование и воспитание – а ваш двор считается самым блестящим во всей Европе.

– Не беспокойся, брат, моя Марыся и я примем твоих девочек как родных дочерей. И воспитаем их согласно твоему достоинству – о тебе слагают уже легенды как о великом полководце и воителе христианского мира, и даже я порой завидую твоей заслуженной славе.

– Ты сам великий воин, брат мой, о твоих подвигах мне много рассказывали, и наконец, я сам тебя увидел воочию. И был бы рад, если бы мы стали с тобой кровными родственниками – не вижу препятствий для сердечного добрососедства на долгие годы. Как бы не желали московские бояре иного, подталкивая к войне. Но я слишком хорошо помню их «ласку» собственной спиной, и будь уверен, брат, таких обид я не забываю никогда.

– Московиты порой ведут себя как варвары.

– Согласен с тобой – не все, но многие. Я же русич наполовину, второй половиной и гот, и потомок базилевсов ромеев!

Юрий говорил серьезным тоном, он привык лицедействовать за эти годы, иначе было бы не выжить, и тем более не стать правителем. И вставая из-за стола, распахнул объятия:

– Так давай обнимемся по обычаю брат, что закрыли старые счеты. И будем говорить о сотрудничестве на будущие времена…

Глава 2

– Брат мой, я могу просто спалить Каменец с Хотиным, если такое потребуется, чтобы помочь тебе их захватить. Твой посланник рассказывал, что сотворилось с Бендерами?!

– Да, о «греческом огне» за прошедшие столетия просто забыли, – поляк пожал плечами, но Юрий видел, что завуалированная угроза достигла цели – любой военный наличие такого оружия будет крайне серьезно принимать в расчет и учитывать в дальнейших планах.

– Слабому войску это «адское зелье» не поможет одержать победу, что случилось с ромеями, когда их империя пала.

Юрий намеренно остановился и медленно закурил папиросу – договаривать не было нужды. Ян Собеский правильно понял намек, судя по невозмутимому лицу – с позиций силы говорить с Новой Русью бесполезно, нужно договариваться.

– Не думаю, что осада этих городов затянется, так что нет необходимости прибегать к «греческому огню». Им ты начиняешь бомбы?

– Да, и гранаты тоже. Но в основном применять будем на флоте – мы в этом году провели через донское гирло два новых военных корабля, построенных в Белой Веже. На их палубах по два десятка полупудовых единорогов стоят. Мой адмирал Брайя сказал, что по быстроходности на Черном море кораблей у турок просто нет. Через пять лет, думаю, мы перехватим трезубец Нептуна у османов.

– Дай то бог, брат мой.

– Думаю, нам стоит с тобой договориться о военном союзе, брат мой, как против турок, так и от всякого рода случайностей, что могут возникнуть у нас в непредвиденной ситуации. Позволь тебя спросить напрямки – признаешь ли ты переход всех земель бывшего Крымского ханства в состав Новой Руси? А также Буджака? И что ты будешь делать после того, как вернешь Подолию под свой скипетр?

Смысла тянуть с решением вопроса не было – он и так поставлен постфактум. Польский король в ответ пожал только плечами:

– Мы союзники, а потому упразднение Крымского ханства идет нам во благо. Эти земли твои и отдавать их туркам и татарам обратно ты не намерен. Так в чем вопрос? При заключении мира с Оттоманской Портой, а таковой несомненно, рано или поздно будет заключен между сторонами, буду настаивать именно на этом.

Польский король в задумчивости посмотрел на Юрия, который придал себе спокойно-безразличный вид, и продолжил:

– Что касается планов, то я сам пока с ними не определился – война для меня оказалась неожиданной, хотя к ней мы готовились.

– Понимаю, брат, тогда к этому мы вернемся чуть попозже – к благу Речи Посполитой на будущие времена, – бросив очередного «живца», Юрий посмотрел на короля. И решил взять, как говориться, «быка за рога», без всякой дипломатии.

– Есть одна проблема, которая мне сильно не нравиться. Я имею в виду Гетманщину, или Малороссию, кому какое нравится название. Она под властью гетмана Самойловича, но правобережная часть де-юре принадлежит Польше, но де-факто не подчиняется и полностью разорена за последние сорок лет. Левобережная часть у гетмана, но Москва там делает все что хочет, а это мне не нравится еще больше.

Юрий говорил совершенно спокойно, глядя на напрягшегося короля. Проблема действительно была острейшей – украинская «руина» поглощала все ресурсы поляков и московитов, а уж про само местное население и говорить не приходится. Оно просто бежало, куда глаза глядят – но в большинстве своем на Новую Русь. А это не могло не раздражать поляков – исход православного населения из всех русских земель, находящихся под их владычеством, принял катастрофический характер. «Быдло» бежало от панства – так из Подолии пришло на Днестр и Буг около сорока тысяч малороссов, и это только начало.

– Надо ограничить возможность Москвы делать там все, что в голову придет. Гетманщина должна остаться независимым государством – эту позицию я буду отстаивать силой оружия против любого противника. Но думаю, московский царь Федор прислушается к моим словам.

– А правобережная часть этой Гетманщины?

Король нехорошо прищурил глаза, задавая вопрос – Юрий безмятежно взглянул на него.

«Она станет Гетманщиной в ближайшие года, таков расчет. Как и Слобожанщина, что уже неровно дышит в мою сторону – «Уложение великого государя Юрия Львовича» им по сердцу пришлось. А потом посмотрим – но камень преткновения брать себе в руки не буду. Официальным образом, так сказать. Однако народ сам выберет, по собственной воле, по какому укладу ему жить дальше, и от кого – московитов, поляков или моих русичей – «заботы» державной будет больше.

А вы, поляки, сами отринули от себя православный люд своим высокомерием, жестокостью и безжалостным ограблением с издевательствами. Так что собирайте «урожай» ненависти, раз «семена» раздора посеяли. А со временем я вас к закатному Бугу отодвину. Пусть не я – но мои сыновья этого добьются. Потому что время терять нельзя – унию стали принимать многие, и со временем их мозги полностью переформатируют.

Так хрен вам в зубы, а не «крессы всходни»!»

– Какие вопросы – она польская, – Юрий безмятежно пожал плечами, сохраняя на своем лице приветливую маску. Он уже привык держать в тайне свои мысли – правители вынуждены учиться этому нелегкому ремеслу.

– И останется навеки польской – любые претензии Москвы мы должны совместно отвергать. Но «Уложение» там гетманское, как и порядки – корона, я говорю также про ваш Сейм, такие обязательства на себя взяла. Осталось только соблюдать их и не доводить дело до войны, в которую неизбежно будут втянуты московиты.

Зачем тебе эти хлопоты, брат?

Ведь в таком случае я не буду вмешиваться в войну, а со скорбью стану принимать всех страдальцев и беглых, чтобы на своей земле дать им утешение, заботу и покровительство. Этим я и занимался все последние четыре года – прибыло треть миллиона несчастных. Только московиты с правобережья выселили двадцать тысяч семей в прошлом году – я их всех принял. Они мои единоверцы – мое сердце разрывается болью и сочувствием, и я никому не дам их обижать.

Впрочем, лучше уже и не пытаться – все мужчины должным образом обучены военному делу и вооружены соответственно. Турки и татары, что недавно зорили польские земли, ведь с Подолии, особенно от Брацлава, от их жестокостей сбежало до десяти тысяч семей, уже прочувствовали их праведную ярость и хорошо запомнили тяжелую победную поступь стрелецких полков. И народ этот уже мой – ибо басурмане знают, что любой, кто вступил на мои земли – становится вольным!

Польский король сохранял свое лицо невозмутимым, и Юрий ему мысленно зааплодировал за выдержку. Однако придраться к речи невозможно – отсутствовал формальный повод, вроде все говорилось в его пользу. Но не заметить неприкрытый цинизм с издевкой не смог бы только тупой, а Ян Собеский умнейший человек.

«Ух ты, а ведь прокатило. Как нехорошо у тебя глаза горят – и людишек беглых тебе не вернуть, даже потребовать или попросить нельзя, ибо отказ четко произнесен, пусть и ханжески. С таким лицемерным издевательством я еще никогда не говорил.

И кому – самому Яну Собескому!

Поступок неразумный, но пусть считает меня за хитрого и коварного, при этом чрезвычайно сильного и опасного, настоящего византийца. Но не откровенного глупца, в такое он не поверит, переигрывать мне нельзя. Пусть за недалекого человека примет!

Ибо только неразумные подлецы шипят на своего врага, особенно ему в спину – угроза есть первый признак слабого!

И замаскированные попытки запугать ты правильно прочувствовал – и всерьез принимаешь, без шуток. Ты ведь воин и прекрасно знаешь, на что способно нарезное оружие и единороги, которых у тебя пока нет. Да и не будет в необходимом количестве. Потому что твоя Речь Посполитая прогнила, и с последствиями «Потопа» вы до сих пор не справились, когда шведы и московиты заняли почти всю территорию. У вас осталась, вот гримаса судьбы – Галиция, Русское воеводство – Червонная Русь. Пусть с Малопольскими землями, но звоночек для меня крайне серьезный – «промывка» мозгов там началась с размахом.

Проклятая уния, она убивает душу православного народа, превращая его, в конце концов, в одержимых своим величием и мессианством!»

Интерлюдия 1

река Кодыма

30 августа 1680 года

– Игнаций, против такого войска мы не выстоим – нас разобьют, не понеся никаких потерь. Это будет не схватка двух равных сил на поле боя, а избиение младенцев!

– Мой король, то, что мы видим сейчас своими глазами лишь малая толика того, что придумал русский царь.

– Он прирожденный полководец, и если будет воевать так дальше, то окажется в Константинополе без нашей помощи. Султану Мехмеду очень не повезло, что разозлил Юрия – боспорский царь злопамятен и мстителен. О, мне кажется, что попаданий больше, чем промахов.

Ян Собеский приложил подзорную трубу к правому глазу – так и есть, колья с мешками, изображавшие человеческие фигуры, вздрагивали от каждого попадания, и сейчас тряслись, будто путник, застывший на морозе. А вот белые полотнища, натянутые на жердях, усыпаны многочисленными отметинами, словно больной корью.

Король много воевал, имел огромный опыт – но то, что происходило, было выше его понимания. На расстоянии восемьсот шагов, что на сотню больше, чем стрельба картечью из любой пушки, стрельцы попадали точно в многочисленные мишени, а вот от ответного огня, будь они на поле боя, потерь бы не понесли.

Ловки схизматики, что тут скажешь – стреляли с колена, причем из-за кустов, рассыпавшись по широкой луговине, с небольшими кустарниками. Вставали только для заряжания штуцеров – укороченных винтовок, что были приняты у русских стрельцов.

– За прошедшие четверть часа они бы истребили всех наших канониров и гусар, досталось бы инфантерии, если бы не попадали на землю. Вот только встать для заряжания мушкетов рискнули бы не многие, да и толку не было бы – даже конической пулей попасть невозможно, все же далековато. Интересно, что сейчас происходит?

Стрельцы вставали, спешно перезаряжая ружья. И стягивались в более плотные построения, в группы из трех десятков воинов. По луговине разнесся громкий крик, подхваченный перекличкой.

– В атаку! Примкнуть штыки!

Повинуясь команде, группы пошли медленным шагом, но стали ускоряться, потом уже побежали. На половине расстояния неожиданно остановились, из строя выделились застрельщики – раздался залп.

– Для чего они это сделали, мой король?

– Все правильно, Игнаций. Они как бы добивали тех, кто бы набрался храбрости выстрелить из мушкета или зарядить пушку. Остальные ведь побежали дальше, а эти заряжают свои ружья, и догонят товарищей. Очень опытные воины, недаром у многих по два или три шеврона на рукаве, а у некоторых четыре.

Король удивился, когда впервые увидел на зеленых кафтанах стрельцов (полезный цвет, среди листвы плохо виден) нашитые желтые угольные полоски, с палец размером. Юрий ему объяснил, что такие положены только тем, кто отслужил такое число лет и при этом сражался с турками или татарами. Сам же царь носил на рукаве своего скромного стрелецкого кафтана, широкий галун – за пять лет службы.

Из всего батальона, что демонстрировал сейчас свое воинское умение, только командир имел подобную нашивку. Король поговорил с ним и выяснил – есаул Алексеев был освобожден из рабства запорожцами вместе с царем, и сражался с ним против янычар на Перекопе. А еще офицер носил на кафтане ленточки с крестами – один серебряный, другой такой же, но с золотым медальоном в центре. При беседе понял, что это есть орденские знаки воинства Архангела Михаила, ими награждают за выдающуюся храбрость на поле боя. Таких кавалеров в батальоне едва четыре десятка, но только трое награждены дважды.

Ян Собеский сделал зарубку в памяти – подобные знаки отличия очень нужны и для поляков. Шляхтичи отличаются безумной храбростью на полях сражений, им бы еще дисциплинированности, тогда бы ни один враг бы не устоял. Кроме стрельцов этих – «крылатых гусар» пришлось бы послать на неминучую смерть. Его конвойные это слишком хорошо понимали, и, посмотрев на их хмурые лица, на которых в самом начале были ехидные улыбки, король осознал, что атаки панцирной конницы бесполезны. А ведь именно они приносили победы полякам в сражениях.

