Быть Богом

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

Чужой бог

Я (а зовут меня Алабом) скрылся под навесом и недовольно пробурчал:

— Ну, и погодка… Дождь, опять дождь! — и тоскливо глянул на безликую серую улицу, скрытую густой завесой дождя.

— Не подскажете, как пройти к реке Слид? — прервал мои рассеянно-печальные размышления чей-то спокойный голос. Я недовольно обернулся и смерил взглядом прислонившегося к стене высокого стройного мужчину с темными густыми волоса-ми и пронзительными черными глазами. Незнакомец был несомненно красив, и это вызвало бурю раздражения в моей душе. Сам-то я излишней привлекательностью не страдал. Очень высокий, худой, с узким подвижным лицом, задумчивыми карими глазами и длинноватыми и будто не расчесанными каштановыми прядями, — вот та-ким я был.

— Слид? — буркнул я наконец равнодушно. — А тут и идти нечего. Прямо вон то той улице, через Зал Музыки.

Мужчина кивнул и продолжил:

— А проводить не можете?

Я решил, что ослышался.

— Что?! В такой-то дождь?! — я невольно вздрогнул и поежился, искоса глянув на бушующую за пределами навеса непогоду.

— А что, это является смертельной опасностью?

В голосе незнакомца мне почудилась насмешка, я насупился и резонно заметил:

— А какой мне прок тащиться к реке? Да и вам зачем? Искупаться можно тут же, под дождиком.

— Ах, да, конечно, — иронично усмехнулся тот. Черные жгучие глаза смотрели на меня пристально и пытливо, мне сделалось не по себе от этого изучающего задум-чивого взгляда.

— Предсказывают, что Слид уничтожит мир, — внезапно проговорил незнакомец и резко спросил: — Ты веришь?

Я вздрогнул от неожиданности и молча покачал головой. Конечно, я слышал эти глупые рассказы, но если верить в каждое предсказание…

— А зря… — тихо проронил, словно обращаясь к самому себе, незнакомец. — Потому как это — ПРАВДА, — и, помолчав, добавил: — Ну, как, пойдешь со мной?

Позже я себя с досадой спрашивал: ну что, что заставило меня все-таки согла-ситься?!

Х Х Х

Мы торопливо шли по холодным промозглым улицам. Хотя, впрочем, торопился скрыться от дождя я, а мой новый знакомый неспешно брел, с каким-то странным выражением поглядывая по сторонам.

— Ну, же! — торопил я его и с тоской смотрел на мутную пелену неба, из которой низвергались ледяные потоки воды.

Улицы были безлики и пустынны. Переулки, переходы, одинаковые каменные строения, грязно-желтоватые, высокие и мрачные… Со всех сторон тянулись уны-лые стены, и непрекращающийся монотонный шум дождя лишь дополнял тоскли-вую картину. Впрочем, эти улицы я видел множество раз, и я не мог припомнить случая, когда бы мне (или хоть кому-то!) было тут весело. Но обычно я восприни-мал все как данность, и только теперь, идя рядом с этим странным человеком, ощу-тил горьковатый привкус одиночества.

Новый знакомый вызывал у меня чувство смутной тревоги. Я буквально физиче-ски ощущал исходящую от него внутреннюю силу и мощь, какую-то непередавае-мую словами волю и осознание чего-то, что я не мог бы назвать. Осознание собст-венной важности? Нет, нечто менее претенциозное, скорее даже более благород-ное… Его черные выразительные глаза, когда я ненароком заглянул в них, словно прожгли меня насквозь, и я, вздрогнув, отвернулся. Нет, этот взгляд нельзя было на-звать злым — может быть, слишком спокойным и, с другой стороны, пытливым: мол, что ты за существо-то такое? Тогда, глянув вглубь его черных глаз впервые, я не-вольно ощутил уважение к их странному обладателю, но симпатию — едва ли. Тре-вога — самое подходящее слово.

Но вот город уже заканчивается… Тут я тоже замедлил шаг, да и дождь здесь практически не шел.

— Может, дальше сам пойдешь? — остановившись, с надеждой спросил я. Он вски-нул густые черные брови:

— Ты не хочешь посмотреть на Слид?

Стараясь не глядеть ему в глаза, я поежился и нехотя пробурчал:

— Река-яд… Я не верю в это, конечно, — тут же поспешно добавил я и искоса взгля-нул на него. Он усмехнулся.

— Ладно, идем. Тебе боязно выходить из города? Ты, прав, Слид — малоприятная речка. Но ядовитые пары добрались и сюда. Видишь, как тут "весело".

— А раньше что, иначе было? — хмуро осведомился я. Сметная тревога отчего-то усилилась.

— Лучше, — твердо произнес он. — Но не в этом времени. В том, которого нет и те-перь уже и не было.

Я с изумлением глянул на него.

— Впрочем, я могу лишь интуитивно создавать образ того города, что существовал бы ранее, — все тем же отрешенно-спокойным голосом продолжал он. — Судить по твоей внутренней памяти.

И он уверенно зашагал вперед, а я, от недоумения не зная, что спросить, поплелся за ним.

— Кто ты? — вдруг выпалил я, когда мы подошли к пределу города.

— Чужой бог, — прозвучал серьезный ответ.

А я с ужасом осознал, что сказанное им — правда.

Х Х Х

Город кончился. Мы стояли перед подобием каменных ворот, и я медлил, не ре-шаясь идти дальше. Я был за пределами города всего пару раз, еще мальчишкой с другими такими же сорванцами. Там дальше — зал Музыки, а потом… Что потом — никто не знал. Или не говорил. Во всяком случае, мы даже в своей шалости не стали пресекать пределов Зала Музыки.

Город — он всегда мрачный, холодный, промозглый… В нем сыро и тоскливо. Зал Музыки ярок, там пахнет чем-то жгуче-сладким и слышатся причудливые мелодии, однако… Есть в нем нечто, заставляющее всех сторониться этого, казалось бы, чу-десного края. В нем есть речка Слид.

Я до сих пор помню эту реку. Довольно широкая, бурая, мутная, в ней бурлила какая-то неведомая мне жизнь. И запах… Въедливый тошнотворный запах, пресле-дующий тебя потом.

— Идем, — негромко проговорил мой спутник. Я вздрогнул, я не успел еще прийти в себя после его признания (или глупой шутки?!) и теперь посматривал в его сторону с тревогой и опаской.

Он смотрел на меня молча, серьезно. Стройный, подтянутый, высокий (но не вы-ше меня, а даже ниже), он был чересчур красив. Не выдержав его взгляда, я сердито отвернулся. Правда, трудно сказать, на кого я сердился — на него за невозмутимость или себя за нерешительность.

— Идем, — раздраженно и твердо сказал я и, приблизившись к воротам, прошел сквозь них. Легкая вибрирующая пелена, отделяющая Город от Зала Музыки, на миг пронзила меня всего, в голове раздался звон, и сильно застучало в висках…

Х Х Х

Разительное отличие, сразу бросающееся в глаза — яркий свет, наполняющий про-странство. Я зажмурился, привыкая к новому освещению, и, не открывая глаз, с на-слаждением вдохнул теплый, напоенный какими-то неведомыми городу ароматами, воздух. Расслабившись и даже чуть улыбаясь, я вот так и стоял пару мгновений, м не совершенно не хотелось двигаться и тем более открывать глаза. Наверное, пото-му что открой я глаза — и очарование этого края поблекнет перед мрачной, бурля-щей бурой рекой, которая (насколько я помнил) тянулась неподалеку от входа.

— Вот он какой, Зал музыки… — вывел меня из прострации задумчивый голос моего спутника. Я нехотя открыл глаза и, конечно, сразу же наткнулся взглядом на вид-неющуюся вдали коричневую мутную полосу. Я поморщился и резко отвернулся.

— Интересно, почему это место называют Залом Музыки? — осведомился я, чтобы развеять мрачные мысли, нагнанные рекой. При этом я критически оглядел просто-рный зеленый луг, пытаясь не замечать Слид.

— Я давно обнаружил в душе Льва тягу к музыке, — задумчиво отозвался мой новый знакомый. — Должно быть, звуки гармонии — это своеобразная грань между внеш-ним и внутренним, сознанием и подсознанием…

Я с изумлением уставился на него, ничего не понимая.

— Какой Лев? — с подозрением спросил я. Он рассеянно глянул на меня и, вдруг словно очнувшись, несколько натянуто рассмеялся.

— Да, так… Мысли вслух. Позже, наверно, я расскажу тебе кое-что. А пока… Пройдемся к Слиду?

Я поежился. Подобная перспектива не вызвала во мне воодушевления.

— Зачем? — деланно равнодушно отозвался я, искоса поглядывая не реку.

— Я покажу тебе кое-что, — загадочно улыбнулся он. Правда, улыбка тут же со-скользнула я его губ, и он чуть поморщился. — Впрочем, улыбаюсь я зря. Ничего приятного там нет. Но зрелище полезное. А потом поговорим.

Он произнес это спокойно и даже как-то жестко. От его слов мне сделалось не по себе, и я не нашел достойный ответ. Помолчал и смущенно спросил:

— Слушай, а как тебя хоть зовут? А, чужой бог?

Он слегка повернул голову и задумчиво закусил губу. Между густых бровей про-легла складка.

— Я еще не придумал, — с легким смешком признался знакомый незнакомец. Я не-доверчиво хмыкнул, но спорить не стал. Этот странный человек уже начал нравить-ся мне, хотя что-то в нем продолжало вызывать смутную тревогу.

— Хорошо, пусть будет Господин, — с издевкой произнес я вслух, пытаясь вернуть себе самоуверенность. Мой собеседник нахмурился. — Ты ведь мнишь себя божест-вом.

Он резко вскинул голову, и в глазах его вспыхнул гнев.

— Я — не господин! — резко бросил он, сузив глаза.

Я ухмыльнулся, довольный результатом (наконец-то пробил брешь в броне его спокойствия!):

— Нет уж, Наставник. Вы хоть и чужой бог, а все же Господин! — и, сказав это, я отчего-то ощутил непонятное мне самому удовлетворение.

Х Х Х

Около реки было душно, и в пространстве разливался едкий въедливый запах. Я закашлялся и, отвернувшись, сощурился, пытаясь преодолеть жжение в глазах.

— Смотри, — раздался позади меня голос Господина. Я нехотя обернулся. Мой друг (потому как с этого момента я считал его по меньшей мере добрым приятелем) сто-ял перед рекой, упершись левой рукой во влажную красноватую глину.

— Ты смотрел когда-нибудь в Слид? — негромко спросил он. Я поежился и кивнул, невольно припоминая, как давным-давно с ребятами с любопытством глянул в бу-рые воды Слида. Больше мы этого не повторяли. И никогда я не смогу забыть этот черный провал — должно быть, чье-то лицо без четких очертаний…

— Да, смотрел, — глухо озвучил я свои мысли.

— Тогда ты видел того, кто нарушил равновесие в Вашей Вселенной, — продолжал литься спокойный, даже как будто отрешенный голос Господина.

Я хмуро пожал плечами. Удивляться просто не было сил, Слид словно вытянул из меня частицу жизни. Удушливый запах и духота вызывали дурноту, и слегка кру-жилась голова. Сквозь смутную пелену, вызванную плохим самочувствием, я уви-дел, как Господин (я в шутку действительно стал называть его так) нагнулся и под-нес было руку к воде. Его ладонь наверняка погрузилась бы в маслянистую густую жижу, но мой немного испуганный окрик остановил его:

— Ты что! Ты знаешь, что будет с твоей рукой?!

Я умолк, тяжело дыша. В моей памяти заскользило воспоминание: я, мальчишка, весело сую ладонь в жидкую масса и тут же с криком вырываю ее. Резкое жжение, по коже пошли волдыри. Рука заживала очень долго.

