Часть первая. «Принимай нас, Суоми-красавица…»

Пролог

Колонна далеко растянулась по дороге. Устало брели красноармейцы, тащились повозки с нехитрым армейским имуществом, ехали тяжело груженные полуторки, проносились, поднимая снежную пыль, быстрые бронеавтомобили. Время от времени, сгоняя на обочину медлительную пехоту и неповоротливые обозы, пролетали легкие Т-26. Танкисты упорно не хотели идти по целине – боялись, что застрянут в глубоком снегу, поэтому гнали прямо по середине шоссе, задерживая и без того неспешное движение.

У моста через узкую заледенелую речку образовался затор – одна из полуторок встала прямо на дороге. Водитель не справился с управлением, и тяжелую машину со снарядами занесло на длинном скользком съезде. Она врезалась в гусеничный трактор впереди и заглохла. Похоже, надолго…

Шофер бешено крутил ручку стартера, пытаясь оживить мотор. Из-под капота слышались невнятные, сдавленные хрипы и сипы, но двигатель упорно не заводился. Сидевший в кабине полноватый техник-интендант заметно нервничал – за опоздание с доставкой боеприпасов по голове не погладят. Особенно в военное время…

– Ну, что же ты, Гаврилов, – нервно повторял он, – чего копаешься-то? Ехать давно пора, наши, наверное, уже далеко ушли, не догоним до ночи…

Взмыленный, потный Гаврилов зло сплюнул на снег:

– Не заводится, зараза! Говорил же, ремонтировать надо!

Незадачливого водилу костерили, кто как мог. И раньше-то переправлялись по мосту на тот берег с большим трудом, а теперь вообще стала беда. Чтобы перебраться по узкому обледенелому мосту, теперь приходилось осторожно, буквально по сантиметру протискиваться между кузовом грузовика и хлипкими перилами. Чуть оступишься – слетишь со скользкого настила прямо на лед…

Наконец, с помощью подоспевшего трудяги-трактора (слава рабочим Харьковского завода!) незадачливую полуторку оттащили в сторону, бросили на обочине. Пусть водитель сам разбирается или ждет подмоги, а нам некогда – вперед надо!


Пока колонна стояла у моста, красноармейцы заметно продрогли – зябко ежились в летних шинелишках и постукивали нога об ногу, пытаясь согреться. Прятали руки в карманах, дышали на ладони… Да куда там! Буденовки и тонкие шинели грели плохо, не говоря уже о хлипких брезентовых сапогах. И кто это придумал, чтобы идти в Финляндию зимой в осеннем обмундировании? Самих бы сюда этих умников, на мороз…

Шинели и буденовки стали белыми – с неба, почти не переставая, сыпала мелкая, колючая крупа. Лошади недовольно фыркали и низко опускали гривастые головы – им тоже не нравился здешний климат. Танки, броневики и пушки покрылись тонким инеем – к металлу невозможно было прикоснуться голой рукой, сразу прилипала. Даже сквозь рукавицы (у кого они имелись) чувствовался мертвящий холод железа…

Наконец двинулись дальше, с трудом преодолели мост. Протопали еще с полкилометра, слегка согрелись – и вдруг снова встали. Оказалось, что впереди – завал. Узкую лесную дорогу перегородили мохнатые темно-зеленые ели. Ни обойти, ни объехать, надо разбирать упавшие деревья. Завал устроили недавно, пока колонна стояла у моста: спилы на елях еще даже не покрылись снегом…

Командир передового взвода приказал встать и на всякий случай выслал вперед несколько человек – разведать, что к чему. Осторожность на войне никогда не помешает. И оказался прав: едва красноармейцы приблизились к завалу, как из-за толстых елей по ним ударили выстрелы. Засада! Двое или трое сразу упали на снег, остальные пригнулись и рассыпались. Но укрыться на дороге было особо негде – видно же всех как на ладони, бей на выбор…

Выяснилось, что это не просто засада, а хорошо спланированное нападение. Из-за елей на обочине по колонне ударили пулеметы – густо и сочно. Среди красноармейцев началась паника, они забегали, пытаясь найти хоть какое-то укрытие. Прятались, кто где мог, – за машинами, повозками, фургонами, полевыми кухнями…

Наконец, преодолев растерянность, начали оказывать сопротивление. Раздался приказ – открыть огонь по противнику, отбить атаку! Стали было стрелять, да вот беда – на морозе ружейная смазка замерзла, загустела, и затворы «прилипли» намертво. Винтовки превратились в обычные дубины – тяжелые и неудобные. Хорошо, что удалось развернуть «максим» и дать очередь в сторону нападавших… Может, они испугаются и отойдут?

Но финны, плотно засев за вековыми деревьями, отступать не спешили, а наоборот, начали стрелять чаще и точнее. Старались выбивать в первую очередь тягловую силу – лошадей. Бедные кобылки валились на снег одна за другой. Бились в агонии, дергались, пытаясь подняться на ноги, ржали от боли и ужаса… Мертвые тела перегородили дорогу, ни вперед, ни назад! Да еще двуколки, как на грех, зацепились одна за другую, сбились в одну кучу. И сдвинуть их, чтобы освободить проезд, было никак нельзя – тяжелые очень. Если только трактором… Но все гусеничные машины, к сожалению, были уже впереди, ушли с артполком. На помощь не придут…

Командир танковой роты, шедшей за стрелковым батальоном, принял решение – надо пробиться по обочине и прикрыть пехоту. А то перестреляют, как уток на охоте… Четыре Т-26 один за другим сошли с шоссе и двинулись по целине – на помощь залегшим на дороге бойцам. «Гремя огнем, сверкая блеском стали…»

Да вот беда – предусмотрительные финны установили на обочине мины. Грянули взрывы, и танки встали. Из первого повалил густой черный дым – очевидно, загорелся мотор, еще у двух разорвало гусеницы. Четвертая машина налетела на самый мощный заряд, и ее даже перевернуло…

К счастью, экипажи остались живы. Танкисты начали спешно покидать свои стальные ящики. Но едва их черные шлемы показались из люков, как по ним ударили меткие выстрелы. Как будто ждали. Вот повалился один танкист, вот – второй, третий…

Экипаж первого танка, правильно оценив обстановку, решил остаться под прикрытием брони – все-таки надежней, более того – собрался дать бой. Танкисты развернули башню в сторону леса и стали осыпать финнов снарядами. Да куда там! Противник отлично замаскировался – стрелков почти не было заметно из-за белых маскхалатов. Снаряды рвались за елями, срезая мохнатые лапы, но финны продолжали упорно делать свое дело – расстреливать красноармейцев и танкистов. Их выбивали одного за другим…

Положение усугублялось также тем, что нападение на колонну оказалось абсолютно неожиданным. Да сразу с трех сторон! А ведь разведка сообщала, что противника в округе нет, что финские части спешно отходят… Что называется, не ждали. И даже боевого охранения не выставили…

Финнов на хуторах и в поселках действительно не было – все ушли с отступающей армией. Мертвые, покинутые селения, пустые дома… Советские части двигались быстро (насколько это было возможно в зимних условиях), спешили выполнить приказ. А Раатская дорога, по которой они шли, оказалась очень узкой, извилистой, да еще занесена снегом. Не развернуться, не разъехаться. Полки и батальоны растянулись на двадцать с лишним километров…

Подразделения смешались, перепутались – танки, пехота, артиллерия, обозы… Не разберешь, кто и где. Все думали только об одном: скорее бы проскочить это опасное, неприятное место, выйти на оперативный простор, пробиться к озерам. Спешили к финскому селу Суомуссалми, где, по данным советского командования, попала в окружение 163-я дивизия. Ей приходилось очень трудно, держалась буквально из последних сил. Вот и послали ей на выручку 44-ю стрелковую. А та сама угодила в ловушку…


Наконец к завалу подошла артиллерия. Третий дивизион 122-го артполка успел проскочить опасное место, но потом получил приказ срочно вернуться – поддержать попавших в беду товарищей. Да вот проблема – наводчики брали значительно выше завала (стрелять неудобно – орудия не развернешь на заснеженной дороге) и попадали не по финнам, а в основном по своим. Снаряды стали рваться в колонне, усугубляя и без того непростое положение красноармейцев. Число убитых и раненых стремительно росло…

Тут еще какой-то чудак лейтенант решил проявить личный героизм – выхватил из кобуры пистолет и с криком «За мной, в атаку!» бросился на противника. Думал, наверное, что красноармейцы дружно поддержат его, поднимутся в атаку… Ага, как же. Героизм – это, конечно, хорошо, но не в такой гиблой ситуации. Каждый думал, как бы самому уцелеть, и лезть под пули, на верную смерть, никто не хотел…

Результат атаки оказался вполне предсказуемым – не успел лейтенант пробежать и десяти метров, как упал мертвый. Финская пуля попала ему точно в лоб… Нелепая, никому не нужная смерть. А сколько их еще будет?

Глава первая

– Вот такие дела, товарищи. Кстати, привыкайте к такому обращению – по крайне мере, в ближайшие несколько недель вы будете обращаться друг к другу только так. И никак иначе. Никаких тебе «друже», «брате» и уж тем более – «господин поручик». Ясно?

