Assassin's Creed: Буря эпохи Мин

Глава 4 Отвлекающий маневр Ко-угроза

– Неужели Леопардовый павильон правда сгорел?

Янмин нахмурил брови, сделал глоток чаю и посмотрел на пруд Лазурных Облаков, покрывшийся тонкой коркой льда. Водоем находился прямо перед домом господина Вана, который и дал ему название. Резиденцию ему пожаловали вместе с титулом бо[24] после подавления мятежа Чэнь Хао.

Шао Цзюнь ответила, глядя на наставника:

– Все верно. Я считаю, Шунь передала тот свиток евнуху Чжану.

Наставник глубоко задумался, опустил чашку, достал из-за двери два бамбуковых шеста и, протянув один девушке, сказал:

– Возьми, сестра, помоги мне надломить лед.

Ученица замерла, поскольку Янмин ни с того ни с сего сменил тему. Она знала: все слова наставника что-то значат, поэтому не стала спорить и молча взяла шест. Затем вышла вслед за господином Ваном.

Снег уже перестал идти, но его много лежало на мосту Небесного Источника, перекинутом через пруд. Взойдя на мост, девушка увидела, как господин Ван воткнул шест в лед. Раздался треск, вся поверхность пруда покрылась трещинами. Снежный покров, попав в воду, растаял, и на поверхности словно появился колодец.

– Сестра, расколи торчащий лед, чтобы после захода солнца никто не оступился, – сказал хозяин дома.

Пруд Лазурных Облаков состоял из двух: большего внешнего и меньшего внутреннего. Внутренний находился на территории резиденции, по нему никто не ходил, из-за чего снежный покров здесь стал толще и таял гораздо медленнее. После удара Шао Цзюнь по дрейфующей льдине колотый лед и снег смешались, вода начала подниматься над ними.

– После церемонии причисления прямых предков минского императора Ши-цзуна евнух Чжан неоднократно выделял много серебра из казны на… что-то. Когда я провел расследование, то выяснил: деньги ушли в Гуанчжоу.

– Но почему именно туда? – спросила Шао Цзюнь после паузы.

Это был административный центр управления комиссара по гражданским и финансовым делам в провинции Гуандун, а также узел международной связи. Правда, располагался далеко от столицы.

– Я сам очень удивился, когда узнал про Гуанчжоу. А затем мне рассказали, как евнух Чжан тайно встречался с франками на одном небольшом острове в Южнокитайском море… – Закончив говорить, наставник на секунду замолчал, снова с силой ткнул удочкой, расколов лед, а затем продолжил: – Кажется, это связано с тем, о чем ты говорила.

– Что же все-таки в свитке? – с удивлением спросила Шао Цзюнь.

– Никто не знает. Возможно, секрет, как подчинить Поднебесную? Такая мысль не кажется слишком уж невероятной, учитывая, сколько сил тиду потратил, чтобы заполучить нужную вещь. – Янмин немного замешкался, но затем поднял голову и продолжил: – Давай пока оставим эту тему и закончим со льдом.

Девушка занималась внутренним прудом, пока, наконец, не разбила всю корку и не высвободила воду.

– Не замерзла? – смеясь, спросил наставник.

– Нет, – ответила Шао Цзюнь, мотая головой.

Несмотря на весенний сезон, на улице было холодно, но Шао Цзюнь согрелась и даже немного вспотела, пока колола лед.

Мужчина сказал со вздохом:

– Мироздание – это мое сердце, а мое сердце – мироздание. Холод и жар идут из него, а не откуда-либо еще, как и все сущее.

Первая фраза, к слову, являлась цитатой Лу Цзююня, ученого эпохи Сун. Его понятие «сердца» и легло в основу учения господина Вана.

Шао Цзюнь вступила в Братство ассасинов, будучи совсем ребенком, и Янмин обучил ее только некоторым приемам боевых искусств, а господин Чжу лишь немного посвятил в суть учения о духовном совершенствовании, ведь почти все время они были в бегах, спасаясь от евнухов. Интересный факт: Чжу Цзююнь при рождении получил другое имя, но в более позднем возрасте сменил его, поскольку восхищался Лу Цзююнем.

