Царская пленница

Глава первая

На Большой Садовой улице в этот час дня было тихо и пустынно. Никаких подозрительных субъектов я не заметил и, обойдя для страховки квартал, нырнул в свои ворота. На счастье, во дворе никого из жильцов или их слуг не было, только на крылечке флигелька сидел мой приятель, беглый солдат Иван, и курил трубку. На мое появление он никак не отреагировал, как будто я отлучался на пятнадцать минут.

— Как здесь, все тихо? — торопливо спросил я, озираясь по сторонам.

— Шуметь не будешь, так и останется, — ответил он, неодобрительно оглядывая меня с головы до ног.

— Иван, что это с тобой? — удивленный таким индифферентным отношением, спросил я. Мы не виделись уже несколько дней, и ему пора было начать беспокоиться о том, куда я исчез.

— Со мной ничего, а вот ты откуда меня знаешь? — подозрительно спросил он.

— Ты что, сдурел! — сердито воскликнул я, начиная подозревать его в какой-то непонятной игре.

Всего час назад я сбежал из Петропавловской крепости, боялся погони, не без основания опасаясь за собственную жизнь, и вдруг меня отказывается признать один из близких людей, на помощь которого я твердо рассчитывал.

— Слушай, парень, — строго сказал Иван, глядя на меня с не меньшим удивлением, чем я на него, — шел бы ты своей дорогой, пока я не дал тебе по шее. Вот тогда не я, а ты сдуреешь.

Его нежелание узнать меня было таким искренним, что я не сразу нашелся, что сказать. Не мог же солдатский мундир, в который я был одет, так изменить мою внешность, что я сделался неузнаваемым.

— Не узнаешь, значит? А ты присмотрись, может быть, все-таки вспомнишь? Мы вроде недавно были друзьями, — рассудительно посоветовал я, беря себя в руки. Ничего похожего на двойную игру в лице солдата заметно не было.

Иван вынул трубку изо рта и внимательно осмотрел меня с ног до головы. У него на лице мелькнула недоуменная гримаса, какая бывает, когда видишь что-то смутно знакомое, но не можешь вспомнить, откуда.

— Неужели я так изменился?

— Голос вроде знакомый, где-то, кажись, такой слышал, а вот личность твою никогда не видел, — осторожно ответил Иван. — Напомни, может, и признаю.

— Я Алексей… Крылов, — представился я, видя, что иначе мы ничего не добьемся друг от друга.

— Кто? — ошарашено переспросил Иван, вставая с крыльца. — Как ты назвался?

Лицо его из удивленного сделалось подозрительным. Он сощурил глаза и будто ненароком пошарил взглядом у меня за спиной, кого-то высматривая.

— Крылов. Собственной персоной… — повторил я снова, но на этот раз, кажется, совсем неубедительно. Дело в том, что вставший на ноги невысокий, как и большинство людей этой эпохи, герой штурма турецкой цитадели Измаил почему-то оказался выше меня ростом!

— Ты, малец, откуда Крылова знаешь? Тебя кто сюда подослал?

Я не сразу ответил, внезапно увидев свою одежду. Каким-то чудом (не иначе как это был фокус моего товарища по заключению, с которым мы час назад бежали из Петропавловской крепости) вместо солдатской формы на мне оказалась замызганная мещанская поддевка, ветхий кафтанчик с протертой на швах материей и грязно-белые панталоны армейского покроя.

— Все в порядке, это, правда, я, — проговорил я каким-то жалким голосом. Слишком невероятной оказалась такая метаморфоза. — Меня ищут, вот и пришлось поменять внешность.

Иван смотрел на меня, вытаращив глаза. Потом недоверчиво покачал головой.

— Крутишь ты что-то, парень. Хотя в голосе сходство с Крыловым и есть. Если ты говоришь, что ты Крылов, тогда скажи, из какого века ты сюда попал?

— Из двадцать первого. Давай позже будем выяснять, кто я такой! Тогда и вспомним то, что никто кроме нас не может знать, например, про твою невесту Марфу, или как мы дрались с сатанистами! Иван, у нас сейчас на это нет времени. Я сбежал из Петропавловской крепости, и если в Тайной экспедиции известен мой адрес, сюда скоро явится целое войско. Мне нужны деньги и документы, а тебе срочно пора уходить, иначе элементарно заметут и посадят за компанию со мной.

Иван молча слушал, напряженно вглядываясь в мое лицо.