Генерал-майор Бородин, начальник отряда Спасателей времени, крепко потер ладонью затылок (опять давление – погода, что ли, меняется?) и строго посмотрел на подчиненных:

– Вам поручается чрезвычайно сложное и опасное задание – спасти от разгрома 44-ю советскую дивизию, полностью уничтоженную в начале января 1940 года у деревни Раате. Но не только спасти, но и помочь ей осуществить поставленную задачу. Вы видели, – генерал кивнул на экран, – что там делалось, какая была обстановка. Тяжелая, прямо скажем, фактически мясорубка. Так что, как понимаете…

Командир оперативной группы, майор Злобин, сидевший напротив генерала, кивнул – да, понимаем. Все в принципе ясно: задача невыполнима. Как всегда. И, как всегда, они ее выполнят.

Майор едва улыбнулся – ничего нового: для Спасателей времени легких задач не бывает. Это стало уже традицией…

Генерал, заметив полуулыбку Злобина, слегка нахмурился.

– Я понимаю, о чем вы сейчас подумали, товарищ Злобин, – серьезно произнес Бородин, – мол, мы и не в таких передрягах бывали, однако всегда справлялись, стало быть, справимся, и сейчас. Верно, бывали, и даже не один раз. Но в данном случае операция предстоит более сложная и серьезная, чем все те, с которыми вы уже имели дело. Все-таки у вашего противника будет современное огнестрельное оружие: и винтовки, и автоматы, и пулеметы, и орудия, и даже кое-какая бронетехника, включая легкие танки. Это вам не луки с копьями, как под Козельском, отношение понадобится совсем иное. Как и экипировка, кстати. А пока вот что я хочу сказать…

Генерал внимательно посмотрел на группу Спасателей времени. Командир, майор Владимир Злобин, 45 лет, настоящий офицер. Умный, спокойный, уверенный в себе. Может мгновенно принимать важные решения, серьезный, очень ответственный человек. С подчиненными строг, но всегда справедлив. Для него не бывает невыполнимых задач, лишь трудные и очень трудные. Ребята из группы уважительно называют его Батя. Понятно – он же им почти как отец родной…

Заместитель Злобина, врач и специалист по лекарствам, всяким ядам, отравляющим и усыпляющим веществам, капитан Леонид Лепс, 38 лет. Отвечает за медобеспечение группы, но не только за это: на его плечах еще разведка и контрразведка. А также снабжение и финансы. Надо же кому-то и этим заниматься… Он опытный психолог, отлично владеет НЛП, способен запудрить мозги любому. С виду – вежливый, мягкий, интеллигентный прибалт, но внешность весьма обманчива. Под ней скрывается жесткий и холодный человек, привыкший тщательно все анализировать и просчитывать. Голова работает, как комп, держит в уме огромное количество информации. В группе его почтительно называют Доком, а еще иногда – Мозгоправом или Мозголомом. Но только за глаза, разумеется…

Старший лейтенант Сергей Самоделов, 26 лет. Тот самый случай, когда фамилия полностью соответствует личности человека. Сергей – мастер на все руки, может починить любую технику, даже едва живую, на «ты» практически с любым механизмом – от древних катапульт до современных экранопланов. Умеет водить все, что движется, от паровоза до истребителя, но особенно он любит и уважает автомобили. Настоящий фанат раритетных кабриолетов, находит старые, ржавые, полные развалюхи, и сам их восстанавливает. Не из-за денег, а только ради любви к делу. Отвечает в группе за связь и техническое обеспечение, а еще он главный водитель. Неторопливый, рассудительный, спокойный человек. Кличка – Самоделкин. Как же иначе?

Рядом с ним сидит 25-летний Матвей Молохов, тоже пока старлей. Пулеметчик, снайпер, специалист по оружию, основная ударная сила группы. Настоящий русский богатырь, почти великан (рост – под два метра), кулаки – что здоровенные кувалды. Ударит – точно не встанешь. Прозвище, понятное дело, Молох или Молот. Просто и ясно. Высокий, русоволосый, голубоглазый – красавец, девушки от него просто без ума, пачками вешаются. Не женат, и жениться, похоже, пока не собирается. Говорит, что и так хорошо…

И, наконец, Герман Градский, единственный в группе штатский. Известный ученый, доктор наук, профессор. Научные интересы – история, культурология, археология, сравнительное языкознание, этнография. Признанный эксперт по древним цивилизациям и палеолингвистике. Знает невероятное количество иностранных языков, в том числе два десятка «мертвых». Абсолютно незаменим при контакте с местным населением, особенно не слишком еще окультуренным. Помогает разобраться в обычаях и традициях, а то скажешь или сделаешь что-нибудь не так и попадешь прямо в «яму». А то и на дыбу… Прозвище – Пан Профессор. Это из-за польских корней, которыми Градский очень гордится: говорит, что его предки происходили из очень древнего и знатного шляхетского рода, восходящего чуть ли не к королю Сигизмунду Первому…

Каждый из членов группы – уникальный специалист, мастер своего дело. А все вместе – ударная группа майора Злобина. В составе отряда Спасателей времени…

– Так вот, – продолжил, чуть помолчав, генерал, – хочу еще раз подчеркнуть сложность задачи, с которой вы столкнетесь. Чтобы не думали, что все будет легко и просто. Как говорит капитан Лепс, – кивок в сторону Леонида, – «гладко было на бумаге, да забыли про овраги».

Все чуть улыбнулись – есть такое, любит он все просчитывать. Впрочем, всегда лучше предусмотреть заранее трудности…

– Время операции, – уже серьезно сказал Бородин, – конец декабря 1939 года, место высадки – Финляндия, Раатская дорога. Двигаетесь по направлению к селу Суомуссалми…

Генерал кивнул на экран, на котором высветилась подробная карта окрестностей.

– Не самое удобное место, – скептически заметил майор Злобин, – как раз меж двух озер. Ни влево, ни вправо не возьмешь, практически никакого маневра. Кругом – сплошные леса и озера…

– Все правильно, – согласился генерал, – не самая лучшая позиция, но выбирать не приходится. Общая же ситуация такова: незадолго до событий, 30 ноября 1939 года, перед 163-й стрелковой дивизией, входящей в состав 9-й армии РККА, поставили задачу – нанести удар со стороны советской границы, города Ухты, в сторону финского Оулу. Надо преодолеть быстрым походным маршем 235 километров и через восемнадцать-двадцать дней выйти к Ботническому заливу, разрезав, таким образом, территорию страны надвое.

Генерал показал на экране, все кивнули – все вполне логично: разрезать армию противника надвое и уничтожить по частям.

– В принципе замысел был правильный, – продолжил Бородин, – расчленить сухопутные силы Финляндии на две группировки, окружить и уничтожить по отдельности. Но опасность маневра понимали и сами финны, а потому бросили на защиту села Суомуссалми, ключевого населенного пункта на данном направлении, все силы. Против 163-й стрелковой дивизии выступил 27-й финский пехотный полк и еще несколько отдельных батальонов. Плюс, конечно, местные ополченцы. Вроде бы по совокупности получалось значительно меньше, чем советских бойцов, но не надо думать, что превосходство РККА было подавляющим. Фактически под Суомуссалми сражались лишь два полка 163-й дивизии, остальные подойти не успели – застряли на дороге.

Кивок на монитор, и все увидели: обычная наша ситуация – гнать людей вперед, не просчитав как следует маршруты. Лишь бы скорее выполнить приказ… А о том, как такая масса военной техники, орудий и пехоты (да еще с конными обозами!) пройдет по узким лесным дорогам, даже не подумали. Действительно, «гладко было на бумаге»…

– К началу декабря 1939 года, – продолжил генерал, – 81-му горнострелковому и 759-му стрелковым полкам 163-й дивизии удалось быстро, не встречая серьезного сопротивления, выйти к селу Суомуссалми и с боем занять его. Местные ополченцы тут же отошли. Но продвинуться дальше и выйти к Оулу не получилось – финны подтянули резервы и организовали крепкую оборону, а затем предприняли смелый маневр и окружили советские полки, отрезав от основных сил. Бойцы лишились боеприпасов, продовольствия и медикаментов. Командир дивизии, комбриг Зеленцов, понимая сложность и опасность положения, запросил подмоги, и она была оказана. На деблокаду 163-й дивизии выдвинули 44-ю стрелковую, усиленную еще 312-м отдельным танковым батальоном. Но и она также попала в окружение. Даже еще хуже – оказалась разрезанной на несколько частей…

Бородин показал на экране:

– Вот смотрите, 44-ю дивизию атаковали в очень неудобном месте, на Раатской дороге, узком перешейке между озерами Куйвас-ярви и Куоми-ярви. Возможности для маневра и проведения контратак, как видите, не было. Грузовики и конные повозки, на которых везли армейское имущество, продовольствие и боеприпасы, забили все шоссе, применить танки и артиллерию не получалось – развернуться негде. Таким образом, дивизия лишилась своего главного преимущества – брони и огня. Что толку от танка, если он стоит намертво и не может даже сдвинуться с места? Груда металла и мишень для противника… А по глубокому снегу легкий Т-26 проходил с большим трудом. И еще холода тогда были такие, что вся техника замерзла, и завести ее получалось далеко не всегда. Плюс ко всему – обычная неразбериха и общий бардак. А вот финны действовали очень умело и уже через несколько дней расчленили дивизию на группы. Из-за отвратительной организации и толчеи на шоссе части 44-й оказались сильно растянуты – на двадцать километров, боевое взаимодействие между ними не было налажено. Финны воспользовались этим – начали уничтожать дивизию по частям. И весьма в этом преуспели! Они, заметьте, использовали старую, проверенную тактику партизанской войны – перекрывали дорогу завалами и нападали из засады. Обстреливали колонны, минировали обочины, устраивали ловушки, убивали лошадей, поражали автомобили… Через несколько дней бойцы 44-й оказались без патронов, лекарств и еды, даже хлеба не было – автопекарня застряла где-то. Люди грызли сухари, если удавалось, варили конину. Это, сами понимаете, не лучшим образом отразилось на их физическом состоянии и боеспособности. Командование 9-й армии попыталось помочь 44-й дивизии, организовало «воздушный мост»: сбрасывали с самолетов мешки с продовольствием и боеприпасами, но большинство посылок попадало в руки тех же финнов – они, как правило, первыми успевали добраться. Они же лучше знали местность и были на лыжах… Но все же красноармейцы не сдавались и даже пытались выполнить поставленную задачу – прорваться в Суомуссалми, спасти 163-ю дивизию. Но не удалось – атаки наталкивались на хорошо организованную оборону и захлебывались, а роты откатывались назад с большими потерями. Командующий 163-й дивизией комбриг Зеленцов, не дождавшись деблокады, приказал своим полкам пробиваться на север, в сторону границы. Чтобы спасти хоть кого-то… После трехдневного блуждания по тайге к границе вышла лишь половина людей, пришлось бросить почти всю технику, тяжелое вооружение, включая пулеметы…

Бородин немного помолчал, давая возможность представить масштаб поражения, затем продолжал:

– После разгрома 163-й дивизии финны кинули все силы против 44-й, которая к этому времени была уже в не лучшем состоянии. Красноармейцы ослабли, не получали горячего уже несколько дней, много убитых, раненых и обмороженных… Через неделю, 8 января, 44-я дивизия была фактически уничтожена, к границе прорвались лишь жалкие остатки. Финнам достались 37 танков, 20 бронемашин, 160 грузовиков, 350 пулеметов, 97 орудий, несколько тысяч винтовок. Разгром полнейший и очень тяжелый. И позор для Красной армии… Естественно, последовали жесткие меры. Комбрига Зеленцова и комиссара 163-й отстранили от руководства, а полковника Шарова, командира 662-го стрелкового полка, понесшего особо тяжелые потери, а также его полкового комиссара Подхомутова расстреляли. Чуть позже перед строем были казнены командующий 44-й дивизией комбриг Виноградов, полковой комиссар Пахоменко и начальник штаба полковник Волков…

На экране высветились молодые, мужественные лица: командиры, погибшие в общем-то не по своей вине…

– Вот такие дела, товарищи, – закончил генерал. – На Раатской дороге и в ближайших лесах пропали, погибли от ран, голода и замерзли почти семь тысяч человек, еще более 1300 угодили в плен. Но главное – победа при Суомуссалми имела большое моральное и политическое значение для противника, позволила ему затянуть зимнюю кампанию. Что привело к новым и многочисленным потерям… Разгром двух стрелковых дивизий настолько ослабил 9-ю армию РККА, что на этом участке фронта она не предпринимала больше никаких действий до самого конца войны. Ей так и не удалось выйти к Ботническому заливу и выполнить поставленную задачу. О политическом значении же поражения даже говорить не приходится: враги Советского Союза увидели воочию, что страна не готова к большой войне, что грозная Красная армия – колосс на глиняных ногах. Именно тогда руководство Германии приняло решение напасть на СССР летом 1941 года…

Майор Злобин внимательно слушал генерала и лишь время от времени делал пометки в блокноте. Бородин помолчал и продолжил:

– Перед вашей группой, товарищи, стоит задача: добраться до 44-й дивизии, организовать ее прорыв к 163-й, оттеснить с Раатской дороги 27-й финский полк и выйти к Ботническому заливу. Надо помочь советским частям взять Оулу и разрезать Суоми на две части. Тем самым вы создадите благоприятные условия для поражения финской армии и победы РККА. А затем вам надо будет помочь советским дивизиям, штурмующим линию Маннергейма с юга и юго-востока, им тоже несладко приходится… Но это уже вторая часть задания, после первой. Все понятно?

Майор Злобин ответил за всю группу – так точно, товарищ генерал, понятно. Затем уточнил:

– Дата заброски?

– 22 декабря 1939 года, начало разгрома 44-й дивизии, – ответил Бородин. – Полагаю, это самый оптимальный вариант. Вы окажетесь в начале битвы за Суомуссалми и сможете коренным образом изменить всю ситуацию, создадите ее альтернативный вариант истории… Надеюсь, у вас получится.

– Конечно, – уверенно кивнул Злобин.

– Другого ответа от вас я и не ждал, – удовлетворено произнес Бородин. – Теперь что касается вашей экипировки…

Злобин поморщился, как от сильной зубной боли.

– Знаю, – понимающе усмехнулся генерал, – не любите вы нашего старшего прапорщика Михеенко. Но что поделать – другого завснаба у меня нет. Он выдаст, что необходимо.

– Так ведь, товарищ генерал-майор, – неожиданно встрял старший лейтенант Сергей Самоделов, – Михеенко – тот еще жук. У него зимой снега не выпросишь, а не то что снаряжения… Жмот, сквалыга!

– Не сквалыга, а бережливый, хозяйственный мужик, – строго поправил Бородин. – Михеенко заботится о сохранении вверенного ему имущества, чтобы зря не расходовали и попусту не разбазаривали. Как и положено ему и по Уставу, и по всем инструкциям. Сами знаете, какой сейчас напряг с финансированием, фонды опять сократили. Говорят, наша тема неактуальна, есть более перспективные направления. Приоритеты, мол, изменились…

Генерал тихо выругался, его подчиненные понимающе усмехнулись – вечная грызня между управлениями Института, каждый тянет финансовое одеяло на себя. Пока победу одерживали службы и отделы, занимающиеся изучением культурных памятников, а Спасателям времени доставались лишь объедки… Но это временно – даст бог, поймет руководство, что исследование военной истории и создание альтернативной реальности не менее интересно и перспективно, чем изучение каких-нибудь античных храмов и дворцов…

– Нам приходится экономить, урезаем по самое не балуй, – вздохнул Бородин. – Так что, ребята, вы поаккуратней, не особо шикуйте. А с Михеенко уж постарайтесь ласковей как-нибудь, глядишь, он вам и выдаст, что надо, без лишних проблем…

– Как же, выдаст, – скептически скривился Самоделов, – Михеенко в прошлый раз, когда мы в Козельск ехали, ни за что не хотел серебряные гривны выдавать. А как без них, если в то время иных денег, по сути, и не было? Сказал: вы, мол, хлопцы, обойдитесь как-нибудь сами, расплатитесь натурой, то есть мехом. Настреляйте, говорит, лисиц, волков да белок, сдерите с них шкурки, вот вам и деньги. Сорок белок – одна серебряная куна, на которую можно много чего выменять… Ага, делать нам нечего, как белок по деревьям гонять да за лисицами бегать! Еще бы предложил сходить на медведя! Завалить парочку-троечку косолапых и содрать шкуру… Тоже мне, экономист хренов!

Генерал слегка улыбнулся:

– Да, Михеенко – такой, немного прижимистый. Есть чуток…

– Плюшкин он, – скривился Матвей Молохов и продемонстрировал неплохое знание мировой литературы: – Гобсек, Скупой рыцарь, Скрудж…

– Ничего, договоритесь как-нибудь, – примирительно поднял ладони вверх Бородин, – не так ли, капитан Лепс?

– Так точно, – подыграл начальнику главный специалист по НЛП и запудриванию мозгов, – договоримся. Беру это на себя.

– Вот и отлично, – одобрительно кивнул генерал. – Вопрос решен.

Он встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен:

– Идите, товарищи, готовьтесь к заданию, получайте экипировку, а перед самой заброской мы еще раз встретимся, уточним детали.

Майор Злобин поднялся и, козырнув начальнику, направился к выходу. За ним потянулись и все остальные члены группы.

Глава вторая

– Что ты по этому поводу думаешь? – спросил Матвей Молохов у Сергея Самоделова, когда они вышли из генеральского кабинета.