– Это страшный противник, Игнаций…

Король внимательно смотрел за ходом учений. Стрельцы зеленой волной нахлынули на позицию, деловито втыкая ножевые штыки в мешки с травой, как бы демонстрируя, что ждет неприятеля в конце сражения. Стало понятным тот ужас, что охватывал османов – понеся огромные потери от ружейного огня, турки в панике всегда бежали, не желая быть зарезанными безжалостными гяурами.

– Ваше величество, базилевс…

Король оторвал взгляд от строящихся в длинную колонну стрельцов – все происходило деловито и быстро, привычно. И повернулся – автократор ехал к нему на белой лошади, сопровождаемый «вольными гусарами». Эти всадники походили на польских «крылатых гусар», только в схватках уповали не на пики и сабли, а на короткие штуцера, похожие на пистолеты – и стреляли из них очень точно.

– Надеюсь, брат мой, ты посмотрел на моих стрельцов? Как тебе зрелище?

– О да, Юрий, оно весьма многозначительно, – Ян Собеский улыбнулся, прекрасно понимая, что нужно сохранять на лице невозмутимость. Базилевс в ответ тоже состроил улыбку – она отдавала фальшивостью. И лучше бы ее не цеплял – обезображенное шрамами лицо становилось зловещим.

Короля удивило одеяние Юрия – обычно он выглядел куда скромнее. Мундир щедро расшит золотыми позументами, через плечо накинута алая орденская лента. Концы ее были сцеплены большим крестом, лучи покрыты черной эмалью. На боку булатная сабля, эфес в драгоценностях – более лучшая и ценная, чем была у него.

– Ваше королевское величество! Вы награждены королем Франции орденами святого Духа и святого Михаила! Зимой я учредил орден святого Иоанна Готского, что тысячу лет тому назад поднял восстание против ненавистных хазар. Орден в честь второго освобождения древней Готии Крыма от завоевателей! Я, как учредитель, принял на себя первые знаки сего ордена, высшей степени – магистра. Никому больше столь высокая награда не выдавалась!

Ян Собеский мгновенно подобрался, ощутив торжественность момента. Награждение производилось не во дворце, как было принято монархами, а в поле, на котором только отзвучали выстрелы. И такая символичность была явно не случайной.

– Его девиз – «За честь, доблесть и труды». А потому прошу ваше величество принять от меня знаки этого ордена – вы его заслужили, беспрерывно сражаясь с врагами христианской веры! Ваша награда более высокая по статуту, чем моя. На звезду и орденской крест наложены мечи – отличие за подвиг на поле брани.

Король был приятно удивлен, даже поражен – о таком необычном характере награды Ян Собеский не подозревал. Между тем стрельцы подошли, раздалась громкая команда – строй застыл, от мундиров пахло потом и порохом – непередаваемый запах, всегда будораживший кровь старого воина, прошедшего через множество сражений.

– Штыки примкнуть! На караул!

Базилевс отдал громкую команду – строй мгновенно ощетинился штыками, уткнутыми в небо. Затем последовал новый выкрик, уже обращенный к гусарам – как к русским, так и польским.

– Сабли вон! На плечо!

Дружный лязг клинков свидетельствовал, что команда была всеми выполнена. Автократор выхватил саблю из ножен:

– Прошу преклонить колено, брат мой!

Ян Собеский выполнил положенный ритуал. Все правильно – Юрий король Готии, ему хорошо должны быть знакомы рыцарские церемонии. И тут на его плечо лег клинок:

– За честь, доблесть и труды на бранном поле, защиту христианства, я, как великий магистр ордена святого Иоанна Готского произвожу в магистры ордена польского короля Яна Собесского, третьего этого имени. Да пусть наши потомки гордятся твоими заслугами! Встаньте, магистр!

Король поднялся, и смотрел, как базилевс лично укрепил булавкой на его груди орденскую звезду, заметив на ней два наложенных крест накрест миниатюрных меча. Затем через плечо наложили алую ленту, и Юрий скрепил ее концы большим орденским крестом.

– Сабли в ножны, винтовки к ноге! Штыки отомкнуть!

Команду базилевса выполнили, но тут командир батальона вышел из строя, и чеканя шаг, подошел.

– Государь! Вы два раза обнимали меня, награждая знаками святого Михаила Архангела. Согласно статуту вы вручаете награду первой и второй степени. Но третьей награждать могут по единодушному решению кавалерственной думы, каковую мы собрали после Бериславской победы! На мой батальон было выделено двенадцать крестов. И первым было решено по общему согласию наградить тебя, государь!

Ян Собеский посмотрел искоса на Юрия – тот был непритворно растерян. Слова есаула оказались совершенно неожиданными для него. Осталось только посмотреть на развитие событий.

– Я дрался с тобой против янычар под Перекопом, второй раз в степи у реки Самары, где мы отбили полон, третий против калги-султана, в дыму пожарища. Ты пролил свою кровь, получив ранение, но продолжая нами командовать. И этой доблести на поле боя есть свидетели! Приказываю выйти им из строя!

Король посмотрел с интересом на добрый десяток солдат и офицеров, что сделали несколько шагов и застыли. Все с крестами на груди, на рукавах по четыре нашивки – явно ветераны.

– Мне может вручить награду только старший меня по чину, а таковых здесь нет, – голос Юрия был растерян, багровый румянец с его щек схлынул, сменившись бледностью. Базилевс прикусил губу так сильно, что Ян увидел каплю крови. Есаул с отчаянной надеждой в глазах, держа на ладони скромный серебряный знак на ленточке, посмотрел на короля. И Собеский моментально все понял. Громко произнес:

– Почему нет, брат мой?! Я воевал против шведов и турок много раз, причем начал гораздо раньше тебя – ты еще тогда был мал. Или тут есть кто-то, кто водил рати против нашего заклятого врага?!

Всеобщее молчание было ему ответом, и король рявкнул так, что многие вздрогнули, включая базилевса:

– Штыки примкнуть! На караул! Сабли вон, на плечо!

Поведанный есаулом ритуал король запомнил – приколол крестик к расшитому золотом мундиру, и так сдавил венценосного брата в объятиях, что у того захрустели плечи. И краем глаза заметил, как по щеке автократора потекла слеза…

Глава 3

– Никаких частных лавочек, Гриша, мы заводить не будем!

– Ты что, ваше величество, с дуба рухнул?! А где смогут твои подданные все необходимое покупать…

– Тьфу на тебя! Под частными лавочками не нужно понимать торговцев да купчишек – учено выражаясь – мелкую буржуазию. У малороссов в крови, с молоком матери впитано – подойти, и прицениться раз пять, чтобы что-то купить подешевле или продать подороже. Такое поведение нашего населения обусловлено временем. И менталитет, то есть народный характер, не переделаешь. Это стихия, понимаешь, природное явление. Разве на дождь, ветер или снег жаловаться можно?!

Я другое имел в виду – все, что идет на благо державы, приносит казне доходы, должно оставаться у государства, и ему прибыль приносить для общего блага. Казна должна постоянно пополняться, продажи вести, да те же изделия железные или ружья с хрусталем и горилкой. Да много чего у нас есть, что на мануфактурах державных производится.

Война слишком дорогое удовольствие, людям обходится по высокой цене – они кровью платят. Так что подати не поднимать, а снижать надобно в такое время, или обеспечение поднимать, пусть разовыми выплатами. А финансирование боевых действий вести исключительно от державы – деньги брать от государственных монополий. Все значимые доходы, даже от того же винокурения, должны в казну идти, а не в частную лавочку.

Олигархов… богатеев то есть, что все хотят под себя подгрести, как старшина слободская или гетманская, да те же магнаты польские, на корню мотыгой гасить нужно – вот где главные зрадники!

– Это верно, государь – все они норовят народ ободрать, а самим сладко жить и вкусно жрать, в шелка и бархат наряжаться…

– Ты на приемах отнюдь не оборванцем выглядишь.

– Так я канцлер, по иноземному выражаясь, меня положение обязывает. Причем, одеваюсь за собственные гроши.

– А почему денег у меня не выпрашиваешь? Грабки свои в казну не запускаешь – ведь возможности имеешь немалые для сего увлекательного занятия?

– Я жалование ежемесячное получаю в триста гривен, на жизнь безбедную хватает за глаза, жинка не жалуется. Один раз попробовала на бедность пожаловаться, я ее на хуторе запер на месяц – враз одумалась. А еще поучил маленько, ничего, под платьем на заднице следов кнута не видно.

– Да уж, простые нравы, незатейливые – феминисток на тебя нет!

– Кого? Да посеку на хрен, саблю сам точу и рука тверда.

Юрий представил «радужное шествие» и бегающих бабенок, брызгающих слюной во все стороны, будто с вселившимися в них бесами. Задумчиво посмотрел на запорожца в ранге председателя Боярской Думы, и чуть не заржал от увиденной в мозгу картины.

«Казаки, стрельцы и селяне восприняли бы такой праздник с воодушевлением – дня три действо продолжалось. А чтобы с педерастами и лесбиянками сделали, так представить жутко – если бы в реке не утопили, то прутьев изломали о задницы прорву. А уж с феминисток бесов бы в один момент изгнали – средство проверенное, лекарство прямо таки. Порка и тяжкий физический труд на свежем воздухе среди чудных запахов навоза, бесов из жинок на раз-два выгоняет!»

– Чего хмыкаешь, государь? Али решил, что не сдюжу с этими… как их – феминистками?!

– Так они в ужасе сразу разбегутся, как тебя с саблей увидят. Ладно, не будем о радостном говорить, еще века три до их появления пройдет. Сейчас клятву Богу супруги вместе дают в сердцах, а не ЗАГСу, и по отдельности – там не про честь и верность, а исключительно про гроши.

– Страшные дела в будущем творятся, у меня оселедец торчком чуть ли не встал на голове, когда твои рассказы услышал в первый раз. Жуть кошмарная! Нравы в твоем времени оскотинились, мужи или женоподобны, али пьют горькую. Жинки их верность не хранят, деток у отцов отбирают, на гроши ставят, под эти сатанинские алименты подводят, имущество мужнино себе присваивают, ни дня не проработав.

– Вот потому чтобы в будущем такого безобразия не случилось, нам надо ныне всех олигархов, этих «жирных котов» за горло взять так, чтобы яйца у них отвалились и подобная погань не рождалась. Нравы сразу крепче станут. И ценность человека не деньгами измерять станут, а его заслугами и общественной пользой. Как доблесть стрельца или казака в бою!

– Це гарно! Кресты Архангела Михаила да святого Иоанна Готского дюже способствуют – заслужить их в бою или трудами на общее благо многие желают. Но только самых лучших из них награждают.

– Знаки вести в золоте и серебре – заслуженным учителям, лекарям, металлургам, мастерам, шахтерам. Ученикам и студентам дипломы с отличием… Это же сколько сделать еще надо?! Боже мой! Никогда не думал, что между монархизмом и социализмом много общего найти можно, если о народе начать думать!

– На то у тебя голова, государь! Ты знаешь, что в будущих временах свершилось – к хорошей жизни народ веди, дурное отсекай! А людей лучших, кто о державе нашей попечение имеет, а не о собственном богатстве – тех отличать надобно, и они еще большую пользу принесут. Отслужат тебе честно, верой и правдой!

– Вот это и будет элита нашей державы – те, кто заслуги по себе имеет, а не по знатному роду или по богатству. Со временем так и будет, надо только школы повсеместно открывать и учителей готовить. И университет в следующем году открыть надобно – потребность в ученых кадрах жесточайшая. У нас всего две гимназии и несколько училищ на всю Новую Русь. Но даже в них вакансий преподавательских много.

Юрий задумался – с образованными людьми прямо беда. Если бы не жуткая нелюбовь патриарха Иоакима ко всему западному, то наступил бы сплошной кошмар и стихийное бедствие. Тот буквально изгонял из московского царства образованных малороссов, благо на гетманщине имелась Могилянская Академия и другие учебные заведения.

Удалось перехватить три десятка учеников известного Симеона Полоцкого, учителя царя Федора и его сестры Софьи, который открыл при Спасском монастыре школу и преподавал там риторику и пиитику, богословие, философию и историю, латинский и польский языки. А лучшим из них оказался архимандрит отец Сильвестр – так что Юрий после собеседования решил его ректором будущего университета поставить.

И не только…

Никто не мог заподозрить в прекрасно образованном священнике, игумене монастыря, а до того книгохранителя Московского Печатного Двора, справщика и редактора, некоего Симеона Медведева. Подьячего упраздненного Приказа Тайных дел царя Алексея Михайловича, ведшего расследования против изменников. А также доверенного советника и помощника боярина Ордын-Нащокина, главы Посольского Приказа, что заключил с поляками перемирие в селении Андрусово, и тем завершившего многолетнюю войну за Малую Русь.

Просто со свержением покровителя, Медведев очутился перед крайне неприятной перспективой – быть уничтоженным в самом что ни на есть прямом смысле. Слишком много он нажил недоброжелателей среди московского боярства, которым оттоптал любимые «мозоли». Так что пришлось ему принять монашество и на какое-то время перейти на конспиративное положение и притаиться до лучших времен.

Так что отец Сильвестр с радостью не только сам приехал в Галич, но с ним приехали многие сторонники малороссийской партии, что прошли обучение в школе отца Симеона. Одновременно с Гетманщины прибыло несколько десятков образованных шляхтичей, священников и монахов, но еще больше сторонников и поклонников царя Юрия Львовича остались там – что такое агенты влияния Галицкий прекрасно знал.

