Буря в Кловерфилде

Глава 8

Эти десять лет были потрясающими.

Гиль покинул земли матери и отправился странствовать по миру. Он охотился, пел и танцевал за деньги, любил ведьм на шабашах и оборачивался одним лишь ягуаром, просто потому что ему так нравилось. Он скрыл имя и назвался Лигом, не желая объясняться с теми, кто слышал о нем ранее, а таких оказалось немало. О нем говорили много, но об Эйне — больше. Оказалось, он и не был виновен, а вот жрица Верже понесла заслуженное наказание. Владычица Ата отреклась от нее и казнила, запретив воскрешать, что привело в панику многих жриц Калунны. Везде шли проверки их действий, и Гиля несколько раз принимали за такого проверяющего. А потом империя захлебнулась восторгом: владычица Ата начала возвращать к жизни убитых жрицей Верже жертв. Люди праздновали это, а кецали начали называть сыновей в честь Эйне, считая его героем. Тех же, кто безуспешно охотился на него, нарекли злодеями. Самого Гиля полоскали почем зря, гадая, куда он пропал, а репутация его матери была подмочена. За это стоило бы задать Эйне трепку, благо он наконец-то вылез из воды и был в пределах досягаемости, но Гилю было неприятно, что он преследовал невиновного, даже не разобравшись в ситуации. Это было несправедливо и постыдно: сильный не имел права на подобные ошибки. Так что он оставил схватку на откуп судьбе: встретятся — так подерутся, а нет — значит, нет. Эйне и в самом деле занял его место: стал охотником и любовником владычицы Аты, но Гиля это устраивало. Он был свободен и не собирался расставаться со свободой до самой смерти.

Умереть, уважая себя, было лучше, чем жить в презрении и жалости. За свою гордость Гиль готов был заплатить высокую цену, но ни о чем не жалел.

У него оставался год, когда на одном из шабашей Гиль увидел ее.

Женщину, ради которой можно было забыть обо всем. Он застыл, не сводя с нее глаз: все ведьмы веселились, плясали и пили грог Калунны, а она стояла в стороне, сохраняя величие даже будучи полностью нагой. Гиль любил и видел обнаженными сотни женщин, но она очаровала его с первого взгляда. Что-то было в ее статной фигуре и темных глазах, что неудержимо влекло Гиля к ней. Другие ведьмы пытались его завлечь, но он видел только ее.

— Будь осторожен, — шепнула ему одна из них, — ее никто не знает. Она не веселится, а наблюдает. Это одна из ищеек владычицы Аты. Мы не решились отказать ей и приняли на шабаш, но я не завидую тому, кто стал ее целью.

— Спасибо, — рассеянно ответил Гиль.

Ему было все равно. Он должен был оказаться в объятиях этой женщины, кем бы она ни была. И он принялся петь и танцевать для нее одной, шутить и ласкать ее ступни, устроившись возле ее ног. А она слушала, улыбалась и гладила его уши, запуская пальцы в золотые волосы.

Утро они встретили вместе.

— Лиг, а Лиг, покажи, в кого умеешь превращаться, — прошептала она, гладя его по лицу кончиками пальцев.

Он охотно обернулся ягуаром, и ее улыбка стала лукавой.

— Какой большой и сильный зверь. А еще?

Гиль замешкался. Облик горностая иногда провоцировал у женщин смех, а змея могла вызвать отвращение. И он давно не оборачивался в них. Не хватало еще опозориться.

— Это все.

— Точно?

— Точно.

Она вздохнула.

— Жаль. Из какого ты говоришь клана?

— Эрдейл, — бодро соврал Гиль.

— Лиг из клана Эрдейл. Я запомню и как-нибудь навещу тебя там. А сейчас мне пора.

Она надела платье и сандалии, протянула ему кошель с золотом и подхватила дорожную сумку, собираясь в путь.

Гиля это не устраивало.

— А могу я пойти с тобой?

— Ты даже имени моего не знаешь. Зачем тебе со мной?

— Затем, что я люблю тебя и не хочу расставаться так скоро. Я странствую, мне все равно куда идти. А как тебя зовут, моя госпожа?

Она усмехнулась.

— Геката.

— Красивое имя. Терпкое и сладкое, как грог Калунны.

Она улыбнулась.

— А язык у тебя хорошо подвешен. Что ж, идем со мной. Будь рядом, пока хочешь. Какие же вы, кецали, красивые… в чем-то я даже понимаю Верже: вас хочется забрать себе, любить и никогда не отпускать. Но это ведь сделает вас несчастными, верно? Нельзя же просто взять кого-то, кто приглянулся, и отнести к себе домой?

Гиль улыбнулся.

