ГЛАВА 11

Я проснулся от того, что солнце нещадно светило мне в лицо, пробираясь сквозь опущенные веки, и на грудь что-то давило, мешало дышать. Открыв глаза, я увидел Алике, сидящую на мне, просунув колени под мои руки. Ее лоно находилось в пятнадцать сантиметрах от моего лица, пушистые, вьющиеся волосы бросали тень на ее бездонные глаза. Женщина посмотрела на меня, запустила руку в мои стриженые волосы и ладонью стала гладить щеку:

— Прошлая ночь походила на чудный сон, Ати. Иногда я сомневалась, что ты находишься рядом со мной.

Я тоже. Но мои ноздри вдыхали ее аромат, слабый и чистый, будто Алике спустилась к озеру и вымылась, не дожидаясь меня. Взглянув в ее бездонные глаза, я сказал:

— Не могу вспомнить, зачем я заявился сюда снова. Может, из-за этого?

«А может, я лгу тебе, пытаясь продлить эти фальшивые, наигранные чувства до самого конца? Мне кажется, что я влюблен. Хотел бы я, чтобы это было правдой. Но когда придет время, я уеду. Я уже вижу Вселенную, звезды, планеты, войны и своих боевых друзей. Это всего лишь мечта, подобная тем, что имеют молодые. Ты мечтаешь о женщине, о любой представительнице прекрасного пола, о сексе и тому подобной чепухе».

В глазах Алике промелькнуло что-то, похожее на отчужденность, но она улыбнулась и встала, шагнув через мою голову. Я немного подался назад, вглядываясь в ее раскрывшееся лоно, испытывая внезапно возникшее желание. «Почему бы нет? Схвати ее за лодыжку, заставь лечь, поверни на спину, засмейся, поцелуй, приласкай и войди в нее со всей силой своего желания, займись с ней любовью».

Перевернувшись набок, я уставился на плоскую голубую поверхность озера. Вдалеке, на другом берегу, виднелись развалины какого-то старого строения.

Наверно, домик смотрителя или небольшой отель для людей, боящихся тягот палаточной жизни.

Позади я слышал, как женщина занимается костром — разгребает угли, разжигает огонь, готовит завтрак.

Позже, когда солнце уже находилось в зените, мы, минуя невысокий холм, спустились вниз по тропинке, со всех сторон обсаженной деревьями. Земля была усыпана листьями и коричневыми сосновыми иголками, кое-где виднелись серые валуны, выглядывающие из-под травы. Недалеко располагалась старая свалка: бутылки, измятые консервные банки и жестянки, остатки каких-то приборов. Этикетки оказались размыты дождем, краски потускнели. По дороге нам встретился старый, полувысохший ручей.

Через некоторое время мы перестали разговаривать. Алике шла впереди, постоянно вертела головой, нервничала, поминутно останавливалась почти у каждого дерева, рассматривая какие-то скалы. Наконец она остановилась между двумя холмами; солнце спряталось за верхушками деревьев; создавалось впечатление, что наступила полночь.

Я спросил:

— Когда же ты скажешь мне, куда мы направляемся? — Женщина резко обернулась, широко открыв испуганные глаза, и в то же время облегченно вздохнула:

— Мы идем к «нашим друзьям». Я все думала, когда ты начнешь подозревать. — Она кивнула головой, будто ободряя себя — «наши друзья» — и улыбнулась. Теперь это была прежняя Алике.

Пожав плечами, я произнес:

— Конечно, ты ожидала, что я начну что-то подозревать. Но мне хотелось, чтобы ты была откровенна со мной.

Женщина, протянув руку к заднему карману джинсов, вытащила оттуда сложенную бумагу и, щурясь от недостатка света, развернула ее:

— Я просто боялась, что ты не пойдешь. — Она указала налево. — Сюда.

Мое сердце екнуло, будто чья-то безжалостная, сильная рука сжала его, и мне стало трудно дышать.

Мы пошли в указанном ею направлении, и через некоторое время я спросил:

— Почему ты боялась?

Дорога стала немного шире, так что можно было поместиться на ней вдвоем. Взяв мою ладонь в свою — я чувствовал ее тоненькие и холодные пальцы — и опустив глаза, Алике проговорила:

— Не могу сказать, что действительно знаю тебя, Ати. Я не пойму, каков ты на самом деле. — Она умоляюще взглянула на меня. — Или же я все это придумала.