Теперь у него было три разведывательных службы, действовавших вполне профессионально. Грицай Незамай отвечал за военные задачи, имея агентуру во всех сопредельных странах. А вот отец Сильвестр решал политические проблемы, опутывая сетью резидентур «друзей», что могли стать противниками, и врагов, что в одночасье превращались союзников.

Но таковы реалии политики!

Умен и ловок оказался архимандрит, ставший духовником Софьи – беременная супруга поначалу изводила всех придирками, но после общения с отцом Сильвестром резко успокоилась и пребывала в благости. И не только она – удалось внедрить агентов в окружение польской королевы Марыси, к царю Федору – причем на самом верху оказались два думных дьяка и три боярина из Думы. Не остался без опеки и молдавский господарь – в его свите тоже оказались «доброхоты» Новой Руси.

Так что образованный Приказ тайных дел оказался настолько тайным, что появление его прошло мимо всех. О нем не имели ни малейшего понятия даже многие члены Боярской Думы Новой Руси.

При этом имелась еще сильная и разветвленная спецслужба православной церкви – митрополит Мефодий не жалел на нее ни сил, ни средств. Ромеи хорошо знали ремесло тайных служб, где церковь и разведка действовали рука об руку всю тысячелетнюю историю. Теперь они освободились от турецко-татарской зависимости и получили защиту от могущественного базилевса (царь ведь Боспорский). А потому церковники начали более активно вести подрывную работу против султана. И первым делом постарались взять под опеку окружение всех восточных патриархов.

Но то дело будет долгое, на многие года рассчитанное!

Глава 4

– Если кто бы сказал раньше, что я, бывший торговец оружием, а потому насквозь криминальный элемент, побывавший в этом времени рабом, изгоем и самым натуральным царем ставший, окажусь еще и коммунистом – плюнул бы в харю!

Юрий хмыкнул, отложил карандаш в сторону. Закурил папиросу, затянулся, выпустив через ноздри сизую струю табачного дыма. И серьезно задумался, глядя на ровные колонки цифр очередной, составленной только для него сводки.

В своем прошлом мире он немного разбирался в экономике, ведь если человек не кретин, и смотрит по телевизору соответствующие программы, то невольно запомнит многое. Довольно таки бесполезный багаж в той, оставшейся далеко впереди современности, но весьма полезный тут, где на дворе стоит последняя четверть 17-го века.

Многие эксперты с экранов вдалбливали, что главным «двигателем» экономики являются деньги. Типа, инвестируем приличные суммы, и все будет «окей». Тем более, если в этом мире в ходу не бумажные, зеленоватого цвета деньги, а вполне реальные, тяжеловесные дублоны, луидоры, талеры, или его червонцы с гривнами.

Вот только хренушки!

Деньги способны активизировать производство, но оное просто должно быть. А потому нужно иметь нормальную промышленность и подготовленный рабочий класс, способный сотворить своими умелыми руками вполне реальные блага. Которые затем можно обменять на блестящие монетки из «презренного металла», что притягивают взор и обещают, как валютная эскортница, оплатить собой любые мыслимые радости жизни.

В этом и заключалась главная опасность!

Любое государство выдержит даже самые сильные потрясения, если построено вокруг производственного стержня, а не всяких там банкиров, которые не только не нужны, но вредны и опасны. Потому, что в первую очередь озабочены извлечением прибыли лично для себя, а не для развития промышленности или народных нужд. Попросту говоря – они присваивали себе все более-менее значимые ресурсы, крайне необходимые для нормального развития огромной страны.

Самые натуральные клопы! Паразиты!

– И эти люди в моем времени говорили о не эффективности государственной экономики?! Требовали все передать в частные руки, а дальше заживем все «богато и счастливо» – рванем в Европу в кружевных труселях! Щас, через три буквы, из которых «достоинство» складывается! Я их давить буду как кровососов, чтобы брызги во все стороны!

За пять лет Донбасс превратился в мощный промышленный центр, подобного не было ни у Москвы, ни у Польши. Да и не могло быть ни в одной стране здешнего мира – единственным исключением являлась Швеция. И ответ, который открыл для себя Юрий, был простым как три копейки, или алтын, как эту сумму здесь называли.

Железо!

Вернее, огромная масса относительно дешевого железа, без которого развитие промышленности невозможно!

В Швеции его много – этот металл продавали по большой цене, и его охотно покупали все европейцы, включая московитов. Вот только развернуться во всю мощь шведы не могли – для выплавки металла шел древесный уголь, вырубка лесов там рано или поздно примет катастрофический характер, и промышленное развитие страны остановится.

Потому в самом скором времени останется только один регион, который уже сейчас по выплавке железа догнал Московское царство и Польшу – Донбасс. Здесь почти на поверхности, или чуть в глубине, находятся гигантские залежи каменного угля, значительную часть которого можно подвергнуть коксованию – получить своего рода древесный уголь (но гораздо лучший), который идет на выплавку металла.

Два богатейших месторождения железной руды – Приазовское и Керченское – разрабатывались открытым способом, благо пласты выходили к самой поверхности. Правда, крымское железо хуже по качеству, чем мариупольское, но зато его разрабатывать чуть легче. С добычей угля и его коксованием проблем не имелось – во Владимире, Донецке (все же назвал этим имени пригород волынской столицы) и Горловке каменного угля теперь извлекали много.

Хватало с избытком и на выплавку металла и на отопление домов чуть ли не всей Новой Руси – леса не просто берегли, их тщательно и кропотливо восстанавливали, где только возможно, высаживая саженцы. Особенное внимание уделяли лесопосадкам между обширными пахотными полями.

Проблемы были в логистике – уголь сплавляли по Кальмиусу на дощаниках, протаскивая через пороги. Но зимой река замерзала, а летом могла обмелеть из-за жары.

В марте на заседании Боярской Думы (правительства по своей сути, куда входили главы Приказов) приняли решение об отливке чугунных рельс и строительстве линии самой настоящей железной дороги, которая должна была связать Галич с Мариуполем.

Дело решалось не с кондачка, благо опыт имелся.

В прошлом году ради эксперимента проложили короткие однопутные линии конки. В Донецке от местных шахт и копей до пристани на Кальмиусе. А также от Приазовского месторождения до металлургических заводов в Мариуполе. На одну сажень пути уходило до десяти пудов чугуна, без малого девяносто тысяч пудов металла. Огромная цифра – около половины выплавленного за весь прошлый год.

Но дело того стоило – дороги на черноземе в период межсезонья превращались в нечто, особенно после ливней. Там не только тяжелые возы с упряжкой из волов застревали, кони не могут копыта из грязи вытянуть. А в его мире машины буксовали и застревали в раскисшей землице, даже танки порой не могли пройти по тому, что называлось проселком, после длительных проливных дождей.

Оценив перспективы, обстоятельно взвесив все риски и затраты, бояре пришли к твердому решению – железным дорогам быть!

И вот тут появилось самое настоящее коммунистическое будущее, то, которое стало доподлинным настоящим. За короткий срок разработали натуральный пятилетний план развития металлургии со строительством новых домен, и с ежегодным увеличением выплавки железа на сто тысяч пудов, пока не будет достигнута вожделенная, кружащая голову подобно штофу горилки, цифра в один миллион.

По первым прикидкам выходило, что за семь лет достичь такого результата вполне возможно. Ведь по меркам 20-го века он был ничтожным для любого, даже маломощного металлургического завода – всего 16 тысяч тонн за год, жалкая выплавка, которую всерьез принимать нельзя.

На километр одного пути железной дороги расход рельс составлял чуть больше пяти тысяч пудов, так что протянуть линию от Галича до Мариуполя можно было лет за пять, никак не раньше – все же 250 верст, как ни крути. А еще лет двадцать потребуется, чтобы связать Донбасс с Крымом. За это время как раз первый паровоз до ума доведут и наладят серийное производство. И поневоле на ум пришла фраза «великого комбинатора» из книги, которую он несколько раз перечитывал в юности – «железный конь придет на смену крестьянской лошадки».

Юрий усмехнулся, вспомнив, как бояре, переглянувшись между собой, решили, что миллион пудов железа хорошо, но два, а то и все три – гораздо лучше. Масса металла требовалась на производство самого необходимого, которого постоянно недоставало – от печных плит, топоров и кос с серпами, до конных жаток и молотилок со станками.

Население увеличивалось взрывным характером – после захвата междуречья Днестра, Буга и Днепра, на земли хлынула масса народа из обеих частей Гетманщины. А еще из Подолии и Молдавского княжества – из последнего поток шел на спешно восстановленный город Бендеры, расселяясь по опустевшему после изгнания татар Буджаку.

А ведь для всех новых подданных требовалось именно железо – если хаты строились из доступного материала – глины, прутьев, бревен на столбы и стропила, да вязанок соломы для крыш – то печные плиты, колосники и дверцы отливались из чугуна. А требовался еще всевозможный сельскохозяйственный инвентарь, орудия труда, так сказать.

Да и продавать в Москву требовалось именно товар, а не чушки. А перечень всего того, что покупали, чуть ли не отрывая рукава, был велик, и занимал не один лист. Северному соседу требовалось оружие, причем в огромных количествах – фузеи и штуцера, пушки и снаряжение, клинки и прочее. Огромный рынок сбыта, способный поглотить неимоверное количество железа. И все потому, что до Уральских гор у Москвы еще не дошли руки, а последний вариант не устраивал Галицкого категорически.

– Нужно будет, устроим им демпинг и подсадим на наше железо, куда они денутся потом с подводной лодки, – Юрий хмыкнул – такое было более чем возможным – ведь железо Донбасса и Керчи будет сильно дешевле любого уральского, и тем более выплавленного из болотной руды.

– Из экономической зависимости появится и политическая, – Галицкий недобро сощурил глаза – насаждавшееся в московском царстве крепостничество ему сильно не нравилось. Как и боярам его вольности – а это говорило о том, что рано или поздно придется схлестнуться, причем всерьез. А время настанет лет через десять – как только московиты перевооружаться, устроят полки по «новорусскому образцу».

– А там бояре отравят Федора, или тот помрет не ко времени, – задумчиво пробормотал Юрий, и закурил очередную папиросу. Он немного нервничал – шурин к войне не стремился, наоборот, хотел провести реформы по образцу своего зятя, реорганизовав армию, которой занимался Приказ ратных дел с князем Голицыным, и упразднив местничество. А еще доходила информация, что царица Агафья имеет сильное влияние – при дворе начали носить польскую одежду, курить табак и, о, ужас великий и поношение для православия, брить бороды.

– Ничего страшного, времени много. А вот войны лучше избежать – она ведь никому из народа не нужна, а лишь горстке тех, кто возомнил себя вершителями судеб, кичась знатностью своего рода.

Блин, как олигархи из моего времени, что дергают за золотые нитки взяток правителей, как марионеток. Все правильно – кто платит, тот и заказывает музыку!

Юрий ощерился – воевать не хотелось, требовалось иное решение. Он бросил взгляд на длинные колонки цифр – результаты по трем годам были впечатляющие, прирост производства составлял не проценты, даже не десятки, а по ряду показателей кратным до десяти.

Настоящий экономический бум, причем львиная доля приходилась на государство. Да, расходы огромные, но и вся прибыль текла в казну, а не оседала в карманах олигархов. Так что средств и производственных мощностей хватало чтобы вести войну и заниматься переселенцами, устраивая им на новом месте вполне приличную жизнь.

– Пятилетки великое дело! На них только сильная держава способна, что все в своих руках держит, планирует и распределяет. Долой частную лавочку! Да здравствует социализм!

Юрий хмыкнул – возглас прозвучал ернически, но ведь всем известно, что содержится в каждой шутке. Ведь если серьезно взглянуть на дело, то быстрое развитие мануфактур и мастерских возможно при сильной составляющей государства, что способно сконцентрировать усилия всего народа. А последнего прибавляется – без малого миллион жителей по нынешним временам крайне серьезный ресурс.

Нужно им только правильно распорядиться – все делать по заранее разработанным планам. Строить мануфактуры и мастерские, домны и верфи, кузницы и лесопилки, возводить новые города и слободы.

А позже придет время для великой стройки – прорыть канал от Днепра в Крым. Население будет расти, и заранее озаботится поливным земледелием настоятельно необходимо…

Интерлюдия 2

Варшава

20 декабря 1680 года

– Ты заметила, моя дорогая, что девочки сильно похожи на отца. Нет, не внешне – татарская кровь взяла свое, но повадками. Они так же движутся как готский король, все время настороже, словно хищные кошки.

– Ян, как могу я это заметить, если никогда не видела боспорского царя? Но то, что они истинные ромейки – я сразу поняла. Когда из пушистых лапок таких милых кошечек, в любой момент могут выскочить острые когти. Дети ведь берут пример со своих родителей, а девочек воспитывал отец, и они совсем не помнят свою мать.

Марыся присела в кресло и облокотилась, задумчиво поглядев на полыхающее в камине пламя. Истинная француженка за долгие годы стала полячкой, и их интересы давно стали общими.

– Я думаю французскому королю Людовику сильно не понравиться, что я не только вернул Подолию, но занял большую часть Молдавии, и могу вступить в Валашское княжество.

– Он поддерживает Оттоманскую Порту во всем – ведь турки отличный противовес растущему влиянию австрийского цезаря. И категорически не желает, что бы ты, Ян, вступал с цезарцами в любые отношения, видя в этом угрозу своим интересам.

– Я люблю твою родину, дорогая, восхищаюсь ее культурой, но не желаю, чтобы «брат» Луи рассматривал меня как пешку на доске, где он ведет свою затянувшуюся шахматную партию.