— Меня можешь брать куда угодно, моя госпожа. Главное, люби. Только я тяжелый и лучше сам тебя понесу. А если сбегу, ты ведь погонишься за мной? Я буду бежать не очень быстро.

Она рассмеялась и поцеловала его.

— Точно заберу! Вот только разберусь с одним делом.

— Каким?

— Не забивай себе голову, мой хороший. Идем.

Они странствовали по городам и кланам кецалей несколько месяцев. Иногда госпожа Геката исчезала, но неизменно возвращалась к костру и похлебке, которые Гиль варил для них обоих. Он охотился, развлекал и охранял ее, хотя в защите она не нуждалась: с разбойниками Гиль обычно разбирался сам, но как-то, в дурном настроении, Геката просто щелкнула пальцами, и они исчезли. Совсем.

— Где они?

— Я выбросила их в пустыню. Надоели. Ох, извини, мой хороший! Ты хотел подраться?

— Хотел, но больше не хочу, — Гиль озадаченно пошевелил ушами, разглядывая пустоту на месте недавних врагов. — Судя по твоей силе, у тебя должна быть огромная свита. А где все твои охотники?

— Во дворце. Они привлекают слишком много внимания, а мне надо быть незаметной. Где же он прячется?

— Кто?

— Этот секрет не для твоих красивых ушей, Лиг. Идем.

Она относилась к нему слегка снисходительно, но Гиль не обижался. Геката любила его, восхищалась силой и мощью в облике ягуара, и ему этого хватало. Больше не было нужды ничего доказывать, он и так знал, что достоин уважения. И получал его: во время долгих ночных разговоров Геката расспрашивала его о том, как живут простые люди и кецали, не обижают ли их жрицы Калунны, слышал ли он о похищении кецалей и принуждении их к постели. Похоже, она действительно была ищейкой, расследующей преступления. Гиля это не смущало. Он пел для нее, играл на самодельной дудочке, обнимал, засыпая вместе под звездами, и думал, что прожил самую лучшую на свете жизнь.

И был единственным, чью судьбу его мать не сумела правильно предсказать. Мальчишество, но Гиль гордился этим, наслаждаясь своей свободой. Геката же мрачнела день ото дня. Гиль легко прогонял ее тревоги, но ненадолго. Она явно не могла найти то, что искала.

— Так на кого мы охотимся? Расскажи, и я тебе помогу, — однажды не выдержал он.

— На Гиля, сына провидицы Уны, — призналась Геката, — она сказала, что он бродит по дорогам, и найти его можно где-то здесь. Ты не сталкивался с ним?

Гиль замер. Так ее послала его мать! Не выдержала все-таки и решила вернуть сына, подсунув в постель владычице Ате! И стоит ему признаться, как возлюбленная Геката щелкнет пальцами и отправит его домой, а сама получит награду и уйдет! Она не узнала его только из-за имени и одной формы вместо трех!

Гиль огорчился. Сбежать, что ли? Но он не хотел уходить, привыкнув засыпать и просыпаться вместе с ней. Без ее любви он будет несчастен и одинок.

Геката погладила его по волосам.

— Что это ты погрустнел, мой хороший?

— Мне грустно, что меня давно не целовали, — пожаловался он, — а с сыном Уны я не сталкивался. Он пропал много лет назад. Может, уже погиб?

— Нет, он жив, — ответила Геката и поцеловала его. — Так лучше?

— Намного.

Гиль повеселел. Что ж, пусть ловит. А к концу года он сам ей сдастся и поможет получить награду за свою поимку. Попросит у матери продлить ему жизнь, а если та взамен пошлет его к владычице Ате, поведет себя, как самый скучный кецаль на свете и совершенно ей не понравится. Потом разыщет Гекату и будет жить с ней долго и счастливо. А, еще же коварного отравителя надо не забыть отлупить, когда окажется во дворце Аты! Больше десяти лет небитым ходит! Непорядок! Только вначале Гиль извинится за то, что преследовал невиновного. Он же не злодей какой-то!

Но потом отлупит. Обязательно.

Спустя некоторое время они пришли в город. Геката о чем-то долго договаривалась с тремя разными кецалями, но вернулась раздосадованной.

— Ничего не вышло. А у меня больше нет времени. Самой что ли превращаться придется? В крысу или хорька? Или вселиться в змею? Где мне взять змею?

— Я могу поймать, но для этого надо вернуться в лес. А зачем тебе змея, моя госпожа?

Геката нахмурилась.

— Лиг, ты умеешь хранить секреты?

— Конечно. Буду нем как могила.