— Ну, что ты стоишь, как столб. Двигайся в темпе! Деньги спрятаны под половицей в нашей комнате. Забери их и ступай в сторону Невского. А я посмотрю, на кого я теперь стал похож, и догоню, — говорил я так тревожно и напористо, что Иван, больше не раздумывая, подчинился и бросился в нашу половину флигеля.

Я же побежал в комнату Антона Ивановича, своего далекого предка, съемщика этого флигеля, вместе с которым мы с Иваном попали в Санкт-Петербург. В его комнате имелось зеркало.

Если мой сосед по заключению, которого я прозвал Алхимик, ставил задачей сделать меня совершенно неузнаваемым, то он в этом более чем преуспел. Я, открыв от изумления рот, разглядывал отражение щуплого шестнадцатилетнего татарчонка. У таращившегося на меня из зеркала парнишки было скуластое плоское лицо, раскосые глаза, смуглая от загара кожа. К тому же стервец-сокамерник лишил меня не только собственной внешности, он еще оттяпал у меня сорок сантиметров роста.

«Ну, соседушка, ну, учудил! — не зная, радоваться или огорчаться, думал я. — Как же я буду жить с такой внешностью!»

С одной стороны, такая метаморфоза была мне на руку. В Питере я оказался недавно, но, кажется, успел обратить на себя самое пристальное внимание местных «спецслужб», кончившееся для меня заключением в Петропавловскую крепость. К тому же незадолго до ареста у меня состоялась случайная встреча с императором Павлом I.

Признаюсь как на духу, тогда я был сильно навеселе, поэтому говорил с императором без особого почтения и «политеса». Непривыкший к подобному фривольному поведению подданных, самодержец заподозрил меня в крамоле, и эта беседа кончилась для меня задержанием.

Мне тогда удалось убежать из-под стражи, но, зная въедливый характер мнительного царя, можно было не сомневаться, что для поимки опасного вольнодумца он поставит на уши всю полицию, и ориентировки с моим описанием попадут ко всем околоточным.

Получалось, что пока я сидел в крепости по одному уголовному делу, меня ловили в городе по приказанию царя. Оказавшись на свободе, я мог не сомневаться, что меня, в конце концов, поймает если не Тайная экспедиция, то полиция. Так что куда ни кинь, всюду был полный клин. Теперь, став совершенно другим человеком, у меня появился шанс выйти сухим из воды.

Самым обидным было то, что в обоих арестах я оказывался без вины виноватым. Царь заподозрил во мне французского шпиона-революционера, кем я, конечно, не был, а влиятельный чиновник из «спецотдела» тайной экспедиции позарился на мои деньги и пытался сфабриковать против меня политическое дело. На самом же деле, моя вина была только в том, что я незаконными методами пытался спасти свою жену, сидящую под арестом в Зимнем дворце.

Эта длинная и запутанная история вынудила меня приехать в столицу из глубокой провинции, где я весело проводил время в дворянских развлечениях, вроде пиров, любовных приключений и дуэлей. К несчастью, императору всея Руси привиделось, что скромная крестьянская девушка, ставшая моей женой, собирается оспаривать у него российский престол, и эта дурацкая идея фикс разрушила наше семейное счастье. Жену арестовали и повезли в Питер предстать перед строгими государевыми очами, а я бросился ее выручать. Однако теперь, кажется, даже больше чем она, нуждался в защите…

Пока я рассматривал в зеркале подростка, в которого неожиданно превратился, Иван заглянул в комнату, полюбовался, как я таращусь на себя, сказал, что уходит, чему-то засмеялся и убежал, топая сапогами.

Я оставил свое отражение в покое и торопливо пошел в свою комнату, прикидывая, что из самого необходимого можно взять собой. Больше всего мне могло пригодиться оружие, но как его скрыть на таком тщедушном тельце под куцей одеждой, я не представлял. Тем более что, став бедно одетым инородцем, я автоматически переходил в иной социальный статус, в котором носить при себе пистолеты и саблю было нельзя.

Я пошарил глазами по комнате, но не придумал, что еще кроме оружия мне может пригодиться. Все, включая одежду, принадлежало человеку иного класса, и в моем новом статусе было бы только помехой.

Так с пустыми руками и карманами я и вышел из дома.

Ивана во дворе уже не было. Я быстро сбежал с крыльца, но в этот момент во двор влетело несколько верховых военных, а за ними вкатилась черная карета с закрытым верхом, запряженная двумя изрядными каурыми жеребцами.