Они появились в группе Спасателей времени почти одновременно и, естественно, быстро подружились. Оба молоды, свободны, не имеют никаких серьезных обязательств… Ну, почти никаких – у Сергея была девушка, он даже хотел сделать ей предложение, но все как-то не собрался. То ситуация неподходящая, то одно задание, то другое… Матвей Молохов по поводу женитьбы вообще не заморачивался, прекрасно обходился и без официально оформленных отношений. У него с женским полом разговор был короткий: пришел – увидел – победил. Почти как Юлий Цезарь.

– По поводу чего думаю? – уточнил Самоделов. – По поводу задания или по поводу Михеенко? Если ты о прапоре, так я даже думать о нем не хочу – как представлю, что придется тащиться на склад, выпрашивать у него и выклянчивать… Противно делается!

– По поводу задания, конечно, – улыбнулся Молохов. – С Михеенко все ясно – Док с ним разберется. Помнишь, как в прошлый раз было? Стоило Доку сказать: «А подай-ка ты, милый друг Богдан Михайлович, то, что нам нужно, да еще вон того, пожалуйста, захвати, про запас, а то мало ли что» – и посмотреть своими чистыми, ясными глазами, как только один он умеет… Как Михеенко тут же сам все принес и даже запчасти выдал. Да, лингвовнушение и гипноз – страшные вещи, с человеком многое сделать могут. Даже с таким, как наш прапор. Слава богу, Док умеет с ним разговаривать…

– Помню, а как же, – хмыкнул Самоделов, – Михеенко потом плакался: опять его, бедного, обдурили, на НЛП взяли! К генералу бегал, жаловался, но тот его послал – сам виноват, смотреть надо было. Что упало – то пропало, обратно не вернешь. Тем более что люди не для себя брали, а для дела…

– Правильно, – кивнул Молохов, – это так: взять свое – и ходу. Как говорится, не жди, пока девушка тебе утром кофе в постель принесет, сделал дело – гуляй смело…

– Ты это о чем? – подозрительно покосился на друга Сергей Самоделов.

У него с подругой были весьма непростые отношения…

– Да так, просто к слову пришлось, – отмахнулся Молохов, – историю одну вспомнил, смешную, про кофе и девушку, потом тебе расскажу, как случай выйдет. К твоей это никакого отношения не имеет, уж поверь мне…

Самоделов кивнул – ладно, проехали.

– А что думаешь по поводу задания? – Матвей решил вернуться к теме разговора.

– Как всегда, – пожал плечами Самоделов, – выполнимо. Конечно, будут свои особенности, не без этого, но в целом – средней тяжести. По крайней мере, мне так кажется…

– Я к чему это говорю, – неожиданно очень серьезно произнес Матвей. – Никому не говорил, а теперь, видимо, придется. Видишь ли, согласно нашим семейным преданиям, один из моих предков, Павел Николаевич Молохов, как раз был на Финской и погиб там… А воевал он в тех местах, где нам придется. Что, если я с ним встречусь? Случайно, допустим? Такая ситуация у нас не предусмотрена ни в одной инструкции…

– Верно, – кивнул Самоделов, – не предусмотрена. Поскольку мы раньше с таким никогда не сталкивались. Помнишь, где были? Тринадцатый век, а до этого – пятнадцатый. Какие там предки! Может, и были, но слишком уж дальние… А тут – двадцатый век, 1939 год, не такие уж стародавние времена. Позавчера, можно сказать. Ты, Матвей, поговори с Батей, он мужик дельный, что-нибудь сообразит. Вероятность вашей встречи, конечно, мала, там столько народу будет, но всё же… Чем черт не шутит!

– Ладно, – вздохнул Матвей, – поговорю. В самом деле – а вдруг встретимся? Пусть Батя решает, что тогда делать, на то он и командир. Ну что, пойдем к Михеенко? Посмотрим, как его Док обрабатывать будет?

Сергей кивнул – конечно, пошли.

* * *

Леонид Лепс стоял, слегка позевывая, у стола завскладом и бросал на старшего прапорщика Михеенко рассеянные взгляды. Всем своим видом он показывал, что ему здесь смертельно скучно, что занимается этой нудной, рутинной работой исключительно по служебной надобности, что, будь его воля, давно бы нашел себе куда более интересное занятие… Но строгое начальство приказало лично следить за подготовкой к операции, вот он и вынужден торчать здесь, на этом складе, ожидая, когда все будет выдано и упаковано…

Михеенко хмурился и старался не замечать капитана, хотя сделать это было непросто – Лепс, похоже, обосновался у стола надолго и уходить не собирался. Да еще смотрел на него своими прозрачными, как вода, серо-голубыми глазами и пытался влезть в самые потаенные уголки сознания. Гипнотизировал, лишал силы воли, заставлял плясать под свою дудку. В конце концов, прапорщик не выдержал.

– Что вы меня, Леонид Анатольевич, так пристально разглядываете? – спросил он недовольно. – Как барышню, я извиняюсь, какую-нибудь. Мне прямо-таки неудобно делается…

– Я? Разглядываю? Вас? – делано удивился капитан. – Побойтесь Бога, уважаемый Богдан Маркович, даже и в мыслях не имею. Как можно-с! Я комнату вашу осматриваю, любопытствую, так сказать, от нечего делать. Разве это запрещается?

Прапорщик Михеенко покраснел, заерзал толстым задом на казенном стуле и недоверчиво засопел:

– Знаем мы, как вы любопытствуете. В прошлый раз вот точно так же смотрели, а потом раз – и три серебряных слитка из спецсейфа пропали. Куда делись – до сих пор не пойму. Вы, случайно, не знаете, а?

– Как же, знаю, – любезно отозвался капитан, – очень даже хорошо знаю. Вы сами нам их отдали, дорогой Богдан Маркович, и запись в архивных файлах сделали. Полюбопытствуйте у себя в папочке…

– Не может быть, – возмущенно воскликнул Михеенко, – чтобы я – и сам выдал вам серебро? Брешете!

Но через минуту был вынужден признать правоту капитана Лепса: действительно, выдал, в полной мере, сколько просили. И даже имелась запись в архивной папке. Значит, достал слитки из спецсейфа и сам отдал… Позор – разбрасываться таким ценным (в прямом смысле слова) металлом! Но, увы, ничего поделать уже было нельзя. Накладные оформлены, подпись генерала Бородина имеется. И даже пожаловаться невозможно – поди докажи, что тебя охмурили, применили метод лингвозомбирования. На смех же поднимут! Опытный, прожженный прапор, а его, как мальчика, вокруг пальца обвели! Нет уж! Но больше он на это не поведется, такой фокус уже не выйдет! Хватит!

Михеенко сердито засопел и склонился над заявкой, рассматривая перечень оружия, припасов и оборудования.

– Так, этого у меня нет, это я вам не выдам, не положено. А вот этого даже и не просите – только по особому распоряжению. С самого верху!

Прапорщик значительно поднял толстый палец к потолку, показывая, откуда должно исходить это самое распоряжение.

– Бросьте, разлюбезный вы наш Богдан Маркович, – сладко улыбнулся Лепс, – ну зачем такие сложности? Зачем беспокоить высокое начальство? Оно же всегда занято, не пробиться к нему: то одно заседание, то другое… Давайте решим этот вопрос сами, промеж себя. Договоримся по-хорошему, по-тихому, по-свойски. А я вас не забуду… Тем более что ничего особенного мы не просим, так, самую малость, без чего ну никак не обойтись! Вот, например, посмотрите, чудесный вы наш Богдан Маркович…

Михеенко на секунду оторвал взгляд от экрана и угодил в расставленную ловушку. Легкое гипнотическое внушение, умелое НЛП – и готово: через минуту старший прапорщик, не понимая, зачем и почему, но выдавал все, что требовали. Более того – советовал, что можно еще заказать. И тут же приносил. Не хотел, противился всем своим прапорским существом, но тащил. Ноги сами несли его в хранилище, а руки снимали с полок запасы и выкладывали на стол…

– Так, – деловито сверялся со списком капитан Лепс, – пять пар валенок, столько же – ватных брюк и теплых подштанников. Шерстяные носки, рукавицы, вязаные перчатки… Есть. Байковые портянки, по три пары на человека, с запасом. В Финляндии, знаете ли, дорогой Богдан Маркович, зимой холодно, я точно знаю – в прошлом году с женой ездил, отдыхал. Замерз страшно! Чтобы согреться, в сауну пришлось зайти, пропариться, как надо, финской водки попить. Очень, кстати, приличная оказалась…

– Водки в списке нет, – взвизгнул Михеенко, – не положено!

– И не надо, – легко согласился Лепс, – обойдемся медицинским спиртом. Он-то у вас имеется?

Прапорщик жалобно всхлипнул, но принес пятилитровую флягу. Полную. Капитан благодарно кивнул – спасибо, дорогой товарищ! Затем продолжил:

– Так, что дальше? Форма – имеется, в том числе и для Пана Профессора, пусть побудет военинженером второго ранга…

Михеенко, как взмыленный конь, носился по складу, принося вещи.