— Уж постарайся, а то тебя убьют. В этом городе живет могущественная ведьма, верная жрица Калунны. Она давно удалилась от дел, купила себе маленький домик и не участвует ни в каких известных событиях. Но когда-то она служила жрице Верже и, возможно, покрывала ее преступления. Доказательств этого нет, а сама Верже заявила, что вина на той, кто приказывал, а не на исполнителях. Однако жрица Катла была хитрее своей госпожи: она использовала магию смерти и многочисленные мучения жертв к своей выгоде. Результатом стал уникальный артефакт: огненное яйцо. Он может… проще сказать, чего он не может. Это очень опасная вещь. Если она у Катлы все-таки есть.

— Но она же есть?

— Не знаю. Все, о чем я сейчас говорю — лишь догадки и теоретические измышления, — Геката покачала головой, — Верже мертва уже десять лет, а участие Катлы всплыло только сейчас. Разумеется, она хорошо подготовилась к любому допросу. На все способы выведать правду можно подобрать защитные меры. Единственное твердое доказательство ее преступлений — огненное яйцо. И если оно где-то есть, то только здесь. В маленьком домике, зачарованном лучше, чем дворцы самых сильных жриц.

Гиль задумался.

— И ты хочешь запустить к ней в дом змею? А колдовство ее пропустит?

— Фамильяр Катлы — мангуст. Она оставила ему возможность покидать дом и возвращаться в любой момент. Маленькое животное сможет туда попасть, но если на нем будут наведены чары, защитные заклинания его просто уничтожат. Однако кецали в животной форме для всех наших чар ощущаются как обычные звери. Мне нужен кто-то маленький и сообразительный, способный протиснуться в узкие щели, не попасть в ловушки и найти мне огненное яйцо. Которого, возможно, там и нет, если жрица Катла невиновна.

Гиль пошевелил ушами.

— Змея вызовет агрессию мангуста, они — естественные враги. Но я смогу туда проникнуть и отыскать это яйцо. Как оно выглядит и чем пахнет? Есть какие-нибудь признаки или тайники, где обычно прячут такие артефакты?

Геката приподняла брови.

— Боюсь, ягуаром ты в сад Катлы не протиснешься.

— Зачем ягуаром? Смотри, как я могу!

Гиль обернулся горностаем и мгновенно вскочил ей на плечи. Быстро лизнул в щеку, уткнувшись мордочкой. Сунулся в длинные, черные волосы, сбежал по ним, как по лесенке, увернулся от ловящих его рук и нырнул под одежду Гекаты. Ловко пробежал по телу, высунул нос из ложбинки между грудей и помахал пушистым хвостом, щекоча ее.

Геката рассмеялась и достала его оттуда. Погладила по шерстке.

— Ах ты хитрец! А врал, что ягуар — единственная твоя форма!

— Это мой маленький секрет, — Гиль спрыгнул на пол и обернулся кецалем, — у всех же они есть?

— Верно. Значит, ты не побоишься влезть в сад Катлы? Три кецаля, которых я пыталась для этого нанять, дружно отказались, узнав, с кем предстоит иметь дело.

— Твой Лиг ничего не боится, моя прекрасная госпожа. Так как мне узнать огненное яйцо?

— Это драгоценный рубин, алый и идеально овальный. От него должны исходить жар и сияние, но Катла не глупа: она должна была как-то их подавить. Скажем, спрятать в волшебной шкатулке. Но полностью это у нее не выйдет: шкатулка окажется очень теплой. Если яйцо зарыто в земле или спрятано на дереве, ты ощутишь, что рядом с ним жарче, чем вокруг. Лиг, будь очень осторожен. Если Катла проснется или ты почуешь опасность, беги со всех ног. В крайнем случае я тебя воскрешу, но лучше не доводить до этого. Я буду ждать тебя здесь. Возвращайся не позже рассвета.

Она показала Гилю дом жрицы Катлы и объяснила, как в него проникнуть. Тот обернулся горностаем и легко это осуществил.

Оставалось найти огненное яйцо.

В саду было тихо, темно и свежо. Гиль пробежался по клумбам и обыскал фруктовые деревья, но ничего не обнаружил. После этого он с величайшей осторожностью проник в дом, стараясь не спускаться на пол. Скакал по столам, стульям и полкам, всем телом пытаясь ощутить температуру. Внутри тоже было свежо, и нигде не было заметно теплее. Проклятье, он не мог его найти!

Может, жрица Катла держала огненное яйцо при себе?

Гиль подобрался к ее кровати. Послушал ровное дыхание и аккуратно спрыгнул на одеяло. Замер. Жрица спала. Гиль мысленно поблагодарил мать за выбор этой формы: горностаи были совсем мелкими и легкими, пушистый хвост занимал половину тела, а само оно было тонким и гибким. Гиль пробежал по одеялу, сунулся под подушки, затем нырнул в перины. Еле выбрался оттуда, но все было тщетно.