Я остался стоять на месте, как говорят в таких случаях, разинув рот. Мне не хватило всего одной секунды, чтобы разминуться с опасными гостями. Теперь уходить было поздно. Двое верховых остались сторожить ворота, а карета в сопровождении оставшейся охраны подъехала к нашему флигелю.

Лакей ловко спрыгнул с запяток экипажа, откинул ступеньку и открыл легкую дверцу. Из экипажа вышел грузный армейский полковник, а за ним неторопливо спустился мой недавний знакомый, следователь Тайной Экспедиции, надворный советник по имени Сил Силыч. Он-то и был тем самым чиновником, который позарился на мои несуществующие тысячи и пытался раскрутить как государственного преступника.

Несмотря на невысокий чин в табеле о рангах, где надворный советник приравнивается к военному званию подполковника, чувствовалось, что он здесь главный. Полковник и спешившиеся солдаты окружили его и после короткого инструктажа взяли оружие наизготовку. Офицер с двумя капралами поднялись на крыльцо, а остальное воинство заняло позицию по периметру вокруг дома.

По сосредоточенному лицу полковника было заметно, что он немного трусит. Офицер не спешил войти в дом, тянул в сторону открытой двери шею, как будто пытаясь издалека понять, что скрывается в помещении. Потом его взгляд остановился на мне.

Я только что видел себя в зеркале и наглядно представлял, каким теперь являюсь миру — можно было не бояться, что меня вдруг узнают.

Однако внутренне я все-таки напрягся, как будто в низкорослом татарском мальчике можно было опознать здоровенного детину и «важного государственного преступника».

— Эй, малый, не знаешь, барин дома? — крикнул мне офицер, оттягивая начало операции.

Я изобразил на лице предельную глупость и отрицательно покачал головой. Полковник успокоился, приосанился и кивнул капралам. Те, держа наготове оружие, пошли в дом. Полковник дал им скрыться внутри и только после этого пошел следом.

Все напряженно ждали их возвращения. Что делали эти люди в пустом двухкомнатном флигельке почти пятнадцать минут, остается для меня загадкой и по сей день.

Сил Силыч тоже, как мне показалось, чего-то опасаясь, отошел на безопасное расстояние и переминался с ноги на ногу, нервно потирая руки. Солдаты напряженно держали ружья наизготовку. На меня пока никто не обращал внимания, однако уйти по-английски я не рискнул.

Наконец полковник вышел наружу и громко сказал, что в доме никого нет. Напряжение спало, и оцепление подтянулось к крыльцу.

Момент был подходящий, и я попытался незаметно ретироваться. Мне удалось отойти от общей группы. Я медленно брел к воротам, когда один из солдат с лицом дебила подкрался сзади, подставил мне ножку и толкнул в спину. Я споткнулся и растянулся посредине двора. Немудрящая шутка вызвала общий смех, даже Сил Силыч соизволил улыбнуться.

Упав, я ободрал ладони и здорово рассердился. Особенно на то, что мне помешали уйти. Теперь, сделавшись объектом общего внимания, я был вынужден валять дурака, изображая глупость и непонимание того, что со мной произошло, и этим, кстати, еще больше насмешил солдатню.

Как только я встал на ноги, шутник, воодушевленный своим творческим успехом, решил повторить представление на бис. Мне его задумка совсем не понравилась, и когда он попытался опять подставить мне ножку и толкнуть, я как будто нечаянно ударил его носком сапога по косточке на щиколотке.

Придурок взвыл от боли и бросился на меня с кулаками, припадая на ушибленную ногу. Пришлось от него убегать, прячась за ржущими теперь уже над товарищем солдатами.

Когда страсти немного улеглись, и я превратился вроде как в предмет дворового интерьера, настало время делать ноги. Однако мне опять не повезло. Полковник заметил, что я отхожу в сторону ворот, и решил учинить мне допрос. Он поманил меня пальцем, и когда я приблизился, низко ему кланяясь, спросил:

— Ты чей, холоп?

Я решил использовать свою неславянскую внешность и скосить на плохое знание русского языка.

— Моя, твоя, хозяин, — ответил я и опять начал кланяться.

Мой лапидарный ответ чем-то не устроил офицера, и он продолжил допрос:

— Как звать хозяина?

— Барина, — после минутного раздумья сообщил я.

— Черт с ним, с нехристем, — прекратил наше словопрение проницательный Сил Силыч. — Начинайте обыск.