– И принимает нас с тобою как своих вассалов, Ян! Меня раздражает, что при версальском дворе мои родственники не получили должного признания, а наши с тобой дети не состоят в ранге иностранных принцев. Людовик не признает за нашим первенцем Якубом права наследования польским престолом! Это унизительно и оскорбительно!

– Сейм тоже этого никогда не признает, пся крев! Они там все боятся усиления французского влияния в Варшаве, считая меня сторонником короля Луи. Глупцы! Будь это так, я бы никогда не начал свой молдавский поход – а ведь это долгая война с султаном!

– Зато у тебя появился союзник, способный разгромить турок в одночасье, мой милый. Опасный, очень непредсказуемый, но такого лучше иметь другом, чем лютым врагом.

– Это так, дорогая, – король отпил вина из хрустального бокала, давнего подарка готского короля. – До магнатов только сейчас дошло, какая держава появилась у нас в одночасье на полуденных «крессах всходних». «Новороссия» тем и опасна, что с привычной Московией не имеет никакого сходства, за исключением веры и речи. Там все в руках императора, базилевса и автократора Юрия, пусть таковым признали его титул, кроме меня, еще царь Федор, шведский король и молдавский господарь.

– А почему они это сделали, мой милый?

– Со Стефаном все понятно – он жаждет, чтобы кто угодно его принял под свое покровительство. И ссорится с Юрием для него самоубийственно! Карл, одиннадцатый этого имени, является королем шведов и…

Собеский сделал паузу и посмотрел внимательно на супругу. Та понятливо кивнула головой и закончила за него:

– И готов! Тогда Швеция, имея союз с Готией, может устроить нам очередной «Потоп».

– Разумеется, так и есть, и Юрий о том сделал предупреждение. Своего сына Вольдемара или Владимира, рожденного ему убитой татарами готской королевой, он намерен, по достижении возраста, отправить в Стокгольм, для налаживания родственных связей. А возможно и брака – у королевской четы пока нет детей, но мне сообщили, что королева Ульрика не праздна, и носит в чреве своем первенца. Рождение сына, и особенно дочери, будет весьма многозначительно. Тем более, что юный Вольдемар объявлен кронпринцем Готии и княжества Феодоро, вопреки желанию московской царевны Софьи, которая желает видеть будущих сыновей от нее полновластными наследниками формируемой империи.

– Этого нельзя допустить, Ян.

– Разумеется, моя дорогая. Но есть выход – если Сейм пойдет на уступки, то такой угрозы, висящей «дамокловым мечом», не будет. Юрий требует, чтобы отныне не было никакого «Русского воеводства», и мы в этом вопросе ему сделаем уступку.

– Лучше вообще не использовать слово «русский» на «крессах всходних», тогда у него не будет формального повода, как у государя Новой Руси, зацепиться за это слово. И стереть со всех карт «Червонную Русь», подменив на Галицкое королевство.

– Ты права, дорогая – незачем понапрасну злить нашего соседа, тем более такого опасного.

– Если брак между Якубом и Анной состоится – то наш сын получит формальное право быть королем Галицким, которое будет признано Юрием, если судить по его грамоте.

– Так оно и будет, Марыся – имея такого тестя, нашему первенцу будет оказана мощная поддержка. Потому стоит отпустить мальчика в Готию – из Юрия великолепный наставник, а его страна хранит массу тайн. И если никого из панства к ним близко не подпустят, то юный будущий зять совсем иное дело. Тем более, древний королевский венец у Юрия, и стоит через два года провести помолвку, как…

– Все панство вскинется, Ян…

– И получит войну от трех врагов сразу! Все помнят «Потоп» очень хорошо, а что будет, если к Швеции и Московии добавится Новая Русь?!

– Ничего хорошего, мой муж.

– Это я и объяснил некоторым магнатам, что имеют влияние на сейм. Даже Сапеги обещали мне помощь. А теперь к тому, почему я признаю базилевсом Юрия, и потребую подтвердить этот титул от сейма. Но вначале задам тебе один вопрос, моя драгоценная королева – когда пала столица империи ромеев Константинополь?

– В 1653 году, мой муж. А почему ты спросил это?

– А когда турками был захвачен Трапезунд со всем Понтом? Феодоро? Халдия?

– Гораздо позже, – Марыся задумалась, и тут ее лицо прояснело, на губах заиграла улыбка. – Я вспомнила – было две империи ромеев, одна со столицей в Константинополе, а вторая появилась после четвертого крестового похода, со столицей в Трапезунде. Понтийская империя!

– И назывался тот базилевс «императором Востока, Иверии и Ператии». Последнее и есть Феодоро, то, что в Крыму! А также в восточный домен входил Боспор – Кафа с Керчью, пока их не отобрали генуэзцы вместе с частью городов Ператии, что на южном берегу Крыма. Юрий имеет прямые права на титул «базилевса Востока», и протестовать против этого неразумно. Мало того, что он имеет древние грамоты, так у него еще отлично обученное и превосходно вооруженное войско.

– Это и есть главный довод, против которого другие аргументы бесполезны, – Марыся сощурила глаза. – Потому он и строит корабли, чтобы высадится в Понте, где греки встретят его с ликованием. Тогда ему нет смысла воевать с Речью Посполитой, если устремления направлены на южный берег Черного моря. Для того он и отдал тебе Молдавию с Валахией…

– И сказал, что закроет глаза, если поляки укрепятся в Трансильвании. Он сказал мне прямо – еще Венгрию предпочитает видеть польской, но не австрийской, и тем паче не османской.

– И что потребовал взамен?

У королевы сузились глаза – умная женщина прекрасно понимала, что ничего даром в этом мире не делается.

– Не признавать за Москвой полные права на гетманщину!

– Так он хочет забрать ее себе?

Марыся ахнула – а Ян скривил губы. Качнул головой, отрицая догадку, и глухо произнес:

– Юрий считает, что гетманщина, что ныне под Москвой, должна быть самостоятельной, причем включать в себя и правобережье, что сейчас польское, и Слобожанщину, которая московская. И он даст гарантии, что Малая Русь в такой территории, никогда не будет присоединенной ни к одному из трех государств. И он просто не позволит это сделать никому!

– Но панство…

– За Речью Посполитой Юрий признает полное право на Молдавию и Валахию. И, а это возможно, на Трансильванию и Венгрию. Взамен требует от Сейма соблюдать права православных на польских землях, включая свободный переход жителей, как к московскому царю, так и на земли Новороссии. А также признать особым решением независимую Гетманщину в границах Малой Руси, включая Слобожанщину и наше Правобережье.

– Но это же неминуемая война с Москвой?! Ты же отказал гетману Самойловичу, когда он недавно предложил тебе подобное! Именно из-за неизбежности войны…

– Не совсем, моя любовь. Юрий предлагает встретиться нашим посольствам в Киеве и обговорить все возникшие вопросы. И после этого заключить «Вечный мир», став гарантами оного.

В комнате воцарилось полное молчание, слышался только треск поленьев в камине, которые жадно поглощало пламя. Через несколько минут королева негромко произнесла:

– Он действительно истинный базилевс ромеев! Я не могу понять, в чем очевидна его выгода! Союз с нами ему необходим для продолжения войны с Турцией, но с Москвой он связан династическими узами. Здесь скрывается какое-то изощренное коварство, муж мой, только не могу понять – где оно, и на кого обращено…

Глава 5

– Ваше величество, я старый моряк и многое повидал на своем веку. Но вы меня удивили своим бригом с гафельным парусом и необычным набором корпуса – с диагональными сваями-ридерсами. Для меня стало откровением, что вы его где-то смогли увидеть.

– Витторио, причем здесь мой бриг?! Я однажды видел такой корабль с грота-гаф-триселем.

Приведя вбитое насмерть в память название, Юрий остановился, лихорадочно размышляя, как бы ему послать ушлого венецианца, уже хорошо говорившего на русском языке, подальше.

– Далеко отсюда, он был вроде голландской конструкции. Построили его на Каспии для персидского шаха. Но казаки Стеньки Разина сожгли его вместе с мастером, который придумал такое парусное оснащение для лучшей маневренности в плавании.

Юрий выдохнул воздух – не станешь же объяснять, что в юности, обучаясь в школе, он часто бывал у приятеля. Тот увлекался моделями различных парусных судов, что бороздили Черное море во времена Российской империи. «Не хорошо», конечно, как сказали бы «патриоты», но только иных кораблей тогда не имелось, чем те, что ходили под Андреевским флагом. А так как руки у Юрия умелые до всякого мастерства, то на него взвалили изготовление замысловатых деталей, названия которых, как и всех парусов, он запомнил. И таскал в памяти ненужную информацию, которая, как оказалась, стала ценной в этом времени.

Вот так он изготовил собственными руками точные модели двух кораблей – фрегата «Штандарт» и брига «Меркурий». Последний был знаменит, как поведал ему приятель, тем, что сразился с двумя турецкими линейными кораблями и смог все-таки удрать от них, пусть и с потерями. Этот бой сделал этот кораблик известным, вот только произойти схватка должна через полтора века, и то в иной реальности.

Чертил Юрий умело, так что легко воссоздал на бумаге хорошо запомнившиеся конструкции. И просто скинул рисунки два года тому назад венецианцу с просьбой воплотить их в жизнь. От разговора уклонился – а требовать у монарха объяснений никто бы в здравом уме не рискнул, включая корабельного мастера.

Так что построили два брига на Дону, благо имелись высушенные доски для обшивки и толстые дубовые бревна. Венецианцам конструкция понравилась, мастера смогли ее воплотить в жизнь. Небольшой корабль, всего четыреста пятьдесят тонн водоизмещения, но зато вооруженный двумя десятками полупудовых единорогов.

Малая осадка позволила прошлой весной провести оба брига, названных «Севастополь» и «Керчь» через донское гирло, и они стали главной силой Черноморского флота, причем под Андреевским флагом – синий диагональный крест на белом фоне Галицкому понравился, и он решил присвоить себе данный военно-морской флаг.

– «Бриганте», так у нас называют морских разбойников, пиратов. У них подобные корабли, небольшие, но маневренные, с уймой пушек. И про атамана Степана Тимофеевича Разина я слышал, – венецианец произнес на русском языке довольно чисто запрещенное в Московском царстве имя вожака народного возмущения.

– Атаман Фрол Минаев, когда эти два корабля мы заложили на верфи в Белой Веже, много рассказывал о морских походах казаков. И о московитском корабле «Орел», который он видел на Волге. Известны ваши рассказы о плаваниях в Карибском море, о знаменитых британских корсарах, которым ваше величество немного имена заменили.

Венецианец посмотрел на Юрия таким незамутненным взором, что тому стало немного неуютно, не по себе, так сказать. Пришлось только улыбнуться в ответ и промолчать.

«Он меня принял за пирата, который в юности пробавлялся этим почтенным ремеслом. Что я не моряк он давно понял, вот только мастерю всякие штуки – то всем известно. Как и то, что я единственный из русских, кто говорит на английском языке, а недавно нанял прибывших ко мне на службу английских моряков.

Вот те самые натуральные корсары, хотя скрывают свои повадки. Да и посол их такой же – одна морда многого стоит, и походка валкая – вдосталь по палубам пошатался, шпион патентованный.

А я не виноват, что напился горилки, и пересказал казакам содержимое просмотренных фильмов. Да Брайя сам пират в прошлом – знаю, что за людишки в Рагузе проживают, рассказали и о твоей службе дожам. И сбежал ты из Венеции от греха подальше».

– Государь, верфи в городе, что ты Николаевом назвал, нами поставлены. Мастерские и две лесопилки тоже. Загнали все три мавны, калиуту и два судна с углем – их разбираем, флоту нашему они не нужны, а людям жить надобно – зимы здесь все же холодные порой. Хотя хаты осенью построили, но прибывших людей оказалось много.

Адмирал скорчил на лице плаксивую гримасу – уморительное зрелище. Исчез прежний венецианец, напротив Юрия сидел самый натуральный запорожец в свитке, усы отрастил, только без оселедца. Женился на разбитной вдове, причем венчался. Непонятно как уговорил священника, хотя звон золота хорошо подкрепляет царящую вокруг христианскую веротерпимость к разным конфессиям. Горилку научился пить в гомерических количествах и уже не сетовал на отсутствие вина, налегал и на наливки, которые здесь изготовляли чуть ли не повсеместно. Пристрастился и к «люльке» – настоящим запорожцем стал.

– Заложили на стапелях фрегат и бриг, больше нет смысла – дерево сырое. Приказал рубить дубы по Бугу. Весной высадим везде саженцы, взамен вырубленного. «Уложение» твое, государь, блюдем. Через три дня, сразу после Рождества, поеду на Белую Вежу – три брига надо к паводку готовить и через гирло проводить. А два других, надеюсь, к лету удастся подготовить. Да в Таганрог заеду – осмотрю припасы да единороги, все ли готово к оснащению кораблей.

– Задержись в Галиче еще на недельку, хорошо погуляй – праздник ведь нынче ночью грянет. Делу государеву ущерба не будет. И вот еще что, Витторио – ты адмирал моего флота, а потому невместно казаком наряжаться. Два настоящих боевых корабля у нас есть, а будет семь – там экипажи совокупные на восемь сотен моряков. А будет намного больше – вы регулярство, а не казачья вольница!