– Так, это тоже мы берем, – заглядывал в список Леонид Лепс, – и это, тоже пригодится. Запас, как говорится, карман не тянет. Из оружия, само собой, пистолеты ТТ, обоймы, патроны, пистолеты-пулеметы Дегтярева, магазинные диски… Автоматическая снайперская винтовка Симонова – для нашего Матвея, пусть побалуется. Любит он такие штуки! Тяжеловата, конечно, но что делать, какая есть. Ничего, парень молодой, крепкий… А вот оптику мы нашу поставим, современную, посильнее. Да и патроны к ней тоже из нашего спецхрана возьмем – помощнее…

Тут Лепс заметил Самоделова и Молохова и придал своему голосу строгости. В воспитательных целях – чтобы уважали и боялись. А то совсем разбалуются…

– Вы, товарищ Михеенко, не ленитесь, пошевеливайтесь, мне что, весь день здесь торчать? Обед скоро, а дел навалом. Что там дальше? Ну, продукты – это понятно, на две недели, на месте пополним. Тушенка, сухари, крупы, чай, сахар, соль, шоколад – обязательно. Лекарства, шприцы, медицинские инструменты, перевязочные материалы – это в полном объеме. Так, что еще? Часы мужские, наручные, пять штук. В моде крупные были, это хорошо, втиснем туда коммуникаторы, чтобы связь держать. Никто не заметит… Самоделкин этим займется (кивок на Сергея), он умеет, большой спец по подобным штучкам! Так, ничего не забыли? Вроде нет. Лыжи, палки и крепления – взяли, маскхалаты, ушанки, овчинные полушубки, сапоги, зимние ботинки… Электрические фонарики, котелки, тренога, кружки, ножи, ложки-вилки – эх, сколько всего, тяжеловато будет тащить. Ну, ничего, говорят, транспортный отдел нам аэросани приготовил, в них и загрузим. Да, не забыть бы новые «броники»… Под френч как раз пойдет, не видно, опять же – теплее будет. Кевларовые подшлемники под каски – тоже, чтобы голову прикрыть. Ну, кажется, всё. Ладно, если что забыл, еще к вам загляну…

Прапорщик Михеенко притащил последний тюк и без сил рухнул на стул, переводя дух. Да, загоняли… Капитан Лепс с напускной серьезностью обратился к Самоделову с Молоховым, с улыбками наблюдавшими за этой сценой:

– А вы, молодые люди, чего расселись? А ну-ка, тащите все это к нам в отдел. Да смотрите, не потеряйте ничего по дороге. Из вашей зарплаты вычту!

И снова повернулся к прапорщику:

– Спасибо, дорогой Богдан Маркович! Что бы мы без вас делали! Право слово, не знаю, как вас и отблагодарить… Ну, ничего, что-нибудь придумаю. Загляну как-нибудь, посидим, чайку попьем. С тортиком…

Несчастный прапорщик страдальчески застонал и закатил глаза – когда же прекратится издевательство? Сколько можно мучить бедного человека! Капитан иронически хмыкнул:

– Что делать, дорогой Богдан Маркович, не мы такие, жизнь такая. Кто же о нас, бедных и несчастных, позаботится, если не мы сами?

Лепс ухмыльнулся и в хорошем настроении пошел на выход. За ним, нагруженные вещами, поспешили Самоделов и Молохов. Задача была выполнена – все вещи собраны. Ну, или почти все – оставалось еще зайти в финансовый отдел, получить советские деньги. Но это уже было значительно легче – там же женщины работают, а с ними проблем не бывает. Скорее даже наоборот…

Лепс пригладил перед зеркалом остатки когда-то пышной шевелюры и поспешил на третий этаж – в финотдел. Надо успеть до обеда, а то жди потом…

* * *

– Вот она, наша «ласточка». – Сергей Самоделов ласково прошелся ладонью по корпусу ОСГА-6. – Не машина – птица!

Аэросани действительно выглядели очень красиво и по-современному, хотя разработаны в середине 1930-х. Гладкие, плавные, обтекаемые формы, каплевидный корпус, легкие, стремительные очертания. Позади – широкий двухлопастный винт, по размерам не уступающий авиационному. Еще бы пару крыльев – и вполне сошли бы за авиакар. Только вместо колес у них внизу имелись лыжи – одна спереди, рулевая, и две сзади, основные.

– По внешнему виду и внутреннему устройству аэросани полностью соответствуют советскому оригиналу, – сообщил Сергей, – ребята нашли в одном из военных музеев сохранившийся экземпляр и скопировали один в один, даже материалы взяли такие же – дюраль, дерево и фанера. Разумеется, кое-что пришлось усовершенствовать – двигатель поставили мощнее, не сто «лошадей», а двести, изнутри корпус обшили кевларом – для защиты от пуль и осколков, вместо плексигласа в кабине – двойное бронестекло, и еще дно закрыли стальной пластиной – от финских мин. Поставили «броники» в спинки кресел – как дополнительную защиту для водителя и командира…

– Ух ты, – восхитился Матвей Молохов, – почти авиетка…

– Если сравнивать с самолетами, – согласился Самоделов, – я бы назвал ОСГА-6 штурмовиком – похоже по огневой мощи и броневой защите. Жаль только, авиапушку нам не удалось поставить, пришлось ограничиться пулеметом. Но ничего, зато в дверях сделали специальные щели под «дегтяревых», можно будет вести огонь из машины. Скорость получилась тоже ничего, максимальная – сто двадцать километров в час, маршевая – шестьдесят-семьдесят. Вполне прилично. Экипаж – пять-шесть человек, как раз для нашей группы. Двое сидят спереди – водитель и командир, трое-четверо – сзади, в салоне. Места, как видите, хватит всем и даже останется – для вещей и груза. Основные бензобаки – под сиденьями, сзади – запасные. Возьмем с собой горючки столько, сколько можем, потом заправимся на месте. Все-таки не в Средневековье едем, добудем как-нибудь… В принципе нам сгодится любой бензин, даже низкопробный, так что, полагаю, проблем не будет…

Самоделов откинул люк со стороны водителя, показал:

– Управление легкое, простое: штурвал, магнето для запуска двигателя и две педали – газ и тормоз. Проще, чем в любом автомобиле. Ребята из технического отдела поставили хорошие аккумуляторы и еще портативный генератор, в самый сильный мороз у нас будут тепло и свет. Мощности хватит на несколько суток… Можно ночевать прямо в санях – печка отличная, я уже проверил. На всякий случай в кормовой части имеется «буржуйка» для дров или угля. Как запасной вариант…

Матвей Молохов недоверчиво постучал по бронестеклу:

– Не замерзнет? Все-таки середина зимы, север, Финляндия… Не курорт, прямо скажем.

– Нет, – уверенно произнес Самоделов, – специальное покрытие. Не обледенеет даже при пятидесятиградусном морозе. А если даже и замерзнет – не страшно, для наблюдения на корпусе есть восемь мини-камер, круговой обзор. Посторонним незаметно, а нам все видно. Изображение будет передаваться прямо на портативный комм под панелью управления. Поднял крышку – и смотри, что вокруг делается. Плюс инфракрасные камеры и разные датчики. Можно управлять машиной в темноте и даже в метель…

– А что с вооружением? – поинтересовался Молохов. – Я вижу – сверху «дегтярев»…

– Да, танковый, – подтвердил Самоделов, – 7,62 мм, на турели, боекомплект – 1000 патронов. Не хватит – попросим на месте, надеюсь, с нами поделятся. Все-таки одно дело делать будем. На крыше – портативная локационная станция, засекает любые летящие и движущиеся объекты. Это для защиты от самолетов. В общем, напичкана наша «ласточка» под завязку и по последнему слову техники…

– Ну что ж, – удовлетворенно произнес Злобин, – транспорт имеется, оружие и боеприпасы – тоже. Зимнюю форму, продукты, медикаменты, запчасти – все получили?

Капитан Лепс кивнул – так точно! Все, что надо, и даже кое-что сверху. Чтобы мы – и свое не взяли? Не бывает такое!

Сергей Самоделов прыснул от смеха:

– Михеенко к Бородину опять бегал, жаловался – мол, капитан его снова обманул, обдурил. Но генерал лишь махнул – не приставай, не до тебя сейчас. И вообще: поздно ворота запирать, когда лошадей уже увели…

– Верно, – улыбнулся майор, – кто смел, тот и съел. Победителя, как известно, не судят. Легенды свои выучили?

Все дружно кивнули – само собой, работа есть работа. И легенды вызубрили, и форму военную уже примерили, чтобы сидела, как надо. И чтобы не казалась уж слишком новой, неношеной. Пусть – немного помятой, потертой…

– Напоминаю, – продолжил Злобин, – для всех в том времени мы – специальная аэромобильная группа, приданная 9-й армии. Испытываем секретную модель аэросаней в боевой обстановке и в условиях зимнего времени. По приказу, полученному с самого верху… Так и говорите, если кто спросит. В подробности не вникать, а любопытных – грамотно отшивать: мол, государственная тайна. С особо настырными капитан Лепс разберется – он у нас отлично умеет людей обрабатывать…

Самоделов и Молохов улыбнулись – как же, сами видели. Здорово он прапора Михеенко сделал, просто любо-дорого было посмотреть. Класс! Леонид Лепс скромно потупил глаза – ну что вы, скажете тоже…

– Наши документы надежные, качественные, не подкопаешься, – продолжал между тем Злобин, – любую проверку выдержат. Но и вы должны уметь правильно отвечать на вопросы, даже самые провокационные. Люди могут разные попасться, в том числе излишне бдительные. Отвечать же надо вежливо, но твердо: выполняем особое задание, раскрывать не имеем права. Что, кстати, полностью соответствует нашей легенде…

Все закивали – понятное дело, секретность прежде всего.

