ТИГР В КЛЕТКЕ. Глава 3

Тяжело иметь дело с существом, чей взгляд нельзя прочесть. Даже самый смертоносный хищник, рождённый Его сознанием, от рождения обычно наделён некоторым количеством глаз, которые сами по себе многое могут сообщить опытному охотнику. Но этот… Это исполинское существо, лязгающее, огромное, покрытое покровом из гниющих зелёных водорослей, бесцеремонно и вместе с тем насмешливо воцарившееся в гостиной, будто у себя дома, не предоставляло такой возможности.

Слишком много глаз. Все три или четыре дюжины стеклянных глазков смотрели в разные стороны, все были мертвенны и холодны, как линзы Блондло, все бесстрастно изучали окружающий мир, как изучают его навеки застывшие в стеклянной неподвижности глаза мертвеца. Лэйду отчего-то показалось, что они не просто видят многое — они видят едва ли не всё, что происходит в комнате, может даже, в каком-нибудь необыкновенном спектре, недоступном человеческому глазу. А потому, пожалуй, надо быть вдвойне — втройне! — осторожным, прежде чем он разберётся, зачем явилась эта тварь. Зачем — или по чью душу…

— Что вы себе позволяете? Не знаю, как вас зовут и чьи интересы вы представляете, из каких краёв явились, но, вторгнувшись в этот дом, убив этого несчастного, вы навлекли на свою голову самую незавидную участь! Немедленно убирайтесь, не то!..

Это был Ледбитер. В этот миг он выглядел внушительно, настолько, что Лэйд ощутил даже лёгкое подобие благоговения. Крепкий, с бесстрашно задранной головой, со своей чёртовой белоснежной бородой, с нелепым крестом на груди, он походил в этот миг на ослепшего, но дерзкого Фауста, и сходство это усиливалось ледяным блеском его глаз.

— Простите? — пришелец неловко повернулся к нему всем корпусом, опустив немного ниже свою тысячеглазую голову, будто намеревался рассмотреть дерзкого обличителя получше.

— Убирайся! — Ледбитер потряс кулаком в воздухе, — Именем Ордена Золотой Зари! Именем Каспара, Мелхиора и Валтазара! Именем Мадими и Вальсингема! Возвращайтесь в ту бездну, откуда прибыли, иначе смертоносные энергии раздавят вас без следа, а внутренности отправятся в планы Великого Огня до скончания веков!..

Чёрт. Он выглядел внушительно. Достаточно внушительно, чтобы делалось ясно, отчего руки владельцев хороших гостиных сами собой лезут в кошельки при его появлении. Это выступление стоило каждого пенни и Лэйд мог только догадываться, чего ему стоила подобная выдержка.

— Ах, мистер Ледбитер…

Стальное чудовище неспешно шевельнулось, разворачиваясь всем корпусом. И хоть Лэйд стоял по другую сторону стола, футах в семи от него, он ощутил нехорошую ледяную дрожь в затылке при одной мысли о том, что будет, если это существо вздумает опустить стальную лапу на голову оккультиста. Наверно, не будет даже треска, только мягкий шлепок…

— Вы немного опережаете события. Я слышал, вы в самом деле большой мастер по использованию самых разных энергий, потому и сделались уважаемым специалистом в этом городе, — в механическом голосе послышался негромкий треск, но было это случайной помехой или проявлением человеческого сарказма Лэйд судить не мог, — Но я также знаю и то, что одними только ими ваш арсенал не исчерпывается. Может, испробуете то средство, которое используете чаще всего, неизменно находя его результат превосходным? Напишете на меня донос в Канцелярию?

— Я… — Ледбитер дёрнулся, точно принимая невидимый удар, — Не пойму, что это такое вы…

— Смелее, мистер Ледбитер! Вам ли робеть? За последний год вы уже восемь раз отправляли в Канцелярию доносы на своих собратьев по ремеслу. Особенную иронию данному обстоятельству придаёт тот факт, что из этих восьми три касались мистера Лайвстоуна. Того самого, который имеет счастье здесь присутствовать.

Ледбитер вздрогнул всем телом. Пронзительная и грозная ледяная голубизна его глаз стремительно выцветала, обращаясь беспомощной небесно-бледной лазурью.

— Я… Я лишь имел в виду, что… Я вынужден буду… В конце концов, это просто б-бесчестно…

Существо ударило лапой в пол. Так, что вся гостиная содрогнулась, точно птичья клетка, из серванта посыпалось битое стекло, а Воган испуганно вскрикнула.

— Сядьте. Вы все.

Они покорно заняли свои места за столом. Медленно, в гнетущем молчании, не зная, куда деть руки, точно дети, впервые приглашённые за один стол со взрослыми. Это было тяжело и тягостно, но чудовище терпеливо ждало, когда его требование будет выполнено.

Теперь уж поздно, подумал Лэйд, ёрзая на своём стуле, пытаясь не впиться нервно подёргивающимися пальцами в ничем не провинившуюся скатерть. Полуминутой раньше у нас ещё был шанс. Зыбкий, но сулящий спасение хоть кому-то. Гостиная мистера Гёрни не отличалась монструозными размерами иных бальных зал Редруфа, но восемь человек в одной комнате — это внушительное число, редкий фокусник способен поймать шляпой сразу восемь подброшенных в воздух мячей. Если бы они все одновременно бросились к выходу, трое или четверо наверняка были бы раздавлены, как мошки, но другие…

— Ледбитер.

Оккультист вздрогнул от звука собственного имени. Его превосходная осанка, заработанная не то годами гимнастических упражнений, не то патентованным корсетом, который он наверняка укрывал под пиджаком, стремительно оплывала, хоть он едва ли знал об этом. Сутулый, беспомощно дёргающий бороду, тоже какую-то съёжившую и посеревшую, он сидел за столом, точно расползающееся чучело и производил весьма жалкое впечатление.

— Ледбитер!

— Чего тебе?

— Хочу, чтобы ты знал. Когда мы отсюда выйдем, я собираюсь взять тебя вот этой рукой за бороду, а вот этой — вколачивать в тебя уважение до тех пор, пока этот остров удерживается на плаву. Но посмотри на это с хорошей стороны. Как знать, может, ты станешь первым мучеником в истории Ордена папаши Вудмана и…

— Иди к чёрту, Чабб.

— Довольно вам, вы оба! — прошипела Воган, — Нашли время дёргать друг друга за косички! Эй, ты! Не знаю, какому демоническому покровителю ты принадлежишь и в каких чинах ходишь в адском царстве, но предупреждаю тебя, ты вошёл в дом, где тебя не ждут и ты будешь жестоко наказан за свою дерзость! Как тебя зовут?

Пришелец рассмеялся. Его смех звучал жутко. Точно дюжина закалённых клевцов, долбящих по стальному рыцарскому шлему — клёкот стали смешивался со влажными хрустящими звуками.

— Ах, имя… Я и забыл, как много внимания вы уделяете именам. Вы придумали имя каждому окружающему вас предмету и ужасно переживаете, если вдруг обнаруживаете возле себя безымянный, к которому ещё не прилеплен надлежащий ярлык. Вы чувствуете себя людьми только после того, как обретаете имя, но разве это не глупо? Что есть человек, если не хрупкая оболочка, наполненная слизким, мягким и недолговечным содержимым? Спросите мистера Лайвстоуна, даёт ли он имя каждой банке консервированной ветчины, что стоит у него на полках?..

Воган была напугана, Лэйд отчётливо видел, что её кроваво-красные губы сжаты настолько, что превратились в тонкую нитку. Но она не только не лишилась чувств, но и сохраняла присутствие духа в ситуации, когда многие мужчины сделались застывшими восковыми фигурами, а уже одно это свидетельствовало об изрядной закалке и силе. Возможно, подумал Лэйд, этот остров уже преподносил ей сюрпризы, и не менее смертоносные, чем мне…

— Имя! — выкрикнула она, задрав голову, глядя на существо, превышающее её ростом едва ли не в два раза, по сравнению с которым она выглядела беззащитной, как моль, — Назовите своё имя!

Исполинский стальной рыцарь в гниющем зелёном облачении поднял лапу и пощёлкал когтями в нескольких дюймах от лица Воган. Звук вышел жутким, лязгающим, вроде тех, что можно услышать в сталелитейных цехах Коппертауна, и уж лучше было не думать о том, что это неказистое движение, схожее с нервным тиком, могло превратить хорошенькую головку мисс Воган в подобие раздавленного фрукта, практически не прилагая сил.

— Зачем же вам понадобилось моё имя, мисс Воган? Оно не имеет большого значения, уверяю вас. Неужели в этом городе для вас мало побрякушек, которыми вы вольны забавляться? Или… Ах, вот что! Вы же мните себя ведьмой, я правильно помню? Прислужницей Князя Лжи? Вы привыкли заклинать демонов, используя ту власть, что дают над ними их имена. Какая милая и своеобразная традиция, тянущаяся из глубины веков! Кстати, вы не задумывались о том, что наши затаённые желания подчас имеют над нами куда большую власть, чем имя? Имя — это всего лишь отзвук, короткое созвучие, которое рождает наша душа, проносясь через водоворот нематериального. А вот желания… Вы ведь рассказали своим новым друзьям, с чего началось ваше увлечение сатанизмом и прочими тёмными практиками, мисс Воган? Как, нет? Святая простота!.. Как часто в наш беспокойный век женщина норовит использовать скромность наравне с шёлком и бархатом в качестве драпировки, прикрыв ею прорехи в собственной совести!.. Мисс Воган не потому пристрастилась к изучению запретных дьявольских наук, что испытывала жажду познания. Точнее, жажда была, но немного… другого рода. Мисс Воган жаждала удовлетворить желание, которое снедало её с юных лет. Ох, вы покраснели! Куда же делась отважная ведьма, собиравшаяся было пленить меня при помощи чар? Вы уже, верно, догадались? Я говорю о похоти.

— Довольно! — Лэйд поморщился, стараясь не глядеть в сторону Воган, похожей на оцепеневшую тень, застигнутую ярким солнцем, тающую на своём месте, — Как бы тебя ни звали, жестяной ублюдок, мы можем обойтись без того, чтобы…

Ему не удалось заглушить скрежещущий голос чудовища. Неудивительно, для этого ему потребовалась бы фабричная сирена Коппертауна.

— Мисс Воган не могла найти удовлетворения в постели — ни с мужчинами, ни с женщинами, ни иным образом, природным или нет. Она неутомимо искала всё новые и новые способы, но так и не была успешна в этих начинаниях. Сожительство с Лео Таксилем не принесло ей облегчения — престарелый содомит, он ничуть не мог утолить её жажду. А вот та наука, которую он тайно постигал, пописывая антиклерикальные статейки… Именно потому вы посвятили себя Князю Лжи, именно поэтому сделались главной примой «Паладиума», поэтому неустанно участвовали в самых изощрённых его оргиях и практиковали вещи, немыслимые даже для самой раскованной английской публики. Вы надеялись унять этим бушующую внутри вас страсть. Какая досада! Ни один из перепробованных вами методов так и не привёл к желаемому результату, несмотря на великое множество партнёров и затейливо используемый реквизит.

Губы Воган беззвучно шевелились, но Лэйд не знал, какие слова на них сейчас вьются, самые низменные ругательства или мольбы всем высшим адским силам о спасении.

Чудовище удовлетворённо кивнуло, отчего его грузное тело заскрежетало.

— Впрочем, если уж вам так нужно имя… У меня много имён. Некоторые из них ничего вам не скажут, другие… Ох, стоит мне их произнести, как у вас полопаются все кости в теле, а головы иссохнут, съёжившись до размеров ореха. Но допустим… Вы можете звать меня Бредбедл. Да. Пожалуй, мне это нравится. Мистер Бредбедл.

* * *

Бредбедл…

Воображаемый тигр жадно вцепился когтями в это имя, но мгновением спустя разочарованно выпустил, точно никчёмный клочок тряпья, угодивший в клетку по воле ветра, не хранящий в себе ровно никаких запахов. Память Лэйда ничем не отозвалась на это слово. По крайней мере, в пыльном чулане, где хранились воспоминания разных эпох, переложенные сухими листьями лаванды от моли, ничего как будто бы не шевельнулось.