Яйца нигде не было.

Неужели придется возвращаться с пустыми руками? Но Геката же предупредила, что яйца у Катлы может и не быть. Или он просто плохо искал? Будь он могущественной жрицей Калунны, куда бы он спрятал пылающий волшебный рубин?

Гиль вдруг услышал ворчание. Оглянулся и заметил крупного зверя, недовольно разглядывающего его. В комнате уже было светло: занимался рассвет. Зверь зевнул и облизнулся, глядя на него. А потом неторопливо двинулся к нему.

Это был мангуст.

Гиль слишком поздно понял свою ошибку: он помнил, что мангусты — мелкие зверьки, но мелкими они были в сравнении с кецалем. А вот горностай был еще меньше и слабее мангуста. Взгляд мангуста показался Гилю слишком уж пристальным. Так, а чем питались эти существа? Насекомыми и грызунами, вроде бы.

Грызунами? Да он же сейчас размером именно с грызуна!

В этот момент мангуст бросился на него.

Гиль спрыгнул с кровати и помчался вначале по полу, потом по стульям и столу. Мангуст не отставал: он тоже ловко прыгал и лазал, разве что делал это более шумно, сшибая предметы на пути. Жрица Катла зашевелилась.

— Опять… да заткнись ты, глупая тварь! Проваливай в сад!

Гиль вскочил на подоконник, спрыгнул на землю и ринулся прочь. Вот дурость, не хватало только погибнуть в зубах такой мелочи! Да над ним вся империя будет смеяться! Превратиться в кецаля? Нет, тогда защитные заклинания его уничтожат. В ягуара? Отлично, тогда он сам проглотит этого паршивого…

Мангуст догнал его и вцепился зубами в загривок. Принялся трепать, как тряпичную куклу, одновременно придушивая. Гиль захрипел, задыхаясь, и, рассердившись, обернулся змеей. Сбросил проклятого мангуста и гневно зашипел. Да он его сейчас сам придушит! Змея и мангуст закружили друг против друга, стремительно атакуя и уворачиваясь от вражеских выпадов. Мангуст был быстр и ловок, но гюрза обходила его во всем. Гиль увернулся от очередной атаки и ударил сам, кусаясь и смыкая кольца. Сдавил их, не давая мангусту сражаться или издать громкий шум. Тот бешено сопротивлялся, но вырваться Гиль ему не дал. Он встревоженно покосился на окно, но жрица Катла, похоже, вновь провалилась в сон. Хорошо. Кажется, он спасен.

Гиль расслабил мышцы и бросил труп врага на землю. Презрительно толкнул чешуйчатым хвостом. Сожрать его решил, как же! И пострашнее твари не смогли этого сделать!

Он поежился. Для змеи в саду жрицы Катлы было слишком холодно. В холоде у змей замедлялись рефлексы, а это грозило проблемами. Что делать с трупом мангуста? Спрятать или так оставить? И тот, и другой вариант заставят хозяйку дома колдовать, чтобы понять, что произошло с ее питомцем. Не захочет ли она отомстить за его смерть? Стоило убраться из ее сада и из города поскорее.

Гиль вновь содрогнулся от холода и прижался к горячему телу мангуста. Сейчас, минутку погреется и поползет себе.

Но тут он сообразил и уставился на тушку рядом с собой. Разве фамильяр ведьмы не должен был развоплотиться и исчезнуть после смерти? Чего он лежит-то? И почему такой горячий?

И тут Гиль все понял.

Огненное яйцо было внутри мангуста. Никто бы не стал трогать чужого фамильяра, даже при обыске. Это считалось оскорбительным и бесполезным: фамильяры ведьм на руки к чужим не шли. Идеальная маскировка.

Гиль схватил мангуста и пополз прочь из сада. Или он прав или жрица Катла невиновна. Геката должна определить это.

Возлюбленная ждала его в комнате постоялого двора. При виде Гиля ее лицо исказилось гневом и горем. Она вскочила на ноги и ударила молнией в то место, с которого он стремительно убрался. Гиль разжал челюсти, роняя мангуста, и обернулся кецалем.

— Это я, я! Не надо меня убивать!

— Живой! А я думала это — ты! — Геката ткнула пальцем в мангуста. — Что Катла застала тебя и отправила «подарочек» тому, кто пытался проникнуть в ее дом! Но с какой стати ты вдруг змея, если уходил горностаем?

— Горностая чуть не сожрали.

Гиль рассказал ей все, и Геката взяла тело мангуста. Достала загнутый костяной нож и зашептала над ним заговор. А потом без колебаний вскрыла тушку и вытащила из нее сияющий рубин размером с яйцо.