«Что все?» — мелькнула мысль, и я произнес:

— Я всегда хотел, чтобы ты доверяла мне, Алике. — И опять мысль: «С каких это пор?» — Но я доверяла тебе, а ты взял и уехал.

Я кивнул самому себе, прекрасно понимая, что она приняла мое молчаливое согласие на свой счет.

Неужели эта женщина вообразила, что я останусь здесь, сольюсь с ней в единое, неделимое целое и вернусь к прежней жизни?

Ее рука крепко сжимала мою. В темных глазах моей подруги явственно читался ужас.

— Ты должна сказать мне, Алике, чего ты хочешь, — заявил я.

Вздрогнув, она отвела глаза, пряча мысль: — Немного позже, Ати.

Мне известно, что разделяет людей — ужас, страх.

Я понял это еще в молодости, до того, как уехал и разучился быть независимым, не заботиться о себе и других. Сколько мне тогда было шестнадцать, пятнадцать? А, не имеет значения…

Стояла поздняя осень, и после ужина я отправился к Алике просто для того, чтобы немного побыть с ней, посидеть в ее комнате при открытых дверях, притворяясь, что помогаю делать домашнее задание. Ее родители прислушивались к каждому звуку…

Конечно, они прекрасно понимали, что происходит, знали, что по выходным мы уезжали вовсе не для того, чтобы поиграть в грабителей и полицейских, ковбоев и индейцев, зеленых беретов и пришельцев.

Я видел, как вздыхала мать Алике, видя нас возвращающимися на закате, держащимися за руки, думая о румянце на щеках дочери, томном взгляде, плотоядном выражении лица этого урода — меня то есть, мерзкого, гадкого, скверного ублюдка. Но тем не менее говорила она совсем другое:

— О, привет, Ати! — Улыбка, хоть и принужденная, появлялась на ее лице. — Не хочешь ли остаться пообедать с нами?

Становилось темно. Я шел через их роскошную лужайку, направляясь к входной двери, так быстро, что ветер раздувал мою куртку. Комната моей подруги находилась на этой стороне дома. Сквозь шторы пробивался оранжево-желтый свет настольной лампы. Я шагнул к окну И вгляделся в щель между тяжелыми занавесками.

Алике лежала на постели совершенно обнаженная, такая аппетитная, как иногда она ложилась при мне, демонстрируя свои прелести, ожидая меня, приглашая.

Но сейчас она была совершенно одна. Голова ее была запрокинута, рот открыт, левая рука лежала на груди, сжимая ее так, что сосок выскочил между пальцев.

Я стоял перед окном будто громом пораженный, забыв закрыть рот. Мне приходили в голову подобные мысли, но я не придавал им значения. О чем она может думать именно сейчас? Обо мне или каком-нибудь другом мужчине или каком-нибудь собирательном образе?

Склонив набок голову, девушка, гримасничая, зажала уголок подушки в зубах. Я услышал короткий вздох, и ее движения резко прекратились.

Что нового узнал я, чего не знал раньше? Да, наверно, ничего, только то, что мы с Алике были очень похожи друг на друга и мало чем различались.

Нас влекло физическое удовольствие, передаваемое в генах, и никакие романтические бредни не могли нас переубедить.

Я вошел, и ее родители приветливо улыбнулись мне, предложив чай и печенье. Алике крикнула через дверь:

— Минуточку!

После чаепития мы отправились в ее комнату, где при открытых дверях делали домашнее задание.

Щеки Алике немного горели, когда время от времени она клала руку на мое бедро.

* * *

Тогда я так и не рассказал ей ничего, а сейчас мы медленно шагали по мрачному лесу.

Женщина прошла вперед, потому что тропинка стала извилистой и узкой, а я шел сзади, наблюдал за движением ее ягодиц, вспоминая ту ночь, когда подсмотрел, как она мастурбировала. Мне было приятно наблюдать, как женщина возбуждает и ласкает себя, потому как точно знал, что она это делает, совершенно не заботясь об ощущениях другого человека.

Наверно, по этой причине я так никогда и не рассказал ей о том вечере. Если бы она узнала, то этот акт трансформировался бы во что-то другое, стал бы иметь другой смысл.