Как бы опасно ни было это существо, оно не относилось к тому пантеону смертельно опасных отродий, которые сумели прославиться достаточно сильно, чтобы полковник Уизерс-Уинтерблоссом приколол их фотокарточки к доске в тёмном, мрачном, сыром и похожем на склеп кабинете Канцелярии. А Лэйд не сомневался, что у полковника имеется такая доска. К которой по какому-то стечению обстоятельств ещё не пристала фотокарточка Лэйда Лайвстоуна, владельца бакалейной лавки «Лайвстоун и Торп»…

Бредбедл. Что-то на староанглийском или на французском? Что-то на маорийском? Какая-нибудь затейливая идиома, основанная на суахили и санскрите? А может, что-то из сленга кокни или богатого, но сложного как енохианское наречие[133], уличного арго рыболовов?

Он похож на рыцаря — и выспренной манерой изъясняться и внешним обликом, но и то и другое, без сомнения, фальшивка. Его речь — это насмешка. Пародия, делающая затеянную им игру ещё более жестокой. Его облик тоже не имеет ничего общего с персонажами, заседавшими некогда с королём Артуром. Если это существо и было рыцарем, то не в той истории, что была известна Лэйду по книгам Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха, которыми он зачитывался в юности, а в какой-то альтернативной, чужой ему и незнакомой.

В этой броне не было благородных форм и обводов, свойственных рыцарским доспехам какой бы то ни было известной ему эпохи, она выглядела утилитарной и грубой, причём на современный манер, будто лишь недавно сошла с фабричного конвейера. Излишне толстые, излишне громоздкие, её пластины образовывали гипертрофированные монструозные черты, в которых отдалённо угадывался раздавшийся вширь раковый панцирь. Человек в подобной штуке уж никак не мог бы вершить рыцарские подвиги, разъезжая по миру, хотя бы потому, что ударами стальных кулаков был способен сносить башни, кроме того, даже самый крепкий лошадиный хребет лопнул бы под его весом.

Думай, Чабб, думай, старый ты идиот.

Шлем, похожий на огромный стальной котёл, усеянный великим множеством глаз.

Раздувшийся несуразно большой торс, делающий его похожим на какого-нибудь панцирного моллюска, выбравшегося на сушу из тёмных морских глубин.

И водоросли, эти чёртовы водоросли, опутавшие его гниющим зелёным саваном, распространяющие резкий смрад, мешающий думать.

Глубина… Моллюск… Водоросли…

Это не рыцарь, подумал Лэйд. Чтобы понять это, не надо обладать умом мсье Рокамболя[134] из дешёвых книжек в мягком переплёте, которые Сэнди прячет в щели под кассовым аппаратом. Это глубоководный скафандр, вот что это такое. Аппарат для погружений на умопомрачительную глубину вроде тех, что собирают, пытаясь превзойти друг друга, Бальзамелло и Гартман. Только этот выполнен не в форме дирижабля, как их детища, а в форме человекообразного великана, внутри которого предполагалось место для человека. Кажется, он даже видел нечто подобное в газете — там оно именовалось «доспехом для океанических погружений системы „Карманьоль“»…

Вот только Бредбедл определённо не походил на ожившую картинку. Он был реален — от грохочущих подошв, способных вдребезги разбивать камни, до щёлкающих когтей, которыми заканчивались его тяжело ворочающиеся лапы на хитрых шарнирных суставах. Реален, силён и очень опасен.

— Я уже и забыл, как это приятно, находиться в хорошем обществе, — промурлыкал он, тяжело ворочая своей тысячеглазой котлообразной головой. Точно владелец изысканной коллекции, подумал Лэйд, удовлетворённо разглядывающий выставленные в надлежащем порядке экземпляры, — Меня не так-то часто приглашают в подобные дома. И я намереваюсь насладиться сполна каждой минутой.

— Мистер Бредбедл…

— Да, мистер Гёрни? — великан повернулся к банкиру, прижимая страшную лапу к груди, точно в жесте сердечной признательности, — Ну же, смелее!

Этот жест не выглядел угрожающим, но в исполнении закованного в сталь рыцаря в облачении из гниющих водорослей всякое движение казалось опасным, может, потому, что заключённой в нём силы было достаточно, чтобы вышибить из человека дух.

— Я… Я… — судя по тому, сколько раз мистеру Гёрни пришлось вздохнуть, чтобы произнести несколько слов, каждое слово требовало у него гораздо больше воздуха, чем раньше, — Простите, но я не… не припоминаю, чтобы приглашал вас.

— Вы не приглашали, — согласился Бредбедл, — Меня отчего-то никогда не приглашают в хорошие дома. Но узнав о подобном сборище, я не смог оставаться в стороне и пригласил себя сам. Смотрите на это с хорошей стороны, мистер Гёрни. По крайней мере, вы сэкономили на этом пять фунтов!

Мистер Гёрни судорожно ощупал карманы пиджака, будто намереваясь вытащить бумажник.

— Если дело в деньгах, позвольте… Я сейчас…

— Бросьте вы. Дело не в деньгах. Я здесь только потому, что испытываю восхищение.

— Простите?

— Да-да. Восхищение, — повторил Бредбедл, так громко, что задребезжали уцелевшие в серванте стёкла, — Я восхищён всеми вами до глубины души, да и как иначе! Посудите сами. Вы вполне непримечательно, даже невзрачно выглядите, многих из вас можно не заметить, даже столкнувшись плечами на улице, но какие силы дремлют за столь неказистыми фасадами! Какие таланты! Ведь каждый из вас — величайший знаток в деле разрешения неразрешимых вопросов. Каждый — специалист по тёмным тайнам, которые так охотно рождает этот остров, в некотором роде пророк, спаситель, непревзойдённый специалист в своём роде. О, не стесняйтесь, господа! Не скромничайте! Вы избавляете людей от проклятий, спасаете от чудовищ, находите потерянное, обнаруживаете сокрытое… Чёрт возьми, я благодарен судьбе за одну только возможность разделить ваше общество!

Лэйд ощутил лёгкую, скребущую по кишкам дурноту. Это существо паясничало и кривлялось, но оттого не выглядело менее смертоносным. Едва ли оно уберётся прочь, вдоволь натешив своё самолюбие. Нет, такого рода существа если являются по твою душу, то с какой-нибудь целью. И, самое скверное, чутьё Бангорского Тигра, мал-помалу начавшее разбирать запахи за миазмами гниющих водорослей, уже подсказывало ему, к чему всё идет…

— Довольно всей этой болтовни, — сухо произнёс он, — От неё у меня делается мигрень.

Чего вы хотите, Бредбедл?

* * *

Механический рыцарь в гниющем облачении хохотнул, отчего в гостиной раздался тошнотворный треск. Подобный треск Лэйду приходилось слышать лишь единожды — в Коппертауне, когда какого-то несчастного работника на фабрике раздавило паровым молотом.

— Чего я хочу? Дайте подумать… Фотокарточку Мари Дорваль с автографом, коробку цукатов в глазури за два пенса, новые штаны, котёнка… Я думал, вы уже поняли, джентльмены. Единственная сила, которая мною движет — желание посодействовать вашей славе. Приумножить её в глазах здесь присутствующих, кроме того, дать вам, изнывающим от невозможности явить свою силу, хороший шанс проверить себя. Да, я собираюсь предложить вам состязание. Правила будут просты, даже бесхитростны, в лучших традициях наших благородных предков. Каждый из вас нанесёт мне удар — тем оружием, которое выберет сам. Никаких ограничений, никаких оговорок. Если этот удар сразит меня, мистер Бредбедл склонит перед вами колени, подтверждая, что вы величайший в Новом Бангоре мастер своего дела. И удалится восвояси, в морскую пучину, чтобы спать там ещё сотню лет. Разве не удачная затея? Вы сможете бросить бесплодные споры, которым вынуждены были предаваться, решая, кто из вас достойнее прочих. Ну и вписать весьма внушительную строку в своё профессиональное резюме.

— А если нет? — это спросил Блондло, комкая до хруста тонкие бледные пальцы, — Я имею в виду, что если…

— О. Если я выдержу? Тогда я ударю в ответ.

Бредбедл выставил вперёд лязгающую суставами лапу и поиграл когтями, размыкая их и смыкая. Не самый угрожающий жест, но вполне отчётливый для всякого, имеющего представление о его мощи.

Крепкие плечи Ледбитера, сделавшиеся острыми и угловатыми, задёргались, точно его ударило под столом гальваническим током.

— Нет уж! Чертовски соблазнительное предложение, мистер Бребл… Бредбел, но вы, верно, не совсем правильно уяснили род наших занятий, если думаете, что мы подобно средневековым варварам будем мутузить друг друга по очереди, выясняя, кто сильнее! Цивилизованным людям не пристало проверять свои силы таким образом!

— Не желаете участвовать? — осведомился Бредбедл.

— Представьте себе! Но вы можете найти себе славную компанию в лице господина Лайвстоуна. Лавочники обожают колотить друг дружку, у них это что-то вроде спорта. Мы же собираемся покинуть этот дом и, я надеюсь, вы сохранили достаточно чести, мистер Бредбедл, чтобы нам не препятствовать!

— О, что вы. Что вы! Игра, которую я собирался вам предложить, носит исключительно добровольный характер, иначе и быть не может. Это ведь не только вопрос силы, но и вопрос чести, а такие вопросы не решаются под прицелом, не так ли?

— Значит, мы можем уйти? — осторожно спросил мистер Гёрни, неуверенно косясь в сторону двери, — То есть…

— Ну конечно! Конечно же можете, и в любой момент. На память о нашем недолгом знакомстве я позволю себе взять у вас лишь одну мелочь.

— Мелочь? Какую?

Когти Бредбедла издали короткий клацающий звук.

— Ту прелестную штучку, что вы носите на плечах. Костяную, покрытую нежным мехом, с тонкой обивкой, полную влажной мякоти. О, мистер Гёрни! Да что с вами такое? Обивка на той штучке, что вы носите, сморщилась и побледнела. Ох, я и не знал, что вы так сентиментальны! Для вас эта штука, верно, пустячок, а я привык собирать эти милые вещицы. Знаете, некоторые я использую вместо ваз для анфельтии и филлофлоры[135], достаточно выдолбить их мягкую сердцевину. Другими я угощаю мелкую живность, что обитает в моём подводном гроте, а то и оставляю на память, прибивая к стене. Жаль, они так недолговечны, эти милые штучки…

Мистер Гёрни издал невнятный звук, машинально приложив руки к своим ухоженным бакенбардам. Не иначе, ожидал, что Бредбедл протянет лапу и немедля заберёт то, что ему причитается. Ту изящную штучку, которую он так привык носить на плечах, что почти позабыл её роль и назначение…

Воган сохранила контроль над лицом, но не над телом — из её груди донёсся негромкий всхлип. Блондло скорчился в кресле, беспомощно заламывая руки, верно, даже через чудодейственные линзы жизнь перестала ему видится в розовом свете. Ледбитер выдохнул несколько витиеватых проклятий на неизвестном Лэйду языке, которые наверняка звучали бы куда более звучно, если бы его глотка не была сдавлена ужасом. Братья Боссьер как будто бы сохранили спокойствие, но по их напряжённым позам и ощерившимся волчьим усмешкам было заметно, что они не просто на взводе — напряжены до предела. Они больше не перебрасывались отрывистыми фразами по-французски, но их взгляды, будто сигналы гелиографа, были вполне красноречивы, чтобы Лэйд без труда расшифровал несказанное.

«Maintenant?» «Non. Nous attendons[136]».

Они не смотрели на свои гарпуны, даже избегали глядеть в сторону своих игрушек, но Лэйд обострившимся тигриным чутьём ощущал, что их нервы напряжены, точно натянутые корабельные швартовы. У братьев Боссьер тоже было звериное чутьё и это чутьё с первой минуты твердило им, что пора действовать. В отличие от его собственного, разленившегося, утратившего остроту…

Чёрт, если кому-то в этой комнате, полной сгустившегося от напряжения и гнилостных морских миазмов воздуха, и можно было позавидовать, подумал Лэйд, так это Дадди, несчастному оборванцу, которому его собственное громоздкое имя шло куда меньше, чем живописные холщовые обноски, в которые он был облачён. Дадди лишь переводил выпученные глаза с одного лица на другое, словно пытаясь уразуметь происходящее, и Лэйд на мгновение даже ощутил толику зависти по отношению к этому несчастному дикарю. С трудом понимающий английскую речь, он, верно, не вполне осознал, в какой скверной истории очутился, пусть и на второстепенных ролях. Счастливый старик…

Сам он не поддался страху, однако ощутил в высшей степени неприятное и липкое ощущение на груди под жилетом. Так бывает, если жарким душным вечером выпить одну за другой несколько порций горячего грога.