– В случае чего, – продолжил майор, – аэросани придется уничтожить. Если окажемся в окружении… Сами понимаете – война есть война, всякое может случиться.

Злобин заметил, как огорчился Сергей Самоделов, и добавил:

– Понимаю, что жалко, – машина отличная, но что делать: современные технологии ни в коем случае не должны оказаться в руках неподготовленных людей. И тем более – финнов. В общем, это даже не обсуждается. Теперь о нас самих: я – командир аэромобильной группы, капитан Лепс – мой заместитель и по совместительству военврач. Сергей Самоделов – наш водитель и радист, а Матвей Молохов – пулеметчик. Товарищ же Градский – военный инженер, представитель завода-изготовителя. Цель – испытать аэросани в зимних условиях и дать рекомендации для внедрения в производство. Ну а на самом деле – вы знаете, чем мы будем заниматься. Генерал Бородин прав – задание трудное, гораздо сложнее того, что было раньше. Все-таки противник будет серьезный: умный, подготовленный, обученный, хорошо вооруженный, готовый, если надо, драться до последнего патрона. Но я уверен – мы победим!

Все загудели – конечно, Батя. Не сомневайся!

– Ладно, – улыбнулся майор, – я вижу, вы готовы. Но у нас еще есть время, советую вам посвятить его изучению матчасти и попрактиковаться в управлении аэросанями. Чтобы каждый умел водить – как свое собственное авто. Также рекомендую заглянуть в тир. Потренируйтесь в стрельбе из пистолета ТТ и автомата Дегтярева – уверен, что пригодится. Кроме того, каждое утро у нас будет политинформация. Товарищ Градский, – кивок в сторону профессора, – станет просвещать по поводу внешней и внутренней обстановки. Чтобы знали, чтобы от зубов отскакивало – где и что происходит! На вопросы, касающиеся политики партии, должны отвечать четко и уверенно, хоть посреди ночи разбуди. Мало ли кто решит проверить вашу политграмотность? Все ясно? Тогда – разойтись!

Глава третья

Гранит и булыжник, камень и лед. И мрачные, черные ели, сплошной стеной стоящие у края дороги. И всё – под толстым слоем снега. Да не такого, как в деревне, легкого и рассыпчатого, а тяжелого, смерзшегося… Тоже каменного, на века.

Как здесь только люди живут? На десяток верст вокруг – ни одной избы, ни одного домика, даже самого захудалого. И даже охотничьих заимок нет, хотя, похоже, зверь здесь водится. Медведи, олени, кабаны… Значит, и охотники должны быть.

Но ни одной души. Выйдет только из леса старый, матёрый лось, постоит, посмотрит на непонятно откуда взявшихся людей, и снова скроется в чаще. Или пронзительно крикнет какая-нибудь птица – тоже не наша, нерусская. Дико, холодно, сурово… И еще страшно.

Но бояться нельзя – иначе политрук, товарищ Саблин, опять ругаться будет. «Что это вы, товарищ Мешков, – скажет, – никак испугались? Противника, что ли, трусите? Так он сам нас боится. Сколько идем, а его все нет. Белофинны от нас по лесам и болотам давно разбежались. И это правильно: Красная армия, как говорится, всех сильней…»

Так-то оно так, конечно, сила немаленькая. И что боятся белофинны – это правильно. Ведь им тоже, наверное, хорошо известно, что мы с танками и пушками мощными идем. И воевать будем до полной нашей победы.

Недаром в нашей песне поется: «Мы войны не хотим, но себя защитим, оборону крепим мы недаром, и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!» Хорошая песня, любимая. Артисты ее всегда исполняют, когда в колхоз приезжают: «В целом мире нигде нету силы такой, чтобы нашу страну сокрушила, с нами Сталин родной, и железной рукой нас к победе ведет Ворошилов…»

Эх, сразу на душе легче, когда ее слышишь. Сколько раз сам ее пел – и в клубе вместе с друзьями, и один где-нибудь в поле или лесу. Просто так, для себя, для своего, так сказать, удовольствия. Очень помогает, настроение поднимает. Но сейчас петь что-то совсем не хочется…

Как перешли границу, так все идем и идем… Деревни финские видели, и не одну уже. Собственно, это даже не деревни, а так, усадебки со строениями. Мызами называются, или хутора, если по-нашему. Хорошие у финнов дома, просторные, да и срублены на славу – из толстенных сосен. Надежно, крепко – на века. А сверху еще досками стругаными покрыты или железом – богато здешние крестьяне живут, не то что у нас… Дома и амбары у них тоже сплошь крепкие, аккуратные, на дворе – ни одной железки или деревяшки неприбранной. Серьезные люди финны, хозяйственные. Но все дворы, как один, пустые. Разбежались хозяева, попрятались…

А чего разбежались, спрашивается? Мы же освобождать их пришли, как товарищи по классу… Если ты трудовой человек, крестьянин, бояться тебе нечего. И некого. А вот если, скажем, кулак-мироед или буржуй…

Но не встречают финны своих освободителей хлебом-солью, не радуются. Ох, плохо это. А мы все идем и идем. И куда, спрашивается? Не говорят, лишь гонят: «Скорей, скорей!» Который уже час шагаем, устали все, замерзли, а приказа на отдых все нет. Наоборот, только и слышно – давай-давай, шире шаг, не отставать! А вокруг все суровей делается, и темнеть уже начинает…

Эх, леса… У нас гораздо веселее – и чащи не такие мрачные, и зверья с птицей в них больше будет. Есть на кого с ружьишком пойти! Если повезет, можно не только зайца-беляка деду Трофиму на шапку добыть, но и лисицу – бабе Дуне на кацавейку. А то и волка. Это большая удача: за серого в леспромхозе целых двести рублей дают, да еще пять патронов в придачу. Как за отстрел опасного хищника. А вот интересно, волки здесь водятся? Должны быть. Раз есть лоси, кабаны и олени, значит, и они тоже…

* * *

– Эй, Мешков, чего замешкался? – услышал Иван за своей спиной насмешливый голос старшины Веселенко. – Опять о деревне думаешь? Кончай мечтать, Мешков, а то мешок свой потеряешь!

И рассмеялся весело, раскатисто, во всю глотку.

Ну вот, опять любимая шуточка товарища старшины! Разве виноват он, Иван Мешков, что фамилия такая? В деревне половина жителей ее носит, а вторая половина – или Степановы, или Хромовы. Все друг дружке родственники, считай, одна большая семья…

Иван тяжело вздохнул, вспомнил родную деревню, поправил на плече тяжелую, сползающую винтовку и сам себе приказал: «Терпи, боец». Как дед Трофим его в детстве учил: не реви никогда и никому не жалуйся, слабость свою не показывай. Бывало, расшибет он лоб или обдерет до крови коленку, выть хочется, а дед подойдет, по голове ласково погладит (рука у него сухая, шершавая) и скажет наставительно:

– Не реви, малец, нельзя. Ты же Мешков, а мы, Мешковы, никогда не плачем, даже когда очень больно бывало. Терпи, ты мужик! Стисни зубы и молчи, а иначе над тобой все смеяться станут.

Он и терпел, хотя иногда бывало очень больно. И если кто-то над ним насмехался или обиду учинял… Никому не прощал, всегда первым лез в драку. Как настоящий боец. А тут – чего товарищ Веселенко на него взъелся? За что насмехается?

Характер у старшины и правда веселый, любит разные шуточки и прибауточки. И потешается он не только над ним, молодым бойцом, но и над другими тоже… И любимая его шуточка – склонять на все лады фамилии. В том числе его. И что он такого в ней нашел? Не хуже других, прямо скажем.

Вот, например, есть у них во взводе боец Бердыкмухаммедов, откуда-то из-под Куляба. С непривычки его фамилию не выговорить. Товарищ Веселенко поначалу сам спотыкался, когда его называл, а потом плюнул и объявил, что отныне будет звать его просто Мухаммедов. Так, мол, короче и понятней, особенно когда команду отдаешь.

И то верно: пока выговоришь: «Бердыкмухаммедов, в атаку!» – тебя сто раз убьют. А у него, у Мешкова, фамилия короткая, для военного дела очень пригодная. Недаром у них в роду все мужики солдатами были: родной прадед под Шипкой с турками дрался, дед – с японцами, а отец…

Отец же, Алексей Мешков, всю Германскую прошел. Единственный в деревне (почитай, и во всей округе тоже) из рядовых до офицера дослужился – получил чин прапорщика. Потом, в Гражданскую, – стал уже подпоручиком. Воевал на стороне белых (так вышло), за что его и расстреляли.