Женщина вгляделась в левый поворот тропинки и сказала:

— Сюда, Ати. — Вдруг события, происходившие в последние несколько дней, потеряли значение.

Для чего вся эта сцена?

«Мы ждали тебя, Ати», — так, кажется, сказала Алике. Но глядя на нее, на ее походку и чувствуя, как загорается желание, мне стало очень трудно в это поверить.

Я постарался взять себя в руки, но мысли не давали мне покоя. Что за черт? Неужели она верит во все это? А мне это зачем? Ведь я каждый раз напоминаю себе, что намеревался взять все, что Алике предложит, а потом, когда придет время, уехать. До этого дня отпуск не знал себе равных, он очаровал меня своей сказочной романтичностью. Да, надо просто представить, что эта женщина — обычная наложница, которую ты всегда хотел и прежде не мог отыскать.

Алике шла впереди; нервное напряжение выпрямило спину женщины.

Я увидел затаившегося человека раньше, чем она, несмотря на все ее усиленные попытки найти, увидел прежде, чем он это сделал, хотя шум наших приближающихся шагов должен был насторожить его.

Дорога была обсажена высокими деревьями с широкими листьями, не вписывающимися в стройные сосновые леса. Скорее всего, это был старый фруктовый сад. Вглядевшись, я понял, что ошибся — это оказались деревья, на которых росли маленькие твердые, орехи. Желуди? Нет, не помню. Может, эта часть леса разрослась от деревьев, посаженных около какого-нибудь дома. Сад, вероятно, был запущен много веков назад.

Я просканировал кусты по обе стороны дороги и медленно покачал головой: «Идиоты».

Стоя на слегка наклоненной ветке старого дуба, держась одной рукой за толстый, искореженный ствол, стройный, темноволосый мужчина, одетый с головы до пят в зеленую форму, смотрел в небо. Его зеленое обмундирование несколько отличалось по цвету от растительности: оно оказалось слишком светлым. В это время года листья в восточных лесах приобретают темно-зеленый оттенок, столь характерный для позднего лета в этих краях.

Какой знакомый цвет, и я даже помню его название: линкольновский зеленый. О господи… Меня наполнил гнев, смешанный с каким-то смущенным изумлением.

Человек на дереве, чей подбородок был закрыт темно-голубой повязкой, глянул вниз и вздрогнул, увидев меня. Его рука потянула за ремень сверкающего черного ружья, висевшего за спиной, будто он намеревался развернуть его и направить на меня.

Непроизвольно я напрягся, однако мысль, мелькнувшая в мозгу, несколько остудила меня: «Ничего не произойдет, и ты прекрасно это знаешь. Однако подготовка…» Это как раз та ситуация, которой нас так долго и упорно учили: одно неверное движение, и ты мертв.

Но рука мужчины застыла на полдороге, он успел лишь просунуть большой палец под ремень — вперед выступила Алике.

Интересно, что этот идиот скажет: «Стой и сдавайся, жизнь или кошелек?» А он произнес:

— Привет, Алике. Рад, что ты смогла сделать это. — Женщина помахала ему рукой, смущенно и застенчиво.

Я думал, что горячее, щекочущее чувство в моем горле является результатом разочарования и расстройства. Не думал же я, что вот-вот расплачусь.

— Спускайся, Дэви, а то, не дай бог, свалишься с дерева.

Последовало долгое молчание. Неужели этот ненормальный думал, что я не смогу узнать этот голос.

Наконец он выдавил из себя:

— Гм… Ну, ладно, Ати.

Взглянув на кусты под дубом, я сказал:

— И ты тоже, Марш, ты и твой друг. — Послышался тихий, приглушенный звук, будто у кого-то перехватило дыхание. — И эти люди на другой стороне тропы тоже. — Не глядя в их сторону, я махнул рукой.

Алике во все глаза смотрела на меня, удивленная донельзя. Неужели никому из них не приходило в голову, что они впали в детство и играют в игры?

Дэви проговорил:

— Конечно, Ахи. Гм… выходите, ребята.