Полковник кивнул и в сопровождении тех же капралов вернулся во флигель. Сил Силыч в дом не пошел, а сел в возок.

Я опять попытался отойти в сторону, но один из солдат, взяв меня за плечо, подтолкнул к экипажу и знаком приказал оставаться на месте.

Медлительный полковник опять надолго пропал во флигеле. Когда же он наконец вышел во двор, вид у него был обескураженный. Он спустился с крылечка и подошел к коляске.

— Там, почитай, и вещей-то никаких нет, — сообщил он Сил Силычу. — Только платье, сабля, да пистолеты.

— Деньги должны быть, — скороговоркой сказал следователь. — Он много выигрывал в бильярд, да и с собой целую мошну привез, я наверняка знаю. Чай, плохо искали.

— Помилуйте, Сил Силыч, вы меня не первый день знаете, — обиделся полковник. — У меня на деньги особый нюх. Впрочем, если не верите, сами взгляните.

— Обязательно взгляну, — недовольным голосом сказал следователь и начал кряхтя вылезать из экипажа.

Они вдвоем пошли в дом и опять там застряли. Я сделал еще одну попытку уйти, и опять мне помешал все тот же бдительный солдат. Наконец экспроприаторы вышли из квартиры. Сил Силыч держал в руках мою саблю, завернутую в постельное покрывало.

— Нет, говоришь, ничего? — насмешливо сказал он офицеру. — А ты знаешь, сколько эта сабля стоит? Добрых три тысячи, а на любителя — все пять. Эхма, видать, крупную птицу упустили. Непременно изловить надобно!

Полковник выглядел смущенным и, чтобы сменить тему, спросил:

— А с басурманином что делать?

— Его доставь ко мне домой. Полюбопытствуем, может, он не такой дурак, каким кажется.

Оставаясь в роли, я слов следователя не понял, и интереса к своей судьбе попытался не показать. На этом экспедиция была окончена. Полковник оставил двух солдат в засаде и проинструктировал домовладельца на случай, если я вдруг появлюсь в доме. Тот все это время изнывал в воротах в тревоге и неведении.

О чем они говорили, я не слышал, меня как мешок закинули на круп здоровенного жеребца, за воняющую потом спину шутника-дебила. Он был все еще на меня в обиде и крутился в седле, норовя ударить локтем в живот. Я не стал отвечать, выбрав такую позицию, чтобы его локти меня не доставали.

Полковник, кончив разговор с домохозяином, отдал команду, и мы выехали со двора. Положение мое было самое незавидное. Я мог предвидеть, что со мной может сотворить алчный старикашка, если ему придет в голову, что я лукавлю, и не так прост, каким кажусь. Если меня в статусе дворянина с влиятельными покровителями могли беззаконно держать в кандалах, угрожать пытками и, по сути, морить голодом, то что могло ожидать «холопа», да еще «инородца», в стране, где и двести лет спустя произвол властей остается главным средством управления обществом!

Я даже начал всерьез прикидывать, не попытаться ли мне сбросить конника из седла и ускакать на его лошади. Однако было еще светло, эту часть города я не знал, так что с побегом шансов спастись было немного, да и не представилось подходящего момента. Идея была дурацкая, обреченная на провал. Без опыта верховой езды и знания города убежать от профессиональных кавалеристов было просто невозможно. Короче говоря, я решил раньше времени не дергаться и продолжал трястись на крупе лошади, цепляясь за ремень своего недавнего обидчика.

Наша кавалькада двигалась в противоположную от центра города сторону. Я в этом районе еще не бывал. По переговорам солдат, понял, что направляемся мы к Галерной верфи. Вдоль дороги тянулись купеческие подворья с лабазами, какие-то небогатые строения, огороды. Покрутив по боковым улочкам, мы выехали к Неве.

Усадьба следователя находилась в деревне Калинкиной, или как ее назвал сам Сил Силыч, Кальюле, на самом берегу реки, и пряталась за высоченным забором. Мы въехали через мощные, грубо сделанные ворота, пересекли обширный двор, заросший лопухами, и подъехали к дому. Строение напоминало жилище купца средней руки. Срубленный из толстенных бревен, дом ничем не был украшен и выглядел непрезентабельно. Рассмотреть в деталях я его не смог — демонстрировал тупое безразличие, к тому же уже стемнело.

Мне приказали спуститься с лошади, что я с удовольствием исполнил. Сил Силыч вышел из коляски, распрощался с полковником и, ласково мне улыбнувшись, велел идти следом за ним. Я охотно повиновался, демонстрируя тупое послушание.

