У лунной пыли особый запах — неживой. Не мертвый, нет — просто никогда живым и не бывший. Его ни с чем не спутать. В ангаре пахнет пылью. И холодно, очень холодно. Ладно, уже недолго: откроется шлюз, меня пристегнут к реактивной платформе, кто-то повернёт рубильник… Разгон-торможение…
И начнется Шоу! Как всегда… и каждый раз по-своему. И отыграю я, как обычно, с полной выкладкой. На пределе. Мне иначе нельзя. Жаль, в этот раз все помощники остались на Земле, больно уж билеты дороги, но местные спецы тоже неплохи, справляются. Разве что шлифовальщикам работы больше, так ведь… им за то и платят.
Спутники увидят всё, в деталях и подробностях, записи уйдут на Землю, осядут в компьютерах Студии… ненадолго. Там их разобьют на байты, проверят каждый пиксель — и, как мозаику, соберут заново. Добавят резкость, улучшат звук, цвет, поработают с запахом, выбросят лишнее. Добавят комментарии экспертов, перевод на основные языки (опционально — любое наречие планеты, лишь бы словарь существовал), субтитры, рекламу. И появится очередная серия, вызовет привычно бурю — восторг и злоба, недоумение, попытки отыскать тайные мотивы, иски «за аморальность»… и, может быть, письма, благодарственные письма от людей, оставшихся в живых.
Шоу — всегда настоящее. Не игровой фильм, не компьютерная реконструкция. Я действительно рискую жизнью. Раз за разом… и выигрываю. Почти как те безбашенные парни, что прыгают с небоскребов, раскрывая парашют у самой земли. Почти… именно «почти». Они уникальны, я — нет. То, что делаю я — может каждый. Может лучше, чем я. Доказано.
Иван кивает. Хороший журналист, я помню его репортажи. Молчаливый, удивительно ненавязчивый человек — так и хочется рассказать ему всё. Наверное, он шпион. Русские на этом помешаны, я читал. Слежка у них — что-то вроде спорта, и ладно бы за преступниками… Дикость какая-то — чем больше уважают человека, тем сильней за ним надзор. Каждый шаг в Сеть транслируют, смотри кто хочет, разве что из ванной репортажи не ведутся. Так и называется — «народный контроль». Никакого уважения к человеческому достоинству. Иван объяснял, что это цена такая, за власть. Сперва выбирают, потом всей страной следят, чтоб не skurvilis'… ну и где тут логика?
Даже странно, вроде на одном языке говорим, все слова понятны, а ощущение — будто с инопланетянином беседа. Как эта страна вообще не развалилась? Ведь от них люди бегут каждый день, в год — десятки тысяч, самые лучшие, предприимчивые, готовые конкурировать, любой ценой выгрызать свой кусок у жизни. Покупают билеты, и едут в Свободный Мир, куда угодно, лишь бы вырваться от тирании. А эти … даже не пытаются их удержать. Не понимаю.
Сидим, проверяем снаряжение. Беседуем. «Почему не „Добрыня“, не „Зевс“?». Хороший вопрос, да. Ответ простой, но не грех и повторить: я никогда не использую уникальное оборудование. Если в Шоу требуется нож, то это будет не эксклюзивный клинок из легированного титана, а стандартная штамповка, взятая в ближайшем супермаркете. Если спасательный набор, то не «любезно предоставленный фирмой», а анонимно купленный в Сети. Только так, и никак иначе. Я не ставлю рекорды, я просто объясняю людям, что могут они немножко больше, чем привыкли считать. Потому и «Пескарь» — он тут самый массовый скафандр…
В принципе, ничего такого запредельно-сложного в замысле нет. Двести миль, пешком, в простом скафандре, с обычным аварийным набором… Точку высадки я не знаю, компьютер выберет случайным образом — хорошая модель несчастного случая. Всего-то — выжить и добраться до людей, самостоятельно. Испытатели такие маршруты ходили, другое дело, что то были испытатели. Тренированные парни, элита, лучшее, что есть у Человечества. У меня не так, я человек обычный. И спасать никто не станет, права не имеют: «Клуб самоубийц» организация мощная, зря, что ли много лет туда взносы плачу? Каждый человек на смерть право имеет, кто посмеет вмешаться — исками разорят. Всё должно быть по настоящему, ведь если справился я, больной и старый, то любой, кто окажется в беде… ему сдаться просто стыдно будет. В этом весь смысл.
Иван кивает. Странно… кажется, он понимает меня лучше, чем я сам. Молчит, не предлагает познакомить с хорошим специалистом, как делают обычно те, кому рассказываю историю своего безумия. Да, безумия, себе-то врать зачем? Я ведь и впрямь ненормальный. Могу даже проследить, вспомнить, как сходил с ума, шаг за шагом. Начиная с приговора: «Ходить сможешь, бегать — нет» до холодного, безжалостного анализа профессионала-спасателя, разбиравшего наши ошибки… я читал в Сети. Три способа, простых, надежных… могли выбраться сами, не дожидаясь, пока улучшится погода и прилетит вертолет. Мы не знали!
Потом… потом была книга, истории про древних мореплавателей. О глупых, нелепых смертях, не от штормов, не в боях с туземцами. От жажды. Воды просто не было. Посреди океана, на деревянных кораблях, умирали страшно. Они не знали, что пресную воду можно делать самим.