Передо мной стояли Дэви, Марш и его подруга Сэнди, полдюжины людей, чьи лица показались мне более-менее знакомыми. Я видел их в баре — повзрослевшие лица детей, которых я знал, с которыми играл в футбол и в войну. Каждый из них был вооружен, причем оружие у всех оказалось одинаковым: старомодные ружья — обычное вооружение старой регулярной армии, черные и тонкие, стреляющие самонаводящимися снарядами. Спаги тоже изредка его используют. Старые «хлопушки» класса X намного эффективнее, но остаточная радиация от их действия портит всю картину.

— И это все?

Глядя на меня, Дэви опустил повязку, закрывающую нижнюю часть лица:

— Нет, у нас есть лагерь в нескольких километрах отсюда. Сейчас обеденное время.

Обеденное время. Я взглянул на Алике, находившуюся, кажется, в замешательстве.

— Что это, вечер сюрпризов? — Она тупо посмотрела на меня, в ее глазах промелькнуло что-то, похожее на страх. — Это же не мой день рождения.

Вмешался Марш:

— А у тебя в кармане все еще лежит маленький пистолет, Ати?

Я посмотрел ему в глаза:

— Из тебя получился хороший полицейский, Март, лучше, чем я мог ожидать.

Он слабо улыбнулся:

— Быть бессловесным легко…

Да уж… Взяв Алике за руку, я почувствовал, как ее пальцы благодарно сжали мои.

— Веди нас, Дэви.

Мы шли другой тропинкой, по которой, очевидно, давно никто не ходил. Лес здесь был очень старый, дремучий; густые кроны деревьев нависали над нами. По обеим сторонам дороги виднелись квадратные ямы. Тропинка кое-где была заасфальтирована, и там, где она резко спускалась, в ней еще сохранились каменные ступеньки.

Внизу плескалась река, значит, там находилась мельница, а вокруг раньше жили работники. В XX веке здесь располагался какой-то индустриальный центр. Такие старинные городки разрушились или были сметены ветрами новых веяний урбанизации, и на их месте теперь высились леса.

Наверно, здесь когда-то играли дети, а может, и нет… У них не было времени предаваться забавам — их ждала работа на мельнице.

— Почему ты носишь костюм Робин Гуда, Дэви?

Он удивленно обернулся, усмехнулся и ткнул пальцем в этикетки: — Мы нашли их в развалинах магазина в Ралей.

Март проговорил:

— Военную камуфлированную форму носить противозаконно, Ати.

— Какой закон ты имеешь в виду?

— Мой. — Сэнди держала его за руку, они шли в ногу с Алике и со мной.

— Как вы забрались сюда? Не все же тропинки в вашем распоряжении.

— Ну, саготы не очень внимательно следят за нами.

Дэви рассмеялся:

— Никто не следит и не управляет нами. Просто им абсолютно наплевать на то, что мы делаем.

Да, на муравьев, в общем-то, тоже наплевать, до тех пор пока они не станут проблемой. Когда же это случится, разгром муравейников неизбежен: эти насекомые никогда не побеждают.

— Ну и?

— Сюда легко добраться. Осталось много брошенных частных машин, электрифицированных участков, которые… — При этих словах он обменялся взглядом с Маршем. Они… предупреждали друг друга? — Ну, в общем, это достаточно легко.

Смотри-ка, а эти парни не так уж и глупы, как кажутся.

Март произнес:

— Мы доверяем тебе, Ати, показывая, что происходит, и объясняя, в чем дело. Мы уже много говорили об этом раньше, с тех пор как нам стало известно, что ты возвращаешься, часто спорили о том, что может означать для нас твое возвращение.

Я удивился: «Черт побери, что они там нафантазировали? Неужели эти идиоты думают, что мне хочется вновь увидеть места детских забав?» Дэви предупредил:

— Если ты скажешь кому-нибудь… Ну, ты знаешь, что с нами будет. Кивком головы он указал на Алике, глядевшую на меня своими чистыми, преданными глазами.

Черт! Я попытался не поддаться нахлынувшей волне гнева, потому что не хотел усугублять напряжение:

— Никому не скажу.

Дэви заметно расслабился, но Март — нет.

Моя подруга сжала руку:

— Знаешь, что произойдет, если однажды они схватят нас и узнают о тебе?

Ну-ну, могу себе представить. От этих мыслей во рту появилась горечь.

— Меня уложат спать.