— Нашелся. Ловкий ход: засунуть рубин в животное и сделать вид, что это ее фамильяр. Теперь Катла не отвертится и заплатит по счетам. Молодец, Лиг. Все сделал, как надо, — Геката испарила кровь с пальцев, обняла его и поцеловала. Но когда Гиль увлеченно ей ответил, отстранилась и дернула его за уши. — А теперь признавайся. Ты зачем из меня дуру делал целых три месяца?

— Я?

— Ты. Ягуар, горностай и гюрза. Желтые глаза и золотые волосы. Ты никогда не встречал Гиля сына Уны, потому что это ты и есть. Так?

— Так, — признался Гиль, — не сердись на меня. Я знаю, как все исправить. Ты получишь свою награду, я — годы жизни. Все останутся довольны. У меня есть план.

— Какую награду?

— За меня. Слушай.

Гиль изложил ей свою идею. Геката усмехнулась.

— И как же ты намерен не понравится Ате, красота неземная?

— Легко. Буду стоять столбом, мычать что-то невразумительное и… о, придумал! Новая идея! Эйне мне поможет! Он же фаворит Аты, а у нас с ним конфликт. Он расскажет ей, какой я ужасный злодей, она преисполнится отвращения и велит меня вышвырнуть! Мамино пророчество не сбудется, и мы с тобой будем жить долго и счастливо!

— А если он тебе откажет?

— Не откажет, если правильно попрошу.

В глазах Гекаты зажегся озорной огонек.

— Отличный план. Давай осуществим его прямо сейчас. Я хочу на это посмотреть.

Она взяла Гиля за руку, и секунду спустя они оказались в богато обставленных покоях. В них мирно завтракал кецаль, которого Гиль тут же узнал.

— Здравствуй, Эйне, — ласково сказала Геката, — я вернулась. Это Гиль сын Уны, и у него к тебе дело. Выслушай его.

Эйне поспешно отложил ложку и встал. Он ничуть не изменился: темно-каштановые волосы, веснушки, сине-сиреневые глаза. Разве что выглядел намного лучше, чем раньше. Гиль помахал ему рукой.

— Привет, гнусный отравитель. Как жизнь? Все хорошо?

— Просто отлично. Но я никого никогда не травил.

— Ты меня отравил своей болтовней на утесе. Вся моя жизнь пошла наперекосяк после нашей встречи. Ты должен ответить за это.

Эйне напрягся.

— Ты все еще хочешь сразиться со мной?

— А как же! Но вначале я должен извиниться перед тобой. Я не знал, что ты невиновен, и преследовал преступника. Знал бы правду, никогда бы тебя не тронул. Прости меня за ошибку, которая едва не стоила тебе жизни.

Гиль поклонился.

Эйне кивнул.

— Извинения приняты. Так зачем же ты хочешь драться?

— Затем, что это весело. Ну и потому что ты заслужил трепку, хитрая косатка! Выставил меня на посмешище. Но я готов отложить ее, если ты мне поможешь. Слушай, что мне от тебя надо.

С каждой фразой Гиля брови Эйне ползли все выше, а взгляд наполнялся недоумением. Он косился на Гекату, обнимавшую Гиля за руку и поддакивавшую в нужных местах. Наконец губы его дрогнули в улыбке, и Эйне усмехнулся.

— Значит, я должен описать тебя ужасным кецалем, чтобы госпожа Ата тебя отвергла? Иначе тебе суждено стать ее любовником по пророчеству твоей матери?

— Именно! Это и в твоих интересах: если такой красавец-силач как я останется во дворце владычицы Аты, она тут же забудет о тебе, проводя все ночи в моих объятиях.

— Не забудет, — хмыкнула Геката.

— Еще как забудет! Но если ты мне поможешь и расскажешь ей, что я — почти злодей, то останешься главным ее любовником. Человеческие охотники не в счет, они всегда нам проигрывают, с этой их… ну ты понял, — Гиль посмотрел на Гекату, — при женщинах о такой мерзости не говорят. Но тебе ведь ясно, о чем я?

— Ясно, — Эйне поморщился, — но если я помогу тебе, ты обещаешь, что мы не будем драться совсем. Разве что на спаррингах с четкими правилами.

— Но как тогда выяснить, кто сильнее? — возмутился Гиль.

— Мне это неинтересно. Или так, или я отказываюсь. И ты останешься здесь.

Гиль закатил глаза.

— Ладно! Вот ты противный, а! Значит, когда увидишь владычицу Ату, очерняй меня изо всех сил.

— Договорились. Мне начинать прямо сейчас? — насмешливо спросил Эйне.

— А чего зря время тянуть? Начинай, — улыбнулась Геката.