Ситуация паршивая, а, Чабб, старина?

Ты стараешься не показать виду, даже ободряюще киваешь мисс Воган, с которой, кажется, сейчас сделается истерика, однако внутренности твои медленно завязываются в тяжёлый узел, а кожа делается липкой, как рыбья чешуя.

Существо, именующее себя Бредбедлом, не принадлежало к числу примитивных хищников, которые Он обильно плодил, снабжая Бангорского Тигра работой. Куда более совершенный, сложный и опасный образец. Ему мало провести жатву, он намерен поиграть. И, как все садисты, под игрой он понимает не состязание, а выверенный и долгий кровожадный ритуал. Частью которого неожиданно для себя стал и Лэйд Лайвстоун.

Если бы у него было больше времени, чтоб подготовиться… Лэйд осторожно проверил под столом карманы пиджака, надеясь, что там завалялся какой-нибудь немудрящий инструмент его истинной профессии. Позабытый там, да так и не помещённый в тайник. Не обязательно заряженный револьвер или перочинный нож с выцарапанными на лезвии зловещими маорийскими письменами, может, хотя бы покрытый сложной вязью иероглифов гвоздь или что-нибудь ещё в этом роде…

Чёрт, иногда, возвращаясь поздней ночью в лавку, прячась от случайных прохожих и обходя стороной газовые фонари, чтобы никто из завсегдатаев Хукахука не увидел почтенного Чабба в мокром, окровавленном или чудовищно испачканном костюме, он придерживал карманы, чтобы те не звенели от великого множество спрятанных в них вещей. Вещей, которые человеку несведущему наверняка показались бы сокровищами из разграбленного сорочьего гнезда или выигранными у мальчишек в «криббедж» игрушками. Осколки гальванических ламп с едва видимыми выгравированными письменами, золочёные проволочки, свитые определённым образом, бутылочные пробки с силуэтами жутковатых существ, морские ракушки, птичьи перья, прочий хлам…

Пальцы Лэйда блуждали в пустых карманах, всей их добычей оказалась оторванная пуговица — отлетела третьего дня, позабыл пришить — да несколько крупинок хорошего голландского табака, которым его на неделе угостил Скар Торвальдсон.

Ты сам и обезоружил себя, Лэйд Лайвстоун, напомнил он себе, ощущая как пустота, царящая в карманах, постепенно заползает в душу. Сам придирчиво выложил из карманов всё, что можно, отправляясь в Редруф по приглашению мистера Гёрни. Слишком боялся скомпрометировать себя, показаться не серьёзным джентльменом, разрешающий серьёзные затруднения, того, которого прозвали Бангорским Тигром, а ярмарочным чернокнижником, трясущим погремушками шаманом…

Тем более, что в гостях у мистера Гёрни ты не ожидал столкнуться с серьёзной проблемой. Барышники слишком меркантильны, чтобы замечать зловещие тени в подворотнях Нового Бангора, слишком холодны рассудком, чтобы замечать тысячи и тысячи крохотных ошибок в окружающем их мироздании, сплетающихся в чудовищную сеть. Потому ты нацепил свой воскресный костюм, направляясь в Редруф с лёгким сердцем и приятно ноющим желудком. Ты не ожидал ни схватки с выводком жутких хабетротов, похожих на копошащихся в земле монструозных старух с разбухшими серыми телами. Ты не боялся встречи с шугскими обезьянами, откуда-то объявившимися на острове пару лет тому назад, хищными тварями, способными затащить на дерево и растерзать даже медведя. Ты не настраивался на встречу с кофгодами, водяными-гриндиллоу, аванками, стриксами, акефалами или эттинами. Если ты что и предвкушал, так это хороший ужин, пару недурных сигар из коллекции мистера банкира да необременительную светскую беседу, наполовину посвящённую слухам и суевериям.

А потом…

Этот чёртов запах в гостиной, сразу подсказавший ему, что за общество там собралось, чёртов Ледбитер, не упустивший возможности зацепить его, чёртова мисс Воган, ряженая в траурные одежды кукла, чёртов снедаемый скукой банкир, решивший из озорства провернуть забавную шутку, о которой потом будет рассказывать чёртовым друзьями в клубе…

И вот, пожалуйста. Лэйд Лайвстоун сидит за круглым столом в компании семерых таких же дураков, годных показывать лишь карточные фокусы ценой в фартинг, беспомощный, безоружный, ждущий своей участи…

— Не станем утомлять друг друга ожиданием! — торжественно пророкотал Бредбедл, тяжело ворочая головой, — Уверен, вам и самим не терпится бросить мне вызов! Надо лишь установить очерёдность, чтобы не создавать затруднений участникам. Какой метод вы предпочитаете, джентльмены? Старый добрый жребий? Или вам, мастерам мрачных тайн Нового Бангора, претит слепой случай? Может, в порядке алфавита? Или… Кажется, я знаю. Ну, давайте же, все вместе!.. Подёнщик, портной, солдат, матрос[137]

Закончить он не успел.

Братья Боссьер успели раньше.

* * *

Лэйд не успел заметить, чтобы они подавали друг другу какой-то знак. Может, знак был замаскирован так ловко, что взгляд постороннего просто не мог его перехватить. А может, никакого знака и не было, просто за годы работы они так сработались друг с другом, что чувствовали нужный момент без слов, одним только неустанно оттачиваемым звериным чутьём.

Они вскочили со своих мест одновременно, слаженно, точно пара цирковых гимнастов, разыгрывающих сложный парный номер. Один из них — Анри? Рене-Эмиль? — метнул стул в Бредбедла, выигрывая время. Другой, не теряя ни мгновения даром, отскочил прочь от стола. Но не в сторону спасительной двери, едва ли он смог бы добраться до неё, миновав жуткие лязгающие лапы чудовища — в сторону прислонённых к стене гарпунов. Подхватил их, так легко, будто это были не пятифунтовые копья с массивными стальными наконечниками, а пара прогулочных тростей, и так же легко отправил один из них брату через стол.

Кажется, им удалось застать Бредбедла врасплох. Может, он и был готов к тому, что кто-то из его невольных гостей выкинет какой-нибудь фокус, но не ожидал такого слаженного сопротивления. Стул ударился в его выпуклую, из сплошных стальных сочленений грудь и рассыпался обломками, не причинив никакого вреда, но Бредбедл от неожиданности пошатнулся на своих ногах, словно в него запустили двенадцатифунтовым ядром.

Он был силён, но, как и все большие сильные существа, медлителен. Братья Боссьер же относились к тем хищникам, которые привыкли уповать на скорость. И ещё на работу стаей.

Они атаковали его с двух сторон, так слаженно, будто загодя, перебрасываясь взглядами исподлобья, уже согласовали каждый шаг, каждое движение, даже каждый свой выход, загодя превратив схватку в сложнейший балетный номер. Лезвия на их гарпунах были не зазубренными, а гладкими и узкими, как штыки, и орудовали ими братья так ловко, словно отродясь не держали в руках ничего иного.

Бредбедл заворчал, пытаясь контратаковать, но братья были начеку. Стоило ему развернуться в сторону одного из них, пытаясь достать его своими жуткими лапами, как тот тотчас отступал, умело прикрываясь гарпуном, в то время, как его напарник, напротив, наседал ещё сильнее, норовя нащупать остриём щели в его доспехах.

Ах, чёрт, ну и ловко же у них это выходило!..

Лэйд едва не застонал от бессилия, наблюдая за тем, как братья Боссьер, отрывисто переговариваясь на своём ворчащем волчьем наречии, медленно, но верно теснят Бредбедла. Если бы сейчас под рукой обнаружилось оружие, пусть и неказистое, топор мясника или заступ или перочинный нож, он и сам не удержался бы в стороне. Вступил бы в схватку, не считаясь с опасностью быть размазанным по полу мимолётным ударом тяжёлой стальной лапы. Но оружия не было. Воображаемые тигриные когти не могли служить достойным оружием, а собственные кулаки Лэйда Лайвстоуна пусть и сохранили достаточно силы, чтобы приводить в чувство подгулявших выпивох в «Глупой Утке» и беспутных матросов, не годились против груды металла…

Бредбедл пятился, прикрываясь тяжёлыми лапами, принимая град ударов на бронированные предплечья. Восьмидюймовые лезвия, способные пронзить человека насквозь, как мотылька, беспомощно отскакивали от них, точно швейные булавки от блиндированного бока дредноута, оставляя на потемневшей от времени гадфилдовской стали одни только неглубокие царапины. В воздухе вспыхивали и гасли сухие искры, на роскошный палас сыпались истлевшие остатки водорослей.

Удары гарпунов не причиняли ему вреда, но братья били далеко не в полную силу, как заметил Лэйд. Их гарпуны скорее прощупывали противника, чем пытались причинить ему весомый ущерб. Зло лязгая, тыкали его стальную шкуру, нащупывая в ней уязвимые места, как панцербрехер[138] в умелой руке ландскнехта нащупывает уязвимое место в рыцарской броне…

Бредбедл был силён, чудовищно силён, однако расходовал большую часть своей силы впустую, обрушивая удары на то место, откуда жалящий его противник уже успевал убраться. Каждый такой удар оставлял на полу или на стене чудовищную вмятину, но не причинял братьям вреда. Более того, убедившись в том, что чудовище не так страшно, как кажется, они смелели, усиливая натиск, загоняя своего противника в глухую оборону, заставляя беспорядочно махать лапами и сотрясать воздух.

Ловкая работа. Лэйд заворожено наблюдал за битвой, благоразумно не пытаясь приблизиться. Чёрт возьми, братья Боссьер, может, и были парой недалёких головорезов, перебивших на своём веку прорву тюленей, людей и всякой другой живности, для которой не осталось места на страницах книг Джорджа Беннетта[139], только лишь в зловещих легендах, но одного Лэйд не мог отрицать — эти двое, без сомнения, знали своё дело.

Заскрежетав от злости, Бредбедл крутанулся, вкладывая всю свою силу в титанический хук, внутри его корпуса, как внутри портового крана, заскрежетали от страшной нагрузки сочленения и сегменты. Угоди этот хук в цель, он, верно, мог бы пробить королевский паровоз насквозь вместе с котлом, но братья Боссьер были начеку — беззвучно отпрянули, выставив перед собой гарпуны. Коготь Бредбедла пронёсся над их головами и впечатался в стену, с таким грохотом, что вся гостиная заходила ходуном и даже основательный стол подскочил на пару дюймов от пола.

Бредбедл заскрежетал от ярости. Наделённый чудовищной силой, он в то же время был беспомощен против другой могучей силы — силы инерции. Его коготь проломил стену, легко, словно она была выложена из папье-маше, но и сам на несколько секунд увяз в ней, ворочаясь в обломках камня и дранки.

Братья Боссьер, опытные охотники, не собирались упускать такой шанс. Прежде чем Бредбедл успел высвободить свою страшную лапу, один из братьев — Рене-Эмиль? Анри? — сделав лёгкий полу-балетный шаг, направил пятидюймовое лезвие в щель между двумя сегментами его могучего торса, там, где грудная пластина соединялась с правым плечом. Этот удар был далеко не так страшен, как удары Бредбедла и едва ли мог сокрушить стену, но направляла его твёрдая и опытная рука. Узкое лезвие вошло почти на всю длину, заставив Бредбедла издать скрежещущий вопль, от которого Воган едва не лишилась чувств, а когда вынырнуло, с него стекала слизкая серо-чёрная жижа, похожая на перегнивший ил…

Но это был всего лишь отвлекающий удар. Улучив удачный момент, второй брат с хладнокровностью старого забойщика скользнул за плечо дёргающегося чудовища и, по-куничьи ловко извернувшись, всадил свой гарпун точно в один из многочисленных глазков шлема.