– Прости, государь…

– Нет тут твоей вины, адмирал, это у меня руки не доходили, да и все сукно на войско шло. В Приказе ратных дел стрельцами занимаются, артиллерией и казаками. А посему Адмиралтейство решил учредить – вот и возглавляй его, и офицеров подбери хороших. Прибыли англичане и шведы, а также германцы и мальтийский рыцарь – используй их по назначению, кого куда. Образцы морской формы пошили – выбери самые пригодные, сходи в Приказ. Да сиди ты – успеешь сбегать.

– Да, государь, – Брайя уселся в кресло, и, увидев кивок царя, принялся набивать табаком трубку. Юрий закурил папиросу, пыхнул дымком.

– Форма без всяких излишеств, все должно быть предельно функционально. А то у тебя матросы полуголые ходят, да еще арапы с неграми. Все трофейные турецкие корабли на слом пускать будем, как и калиуты – на них гребцов не напасешься, пленников на весла сажать начали. Но не сейчас – суда срок должны выслужить и ветхими стать.

На фрегат всяких голых баб под бушпритом не ставь, там нет надстроек всяких, резьбы с позолотой и раскраской не предусмотрено. Все предельно строго – нечего деньги и труд на всякую красоту расходовать. Прикажи объехать все дубравы по рекам – пусть твои люди дубы пересчитают и слободским старостам и «головам» под роспись дадут – проверка постоянная нужна, а то порубки сделают, знаю их…

Юрий остановился, прислушался. Ему не показалось – определенно, во дворце началась суматоха. Послышались шаги, в дубовую дверь осторожно, но громко постучали. Почти сразу в кабинет чуть ли не влетел запыхавшийся лейб-гусар, что отвечал за охрану Софьи. Вытянулся:

– Государь! У царицы роды начались! Лейб-медики уже у нее!

Глава 6

– Государь, митрополит Алексей полностью на твоей стороне, как и клир с приходами, и люди все. Власть твою признает и армянский архиепископ Давид – там много проживает амшенцев. Стоит высадиться православному воинству, как вся Халдия восстанет против басурман!

– А вот этого нам сейчас, владыко, не нужно от слова совсем. Наоборот, им надо сейчас вести себя лет пять тихо. Но это не значит, что готовить восстание не стоит – все делать исподволь, осторожно, чтобы не насторожить османов раньше времени.

– А почему такой большой срок, государь?

– Он еще маленький – лет десять-пятнадцать отвести нужно. Вначале освоить Дикое Поле, что от татар и ногайцев освобождено. Города и села построить, мануфактуры поставить, поля засеять – на одном скотоводстве экономику не построишь.

Юрий понимал нетерпеливость митрополита Мефодия – выходец из понтийских греков он пылал яростной надеждой освободить земли бывшей Трапезундской империи ромеев. Она сопротивлялась туркам чуть дольше, чем рухнувший в небытие в 1453 году Константинополь. Последний базилевс Восточной Римской империи Константин Палеолог был убит захватчиками, а его голову турки выставили на копье, для всеобщего обозрения.

Ненадолго, всего на семнадцать лет пережил его император Трапезунда Давид Комнин, которого вместе с сыновьями и племянником казнили по приказу султана – турки старательно «зачищали» захваченную территорию от возможных греческих претендентов на власть. А заодно набрали полторы тысячи мальчиков из семей знати и зачислили их в янычары.

Последним погиб автократор княжества Феодоро Александр, в котором текла кровь Палеологов и Комниных – двух родов императоров, и болгарских царей Асеней. Столица Готии Дорос был взят турками в 1475 году, а сопротивлявшегося османам правителя жестоко казнили вместе с родственниками, для вящего устрашения населения.

Но кто же предвидел из султанов Оттоманской Порты, что спустя два века появится самый натуральный самозванец из будущих времен, которого православные иерархи Крыма в лице двух митрополитов признают вполне легитимным потомком обоих ветвей ромейских империй. И даже соответствующие грамоты подберут, кое-что в них добавив, или наоборот, выцарапав – но юридически не подкопаешься.

Причем ни Мефодий, ни Агафон, ни ставший митрополитом Фотий, ни на йоту не сомневались в правильности выбора – автократор Готии и государь Новой Руси в их глазах был доподлинным базилевсом, законное воцарение которого на ромейском престоле лишь вопрос времени.

– Флот построить нужно, владыко, этим летом у меня будет всего семь боевых кораблей, а этого до прискорбности мало. А через пять лет будет эскадра из дюжины линейных кораблей и фрегатов, да два десятка бригов – тогда посмотрим, кто в Черном море властвовать будет. Да и армию подготовить нужно обстоятельно, вооружить нарезными штуцерами и новыми единорогами, снарядить полки как следует. Да и греков тайком подготовить, заранее сколотив повстанческие отряды.

– Дай то Бог, государь!

– Одни мы войну не выдюжим, даже в союзе с Польшей. Надо уже военный союз заключать с цезарем и венецианским дожем, и наступать на османов совместно – бить их с разных направлений совокупно. Тогда и мир удастся навязать в воле нашей.

Я отписал цезарю, что нужно начать крестовый поход против османов уже этим летом, или в следующем году, самое позднее. Король Ян согласился со мною – уже отправил в Вену послов с предложением заключить между христианскими странами «Священный союз», мы не определились с названием для него, но суть понятна.

– Вопрос не в словах, государь, а в сути, – старик внимательно посмотрел на Юрия. Странно, но в беседах с Мефодием Галицкий чувствовал себя ведущим – митрополит никогда не навязывал своих предложений, а лишь приспосабливал их к его воле и замыслам. Даже коронацию провели не в Успенском монастыре, близь Бахчисарая, что считался центром Готской митрополии, а в Керчи. В уцелевшей церкви Иоанна Предтечи – в древнейшей Боспорской епархии.

– И еще одно – я не хочу подставлять константинопольского патриарха, что является этнархом для православного населения, что под турецким игом томиться. А посему собрать нужно Поместный Собор из иерархов, клириков и моих представителей, со всех земель, под моей властью находящихся. Война с османами будет долгая, и нам нужно…

Юрий сделал паузу и внимательно посмотрел на старца – тот не сводил с него напряженного взгляда. Слишком долго и старательно Мефодий подводил его к этим словам, которые он сейчас произнесет.

– Нужно выбрать патриарха Готии и Новой Руси! Одобрение других патриархов мы получим после окончания войны с Оттоманской Портой и заключения с ней мира! Получим, владыко, куда они денутся в такой ситуации – победителей не судят! Поставит нашего патриарха сам Константинопольский патриарх Иаков – он прибудет сюда летом, посетит так сказать. Правда, он еще об этом не знает, но очень захочет – я найду для него очень веские доводы, к которым он обязательно прислушается.

Митрополит чуть вздрогнул, но не проронил ни слова. Испытавший все «прелести» турецкого владычества Мефодий прекрасно понимал, что влияние православия прямо пропорционально могуществу государства, что защищает всеми способами и средствами церковь.

– И главное – должны прибыть экзархаты Константинопольского патриархата, что войдут в нашу патриархию. Это касается местоблюстителя Киевской митрополии архиепископа Лазаря, что уже третий раз им является, и митрополита Трапезунда и Халдии Алексея. Последний останется жить у нас, дабы османы его не репрессировали. А также и сам Иаков, если возвращение обратно для него станет смертельно опасным.

Это очень важно, владыко – святитель Иоанн Златоуст, как ты мне говорил, был Готским митрополитом и патриархом, а потому мы не будем нарушать традицию, освященную Вселенским Собором. В случае государственной необходимости защиты нашей православной веры учредить патриаршество на наших землях. Я принял такое решение, и найду веские доводы для Поместного Собора и патриарха Иакова, чтобы патриархом был выбран именно ты, владыко!

Юрий впился глазами в неподвижного митрополита – Мефодий склонил голову в черном клобуке, но ладонь на пастырском посохе выдавала волнение – пальцы дрожали.

– Государь…

– Как только Трапезунд мы освободим, ты венчаешь меня на царство там, в соборе святой Софии! Мы не сможем освободить Константинополь, но столица второй империи ромеев будет под моим скипетром! И я постараюсь ее не отдать туркам обратно!

Голос Юрия стал звенящим от напряжения – он прекрасно понимал, что такое обещание придется выполнять. Попахивало ужасающей авантюрой, но только на первый взгляд.

Область Халдия идет широкой полосой вдоль южной части черноморского побережья в восточном углу – как раз на границе с грузинскими землями, которые в это время называются также Иверией. Пригодна для жизни узкая приморская полоска, с византийскими городами Керасунт и Трапезунд, что стали османскими Гересуном и Трабзоном. А далее к югу на сотню верст почти непроходимые горы, поросшие лесами, с немногими дорогами, что больше похожи на тропы. Благодаря именно горам греческое и армянское население Понта дожило в Халдии до начала двадцатого века, пока его не вырезали турки, или не изгнали.

Побывал он в Трабзоне в свое время, видел тамошние места, вот так и узнал немного истории этого края – и в соборе святой Софии побывал, тот музеем еще был, лишь позже его снова в мечеть превратили. Да и разрушенные армянские церкви видел – там их порядком хватало. И сейчас его разведка сработала надежно – греков и амшенцев подавляющее большинство населения из примерно двухсот тысяч жителей, из которых турок едва шестая часть наберется.

Для османов это слишком отдаленный край, переброска войск возможна лишь морем. Но если иметь достаточное число кораблей и выставить береговые батареи, прикрыв удобные для высадки места. А перекрыть горные перевалы и тропы легко, штуцера и легкие единороги позволят не только крепко держать позиции, но и вести наступательные операции в сторону армянских и грузинских земель. А поддержку там можно получить – единоверцы все же, пусть и другого обряда.

Но тут все от Мефодия зависеть будет, а он расчетлив и умен. Юрий везде насаждал веротерпимость среди христиан, построение державы того настоятельно требовало…

Глава 7

– Первое лето настало, когда никого под ружье по мобилизации не поставили. И это при том, что война с турками идет, и окончания в ней не предвидится еще несколько лет.

Юрий посмотрел на синюю гладь Ахтиарской бухты, скривил губы в усмешки – всего два брига, стоящие на якорях, не производили впечатления грозной морской силы.

Однако надо отдать должное адмиралу Брайя – венецианец провел с паводком через Донское гирло все пять построенных с невероятными трудами бригов, которые оснастили и вооружили в Таганроге. Еще одно Адмиралтейство достраивали в Севастополе – да и сам город рос не по дням, а по часам. И стал главной базой русского военно-морского флота – две береговые батареи уже надежно перекрывали вход в бухту орудийными жерлами двух десятков пудовых единорогов.

Однако новых тяжелых орудий не хватало, слишком велик спрос. Для его удовлетворения пришлось пустить на переплавку все трофейные турецкие пушки – а их имелось больше трехсот.

На освободившихся стапелях заложили новые пять бригов, плюс еще два на Донце – и это была та самая планка, через которую не перепрыгнешь. Не имела еще больших экономических мощностей промышленность, необходимо было лет семь, чтобы набрать необходимые обороты и обеспечить резкий рост всех показателей.

В Николаеве уже проживало несколько тысяч жителей – летом будет введена еще одна верфь для строительства двух фрегатов. На их постройку уйдет два года, а там, по мере накопления ресурсов и опыта начнется строительство линейных кораблей, которые в будущем сокрушат любую турецкую эскадру, что осмелится подойти к берегам Крыма.

После долгих дискуссий с Брайя, был выработан проект небольшого линейного корабля в два дека, вооруженного шестью десятками крупнокалиберных пушек. Двадцать из них должны были быть пудовыми единорогами, а остальные в стандартные полпуда – двадцать фунтов.

Венецианец утверждал, что вес бортового залпа русских кораблей в восемьсот фунтов станет просто сокрушающим для любого противника. Ведь даже сто пушечные английские корабли, или знаменитые испанские галеоны, больше семисот-девятисот фунтов в залпе не имели. А самый сильный турецкий корабль был как минимум на треть их слабее.

Осталась самая мелочь – где найти меди и олова, чтобы отлить прорву пушек – их по расчетам для флота требовалось ровно тысяча двести штук. Хорошо, что со строительными материалами проблем пока не имелось – дубрав по Бугу и Днепру хватало.

– Всего не хватает, хотя каждый год вроде значительно прибывает, – Юрий сокрушенно мотнул головою, продолжая прохаживаться по берегу. И напряженно размышляя при этом.

Хорошо и то, что домны на Донбассе отливали железо непрерывно, на все запланированное доставало. Оружейные мануфактуры давно перешли на режим военного времени, ухитрившись сделать в прошлом году свыше двадцати тысяч ружей и пистолетов, из них половину нарезных. По крайней мере, все пять кадровых дивизий были перевооружены на штуцера полностью, а в них двадцать тысяч стрельцов. И все равно не хватало – армия резко увеличилась за счет притока переселенцев, да еще добрую треть оружия приходилось продавать Москве.

Юрий прошелся по берегу, с удовольствием вдыхая солоноватый морской воздух. Хотелось сбросить одежду и немного позагорать. Но для монарха такое невместно, нужно держать определенное высокомерие – положение обязывает, как говорят.

Посмотрел в сторону – супруга сидела в укрытом коврами павильоне, мамки-няньки занимались детьми под ее внимательным взором. В Рождественскую ночь, а такое совпадение поразило всех жителей Галича, царица подарила ему двойняшек – сын и дочь росли крепенькими и здоровыми, хотя в этом мире детская смертность прямо-таки зашкаливала. У того же польского короля супруга родила одиннадцать деток, но в живых осталось только четверо. Что же говорить об обычных людях – смертность среди рожениц и новорожденных чудовищная.