После слов наставника девушка замерла, а затем спросила:

– Если все на свете есть порождение сердца, тогда человек обладает безграничной властью. А еще пропадает деление на правильное и неправильное, вам так не кажется?

– В мирских делах изначально нет добра и зла, плохого и хорошего. Невыраженные чувства не обладают качеством, а выраженные достигают гармонии. Давай на простом примере. Возьмем телегу. Когда она неподвижна, то выглядит превосходно и не имеет дефектов – это называется отсутствием качества. Как только начинает двигаться по дороге, то все еще остается превосходной – это называется гармонией. Однако, если колеса выйдут из колеи, то телега однозначно получит повреждения. Также и с сердцем человека, благомыс-лие – есть управляющий телегой человек, а постижение сути вещей – искусство управления телегой. Лишь обладая этим качеством, можно совершать добрые дела, достигнуть единства познания и действия. Только так телега сможет в безопасности проехать путь в сотни километров, – с улыбкой объяснил Янмин.

Истинный смысл учения господина Вана о духовном самосовершенствовании, которое называлось «Учением сердца», записан на четырех свитках, висящих в зале Высшей Добродетели. Знание доступно всем, но в полной мере им обладает лишь тот, кто учитывает добрую и злую сущность всякого явления. Основано все на правильном дыхании и самовоспитании. Потому следовавшие традиции студенты, как Ван Цзи, изучали как литературу, так и боевые искусства, за счет чего обретали долголетие. Самый лучший студент дожил до восьмидесяти трех лет, а его ученики, то есть последователи Янмина во втором поколении, стояли наравне с Тан Шуньчжи[25] из «Цзяцзинской восьмерки»[26] и обладали выдающимися боевыми навыками. А вот при обучении Шао Цзюнь оба мастера забывали о ее просвещении. Пусть Янмин лишь недавно вновь встретился с ученицей, однако заметил: после всего пережитого в ее сердце поселилась ненависть. Если она не придет к благомыслию, добрым делам и желанию созидать, то в лучшем случае утратит связь с реальностью, в худшем – станет жестокой, встав на ложный путь.

Услышав такое доходчивое объяснение «Учения сердца», Шао Цзюнь почувствовала, что на душе стало теплее, и, не сдержав улыбки, сказала:

– Спасибо за наставление, учитель.

Мужчина, глядя на нее, внезапно замахнулся удочкой и опустил ее в воду, которую больше не сковывал лед, а затем спросил:

– Почему лед похож на клинок?

«Учение сердца» развивало идеи конфуцианства, при этом находясь под влиянием чань-буддизма. Оттого стихотворение Янмина напоминало буддийскую гатху[27]. Его ученики часто дискутировали, пытаясь разобраться в непреложных истинах и глубоких смыслах учения.

Раньше наставник и не занимался просвещением Шао Цзюнь, потому сейчас ее переполняла радость от разговора, и она сказала:

– Просто похож, но, в конце концов, лед – всего лишь затвердевшая вода.

Господин Ван слегка улыбнулся, резко поднял удочку и ткнул кончиком в девушку. Выпад получился настолько восхитительным, что могло показаться, будто в руках у мужчины не просто палка с леской, а настоящий меч. Послышался хлопок: Шао Цзюнь заблокировала удар.

– Лед крепок и остер – когда твердо уверен, что он таков, то будешь видеть в нем лишь клинок и не рассмотришь мягкость и гибкость. Лед отличается от воды и разделить их легче, чем сдуть пылинку. Однако, если они соединятся, то никому не под силу будет их различить. Так и искусство владения мечом заключается в мягкости и гибкости, а не в твердости и остроте. В случае, когда у клинка вовсе нет острия, то он уподобляется антилопе, опустившей рога: ее уничтожат, не оставив и следа. Такое орудие не сможет остановить противника, – объяснил Янмин.