Закалённое стекло, способное выдержать давление страшной морской толщи на глубине в тысячу футов, наверняка могло выдержать и пулю, но этого удара не выдержало. Лопнуло с глухим звоном, а мигом позже…

Бредбедл не закричал, как ожидал Лэйд, не метнулся прочь, как раненый зверь из числа тех, которых ему самому приходилось выслеживать на тёмных улицах Скрэпси и в сырых доках Лонг-Джона. Запас его жизненных сил оказался не так уж и велик. Стальное тело дёрнулось, впервые издав не грозный гул, но беспорядочное жестяное дребезжание — все сегменты его брони, прежде двигавшиеся сосредоточенно и слаженно, затрепетали, точно ощутив порыв невидимого ветра. Бронированные слоновьи лапы, каждая из которых казалось основательной, точно Колонна Нельсона[140], дрогнули, будто враз лишились движущей ими силы, тяжёлые лапы обвисли, торс накренился…

Ни агонии, ни судорог. Бредбедл привалился к стене, как огромная безжизненная игрушка, мгновенно сделавшись из угрожающего и пугающего никчёмным и пустым, точно старая бочка или клочок обёрточной бумаги. Просто брошенный водолазный костюм, из которого исчезли движущие им злые силы. Старый хлам, не представляющий никакой опасности.

* * *

Братья Боссьер несколько секунд не решались к нему приблизиться, верно, инстинкты охотников взывали к осторожности. Они подступились к распростёртому гиганту лишь после того, как страшная лапа, едва не снёсшая им головы, окончательно разогнулась и сделалось видно, что когти даже не дрожат. Мёртв. Убрался прочь в кладовку Левиафана, оставив лишь никчёмную оболочку. Братья Боссьер издали грубый гортанный возглас, который, должно быть, в последний раз сотрясал воздух, когда их далёкие предки потрясали своими окровавленными копьями посреди устеленной мёртвыми римскими легионерами равнины под Адуатука[141]. Один из них презрительно пнул бронированный бок чудовища, другой, ворча, попытался высвободить свой гарпун из шлема. По древку стекала на пол густая дурно пахнущая жижа, которой чёртов скафандр, должно быть, был наполнен под завязку…

Ледбитер всплеснул руками.

— Превосходная работа! Вы уложили этого болвана наповал! Не могу сказать, чтоб сработано было очень изящно, но иногда решительность и напор окупают все недостатки! Честь вам и хвала, джентльмены! Честь и хвала!

— Не очень изящно? — Воган подняла на него взгляд, который когда-то горящий, а сейчас опасно тлеющий, — Не могу поверить, что слышу это! Может, вы желаете заявить претензии?

Ледбитер смутился, пальцы машинально выхватили клок из седой бороды.

— Ну что вы! Господа Боссьер превосходно выполнили свою работу. Превосходно! Я лишь имел в виду, что это был весьма… рискованный и неаккуратный способ, если вы понимаете, о чём я. Существуют науки, позволяющие добиться того же результата куда надёжнее и быстрее. И, пожалуй, элегантнее.

— Ах, вот как… Значит, вы сами справились бы лучше?

Ледбитер сдержанно кивнул. Судя по всему, успел вернуть себе достаточно душевной уверенности, чтобы выдержать взгляд Воган, не расплавившись при этом.

— О. Думаю, да. Без сомнения.

— Так отчего вы его не использовали? Отчего сидели белый как ваша борода, пока эти двое подвергали свою жизнь опасности? Ох, дайте угадаю! Не хотели мешать им стяжать лавры!

Ледбитер улыбнулся ей одной из самых ласковых и лукавых своих улыбок, от которых Лэйд ощущал желудочную колику.

— Ах, мисс Воган… Поверьте, в одной моей руке заключено достаточно силы, чтобы одним щелчком превратить этого разглагольствующего болвана в щепотку сажи. Или во что-нибудь ещё менее приятного свойства. Но я в первую очередь учёный, а не мясник, как… некоторые здесь присутствующие. Я собирался подвергнуть нашего гостя вдумчивому планомерному изучению и лишь потом…

— Чёрт. Замолчите, Ледбитер. Слушать вас тошно, — Воган сморщила нос, глядя на густую жижу, вытекающую из прорех в стальном костюме, — Господи, ну и зловоние! Эта жидкость, что из него течёт, это ведь не кровь, это… ил?

— Не ил, — спокойно заметил Лэйд, — Думаю, нет.

— А что тогда?

— Полагаю, разложившиеся остатки того бедняги-водолаза, что некогда носил этот костюм.

— Во имя Фокалора и Сабнока! — вырвалось у неё, — Вы что, думаете, он…

— Этот несчастный, скорее всего, работал на морском дне, как это обычно делают глубоководные водолазы. Укреплял дно гавани, поднимал обломки затонувших судов или что-то в этом роде. Скорее всего, он застрял. Возможно, оказался погребён под обломками. Или заблудился в вечной темноте, которая царит на морском дне. А может, чья-то рука перерезала трос, которым его опускают вниз, приговорив его, замурованного внутри своего стального гроба, к мучительной и долгой гибели. Он умер, сгнил и сделался питательным раствором для той сущности, что стала называть себя Бредбедлом…

Воган выругалась на неизвестном Лэйду языке. Ледбитера передёрнуло.

— Какая гадость! Прекратите, Лайвстоун, и без вас тошно! Впрочем, что с вас взять, вы, лавочники, удивительно толстокожий народ. Возитесь вечно со всякой тухлятиной, вот и… Мистер Гёрни! Вы выглядите нездоровым, нервное потрясение наверняка выбило вас из колеи — как и всех нас. Но я уверен, что вы не замедлите отблагодарить наших спасителей.

— Конечно, — мистер Гёрни похлопал себя по груди, пытаясь не то заново запустить своё обмякшее сердце, не то нащупать чековую книжку, — Безусловно. По сто фунтов каждому, не сходя с места, и по десять в месяц на протяжении года. Будь проклят тот, кто скажет, что Моллукский Орёл не знает, что такое благодарность!..

— Попридержите-ка пока ваш бумажник, — пробормотал Лэйд, не сводя глаз с распростёртого Бредбедла.

Даже мёртвое, чудовище выглядело внушительным и жутким. А ещё…

— Что такое, мистер Тигр? — язвительно осведомилась Воган, — Уже присматриваете, какую часть заберёте себе в качестве трофея? Может, уже размышляете о том, как бы записать его на счёт Бангорского Тигра? Даже и не думайте! Мы все, здесь присутствующие, видели, что вы не пошевелили и пальцем. Просто стояли и пялились, перепуганный до печёнки! Всю работу выполнили два этих джентльмена с острогами!

Лэйд поморщился.

— Это не в Его духе.

Кажется, Воган растерялась.

— Что?

— Не в его духе, — спокойно повторил он, не в силах оторвать взгляда от поверженного гиганта, по которому, точно муравьи по мёртвому жуку, расхаживали братья Боссьер, — Левиафан любит в равной мере все жанры, от водевиля до драмы, а частенько изобретает собственные. Но это… Такая короткая бесхитростная оперетка не в его духе.

Один из братьев Боссьер, ворочавший застрявшим в глазнице шлема гарпуном, наконец смог вытащить своё оружие.

— Tout va bien. Mort[142]! — буркнул он, с отвращением глядя на стекающую на пол зловонную массу, похожую на испорченное оливковое масло с тёмными сгустками сгнившего жира.

— Comme un poisson-chat mort[143]! — отозвался второй, тот, что бродил вокруг распростёртого тела, сплёвывая и что-то ворча себе под нос.

— Tout à fait raison, messieurs. Et pendant très, très longtemps[144].

Лэйд не сразу понял, кто из братьев это сказал. И только мгновением позже, заметив посеревшие остановившиеся глаза обоих Боссьер, вдруг понял — их рты оставались закрыты. Это сказали не они. Это…

Тот, что стоял с перепачканным гарпуном — Анри? Рене-Эмиль? — не успел даже пошевелиться, только шевельнул губами, будто намереваясь издать какой-то звук. Может, ещё один боевой клич. Может, предостерегающий крик. Но не успел издать никакого.

Потому что лапа Бредбедла, лежавшая на полу точно мёртвая стальная змея, хлестнула его поперёк живота, вышибая дыхание. Гарпун, которым он попытался было прикрыться в последний миг, хрустнул, разламываясь пополам, точно тонкий щегольский стек, а вместе с ним хрустнули и его руки, вывернувшись под неестественным углом.

— Простая и безыскусная физическая сила… Это так банально, джентльмены, так неизобретательно. Боюсь, вы немного разочаровали меня.

* * *

Охотник с переломанными руками, чьё имя Лэйд так и не успел узнать, выронил своё некогда грозное оружие, сделавшееся бесполезным. Наверно, удар повредил его лёгкие или грудную клетку, потому что он не мог издать ни звука. Лишь беззвучно открывал и закрывал рот, что в сочетании с выпученными глазами производило жутковатое и вместе с тем забавное впечатление — будто он пытался изобразить рыбу. Когти Бредбедла разомкнулись с сухим металлическим звуком, а потом сомкнулись на его подбородке, раздавив его вместе с ключицами и кадыком, превратив нижнюю часть его лица в однообразное булькающее месиво.

Бредбедл поднялся на ноги легко и почти изящно для существа таких габаритов и форм. Его неуклюжесть исчезла без следа, стальные сочленения работали почти беззвучно, и только потёки густой илистой жижи из прорех в броне немного портили впечатление.

— Физическая сила… — пробормотал он, его глухой лязгающий голос внезапно показался Лэйду вкрадчивым, едва ли не мелодичным, — Тот, кто ею наделён в избытке, обычно одержим гордостью и жить не может без того, чтобы не демонстрировать её на каждом шагу. Но стоит ей обернуться против него самого… Как беспомощен он становится! Как хрупок, жалок и уязвим! Точно насекомое, сжатое в пальцах…

Он вздёрнул трепыхающегося человека в воздух, легко, как пушинку. Тот сучил ногами, захлёбываясь собственной кровью, переломанные руки бессмысленно дёргались. Лэйд надеялся на то, что сознание уже вытеснено из умирающего тела болью и это лишь агония, но к своему ужасу увидел глаза Боссьера — широко раскрытые, будто кричащие, сделавшиеся похожими на треснувшие алые самоцветы.

Бредбедл с хрустом вмял его в стену. Удар выглядел небрежным, но сила, вложенная в него, была чудовищной, стократ большей, чем требовалось для того, чтобы вытряхнуть из этой изувеченной человеческой оболочки тлеющие в ней остатки жизни. Бедняга превратился в подобие раздавленного комара — вмятый в камень ком бесформенной плоти с торчащими из неё лопнувшими костьми.

Воган завизжала. Ледбитер испуганно охнул.

— Будем считать, что мы закончили с этим. Ах, простите… Закончили наполовину.

Бредбедл повернулся к уцелевшему охотнику и сделал приглашающий жест стальной лапой.

— Je vous invite, Monseigneur[145].

Тот сглотнул, с ужасом глядя то на бронированную громаду, то на гарпун в своих собственных руках. Страшная смерть брата оглушила его, он двигался медленно и неловко, а оружие держал так, словно взял его впервые.

Что-то в нём надломилось, он словно растерял всю свою сноровку, весь опыт. Его выпады больше не были стремительными и смертоносными, они выглядели неуклюжими, растерянными, по-детски слабыми, Бредбедл отбивал их играючи, даже в насмешливой манере, двигаясь точно фехтовальщик в фарсовой пьесе, нарочито пританцовывающей вихляющей походкой.

Это был не бой, это была игра. Бредбедл без труда встречал всякую атаку, так легко отбрасывая грозный прежде гарпун, будто его держала мышь. Кажется, он даже пританцовывал, негромко напевая что-то себе под нос. И это сказывалось на его противнике сильнее, чем самые ужасающие угрозы и проклятья.

Младший Боссьер — если он действительно был младшим — выдыхался с каждой атакой, так стремительно, будто сам весил пятьсот фунтов. Он задыхался, спотыкался, беспомощно оглядывался, стискивал зубы… Тщетно. Он не только не мог дотянуться до уязвимых мест чудовища, но и сам всё больше подставлялся, не замечая того.

Игра. С самого начала — дьявольская игра…

Бредбедл забавлялся минуту или две, после чего со скрежетом зевнул. От этого звука, жуткого и протяжного, как у старого корабельного ревуна, внутренности оставшегося Боссьера должны были сплавиться, превращаясь в жидкий воск…

— Кажется, гости начинают скучать, — заметил Бредбедл, — Не будем злоупотреблять их терпением, господин Боссьер. Если вы не против, я бы хотел завершить представление, тем более, что ничем новым вы меня не удивите. Хотите сделать это сами или предоставите мне?..

Нервы Боссьера не выдержали.