Однако за последние два года ситуация с рождаемостью в Новороссии значительно улучшилась, даже кардинально изменилась – по крайней мере, о чистоте все озаботились не на шутку, а воду пили кипяченой или из родников и других чистых источников.

Юрий драконовскими мерами насаждал гигиену, как только мог и везде где мог, особенно в армии и в открытых повсеместно больницах. Открытые еще три года тому назад лекарские школы дали первые выпуски, пусть не врачей, но фельдшеров. И сейчас он с усмешкой вспоминал, как вдалбливал в головы будущим медикам все знания по профилю, что сохранились в его голове.

И не напрасно – результаты были налицо, особенно после применения антисептиков, включая спирт, и чудодейственного эрзаца из березового дегтя и меда, заменителя мази Вишневского. Нашлись даже умелые хирурги – уже были первые удачные операции по кесареву сечению – так что акушерство стало заменять повитух.

Сейчас Юрий испытывал сильное облегчение – Софья, как оправилась от родов, взвалила на себя всю медицину, от ее требовательности все впадали в страх до икоты. Грязи и насекомым была объявлена беспощадная война, и горе тем лекарям, кто не выполнял предписания.

Любимая женушка вплотную занялась образованием, зная в этом толк – сама была ученицей знаменитого Симеона Полоцкого. И в павильоне с ней работал духовник Сильвестр Медведев – этой осенью можно было ожидать открытия в Галиче университета, в Донецке, Мариуполе и Керчи политехникумов – недостаток технических кадров был острейший, промышленность ведь росла как на дрожжах опара.

В бывшей ханской столице Бахчисарае для подготовки преподавателей и учителей, а также священников решено открыть Славяно-греко-латинскую академию. Все же Крым для всей Новой Руси цитадель православия – тут сохранились несколько монастырей и три десятка церквей и базилик. Да две митрополии с несколькими сотнями священников и монахов – самый ценный ресурс, пусть в большинстве своем состоящий из греков…

– О чем задумался, муж мой?

Теплые руки Софьи бережно обняли его за шею, жена прижалась пышной грудью к спине. Странно, но сам Юрий никогда не привязывался к женщинам, жизнь с ними, по живости своего скверного характера, становилась для него просто невыносимой.

Особенно когда современные девушки требовали уделять им внимание, дарить подарки, всячески развлекая. А тут ничего подобного – уважение к мужу и забота о нем, всегда найдется теплое слово и похвала, чувствуется, что жена гордится его делами и всячески стремиться разделить с ним тяжелую ношу ответственности за народ и землю.

В Севастополь они приплыли на калиутах от Азова, до которого добрались на стругах по Северскому Донцу и Дону. А там плавание по спокойному морю, причем для детей и супруги Юрий постарался создать самые комфортабельные условия, которые только можно было создать. Во всяком случае, морской круиз оказался не затяжным, и достаточно интересным, не тягостным. Прибрежных городов множество и многие из них они посетили, оставаясь на ночлег, и встречаемые восторженным населением.

И вот второе лето они проведут в Севастополе – Софье здесь очень понравилось. Впрочем, как и ему – море притягивало взор, тянуло и манило своей бескрайней синевой.

– Все хорошо, Софа, – Юрий развернулся и обнял супругу, та сразу доверчиво прижалась к нему. Он всегда удивлялся – сильная характером и волевая женщина, Софья с ним совершенно преображалась, полностью идя навстречу его желаниям или мыслям.

– Думаю, не стоит объявлять мобилизацию – хоть один год проживем спокойно. Флот у нас есть, пусть и небольшой. У турецких берегов пиратствуют понемногу. Так что если османские корабли появятся – отразить десант сил хватит. А в Молдавии поляки воюют, Яссы заняли – наш Буджак ими защищен. А с дельты Дунайской прохода нет – там сечевики обосновались, на уговоры наши поддались.

Юрий тяжело вздохнул – старый кошевой атаман кое-как переупрямил и убедил свою вольницу. С ним на Дунай ушло четыре тысячи запорожцев, на Днепре осталось примерно столько же, записавшись в реестр и присягнув на верность. Понятно, что в Москве такое сообщение многим не понравиться – там бояре до сих пор «переваривают» присягу донских казаков на верность государю Новой Руси.

Конечно, грядут большие расходы – запорожцам и донцам нужно выделять довольствие, вооружение и боеприпасы. Но все расходы сторицей окупятся – туркам большая нервотрепка грядет. Разбойничьи набеги станут регулярными на все побережье, жизнь там будет проходить в постоянном страхе. Тем более, что «чайки» стали вооружать трех фунтовыми единорогами, а некоторые превращать в миноноски – выдвигаемый на шесте железный цилиндр с порохом, подорванный под днищем корабля, отправлял его на дно с полной гарантией.

Весело станет османам от такого соседства, а чтобы выжить казаков из второй по величине дельты, уступающей только Волге, потребуются усилия нескольких сотен речных корабликов и немаленькой армии. Бороться с казаками среди рукавов и проток, в плавнях, что раскинулись на четыре тысячи квадратных верст – очень увлекательное занятие, и, главное, абсолютно непредсказуемое по своим итогам. А через несколько лет выбить запорожцев оттуда, когда они освоятся, станет делом бесперспективным и чреватым очень большими потерями…

– Пойдем по водичке походим, она тепленькая, так хочется?

– Лучше искупаемся в нашей бухточке – никто не увидит.

– А как же твои охранники?

Софья покраснела и показала глазами на негров, с обнаженными торсами, но с оружием под кушаками, сидевших на камнях с сонным видом. Можно было бы подумать, что они спят, но на самом деле просто это обычное состояние – они внимательно смотрели за окрестностями и в любой момент эти громилы могли молниеносно кинуться на помощь. В их полной верности Юрий не сомневался – несколько раз проверена.

– Поверь, они выткнут глаза любому, кто осмелится на тебя взглянуть! К тому же ты будешь в рубашке, а я поплещусь нагишом, а то уже весь взмок. Покупаемся, а потом в ручейке ополоснемся – он не пересох еще, а мы хоть соль смоем. Так пойдем?

– Пошли, муж мой – я не знала, что море может быть таким ласковым – никогда не купалась так, как здесь!

Интерлюдия 3

Бахчисарай

24 августа 1681 года

– Как видите, Карл, теперь светская власть Юрия Льва полностью подкреплена духовной поддержкой. Даже титулы совпадают, как у автократора, так и у нового патриарха – «Готии, Понта и Новой Руси».

– Я это давно заметил, Игнаций, – пожал плечами граф Рамштайн, вот уже три года бывший послом в Галиче, как и его польский коллега. Богемцу надоело до чертиков столь длительное нахождение на задворках цивилизованного мира – но что делать, если только он один в Вене более-менее сносно говорил на русском наречии, благодаря матери из литвинского рода, а также природному дарованию понимать любую славянскую речь.

– Но то во благо нашему союзу – «Священной лиге» – направленному против Оттоманской Порты. Вшестером, если учесть молдавского и валашского господарей, у нас будет хорошая возможность растрепать османов. Благо русские пули позволят это сделать намного быстрее. Очень полезное новшество, мой император оценил его по достоинству.

– Эта пуля понравилась и османам – янычары ее используют во множестве, – кривая улыбка на губах Поплавского говорила о многом. – В Молдавии от нее принесен нашим войскам пусть незначительный, но ущерб. Думаю, и вашим храбрым австрийцам нужно подготовиться к таким неожиданностям. Впрочем, лишь бы не воевать с русскими…

– Служивые люди царя Федора настолько опасны?

– Причем здесь московиты, граф? Говоря «русские» я имел в виду исключительно войска базилевса Юрия Льва – у них на вооружении нарезные ружья, что стреляют намного дальше.

– Воинам императора Леопольда штуцера не угрожают – нет ни малейших причин в войне между нашими монархами. Мы союзники и таковыми останемся на долгие десятилетия, ибо враг один – султан. А вот вам они могут нести опасность, если шляхта вздумает нарушать договоренности. Базилевс хоть славится вероломством, да и сам коварная особа, но очень не любит когда нарушают соглашения с ним.

– В сейме хорошо понимают это, граф. Лучше быть в союзе с ним, чем иметь автократора врагом, тем более, когда он в родственном свойстве с царем Федором, которому приходится зятем.

– Да, это так и есть, Игнаций. Посмотрите – с какой ромейской пышностью обставлено сие действо?!

– Мы с вами, граф, имеем возможность лицезреть восстановление Трапезундской империи, хотя об этом громко не говорится, но подразумевается – так как присутствует митрополит Халдии. Самая слабая из двух половинок прежде великой и единой державы императора Юстиниана возродилась – и мне кажется, что этим дело не окончится.

– Я тоже так думаю, благо успел собственными глазами видеть исчезновение прежде сильного Крымского ханства – теперь на этих благословенных землях не осталось татар и ногайцев, кроме тех, кто вовремя сообразил присягнуть на верность автократору. И заметьте – он раздвинул пределы далеко на запад, и теперь нацелился на болгарские земли Порты.

Поплавский незаметно поморщился, намеки богемца ему не понравились – явно пронюхал о заключенном соглашении между королем Яном и автократором. Но сделал вид, что его немного ослепили блестящие на солнце золотые ризы духовенства. Теперь сразу два патриарха – константинопольский и понтийский дружно благословляли склонившийся перед ними народ, что собрался в огромное, постоянно колыхающее скопище перед скальным монастырем в одном из самых живописных мест Крыма. И по достоинству являвшийся резиденцией нового патриарха.

В прежнее время, при владычестве татар, Успенский скит влачил самое жалкое существование. Но за два года совершенно преобразился – для ортодоксов он являлся святыней. Кроме скальной Успенской церкви, здесь находился пещерный храм евангелиста Марка, храм базилевса Константина и его матери Елены, храм Георгия Победоносца, плюс еще несколько зданий, построенных за последние два года. Обитель стремительно расширялась, автократор денег, сил и средств на это явно не жалел.

– Что это они воздели над головами?

– Благословляют иконой Богородицы, – пожал плечами Поплавский. – Чудотворной считается, якобы ее нашли тысячу лет тому назад в одной из пещер. А оказалась он там из монастыря Сумела, что близ Трапезунда. Вот вам и вся символичность, граф – мы присутствуем на фактическом воцарении «Императора Востока». Боже, какая никчемная пышность – даже московские торжества здесь меркнут.

– Полновластным императором Юрий Лев станет после собственной коронации в Константинополе или, по меньшей мере, в Трапезунде. А до этого мне поручено именовать его автократором или базилевсом, а также готским королем, боспорским царем, или государем Новой Руси, пусть даже великим, если это потребуется, – пожал плечами богемец. И посмотрев в сторону, немного напряженным голосом произнес:

– Наши коллеги протестанты прямо таки лучатся радостью, словно стали ортодоксами. Посмотрите на датского посла графа Гриффенфельда – его освободили от пожизненного заключения, чтобы направить посланником на край света.

– Я бы тоже радовался – из подземной камеры и в Крым – блаженно место, нет иного на земле. Здесь триста дней в году солнечная погода, он хорошо поправит подорванное здоровье.

Поплавский посмотрел на датчанина в вычурном парике – Педер Шумахер был из семьи обычного виноторговца, но попал в фавор королю Кристиану и совершил головокружительную карьеру, став канцлером и графом, попутно написав свод законов королевства. Попался на зуб соперникам, те интригами владели лучше – обвинен во взяточничестве и осужден к пожизненному заключению. Если бы не успехи готского короля – так бы и гнил в темнице, но повезло, что король о нем вспомнил.

– Датчанам зачем то нужен подход к Юрию Льву. Недаром их монарх пожаловал орден Даннеброг, ленту которого Юрий надел сегодня на торжество. Жаль, что мой цезарь не может послать ему орден Золотого Руна – им награждают только добрых католиков.

– Действительно, ортодоксам нельзя носить католические награды, а вот наоборот вполне можно, – Поплавский походя воткнул «шпильку» – он то прекрасно знал, что знаки ордена святого Иоанна Готского были приняты польским королем, австрийским цезарем и венецианским дожем. А затем с нескрываемым ехидством добавил:

– Ортодоксальная вера Юрия Льва отнюдь не помешала великому магистру мальтийского ордена госпитальеров Николасу Котонеру и де Олеса заключить союз с готским королем еще два года тому назад и вручить большой крест ордена с алмазами. Награды также получили, насколько мне известно, с десяток готов и русских. А на Черном море воюют с турками под Андреевским флагом несколько мальтийских рыцарей – все они награждены различными крестами.

– Это так, и я отпишу в Вену – ведь в статуте ордена достаточно изменить слово «католики» на «христиане». Жаль, конечно, что какие-то датчане продумали свои шаги лучше нас.

– Король Ян только собирается учреждать орден «Белого Орла» – древнего королевского символа Польши, легендарной династии Пястов. А датчане просто боятся шведов, которых поддерживает Франция. В свою очередь, шведский король пытается заключить союз с Готией против нас поляков, только у него ничего не выйдет.

– Скорее не против вас, коллега. Королю Карлу не нравятся притязания царя Федора на балтийские земли – юноша явно хочет продолжить деяния своего отца и выйти к морю. И нацелился на Ригу – благо Москве война с Турцией и крымскими татарами больше не грозит. У московских бояр развязаны руки, вот они и вооружаются.