Сначала фехтованию Шао Цзюнь обучалась у него, а прибыв во Флоренцию, постепенно переняла стиль Эцио. Техники владения мечом на Востоке и на Западе сильно отличались, причем порой диаметрально. Потому, каждый раз беря в руки клинок, Шао Цзюнь задумывалась, какой стиль использовать. Оттого в день, когда на нее неожиданно напал Гао Фэн, девушка замешкалась и не смогла быстро разобраться с противником. Янмин заметил этот недочет в ее технике. Он понимал, как важно помочь ученице соединить оба пути, ведь бесконечный выбор одного из двух принесет больше вреда, чем пользы. Задумка удалась – Шао Цзюнь все поняла.

Согласно наставлениям господина Чжу, удар Янмина стоило отбить, а затем избежать продолжения схватки. Только сейчас два человека стояли и по неосторожности легко могли упасть в воду. В порыве отчаяния девушка молниеносно парировала, как учил Эцио. Однако наставник ударил так, что она не отбросила его «меч», а ушла в глухую оборону.

– Наставник… – В ее голосе слышалась досада.

– Хотя военное искусство отличается от философии, но у них общее начало. Я понял это, когда изучал Шестикнижие[28], – отстраненно сказал мастер.

В прошлом люди спрашивали Лу Цзююня, почему он не напишет какой-нибудь трактат, и ученый ответил: «Все уже сказано в „Шести книгах“». «Учение сердца» Янмина и философия господина Лу были неразрывно связаны. Руководствуясь одновременно мирными и военными принципами, человек достигает вершины в любом деле, включая самопознание. Как боец Шао Цзюнь уже превзошла господина Чжу и все же пока не познала все тонкости мастерства. А схватки с Гао Фэном и Вэй Винем пошатнули ее уверенность в своих силах.

На лице наставника промелькнула улыбка, он с легким вздохом сказал:

– Сестра, ты прочитала мало книг, однако от природы очень сообразительна. В моем учении нужно руководствоваться и военными, и мирными принципами. Большинство людей хороши во втором. Тебе же нет равных в первом.

Девушка посмотрела на Янмина и вспомнила, как уничтожили Братство ассасинов. В него входило много талантливых бойцов, которые могли изучить искусство войны господина Вана. И Шао Цзюнь пугала мысль, что она – последний ассасин.

– Учитель, нужно возродить Братство, и ваши тревоги уйдут.

Это было их общей мечтой. Мужчина слегка кивнул и сказал:

– Тебе открылось единство познания и действия… Теперь ты сможешь на равных сразиться с Работорговцем, Мясником, Демоном и Змеем, а вот с евнухом Чжаном… Увы.

Шао Цзюнь поняла: наставник признал ее способности.

Янмин убил Гао Фэна, и теперь Тигров осталось шесть. Юй Даюн и Ма Юнчэн уступали по силе Цю Цзюю с Вэй Винем, а лучшим бойцом считался, конечно, старик Юн. Несмотря на слова учителя, после встречи со Змеем Шао Цзюнь чувствовала, насколько сильно уступает евнухам-фаворитам, поэтому сказала:

– Даже самый толстый лед рано или поздно растает.

Мужчина замер от неожиданности, а затем улыбнулся:

– Все верно. Можно ограбить целый город, но украсть идеалы не получится даже у одного-единственного человека. Я горжусь твоей решимостью.

Наставник впервые говорил подобное, от чего Шао Цзюнь расцвела.

– И то правда! И все же вы остерегаетесь старика?

Янмин говорил об оставшихся Тиграх весьма пренебрежительным тоном, используя их прозвища. Обо всех, кроме самого главного. Это навело девушку на мысль: учитель уважает тиду, который уничтожил Братство.

Мужчина тяжело вздохнул, прежде чем ответить:

– Иногда я думаю, что он – мое зеркальное отражение.

Шао Цзюнь потеряла дара речи. Собеседник продолжил:

– В прошлом меня отправили подавить восстание принца Нина[29]. Покойный император прислал туда и евнуха Чжана разобраться с мятежниками. Так что мы провели вечер за душевной беседой…

Также там присутствовал еще один весьма уважаемый человек, который долго беседовал с ними той ночью. И в ту длинную ночь, несмотря на разницу в возрасте и статусе, мужчины мыслили одинаково. Янмин никогда не показывал эмоции, но сейчас горестно вздохнул, вспоминая о былом.