Выкрикнув какое-то нечленораздельное ругательство по-французски, он устремился в атаку с яростью, рождённой скорее отчаяньем, чем тактическим расчётом. Его удары сыпались на броню беспорядочно и вразнобой, он словно не фехтовал, а беспорядочно колотил палкой по бочке, неудивительно, что смертоносное остриё беспомощно соскальзывало с бронированных пластин, не в силах даже их оцарапать. Бредбедл позволил ему атаковать трижды, всякий раз легко уклоняясь, затем пробормотал:

— Ну, кажется, довольно…

Прежде чем его противник понял смысл сказанного, Бредбедл шагнул вперёд, занося лапу. В этом чудовищном скафандре даже сам Джеймс Харви д’Эвиль[146] двигался бы как мучимый подагрой престарелый калека, но этот выпад даже стороннему наблюдателю показался бы чертовски — противоестественно — быстрым.

Удар был аккуратным и точным, ровно по темени. Он не выглядел сильным, Бредбедл будто бы играючи коснулся головы Боссьера, но Лэйд отчётливо услышал хруст вроде того, который издаёт сваренное вкрутую яйцо, если ударить по нему ложкой.

Голова Боссьера лопнула, легко сминаясь, из глазниц плеснуло грязно-розовым и серым, челюсть, хрустнув, разломилась пополам. Охотник покачнулся и какое-то ужасающее мгновение словно бы силился устоять на ногах, но Бредбедл, вздохнув, аккуратным тычком уронил его на пол. А затем небрежно откатил распластанное тело к стене, точно хозяйка, стыдливо заметающая пыль под ковёр.

— Обезьяны, — пробормотал он, то ли с печалью, то ли с укоризной в голосе, — Вы придумали паровой двигатель, парламент и сассекский пудинг, но под всеми слоями драпировки так и остались обезьянами. Обнаружив нечто непонятное, вы в первую очередь стараетесь уничтожить его — сожрать или сломать — уповая на свою силу. Но стоит вам убедиться в том, что сила не на вашей стороне, как вами овладевает первобытный ужас. И тогда вы делаетесь испуганно трепещущими тёплыми моллюсками, которые так славны с белым вином и лимонным соком…

Лэйд и в самом деле ощутил, как внутренности делаются мягкими и слизкими, точно содержимое устричной раковины. Теперь он был благодарен судьбе за то, что увесистый и грозный револьвер так и остался в ящике письменного стола. Нет сомнений, если бы он выхватил его, присоединившись к братьям Боссьер, сейчас бы лежал неподалёку от них, с проломленной головой или разорванный надвое или…

— Будем считать, эти благородные господа первыми заявили своё право на участие, — Бредбедл неторопливым шагом прошествовал в центр гостиной, заложив обагрённые кровью руки за спину, — И, надо думать, сполна им насладились. Ну-с, кто желает быть следующим?

Лэйд ощутил, что сердце в груди не бьётся, как обычно, а перекатывается, словно кусок холодной острой щебёнки.

«Мистер Лайвстоун!» — сейчас провозгласит это существо, насмешливо глядя сверху вниз. И это будет последний выход Бангорского Тигра на арену. Чёрт, ну и жалко же он будет выглядеть, пытаясь голыми руками бороться с этой громадой. Конечно, в его запасе всегда имеется несколько трюков. Можно оторвать от рукава пиджака пуговицу — латунная, с четырьмя дырками, пятнадцать гран весом, — посмотреть на Бредбедла через неё и произнести несложное заклинание, в котором столько согласных подряд, что человек неподготовленный может вывихнуть себе язык. Можно вырвать нитку из воротника, обернуть её четырежды вокруг пальца, прокусить палец до крови и махнуть им. Можно… Чёрт, нет смысла перебирать эти дешёвые фокусы. Ни один из них не произведёт на Бредбедла впечатления. То же самое, что палить дешёвыми шутихами и римскими свечами по великану, способному растереть тебя пальцем. Всё не то…

Резкий порыв ветра заглянул в гостиную через приоткрытое окно, заставив всех сидящих вздрогнуть — точно это огромная змея проникла внутрь, шелестя слизкой ледяной чешуёй. Окно… Сумерки в Редруфе пахли не сытно и кисло, как в Миддлдэке, напоминая готовящийся пастушеский пирог с сыром, скорее, сухо, как сургуч, но сейчас Лэйд с тоской втягивал в себя этот запах.

Окно…

Чёрт, нет. Даже если бы джентльмену его комплекции удалось забраться на подоконник, возвышающийся в пяти футах от пола, пусть к бегству был надёжно перекрыт массивной кованной решёткой. Чтобы совладать с ней, нужны руки автоматона, а не лавочника. Это не выход, лишь дразнящая щёлка. Интересно, кто и когда успел его приоткрыть? Оно было заперто, это-то он помнил отчётливо…

Лэйду вспомнилось, что он будто бы слышал скрип петель в тот страшный миг, когда Бредбедл расправлялся с братьями Боссьер, но он не был в этом уверен. Возможно, Воган или Блондло, опередив ход его мыслей, попытались сбежать, воспользовавшись царящим в гостиной переполохом. Как глупо. Кто станет распахивать зарешеченное окно? Впрочем, неважно. Совершенно неважно. Окно не ведёт к спасению. Даже если ему удастся подобраться поближе к нему и истошно закричать во всю глотку, пройдёт по меньшей мере несколько минут, прежде чем жители благообразного Редруфа, обеспокоенные шумом, соизволят вызвать полицию.

Несколько минут… Лэйд едва не расхохотался. За несколько минут мистер Бредбедл успеет приготовить из всех присутствующих полдюжины порций гуляша по-венгерски. Может, немного сыроватого, зато с большим количеством подливки. Нет, забудь про окно, Чабб. Оно не спасёт тебя, а вот…

Телефон!

Лэйд едва не дёрнулся, когда эта мысль колючим гальваническим разрядом прошила его через всё тело. Новенький сверкающий шведский «Рикстелефон» на тумбочке в углу! Благословенная машинка, созданная техническим гением человека! Великое изобретение, к которому он прежде относился почти с оскорбительным безразличием. Сэнди давно упрашивала его провести телефонную линию в лавку — вообразите, как удобно, Чабб! — но он каждый раз находил причины ей отказать. Телефонная линия — это прорва денег, а Лэйд Лайвстоун пока ещё недостаточно стар, чтобы быть не в силах взять трость и пересечь Хейвуд-стрит из конца в конец…

Телефон. Лэйд впился взглядом в аппарат. Тот стоял в углу, на специальной тумбочке, сразу за плечом Дадди. Ах, чёрт… Вот уж кто оказался чертовски не на своём месте. Судя по холщовой рубахе, мистер Дадди был истым полли и едва ли видел в своей жизни аппарат более сложный, чем чайник. Даже сейчас он глупо таращил на Бредбедла свои мутные глаза, приоткрыв рот, едва ли вообще сознавая, в какой истории очутился.

Чёрт, а ведь это будет не такая уж простая затея. Телефонный аппарат, быть может, и техническое чудо, знаменующее собой достижение прогресса, но дремучий полли, верно, едва ли умеет с ним обращаться.

Он должен незаметно для Бредбедла снять трубку. Дождаться, чтобы в наушнике ему ответил голос телефонистки. Потом произнести в микрофон слово «Канцелярия» и ждать ещё некоторое время, от минуты до двух. И только потом…

Дьявол. Проще будет научить Люси Кавендиш[147] плясать матросский танец…

— Дадди! — произнёс Лэйд одними губами, сигнализируя полли выпученными глазами, — Да-дди!

Тот не сразу заметил подаваемые ему сигналы. И даже когда заметил, его глаза так явственно и растерянно заморгали, что Лэйд в раздражении едва не треснул по столу кулаками. Точно парочка семафоров в ночи!

— Дадди. Телефон, — он произнёс это беззвучно, ожесточённо артикулируя, чтобы полли было проще прочитать по губам сказанное, — Сзади. Да. Те-ле-фон. Возь-ми-его. Да.

Непонимающе тараща глаза, Дадди потянулся за спину, снял телефонный аппарат и, подумав, водрузил его на стол.

— Мистра? Вот?

Лэйд не успел даже застонать. Потому что Бредбедл мгновенно оказался рядом со столом.

— О. Очень любезно с вашей стороны, мистер Дадди. Дайте-ка мне сюда эту вещицу…

Новенький «Рикстелефон» скрипнул под стальными когтями, мгновенно превратившись в лопнувшую коробку, набитой трухой, медной проволокой и графитовой пылью.

Идиот. Лэйд едва не зарычал, впившись горящим взглядом в Дадди, но тот, казалось, даже не понял, что он сделал не так, по-прежнему пуча глаза, бессмысленно царапал пальцами столешницу.

Идиот. Трижды идиот. Возможно, это была единственная спасительная ниточка, связывающая их с Новым Бангором, и вот теперь…

— Довольно, господа, — миролюбиво произнёс Бредбедл, стряхивая остатки телефона на пол, — Не пытайтесь покинуть нас раньше срока. Наше маленькое мероприятие нарочно устроено для того, чтобы каждый из вас мог выяснить предел своих сил. И я вас уверяю, у каждого из вас будет для этого возможность. Мистер Ледбитер?

* * *

Лицо Ледбитера стало стремительно оплывать. Ещё недавно будто бы вырезанное из белого мрамора, сейчас оно уже казалось слепленным из теста, к тому же не на хорошей пшеничной муке, а на сероватой, маисовой. Пронзительные голубые глаза потускнели. Точно запонки, украшенные сапфирами, которые слишком долго лежали на камине, покрываясь пылью, подумал Лэйд.

— П-почему я? Что вы… Отчего вы…

Бредбедл громыхнул смешком.

— Не так давно вы заявили — с изрядной долей самоуверенности, как мне показалось — что тайные оккультные науки дают вам изрядную власть, в том числе над существами вроде меня. Если не ошибаюсь, вы даже сказали, что легко со мной бы справились — кабы не научный интерес, побуждающий вас продолжать наблюдения. Давайте, мистер Ледбитер, вступайте в состязание. Я вижу, вам и самому уже порядком надоело быть безучастным наблюдателем!

Сидящий за столом Ледбитер съёжился. Лэйд поставил бы всю дневную выручку своей лавки на то, что этот старик, ещё недавно возвышавшийся над ним на целую голову, сейчас окажется ростом с подростка, если измерить его рулеткой. Страх сжирал мясо на его костях и перетирал суставы, заставляя выглядеть меньше. Если так продолжиться и дальше, бедняга Ледбитер истончится до того, что провалиться сквозь пол. И, надо думать, это будет для него большой удачей…

— Я… Позвольте, — Ледбитер пытался надеть на лицо усмешку, но напоминал пьяного джентльмена, пытающегося надеть брюки вместо пиджака, руки тряслись и не попадали в штанины, — Я в самом деле сказал нечто подобное, но давайте взглянем правде в глаза, смысл сказанного был совершенно…

Лэйду на миг стало его жаль. Высокомерный и алчный ублюдок, сейчас он изнывал от ужаса, тая под взглядом Бредбедла, превращаясь в ком оплывающего серого теста. Его взгляд слепо блуждал вокруг круглого стола, пытаясь обрести хоть на ком-то из сидящих точку опоры, но все они отводили глаза.

Как отвёл их и сам Лэйд.

«А если бы я мог? — мысленно спросил он у себя, — Я бы пришёл ему на помощь?»

И сам же ответил — да, пришёл бы. Если бы имел хоть какое-то оружие. Хоть тень шанса.

Но оружия не было. Единственная возможность разгадать эту тварь — сохранять свою жизнь как можно дольше. Он, Лэйд Лайвстоун, именно этим и будет заниматься. Сохранит свою жизнь так долго, как только сможет…

Бредбедл медленно обогнул стол и остановился возле трясущегося от страха оккультиста.

— Мистер Ледбитер! Ваша очередь!

Ледбитер поднялся, двигаясь так, будто вместо ног у него — рассохшиеся старые ходули. Он выглядел старым и немощным. Даже его роскошная борода, казалось, пожухла и выцвела, сделавшись не белоснежной, а желтоватой, как старый войлок.