Не посмотрели красные, что он из крестьян, из трудового народа, поставили к стенке. Вместе с другими офицерами… А за что? Только за то, что погоны на плечах? Так ведь честно заработаны, храбростью и кровью. Как и два Георгия на груди. Но нет, расстреляли. Как врага…

Пришлось тогда деду, Трофиму Харитоновичу, и бабке, Авдотье Васильевне, самим маленького Ивана подымать. Мать его, Екатерина Михайловна, вскоре тоже померла…


Иван снова вздохнул и с тоской посмотрел по сторонам (все те же камень и снег), потом прибавил шагу – не отстать бы. Рота сильно растянулась, шли не строем, а уже как получится. Понятное дело – дорога узкая, извилистая, а слева и справа – глубокие сугробы. Шагнешь в сторону – по пояс провалишься.

Холод и пустота, ни людей, ни зверья вокруг. А ночь уже скоро… Зимний день короток, особенно в конце декабря. Вон, солнце уже за верхушки елей цепляется. Когда же, наконец, привал объявят? Хоть посидеть у костра, чаю горячего попить да ноги согреть, а то совсем замерзли. В брезентовых сапогах-то холодно, как друг о дружку ни стучи, и осенняя шинель совсем не приспособлена для здешних морозов. О буденовке даже говорить не приходится – одно название, что головной убор, а так – ни ушей, ни лба не греет. Только затылок да макушку немного, вот и все.

Эх, сюда бы телогрейку и треух… У них в деревне зимой все в тулупах и валенках ходят, вот это – настоящая одежда! И тепло, и носко. А валенки – так вообще самая удобная обувь. И не только зимой – старики и старухи даже летом носят, ноги от болей спасают. А тут что? Форма осенняя, в какой у себя в части ходили, пока сюда не перебросили. А прибыли они с самого юга, с Украины, из-под города Тернополя. Там, конечно, тепло было, а здесь вдруг как ударили морозы!

Перебросили их спешно, в начале декабря, форму зимнюю выдать не успели. Погрузили в эшелоны и повезли куда-то. Сказали – форму на новом месте получите. Но или в штабе что-то напутали, или еще какая причина, однако получить обмундирование удалось не всем. Кому как повезло, кому что досталось. У одних – валенки при легкой шинельке, у других – зимняя шинель при летних сапогах. Слава Богу, хоть теплое белье да байковые портянки выдали, а то совсем было бы плохо.

Кто ж знал, что в здешних местах морозы такие лютые? Сначала еще ничего было, терпимо, а последние два дня очень холодно сделалось, особенно ночью. Как ни грейся у огня, как ни прыгай, все одно – не помогает. Пока идешь, ничего, а как встанешь… Мороз до костей пробирает. В роте уже десять человек обморожено, а сколько еще будет? Да, не учли…

Подняли их дивизию скоро, по тревоге, построили и сказали – едем на Север, освобождать финский народ от буржуазно-кулацкого элемента. Такая вот выпала дивизии честь – наступать в первых рядах Красной армии. Что, конечно, было почетно: дивизия – образцовая, гордость Киевского военного округа. Сорок четвертая Киевская краснознаменная стрелковая имени товарища Щорса… Со славной боевой историей и громкими победами. В Гражданскую она с петлюровцами и махновцами воевала, потом – с белополяками, а теперь и до белофиннов добралась…

И командир у них отличный, товарищ Алексей Иванович Виноградов. Умный, отважный, настоящий комбриг. Во главе дивизии идет, со штабом. И вооружение отличное – и пушки, и пулеметы, и даже танки с броневиками имеются. Бегите, белофинны! Жаль, что подвод мало дали, приходится пешедралом топать. А какой это будет бой, если человек уставший?

… Когда же привал? И есть уже хочется – кормили их рано утром, перед самым выступлением. Гонят целый день, почти без остановки. А ноги уже гудят, и спину от тяжелого вещмешка ломит, а винтовка – так весь правый бок отбила. Скорее бы привал. И еще очень курить охота – считай, целый день не дымил. На ходу нельзя, не положено, а на коротком привале было не до того – успеть бы в кусты сбегать да портянки перемотать. А то собьются они – и все, считай, остался без ног. Как тогда воевать?

Эх, сейчас бы затянуться! Махорочка у него своя, деревенская, самосадная, вкусная. Это не городские папиросы, по два рубля двадцать копеек коробка, а родная, домашняя. Бабка сама кисет шила и махры в него щедро насыпала – знает, что бойцу на войне нужно. Сначала мужа, деда Трофима, на войну собирала, потом сына, Алексея Трофимовича, отправила, а вот теперь и внука Ивана…

* * *

Стрелять начали сразу и со всех сторон. Резко, отрывисто защелкали винтовки – впереди, слева-справа и сзади. Ударили пулеметы – длинными, захлебывающимися очередями. Кто-то куда-то побежал, раздались громкие отрывистые команды, послышались первые стоны и крики раненых. Перед Мешковым рухнул на землю (точнее, на мерзлый, утоптанный снег) красноармеец Бельченко. Раскинул нелепо руки, как будто ударился обо что-то, и повалился на живот. Из простреленной головы потекла тонкая, красная, горячая струйка крови…

Иван встал как вкопанный. Он никогда раньше не видел, чтобы вот так, запросто, убивали человека. Собственно говоря, вообще этого никогда не видел. Его замутило… Вроде бы и на охоту он ходил не один раз, и зверя добывал (даже волков!), к крови, кажется, должен быть привычный, но вот… Растерялся, замер на дороге, мешая себе и остальным. Его толкали, пихали, куда-то гнали, отдавали приказы… Но он как будто ничего не видел и не слышал – словно умер на какое-то время. А перед глазами все стояло бледное, удивленное лицо Бельченко – за что, товарищи?

Пришел в себя Иван только тогда, когда был уже в безопасном месте – спрятался за полуторкой, вставшей на обочине. Рядом с ним укрылись еще несколько человек из взвода. Среди них был и товарищ Веселенко. Это успокаивало: он наверняка знает, что надо делать в таких случаях…

Но старшина лишь матерился и глупо повторял: «Да как, да почему? Здесь наши давно прошли, все проверили…» Не похоже, чтобы он мог что-либо сделать. Он, кажется, не был в состоянии даже отдать нужные команды, как-то организовать оборону…

А огонь между тем усиливался – из темноты, из-за черных елей гремели уже не отдельные выстрелы, а неслись залпы, перемежающиеся длинными пулеметными очередями, которые косили растерянных, бегающих красноармейцев, словно траву в сенокос. Самые сообразительные бойцы сразу же залегли под грузовиками или двуколками, а другие, кто не успел, плюхнулись прямо посреди дороги. Многие из них уже были убиты. Лежали, уставив в пустое финское небо мертвые глаза…

Были еще и раненые, они лежали и стонали, призывая на помощь. Но подойти к ним (и даже подползти) не представлялось возможным – при любой попытке высунуться следовал быстрый, и, как правило, точный выстрел. И боец зарывался в холодный снег… Видимо, в лесу прятались финские снайперы. Они били точно, без промаха. Били, как зверя во время охоты…

… А старшина Веселенко все ругался, а время шло и шло. И спасения, похоже, не было. Неоткуда и не от кого. Иван сжался у колес полуторки, закрыл глаза и начал молиться – как его учила бабушка в детстве: «Отче наш, иже еси на небеси, да светится имя Твое, да будет воля Твоя…» В общем, спаси нас и сохрани! Только на Него одного и была надежда…

* * *

Спасение пришло, откуда и не ждали – прямо из леса. На опушке закружился, заметелился снег, и из белой круговерти вынырнула удивительная машина – стремительная, гладкая, на широких лыжах. На крыше – пулемет, позади – бешено вращающийся винт, совсем как у самолета. Но главное – на боках и носу красные звезды. Значит, своя. Рев диковинного аппарата даже перекрыл раскатистый треск винтовок…

Финны удивились и на время прекратили огонь – что за чудо, откуда оно взялось? А подивиться было на что: стремительные аэросани легко развернулись и понеслись на выручку бойцам Красной армии. На крыше откинулся люк, показалась крупная фигура в белом маскхалате. На голове – стальная каска, тоже с красной звездой. Точно – свои, русские!

Пулеметчик дал короткую очередь по финнам на опушке. Попал – несколько человек оказались раненными. Да и трудно было не попасть с такого расстояния, бил почти в упор. Затем боец надолго припал к пулемету и стал густо поливать финнов огнем…

Те опомнились и ответили дружными винтовочными залпами, но их выстрелы, что удивительно, вреда машине почти не причиняли: пули отскакивали от нее, как резиновые мячики, оставляя лишь длинные рваные царапины на борту. Фанера и краска отлетали, но под ними обнаружилась хорошая защита – из какого-то незнакомого, но, очевидно, очень прочного материала…

Командир финнов приказал отходить – надо спасаться от незнакомой русской машины, против которой их винтовки и даже пулеметы оказались совершенно бесполезны… Через пять минут на опушке никого уже не осталось, финские стрелки отошли в лес.