На крыльцо, нам навстречу, выплыл толстый слуга с изрытым оспой лицом. Повинуясь хозяйскому жесту, он взял меня за плечо и ввел через пустые сени в темный коридор, переходящий в анфиладу небольших комнат.

Дом был практически пуст. Кое-где, правда, попадалась разномастная, ветхая мебель, но выглядела она так, как будто попала сюда случайно и не имеет никакого функционального назначения.

Рябой привел меня в клетушку с одной голой лавкой внутри, втолкнул туда, затворил дверь, запер ее снаружи на засов и, сердито бурча, отправился по своим делам.

Рассматривать здесь было нечего, поэтому я сразу подошел к окну и выглянул наружу. В темной глубине, совсем под нашими стенами, плескалась река. Дом оказался расположен весьма рискованно. Нева в том, что касается частых наводнений, коварная река, и было удивительно, почему хозяин рискнул строиться так близко от воды. Впрочем, это была не моя забота.

Я приложил ухо к дверям. В доме царила гробовая тишина, и до моей каморки не доносилось ни звука. Я сел на лавку и приготовился ждать дальнейшего развития событий. Время шло, но ничего не происходило. Строить планы освобождения с тем минимумом информации, которым я располагал, было бессмысленно. Осталось одно: улечься на голую лавку, закрыть глаза, расслабиться и попытался уснуть. Тем более что последние сорок восемь часов у меня были насыщены событиями самого разного рода.

После долгих, безуспешных поисков жены, несколько дней назад я смог разжиться хоть какой-то информацией. Мне посчастливилось познакомиться с истопником из Зимнего дворца и узнать у него, что в тайных покоях на верхнем этаже содержится под арестом какая-то женщина простого звания. Особых сомнений, кто это может быть, у меня не было. Пришлось сделать хитрый ход, сыграв на самомнении истопника, с его помощью под видом трубочиста проникнуть в покои, где содержалась узница.

После свидания с женой, и вынужденной попойки с «коллегами» по печному делу, я случайно попался на глаза царю, и тот приказал мне почистить каминную трубу в его кабинете. Во время работы мы разговорились и мое нестандартное поведение в пьяном виде, о чем я уже упоминал, вызвало подозрение императора, не французский ли я жирондист или, того хуже, якобинец. Так назывались в конце XVIII века, во время, когда происходили описываемые мной события, политические группировки, бывшие у власти в Париже во время Великой французской революции. Павел так боялся проникновения революционных идей в Россию, что запретил ношение круглых шляп, как символа французской революции, что уж говорить про сами партии.

Заподозрив во мне лазутчика, царь приказал дежурным гвардейцам отвести меня в арестантское помещение. На мое счастье, одним из двух караульных оказался мой приятель и собутыльник унтер-офицер Преображенского полка Афанасьев, который и помог мне бежать.

Однако не успел я «вдохнуть воздух свободы», как меня опоили в трактире какой-то наркотической дрянью, подмешанную в водку, и в бессознательном состоянии бросили в Петропавловку. Инициатором этого ареста был старичок Сил Силыч, к которому я нынче и попал «в гости».

Моего самого слабого места — отсутствия законного права жить в 1799 году, он к счастью не нащупал, начал брать на пушку и раскручивать по схеме хороший — плохой следователь. Его напарник пугал меня криками, угрозами и звериного вида палачом в красной рубахе, а старичок жалел и рассказывал, как дружил с моим «батюшкой», скромным советским инженером, (если говорить все как есть на самом деле), и держал меня в младенчестве на коленях.

Я в свою очередь изображал из себя провинциального лоха, сиречь — недоросля, и в первой партии переиграл старого лиса. Второй тайм приходилось играть сейчас, но в совсем другой форме. Тогда же мне почти чудом удалось вывернуться из цепких ручонок хваткого старикашки.

Соседом по каземату у меня оказался совершенно необыкновенный человек, в котором я заподозрил, по меньшей мере, инопланетянина. Не знаю, за что его держали под арестом, он не только не рассказывал мне о своих делах, но не назвал даже своего имени. «Инопланетянин», или «алхимик», как я его прозвал, каким-то образом сумел раздобыть напильник и спилил наши ножные и ручные кандалы. Потому, когда его попытался забить до смерти караульный наряд, мы оказались со свободными рукам, разделались с охраной, похитили их одежду и бежали на свободу.