— Моя госпожа, этот кецаль просто ужасен. Он глуп, упрям и нахален. Я не могу винить его за то, что он преследовал меня, ведь он делал это бездумно, но это тоже показывает его не с лучшей стороны. Можно не оставлять его во дворце?

— Нельзя. Он добрый, ласковый и веселый. И я люблю его.

— Я так и думал.

Гиль фыркнул.

— Отрепетировал? При госпоже Ате скажи, что я злой, завистливый и скучный.

— Она не поверит.

— Все равно скажи! А то будем драться!

Эйне мученически вздохнул.

— Моя госпожа, он злой, завистливый и скучный.

— Не верю, — весело ответила Геката.

— А еще ужасно глупый.

— У него другие достоинства.

Гиль замер. Посмотрел на нее.

— Вы двое надо мной смеетесь, что ли? Геката… ты — владычица Ата?

— Да, мой хороший, — она нежно улыбнулась ему.

Гиль возмущенно засопел и задергал ушами.

— Но так нечестно! Я же избежал пророчества! Не поехал на турнир и упустил Эйне! Он занял мое место!

— Я свое место занял. А ты петлял как заяц и пришел туда, куда должен был, — Эйне скрестил руки на груди. — Пророчества нельзя отменить. Они всегда сбываются, не раньше, так позже.

Гиль закусил губу и посмотрел на Ату.

— Но зачем ты меня искала?

— Мне нужен был лучший и самый ловкий охотник в империи, способный обернуться небольшим зверьком. Я обратилась с этим к твоей матери, и она рассказала о твоем побеге и его причине, — Ата погладила Гиля по плечам, — ты заинтересовал меня, и я решила поискать тебя сама. Мы могли никогда не встретиться, но судьба свела нас на случайном шабаше. Я догадалась, что это ты, но ты сбил меня одной формой и другим именем. Светловолосых кецалей много, а ягуар — популярный облик, как любой сильный хищник. Я искала тебя, не зная, что давно делю с тобой пищу и постель. А потом ты сам, без колебаний, блестяще выполнил то, что от тебя требовалось.

Она провела кончиками пальцев по его лицу от лба до подбородка.

— В награду я дарю тебе сто лет жизни, Гиль сын Уны. Проживи их, как пожелаешь. Но раз уж ты видел свое будущее со мной, стань моим охотником и оставайся рядом. И я обещаю, что ты будешь свободен и любим мной. Ты сможешь уйти в любой миг, как пожелаешь.

Гиль пошевелил ушами. Все было хорошо, но он чувствовал какую-то детскую обиду. Не на Ату или мать, а на судьбу: ведь сбежал же! Отказался быть слугой и любовником, а в итоге все равно понравился Ате и очутился в ее объятиях. Она забрала его домой, как шкодливого бездомного кота, и сделала своим охотником.

Он опять проиграл? Или может еще сопротивляться судьбе? Нет, не любви Аты, не дурак же он, в самом деле? Но что, если он не будет ее охотником?

— А можно я буду валяться на подушках, развлекать тебя, грызть орехи и больше ничего не стану делать?

— Можно. А не заскучаешь?

— Если заскучаю, найду себе развлечение.

— Так он еще и бесполезен. Потрясающе, — пробормотал Эйне, и Гиль тут же решил, что орехи будет грызть у него на постели. И валяться там же.

Должен же он хоть как-то отомстить этому хитрецу, раз бить его нельзя? За свои поступки нужно нести ответственность, и Эйне должен будет это усвоить. А Гиль ему в этом поможет.

Он широко улыбнулся.

— Тогда я останусь с тобой, моя госпожа. И с этим отравителем. Чтобы ему жизнь медом не казалась.

— Только вы должны подружиться. Никаких драк, ясно? — строго велела Ата.

— Ясно. Подружимся, — пообещал Гиль.

— Как прикажешь, госпожа, — Эйне поклонился.

Ата полюбовалась на них обоих и сказала:

— Как же хорошо, что ваша раса не умеет ревновать. А то бы точно передрались. Или все-таки кто-то ревнует?

Гиль и Эйне одинаково поморщились, подавляя отвращение.

И почему люди не стыдились говорить о ревности? Это же было ужасно позорно.

— Нет, госпожа. Мы же не люди.

— Вот и славно.

Следующие сто лет у Гиля выдались веселыми и насыщенными. Он помирился с матерью, подружился с Эйне, несмотря на его упорное сопротивление, вдосталь повалялся на подушках, десятки раз подрался с человеческими охотниками, легко провоцируя их на это, любил госпожу Ату как в первый раз и наконец признал, что пришел туда, где ему самое место. А раз так, стоило ли переживать, что все это было предначертано ему? Кто будет против гарантированного счастья? Любви и дружбы, которая осталась с ним даже после смерти?