Он посмотрел на ученицу и сказал:

– Кстати, есть еще кое-что. В прошлый раз ты оставила у меня коробочку, и я нашел ключ от ее.

Наставник говорил о маленькой Шкатулке Эцио, которую Шао Цзюнь оставила у него, когда в прошлый раз отправилась повидаться с Шунь. Отдавая ее, сеньор Аудиторе сказал: «Это сокровище, которое передается из поколения в поколение, от брата к брату. Если когда-нибудь попадешь в сложную ситуацию и не будешь знать, что делать… загляни внутрь».

В прошлом Шао Цзюнь мучительно раздумывала о том, как возродить Братство, и хотела открыть «ларчик», вот только ключа не было. Теперь ситуация изменилась.

– Наставник, как думаете, что внутри?

– Не знаю… Никто не знает. Однажды я читал книгу, где говорилось о Шкатулке Предтеч. По описанию похоже на нашу, пусть автор и сделал описание в общих чертах – видимо, пересказал слухи, – поколебавшись, ответил Янмин.

– А название книги помните? – взволнованно спросила Шао Цзюнь.

– «Записки яшмовой крови». Рукопись неизвестного автора династии Сун, в которой рассказывается об обороне крепости Дяоюй. В общем-то, Шкатулка там просто упоминается, – сказал мужчина, качнув головой.

Ответ разочаровал девушку. Заметив ее поникший вид, наставник сказал с легким смешком:

– Кое-что, связанное с этим артефактом, мне все-таки удалось узнать.

– Кое-что? – бездумно повторила собеседница.

– Янь Сун, ректор Академии сынов государства[30], тоже исследовал это дело.

– А зачем? – с удивлением спросила Шао Цзюнь, нахмурив брови.

– Попробуй догадаться. Дам подсказку: несколько лет назад он преподавал в Академии Ханьлинь в Нанкине, но в прошлом году получил должность ректора благодаря рекомендациям евнуха Чжана.

– Все понятно…

– В тот день у горы Волун Гао Фэн скрывался до последнего, думая, что Шкатулка у меня. Я слишком поздно вмешался, а тот удар тебе в поясницу… Черт сам изменил направление движения меча.

Шао Цзюнь понимала, что шансов отразить коварный выпад евнуха Гао у нее практически не было, и списала все на несовершенную технику противника. Теперь, после слов наставника, ее осенило:

– Он заметил у меня за поясом подарок Эцио!

После возвращения на родину девушка не расставалась с артефактом, но в темноте евнух не сразу заметил его.

– Все верно.

Шао Цзюнь задумалась: «Выходит, старому евнуху нужна Шкатулка… Если я собираюсь возродить Братство, то должна уничтожить Тигров. Только вот оставшиеся из них – это важные государственные служащие, да еще и бойцы превосходные. Гао Фэна удалось убить лишь потому, что он не ожидал появления наставника. В противном случае еще неизвестно, кто бы из нас погиб». Она подняла взгляд на Янмина. Тот, подкручивая усы, сказал с улыбкой:

– Хочешь использовать Шкатулку как приманку и стравить врагов между собой?

– Отличная идея, – кивнула девушка, ясно осознавая, насколько серьезными противниками были евнухи-фавориты.

Янмин ответил после небольшой паузы:

– Затея рискованная.

– Я готова на все ради возрождения Братства ассасинов.

Наставник снова задумался и, наконец, сказал:

– Хорошо. Самые опасные противники, не считая евнуха Чжана, – это Демон и Змей. Однако первый никогда не отходит от господина тиду. Он жесток, но бесхитростен. Со вторым же, Змеем, придется действовать очень быстро, иначе проблем не оберемся. В военном деле все решают разведка и внезапность. Если на начальном этапе не разгадать планы противника, то, считай, добровольно накидываешь петлю на шею. Евнух Чжан, скорее всего, догадался о твоих намерениях первыми устранить Мясника и Работорговца, поэтому уже подготовился. Однако порой наши сильные стороны могут обернуться слабостью: храбрость Змея не знает границ, и это нужно использовать.