И… я вдруг понял — ничего не изменилось. В наше время, точно так же, очень часто люди гибнут потому, что не знают о возможности спастись. Или — не веря в неё. Кинотрюки ведь совсем не «школа жизни», умения каскадёра или электронного дублёра не по силам обычному человеку, и не зря пишут мелким шрифтом: «Не пытайтесь повторить». И не пытаются. И ничего тут не поделать…
Всё просто — люди не хотят думать о плохом. И не думают. Пока не станет слишком поздно, уж я-то знаю, по себе. Это и стало «точкой срыва». Простой вопрос: что могу сделать я? И как я могу это сделать? Если нет ни таланта, ни денег, ни красоты. И власти тоже нет. Что может сделать калека? Одиночка — ведь не поможет никто…
Кто-то сравнивает озарение со вспышкой. Ко мне оно пришло холодным лязгом автоматного затвора — смерть интересна всегда! Поставь на карту жизнь, и тебя коснется равнодушно-любопытный взгляд. Сумеешь выжить… что ж, зритель запомнит, как ты это сделал. «Прикинет на себя» и поймет, что тоже может так. Ничего сложного, жизнь за жизнь. Остальное было просто…
Забавно: что моё Шоу, что этот русский Союз — они ровесники. Двадцать пятый год вообще был бурный, колесницу Истории в очередной раз занесло на повороте, казалось, ещё чуть-чуть… как обычно в эпоху перемен. Будь чуть поспокойнее, и ничего бы не вышло, ни у меня, ни в России… нашлось бы кому помешать. Ха! Спокойно не было. Мир бурлил, кипел, балансировал на грани взрыва.
Китайцы развязали «Адвокатскую Войну», миллионами безумных, но абсолютно законных исков парализовав судебную систему США, «бриллиантовый предатель» Грей из лабораторий De Beers добавил хаоса, опубликовав в Сети простой и дешевый метод синтеза алмазов, Канада вывела на орбиту группировку «зеркальных» спутников, наглядно показав всем желающим, что драться и переплачивать за нефть теперь совсем необязательно. Воспользовавшись тем, что никому они в данный момент не интересны, хитрые русские деловито перерезали своих vorov и начали в очередной раз строить Новый Мир, игнорируя крики в ООН что «младенца надо придушить в колыбели, а то ведь в этот раз у них всё получится».
А я… я впервые бултыхнулся в море, даже плавать толком не умея, в очках, трусах и спасательном жилете. Всё прошло по плану — что опреснитель, что отпугиватель акул работали превосходно, есть хотелось несильно, и через одиннадцать дней я самостоятельно доплыл до Флориды. С тех пор так и продолжается: я пытаюсь сломать себе шею, зрители с интересом ждут, когда мне это наконец удастся, фирмы, производящие спасательное оборудование, так и пишут в рекламе — «проверено Генри». Ничего особого, каждый может повторить…
И повторяют. Пассажиры с «Белой Ленты», три дня дожидавшиеся помощи, пока не утих шторм (мы связали жилеты в один плот, и никто не потерялся), русские шахтёры, самостоятельно откопавшиеся из-под завала (некогда нам под землей сидеть, водки всё равно нет и медведи дома не кормлены), аризонская старушка, что «добрым словом и револьвером» навела порядок среди туристов в горящем Хилтоне… они сутки просидели в противогазах, дожидаясь спасателей, семнадцать человек в роскошном бассейне на двадцатом этаже (я смотрела «Большой Пожар», я знала что делать).
Сотни жизней — все эти люди знали, что делать. Знали — да, реально. Был пример. Думаю, на весах, куда мы все когда-нибудь попадем, эти жизни… Надеюсь…
Теперь вот Луна. Слишком много тут людей, а закон больших чисел никто не отменял. Рано или поздно, но обязательно случится что-то. Людям нужен шаблон. Знание, уверенность: если смог Генри, смогу и я. А я смогу, ещё не было случая, чтобы я не вернулся.
— Знакомая фраза, — смеется Иван.
— Это Колумб. Он так говорил кредиторам, когда снаряжал каравеллы.
— Нет, не Колумб. Другой человек, ты его не знаешь. Но ты вернешься. На Марсе тоже люди есть, как им без примера?
Смеёмся. Да, на Марс мне тоже хочется. Может, и… А почему нет? Ну что я, двести миль не пройду? Мелочи какие!
Всё, пора, время не ждет. Скафандр, оптимистичная улыбка в телекамеру, закрыть шлем, шлюз, платформа, обратный отсчет… Не могу сосредоточиться, больно уж задела последняя фраза:
«Знаешь, в этих твоих Шоу были моменты, когда ты не имел права выжить. Чудом выкарабкивался. И… никто не пытался помочь. Запрет, иски… это ведь так удобно — разрешение смотреть, как гибнет человек, и не спасать. Знаешь, „Проба Генри“ — это ведь не техники проверка, она давно уже надежнее людей. Ты людей проверяешь. А люди её не прошли ни разу».
Да, фраза задела больно. Но чего он ждал? Люди всегда такие были, Природу не обманешь. Странный он. Ну ладно я, так давно с ума сошел, все знают, кто бы спорил. А эти… Неужто они там все такие? Так не бывает!
А в ушах то набатом, то шепотом звенят прощальные слова:
«Не знаю, как там с Марсом будет, но с Луны ты вернешься. Гарантирую».