Он все-таки стал охотником Аты. Лучшим из лучших. Почти: Гиль великодушно делил этот титул с Эйне, чтобы тому не было обидно. Впрочем, со временем они привыкли действовать вместе и всегда занимать одну сторону. Другие охотники госпожи Аты появлялись и исчезали, а Гиль и Эйне всегда оставались рядом с ней. Были любимы, любили и пользовались ее полным доверием.

А форму змеи Гиль стал использовать чаще, частенько вспоминая историю с мангустом и огненным яйцом. Он привык греться на груди Аты или сидеть на плечах Эйне, и никто не возражал против этого.

Оставалось лишь понять, не боится ли возлюбленная госпожа Беата змей в своей новой жизни?

— Не боюсь, — улыбнулась Беата, — хоть и не люблю. Но теперь буду относится к ним лучше. Это была чудесная история, Гиль.

Он подмигнул ей.

— Конечно, она же про меня! И про Эйне немного. Ты долго будешь дуться?

— Я не дуюсь. Просто задумался, — тот потряс рысьими ушами. — Госпожа, ты о чем-то хотела спросить? Явно же собиралась.

— Да. Кецали правда никогда не ревнуют, или это вы двое свободных нравов? И почему разговоры о ревности вызывают ваше отвращение?

Гиль страдальчески закатил глаза.

— Госпожа, ну фу же! Мы можем поговорить о чем-то другом? Менее гадком.

Беата хмыкнула.

— Эйне?

— Для кецалей ревность — что-то вроде публичного справления большой нужды в штаны. Если уж опозорился, то хотя бы молчи и надейся, что об этом все скоро забудут, — Эйне усмехнулся, — а люди, наоборот, относятся к этому снисходительно и чуть ли не гордятся тем, какими жалкими, злобными и глупыми могут стать, пытаясь навредить своим возлюбленным. Ревность всегда прорывается чем-то гадким: криками, оскорблениями, ударами и даже убийством тех, кого клялся любить и лелеять. При этом ревность может быть абсолютно беспочвенной, но это ничего не меняет. Ревность убивает любовь, но хуже того, она убивает разум. Ревнивцы не способны сдержать ее так, словно у них самое настоящее расстройство после тухлой пищи. Среди твоих любовников было немало тех, кто бесился из-за нашего с Гилем наличия. Они были обласканы тобой, получили роскошную жизнь и сделали отличную карьеру. И все это уничтожали собственными руками, скандаля и требуя, чтобы ты нас прогнала, оставив в своей постели одного лишь ревнивца. Иначе ему будет плохо, обидно, и ты недостаточно его любишь.

Эйне говорил ровным тоном, но к концу речи не выдержал и скривился.

— Еще люди-ревнивцы устраивали дурацкие интриги, пытаясь погубить нас или выставить перед тобой в дурном свете, — вспомнил Гиль, — шпионили, вынюхивали наши тайны, но хватались всегда за то, что было на поверхности: за моих любовниц. Составляли список, в чьей постели я побывал, и торжественно тащили тебе. С Эйне выходило еще гаже: он тот еще сыч и не спал с другими женщинами, кроме тебя, но они врали и выдумывали насчет него так, словно рядом свечку держали. Заканчивалось это плохо, но не для нас, а для этих идиотов. Но тебя такие ситуации всегда огорчали.

Беата задумчиво смотрела на них.

— А у кецалей есть понятия «измена» и «верность»?

— Конечно! Мы всегда были тебе верны, госпожа, — уверенно ответил Гиль, — и не пошли бы на предательство даже под пытками.

— Есть, но без привязки к постели и числу любовников, — пояснил Эйне, — чего у нас нет, не было и не появилось даже от жизни в человеческом обществе, так это чувства собственничества и желания посадить любимых на цепь, запрещая любить кого-то кроме себя. Люди называют это верностью, моногамией, нахождением своей половины и говорят, что это естественно. Но когда их самым естественным образом тянет к кому-то еще, многие бесятся и клеймят это изменой. Доходит до абсурда: неписанные правила разрешают измены богатым и влиятельным людям, например, жрицам Калунны, но если изменят им, из них рвется лютая ненависть к тем, кто еще вчера был любим. Конечно, я говорю не обо всех жрицах, нормальных намного больше, но у меня было предположение, почему жрица Верже так жестоко убила Рага. Он влюбился в служанку, а должен был любить только госпожу, раз делил с ней постель. Измена — смертельное оскорбление и дает ревнивцам оправдание для убийства. Хотя Раг не смог бы понять, что сделал не так. Кецали могут любить кого-то одного, но если полюбят двоих или троих, то счастья и любви в жизни станет больше, а не меньше. И это работает со всеми вне зависимости от характера, темперамента и положения. Кецали не понимают ревности, но видят, во что она превращает людей.