Господин иронично улыбнулся и спокойно коснулся воды, потом опустил руку еще глубже. Я с недоумением следил за ним. Он что, мазохист? Также спокойно мой странный знакомый вынул руку, брезгливо отряхнул тяжелые капельки и продемон-стрировал мне ладонь. Никаких ожогов! Я изумленно вскинул брови:

— Река уже не ядовита? — я попытался произнести это как можно небрежнее. Гос-подин усмехнулся:

— Лучше не экспериментируй. Дело в другом.

Он умолк, и я нетерпеливо спросил:

— Ну?! И в чем же дело?

Господин задумчиво смотрел перед собой, словно бы и не замечая меня. Я хотел было сердито поторопить его, но тут он вышел из своего транса, слегка повернул голову и произнес без тени улыбки:

— Хочешь знать? Тогда пошли со мной. Навсегда. Назад ты не вернешься. Таким, как был, я имею в виду.

— Куда? — вздрогнул я. Что-то внутри меня судорожно сжалось, напоминая о чем-то мною забытом. Навсегда… Это слово оборвало какую-то связь с прошлым.

Черные глаза моего собеседника пристально смотрели на меня. Я с трудом вы-держивал его тяжелый взгляд.

— Ты ЗНАЕШЬ, — жестко проговорил он. — Возможно, позабыл, но ты вспомнишь. Ну, так как?

Я открыл рот, чтобы возмущенно возразить, но вдруг выпалил:

— Пойдем!

Х Х Х

Вечером город еще более мрачен, чем в дневное время. Он напоен промозглой сыростью, и вокруг темные каменные улицы, уходящие во мрак ночи. Поэтому я не-часто брожу в это время суток.

Впрочем, сейчас я был довольно далеко от города, и с удивлением обнаружил, что вечер может быть и по-своему красивым.

Мы сидели на валунах, вдалеке от Слида, и молча смотрели за линию горизонта. Не в сторону, где был Господин, а туда, где простиралась Неизвестность. И, глядя на мерцающую пену облаков, плывущую в теплом сиянии заката, я вдруг ощутил возбуждение и странный прилив сил. Мне казалось, что в моей жизни начало проис-ходить что-то действительно важное.

Я искоса глянул на своего нового друга. Он сидел, задумчиво глядя на заходящее солнце, и лицо его в золотистом сиянии заката, казалось, действительно принадле-жало божеству.

— Итак, с чего все началось? — заговорил наконец он и его низкий с хрипотцой го-лос гармонично вписался в этот спокойный вечер. Я молча слушал, понимая, что мои комментарии ни к чему.

— Я начну издалека. Ты и не поймешь вначале, о чем я. Это будет длинная история. Наберись терпения.

Я завороженно кивнул. Он продолжал, рассеянно глядя за горизонт:

— Я родился на маленькой планетке. Она находится вне того времени и простран-ства, в которых ты существуешь. Даже не старайся понять, как это.

Тяга к чему-то, что лежит за гранью видимого, появилась еще в детстве, и я отча-янно искал знаний. Искать их можно по-разному. Самый легкий путь — с помощью книг. Я в свое время тоже любил искать новую информацию в них, но потом немно-го разочаровался. Ну, прочитал я, а дало ли мне это что-то? Кому-то, полагаю, дат, но мне — едва ли. Я хотел что-то ДЕЛАТЬ, действовать, спасать миры… — тут он на мгновение умолк и криво усмехнулся. — Что ж, теперь мне представилась такая воз-можность. В общем, я ринулся путешествовать. Не стану томить тебя описанием моих странствий. Повидал я очень много всякого, и сам не заметил, как меня про-звали "Странствующим Мудрецом". Потом появился первый ученик. Просто подо-шел и попросил: "Научите, чему сами обучились". Я растерялся, но согласился.

Всего у меня было три ученика. Вернее, не было, а есть. Если уж ты берешь от-ветственность за кого-нибудь, то, даже обучив его всему, что знал сам, продолжа-ешь отвечать за развитие своего ученика. Да, да, это так. Поэтому, прежде чем назы-вать себя Учителем, стоит подумать, хочешь ли ты подобной ответственности. Мой третий ученик, вернее, ученица, Лев, имеет к тебе самое непосредственное отноше-ние. Подожди, я все расскажу.

О Миссии Селены я узнал довольно давно. Есть в той Вселенной такая вот искор-ка жизни — в будущем она станет целой планетой, Селеной. А пока о ней, этой кро-хотной искорке, следует заботиться, лелеять ее и беречь. Заниматься этим призвали Двенадцать Представителей Знаков Зодиака. Что такое Знаки Зодиака ты, конечно, не знаешь. Ну, да ладно. Важно другое — Лев является одной из этих Представите-лей. То есть миссия ее чрезвычайно важна. И мне выпало учить ее.

Я понял, кто она и что ей суждено, заглянув ей в глаза. Этого не объяснить, это нужно прочувствовать. И вот недавно… Хм, это для меня недавно, а для тебя уже кануло в Ничто… В общем, в моей полосе времени это было не очень давно. Я от-правился снова в свои любимые странствия. На сей раз — в галактику Сиреневых Рощ. Меня интересовало одно племя, народец… Само по себе не обладающие более менее развитой культурой, даже дикие, они откуда-то знают элементы Черной Ма-гии. К примеру, их Стрелы Армрита. Наконечники этих стрел они смазывают ка-ким-то ядом. Его состава я, увы, не знаю. Знал бы, не случилось бы всего этого. Этот яд, попадая в кровь, творит ужасное. Он убивает тело, как и другие яды, хотя и довольно медленно, но при этом еще и как бы разрушает духовный мир человека. Чтобы тебе стало понятнее, я в общих чертах объясню, из чего, собственно, состоит духовный мир. Итак:

1) Искра Абсолюта. Она безличностна, это просто божественная ис-кра жизни. Эта искра содержит как женское, так и мужское начала, каким бы ни был сам человек — то ли мужчиной, то ли женщиной. Вряд ли можно встретить стопроцентную женщину или мужчину. В каждом есть ка поми-мо определяющего качества (скажем, женского) и сопутствующие ему;

2) Индивидуальность — это высшее осознание себя как божественной субстанции. Некий духовный опыт. В общем, все, что есть в человеке пре-красного;

3) Личность — это внешнее осознание, поверхностная память. Отно-сится к той жизни, которая течет в данное мгновение. Привычки, пробле-мы, недостатки… Желания… То, что лежит на самой поверхности созна-ния. Что-то из этой области со временем может перейти в индивидуаль-ность, а остальное рассыплется.

Поэтому, как видишь, Вселенная — это сложная разумная система. Сверхразумная для тебя. Твой разум и разум Бога, то есть Космический Разум относятся друг к дру-гу как единица к бесконечности. То есть ни в коем случае нельзя задаваться такими вопросами, как: о чем может думать Творец, как выглядит, есть ли у Него собствен-ная Вселенная, в которой Он живет? В любом случае ответ оказался бы слишком сложным, ты просто не в силах был бы вместить его. Возможно, и в Его Вселенной есть такие понятия, как вода, воздух, огонь, звезды… Но там они представляют со-бой нечто совсем иное, чем здесь, в твоей веленной. Хотя, с другой стороны, есть и другое правило: как вверху, так и внизу. Все подобно. Но, как видишь, это слишком сложно. Лучше не задумываться об этом, по крайней мере пока. Давай продолжим о том, что я тебе рассказывал до этого.

Так вот, этот яд разрушает связь между Индивидуальностью и Личностью. То есть все то, что человек делал в этой жизни, будет утеряно. Там наверняка было полно мусора, но ведь среди него могла затеряться и жемчужина.

А теперь вообрази, что случилось. Я был в Сиреневых Рощах и занимался своими исследованиями. После этого я планировал навестить планету Двенадцати Предста-вителей, вернее — Льва на ней. Но моя ретивая ученица решила поторопить меня. Она прибыла туда, где я работал, и почти сразу угодила под Стрелы Армрита.

Конечно, я должен был предвидеть это. А раз не сумел — что ж, тогда решить воз-никшую проблему.

Лев не должна была погибнуть, да еще и потерять при этом всю память о послед-ней жизни и всяческую связь с ней. Она слишком тесно связана с Миссией Селены.

Знай я состав яда, сумел бы приготовить противоядие. Но я не знал, а на то, чтобы узнать, потребовалось бы слишком много времени. И я придумал, как иначе решить проблему. Есть такое понятие как "делимость духа". То есть ты отделяешь частицу себя и переносишь ее куда хочешь. При этом существуешь в нескольких местах сра-зу. И еще один фокус есть. Ты направляешь частицу своего "я" в духовный мир другого человека. Это опасно и ему, и тебе. Тебе — так как если не будешь Масте-ром, то не сумеешь выбраться обратно. Ему опасно, потому что энергия, которой обладает входящий, чужда его собственной, может произойти отторжение, чреватое дурными последствиями. Но в случае Льва это уже не играло существенной роли. В его внутренний мир УЖЕ вторглась чуждая энергия — энергия яда Стрел Армрита. И несет она знак минус. И если я внесу знак плюс, система вновь войдет в состояние равновесия. Лев хотя бы временно перестанет погибать, а я тем временем решу, что делать.

Он умолк, хмуро глядя на небосклон. Я тоже молчал, потрясенный. Все, что он рассказал, спуталось у меня в голове, и я боялся привести в порядок свои мысли. Боялся понять его.

Наконец, я заставил себя спросить:

— Ну, и при чем тут я? — мой голос был каким-то тяжелым, беспокойным. Господин повернул голову и с усмешкой глянул мне в глаза. Я поежился и опустил взгляд.

— Твоя Вселенная, Алаб, и есть тот самый духовный мир Льва. А Ее искра жизни — Бог, Абсолют для тебя. А я — та самая положительная энергия. Чужой бог. То есть прибывший из другой Вселенной.

Я, сжав кулаки, не видя смотрел себе под ноги. Неужели этот бред может оказать-ся правдой?!

— А я кто? — с трудом подняв на Господина взгляд, хрипло осведомился я. Его гла-за, черные, мерцающие в полутьме заката, проникали куда-то вглубь меня.

— Ты — связь Личности с индивидуальностью. Город — это та область, где обитает Личность. За горизонтом — мир Индивидуальности. А ты — словно тончайшая связь между этими двумя мирами. Ты являешься тем, кто впоследствии станет (вернее, может стать) частью Индивидуальности. Ты не единственный в своем роде, конеч-но. Подобные тебе рассеялись по миру, и совершенно позабыли, что им следует де-лать и как жить. Вы постепенно возвращаетесь в мир Личности. А те, кто живет в мире Личности — смертны. Вы — полувечны. То есть почти вечны.

— И как ты отличил меня от других? — хмуро спросил я.

— Ты обладаешь таким свойством, как память. Истинные жители Города не спо-собны помнить. Они словно текут от одного события к другому, не задерживая их в памяти. Раньше ведь ты был жрецом. Ты помнишь?

Я — жрецом?! Я хмыкнул.

— Что ж, не помнишь. Действие Стрел Армрита.

Внезапная догадка прожгла меня насквозь.

— Слид — это яд?! — взволнованно выпалил я.

— Да, — печально кивнул он.

— Постой-постой! — вдруг ахнул я. — Ты имеешь в виду, что Творец нашей вселен-ной — женского пола?!

Господин, откинув голову, расхохотался:

— Ты меня совсем не слушал! Ну, разве я не сказал, что в Искре Жизни есть и жен-ское, и мужское начала? Просто в этой жизни женское находится в проявленном со-стоянии, вот и все.

— Значит, я нахожусь в меньшинстве… — протянул я. — Ладно, но что я могу сделать для моей вселенной?

Он вздохнул:

— Не знаю… Просто чувствую — ты нужен.