– Тогда шведы напрасно топчут пороги здешнего Посольского Приказа, граф – Юрий Лев царский зять, и в ущерб своему родичу по жене ничего делать не станет…

Глава 8

– Сукины они сыны, один порядочный человек, и тот Многогрешный, – Юрий ухмыльнулся, читая очередное сообщение Мазепы, вернее донос на гетмана Ивана Самойловича.

Галицкий достал ящичек – там была его картотека, составленная на всех более-менее значимые фигуры казацкой старшины, что окружала гетманов. Именно эти люди были либо прямо, или косвенно причастны к той трагедии народа Малой Руси, что именовалась «Руиной».

Выбрал нужную – генеральный писарь Степан Гречаный при гетмане Брюховецком оказывал свое покровительство писарю Самойловичу, который во многих делах проявлял рвение с немалым успехом, благодаря своему отличному образованию.

– Хм, стал Ванька сотником в Веприке, Гадяцкого полка – карьера, однако, пошла. А далее уже сотником в Колядине – генеральный писарь фигура значимая, продвинуть вперед по службе может. Так – а вот он уже охочекомонный полковник, а затем и наказной полковник Черниговский. Поставлен гетманом Брюховецким, как верный человек генерального писаря, по «наказу», то есть без всяких выборов, отчего проявил большую вражду к московитам, когда гетман решил выступить против царя Алексея Михайловича.

Юрий остановился, принялся внимательно рассматривать другие записи, которые каждый год дополнялись – и с каждым таким увеличением вырисовывалась страшная картина кровавых убийств, предательств, отступничества от крестного целования, подлых измен, алчности, мерзости, коварства и вероломности. Так что, невольно сравнивая, что творили олигархи со страной в 21-м веке, Юрий проводил страшные параллели – человеческая натура даже после нескольких веков истории нисколько не менялась. Жажда власти и богатства любой ценой – вот что такое «Руина»!

Взять того же Ивана Мартыновича Брюховецкого, гетмана Левобережной Украины. С сыном Богдана Хмельницкого Юрием «не разлей вода» – и воспитатель, и друг, немало порадел, чтобы того гетманом избрали вместо умершего отца. Но как тот перешел на сторону поляков, сбежал в Запорожскую Сечь, и там был выбран кошевым атаманом, благо имел хорошо подвешенный язык, уболтать мог любого.

Гетман Яким Сомко так и говорил царскому посланнику Федору Лодыженскому – «Брюховецкий по баламутству называется гетманом; а у них в Запарогах от века гетмана николе не бывало, а были атаманы, так же как и на Дону. Брюховецкому верить нельзя, он полулях, был Ляхом да крестился, а в войске он не служил и казаком не бывал».

– Казаком, может быть, Брюховецкий и не был, – задумчиво пробормотал Юрий. – Но только «правила игры», вернее «беспредела», как и у нас бывало, усвоил четко. Конкурентов надобно «мочить»!

В строках говорилось, что как только Брюховецкого избрали гетманом, его предшественник вместе нежинским полковником Василием Золотаренко и с другими «поплечниками» были тут же обвинены в измене. Войсковой суд мгновенно вынес всем смертный приговор и с казнью поторопились сразу, зачищая политический подиум.

Переяславский воевода князь Василий Волконский, узнав о расправе над оппонентами искренне возмутился, и в лоб заявил явившимся к нему представителям нового гетмана. И слова подобрал соответствующие случаю – «худые вы люди, свиньи учинились в начальстве и избрали в гетманы такую же свинью, худого человека, а лучших людей, Самко со товарищи, от начальства отлучили».

Перебив оппонентов, Брюховецкий, с помощью запорожцев, принялся доказывать Москве, что станет куда как более рьяным защитником и проводником ее интересов, благо на войну с поляками можно было списать многое, если не все. А потому в 1663 году гетман с казаками осадил, взял, ограбил и сжег Кременчуг, демонстрируя беспощадность.

– Что-то мне это напоминает, – задумчиво пробормотал Юрий, вспоминая постмайданные времена.

Верная служба была замечена – Брюховецкого пожаловали боярским титулом, и позволили жениться на княжне Дарье Исканской из рода Долгоруких – стремительный прыжок из «грязи в князи».

– Прямо как наш президент… Но зачем же задницу покровителю лизать так яростно и с воодушевлением. Пусть не тому властителю, но аналогия поневоле напрашивается. Как все актуально!

Юрий поморщился – в 1665 году Брюховецкий подписал Московские статьи, добровольно и существенно ограничив автономию Левобережной Гетманщины. И при этом подписался «холопом Ивашкой», что другие гетманы и кошевые атаманы до сих пор не допускали.

– Видимо, рассчитывал, что такое «лизание» будет отмечено, но кому нужна шелудивая собака, что чувства собственного достоинства не имеет, и способна унижаться перед сильным, и немилосердно тиранить слабого. Видимо, надеялся деньжат «срубить» по легкому, вот только Москва тогда войной разорена была, как Штаты кризисом.

Царь, понятное дело, к такому отнесся брезгливо – холоп он и есть холоп, будь хоть князем из Боярской думы, или малороссийским гетманом. Лишенный похвалы от хозяина, Брюховецкий сильно на него обиделся, и тут появился «искуситель».

Нет, не хитрый бес с рожками и хвостом, а такой же гетман, только правобережный. Петро Дорошенко, настоящая биография которого изобиловала все тем же. Полный набор, что у коллеги с левого берега – коварство и алчность, жажда власти и наживы, подлость и предательство, жестокость к собственному народу.

– Да уж – вечный поиск сильного и богатого покровителя, как у валютной проститутки, прости Господи! Везет же нам на правителей – куда ни кинь – везде в дерьмо вляпываемся!

Доршенко начал «искушать» Брюховецкого как умелый сутенер привокзальную шалаву, обещая ей богатых клиентов, дорогую квартиру на Крещатике, «мерседес» с личным водителем, бар с «Хеннесси» и собственный бизнес с «фитнес-клубом».

Вернее, ставки были гораздо серьезнее – ставленник польской короны Петр Дорошенко предложил коллеге стать гетманом «обоих берегов», обещая, что откажется от своей булавы в его пользу.

– А что, все правильно – если есть двуглавые орлы, то почему бы не быть двух булавному гетману, да еще верхом на толстом томе изгаженной конституции. И при этом присягнув не ляхам, а турецкому султану и Крымскому хану.

Нужно быть идиотом, чтобы поверить!

И надо же – эта политическая проститутка решила, что обрела искреннюю и чистую любовь на старости лет, и скоро станет невинной девицей! Что тут скажешь – на то и Руиной все это непотребство названо! Бедная страна, что взрастила таких правителей! И несчастна вдвойне – потому что других просто не будет, и взять их неоткуда. Ибо выросло племя младое и дюже подлое в своей алчности!

Юрий выругался – читать строки было страшно. И вспомнил, как в отделе филателии увидел почтовые марки с гетманами Украины, хорошо, что не купил. Зато прочитал хвалебные о них отзывы, жаль, что только сейчас задумался над тем – кто писал ясно, но по заказу кого?

Для чего нужно было так тщательно скрывать деятельность тех, кого провозгласили «героями»?!

– Дело закончилось тем, что и ожидалось – сутенер не женился на путане, хотя добился от нее всего, что хотел!

Брюховецкий поднял восстание против Москвы, и тут же бежал на правый берег, оставив вместо себя Демьяна Многогрешного. Тот, понятное дело, сопротивляться не мог, и, видя решимость московских воевод пройтись «огнем и мечом» по мятежной окраине, признал власть московского царя. Но даже в такой страшной ситуации «холопом» не подписался.

Устремившись в «объятия» Дорошенко, дабы стать «двойным» гетманом, Брюховецкий не знал, что его коллега уже отписал в Варшаву, что «сделает так, что обе стороны Днепра станут за королем». И как только беглец прибыл, Дорошенко потребовал, чтобы тот отдал булаву ему. И встреча произошла как по книге – вечером, близь Диканьки.

Брюховецкого схватили и привязали к пушке – как на картинке, которую Юрий видел – там англичане так с индусами поступали, видимо переняли опыт. Суда не произошло – Дорошенко дал знак, и сильно «любящая» гетмана Брюховецкого толпа жителей умертвила его, взяв от страшно изуродованного трупа что-нибудь на память.

– И вот в этой заматне Иван Самойлович выжил. Возникает вопрос – или это счастливая улыбка судьбы или все как всегда положено. На Фортуну рассчитывать нельзя – женщина она капризная. А значит, произошел второй вариант – вовремя предать, значит не предать, а предвидеть!

Юрий хмыкнул – так Иван Самойлович стал адептом Петра Дорошенко, которого потом предаст – вполне нормальная практика для украинских политиков и олигархов из будущих времен, так как потомки изучили опыт предков обстоятельно, и не пропустили ни одной их ошибки.

– Страшно читать, но надо – пока есть надежда найти хоть одного порядочного человека, а то свиней слишком много!

Глава 9

– Наш пострел везде поспел, – Юрий хмыкнул, окидывая взглядом очередной опус о нынешнем украинском «левобережном» гетмане Самойловиче, что предав Брюховецкого, перешел на сторону его убийцы Петра Дорошенко, в свою очередь возомнившего, что станет владельцем двух булав. Понятное дело, что Москве такое поведение сильно не понравилось.

– Удивительные метаморфозы происходят с нашими украинскими товарищами – измена и клятвопреступление, как нравственные устои жизни и правления!

Юрий закурил очередную папиросу, выписал нужное имя и обвел его кружочком, протянув стрелку. Задумался – только находясь в этом времени, он осознал, насколько нужно детальное знание истории, чтобы понять корень всех тех ужасных безобразий, и их жуткие для народа последствия, что происходили, происходят, и в дальнейшем будут происходить на Украине. Их требовалось «загасить» и, по возможности, купировать на все будущие времена негативные последствия.

Кое-что он уже сделал – особенно сильным ходом оказалось избрание патриарха Готии, Понта и Новой Руси. Понятно, что в Москве будут сильно недовольны этим решением, особенно Иоаким – однако Юрию Льву, как его уже называли, было, по большому счету, плевать на это мнение.

Требовалось жестко осадить притязания, как московских бояр, так и польского панства, и, как ему казалось, для этого он и создал столь подходящий инструмент. К тому же польский король и сейм, согласившись на соблюдение прав православного населения (выполнять которое они не собирались, и никогда не будут делать – тут как раз все понятно), дали ему возможность провести точно такой же фокус и с Москвой – «равновесие» очень хорошая штука!

Дорошенко не удержался на Левобережье, а потому поставил «наказным гетманом» Многогрешного, что на самом деле был шляхтичем, что подписывался как «Демьян Игнатович». В декабре 1668 года на казацкой раде в Новгород-Северском его избрали на место Брюховецкого. Под давлением обстоятельств, Демьян Многогрешный присягнул царю Алексею Михайловичу, и заключил с ним «Глуховские статьи», документ, который реально обеспечивал автономию гетманства в составе Московского царства. И в тоже время старался не вступать в открытую конфронтацию с Дорошенко, который в тот момент привычно для украинских властителей «перекинулся» от польского короля к турецкому султану, приняв его подданство.

Казацкая старшина вела себя как пауки в банке, старательно проводя то «турецкую» или «татарскую» политику, то склоняясь на сторону ляхов, то призывая уходить под тяжелую, но «отцовскую» руку московского царя. Так что быстренько несколько старшин написали донос на гетмана, куда надо, и за ним пришли, кому следует. Многогрешного осудили в Москве на смертную казнь, заменили ее пожизненной ссылкой и отправили вместе с полковником Матвеем Гвинтовкой в Иркутский острог.

Вот и настал «звездный час» многократного предателя Самойловича Ивана Самойловича – отца, правда, звали Самуилом, но с таким жидовским отчеством как то не совсем кошерно для будущего гетмана, не поймут запорожцы. Так что после своевременного доноса и предательства Многогрешного, стал генеральный судья Самойлович (карьера головокружительная – при всех гетманах ее делал, старательно перебираясь по ступенькам все выше и выше) на раде в Конотопе обладателем заветной булавы.

И тут же принялся рьяно доказывать московскому царю Алексею Михайловичу, что будет и ему преданно служить, и ни-ни, больше никаких измен – «верьте мне, президент». В общем, как члены рады, что клялись Януковичу во времена майдана.

Одна незадача – в настоящий момент, на конец года 1681 от Рождества Христова, гетман уже захотел стать наследственным правителем Малой Руси, а это полностью Черниговская, Полтавская и половина Киевской областей. Так и на правобережной части тоже кусок немалый – вторая половина Киевщины, Житомирская и Черкасские области.

Одна незадача – там уже вроде как собственный гетман Степан Куницкий, шляхтич с гербом Сас, ведь свято место пусто не бывает – не признали волю Москвы, ибо формально земли как вроде польские, и нашли замену выданному московитам Дорошенко. Последнего, кстати, Самойлович долго не выдавал царю, упирался – и дело отнюдь не в любви к бывшему покровителю. Старательно набивал себе цену, как делал кошевой атаман Сирко, не выдавая долгое время царю Алексею Михайловичу приблудившегося на Сечь самозванца «царевича Симеона».

Юрий посмотрел на карту – Слобожанщина из Сумской, Харьковской и северной половины Луганской области (разделена Северским Донцом) из будущих времен принадлежала Московскому царству. Самойлович «бил челом», прося прирезать ее территории Гетманщине – понятное дело, что царю и московским боярам это сильно не нравилось.