— В животных, — тихо добавил Гиль, — тупых, свирепых, завистливых и безжалостных. Хорошо, что ты никогда не была такой и любила нас по-настоящему. Как и мы тебя.

Беата молчала.

Она никогда не была ревнива и имела множество романов. Ей не было интересно, с кем еще спят ее любовники, если ей хватало их внимания. Ата, вероятно, была такой же, и любовницы Гиля ее точно не смущали. А вот попытки измазать его и Эйне грязью от кого-то третьего, но такого же любимого… Ревность на пустом месте и требования бесконечно доказывать отсутствие измен — это было ей знакомо. Она через это уже проходила.

Джеральд бы спятил, если бы узнал, что она регулярно общается с бывшими любовниками Аты. Возненавидел за тепло и симпатию, которые она к ним испытывала. И тот факт, что Гиль и Эйне безнадежно мертвы и измена невозможна физически, ничего бы не изменил.

Так, а сколько у нее осталось времени на общение с ними?

Беата бросила взгляд на часы и застыла. Потерла глаза.

Был час ночи.

— Я вернусь к девяти вечера. Не скучай без меня, ладно?

Джеральда все еще не было дома. Почему? Неужели ведьмы ковена Тринадцати навредили ему, и он попал в беду? Проклятье, уже четыре часа прошло, а она даже не заметила!

— Госпожа, что-то случилось? — спросил Эйне, заметив ее тревогу.

— Да. Мне пора. Спасибо, что откликнулись на мой призыв. Увидимся еще.

— Я знал, что разговор об этой мерзости тебя расстроит, — вздохнул Гиль, — увидимся, моя госпожа.

— Зови, если мы тебе понадобимся, — коротко попрощался Эйне, и Беата закончила спиритический сеанс.

Зашипела от боли, разминая затекшие конечности, и бросилась одеваться. Нужно ехать в Кловерфилд. Проклятье, три часа по морозу! А поезда еще ходят, или уже все? Надо найти Алису: она последняя должна была видеть Джеральда!

Заскрипел входной замок, и дверь распахнулась. Беата нос к носу столкнулась с пропавшим мужем.

— Куда это ты ночью собралась? — изумился он.

— Тебя искать! Ты где был?

— Я пропустил шестичасовой поезд, и Алиса пригласила меня в бар, на встречу с друзьями, — пояснил Джеральд, снимая верхнюю одежду, — отличные ребята, между прочим! Дэвид и Хельга — супруги, лыжники, бывшие спортсмены, сейчас занимаются тренерской работой. Донна — бухгалтер, но обожает сноуборд и сплавы по реке. Чак — водитель и бывалый походник. Ларс содержит собачий питомник и бегает марафоны. Все примерно наши ровесники. Представляешь, похоже я вписался в их компанию! Так что завтра я еду кататься на лыжах, а послезавтра иду в гости к Ларсу и его жене. Не заскучаешь тут одна?

Джеральд обнял ее и поцеловал в щеку. Глаза у него весело блестели, а руки замерзли. Беата глубоко вздохнула и подавила гнев.

— Балбес! Я же волновалась. Думала с тобой что-то случилось.

— Я могу за себя постоять. А теперь еще и на коньках умею кататься, — ответил Джеральд и рассмеялся. — Давно я так не веселился! Это намного лучше, чем вечно торчать дома. Надо и тебя научить кататься.

— Не надо. Завтра делай, что хочешь, но послезавтра у нас зимний праздник Калунны.

Джеральд застыл.

— Я… черт, как я мог забыть об этом! А я ведь обещал помочь Ларсу в питомнике! И как теперь сообщить, что я не приду?

Он резко помрачнел и заметно расстроился.

Беата сжалилась.

— Ладно уж, иди развлекайся. Я и сама справлюсь.

— Ты смеешься? Нельзя пропускать праздник вересковой богини, это неуважение. Вот голова садовая, ну как я мог забыть! Теперь буду выглядеть идиотом перед новыми знакомыми.

— Калунна разрешила. Езжай веселиться, — хмыкнула Беата, разуваясь.

— Ты спросила ее?

— Да.

Джеральд заулыбался.

— Слава Калунне!

В комнате запахло вереском.

— Ничего подобного я не разрешала.

— Да брось. Позволь своему самому верному охотнику немного расслабиться. Ему это нужно. Он же обычно и так не празднует, а патрулирует деревню.

— Один раз. Мои праздники нельзя пропускать. Это оскорбительно. Мой охотник не должен их игнорировать.

— На твоем празднике в Хисшире, Морланде, Эрси, Виллбридже и Темберли будут сотни людей, моя богиня, и все будут славить твое имя. Все будет хорошо.