Сейчас в подчинении главного евнуха, кроме таинственного Ло Сяна, были четыре человека: Цю Цзюй, Вэй Бинь, Ма Юнчэн и Юй Даюн. Услышав слова наставника, Шао Цзюнь засомневалась в правильности такого подхода, но, хорошенько поразмыслив, поняла, что убийство Биня разрушит все планы Тигров и, возможно, слегка деморализует. Вот почему первым стоит убрать самого неудобного врага. Только девушка не могла не волноваться, поскольку помнила схватку возле Западного подворья. Заметив ее беспокойство, Янмин сказал:

– Не веришь в свои силы?

– Я не соперница Вэй Виню. Поняла после схватки на мосту. Начать с него хочу, но боюсь не справиться.

– Из оставшихся Тигров он самый свирепый. Некогда заведовал цзиньи-вэй – тайной службой или стражами в парчовых одеждах. Никто не видел Змея в бою, как и его оружие. Вэй Винь очень близок с Мясником… Возможно, это поможет нам. Попробуем спровоцировать евнуха и заманить в ловушку, поскольку он, хоть и выглядит спокойным, заводится с полоборота. Если Змей падет первым, дальше будет гораздо легче. Теперь остальные: Ло Сян скрытен, ведь никогда не показывается на людях, Работорговец жаден, Мясник жесток, Демон беспощаден.

Шао Цзюнь слушала, как наставник четко описывает характеры евнухов-фаворитов, и понимала: тот уже придумал план. Пусть учитель все эти годы скрывался, но он никогда не забывал о мести и возрождении Братства.

– Хотите сказать, что со Змеем можно разобраться без особых проблем? – спросила она в нерешительности.

– Битва на мечах и битва умов – не одно и то же, – сказал Янмин с легкой улыбкой.

В этот момент поднялся ветер, сдувая с навеса крыши снег, который с шумом упал на землю. Мужчина повернулся, посмотрел на образовавшийся небольшой сугроб и тихо сказал:

– Ты посмотри, Фэн Бо с Тэнлю пришли… Время позднее, пойдем пропустим пару чарок и обсудим, как одолеть Вэй Биня.

Фэн Бо – бог ветра, а Тэнлю – богиня снега. Во времена династии Тан[31] чиновник Ню Сэнжу в своем сочинении «Очерки о чудесах из мира тьмы» упомянул эти два имени.

Янмин говорил об убийстве людей, но его речь оставалась благородной, и казалось, что голова евнуха Вэя уже лежит перед ним. Шао Цзюнь не удержалась от смеха, поклонилась и сказала:

– Как скажете, мастер.

Пока ассасины пили в кабинете, обсуждая убийство Змея, сам он вкушал вино на втором этаже своего дома, глядя на покрытую снегом сандаловую сливу.

Резиденция Вэй Виня выглядела утонченно, внутренний двор утопал в растительности, но ему нравилось лишь это дерево. На самом деле оно не принадлежало к сливовым, а было разновидностью химонанта скороспелого – вида цветковых, который несильно ценился в обществе и получил прозвище «собачья кровососка». Тем не менее растение сильно выделялось на фоне своих «собратьев». В произведении «Перечень сливовых деревьев деревни Фань» Фань Чэнда из династии Сун есть такое описание: «Подобно сандаловому дереву, цвет темно-желтый, у него цветы с густым ароматом. Называется сандаловая слива. Этот сорт высоко ценится».

Хоть Винь был евнухом и когда-то управлял стражей в парчовых одеждах, себя считал в большей степени философом, нежели воином: он пил алкоголь по глотку, а не залпом; пищу употреблял простую, без роскошеств. Если не знать о статусе, можно принять его за ученого-конфуцианца. Поэтому Змей сравнивал себя с сандаловой сливой среди «собачьих кровососок» – растением, сохранившим чистоту и как бы возвысившимся над своим видом. Только у Виня никогда не было больших амбиций. Сначала мужчина добросовестно служил под началом старшего евнуха Лю Цзиня, а затем точно так же стал работать под началом Чжан Юна, который убил своего предшественника. Ведь в душе Змей считал, что, независимо от внешних обстоятельств, люди во фракции оставались теми же по своей сути. Поэтому не важно, у кого находиться в подчинении – достаточно иметь возможность спокойно наслаждаться вином в окружении цветов.