Алике хватило воспитания удивиться выбору слов.

Лагерь находился в живописной маленькой долине. Солнце уже скрылось за горами, и вокруг царил полумрак. Горы были покрыты густой травой, внизу змеился серебряный ручей, кое-где виднелись низкорослые яблони, коричневатые кусты, усыпанные темно-красными ягодами.

Над долиной, среди стволов деревьев, виднелись развалины какой-то старой, необычной формы церкви. Все еще державшиеся купола были выпуклыми, похожими на луковицу, и сохранили золотое покрытие. На верхушке маячил старый металлический крест, ныне покосившийся. Я почему-то склонен был думать, что это символ католической веры. Пару таких вещиц всегда можно найти в горах. За заброшенной церковью находилась старая дорога, ведущая в близлежащий городок, скорее всего, тоже покинутый и пришедший в упадок.

Алике взяла меня под руку:

— Добро пожаловать в долину Дорво, Ати. — Теперь она улыбалась.

Черт побери, долина Дорво… Это же название носила страна чудес, описанная в фантастических романах XXI века, которыми мы, будучи детьми, зачитывались до умопомрачения.

Книга называлась «Розовая тьма». Ее сюжет был настолько интересен и захватывающ, что мы никогда не упускали возможности каким-либо образом инсценировать его.

Я всегда играл роль Алендара Векснема — героя из таинственного мира, известного как Карая. Алике была его подругой Заной Орн. Дэвиду приглянулся Райтерон — брат Алендара, вместе с ним находившийся в заточении у правителя Красного Острова Вастава Иова с Маршем в этой роли.

Когда я впервые поцеловал Алике, мы играли роли Алендара и Заны.

Дэви тогда разозлился, сказав, что это испортило игру, Дэви, а не Марш, которому нравилась девочка, игравшая Зир-Лас Ста. Ей больше подошла бы роль подруги не бесполого Иова, а Райтерона.

В дальнем конце долины, под деревьями и по соседству с разросшимися кустами шиповника, разместились коричневые палатки. Около них горели походные костры, от которых поднимался легкий дымок.

Алике взяла меня под руку и подтолкнула:

— Давай, Ати, обед готов.

Мы подошли к кострам. Насколько я помню, в конце «Розовой тьмы» долина Дорво была разрушена термоядерным устройством.

Обед накрыли на старых летних столиках, найденных черт знает где, может, их приволокли из церкви или с лужайки богатого загородного дома. Он состоял из жареного мяса, поджаренной кукурузы с орехами, сладкого картофеля, замороженных фруктов в пакетах — темного винограда и зеленых лимонов, подслащенных тростниковым сахаром. Его вкус намного отличался от великолепного белого свекольного сахара, каким снабжали легионы наемников.

Алике, Дэви и Марш оказались довольны моей реакцией.

Двое саанаэ сидели на земле на другом конце стола, уминая кукурузу, сладкий картофель и какую-то темно-серую мешанину, пахнущую свежескошенной травой. Рядом с ними на земле лежали аккуратно сложенные белые покрывала, соломенные шляпы и значки с идентификационными номерами.

Один саанаэ был мужского пола, другой женского. У нее виднелись половые органы, походившие на твердую картонную трубку с влажным содержимым, поблескивающим на свету. Большинство находящихся рядом людей стыдливо отворачивались. Их идентификационные номера говорили о том, что все они прикреплены к полицейским формированиям, дислоцированным недалеко от развалин Эшвиля.

Мужская особь, сидящая рядом со мной, с любопытством поглядывала на соседку, слушая бессодержательную болтовню людей, кусала мясо маленькими кусочками, тщательно их пережевывала. Кожа на его макушке двигалась. Женская особь предпочитала кукурузу. Кусок за куском отправлялся в рот.

Мужчина-саанаэ произнес: — Итак, наемник…

— Моррисон.

Он медленно кивнул, но не как человек, а как лошадь:

— Моррисон. Я называю себя Мейс. Так на вашем языке звучит мое имя. Его английский был превосходен, только глухой резонанс, идущий из груди и тяжелой головы, выдавал в его речи инопланетянина. Наверно, так будет звучать речь говорящей лошади.

Последний из встреченных мною саанаэ все еще пользовался своим настоящим именем.