Х Х Х

Завершив наш разговор, Господин поднялся с валуна и, сладко потянувшись, зая-вил: "Теперь пора отдохнуть". С этими словами он лег на траву и подложил локоть под голову. Я, насупившись, глядел на него. Во что он меня впутал?! Как бы мне хо-телось не верить во все, сказанное им сейчас… Но почему-то я верил. Почти верил. Наверное, оттого, что он был прав относительно памяти. Только сейчас я оконча-тельно понял, что большинство окружавших меня в Городе людей не умели удер-живать в памяти происходящие события, они жили не за счет ОСОЗНАНИЯ себя и окружающего, а за счет РЕАГИРОВАНИЯ на совершаемое кем-либо.

— А тебе не страшно? — внезапно спросил я его. Господин улыбнулся одними гла-зами.

— Что именно?

Я помедлил.

— Ну… Ведь твой Бог отделил тебя от Своего Разума временно. Ты — только кро-хотная часть Его, так? Потом, когда ты выполнишь свою миссию, Он заберет тебя отсюда. Ты снова будешь не индивидуальностью, отдельным сознательным сущест-вом, а частицей Его самого. Умрешь, в общем-то.

Он помрачнел и уставился в темнеющее небо.

— Боюсь шли я стать тем, кем был изначально? — глухо, словно обращаясь к себе самому, пробормотал он. — Это мое заветное желание. Знаешь ли ты, каково это — попасть в чуждую тебе Вселенное, где всё — материя, энергия, всё словно противо-стоит тебе! Выталкивает! Даже смерть стала бы неплохим избавлением, — он помол-чал, потом продолжил: — Сейчас еще терпимо. Как-никак, я уравновешиваю систему. А когда я нейтрализую Слид… Может, я и не выдержу, и твоя Вселенная выкинет меня отсюда, исторгнет из своих недр. Погибну не только я, но и мой Абсолют, мой Бог.

Я с тревогой и сомнением глядел на него. Его низкий бархатистый голос звучал отстраненно и как будто спокойно. Но вряд ли ему безразлично, умрет он или нет. Наверное, просто хорошее самообладание.

Внезапно он снова посмотрел на меня и хитровато улыбнулся.

— А я знаю, что ты испытываешь по отношению ко мне, — заявил он чуть лукаво. — Это противоречивые чувства. С одной стороны, ты боишься меня и ощущаешь смутное беспокойство. С другой же тебя тянет ко мне.

Я нахмурился. У меня что, все на лице написано?

— Это просто логическое умозаключение, — с усмешкой пояснил Господин, заметив мою тревогу. — Понимаешь ли, я — вторгнувшаяся чуждая энергия, и все вокруг про-тестует против моего присутствия. Будь ты истинным жителем города (то есть, будь ты составляющей Личности), ты бы меня ненавидел. Это вполне естественное чув-ство, лежащее на поверхности. А поверхность — это и есть Личность. Но ведь ты по-тихоньку приобщаешься к вечности. Вечность — это Индивидуальность Льва, твоего Абсолюта. А эта самая Индивидуальность помнит, знает, что я — ее Учитель, и тя-нется ко мне.

— Учитель, — ухмыльнулся я. — Ты — мой Учитель?

— Получается, что да, — серьезно кивнул он и сонно добавил: — А теперь спать… Ко-гда я сплю, частица меня возвращается к своему Высшему Разуму. И я накапливаю энергию там. Чтобы жить дальше.

С этими словами он закрыл глаза и, по-видимому, вскоре унесся в свою Вселен-ную. Я же еще долго сидел на валуне, глядя в черное ночное небо, где мягко мерца-ли звезды, и размышлял обо всем, что произошло.

Как много вопросов мне еще хотелось задать ему! Но большинство из них я так и не задал…

Х Х Х

С этой ночи начался особый период. Не бездумное скучное существование, как раньше, а пестрая, полная событий и приключений жизнь — жизнь человека, учаще-гося быть самим собой. Вернее, стать тем, кем был когда-то…

За пределы Зала Музыки мы вышли уже на следующий день. Впрочем, резкой границы не обозначилось, просто стало как-то легче дышать, и все вокруг приобре-ло более яркие краски и насыщенные запахи.

— Мы подходим к Детству… — задумчиво проронил господин. — Сюда яд еще не до-брался.

Я даже не стал спрашивать, что он имеет в виду и пытаться разгадать, кто же он все-таки: то ли сумасшедший с манией величия, то ли фантазер, а может, и действи-тельно тот, кем назвался. В конце концов, что я знаю о своем мире? Ничего, кроме бесчисленных пустынных улочек Города…

Постепенно растительности вокруг становилось больше. Я с любопытством по-сматривал на высокие деревья с ветвями, теряющимися в разноцветной густой лист-ве: розовой, изумрудной, пепельно-золотистой… и в воздухе стоял пьянящий, чуть терпкий аромат. Вдохнув в себя побольше этот ненавязчивый запах, я невольно рас-прямил плечи и улыбнулся почти расслабленно.

И именно в этот момент мы встретили ЕЕ. Я остановился, пораженный бесчис-ленным множеством деревьев, растущих чуть ли не вплотную друг к другу, и с удивлением осведомился:

— Это что? Разве так бывает?

— Это лес, — спокойно ответил мой спутник, явно хотел что-то добавить к своим словам, но отчего-то промолчал. И так как он не казался неуверенным в себе и тем более скромным, то я, заинтересованный, проследил за его взглядом и на секунду тоже онемел от неожиданности.

У одного из деревьев, обняв его худенькой загорелой рукой, стояла юная девуш-ка. Совсем молоденькая, только-только приобретшая атрибуты истинной женствен-ности. В меру высокая (ниже Господина, а он, хотя и сам высокий, меня все-таки не догнал в смысле роста), тоненькая, большеглазая. Немного лохматые, прямые и до-вольно короткие волосы пепельного цвета падали на маленькое личико. Стройные ноги незнакомки обволакивала тонкая серо-жемчужная ткань, на плечи было на-брошено что-то непонятное, оставляя обнаженными красивые руки. Вцепившись пальцами в розовато-бурую кору дерева, девушка пристально, с немым ужасом, смотрела на Господина, и ее длинные изогнутые ресницы чуть дрожали.

— Вот это да! — ухмыльнулся я, придя в себя, и оглянулся на Господина. Он сердито покосился на меня и снова взглянул на девушку. На его лице появилось удивленное выражение, на лбу пролегла складка. Казалось, его встревожило внезапное появле-ние этой, в общем-то, хорошенькой незнакомки. Меня тоже слегка удивило, что в этих глухих (во всякий случай, на первый взгляд) местах затерялась столь юная осо-ба. Что она тут делает?

— Она — и вот такая… — хмуро пробормотал Господин. Помолчав, продолжил, слов-но бы обращаясь к себе самому: — А я думал — беспечный мальчишка или веселая девчонка. А оказалось, — наивная девушка.

Я хмыкнул:

— Думаю, не имеет смысла пытаться понять тебя? — я попытался бросить эту фразу чуть свысока, небрежно, словно меня все это не волнует, но голос дрогнул.

— Поймешь, — спокойно сказал он. Я ничего вставить не успел, так как в этот мо-мент девушка оторвалась от дерева и уверенно направилась к нам, глядя на Госпо-дина расширившимися глазами. Остановившись напротив него, она задумчиво склонила голову и, помолчав, спросила по-детски звонким голосом:

— Ты пришел ко мне?

Не сдержавшись, я рассмеялся. Меня позабавила не столько наивность вопроса, сколько озадаченное выражение на лице моего спутника.

— Перестань, — недовольно буркнул он. Я ухмыльнулся. Ага, проняло! Господин, не обращая более на меня свой благосклонный взор, помялся и неуверенно сказал, про-кашлявшись:

— Прости… Как тебя зовут?

Она пристально смотрела на него, взгляд у нее был прямой и вопрошающий.

— Дайна. Ты забыл?

— Ну, у тебя столько тайн в прошлом… — как бы скользь пробормотал я. Он чуть скривился:

— О, да! Ты себе даже не представляешь, как много, но эта конкретная тайна туда не относится.

Я улыбнулся, но возражать не стал.

— Дайна, послушай, я помню твой лес, я извне исследовал его, я силился увидеть и тебя, но, каюсь, разглядел не вполне верно. Я был лишен возможности встретиться с тобой лицом к лицу.

Она вскинула густые темные брови и, легонько тронув его за руку, отрывисто проговорила:

— Пошли! — и с этими словами, развернувшись, скользнула в заросли деревьев. Господин, насупившись, послушно и будто нехотя последовал за ней. Пару секунд я ожидал персонального приглашения, но очаровательная Дайна так и не удосужилась взглянуть в мою сторону. Поджав губы, я молча пошел в направлении леса, досадуя про себя о том, что не родился красавцем — ни тебе звания "чужого бога", ни внима-ния хорошеньких особ, которые с места в карьер вопрошают: "Ты ко мне?" и при этом восторженно хлопают смоляными ресницами… Сплошная рутина — спасти Вселенную!

В лесу, на мой взгляд, было несколько душновато. Плетясь за своими спутниками, я сердито теребил тонкую ткань, предназначенную охранять мое тело от холода.

— Жарко… — пробормотал я, исподлобья глядя на спешно идущую впереди пароч-ку. Ответ не последовал, и я в сердцах сказал: — Уж лучше бы было холодно!

Господин внезапно остановился и, оглянувшись через плечо, с любопытством ос-ведомился:

— Ты так считаешь?

— Да! — упрямо буркнул я. — Когда холодно, можно потеплее одеться, а так — хоть умри!

— Ну-ну, — усмехнулся он и снова последовал за Дайной, которая, казалось, ничего не заметила. Ее тоненькая фигурка виднелась вдали между деревьев. Я хмуро по-смотрел на нее и раздраженно пожал плечами. Тоже мне, гений!

…Наверное, лес был красивым. Наверное, потому как мне это было, в общем-то, безразлично. Я молча, стиснув зубы, плелся через какие-то заросли и гадал, когда же мы остановимся. Куда мы вообще направляемся?

Вот Господин остановился. Ч тоже остановился и устало поинтересовался:

— Пришли?

— Не знаю, — задумчиво откликнулся тот. Было как-то непривычно слышать от него это равнодушное "не знаю". Казалось, он обязан знать все!

Уже смеркалось, и только вот сейчас я наконец попытался осмыслить, где нахо-жусь. Обида по поводу не слишком восторженного приема осела, и я сумел заста-вить себя оглянуться вокруг.

В сиреневатом свете наступающего вечера деревья словно причудливо кланялись мне. Забавно было видеть столько деревьев сразу, и я поймал себя на том, что вос-принимаю их скорее как еще одну разновидность стихии, однородной и гомогенной, наподобие воды. Просто густое, слишком плотно заполненное пространство.

Из глубин моей новоизобретенной "стихии" вынырнула Дайна. Красивая, хотя и несколько неухоженная девушка. Пожалуй, я не обратил бы на нее внимания, не смотри она такими обожающими глазами на Господина. У, что в нем особенного?

— Я хочу, чтобы ты был здесь, со мной, — приблизившись к нему почти вплотную, приглушенно, но твердо произнесла она. Господин вздрогнул и отпрянул. Я отвер-нулся, невольно усмехаясь.

— Я не могу… — с какой-то болью выдавил он из себя. Молчание… Обиделась? Я снова взглянул на них. Господин стоял, закусив губу, и казался слишком взволно-ванным. Сквозь смуглую позолоту его кожи проступили бурые пятна, он совершен-но утратил гордую величественность. Мне стало его немного жаль, и я поглядел на него снисходительно. Дана же казалась абсолютно уверенной в себе.

— Тогда я пойду с тобой.

— Ни в коем случае! — вздрогнул мой друг, и даже я испытал беспокойство. Полные губы девушки тронула немного насмешливая улыбка.

— Ты думаешь, я у тебя спрошу разрешения? Я должна пойти. Я хочу.