Евнух Вэй наслаждался ярким вкусом вина и обдумывал последние события. Сжечь Леопардовый павильон ему приказал тиду. Винь сделал это, не задавая вопросов даже самому себе, как и всегда. Дело оказалось плевым, однако при попытке уйти он встретил на мосту незнакомца в странной одежде. Сначала Змей принял его за дворцового стражника, которому не хватило формы, и собирался убить его, а тело сбросить в воду, но просчитался. Противник оказался настолько силен, что самого свирепого из Восьми тигров прошиб холодный пот. В ту ночь Винь сам оделся как дозорный Запретного города и оставил дома свое особое оружие. Чем больше он размышлял, тем больше жалел о таком решении. В движениях незнакомца на мосту угадывалась техника ассасинов, и Змей подумал: «Мы уничтожили всех! А если кто и выжил, им уже не под силу проникнуть в Запретный город. Если только… Нет. Невозможно. Неужели Шао Цзюнь? Проклятье! Такой шанс упустил! Хотя надо отдать ей должное – мечом она хорошо владеет…»

Думая, евнух сделал еще глоток, пытаясь успокоиться. Вдруг на лестнице за спиной раздались шаги. Винь вскочил и повернулся. Когда отдыхал здесь, то всегда говорил слугам не беспокоить его, поэтому сейчас рассердился. Левая рука потянулась в правый рукав. Лишь увидев гостя, он выдохнул и второпях сделал два шага вперед и упал на колени:

– Господин тиду.

Перед ним стоял командующий двенадцатью столичными гарнизонами. Несмотря на холодную погоду, старик Юн надел лишь ханьфу[32] на подкладке. Увидев, что Змей упал на колени, он сказал:

– Встань, Вэй Винь.

Мужчина поднялся, не осмеливаясь снова сесть. Старший евнух бросил взгляд в сторону глиняной печи в маленьком столе перед окном, на которой грелся чайник с вином. Закуски не было. Тиду засмеялся и сказал:

– Где твои манеры? К цветам сливы нужна закуска.

Сказал он это мягко, но у Виня все равно по спине пробежал холодок. Он дождался, когда господин сядет, и лишь после вернулся в свое кресло. Затем тихо сказал:

– Леопардовый павильон… Я все сделал.

– Слышал. Ты хорошо справился, не оставил ни следа, – кивнул старик.

В прошлом месяце Чжан Юн приказал Виню сжечь зверинец. Пусть зал Западных Варваров стоял заброшенным, тем не менее Шао Цзюнь прожила там два года, так что могла знать о тайнах этого места, посему его стоило уничтожить. Вернувшись, Змей услышал, как слуги уже обсуждали пожар. Стражники Запретного города, разумеется, увидели пламя, но, когда добрались до места, там осталась лишь выжженная земля. После смерти прошлого императора зал Западных Варваров закрыли, и даже леопардов, которых разводили в Леопардовом павильоне, увезли куда-то. Так что при пожаре никто не пострадал. Тем более здание находилось на территории, отрезанной от жилых дворцов водоемом, и пламя не пошло бы дальше. Хотя нынешнего императора не заботили такие вещи, поэтому, сгори хоть весь город, ему было бы все равно.

Евнух Вэй вздохнул. Глядя на серьезное лицо тиду, он осторожно сказал:

– Господин, по поводу Шао Цзюнь… Мы пока не нашли никаких следов.

Старик спокойно посмотрел на подчиненного, а у того вновь мороз побежал по коже. Винь понимал, какая между ними лежит пропасть, хотя оба принадлежали к Восьми тиграм. А вот Лю Цзинь не понимал, и смерть его заставила трепетать от ужаса многих. Мужчина не желал такой участи, посему всегда стоял позади и вел себя крайне почтительно.

– Эта девка уже в столице.

Такая новость сильно удивила Виня, но он спросил, не подавая виду:

– Господин получил новую информацию?

– Еще нет.

На миг Змей остолбенел, а тиду пояснил:

– Именно из-за отсутствия новостей все выглядит еще подозрительнее. После того как Гао Фэн погиб, Шао Цзюнь и след простыл, хотя мотивы ее стали понятны, как только она вернулась в Китай. У нее точно есть помощник.