— Я… Послушайте, я…

— Ваша очередь нанести удар. Смелее, мистер Ледбитер! Смелее! Изгоните из разума страх! Разве не вы утверждали, что страх — смертельный яд, губящий все благие порывы души? Вспомните, два года назад с небольшим одна женщина просила вас спасти её от чудовища, живущего у неё в шкафу. Помните? Оно выходило с наступлением ночи. Свежие следы когтей на полу, едкий запах уксуса, жуткие тени, блуждающие по стене… Вы согласились ей помочь, но потребовали за свои услуги двадцать фунтов. «Мистер Ледбитер! — застонала она, — Я не могу вам дать больше семи. Сжальтесь надо мной, я вдова и я умираю от страха!». Вы приняли у неё семь фунтов в качестве задатка, если не ошибаюсь, и посоветовали ей гнать страх прочь. А ещё — послать за вами, когда она раздобудет недостающую сумму. Через несколько дней эта женщина пропала. Когда констебли вскрыли её квартиру, обнаружили пустые комнаты, брошенную в беспорядке одежду, а ещё… Ворох посеревших от жара костей в её шкафу. Серых и ломких, будто кто-то неделю держал их в духовом шкафу… Полученные от неё семь фунтов вы оставили себе, мистер Ледбитер. Истратили шестого мая на… Секунду… Бутылку «Пино Гри» урожая семьдесят третьего года, хорошую сигару и общество двух мальчиков в одном подпольном борделе в Шипси. Не пришла ли пора воспользоваться собственными советом? Прогоните страх!

На сером лице Ледбитера проступили алые пятна.

— Довольно! — выдавил он, дёргая себя за кадык, будто надеясь восстановить свободное течение воздуха в собственной глотке, — Хватит!

Бредбедл заскрежетал. Но Лэйд не смог бы определить, что это — смех или хриплый рык.

— Тогда бейте, мистер Ледбитер! Наносите удар! И посмотрим, сможете ли вы меня сразить. Может, ваши науки в самом деле так хороши и стоят каждого пенни, который вы вписываете в счёт вашим клиентам!

Ледбитер прикрыл глаза и что-то пробормотал. Едва ли строки молитвы, выученные им ещё в те годы, когда он видел себя, самое большее, священником в Фарнхэме. Лэйд понял это по тому, что гальванические лампы в гостиной, затрещав разрядами, сделались тусклее, а в воздухе расползся лёгкий аромат подгнивших персиков и амбры.

— Ego sum terra et caelum. Dirige radios tuos… Prima lux mea arma…

Лэйд не вслушивался в его бормотание. Он знал латынь только в пределах того лексикона, который испокон веков используется в бакалейном деле для заполнения бирок, кроме того, никогда не считал себя сведущим в оккультных науках. Что-то про материю, про свет, про линии силы…

Воздух вокруг Ледбитера наполнялся лёгким свечением. Запах амбры пропал, сменившись тонким ароматом сосновой смолы, но даже сквозь него отчётливо ощущалась вонь разлагающихся водорослей, распространяемая Бредбедлом. Что-то едва слышно затрещало по углам гостиной или захрустело или…

— Corpus meum vas virtutis est. Mens mea est universitas. Voluntas mea lux perniciosa est…

У Лэйда заныли корни зубов. То, что произносил Ледбитер, не было тарабарщиной. Он в самом деле сплетал какое-то подобие заклинания, чертя перед собой в воздухе какие-то узоры двумя пальцами. Он нервничал, он был напуган, но многолетняя практика и самодисциплина брали верх — голос его почти не осекался, лишь иногда хрипел, верно, в глотке у него было совсем сухо…

Ты мерзавец, Ледбитер, подумал Лэйд, ощущая, как воздух в гостиной наполняется свечением, делаясь как будто бы сухим и кристально-чистым. Ты мерзавец, которому я никогда не подал бы руки, но если ты сможешь испепелить это чудище, клянусь, я даже не вздую тебя, как планировал, даже потреплю по плечу, я…

— Quadraginta exemplaria! Oculi frigidi mortui! Hyenas ab igne!

Голос Ледбитера ломался и звенел, точно слова, которые он произносил, обладали столь исполинской силой, что сокрушали изнутри его тело. Глаза его широко распахнулись, сделавшись даже не синими — ослепительно белыми. Лэйд мысленно чертыхнулся, ощущая противоречивые сигналы испуганного тела. Он не впервые наблюдал оккультиста в деле, но впервые находился так близко, а может, это Ледбитер впервые использовал всю отпущенную Им мощь без ограничений, сознавая, что ему понадобится всё до капли…

Крест на его груди сперва переливался различными цветами, потом приобрёл странный цвет, для которого Лэйд не смог бы подыскать подходящего названия, но который был похож на тот оттенок, что принимает до блеска начищенная золота монета, если подставить её под пунцовый луч зарождающейся утренней зари.

— Genius caeli, perde!

Ледбитер взял крест двумя руками, тяжело, будто тот стал весить триста фунтов, и выставил перед собой. Полыхающий золотым багрянцем, он уже не выглядел аляповато украшенной бижутерией, даже глядеть на него было больно. Бредбедл застыл, уставившись на него всеми своими глазницами и свечение, отражённое в десятках равнодушных стеклянных глаз, разлилось по всей гостиной.

Лэйд ощутил запах горящей тины, исходящий от него. Едкий, похожий на запах горящей компостной кучи и тряпья, сейчас он показался ему изысканным, как запах самого дорогого сыра или столетнего коньяка. Если невидимый огонь, подчиняющийся воле Ледбитера, сейчас окутает ублюдка целиком, есть шанс спастись. Он почти представил, как белеют, проваливаясь внутрь себя и тая, броневые пластины. Как с мелодичным звоном лопаются глазки, обращаясь чёрными выгоревшими язвами. Как с грохотом и звоном ссыпаются на пол сложно устроенные сегменты суставчатых ног…

— Это всё, мистер Ледбитер?

Ледбитер застонал. Он продолжал что-то бормотать, но Лэйд перестал разбирать, что — латынь, суахили и маорийский слились в одну сплошную какофонию, барабанящую по ушам. Должно быть, он был близок к пределу. Крест ходил ходуном в его руках, изливая на Бредбедла потоки невозможных цветов, каждый из которых рождал у Лэйда особенный сорт головной боли.

— Redireinabyssumrewerawhakataraauhasirayanguitakuua…

Бредбедл поднял свою лапу и коснулся раскалённого креста, который Ледбитер держал в руках, изнемогая от чудовищных усилий. Тот побелел на несколько секунд, сменив один за другим несколько немыслимых цветов — и лопнул с оглушительным грохотом, точно пятифунтовая граната системы Кетчума.

Ледбитер завизжал, отчаянно и страшно. Точно все существа, населяющие невидимые миры, которых он привык заклинать и чьими энергиями распоряжался, одновременно явились, чтобы ухватить от него по крохе плоти. И у каждого были очень острые зубы.

Теперь уже не крест, а само тело Ледбитера испускало вспышки света, такого безумного спектра, что Лэйд ощутил резь в глазах.

Опасный лоснящийся перванш.

Пульсирующая ядовитая фуксия.

Проклятый древний шартрез.

Но менялся не только свет. Лэйд с ужасом заметил, что в каждой вспышке тело Ледбитера, замершее в прежней позе, с выставленными вперёд пустыми руками, меняется. Меняется чудовищно и непредсказуемо, подчиняясь каскаду безумных, бессмысленных и губительных трансформаций.

Он видел Ледбитера, чьё тело состоит из оплывающего розового воска.

Ледбитера из чёрного ноздреватого камня.

Ледбитера, состоящего из десятков переплетающихся живых змей.

Ледбитера…

Лэйд ожидал взрыва, смертоносного воспламенения, грохота. Ожидал, что воздух в комнате превратиться в мелкую стеклянную крошку или законы пространственной геометрии распадутся, вывернув все тела наизнанку, или…

Ничего не произошло. Гальванические лампы, сухо защёлкав, восстановили своё обычное свечение и сделалось видно, что гостиная осталась прежней, хоть и удручающе посеревшей, будто какие-то силы вымыли из неё цвета. Лэйду понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить — это обычное человеческое зрение. Так и должно быть.

— Что ж, неплохо, — сдержанно заметил Бредбедл, — Удар был нанесён по всем правилам и даже небесталанно. Мистер Ледбитер меня приятно удивил. У него в самом деле был отличный потенциал.

* * *

Мистер Ледбитер не отозвался, и неудивительно. Мистера Ледбитера больше не существовало. Всё, что от него осталось — лужица мутной жижи на столе, в которой лежали, всё ещё едва заметно дрожа, несколько зубов. Обычных человеческих зубов, но Вобан глядела на них с таким ужасом, будто ничего отвратительнее не видела в жизни.

— Самигина и Фенекс! Он… он…

Блондло дёрнул головой.

— Я вижу отпечаток его ауры в кипящем эфире, — сообщил он безжизненным тоном, — Он не мёртв, просто перешёл в… иную форму существования.

— Весьма беспомощную, надо сказать, — грохочущий голос Бредбедла не умел звучать мягко, — Хоть и затейливо устроенную. Бедный, бедный мистер Ледбитер. Он самодовольно полагал, будто оккультные науки — его личное оружие, которое подчинено ему одному. Полагаю, он покидал этот мир с ощущением смертельного разочарования. Не беспокойтесь, всё было честно. Я выдержал его удар — и нанёс свой собственный, по тем же правилам. Его сущность была… скажем так, деконструирована в привычной вам форме.

Лэйд не знал, что это может означать, не знал и того, успел ли испытать Ледбитер перед окончанием существования боль или отчаяние, но он и не хотел этого знать.

Эта тварь оказалась не просто серьёзным противником, но и ко многому подготовленным противником. Не просто грубая оболочка со смертоносными лапами, не просто стальной хищник с начинкой из разложившейся плоти, вынырнувший из непроглядных океанских глубин. В этот раз Левиафан создал нечто примечательное. Мало того, что смертельно опасное, но и дьявольски хитрое, загодя подготовленное к противостоянию с Бангорским Тигром. Может, не просто тварь, подумал Лэйд, ощущая грызущий душу зуд с тысячью мелких острых зубов, может, персонального охотника, идущего по тигриному следу…

— Неплохо, — сдержанно заметил он, стараясь не глядеть в сторону зубов, некоторые из которых, как ему показалось, ещё шевелились, — Кажется, я видел нечто похожее на ярмарке в Скарборо.

Бредбедл повернулся к нему всем корпусом.

— А как на счёт вас, мистер Лайвстоун? Хотите испытать свою удачу?

Лэйд ощутил, как его собственные зубы начинают ныть. Ему потребовались все душевные силы, чтобы сохранить небрежную позу и не перемениться в лице.

— Нет, не думаю. Может, позже.

— Тогда…

— Двести тысяч.

Мистер Гёрни встал, пошатываясь. Бледный от волнения, он выглядел так, словно его тело под покровом хорошей ткани было отлито из дрожащей упругой гуттаперчи. Его прозвали Молуккским Орлом, вспомнил Лэйд, ощущая подспудное желание отвести взгляд прочь. Но сейчас он меньше всего походил на орла. Возможно, креветка или ещё какое-нибудь морское создание, хрупкое, с мягкими дрожащими потрохами…

Бредбедл качнул тяжёлой головой в его сторону.

— Прошу прощения?

— Двести тысяч, — звенящим от напряжения голосом произнёс мистер Гёрни, — Прямо сейчас. И ещё пятьсот через месяц, мне нужно обналичить несколько векселей и вывести средства из пары фондов. Итого — семьсот тысяч фунтов.

Бредбедл рассмеялся. Звук был жуткий — скрежещущий, тяжёлый. Будто кто-то разделывал ржавый корпус корабля огромной гудящей пилой.

— Я всё правильно понял? Вы предлагаете мне деньги, мистер Гёрни?

Банкир съёжился, но его дрожащая голова сумела мотнуться на рыхлом гуттаперчевом теле, изображая кивок.

— Да. Семьсот тысяч в полновесных британских фунтах. В золотой монете, если угодно.

— Ого! Отчего вы думаете, что это предложение может меня заинтересовать?

— Потому что я раскусил вас, мистер Бредбедл. Вы изображаете из себя бездушного громилу, но вы не дурак. О нет, вы отнюдь не дурак. Вы дальновидны и умны, а кроме того…

— Заткнитесь, Гёрни! — сквозь зубы процедил Лэйд, — Неужели вы не понимаете, к чему это ведёт…

Мистер Гёрни испуганно покосился на него.

— Замолчите, Лайвстоун, — пробормотал он, дёргая головой, — Сами расхлёбывайте ваши делишки с этим… этим… Если у меня есть возможность выкупить свою жизнь, чёрт возьми, я собираюсь это сделать!