— Хорошо… — его ответ явился для меня полно неожиданностью. Я изумленно спросил:

— Зачем она нам?!

Господин и не посмотрел в мою сторону.

— Не воображай себя избранником, — сухо выговорил он. — Просто ты оказался пер-вым более или менее подходящим человеком. Вполне возможно, я ошибся, и Дайна будет более полезна.

Я покраснел от обиды. Если честно, мне на секунду вообще расхотелось куда-нибудь идти.

Х Х Х

Дайна спала, лежа на траве и подложив под щеку ладонь. Она казалась особенно трогательной в полумраке вечера.

Мы с Господином сидели рядом. Я прислонился спиной к дереву, он обходился без какой-либо опоры и задумчиво смотрел на спящую.

— Ну, может, что-нибудь объяснишь? — спросил я, устав любоваться его правиль-ным профилем. Он поморщился.

— Что ж… Я еще сам толком не разобрался. Думаю.

— Ну, думай, — фыркнул я и отвернулся. Он заговорил вновь:

— Мы находимся в Области Детства. Ты знаешь, что такое детство?

Я хмыкнул, не сочтя нужным отвечать. Он не особенно расстроился из-за моего молчания и продолжил:

— Детство — это пора, когда человек был абсолютно искренен во всем. И очень хо-рошо, если взрослый бережет частицу детства в своей душе. Вот в такой-то частице мы и находимся. А дайна, полагаю. — ее исконный обитатель. По правде, я ожидал встретить ребенка.

— А встретил женщину, — усмехнулся я. Он кивнул:

— Да, но не совсем. Это все-таки ребенок. По-своему.

— И это дитя тут же по уши влюбилось в тебя, — саркастически заметил я. Господин нахмурился.

— Это не удивительно, — медленно выговорил он. — Понимаешь, когда я встретил Льва впервые, он был по сути своей, честно говоря, ребенок. И я затронул в его ду-ше именно струны детства. Именно ребенок в нем привязался ко мне, полюбил… — он помедлил, неуверенно улыбнулся и с надеждой добавил: — И вот я встречаю этого ребенка тут, который уже любил меня!

Я насупился. Конечно, красавчиков все УЖЕ любят.

— Но что мне делать с ней? Она… она слишком серьезно меня воспринимает. Когда я покину вашу вселенную… ей будет тяжело. — он говорил раздумчиво, словно об-ращаясь к себе самому. Я хмуро взглянул на него и сухо сказал:

— Я устал. Хочу спать. А то спасателям вселенной не хватит сил бороться с врага-ми.

Он с интересом взглянул на меня.

— Ты действительно вообразил себя особенным?

Я зло ответил:

— А что?! По-моему, ты сам убеждал меня в этом!

Господин усмехнулся:

— Ладно, как угодно. В конце концов, каждый поступает по собственному усмотре-нию и по собственному же усмотрению забирается на пьедестал.

— Вот именно! — я окончательно разозлился и, улегшись на траву, сделал вид, что сразу же погрузился в сон. Внутри меня все полыхало от возмущения. И более всего выводила из себя мысль, что он прав!

Х Х Х

Утро в лесу оказалось восхитительным. Я проснулся сам, и первое, что ощутил — чуть терпкий свежий запах, и еще — тепло на своем лице. Я сел, сладко потянув-шись, и, вскинув голову, увидел, как солнечный свет пробивается сквозь листву де-ревьев, мягко освещая все вокруг.

Они еще спали. Господин лежал на спине, подложив локоть под голову. Дайна свернулась в калачик и сладко посапывала.

Я снова уселся на траву и принялся разминать суставы, раздумывая, чем бы за-няться.

— Доброе утро, — прервал мои мысли бодрый голос Господина. Я обернулся. Мой друг, растрепанный ото сна, весело смотрел на меня. Выглядел он презабавно: оде-жда смешно топорщилась, волосы торчали во все стороны, а на лице запечатлелось сонное благодушие.

— Хорошо выспался? — у меня было прекрасное настроение, и хотелось сказать что-нибудь прекрасное. Он задумчиво и рассеянно улыбнулся.

— О, да. Сон для меня — лучшее времяпровождение! — откинувшись на траву, Гос-подин блаженством потянулся. Поймав мой недоуменный взгляд, он пояснил: — Сон — непонятная территория. Я сам толком не могу объяснить, что как и почему проис-ходит, но, когда я сплю, я снова в своей Вселенной… и там я набираю энергии для дальнейшей борьбы. Ведь тут для меня все чужое, все не так, как у меня дома, и ка-ждое мгновение нужно отбирать чуть ли не с боем!

— А я вот хочу есть, — вставил я. Господин усмехнулся:

— Ничем не могу помочь. Вот проснется Дайна, и спросим, есть что съедобное.

— А так что — впроголодь жить?! — возмутился я. Он посмотрел на меня с любопыт-ством. Он умел смотреть с такой вот хитрецой, чуть искоса, что неизменно выводи-ло меня из себя.

— Ты голоден?

— Не очень, если по правде — пробурчал я. — Но надо же чем-то занять время, как-то убить его! Хоть поем.

— Забавно. Вот так выражение — убить время! Зачем же вообще жить, если попро-сту убиваешь время? Ведь каждая секунда приближает тебя к смерти.

— Фу, ну ты и пессимист! — невольно вздрогнул я. — И потом, я-то был абсолютно уверен, что ты веришь в бессмертие.

Он вздохнул и неспешно проговорил:

— Знаешь, Алаб… Я часто размышляю, над тем, что же такое бессмертие… Пожа-луй, его можно определить так: способность сохранять память и самосознание после того, как какая-либо из временных оболочек (то же тело, к примеру) перестает функционировать. Но ведь вспомни сам, о чем думает большинство! Начать того, что у многих, как я уже говорил, вообще отсутствует память. А самосознание? Есть ли оно даже у тебя? — тут он повернул голову и пристально посмотрел мне в глаза.

— Да, — как можно тверже отозвался я. — Есть, конечно.

Он усмехнулся:

— Мысли о том, как бы повкуснее наесться, нельзя отнести к самосознанию. Это инстинкт физической, самой грубой оболочки, а значит, он должен умереть вместе с ней. Много ли в тебе останется после того, как уйдет этот инстинкт? Да и другие тоже? Есть с тебя снять всю эту шелуху, будет ли хоть крохотное зернышко?

На миг я растерялся.

— Но ведь я состою не только из мыслей об удовольствиях! — попытался я запро-тестовать, но осекся под насмешливым взглядом Господина.

— Надеюсь-надеюсь, — пробормотал он. — М-да, еще ты состоишь из мыслей о соб-ственной значимости. Тоже, знаешь ли, не мысль-долгожитель.

— Это как посмотреть! — рассердился я и добавил, хотя на самом деле так не думал: — Эгоизм, может быть, тоже бессмертен!

Он сощурился и отозвался чуть жутковатым голосом:

— А вот об этом будем судить после смерти. Вернее, после нескольких смертей — физической, астральной, ментальной. Или, чтобы тебе было яснее — смерти ин-стинктов тела, желаний личности и праздных мыслей ни о чем. Там, где эгоизму не за что будет зацепиться — ведь не останется ничего, что он привык считать крите-риями своего существования. Идет?

Я покраснел от обиды, но возразить не успел. Наши разглагольствования прервал сонный голосок Дайны:

— Доброе утро…

Х Х Х

Оказалось, зря мы с Господином спорили о еде — Дайна, проснувшись, выдала нам по ореху. Это были среднего размера плоды в плотной жесткой оболочке, кото-рую трудно было снять, а по вкусу — горьковатые.

Вначале я гордо отказался от угощения, памятуя об обиде. Пусть им будет плохо! Но оказалось, что им стало вовсе не плохо, а, напротив, хорошо.

— Прекрасно! — радостно воскликнул Господин. — Милая Дайна, теперь вам доста-нется целых два ореха! Я уступаю вам свою половину.

И я скрепя сердцем переменил свое решение.

После завтрака Господин занялся чем-то вроде зарядки, и Дайна, разумеется, ста-ла весело подражать ему. Правда, если он двигался грациозно, то она — несколько неловко. Сердито глядя на них, я подумал: пожалуй, неплохо, что обитательница Детства равнодушна ко мне. Ну, зачем мне такая?!

Х Х Х

— Нам пора, — сказал Господин, окончательно приведя себя в порядок (что заклю-чалось, помимо псевдозарядки, в приглаживании волос). Я с любопытством спро-сил:

— Куда теперь?

— Долину Загадок и Неразгаданных тайн, — отозвался он и, не дожидаясь моего во-проса, пояснил: — Каждый человек задает себе вопросы и ищет на них ответы. На не-которые находит, другие остаются неразгаданными долгое время. И такие вот загад-ки-тайны обитают в области души, которую условно можно назвать "Долиной Зага-док и Неразгаданных тайн". Интересно, как на нее подействовал Слид? — задумчиво прибавил он. Я, разумеется, ответить на его вопрос не мог.

Х Х Х

Далее мы следовали за Дайной. Она, конечно же, знала все тропки в лесу и с лег-костью вела нас через кусты, между деревьев, так что я вскоре окончательно заблу-дился и гадал: как же мой великий спутник намеревался искать здесь дорогу само-стоятельно? Кто же, в таком случае, из нас излишне самоуверен?

Шли мы долго, и я решил по дороге задать один из мучащих меня вопросов:

— Скажи, ты предвидишь будущее? — запыхавшись от быстрой ходьбы, на ходу спросил я. Он, обернувшись, на мгновение сверкнул улыбкой:

— Немного. Но это не моя заслуга. Это заслуга времени.

— Да? — вскинул брови я. — И в чем же заключается его заслуга?

Он помедлил, прежде чем ответить:

— В твоей Вселенной и во Вселенной твоего Бога, Льва, время течет по-разному. То, что там — секунда, для вас может оказаться миллиардом лет. То есть у вас может сложиться впечатление, будто в мире Льва времени нет вовсе. Но оно есть. Я же присутствую в нескольких мирах сразу. Часть меня здесь, а часть в это мгновение видит Льва и то, что происходит с ней. И знание о Судьбе Льва, которую я наблю-даю, — знание о судьбе вашей Вселенной, а значит, ее будущего.

Я задумчиво промычал нечто глубокомысленное.

— М-да, — начал размышлять я вслух. — Это интересно. И что же будет со мной зав-тра?

— Я не могу ответить касательно тебя лично, — с явным пренебрежением отозвался он. — Я могу судить о Вселенной в целом, а не о тебе в частности.

В частности! По-моему, я-то как раз в самом что ни на есть центре!

Х Х Х

Лес заканчивался постепенно. Деревьев становилось меньше, и вот мы вышли на совершенную пустошь. Не было даже травы, и стало прохладнее. Это понижение температуры принесло облегчение мне, но вовсе не Дайне, которая, видимо, при-выкла к духоте собственного леса. Теперь же она ежилась и моргала длинными рес-ницами.

Мне стало жаль ее с высоты своего положения — как никак, я себя чувствовал прекрасно! Быстро скинув ткань, прикрывающую мой торс и ощутив, как тело со-дрогнулось от порыва ветра, я собрался было с небрежными видом преподнести его Дайне, как замер от удивления и досады — меня опередили! Господин каким-то об-разом узнал о моих намерениях и уже бережно укутывал дрожащую девушку в свое темное сукно. Я окинул придирчивым взглядом его фигуру и был вынужден не без доли сожаления признать, что она лучше моей — широкие плечи, развитые мышцы… Мне даже стало неловко за собственную худобу, и я раздраженно осведомился у се-бя самого: ну, зачем я полез в роль благородного и бесстрашного? Как теперь повес-ти себя умней?

Господин выручил меня.