Винь пробормотал:

– Да кто же осмелится на такое?

Старик поморщился и ответил:

– Ты видел смерть главы, когда мы уничтожили Братство?

Три года назад во время церемонии причисления предков Тигры нанесли смертельный удар по нему. Полагаясь на навыки Змея, лучшего шпиона в стране, евнухи выследили всех в столице. Он сам помнил, как добрался до мастеров и убил главу Братства.

– Он пал от моей руки. Даже имя помню – Хун Ливэй…

– Этот человек фигура небольшая, за ним определенно стоял кто-то еще… – Старик не дал собеседнику договорить.

Вражда двух группировок длилась уже больше тысячи лет. Предтечи Восьми тигров помогли Цинь Шихуану в период Сражающихся царств[33] в подавлении шести из них, что породило конфликт с Братством, стремящимся свергнуть династию Цинь.

Тигры придерживались строгого порядка во всем и иерархии. И уважали только силу, а Братство следовало принципу «Ничто не истинно, все дозволено». Естественно, они не могли найти общий язык, постоянно конфликтуя. Начиная с той поры, когда стрела царства Вэй поразила правителя династии Цинь, Чжан Юн видел в ассасинах только врагов, которых нужно уничтожать, как поступили все его предшественники. В течение многих лет они сражались не на жизнь, а на смерть; победу одерживала то одна сторона, то другая, но в целом силы всегда оставались равны. А сейчас впервые в истории Братство ассасинов оказалось на грани исчезновения.

Даже старик Юн, думая об этом, начинал волноваться. Он знал: на Западе главу того или иного объединения называли лидером. В Китае, скорее всего, главного ассасина называли по-другому, хотя суть оставалась та же. И если не уничтожить его, Братство возродится. Хун Ливэй, безусловно, обладал неплохими способностями, тем не менее уступал сбежавшему три года назад Чжу Цзююаню. Господин Пилос говорил, что глава необязательно должен быть самым сильным, однако тиду дополнил бы эту мысль: глава любой организации должен уметь вести за собой остальных. Когда он увидел Хун Ливэя, тот стараниями Вэй Виня уже напоминал разделанную тушу. Любопытный факт: даже главный евнух Чжан никогда не видел техники боя Змея. Старик Юн не мог поверить, что Ливэй был главой Братства. Невероятно храбрым человеком, выступившим против Биня, – да, но вот лидером… Тем не менее поиски такого не увенчались успехом. И возращение Шао Цзюнь косвенно доказывало правоту тиду. Этот мистический глава смог избежать ловушки, устроенной во время подставной церемонии, а теперь начал действовать.

Бинь кивнул в ответ:

– Вы говорите правильные вещи, я всегда думал так же.

Он ляпнул первое, что пришло в голову, и тут же похолодел от ужаса. Змей всегда вел себя осторожно, не пытался казаться умнее, не подлизывался и не пытался лезть вперед, оставаясь всегда в тени. А сейчас признался в убийстве Ливэя, хотя не считал того главой Братства ассасинов. Только слово не воробей, потому мужчина тут же продолжил:

– Но за все эти годы так и не нашел доказательств, вот и решил не беспокоить вас своими домыслами. И только после ваших слов во мне не осталось сомнений.

Старик даже не обратил внимания на неоднозначные речи своего подчиненного и лишь отстраненно разглядывал сандаловую сливу. Помолчав какое-то время, он тихо заговорил:

– Не важно, кто он – все равно достанем. Сейчас мы должны сосредоточиться на Шкатулке Предтеч. Юй Даюн скоро подготовит треножник, и на острове Дайюй уже почти все готово – осталась самая малость.

Голос звучал очень спокойно, без намека на злость, а Биня все равно трясло. Он никогда не показывал слабость перед другими и отлично скрывал эмоции, но старик Юн пугал его до смерти: сцена казни евнуха Лю до сих пор стояла перед глазами. Только вот на Змея произвело впечатление не кровавое зрелище, а тот факт, что на ужасную смерть Цзиня обрек человек, который еще недавно вел себя перед ним почтительно и преданно. Сейчас Бинь боялся, ведь не справился с одним из приказов тиду: сожжение Леопардового павильона прошло идеально, а вот поиск следов Шао Цзюнь, получившую Шкатулку Предтеч, не дал вообще никаких результатов.