— Ни черта вы не выкупите! — зло бросил Лэйд, — Ещё не поняли? Он нарочно изводит нас. Ищет оружие против каждого…

— Мистер Лайвстоун! — Бредбедл со скрежетом разогнул стальные лапы, едва не сокрушив стол, — Вы хотите бросить мне вызов вне очереди?

Нет, подумал Лэйд, не хочу. Я всё ещё не знаю твоих уязвимых мест, ты, железный болван. Но я внимательно наблюдаю за тобой и ищу, ищу их, так внимательно, как не искал даже закатившийся в угол пенни…

— Нет. Пожалуй, что не хочу.

— В таком случае, извольте нам не мешать. Мистер Гёрни только что выдвинул мне интересное предложение, которое я хотел бы обсудить. Слушаю вас, мистер Гёрни.

— Я предлагаю…

— Я слышал, что вы предлагаете. Но почему вы думаете, что меня интересует богатство? Как, скажите пожалуйста, я смогу распорядиться им? Явиться в лучший ресторан Редруфа и отобедать изысканными блюдами? Может, прогуляться в Шипси и заполучить

компанию на ночь? Заказать хороший костюм? А может, мне обзавестись каретой и премилым особнячком где-нибудь в Олд-Доноване?..

В глотке у мистера Гёрни застрял комок, с которым он боролся несколько секунд, дёргая кадыком, но наконец проглотил.

— Вы умны, мистер Бредбедл, — подрагивающим, но громким голосом возвестил он, — А значит, понимаете значение силы. Вы сами представляете собой силы, о существовании которых я прежде не знал, зловещие и непонятные мне. Но ведь и деньги — это тоже сила.

— Вы так считаете?

— Безусловно. Сила, повелевающая людьми и обстоятельствами. Сила, которую вы сможете использовать в своих целях как заблагорассудится. Мне всё равно, как вы распорядитесь деньгами и каким образом. Учредите сиротский приют или наймёте тысячу наёмных убийц. Это мои отступные за возможность покинуть эту странную игру.

— Превосходно. Превосходно, мистер Гёрни.

Бредбедл сделал несколько неуклюжих движений когтями, долженствующих изображать рукоплескания. Щёки мистера Гёрни немного порозовели. Идиот. Лэйд стиснул подлокотники кресла и сцепил зубы, чтобы ругательства, мечущиеся по языку, не нашли пути наружу. Самоуверенный идиот, как и все дельцы. Вот почему Лэйд Лайвстоун никогда не имеет дело с барышниками. Эти никчёмные идиоты вечно норовят всё испортить.

— Вы… принимаете моё предложение, мистер Бредбедл?

— Нет, но я аплодирую вашей смелости.

— Смелости?..

— Деньги — это сила, — Бредбедл усмехнулся и звук вышел словно от дюжины колотушек, соприкоснувшихся с жестяным листом, — Вы сами только что подтвердили это. Вы только что использовали эту силу против меня, не так ли?

Глаза мистера Гёрни округлились. Трусливый, самоуверенный, спесивый, он всё же обладал банкирской смёткой и умением мысленно перебрасывать костяшки абака. Ему потребовалось что-то около трёх секунд, чтоб всё понять.

— Нет, — пробормотал он.

— Правила есть правила, мистер Гёрни. Каждый из вас вправе нанести мне удар, применив любую силу на своё усмотрение. Но если я уцелею…

— Нет!

— Наношу свой удар в ответ.

Мистер Гёрни вялыми восковыми руками отпихнул стул и бросился прочь. Брегбедл не сделал даже шага в его сторону, но скрежет стали, который он издал, показался Лэйду смешком.

— Бегите! — отчаянно крикнула Воган, стискивая кулаки, — Ну же!

От стола до выхода из гостиной было не больше двадцати пяти футов[148] и в какой-то миг Лэйду показалось, что мистер Гёрни успеет. Он всё же был достаточно крепок и подвижен, не то что некоторые другие банкиры из Редруфа, похожие на обёрнутые дорогой тканью мешки с салом. Если он успеет выскочить из гостиной, как знать, может, страшная магия Бредбедла и выпустит его…

Не выпустит. Этот остров никогда не выпускает добычи. И неважно, кто попался в пасть.

Мистер Гёрни успел пробежать половину этого расстояния, прежде чем споткнулся на ровном месте. Он не упал, сохранил равновесие, хоть и испуганно вскрикнул, но Лэйд заметил — что-то изменилось. Его движения, порывистые и резкие движения бегущего зайца, утратили прыть, замедлились, сделались тягучими, будто он двигался в плотной как масло жидкости. Это могло показаться, но Лэйд знал — не кажется.

Мистер Гёрни издал изумлённый возглас. Голос его тоже сделался тягучим, растянутым. Точно кто-то записал его на фонограф и пустил воспроизведение, замедлив едва ли не втрое.

— Что это? — вскрикнул он, замирая на негнущихся ногах посреди гостиной, растерянно глядя на свои руки, — Чтоо-оооо это-о-оооо?..

Лэйд не знал, что происходит с его руками, но хорошо видел затылок мистера Гёрни над полоской воротника. Белый как бумага, он стремительно наливался нездоровой желтизной, будто у мистера Гёрни в считанные секунды развилась какая-то причудливая и чудовищно быстрая форма желтухи, способная ужаснуть даже доктора Фарлоу. В считанные мгновенья эта желтизна сделалась из опаловой насыщенно кремовой, а потом — почти оливковой, золотистой.

Мистер Гёрни сорвал галстук — его руки двигались всё медленнее и медленнее, точно ножки застывающего в янтаре насекомого — и попытался сорвать с себя рубашку. Как будто испытывал неожиданное удушье.

— Как тепло-о-ооооооо… — выдавили его губы цвета хорошо начищенной бронзы, — Внутри-и-ииии…. Оно-о-о-ооо внутри-и-иии. Каа-ааааак теплоо-о-оооо…

Его желтеющее лицо твердело. Складки на щеках теряли свойственную коже рыхлость, нос приобретал металлический блеск, глаза, тоже чудовищно жёлтые, уже не могли схлопнуть веки. Некоторое время зрачок ещё испуганно метался, окружаемый подступающей желтизной, потом замер — и сам сделался насыщенного золотого цвета.

Бредбедл неспешно подошёл к мистеру Гёрни, застывшему посреди гостиной. Тот замер статуей, так и не закончив шага, нелепо размахнув руками, так и не сомкнув губ. В его золотых глазах сияло изумление.

— Неплохо, неплохо…

Чудовище протянуло лязгающую лапу и ухватило когтями за запястье мистера Гёрни. И Лэйд ничуть не удивился, когда то легко отделилось от тела с лёгким металлическим скрипом. Обрубок не кровоточил, более того, сделалось видно, что внутри руки мистера Гёрни нет ни костей, ни мышц — один только сплошной жёлтый металл. Будто бы даже горячий, не до конца остывший.

— Чисто золота. Восемьсот семьдесят пятая проба, — с явственной гордостью произнёс Бредбедл, вертя оторванную кисть мистера Гёрни, — Наш хозяин только что увеличил стоимость своих активов вдвое. Теперь он сам стоит по меньшей мере триста тысяч… Конечно, вы можете меня упрекнуть, господа. Восемьсот семьдесят пятая — не высший сорт, можете вы сказать. Отчего бы не девятьсот девяносто девятая? Но, скажем откровенно, наш хозяин в душе был не самым чистым человеком…

Бредбедл вернулся к столу, потеряв к золотой статуе всякий интерес. Золотая кисть мистера Гёрни гулко упала на пол и откатилась в сторону, как потерявшая всё своё очарование игрушка.

— Четверо, — пробормотал Бредбедл, — Вот в чём беда хорошего общества, оно тает на глазах. Только взгляните, как много пустых мест образовалось за столом! Что ж, положение ваше не так скверно, как может показаться. Четверо джентльменов доказали свою несостоятельность, но, может, кому-то из вас улыбнётся удача, а? Кто-то хочет попытать счастья со стариной Бредбедлом? Ну же!

Никто не произнёс ни слова.

Воган прижала руки ко рту, прикрыв глаза и что-то бормоча. Едва ли это были слова какого-нибудь сложного ритуала, дававшего ей власть над демонами, подумал Лэйд, скорее всего, банальная молитва, которую она припомнила и сейчас машинально бормотала, просто для того, чтобы объятое ужасом сознание смогло уцепиться хоть за какую-то конструкцию…

Дадди, полинезийский знахарь, сам был похож на статую, но не из благородного золота, а из олова. Хлопал глазами, приоткрыв рот — совершенно сбит с толку, растерян, огорошен. Чёрт, едва ли это он представлял, отправляясь вечером с визитом к мистеру Гёрни, напяливая свой единственный приличный костюм, который в Редруфе считается грязными холщовыми тряпками.

А что до Блондло…

— Я. Позвольте мне, добрый сэр Бредбедл!

* * *

Блондло поднял дрожащую руку. Сперва Лэйд подумал, что тот пьян или проглотил украдкой лошадиную дозу рыбы — фрикадельку из сёмги, быть может, или ампулу чистого рыбьего жира, которую прятал в кармане… Но нет. Он не хватал воздух широко открытым ртом, как те, кто воображает себя плывущими в несуществующем бездонном океане, однако по лицу его блуждала нервная дёргающаяся улыбка. Линзы шлема покрылись тонкой моросью, напоминая запотевшие оконные стёкла, отчего взгляд профессора казался мутным, расфокусированным.

— Конечно, мистер Блондло. Конечно, — Бредбедл сделал учтивый приглашающий жест, — Желаете испытать свою удачу? Смелее! Как знать, может ваш удар окажется решающим?

Блондло хихикнул.

— С точки зрения контекстной методологии, сообразно контексту… Очень прелестное ожерелье, безусловно, моя дорогая! Какая многофакторная, тенденциозная, разнообразно-интегрируемая конструкция… Я очарован. Эти предикаты, эта волновая дисфункция… Взять экипаж? Отчего бы и нет! Очаровательно. Конвергеционно!

Он пьян, с ужасом и отвращением понял Лэйд. Но не от рыбы. Вероятно, магические N-лучи, помогавшие ему видеть мир в необычном спектре, погрузили его в забытьё, в транс, разрушив картину мира на какие-то бессвязные осколки, между которыми блуждал его разум. Несчастный Блондло слишком доверился своему изобретению, отказываясь взирать на мир без его помощи, в конце концов оно свело его с ума…

— Дискретная детерминация, — с важным видом сообщил Блондло, поднимаясь и одёргивая полы халата, точно тот был вечерним фраком, — Безусловно. Но надо помнить и про сардины. В конце концов, что есть квантовая флуктуация, если отнять у неё сардины?..

— Стойте! — Воган, верно, тоже сообразила, что происходит, глаза её тревожно расширились, — Блондло! Сядьте! Вы не в себе, вы…

Профессор взглянул на неё с блуждающей по лицу фамильярной усмешкой.

— Интерполяция логических квантов! — провозгласил он, — Но непременно под вустерским соусом!

Лэйд едва не скрипнул зубами.

Пьян. Безумен, как мартовский заяц.

— Чёрт, Бредбедл! Он не в себе, вы же видите!

Бредбедл тяжело кивнул, качнув всем корпусом.

— Мистер Лайвстоун, кому как не вам знать, что на этом острове наличие здравого ума никогда не считалось хоть сколько-нибудь значимым фактором. Профессор Блондло, прошу вас! Я к вашим услугам!

Лэйд попытался дотянуться до плеча Блондло, чтобы не дать тому подняться, но тот оказался куда быстрее и сильнее, чем прежде. Резко поднявшись, он зашатался, тщетно пытаясь нащупать руками в пустоте точку опоры. Улыбающийся и гримасничающий, Блондло выглядел жалко и, одновременно, жутко. Как человек, плывущий невесомой пылинкой сквозь измерения и реальности.

Линзы на его шлеме стали светлеть, раскаляясь, в воздухе поплыл тот приятный запах разогревающегося металла, который разносится по залу синематеатру, когда киномеханик запускает свою огромную, раскалённую, плюющую светом на экран, машину. К этому запаху подмешивался тонкий аромат палёного волоса, пока незаметный, но Лэйд отчётливо видел тонкие струйки дыма, вырывающиеся у Блондло из-под шлема.