— О, это кстати! — он выхватил мою ткань и тоже набросил ее на хрупкие плечи Дайны. Последняя посмотрела на него глазами, полными преданной любви, будто вторую накидку добыл тоже он! Я возмущенно глядел на них, но они не замечали. Я постоял, переминаясь с ноги на ногу и стараясь сделать вид, что мне вовсе не хо-лодно, потом резко бросил:

— Ну, и как?! Идем?

Господин перевел грустный взгляд с влюбленного лица Дайны на мое взбешен-ное, помрачнел и устало сказал:

— Да, пора идти. Хотя я и не жду ничего хорошего.

Я хмыкнул:

— А я, надо понимать, жду. Тогда, думаю, повернем назад?

Он улыбнулся, но как-то натянуто:

— Нет, пожалуй. Просто я рассуждаю. Не нравится мне эта пустошь… — и Господин задумчиво заскользил взглядом по унылому пейзажу. Столь же бесцветному, как и мой Город, но тут к тому же не было никого, кроме нас. Я поежился и поспешил пе-ревести собственные мысли в иное русло:

— И что такого? Ну, значит, нет у нее тайн и загадок.

Он хмуро взглянул на меня, словно бы я весьма неудачно пошутил.

— И что в этом хорошего? Тебя должно что-то волновать, ты должен искать вопро-сы и находить на них ответы! Что же хорошего в том, что Льва ничего, абсолютно ничего не интересует? Если бы интересовало, тут было бы хоть что-то… Хотя бы маленький куст… — и он умолк, утомленный своей пылко тирадой. Я молчал, вполне согласный с доводами друга, потом постарался успокоить его:

— Но ведь мы еще не дошли до самой Долины. Это только ее преддверие.

— Вот именно, — вздохнул он. — Только порог, а уже разбитый… К тому же, погода и внутреннее состояние человека, его настроение взаимосвязаны. В городе постоян-ная морозная сырость, свидетельствующая о… Ну подумай сам, что творится с эмо-циями Льва на наружной оболочке сознания, если там постоянно царит мрачная по-года!

— А при чем тут Город к этой пустоши? — уязвленный его словами, поинтересовал-ся я. Господин пожал плечами:

— Просто меня волнует, что тут прохладно.

— То же мне, прохладно! — искренне удивился я.

— То ли еще будет…

— Нет, ты действительно пессимист, — буркнул я и опрометчиво заявил, вспоминая духоту леса: — В любом случае, холод лучше жары.

Х Х Х

Я оказался не прав. Впервые я признал это с такой готовностью.

Я понял, что мы прибыли в долгожданную Долину Загадок и Неразгаданных тайн, когда бурую ледяную землю припорошил тончайший слой тусклого белого пуха, небо стало серым, а температура понизилась настолько, что я с трудом шел. Единст-венное, что представляло какой-то интерес, были виднеющиеся поодаль скалы.

Заметив их, Господин остановился и задумчиво проронил:

— Хм… Странно… горы… Что бы они значили? Что ее волновало?

Я, вынужденный тоже остановиться, так как понятия не имел, куда идти, пытался проникнуть в суть его слов. В голове царило ледяное безмолвие — такое же, как и вокруг. Сквозь него прорвалась единственная мысль: я окоченею от холода, если простою тут хоть еще одно мгновение. Я попытался пошевелить рукой, но пальцы смерзлись, стали чужими. Я почти жалел о собственном благородстве, когда в по-рыве благих чувств одел Дайну в свою ткань. Впрочем, судя по ее потрескавшимся до крови губам и тоскливому выражению на словно сузившемся личике, ей двух на-кидок оказалось мало.

— Идем… — прохрипел я сквозь гул в мыслях. Кажется, слова, выпорхнув из моего рта, тут же заледенели, и льдинками покатились по земле. Господин кивнул и не преминул добавить:

— Между прочим, холод лучше жары.

Я прорычал что-то, на большее не хватало сил. Рот склеился, и я опасался произ-нести хоть слово — наверняка губы тотчас же полопаются.

Неужели я когда-либо считал, что жара хуже холода?! Я не мог так считать! Или же глубоко заблуждался, очень глубоко.

Наверное, мы все-таки шли. Я ничего толком не запомнил, сплошная пелена в сознании. Туман, туман… И я словно пытаясь вырваться наружу.

Холодно, как же холодно… Мне было уже все равно — пускай Слид все погубит! Я никого в любом случае не сумею спасти, я умру до этого от заледенения.

Сквозь туман прорвался бодрый голос Господина:

— Тут еще не так уж и плохо… Ее все же что-то волнует, раз есть снег и горы. Вот только что?

Я уже ничего не видел, так было холодно. Но я знал, что Господин сейчас дейст-вительно господин, хозяин положения. Ему словно и не холодно. Или в его Вселен-ной вечная мерзлота?

Кажется, я его об этом спросил (или он прочел мои мысли), потому что он со сме-хом ответил (он еще был способен смеяться!):

— Ох, Алаб, ты меня скоро вообразишь непонятно кем. Разумеется, я могу справ-ляться со многими обстоятельствами лучше тебя. Я-то со спокойной совестью чер-паю большое количество энергии со своей Вселенной, а ты утратил всяческие связи со Львом, вот и мерзнешь. Дайне и то легче.

"Еще чуть-чуть — и я окончательно поверю ему" — пронеслось у меня в голове, пока я медленно исчезал в холодной тьме небытия, мечтая лишь об одном — очнуть-ся в Лесу Детства и ощутить на лице жаркое дыхание тепла…

Х Х Х

Мне снова становилось холодно, и сквозь звенящий туман вокруг проступило чье-то лицо. Я еще не успел понять, кого вижу перед собой, когда вдруг осознал вели-чайшую из истин. Я открыл, что такое счастье. Счастье — это когда тебе тепло…

Лицо принадлежало Дайне. Она склонилась надо мной, и в ее огромных янтарно-карих глазах поселился испуг. Спутанные волосы припорошил снег, губы потреска-лись, а ресницы заледенели, став очень длинными и словно хрустальными.

"Она беспокоится обо мне… — протекла ленивая мысль. — Что ж, стоило замерз-нуть, чтобы увидеть в ее очах вот такую заботу…"

— Он умер! — как-то с надрывом воскликнула Дайна, и чуть истеричная тревога в ее голосе была мне приятна.

— Нет, он просто ослаб, — нетерпеливо отозвался Господин. Будь хоть чуточку по-теплее, я бы возмутился — просто ослаб! Да я почти умер! Но пронизывающий хо-лод, и я сумел ощутить лишь щемящий стыд: Дайна и Господин в полном порядке, а я… Ладно еще, Господин, он вообще особенный. Но Дайна-то должна была раньше замерзнуть. Она, во-первых, ребенок, а во-вторых, привыкла к теплой погоде. Но тем не менее оказалась крепче меня!

Сквозь ворох сонных мыслей пробрался голос моего друга:

— Сид на него хуже действует, чем на тебя. Ты совсем неиспорченная, — он помол-чал и продолжил: — Что ж, я его попытаюсь доставить до более теплых мест. Тут уже недалеко. Стало теплее. Чувствуешь?

Ответа не последовало, но, полагаю, Дайна кивнула. Я с ними был категорически не согласен. Теплее? Что-то не заметно! Я уже ощущал собственного тела, оно при-мерзло к земле, может, я действительно умер? Мне кажется, я уже нематериален.

В следующую секунду мне пришлось убедиться в обратном. Кто-то (вероятно, Господин) безо всякой осторожности взял меня за руки и принялся тащить по земле. Я пытался сопротивляться, но из-за отсутствия сил делал это слишком вяло.

Х Х Х

Как тепло… Я начал по-настоящему приходить в себя, силы медленно вливались в мое тело.

Наконец я смог открыть глаза и даже чуть повернуть голову, но вокруг ничего не было — сплошная темнота.

— Где это мы? — голос мой как-то сел от пережитого холода. Рядом со мной разда-лось легкое движение, кто-то коснулся моего плеча и прошипел на ухо:

— Тихо! Мы устали. Дайна спит.

Это небрежное "Мы устали" отчего-то задело меня. Я нахмурился и, все же пони-зив голос, упрямо осведомился:

— И где мы находимся?

— Эта зона — преддверие к Прекрасному. Тем ярким образам, которые человек хра-нит в душе…

Я фыркнул:

— То же мне, очень прекрасно! Вокруг темень.

— Нет. Просто это такая область. Сначала беззвездная ночь, потом зона Прекрасно-го, и постепенно наступает утро. А там, где утро, и есть цель нашего пути.

— А что у нас за цель, кстати говоря? — полюбопытствовал я. Господин отозвался:

— Чем дальше мы продвигаемся, тем больше я убеждаюсь, что сейчас важно доб-раться до Центра, — и, не предоставив мне возможности задать вопрос, строго приба-вил: — А теперь спи. Я жутко устал, пока тащил тебя. Спокойной ночи!

Раздалось шуршание, по-видимому он укладывался поудобнее, и вновь тишина. Мне спать не хотелось — ведь я только-только вышел из мрачной полудремы, и сон ассоциировался у меня с холодом.

А здесь было так тепло… Я лежал на чем-то мягком, может быть, на траве… Тем-нота постепенно убаюкивала меня, пока я размышлял о словах моего друга. Центр? Что за Центр? Куда мы идем? Если честно, мне было это не так уж и важно — лишь бы было так же тепло, так же сладко пахло чем-то неизвестным.

Кажется, я уснул…

Х Х Х

Когда я проснулся, было все так же темно и тихо. И этой мягкой тишине даже не мешали, а скорее гармонично вписывались в нее, приглушенные голоса.

— Я не очень понимаю тебя… — раздался взволнованный шепот Дайны.

— Просто пойми, что я не всегда буду тут… — послышался какой-то грустный ответ Господина.

— Почему? — это был тон капризного обиженного ребенка.

— Ох, Дайна… Я не из твоего мира. Из другого. И должен вернуться.

— Должен? Если ты должен, но не хочешь этого… Мы ведь можем что-нибудь придумать!

— Я не просто должен, Дайна! — твердо перебил он ее. — Я хочу этого. Пойми…

Они умолкли, потом раздались всхлипывания.

— Ну, успокойся… Я ведь Учитель Льва. Я буду с ней, а значит, и с тобой.

— А ты любишь свою ученицу?

— В каком смысле? — устало спросил он. — Если ты имеешь в виду — как женщину, то нет. Я просто не могу. Она для меня скорее как дочь.

— Тогда это совсем другое!

— Тише, девочка, разбудишь Алаба…

Я сердито отозвался:

— Была бы нужда. Я уже не сплю.

Чуть слышное движение, и чье-то прохладная ладонь коснулась моей щеки.

— Тебе уже лучше? — участливо спросила Дайна. Я смутился и неловко перевел разговор в другое русло:

— А… что ты плачешь?

Конечно, мне не следовало бередить ее рану этим вопросом. Дайна всхлипнула и, прильнув ко мне, тихо застонала. Я, растерявшись, не сразу осознал, что к моей гру-ди прижалось хрупкое и милое создание. Осторожно обняв девушку за худенькие плечи, я неуверенно сказал:

— Не нужно плакать… Все будет хорошо.

Она отчаянно замотала головой, уткнувшись горячим лбом в мое плечо. Только тут я заметил, что меня вновь обрядили в мою накидку, которую я не так давно так благородно пожертвовал Дайне. Окончательно смутившись, я в волнении вкинул голову, смутно надеясь встретиться со спокойным взглядом Господина. Было слиш-ком темно, чтобы он увидел мое движение, но тем не менее вновь воцарившуюся тишину нарушил его голос:

— Дайна, девочка моя родная, пожалуйста, не плачь. Я не могу остаться. Действи-тельно не могу.

Дайна снова замотала головой, однако как-то растерянно, обреченно. Через пару мгновений она отстранилась от меня, и я перевел дыхание.

Некоторое время мы молча сидели, думая каждый о своем. Потом Господин со вздохом произнес:

— Что ж, пойдемте. У нас у всех не очень-то веселое настроение, но, уверяю, в ско-ром времени оно хоть чуточку улучшится, если, конечно, вас способно заворожить нечто красивое.