– А мы им сделаем предложение, от которого они не откажутся, – Юрий хищно улыбнулся. Решение проблем Малой Руси с затянувшейся «Руиной» он видел в отказе от ее раздела между всеми сильными игроками. Ведь, по сути, за век до разделов Речи Посполитой, как он смутно помнил, именно на Украине и произошла их «генеральная репетиция». Правда, в выигрыше оказался только московский царь, оттеснивший поляков, турок и татар от «вкусного куска пирога». Причем, Москва, вернее имперский Петербург, окончательно свел счеты со всеми тремя оппонентами через столетие.

– А я в общую копилку брошу земли Запорожской Сечи, где казачество перешло ко мне в реестр – северную часть Днепропетровской области, а ладно – всю ее целиком! Тут ставки большие, не стоит жлобством заниматься – рисковать нужно!

Юрий закурил очередную папиросу – затеянная им игра сулила с одной стороны огромный выигрыш для будущего, но страшные риски именно сейчас, когда любая ошибка могла стоить дорого.

Политическое устройство Речи Посполитой и Московского царства, в сравнение с Новой Русью, являлось чисто сословным, причем у северного соседа в самодержавной форме правления. Сам Юрий придерживался «принципа соборности», как он его видел. И основой государственности считал широкое местное самоуправление в сочетании с принятием основополагающих решений через «Собор».

То есть – всенародное утверждение законов, чего не было в Москве уже тридцать лет, а в Польше подменялось шляхетским сеймом, которому было глубоко наплевать на народные чаяния.

Самоуправление строилось на «вольности» – к немалому удивлению Галицкого, народ оказался отнюдь не быдлом, как заносчиво утверждали ляхи, и не «сущеглупыми смердами», по представлениям московского боярства. Живо осознали, что от «людин» требуется платить весьма необременительные подати и выходить на войну «купно и оружно». «Новорусские» жители городов и слобод испытали на себе в прежней жизни «прелести» крепостничества в польской и московской версиях, а также положения «райи» или рабства у турок и татар. А потому встали горой за насаждаемые Юрием «новые» казацкие порядки, к его немалому удовольствию.

И вполне справлялись – выбирали достойных и честных людей «головами» и старшинами, тщательно подбирали самоуправление и мировых судей на общих сходах. Сами собирали все положенные подати и выставляли на службу новобранцев, следили за порядком, изничтожая «лихих людишек» – куда без разбойников во все времена, харцизы поначалу доставали. Ничего, всех вывели, не оставив на развод.

Дубравы берегли, потому что за порубку отвечала вся слобода, церкви, школы и лекарни строили с энтузиазмом, осознав их полезность. Землю пахали, ремеслами занимались, как и мелкой торговлей – и себя обеспечивали полностью, и государству десятину выплачивали. Да и церкви ее долю отводили без споров – понимали, что содержать те же школы с учителями и лекарни с богадельнями необходимо, причем оплачивать труд достойно, и не только деньгами, которых у селян не так и много, но «натуроплатой» как водится – мука, мед, сало и прочее, но не горилка и тютюн.

Как не крути, но в таком казачьем укладе много от «народного социализма», который полностью устраивал подавляющую часть населения. Нет, бывали, конечно, «сильные людишки», что правдами и неправдами старались доминировать, куда без этого, но через «красную» черту уже старались не переходить, наученные кровавыми уроками.

Ущемление «вольности» любого подданного, а тем более стремление его сделать через долги «страдником» или холопом, пресекалось крайне жестоко «Государевым Приказом» – моментально летели головы с «голов», и это отнюдь не тавтология. А вся слобода сурово наказывалась, потому что спокойно смотрела на злоупотребления своих «выборных» или жителей, что посмели соседей утеснять.

Выводы всеми были сделаны моментально!

Народ рьяно стал бороться с теми, кто нарушал «Уложения», и лет через двадцать их соблюдение станет в крови. А как иначе порядок и спокойствие устанавливать – только через всеобщие права, и соответственно, через всеобщую и ответственность, нетерпимость ко всему, что нарушает норму жизни. А так всем «миром» боролись с внешними и внутренними врагами, да и женки яростно истребляли тараканов и клопов в хатах, вшей из гнид из волос неразумных деток – раз государь «гигиены» требует. Под штрафные санкции никому попадать не хотелось, ведь если виновник заплатить не сможет, будут за него выплачивать все – причем соответствующими прибытку и богатству каждого долями…

– С поляками решил пообщаться, только Мазепа «стуканул» вовремя. Полезный человек, что тут скажешь, если не учитывать что сам к булаве рвется – пригрел Самойлович на своей груди змеюку, что сама всех и все предавала и кусала – опыт таковой у всей малороссийской старшины изрядный накоплен. А потому не на нее ставку делать надо, как московиты и ляхи. Нет за ними будущего – ибо созидать не могут, а только предавать сильных и притеснять слабых.

А я делаю ставку на тех, кого вы «чернью» презрительно именуете. И «троянского коня» вам пригоню в лице моих реестровых запорожцев. И патриарх Мефодий через священников народу начнет мои «уложения» разъяснять – так что с «полковников» и старшины крепостники не появятся, хотя они к этому стремятся. Будет вам и птица обломинго, и песец, северный полярный лис!

Юрий выругался – он давно пришел к выводу, что Малая Русь состоится только в том случае, если всю прежнюю, так называемую, «элиту», что правит, убрать повсеместно. И начать с гетмана и его окружения!

Интерлюдия 4

Коломенское

16 октября 1681 года

– Что закручинился, Феденька, сокол мой ясный?!

Теплые руки жены обвили шею молодого царя, тот ответно погладил их своей ладонью. Отложил в сторону письмо зятя, и уже крепко обнял супругу, с которой был по-настоящему счастлив.

– Любимая моя, светик в оконце!

В июле Агафья родила крепкого мальчика, которого назвали Ильей. Роды были тяжелыми, и если бы не те два лейб-лекаря, что были отправлены еще в мае царем Юрием, то могло бы произойти худшее. Однако грамоты от Юрия и Софьи, недавно благополучно разрешившейся от бремени, произвели на Федора сильное впечатление.

За прошедший год он стал ощущать себя значительно лучше, будто не было болезни, что терзала его с детства. Молодой монарх окреп, возмужал, практически все время проводил с женой в Коломенском, в любимом загородном дворце отца. Тут ему всегда из кухни подавали предписанные Юрием блюда, юноша постоянно совершал верховые прогулки, и радовался каждому прожитому дню, почти не страдая от прежних хворостей.

Да и о том, что греческие лекари называли «гигиеной», пришлось всерьез озаботиться – дворец, и особенно комнаты царицы и царевича мыли с мылом ежедневно, все служивые и слуги чистили зубы и надевали постиранную со щелоком одежду, ели чистыми руками. С насекомыми – вшами, клопами и тараканами – повели безжалостную борьбу.

Так что, видя, что советы зятя пошли на пользу, Федор Алексеевич их старательно придерживался, для чего и перебрался в Коломенское. И понял, почему его отец старался при любой возможности, перебираться именно сюда. В Москве православные цари были связаны множеством условностей, значительная часть дня, начинающаяся перед рассветом и заканчивающаяся лишь после полуночи, уходила на скрупулезное выполнение весьма строгих религиозных предписаний.

Монархи находились постоянно на виду, за ними внимательно смотрели тысячи глаз. И малейшее отступление в утвердившихся канонах, не важно будь плохое самочувствие или необходимость в государственных делах вызывала тысячи пересудов. И порой десятки настойчивых вопросов от бояр и священников, включая самого патриарха Иоакима, весьма ревностно относящегося к молодому царю.

Да и устоявшиеся традиции затрудняли самое простое житейское общение с любимой женой – все делалось по обычаю, весьма тягомотному. Даже быстро ходить монарху запрещалось, а лишь шествовать, да еще быть поддержанным под локотки боярами. Любой молодой человек взвоет под такой назойливой опекой. А вполне понятное стремление отказаться от нее вызывает у всех искреннее удивление – «царь-батюшка должен себя вести соответственно древним канонам!»

К счастью, Агафья сама не горела желанием проводить время на женской половине дворца, пропахшей ладаном и благовониями, которые не могли перебить запах от вони многочисленных старушек – всяких приживалок, повитух, мамок и нянек. Сонмища огромного, которое приводило молодую царицу в ужас – гордая панночка взирала порой на них так, будто увидела навозную кучу с клубком шипящих змей.

Желание было обоюдным – через несколько недель после свадьбы молодожены сговорились уехать в тихое пристанище, благо Коломенское подходило как нельзя лучше. Здесь можно было пренебречь навязываемыми традициями – носить полюбившееся польское платье, многие стали брить бороды, и даже курить табак. Папиросы базилевса Юрия Льва, которые по сотне штук продавались в красивых коробках с золотым тиснением «Царские», расходились среди служивого люда, особенно воевавшими с турками под Чигирином, мгновенно.

Даже в знатных боярских домах многие ставили их в горницах и светлицах, беря пример у молодого царя. Заодно вешали на стены картины в золоченых рамках, где изображалось посрамление басурман и восхваление побед православного воинства.

Примеру царицы последовали и боярыни – польская одежда входила в моду, как и «новорусская» – но та больше у простых людей, ибо серебряное шитье было скромным, а золотое почти не использовалось. Зато всевозможная утварь из южного Галича буквально расхватывалась у купцов и торговцев, которым чуть ли не рукава отрывали.

Все продавалось мгновенно – прозрачное оконное стекло и посуда из хрусталя, поставцы с блюдами, тарелками и стаканчиками из мельхиора – загадочного металла, чудные наливки в узорчатых штофах, необычная, но ладная одежда, карандаши из грифеля, киноварь для золочения куполов и крыш, растительное масло и поташ. Покупателям из смердов и ремесленников нравились хорошие товары из дешевого железа. По царству расходилось огромное количество всякого разного добра, завезенного из Червонной Руси – топоры, плуги, ножи, серпы, косы, чугунки, плиты и прочее, список которого занял бы не одну страницу.

Федор Алексеевич прекрасно знал, какую роль стала играть торговля. На юг, по Волге, Дону и Днепру хлынул поток товаров из его царства, перевозимый сотнями стругов. И приносящий немалую прибыль для казны, которая уходила на закупки оружия и чеканку монет в том же Галиче, где все это выходило намного качественней.

Везли сукно и полотно, веревки и канаты – посевы льна и конопли повсеместно выросли в размерах. Продавали порох и селитру в огромных количествах, а также свинец. Беспрерывная война с турками и татарами требовала непрерывных и весьма прибыльных поставок, которых зять именовал почему-то стратегическими. В Боярской Думе даже пошли пересуды, что может быть будет лучше, если торговлю с базилевсом приостановить, дабы тот принудил донских казаков, что присягнули ему на верность, выдать Москве всех беглых, или, по крайней мере, отказались бы принимать удравших от хозяев холопов. Некоторые слишком «горячие головы», или впавшие в старческое слабоумие, даже предложили принудить силой донских казаков к поголовной выдаче всех беглецов, что осели на их землях после подавления бунта злодея Стеньки Разина.

Заодно потребовать отступится от Малой Руси и Слобожанщины, признать там духовную власть только патриарха Иоакима, а не Мефодия, которого потребовали не признавать. Федор тогда с трудом унял разбушевавшихся бояр. А наиболее здравомыслящие из «думцев» поддержали его, что привело к перепалке с рукоприкладством и выдиранием бород.

Срамота!

Ответ последовал, крайне резкий, с этим письмом, хотя тон Юрия Льва был мягким и добродушным. Зять писал, что год выпал спокойным – впервые он не прибегал к мобилизации стрельцов, а потому шестьдесят тысяч их все лето работали на дому, чем принесли немалую пользу. Войну с турками ведет польский король в Молдавии, войска которого вышли к Серету, на берегах которого ляхи и закрепились.

Беспокойная Запорожская Сечь твердо обосновалась в устье Дуная и предпринимает морские и речные походы в разные стороны, проданная в Галич добыча принесет чистую прибыль как минимум в сто тысяч гривен. А еще на верфях заложено три фрегата и линейный корабль, а также с десяток бригов. А потому базилевс терпеливо ждет, когда отправят на юг вниз по рекам вырубленные еще два года тому назад бревна, которые были оплачены вперед. И закупит вдвое больше льняного полотна, а также канаты и бечевки из конопли – постройка кораблей будет массовой.

Благо имеются свободные рабочие руки – и зять назвал их число снова – шестьдесят тысяч отлично обученных и превосходно вооруженных стрельцов, которые могут выступить против врагов «Новой Руси» при поддержке трехсот единорогов. А также пятнадцати тысяч запорожских и донских казаков, что вписаны в реестр.

Потом пошли дела чисто родственные, и Федор пододвинул бумагу Агафье. Супруга быстро прочла письмо своего как-никак свояка и сделалась крайне серьезной. Надолго задумалась…

И неожиданно хихикнула, так что Федор вздрогнул:

– Ты боярам в Думе прочитай послание базилевса. Ни я, ни ты – не любим его «вольностей», но казаков и стрельцов в смерды и в холопы не превратишь обратно. Они будут сражаться до крайности – лучше их оставить в покое. Малая Русь и Слобожанщина…

– Пусть она отделяет мое царство, как от польского короля, так и от базилевса. Если они объединятся, то худое может быть, – Федор Алексеевич мотнул головой. – Ты права – порядки в его государстве мне зело не нравятся, но я хорошо помню тот ужас, что обуял Москву, когда Разин возмутил народ «прелестными письмами». А тут обученное войско с казаками – и вся Малороссия полыхнет сразу, и гетман переметнется…