Чёртов идиот… Он ничего не сможет сделать Бредбедлу, лишь погубит себя, сожжёт заживо, убьёт…

Блондло начал без команды, без сигнала, без крика. Просто стиснул зубы — и линзы полыхнули бесцветным огнём, превратив воздух вокруг его головы в пузырь клокочущей раскалённой плазмы. Этот огонь, соткавшись в гудящий над столом поток, ударил Бредбедла в грудь, с такой силой, что Лэйду послышался негромкий треск — будто само пространство, трепеща, разрывало стёжки, которыми сшиты его лоскуты.

Бредбедл отшатнулся, точно его ударило пушечное ядро. На пол полетели клочья тлеющих водорослей. Лэйд отчётливо видел, как его броня раскалилась до малинового свечения. Кое-где на ней образовались потёки металла — сталь, закипая, крохотными сверкающими каплями срывалась вниз, с его груди.

Ещё, мысленно попросил Лэйд, ощущая, как этот страшный жар обжигает его собственные глаза. Ещё сильнее. Расплавь этого сукиного сына на месте. До лужицы металла. До золы…

Блондло беззвучно рычал, скаля зубы. Слишком сильный жар. N-лучи, которыми он бомбардировал чудовище, медленно сжигали его самого. Из ноздрей у Блондло начала сыпаться мелкая чёрная пыль. Словно он вместо нюхательного табака втянул в себя несколько унций печной сажи и теперь она высыпалась прочь. Это были частицы его собственной сожжённой плоти.

Бредбедл заворчал, пытаясь заслониться от гибельного света массивным плечом, броня его светилась, но мал-помалу поддавалась. Потёков становилось всё больше, пол под ним кипел от капель жидкого металла, срывающихся с брони. На стыках пластин выступила серая пена — это содержимое доспеха клокотало, точно в запертом горшке, ища выход наружу. Ещё немного, подумал Лэйд, безотчётно сжимая кулаки. Полминуты или даже меньше… Давай, Блондло!

Воган испуганно вскрикнула, мигом позже Лэйд понял, отчего — изо рта Блондло, распахнутого в беззвучном крике, стали вырываться языки желтоватого пламени, облизывая его губы, отчего те лопались, спекаясь, точно вишни на пироге. Ещё одна секунда, и во рту у него затрещало — это лопались, не выдерживая жара, его зубы, прыская наружу мелкой костяной шрапнелью. Профессорский шлем уже разогрелся до пурпурного свечения, превратившись в раскалённую корону, вроде той, которую средневековые палачи водрузили на голову мятежника Дьёрдя Дожи[149].

Несколько глазков Бредбедла лопнули, не выдержав страшного жара. Наружу в облаке осколков выплёскивалась клокочущая серая жижа. Но этого было недостаточно. Надо было сжечь ублюдка целиком, расплавить, превратить в копоть. Вот только Блондло, приходилось ещё хуже. Состоящий не из стали с серой слизью внутри, а из человеческой плоти, он имел куда меньший запас прочности и даже безумие не могло защищать его вечно. Из прорех в его шлеме вырывались с шипением крохотные язычки пламени, линзы чернели от жара и лопались, щёки истончались и прогорали, превращаясь в горящие лохмотья.

Ещё четверть минуты, мысленно попросил Лэйд. По лицу Блондло из-под шлема стекала горящая сукровица, смешанная с запёкшейся кровью. Разверзнутый рот превратился в клокочущую пламенем яму с чёрными остовами челюстей. Он уже не мог кричать, его горло и лёгкие были сожжены, но он стоял, с трудом фокусируя на пятящемся Бредбедле пучок испепеляющего света, стоял, пока не…

Шлем Блондло с грохотом лопнул. По полу гостиной, дробно стуча, разлетелись выгнутые металлические пластины, обожжённые костяные пластины и острые стеклянные бусины. Воган вскрикнула, прикрывая лицо, Лэйд сам едва успел заслониться полой пиджака. Обезглавленное тело Блондло, покачиваясь на каблуках, сделало поворот направо, отсчитало два неуверенных шага, после чего с неожиданной ловкостью подскочило, сделало в воздухе антраша и только после этого мгновенно обмякло, рухнув и приняв ту позу, которую человеческому телу естественно принимать после смерти.

— Досадно.

Бредбедл отряхнул с себя лапой частицы тлеющих водорослей. Корпус его был раскалён и местами утратил симметричность — стальные пластины повело от жара. По меньшей мере дюжина его глаз ослепла, обратившись чёрными обугленными кратерами, обрамлёнными острыми стеклянными осколками, но непохоже было, чтоб это причиняло ему серьёзные неудобства. Когда он заговорил, в его голосе не угадывалось слабости, он остался прежним, скрежещущим и насмешливым одновременно.

— Досадно, что человеческое тело так слабо и несовершенно по своей природе. Как и человеческий рассудок, который к нему крепится. Увы, мистер Блондло не прожил достаточно долго, чтобы ощутить мой ответный удар. Слишком много пыла. Он сжёг сам себя.

— А если бы нет?

— Что вы имеете в виду, мистер Лайвстоун?

Лэйд отвёл взгляд от почерневшей пластины черепа, лежащей на полу. Покрытая лужицами жидкого стекла от расплавленных линз, она выглядела как причудливая подвеска, инкрустированная полупрозрачными драгоценными камнями.

— Если бы он продержался дольше? У него был бы шанс одолеть вас?

Бредбедл несколько секунд молчал, потирая лапой раскалённый стальной бок. Сталь всё ещё светилась, но свечение это быстро угасало. И только запах горелых водорослей всё ещё неприятно щекотал в носу.

— Нет, — произнёс наконец Бредбедл, — Ни малейшего. В сущности, это была очень наивная затея. Но я не хотел его разочаровывать прежде времени.

Лэйд мысленно кивнул сам себе. Почти наверняка чудовище не лгало. Оно было сильнее любого из них, а может, и сильнее их всех сообща. Именно потому так легко вторглось в логово охотников, именно потому так свободно себя ощущало. Оно знало — им нечего ему противопоставить…

— А теперь…

Бредбедл усмехнулся, тошнотворно и тонко заскрежетала сталь.

Лэйд знал, что последует за этим.

— Осталось трое. Меньше половины. Но я надеюсь, каждый из вас ещё имеет шанс удивить меня. Вы уже определились, кто следующий бросит мне вызов?

* * *

Трое. Огромный круглый стол оставлял им троим несуразно много места. Тем более, что Воган, ссутулившись, выглядела втрое меньше обычного, а Дадди и прежде не отличался внушительной статью.

Трое. Лэйд ощутил глухое, полное отчаяния, тигриное ворчание.

Игра не должна была продлиться долго. Братья Боссьер растерзаны и превратились в груду остывающей плоти, хоть и мнили себя самыми опытными охотниками на острове. Ледбитер стал лужицей мутной жидкости с несколькими зубами, а не так давно полагал себя не последним человеком в Ордене Золотой Зари, могущественным философом и оккультистом. Мистер Гёрни обратился золотой статуей, на его лице так навеки и застыло предсмертное изумление. Блондло… Одно только обезглавленное тело да обожжённые оплавленные черепки, покрытые слюдой, разбросанные по гостиной.

Каждому из них Левиафан дал толику сил — недостаточно много, чтобы сбежать, но достаточно, чтобы ощутить себя выше простых смертных. Каждый из них использовал эту силу в своих интересах, подпитывая собственную самонадеянность. Каждый из них считал себя особенным — на свой особенный манер. Пока из океанских глубин не всплыло посланное Им чудовище. Хитрое, мудрое, насмешливое чудовище, явившееся на пиршество в свою честь и смакующее каждую его минуту.

Осталось три перемены блюд. Время десерта.

— Кто-то из вас желает бросить мне вызов?

Воган съёжилась на своём месте, ни на кого не глядя, не отрывая взгляда от стола. И хоть лицо её было покрыто толстым слоем пудры, Лэйд подумал, что и под ним оно бледно, как кожа утопленницы. Подточенные зубы сжались, но он отчётливо видел, как дрожат губы. И как теряют цвет, делаясь бессмысленными, некогда горящие глаза. Ведьма сдалась, мгновенно понял он. Дерзкая, не лезущая за словом в карман, водящая компанию с демонами, она оказалась слишком близко к Его сердцу и теперь, опалённая как мотылёк, могла лишь бессильно трепетать обожжёнными крыльями. Она даже не ударит, понял Лэйд. Скорее всего, молча погибнет, не сделав даже попытки. Да и к чему — те никчёмные силы, которые она привыкла считать демонами и духами, не в силах даже пошатнуть древнюю тварь, неспешно выбирающую следующее блюдо…

Дадди — ещё более жалкое зрелище. Способен лишь беспомощно хлопать глазами, слабо понимая суть происходящего. Недалёкий, простодушный как ребёнок полли, знать не знающий о тайных течениях сил и оказавшийся в гостиной среди прочих по воле стечения обстоятельств. Не сообразит, что происходит даже когда его начнут пожирать заживо.

Паскудно, Лэйд. Тебе не от кого ожидать поддержки. Не на кого уповать. Мерно вышагивающее по гостиной чудовище может наслаждаться трапезой безо всяких помех. Самого Лэйда оно наверняка оставит напоследок — самые сложные кушанья, как известно, лучше употреблять после того, как утолишь основной голод, чтобы лучше разобрать букет…

— Значит, никто не желает?

Дадди приподнял брови, потом нахмурился, потом пошамкал губами. Воган съёжилась ещё сильнее, едва не приникая к столу. Никто из них не вызовется принять смерть. А значит…

Бредбедл сокрушённо развёл стальными лапами.

— Досадно. Горько сознавать, как самодовольно вы бахвалитесь своими силами, но как быстро тушуетесь, уходя в тень, едва только жизнь предоставляет вам возможность проверить их значимость. Значит, никто? Что ж, тогда… Доверимся случаю? Не будем тянуть жребий, это напыщенный и глупый обычай. А лучше… Ну конечно! Ини, мини, майни, могу!..

Скрежещущая лапа Бредбедла начала перемещаться над столом, указывая то на Лэйда, то на Дадди, то на Воган. Неумолимая, как часовая стрелка, тяжёлая, как стальная балка, она двигалась легко как пёрышко, целясь зловещим когтем то в одного, то в другого.

Детская считалка. Лэйд мысленно усмехнулся.

Отчего бы нет?


«Ини, мини, майни, могу

Ухватил я тигра ногу

Зарычит — так отпущу

Ини, мини, майни, му».


Лэйд ощутил изжогу, едкую, как соляная кислота. Ах ты ржавая консервная банка, в которую испражнился Левиафан… Наверняка считалка эта была выбрана им не без умысла и упоминание тигра не было случайным. Ухватил я тигра ногу, значит…

Сейчас лапа Бредбедла, отсчитав последние «ини, мини», уткнётся в Лэйда Лайвстоуна, и тогда…

Лапа двигалась хоть и плавно, но неспешно, Лэйду не составило труда мысленно опередить её на несколько ходов, предугадывая очерёдность. Навык, освоенный им ещё в детстве, требующий не великого ума, но лишь некоторого опыта.

Ини, мини, майни, му!..

Не он. Воган.

Она — следующее блюдо.

Изжога сделалась ледяной — словно он проглотил целиком шарик пломбира, только отдающий не мятой и марципанами, а гнилостным душком несвежей рыбы. Чем-то сродни тому, что плещется внутри Бредбедла.

Воган не станет биться за свою жизнь. Она не станет зажигать пальцами чёрных искр, не призовёт себе в помощь демонов — она и сама уже поняла, до чего жалки её силы в сравнении с силой самого Бредбедла. Скорее всего, она не проронит ни слова. Покорно примет смерть, даже не попытавшись спастись.

Бредбедл прав, человеческий рассудок слаб и несовершенен. Его основа, его ядро — крупица дикарского пламенеющего хаоса, обёрнутого в слои логики и здравого смысла. Но если логика будет твердить ему, что он проиграл, пламя потухнет, крупица пламени истает, превратившись в щепотку золы. У человека нет того, что есть у зверя — несокрушимого инстинкта самосохранения, заставляющего биться даже в тех условиях, когда сопротивление не только бесполезно, но и немыслимо. Она не тигр.

— Эй ты, чёртова жестянка!

— …так отпущу. Ини, мини… — лапа Бредбедла замерла в воздухе, — Ах, простите. Вы что-то сказали?

— Да. Я, Лэйд Лайвстоун, хочу бросить тебе вызов. Прямо сейчас.

Загрузка...