Я с горечью отозвался:

— О, в одном ты прав. Настроение у нас еще то. А знаешь ли ты, ясновидящий, его причины? А? — я говорил это язвительно, злясь на собственное дурное расположе-ние духа и неспособность быть столь же сдержанным, как он сам.

Я не видел его лица, но почувствовал, как Господин вскинул голову и вперил в меня свой пристальный и будто режущий взгляд.

— Что ж, слушай! — сухо бросил он. — Хотя тут не нужно обладать никаким даром ясновидения — простая наблюдательность и логика. Только вот вопрос, так уж ли ты жаждешь услышать это.

Итак, Дайна страдает из-за меня. Ребенок, живущий во Льве, очень привязан к своему Учителю и, встретив отголосок любимого наставника так близко, не желает терять его вновь. Я… — тут он помедлил, но потом, видимо, небрежно пожал плеча-ми и равнодушно продолжил: — Я же, в свою очередь, всегда ценил свою ученицу и, конечно, того ребенка, который столь искренне отвечал на мои попытки дать ему знания. Поэтому, встретив Дайну здесь, я не мог не ощутить к ней теплых чувств.

— Ага, — не сдержавшись, ухмыльнулся я. — И еще если этот ребенок — очарователь-ная девушка, которая восторженно хлопает ресницами при твоем появлении! Да и сама ученица, должно быть, хорошенькая…

Он не обратил на мой выпад ни малейшего внимания, холодно продолжая:

— Поэтому, с одной стороны, мне хотелось бы остаться, а с другой — уйти. Здесь мне нет места. Здесь всё против меня. Я это чувствую.

— Нет! — отчаянно, со слезами в голосе, выкрикнула Дайна. Кажется, Господин вздрогнул. Некоторое время он хранил тяжелое молчание и только лишь потом мрачно продолжил:

— Что до тебя, Алаб… Боюсь, я ошибся на твой счет. Помнишь, мы рассуждали о том, что может быть вечным, а что когда-нибудь умрет? Ты утверждал, что состо-ишь не только из желаний удовольствий. Наверняка ты видишь в себе множество прекрасных качеств. Не спорю. Они наверняка есть. Но пока что наружу рвутся со-всем другие. И как ты полагаешь, ревность и зависть — прекрасные чувства? Не знаю, как на вой взгляд, а на мой, так они скоро уничтожат истинного тебя. Ладно, идемте, — быстро прибавил он, видимо, поднимаясь и не давая тем самым мне воз-можности взорваться от возмущения.

Я тоже встал, внутри меня все кипело. Я, я, я — завидую?! Ревную?! К кому, к че-му?!

Но по мере того, как мы пробирались сквозь темноту к неизвестности, я все ост-рее сознавал — он прав. Прав… Я ревную его ко всему, что есть в нем благородного, ко всем его качествам… и… И к Дайне я его тоже ревную.

Я ревную и завидую. Я тоже хотел бы стать таким, как он. И чтобы Дайна любила меня. И что же теперь делать? Никогда еще я не испытывал подобного мучительно-го смущения — ведь я сам добился того, что Господин бросил мне эти слова в лицо, и что их услышал не только я сам — Дайна тоже.

Х Х Х

Да, он был прав. Почему он всегда прав?

Он ведь сказал, что то, что мы увидим, поднимет нам настроение. Если, конечно, нас способно заворожить нечто красивое. Так, он, кажется, выразился.

Не знаю, способно ли меня заворожить что-либо вообще. Наверное, я могу при-знать, что, скажем, какой-то предмет красив. Но не более того.

Так я полагал, пока мы не прибыли в эту Область.

Она началась более внезапно, чем другие места, где мы успели побывать. Темнота и тишина, нарушаемые лишь звуком наших шагов, вдруг рассеялись. В воздухе поя-вился легкий, ненавязчивый и очень свежий запах, пространство вокруг вспыхнуло огоньками, рассыпавшимися вокруг и слабо мерцавшими. И еще — музыка, тихая, излучаемая самим веществом нашего мира… Гармоничное слияние мелодий дождя, ветра и чего-то, чему я не сумел подобрать названия.

Искры, разбросанные по пространству, везде — вверху, впереди и сзади меня, вне-запно пришли в движение. Бешено кружась, они объединялись на пару мгновений в непонятные мне фигуры, вихрями проносились мимо, и вновь рассыпались.

Потом все снова замерло, и яркое разноцветное перемигивание искр сменилось насыщенным красным цветом, которым они окрасились.

И опять они забегали вокруг, а я, кажется, смеялся. Я уже не шел, я стоял, пытаясь охватить все разом. Меня поглотило беззаботно-веселое, какое-то светлое настрое-ние…

Искры вновь остановились, на этот раз став золотисто-оранжевыми. И опять по-неслись навстречу друг другу.

Так и продолжалось. Когда яркие вспышки приходили в движение, они начинали перемигиваться разноцветными огоньками, запахи становились насыщеннее, а му-зыка — эмоциональнее и быстрее.

Останавливаясь, замирая, искры приобретали какой-то один оттенок: сначала красный, потом золотисто-оранжевый, и дальше — лучисто-желтый, изумрудно-зеленый, серебристо-голубой, синий (почти индиго), и, наконец, пурпурно-фиолетовый. В эти мгновения островатый свежий аромат почти не ощущался, а му-зыка, выбирая себе определенную тональность, послушно следовала ей. И если ко-гда искры кружились, мне становилось весело, хотелось взлететь, одарить счастьем весь мир, то, стоило вспышкам успокоиться и замереть, мое настроение тоже успо-каивалось, оставаясь каким-то легким, спокойно-радостным. И с каждой сменой цвета (красный, оранжевый…) оно становилось острее.

Когда пространство озарил последний, пурпурно-фиолетовый свет, моя душа, на-верное, не уместилась в теле. Во всяком случае, я ничего не помню: только ослепи-тельное фиолетовое сияние и мысль, исчезающую в блаженном небытии: "Я счаст-лив…"

Х Х Х

Все-таки насколько велика разница, когда просыпаешься от сна, в который ты вошел со спокойствием и даже радостью на душе. В прошлый раз, когда я впал в кратковременное небытие из-за холода, обессиленный и замерзший, пробуждение было резким и неприятным, я с трудом прорвался сквозь тяжелую пелену сна.

Но сейчас… Сейчас я с легкостью вынырнул из какого-то другого мира, где пы-лали фейерверки и слышалась музыка. Я ощутил прохладу на своем лице, сонно моргнул и, потянувшись, попытался сообразить, где нахожусь.

Сев, я покрутил головой, осматриваясь. Первое, что я осознал, было отсутствие темноты. Здесь светло! Я улыбнулся, почему-то обрадовавшись этому факту.

Поля, бесконечно тянущиеся поля… Густая зеленая трава, кое-где — яркие вкрап-ления цветов и каких-то диковинных растений… И далеко, у горизонта, в прозрач-ное лазурное небо вздымается одинокая скала необыкновенного молочного оттенка, отливающая на солнце чистым серебром. Увидев ее, я долго не отрывал от нее взгляда, просто не в силах был отвернуться. Она манила к себе, звала, особенно ее вершина, очертания которой лишь с трудом можно было угадать где-то в пене обла-ков.

Господин лежал неподалеку, раскинувшись на траве, Дайна — чуть поодаль, хруп-кая, беззащитная… Легкий ветер ворошит ее густые волосы. От нее я тоже с нема-лым трудом оторвал взгляд.

— Эй, — наконец тихо позвал я. Мои спутники даже не шевельнулись. Засопев, я с трудом встал на четвереньки и пополз в сторону господина. Остановившись около него, с любопытством взглянул на его умиротворенное лицо. Чужой бог… Забавно, еще пару дней назад я жил, не зная ни о нем, ни о других вселенных… Ни о Дайне… Я осторожно позвал его. Он тихонько застонал и, потянувшись, приоткрыл глаза.

— Привет. С добрым утром вас! — деланно саркастически заявил я, пытаясь скрыть волнение. Во мне что-то словно перевернулось, то, что я увидел в Области Прекрас-ного, будто бы прожгло в душе след… Я вдруг понял, что мне в какой-то мере дей-ствительно важен и господин, и Дайна.

— Доброе утро! — сонно улыбнулся Господин и, вновь с наслаждением потянув-шись, рывком сел и пригладил волосы. Я помедлил, прежде чем спросить:

— А… Что это было? И куда все исчезло?

Он сразу понял, о чем я. Помолчав, задумчиво ответил:

— Это затаенная область, где хранятся самые светлые мечты, надежды… Яркие картины детства… Что-то, увиденное где-то и когда-то…

— Увиденное кем? — спросил я, отчего-то волнуясь.

— Ну, в данном случае — Львом. Но в твоей душе тоже есть подобная же область. И когда ты оказался в Области Прекрасного, ты видел все это именно благодаря взаи-модействию твоей области надежд с областью надежд Льва… Каждый в этой облас-ти видит окружающее в мере своего развития. Эта Область находится Никогда во времени и Нигде в пространстве.

— Это как? — недоуменно осведомился я.

— А так! — Господин поднялся и принялся делать легкую разминку, продолжая разъяснения: — Это невозможно объяснить словами. Попробуйте почувствовать! Это словно отражение чего-то прекрасного в тебе.

— Ну, если это не занимает совсем времени, почему же я все-таки уже не там? Если времени нет, — это ведь Вечность! — привычка спорить опять взяла во мне верх.

— Да, но ты не совсем понял. Нет времени внешнего, того, к которому ты привык. Там время твое собственное, внутреннее — ты там держишься столь долго, насколь-ко хватит твоих светлых образов, которые ты накопил в своем сердце. Ясно?

Я вздохнул.

— Ясно. Что ж, маловато у меня этих образов. Да, кстати, у меня остался последний вопрос.

— Какой же это? — с любопытством взглянул на меня друг. Я пожевал губами, со-средотачиваясь, и попытался сообразить, как бы поцветистее сформулировать во-прос.

— Ладно, спрошу попросту, — наконец сдался я. — Почему меня так тянет у это ска-ле?

Господин резко обернулся, словно я напомнил ему о чем-то ужасно важном. Пару мгновений он молчал, разглядывая скалу и нервно сжимая и разжимая кулаки.

— А это… — заговорил он, и голос его зазвучал глухо и в то же время восторженно, — это Ядро. Центр. Это — Сердце Льва.

Х Х Х

— Это Искра Бессмертия, — пояснял господин позже. Я, Дайна и он сидели рядом, разглядывая скалу, и Господин говорил:

— Помнишь, я тебе рассказывал? Самое высшее. Сокровенное "Я".

— Эта скала — сокровенное "Я"? — недоверчиво переспросила Дайна.

Он нетерпеливо покачал головой.

— Конечно, нет. Бессмертное Ядро не может быть выражено каким бы то ни было видом материи. Просто это место — прибежище духовности. Ну, источник энергии, что ли. Отсюда легче обратиться к Божеству. Если, конечно, выдержись подъем.

— Ну, скала-то не особенно крутая, — с видом бывалого альпиниста небрежно ус-мехнулся я. Господин как-то странно посмотрел на меня.

— Ну, не в крутизне дело. Нагрузка большая.

— На мышцы ног? — язвительно осведомился я.

— Нет. Мышцы души.

Х Х Х

У подножия скалы мы остановились. Вскинув голову, я с благоговением смотрел на теряющуюся в небесах вершину. Да, подняться сюда не так-то просто, как я пола-гал. Не только от абстрактных мышц души, но и от вполне конкретных мышц тела потребуется немалое напряжение.

— Здесь легче дышится, — вдруг сказала Дайна, голосок ее слегка дрожал.