Мужчина сказал слегка дрожащим голосом:

– Слушаюсь, господин. Скажите, Шкатулка правда у Шао Цзюнь?

– Пилос говорил, изначально она хранилась у Эцио, но после его смерти как сквозь землю провалилась. Последней, кто видел сеньора Аудиторе, была эта девка. Потому, думаю, ответ очевиден. Только вот… – Старик прищурился и посмотрел в окно. – Постоянно носить артефакт с собой очень неудобно, несмотря на небольшой размер. Мятежница точно отдала кому-то Шкатулку… В общем, наша главная цель – ее помощник. Если во время поисков сможем прикончить и девку – хорошо.

Закончив говорить, тиду пошел к лестнице и начал спускаться, как вдруг замер и обернулся:

– Вэй Бинь, ты же не забыл, как убивать людей?

– Господин, ничтожный человек никогда не посмеет забыть.

– Естественно… Я тоже никогда не забываю.

От последней фразы у Биня волосы встали дыбом. Глядя в спину главному евнуху, он свесил голову и пробормотал:

– Слушаюсь. Слушаюсь и следую приказу господина.

Внизу старика ждал верный Цю Цзюй, с которым они вместе вышли из дома. Демон шел чуть позади.

Вновь пошел снег. Легкий, словно ивовый пух, и не обжигающий холодом.

– Уже второй лунный месяц. В следующем месяце старейшина Се будет обновлять состав государственной канцелярии… – задумчиво протянул старик, глядя в небо.

Старейшина Се Цянь был известным сановником. Во времена императора Чжу Ютана[34] вместе с Ли Дунъяном и Лю Цзинем их называли тремя мудрыми министрами и говорили: «Господин Ли замышляет, господин Лю приговаривает, а господин Се прощает». Но когда следующий император Чжу Хоучжао сделал Лю Цзиня главой Тигров, Цянь выступил против, и его лишили звания. После вступления на престол Чжу Хоуцуна господина Се восстановили в должности, и тому пришлось переехать в столицу. На третий месяц лунного календаря состав государственной канцелярии официально обновили.

Старик Юн уничтожил Братство ассасинов, однако понимал, что среди придворных нашлось немало тех, кто оказался недоволен этим, включая Цяня. Се Цянь, Ли Дунъян и Лю Цзинь с первого года правления императора Чжу Хоучжао представляли доклады с просьбами покарать Тигров. После чего они стали заклятыми врагами для евнуха Чжана.

Сейчас тиду видел правление уже третьего императора, из-за чего не мог так просто нанести удар по неприятелю. После того как старейшина Се вошел в состав государственной канцелярии, к нему стало сложно подобраться, однако это была еще одна цель, которую преследовал старик Юн. В силу лет Цянь уже не мог справляться со своей должностью, потому для победы достаточно вынудить его уйти в отставку. Однако еще нужно разыскать Шкатулку, на что требовалось время, а план «Дайюй» уже выполнялся.

Взгляд евнуха Чжана резко изменился при мыслях о Бине. Тигры служат ему надежной опорой, но если эти люди станут еще сильнее, тогда будут представлять для него серьезную опасность. Юн сам когда-то сместил Лю Цзиня и возглавил евнухов-фаворитов, вот только уступать свое место никому не собирался, а подобное наверняка не понравится евнуху Вэю. Старик вспомнил сказанное им: «…я всегда думал так же». С самого начала Змей сомневался, что Хун Ливэй возглавлял Братство, но ни разу об этом не заикнулся. Таким образом, Бинь, с одной стороны, присвоил все заслуги за уничтожение Братства ассасинов, а с другой – сумел скрыть дедуктивные способности даже от своего господина. Умный противник вдвое опаснее сильного физически, а Змей сочетал в себе оба качества. Даже Шао Цзюнь не представляла такой угрозы, как евнух Вэй.