Женщина произнесла:

— Стоуншэдоу. А тот представитель нашей цивилизации, очевидно, находился в ссылке. У нас было время забыть о прошлом. — Она говорила превосходно, но все же в ее голосе чувствовался чужеродный акцент. На этот раз было похоже на говорящую собаку.

«Ссылка, осуждение» — выбор слов заставил меня улыбнуться.

— Забыть что?

Ответил мужчина:

— У нас больше нет дома. Пришло время понять, что Земля стала нашей родиной. — Он указал на окружающие нас деревья.

Ага, теперь понятно. Тоже ложь.

— А что вы делаете здесь? Я имею в виду, что вы хотите забыть?

— У меня все еще есть повелитель. — Произнес он это невозмутимо, бесстрастно.

Я взглянул на женщину-саанаэ. В ее зеленых глазах тоже нельзя было ничего прочесть. Трудно понять, что эти… люди думают. С хруффами легче, потому, наверно, что я знаю их лучше.

Мужчина проговорил:

— Итак, джемадар-майор Моррисон, я понял, что вы были на Рухазе.

Интонация его вопроса казалась утвердительной.

Мне ничего не оставалось сделать, как кивнуть. Он продолжал:

— Я тоже был на Рухазе.

Мне сразу представилась картина: Мейс, дрожащий и испуганный, кто-то бьет его в лицо прикладом, кто-то, забавляясь, тыкает штыком ему в пах.

Может, все случилось не совсем так, но, очевидно, похоже.

— В долине Саухэзо? — Дымились лишь деревья, испуская молочный сок, не желая гореть. Зато пылали тела кентавров, удобряя почву желто-коричневой кровью.

— Меня захватили в плен на Таксэви-Бич.

— Никогда не был там, — признался я.

Он долго смотрел на меня своими ничего не выражающими глазами, в которых отражалось пламя костра.

— А, не имеет значения — этот бой или другой, одна планета, другая. Это же не дело рук саанаэ, хруффов или людей — это повелители Вселенной, раса господ.

— Ты и я — лишь солдаты повелителей, выполняющие их приказы.

Сидевшая рядом со мной Алике вдруг перестала есть. Дэви и Март уставились на меня.

Саанаэ проговорил: — Тогда почему ты здесь?

Я взглянул на свою подругу:

— Потому что эти люди — мои друзья.

Он медленно кивнул:

— Точно сказано, джемадар-майор. — Мужчина взглянул на свою спутницу, чей значок ясно указывал на более высокий, чем у меня, чин. — Они и наши друзья.

Поздней ночью я приоткрыл дверь комнаты, впуская воздух и лунный свет. Свежий ветер остудил наши разгоряченные тела и накаленную атмосферу в помещении. Дьяволы поднимались от наших тел, как туманные, мутные облака.

Вытащив сухое одеяло из палатки и расстелив его на земле, мы уселись на него, как обычно, совершенно нагие, обнявшись и глядя на желтую луну.

Мертвые моря на ее поверхности выглядели, как живые, земные; пять самых больших слились в одно, словно необъятное Средиземноморье, переместившееся на небо. В моем воображении рисовались треугольные корабли, похожие на арабские галеры, чьи паруса раздувались от лунного ветра. Старинные города, половина из которых лежала в развалинах, освещались голубым земным светом на темной стороне спутника, остальные сверкали белым ярким свечением, обогреваемые солнцем.

По пыльным равнинам скакали варвары. Племена, спустившиеся с гор, убивали и поедали своих соседей по планете, живущих в низинах. На островах были свои племена: каннибалы, пираты. Между ними время от времени происходили стычки и настоящие кровавые бои, ведущиеся примитивнейшим вооружением. Пылали подожженные нефтяные скважины, со свистом рассекали воздух пороховые снаряды.

Алике поцеловала меня в плечо, скользнув рукой по мускулам на руке:

— Ты все еще потеешь.

Я прижал ее к себе, провел рукой по боку и остановился у бедра. Интересно, как она будет выглядеть после напряженных тренировок в легионах?

Наверно, такой же юной, как я.