— Да… — согласился я и втянул носом воздух. — Только тут словно бы притяжение меньше. Кажется, я вот-вот взлечу… — я попытался шутить, но голос дрогнул. Мне было не по себе. Даже я ощущал, что приблизился к Божеству, хотя трудно было сказать, в чем именно это выражалось.

— До вершины мы не дойдем но это и не важно. За мной! — приказал Господин и пошел к скале. Мы последовали за ним.

Я никогда не смогу забыть это Восхождение с большой буквы.

Х Х Х

Каждый шаг давался с немалым трудом. И дело было даже не в том, что подъем оказался более крутым, чем полагал я — мне казалось, что некто подсматривает мои мысли и ловко перетасовывает воспоминания, "выкладывая" в сознание самые не-ожиданные.

Картинки, где я еще ребенок, перемешались самым причудливым образом с более поздними воспоминаниями, создавая гармоничный, хотя и непонятный узор.

Я шел, или не шел, и голова начинала кружиться от прозрачного холодного воз-духа и яркой смеси воспоминаний. Казалось, этот загадочный некто желает что-то открыть мне, показать, напомнить…

Я силился помочь этой неведомой силе, послушно перебирая в памяти предлагае-мые воспоминания. Кажется, сейчас я ухвачу нечто важное…

Точно! От неожиданности и удивления я даже остановился, и Дайна, следующая за мной, натолкнулась на меня.

Я — жрец. Теперь я это помню. Не четко, нет, это лишь обрывок, смутное тающее воспоминание: как я медленно бреду по склону этой вот горы, собранный, вдумчи-вый, и смотрю на теряющуюся в облаках вершину… Я шел… шел к Абсолюту…

И вот, по прошествии неопределенного времени, я снова иду по этой же дороге. Но не собранный и вдумчивый, а растерянный, напряженный…

Воспоминание становилось все четче, размытые контуры приобретали реаль-ность, и я, продолжая идти, с усилием хватался за эту забытую некогда картинку.

Вдруг Господин остановился.

— Пошли назад! — крикнул он, и его голос проник в мое сознание словно сквозь толщу воды.

— Почему? — спросил я, преодолевая дрожь.

— Дальше пока нельзя… Ты можешь сойти с ума… Не выдержишь. Тут слишком высокий уровень вибрации энергии.

Да, я это чувствовал. Я мог бы вполне сойти с ума — напряжение внутри меня воз-росло, еще немного — и грянет взрыв. Только поэтому я послушно остановился, с сожалением глядя на вершину, очертания которой терялись в густых облаках. Душа (или сердце?) судорожно сжалась, накатила волна тоски — нет, мне не добраться ту-да… Во всяком случае, не сейчас.

И я решительно повернулся, собираясь в обратный путь. Передо мной стояла Дайна, она дрожала словно от холода, глаза ее были широко распахнуты, и в них таилась смесь восхищения и испуга. Я осторожно коснулся ее хрупкого плеча и, не-много наклонившись вперед, тихо спросил:

— Ты что-нибудь почувствовала?

Она вздрогнула, опустила взгляд и чуть слышно шепнула:

— Да…

Кто-то коснулся моего плеча, и раздался голос:

— Нам пора.

Конечно же, это был Господин.

Х Х Х

Мягкая душистая трава пахла чем-то сладким и легонько щекотала меня своими острыми кончиками, касаясь щеки. Я лежал на спине, расслабившись, и задумчиво смотрел на Гору, у подножия которой и расположился.

Мне было как-то спокойно, напряжение ушло, осталось лишь смутное предчувст-вие грядущего и одиночество. Да, я вдруг ощутил, что одинок…

Мысли и мечты медленно уводили меня во власть сна, я уже начал погружаться в его владения, когда что-то разбудило меня. Я встрепенулся и сел.

Господин лежал неподалеку, тоже на спине, но разглядывал не скалу, а Дайну, ко-торая примостилась рядом с ним. Сидя на коленях, она нежно перебирала его густые волосы, которые самым причудливым образом перемешались с травой, создав не-обычный черно-зеленый узор.

Дайна что-то шепнула. Господин помотал головой и довольно громко ответил:

— Нет, девочка, нет. Ты меня не любишь. Ты просто привязана ко мне. Как ребенок к своему Наставнику. Ты — обитательница Детства.

Теперь Дайна покачала головой.

— Нет, ты ошибаешься.

— Я не ошибаюсь, Дайна! — он тяжело вздохнул.

— Ошибаешься. Я кое-что видела… Поняла… Пока мы поднимались.

Господин застонал.

— О, Дайна, Дайна, ты очень мнительная девушка. Пойм, я уйду, меня тут уже не будет!

Дайна отозвалась на удивление спокойно:

— Я знаю. Теперь знаю. И тем более люблю.

— Любишь… Спи, Дана. Скоро нам придется приложить немало сил, чтобы побе-дить.

Она как будто помрачнела, нахмурилась.

— Это значит, что мы скоро расстанемся?

Он помедлил, прежде чем ответить:

— Да. Наверное.

— Тогда ты спи, а я посижу, — твердо ответила она. Господин не стал спорить.

Я снова лег, закрыл глаза… Засыпая, я видел в мечтах уже не Скалу, а Дайну, лас-ково теребящую мои волосы…

Х Х Х

Мы сидели у подножия скалы. Господин говорил, а я и Дайна внимательно слу-шали, боясь упустить хоть слово.

— Итак, я сделал половину того, что задумал. В чем это заключается? А в том, что я нашел подходящего человека и привел его к Скале. У этого человека образовалась связь со Львом. Всего лишь одна связь, раньше их у него было много, но это уже победа. С помощью этой связи он сможет противостоять Слиду, когда я уйду.

— А вторая часть того, что ты должен сделать? — отрывисто спросила Дайна. Я молчал, полагая, что Господин и сам все расскажет.

— Вторая — это встретиться с Личностью Слида. Да, да, у Слида есть Личность, сво-его рода временное сознание. Именно временное — с течением времени оно посте-пенно разрушается. Но время это для вашей вселенной слишком огромно. Личность Слида успеет погубить Льва. Не будь у Слида этого сознания, бороться было бы не-измеримо легче.

— Почему? — все-таки не выдержал я. Господин вздохнул.

— Потому что именно Личность направляет действия Слида, сознательно разруша-ет вашу Вселенную. Если избавиться от этого временного сознания, система Слида очень быстро саморазрушится. Не буду объяснять, почему и как, времени нет. Ко-нечно, придется потом поработать с последствиями, которые останутся от действий Слидовой Личности, но это-то ты и сам сможешь.

Господин умолк. Я подождал немного, но он продолжал хмуро разглядывать свои пальцы.

— Ну, и как бороться с этим сознанием? — решился нарушить я тишину. Он снова вздохнул.

— Что ж, я знаю только один способ, — он поднял голову, и посмотрел на меня. В его взгляде было что-то почти жуткое, какая-то странная решимость, так что я не-вольно вздрогнул. — Этой Личности нельзя находиться рядом со мной. Мы — как два разных полюса. Если нас слишком сблизить, то… Хм, боюсь что грянет взрыв.

— Взрыв? — изумился я. Именно изумился, страшно мне не было, я не успел еще осознать сказанного. — И что дальше? Наша Вселенная погибнет?

— Не знаю, — нахмурился он. Я удивленно вскинул брови:

— Как это? И потом, ты что же, тащил нас с Дайной сюда, чтобы попросту взорвать вместе с Личностью Слида? Мол, давайте все трое пожертвуем собой во благо дру-гих!

Господин посмотрел на меня чуть ли не с ненавистью.

— Я же говорю тебя — Я НЕ ЗНАЮ. Дайну я брать не хотел. Когда брал, я еще не намеревался встречаться с этой Личностью. А ты… Ну не могу же я сам все делать! Извини, но, по-моему, это твоя Вселенная. Я вообще тут никто, я чужой! Можешь ты сделать ну хоть что-то для себя самого и своих друзей, если они у тебя есть?! — он не на шутку разгорячился, так что я даже немного испугался и примирительно заметил:

— Извини. Разумеется, ты прав. Я так, неудачно пошутил.

Он умолк, тяжело дыша, потом отрывисто бросил:

— Нет, все в порядке… То, что я теряю способность контролировать себя, плохой признак… Личность Слида где-то близко. Я это чувствую…

Я вздрогнул и невольно оглянулся. Тишина и спокойствие начали казаться мне плохим признаком.

— И потом… Может, взрыва и вовсе не будет… — угрюмо продолжал господин. — Я ведь не изучил еще толком действие яда. Если выберусь из этой ситуации живым, первым делом отправлюсь туда и найду-таки противоядие. Повторный фокус с де-лением духа я не осилю. Если осилю хоть этот…

— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила Дайна. Он глянул на нее и горько усмехнулся:

— Ох, Дайна… Вполне возможно, взорвусь только я и он, Слид. Я же не знаю. Про-сто не знаю. А если взорвусь я, то, опять-таки, не могу сказать — пострадаю лишь я или же вся моя Вселенная… Я действительно не знаю!

Мне вдруг стало по-настоящему страшно. Если терпение теряет всегда спокойный Господин… Впрочем, он тут же взял себя в руки:

— Ладно, сейчас это неважно. Посмотрим… — он, не договорив, умолк, побледнел, дыхание его стало тяжелым и прерывистым.

— Что случилось? — вздрогнул я. Господин не успел ответить. Пространство словно сжалось, мне стало не хватать воздуха, я задохнулся, свет потух… И тут же раздался оглушительный взрыв.

Х Х Х

Я плыл, тонул, исчезал в небытии и снова выныривал. Передо мной в сизом клу-бистом тумане представали какие-то облики, лица… Женщины, мужчины, дети… Дайна, Господин… Господин!

Я пришел в себя.

Я лежал у подножия скалы, в воздухе повисли горьковатые клубы серого дыма, от которого хотелось кашлять. Впрочем, он уже рассеивался.

В голове у меня царила неразбериха, и очень ломило в висках. Я оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что произошло. Первая, кого я заметил, была Дайна. Она сидела, прислонившись к скале, и держала у лба руку, губы ее дрожали, в глазах бы-ла боль. Ее волосы еще больше растрепались, лицо покрывали пятна грязи. Она пла-кала.

Я попытался встать, но у меня слишком кружилась голова, и не было сил, чтобы сделать хоть малейшее движение. Я напрягся и заставил себя прохрипеть:

— Да…йна…

Она встрепенулась; всхлипывая, отодвинулась от скалы и проворно, на коленях, поползла ко мне. Остановившись рядом, осторожно убрала челку с моего лба. Я не-вольно вздрогнул и даже закрыл на мгновение глаза, боясь спугнуть блаженство.

Должно быть, ее прикосновение обладало целебной силой, потому что я почувст-вовал себя значительно лучше, и даже сумел довольно сносным голосом спросить:

— А где Господин?

Она снова всхлипнула и размазала грязь на лице тыльной стороной ладони.

— Не знаю… Я только что очнулась. У меня болит голова и тошнит… — она судо-рожно вздохнула, и прерывисто добавила: — Что… что это было?..

— Наверное, взрыв… — тихо и задумчиво отозвался я. Дайна застонала и обхватила голову ладонями.

— Ой, как мне плохо… — протянула она, взгляд ее блуждал по округе, ни на чем не задерживаясь. Вдруг девушка замерла, поправила челку и, тронув меня за плечо, прошептала:

— Вот он! Господин! — и тут же воскликнула вслух: — Господин!

И забавно, на корточках, направилась куда-то к скале. Я чувствовал себя уже спо-собным двигаться, поэтому с кряхтением сел и, поморщившись от резкой боли в за-тылке, последовал за Дайной ее же способом перемещения — на четвереньках. На большее я не был способен.

Господин лежал у скалы и, кажется, был без сознания. Волосы спутались, и на осунувшемся лице — тоже пятна грязи. "Неужели и я так выгляжу?" — мелькнула мысль.