А мне хотелось побывать на Луне, в мире, созданном моим воображением. Теперь я рисовал себе картины реальной действительности: человеческие базы и сожженные города, лежащие в пыли, бесчисленные разрушенные пещеры, сметенные с поверхности планеты еще при приходе хруффов. Когда я был ребенком, то, задрав голову, частенько наблюдал поблескивающие огоньки на темной стороне спутника. Посмотрев в детский телескоп, можно было разглядеть четкие линии строений на ослепительно ярко-белых равнинах.

Если смотреть долго, то становились видны белые вспышки космического аппарата, устремляющегося на орбиту. Имеющие достаточно острое зрение наблюдали и блеск космического жилища, кружившегося между солнечным светом и тенью.

Алике прижалась ко мне и поцеловала мой сосок, нежно проведя языком по груди:

— С тобой все в порядке, Ати? — Ее голос походил на шепот.

— Просто погрузился в старые мечты.

Женщина прилегла, положив голову на мое бедро, глядя в лицо, которое находилось в тени. Моя рука соскользнула с ее бедра и легла на ягодицу, ощутив тепло человеческого тела, которое не могла остудить холодная ночь.

Порывистый ветер бросил мне в лицо волосы, и Алике, подняв руку, отвела их назад. Вернувшись на службу, мне придется подстричься и уложить их. Идя в бой, нельзя допускать, чтобы они лезли в глаза и закрывали обзор.

Она произнесла:

— По этой самой причине мы и собрались здесь. Мы не можем забыть наши старые мечты.

Меня бросило в жар: — Ты хоть понимаешь, что делаешь?

Алике поцеловала мое бедро и потерлась о него лицом:

— Долгое время я тоже так думала и решила, что Дэви и Март сошли с ума, играют в бирюльки. Все это казалось мне таким глупым, глупым и опасным…

— Тогда почему…

— Потому что я была одинока, Ати, потому что это заставляло меня вспоминать мою жизнь, мои ощущения, когда мы встречались с тобой.

«Когда мы были детьми, господи, какая глупость!» — мелькнула у меня мысль.

— Неужели ты не понимаешь, что это всего-навсего глупая и очень опасная игра? — Я гладил ее волосы, запутываясь пальцами в кудряшках, ощущая круглую форму ее головы. Под моей рукой она казалась совсем маленькой, как череп ребенка, совсем не похожая на голову той Алике, что я видел при свете дня.

Ее рука лежала на моем животе, поглаживая нежную кожу внизу.

— Ты такой… тонкий: и… твердый. — Пальцы женщины скользнули вниз и зарылись в волосы на лобке.

— Я верила этому до тех пор, пока не пришли саанаэ.

Мейс и Стоуншэдоу, как я понимаю, да и другие представители их цивилизации, тысячи, миллионы саанаэ, навсегда поселившиеся на Земле. Я спросил: — Ты знаешь, почему они здесь в качестве полицейских?

Алике уже держала в руках мой член, водя пальцами по мягкой, нежной коже.

— Мы слышали о мятеже, Ати, о планетах в огне, о людях, умирающих среди звезд.

Вместо того чтобы подняться и убежать, куда глаза глядят, я почувствовал, что под опытной рукой женщины начал возбуждаться. Возбуждение родилось где-то глубоко внутри, распространилось по всему телу, мешая думать.

Она проговорила:

— Я знаю, ты принимал участие в подавлении восстания, ты и твои спаги, хруффы.

— Мятеж еаанаэ провалился, Алике. Его подавили за несколько недель.

— А если бы к ним присоединились спаги? Что, если бы хруффы…

— Во Вселенной все еще есть еаанаэ, потому что они полезны господам. И потому, что восстание оказалось бесполезным, оно совершенно провалилось.

— А они утверждают, что мятеж почти полностью удался, Ати.

Говорят… Что там еще вообразили Алике и ее дружки? Что они знают? Очень мало. Эти идиоты даже не могут себе представить, что восстание еаанаэ, охватившее несколько планет, оказалось настолько незначительным, что потребовалось всего несколько легионов спагов и горстка хруффов, пара полков, чтобы его уничтожить.

Уверен, что никто и никогда не говорил им, что военная полиция еаанаэ тоже присоединилась к нам, помогая подавить сопротивление своих же соплеменников, однако, лишь после того, как было покончено с массовыми экзекуциями.