Дайна присела рядом с ним и ласково коснулась его щеки.

— Господин… — негромко и как-то тоскливо, словно ни на что не надеясь, позвала она. Я хмуро смотрел на него, тоже не особенно надеясь на то, что он очнется.

Но он очнулся. Веки его дрогнули, он слабо застонал.

— Ты жив?! — удивленно и радостно воскликнула Дайна. Господин открыл глаза, взгляд его был каким-то неосмысленным.

— Я… я не знаю… — наконец хрипло отозвался он. Я встревожено спросил:

— Как это не знаешь?

Он слабо улыбнулся и закрыл глаза.

— Я уже ухожу… Словно таю…

— Но что произошло?

— Взрыв… я его предчувствовал… Это… как летящий в тебя камень… успеешь ли отскочить…

— Успел? — кусая до крови губы, прошептала Дайна.

— Это выяснится потом… Если в моей Вселенной будут помнить и любить тебя, дайна, то… успел… Потому что помнить и любить тебя могу лишь я… Другие жи-тели моего мира тебя не знают…

— О, Господин! — Дайна упала ему на грудь и тихо заплакала. Он как будто помор-щился, дернулся и ненадолго умолк, потом заговорил вновь — с трудом, преодолевая себя.

— Алаб! — его голос прозвучал твердо и даже жестко. Открыв глаза, господин смот-рел на меня. — Алаб, я выполнил то, что хотел… что мог… Что бы ни случилось по-том со мной — все остальное зависит от тебя.

— Личности больше нет? — неуверенно спросил я. Он слабо кивнул:

— Почти… Он еще жив, но, думаю, ты справишься с ним. Поэтому-то я и привел себя сюда со мной. Чтобы после взрыва… Чтобы ты сумел оценить ситуацию и при-думать, как решить могущие возникнуть проблемы. Лев будет помогать тебе. У тебя ведь теперь есть связь с ним.

Снова молчание. Напряженная, тяжелая тишина, прерываемая всхлипываниями Дайны и моим хриплым дыханием. Я то и дело облизывал губы и ощущал во рту вкус крови. В висках стучало, и весь мир, казалось, летел в хаос.

Господин заговорил опять. Но голос его звучал теперь мягче, терпеливее, глуше… Еще бы, ведь он обращался на сей раз не ко мне…

— Дайна…

Девушка вскинула встрепанную головку. Взглянув на нее, я ощутил прилив неж-ной грусти и сострадания. Бедная… Губы дрожат, слезы размазали по лицу грязь, волосы окончательно спутались.

— Дайна… — повторил, тяжело дыша, он. — Милая моя, я хотел сказать одну вещь… Наши вселенные теперь связаны между собой… Благодаря тому… тому, что ты лю-бишь меня, а я… я тебя…

А раз связаны, то любое воздействие, оказанное на твой мир, в какой-то мере кос-нется и моего. И если тебе будет плохо — я почувствую и попробую помочь.

— Господин! — Дайна вытерла слезы, хотя они все равно продолжали течь. — Я… я тебя очень, очень люблю!

И она быстро, проворно склонилась над ним, ее губы коснулись его губ. Через па-ру мгновений она отстранилась, дыхание ее стало хрипловатым и прерывистым.

Господин слабо улыбнулся.

— Это лучшее воспоминание в моей жизни… — прошептал он, обращаясь словно к себе самому. — Да свидания, Дайна, Алаб… Кто знает, может быть, мы еще увидим-ся…

Я отвернулся, мне стало холодно и страшно. Вот его и нет уже… Он покинул нас, ушел… В собственную Вселенную.

Я с опаской взглянул на Дайну. Она сидела, опустив голову, напряженная, подтя-нутая и… решительная. Я не успел вполне осознать произошедшее, позади меня раздался голос. Даже не голос, а нечто сродни глухому хрипу, слова угадывались с трудом.

— Ты умрешь!..

Я вздрогнул и обернулся. То, что я увидел, заставило меня похолодеть, на лбу вы-ступил пот, а во рту пересохло. Никогда еще я не испытывал подобного ужаса.

Шагах в десяти стоял я сам, — во всяком случае, так мне показалось на первый взгляд. Вернее, смутное подобие меня: черная фигура моих пропорций, такие же брюки и плащ, такие же длинноватые спутанные волосы, но… но вместо лица — во-ронка, провал. Это лицо я уже видел раньше. Видел, когда в детстве заглянул в воды Слида.

— Не смотри на него! — закричала Дайна, в голосе прозвучали истерические нотки. Я хотел обернуться к ней, ласково успокоить, но не сумел. Воронкообразное лицо втягивал меня в свои недра, замораживало волю… Я впадал в какое-то подобие транса.

— Ты думаешь, Странствующий Мудрец уничтожил меня? — продолжал хрипеть он. — Я еще жив… и прежде чем я умру, ты умрешь тоже…

Голос что-то еще говорил, но я не мог разобрать ни слова. Я уже ничего не видел и не слышал, я терял способность думать…

Х Х Х

Вдруг я очнулся. Пришел в себя внезапно, и реальность бурным потоком хлынула в мое сознание. Поэтому я далеко не сразу сумел понять, что же произошло.

Вокруг был свет. Золотисто-белый мерный и какой-то спокойный свет — больше ничего. Он окружал меня плотным кольцом, и на душе было так легко… Стоять бы так вечно…

Вечно? А вдруг я умер и попал в саму вечность?

— Много на себя берешь! — рассмеялся кто-то. Я тут же понял, что смеется дайна, причем смех звучал со всех сторон сразу.

— Ты где? — спросил я. Мне не было страшно, тут, в окружении этого необыкно-венного света, страх рассеялся сам по себе.

— Ты смотришь на меня! — голос звучал отовсюду. Я резко обернулся. Свет…

— Ну, где же ты?! — громко крикнул я. Опять раздался смех.

— Алаб, я — это свет.

Я нахмурился:

— Я не понимаю. Как ты можешь быть светом? Ты — обитательница Детства.

— Нет уже… — теперь голос зазвучал задумчиво и рассеянно. — Помнишь, ты спра-шивал, почувствовала ли я что-нибудь, когда мы поднимались в Гору?

Я настороженно кивнул. К чему она клонит?

— Да, я почувствовала. Не хочу подробно описывать тебе пережитое, оно слишком личное… Я поняла одну вещь. Да, я была Ребенком. Но я полюбила. И выросла.

— Как выросла?! — искренне ужаснулся я.

— А так! — засмеялась Дайна. — И, выйдя из Детства, я оказалась в Области Пре-красного… Наверное потому, что влюблена…

— Что ты имеешь в виду?! — я окончательно запутался, в голове все перемешалось, ярким калейдоскопом мелькая в сознании.

— Только то, что теперь я — одна из Сущностей Области Прекрасного…

Я прикрыл глаза, приходя в себя. В памяти всплыли образы, которые я видел в той Облати…

— Да, Дайна… Ты подходишь для обитательницы этого края… — наконец грустно протянул я. — Но ты не объяснила мне, что происходит.

— Ты понял, кого видел? — спросила она. Я неуверенно откликнулся:

— Личность Слида? Только почему она выглядит как я?

— Она не выглядит как ты! Она вообще не имеет собственной внешности. Когда ты смотришь на нее, ты видишь себя самого — потому что Слид не способен к творчест-ву, он не способен даже создать себе внешность, и лишь слепо отражает все вокруг — особенно если это обладает сознанием. Но зря ты заглянул в лицо этой Личности. Слид тут же начал вытягивать из тебя силы. Что ж, нет смысла винить его — такова уж его природа, так он питается. Потому-то и губит наш мир.

— Да уж, бедненький, — пробурчал я и настороженно добавил: — Кстати, откуда ты знаешь такую тонну информации? Когда мы с тобой виделись в последний раз, ты вряд ли сумела бы ответить на мои вопросы.

— Область Прекрасного напрямую связана с высшим "Я", Искрой Абсолюта. И от-туда черпает знания.

— Ладно, согласился я. — А что происходит со мной сейчас? В эту самую минуту?

— Я привожу тебя в порядок. Через меня Слиду не пробиться.

— И мы будем стоять вот так всю жизнь? — скептически осведомился я.

— У тебя есть другие идеи?

— Слушай, отпусти меня! Я должен победить его. Я не буду на него смотреть, хо-рошо?

— Ты не сможешь, — мне показалось, что Дайна словно покачала головой. — Вернее, сможешь, но не вечно же! Я тебя отпущу, когда ты придумаешь, что будешь делать.

От сознания собственного бессилия я заскрипел зубами, и устало вздохнул. При-думаешь, что же тут придумаешь…

— Ладно, я придумал, — наугад сказал я. Дайна усмехнулась:

— Ну-ну. Я же вижу. Думай.

— О чем? — угрюмо осведомился я.

— О чем-то хорошем! — с жаром откликнулась она. — Об Области Прекрасного, по-пробуй отыскать свою связь с Абсолютом… Со Львом, как говорил Господин… — голос ее чуть дрогнул. — Найди в себе что-нибудь хорошее.

Я закрыл глаза, сосредотачиваясь. Область Прекрасного… вот я снова вижу яркие вспышки, вот я снова там… Хорошее… Что же во мне хорошего? Мы спорили с Господином о том, что вечно, а что нет… Что останется, если убрать с меня всю ше-луху, как он выразился? Да и останется ли хоть что-нибудь?

И все же что-то есть… Есть… "Господи, Господи, помоги мне! Помоги отыскать связь с Тобой…" — мысленно обратился я к Кому-то, Кого представлял Божеством.

Я молчал, прислушиваясь к себе. И вдруг понял.

— Я знаю, Дайна… — прошептал я. — Я знаю, что хорошего есть во мне — это моя любовь к тебе, Дайна…

Она ничего не сказала в ответ. Ни запротестовала, ни подтвердила. Она просто отпустила меня…

Х Х Х

Реальность по сравнению со светом Дайны казалась безлико и серой. Я, опасаясь взглянуть в жуткое лицо-воронку, ту же вскинул глаза в бездонное серовато-голубое небо. Больше всего я боялся упустить ту слабую нить, которую вроде бы отыскал в себе.

Да, Дайна, я люблю тебя. Я не хотел признаваться в этом себе самому. Как же я тебя ревновал! А теперь… Теперь не к кому… Да и некого, в общем-то.

Что произошло дальше, я помню смутно. Личность Слида вдруг бросилась ко мне, меня загородила Дайна — уже просто Дайна, только взгляд другой…

Я, кажется, пытался оттолкнуть ее… Вот между нами и Личностью Слида — шагов пять.

— Всё… — прошептала Дайна.

— Нет! — сердито воскликнул я. — Я люблю тебя, разве ты не поняла? Ну же, ис-пользуй мое чувство к себе! Ты ведь сказала, что твоя Область связана с самим Творцом! Давай же…

Личность Слида была уже совсем рядом, сейчас произойдет что-то… Я даже не знал что… Раздался жутковатый хохот, смеялась Личность Слида. Я, не выдержав, снова посмотрел ей в лицо.

Дайна, которая стояла теперь уже позади меня, выскочила вперед, я с ужасом схватил ее за руку.

— Дайна, стой! Стой!

— Зачем? — она обернулась и взглянула на меня своими огромными серьезными глазами в них стояли слезы.

— Затем, что я люблю тебя, если уж тебе нужна причина!

В это же мгновение ее тело превратилось в сияющий кокон. От этого сверкающе-го тела со свистящим звуком начали отлетать небольшие белые вспышки с ярко-розовыми огоньками на концах. Чуть выше моей головы искры взрывались и рассы-пались по небосклону разноцветными звездами, а те, перемигиваясь, медленно осы-пались.

У меня закружилась голова, и я, прежде чем в который раз погрузиться в сон без сновидений, успел увидеть, как звезды сложились в слова: "Спасибо за любовь, Алаб".