— Алике, cаанаэ создали межзвездную организацию, преследуя определенные цели. У них имелась возможность свободно передвигаться, они могли делать все, что им заблагорассудится, как доверенные лица повелителей Вселенной. Что заставляет тебя и остальных думать, что одна Земля может преуспеть там где провалились cаанаэ с их несколькими, достаточно хорошо вооруженными и развитыми планетами?

Женщина мягко проговорила:

— Человечество тоже создало межзвездное сообщество, представители нашей расы находятся на многих планетах.

Мне захотелось засмеяться, оттолкнуть ее, подняться и согнуться в хохоте, но ее руки заставили меня сидеть и не двигаться. Пусть cаанаэ говорят, что почти победили, и побуждают глупцов мечтать, что было бы, если… Если бы спаги, если бы хруффы, если бы еаанаэ, разбросанные по Вселенной, и так далее…

Что, если бы Бог спустился с небес, прервал свой вечный райский отпуск и освободил нас?

Черт, почему бы не представить себе взбунтовавшихся тлей или бездумных, безмозглых поппитов, однажды очнувшихся и задавших себе вопрос: «Боже, что мы наделали?» Или, что еще хлеще, представить расу господ, повелителей Вселенной, что вдруг начала заботиться о наших чувствах.

Алике обхватила губами мой член и, умело пользуясь языком, начала ритмично двигаться, затем постепенно увеличила темп. Я сидел, ждал, смотрел на серебряную Луну и желал другой жизни. Когда свет померк, перед глазами замелькали огоньки, а тело содрогнулось, я услышал, как Алике тихо поперхнулась и сделала глоток.

Позднее я сидел в одиночестве на одеяле, наблюдая, как наша старая Луна опускается на западном участке неба. Скоро она совсем исчезнет за невысокими горами с округлыми вершинами, за горизонтом. В небе сияли все те же звезды, а в голове гнездились все те же думы о повелителях Вселенной, о планетах, войнах и друзьях.

Алике спала в палатке, лежа обнаженной на одеяле, лицом вниз, свернувшись в клубок. Лунный свет освещал ее ногу и ягодицы. Если прислушаться, то можно было различить медленное, поверхностное, ритмичное дыхание женщины.

Ночь была полна звуков. В кустах слышался шелест — шаги какого-то животного; время от времени раздавался охотничий клич совы; издалека доносилось ритмичное клацанье ночной птицы.

Из соседней палатки раздался женский голос, хриплый, задыхающийся, неразборчивый. Кошмар?

Астма? Мне захотелось представить, как она занимается любовью, захотелось быть на месте тех, кто живет только одним мгновением счастья, для кого мир перестал существовать.

В ладони вот уже целый час лежала плоская, квадратная телефонная трубка, а я все это время наблюдал за перемещением Луны на ночном небе и за движением и вращением звезд.

«Давай, позвони Шрехт, обсуди информацию, записанную для тебя, поговори о прошедших событиях. Ты знаешь, как все будет. Сиркарская полиция уже знает о Марше, будет следить за ним, поджидая нужного момента, чтобы схватить. Молись этому всемирно известному несуществующему Богу, чтобы все ограничилось Маршем. И боже, не допусти, чтобы полиция вмешивалась в расследование». — Такие вот мысли терзали мой мозг.

Мне представился огонь, идущий с неба. Планета сожжена дотла и заселена какими-то другими, более достойными обитателями. Интересно, заставят ли нас повелители Вселенной прибыть на Землю и убивать себе подобных?

Возможно. Согласимся ли мы на это? Конечно.

Я вообразил сожженный труп Алике, похожий на приготовленное мясо, лежащий в какой-нибудь канаве. Плоть обуглилась до костей, поврежденные сухожилия подтянули вверх ее ноги, и между ними можно увидеть большие и малые половые губы, лишенные волос. Давай, солдат, бери себе новую наложницу.

Откуда-то неподалеку донесся протяжный звук.

Там спали саанаэ, подогнув под себя ноги, выпрямив туловища, сложив руки на груди, опустив головы и кивая ими во сне. Я мог их различить в темноте, но не очень отчетливо.

Если им придет в голову еще раз взбунтоваться, то господа могут решить, что они не настолько уж полезны. Пойдут ли саанаэ на такой шаг? Ответ не шел в голову. Нажав на кнопку, я подключился к сети.

Загрузка...