Красноармейцы смогли чуть приподнять головы и перевести дух…


Боевая машина еще раз прошла по опушке, поливая свинцом отступающих, а затем подлетела к танкистам, залегшим у своих Т-26.

Из аэросаней неспешно вылез командир с двумя «угольниками» на рукаве и двумя «шпалами» на вороте шинели – майор. Судя по черному цвету петлиц и латунному танку на них – автобронетанковые войска.

– Ну что, живы? – обратился он к уцелевшим танкистам.

Те вылезли из укрытий, осмотрелись – опасности, кажется, уже нет. Лейтенант Фоменко, старший среди танкистов, доложил:

– Так точно, товарищ майор, живы! Наши потери – три человека убитых, и еще один – раненый…

Он кивнул на сержанта, зажимавшего рукой правый бок. Черный комбинезон уже пропитался кровью…

– Срочно несите его в госпиталь, – приказал майор, – а мы вас прикроем. Хотя, думаю, финны уже не сунутся…

– Здо́рово вы их, – искренне восхитился лейтенант, – дали так, что любо-дорого было посмотреть! Бегут небось сейчас, драпают. А можно спросить, товарищ майор, что это у вас за машина такая? Я раньше никогда таких не видел. Вроде бы аэросани, но какие-то необычные, с пулеметом…

– Экспериментальная модель, – ответил Злобин, – проводим испытания.

– Первые в Красной армии пулеметные бронесани, – добавил, появляясь из люка, Матвей Молохов, – прошу любить и жаловать.

Он снял летные очки, защищавшие лицо от ветра и снега, и прищурился на зимнее солнце. Финны отступили, можно немного расслабиться. Но свой пулемет он держал стволом в сторону леса – на всякий случай.

– Верно, – кивнул майор Злобин, – броневые аэросани.

– И сейчас они прошли огневое крещение, – продолжил Молохов, – проверили их в бою. И очень даже неплохо получилось…

Ему хотелось поговорить, выплеснуть энергию, которой осталось много после слишком короткого боя…

– Да, неплохо, – согласился Злобин, – но это только начало…

И добавил уже строго:

– Заканчивайте, товарищ Молохов, болтать, займитесь лучше делом – пополните запас патронов у танкистов. Им пулеметы пока не понадобятся, машины в ремонт пойдут. И закройте люк, а то выстудите весь салон. А вы, товарищ лейтенант, везите раненого в госпиталь, а то он у вас кровью истечет, пока вы здесь нашу машину рассматриваете. Впрочем, сейчас ему помогут, у нас есть военврач…

Злобин что-то сказал капитану Лепсу, и тот подошел к раненому. В руках у него была санитарная сумка.

– Давайте посмотрю, – сказал Леонид.

Фоменко помог стянуть с сержанта комбез, а потом и гимнастерку. Рана, к счастью, оказалась неопасной – пуля прошла навылет, не задев ни одного жизненно важного органа.

– Крови вы потеряли много, но жить будете, – констатировал капитан. – В принципе даже воевать сможете.

Он промыл рану спиртом, залил йодом и ловко забинтовал. Сержант морщился, но терпел, понимая, что все делается ради его же блага. Через несколько минут раненого положили на плащ-палатку и понесли на шоссе – везти на попутке в полевой госпиталь.

К аэросаням подтянулись уцелевшие танкисты, стали разглядывать необычную машину. Постукивали по бокам и не верили, что такая тонкая броня (не толще фанеры!) сможет выдержать винтовочную пулю. И даже от крупнокалиберного пулемета…

– Особая броня, – слегка подбоченясь, пояснял Матвей Молохов, – из специальной стали. Новейшие разработки, совершенно секретные…

Танкисты с уважением осматривали аэросани – надо же, совершенно секретные! Но самое большое впечатление на них произвело то, что внутри салона было тепло, и даже окна не запотели. А вот у них, в их стальных гробах, к броне было совершенно невозможно прикоснуться – замерзла насквозь, иней лежал изнутри…

Матвей с удовольствием играл роль бравого вояки. Впрочем, в глазах танкистов он и являлся таковым – герой, только что спасший их от, казалось бы, неминуемой гибели. И выглядел соответствующе – настоящий русский богатырь, косая сажень в плечах, кулак – что голова ребенка. Худенькие и, как правило, невысокие танкисты смотрелись рядом с ним хилыми недомерками…

– А если финское орудие по вам вдарит, то как, пробьет? – поинтересовались танкисты.

– Пробьет, – честно признался Молохов, – но по нам еще попасть надо – при нашей-то скорости и маневренности. Сами же видели, как мы по полю носились! Ни в жизнь не попасть! Недаром же нас называют «летающим танком»…

Майор Злобин улыбнулся – ну и расхвастался же Матвей! Однако останавливать его не стал – пусть травит байки про грозный и непобедимый «летающий танк», новое русское секретное оружие. Может, еще пригодится. Умная ложь на войне – тоже нужное дело. Противник должен нас заранее бояться!

Через некоторое время майор приказал:

– Всем по местам, едем дальше.

– Может, подсобим ребятам с завалом? – предложил Молохов. – Кинем пару гранат?

– Нет, без нас разберут, – махнул Злобин, – народу там хватит. А нам надо скорее в Суомуссалми…

И уже тихо, чтобы никто не слышал, добавил:

– Завтра первый батальон 305-го стрелкового полка попадет в засаду и понесет большие потери. Надо спасать людей…

Матвей Молохов подмигнул танкистам (бывайте, ребята!), помахал на прощание рукой и полез в машину. Майор Злобин привычно уселся впереди, рядом с Сергеем Самоделовым, капитан Лепс вернулся в салон.

Мотор взревел, винт бешено закрутился, и машина, поднимая снежную пыль, понеслась по белой целине, оставляя после себя три глубокие лыжные колеи…

Глава четвертая

На ночлег решили встать рядом с какой-нибудь частью. Во-первых, безопасней, а во-вторых, надо поближе познакомиться с бойцами Красной армии… Вместе предстоит сражаться с финнами, плечом к плечу. По крайней мере, в течение ближайших нескольких недель. А то и больше…

Объехали завал, который уже стали разбирать красноармейцы, прошли еще пару километров по шоссе. Необычные аэросани привлекали всеобщее внимание, всем было интересно – что за странная техника? Но бойцы замечали яркие пятиконечные звезды на бортах и с уважением говорили: «Надо же, какие машины, оказывается, имеются в Красной армии! Грозные, красивые, одно загляденье!»

Наконец уперлись в повозки, которые прочно закупорили всю проезжую часть. Майор Злобин вылез из аэросаней и пошел разбираться, в чем дело. А заодно решил ноги размять, а то засиделся в санях… С собой взял Матвея Молохова – в качестве сопровождающего. И для солидности, конечно. Оказалось, что впереди намертво встал 56-й отдельный противотанковый дивизион. Артиллеристы напоролись на финскую засаду, но в отличие от пехоты не растерялись, а вступили в бой. Благо развернуть легкие «сорокапятки» особого труда не составило – даже на скользкой, занесенной снегом зимней дороге они легко выкатывались на позиции.

Командир дивизиона капитан Логинов приказал занять круговую оборону и бить по противнику. Толку от стрельбы, правда, было мало, серьезного урона нападающим она не нанесла, зато имела психологический эффект: финны, поняв, что им готовятся дать серьезный отпор, решили ретироваться. Собственно, они не планировали ввязываться в настоящий бой, цель у них была иная – обстрелять колонну и закупорить движение.

И это им великолепно удалось: дивизион встал намертво, люди и лошади сбились в кучу, орудия и повозки забили всю дорогу. Ни туда ни сюда. Остановился и стрелковый батальон, идущий следом, а за ним – и вся маршевая колонна 305-го стрелкового полка, растянувшаяся на добрых три километра… Финны постреляли немного и незаметно отошли, растворились в зимнем лесу. Преследовать их не стали – найди в такой чаще!

Капитан Логинов, поняв, что настоящего сражения не будет, приказал прекратить огонь. Оттащили в сторону разбитые двуколки и убитых лошадей, погрузили раненых на грузовики – везти в госпиталь, а погибших красноармейцев положили просто на повозку. Сейчас хоронить некогда, позже как-нибудь…

Стали снова вытягиваться в колонну, чтобы идти дальше. Но тут выяснилось, что лошадей не хватает – противник выбил едва ли не половину живой тягловой силы. Расчет у финнов был простой – нет лошадей, некому тащить пушки, значит, артиллеристы не попадут вовремя к месту боя. И советские батальоны останутся без такой необходимой огневой поддержки. А как атаковать укрепления, если артиллерии нет? Не с голыми же руками!

Тяжело вздохнув, капитан Логинов приказал бросить часть телег у дороги, взять только боеприпасы. Перепрягли оставшихся лошадей, выстроились в колонну, пошли дальше. Красноармейцы после боя были возбуждены (все-таки первое настоящее сражение!), переговаривались, громко делились впечатлениями.

– Как свистнет пуля над головой, так все, думаю, следующая – точно моя. Страшно стало – не хочется умирать!

– А я вот нисколько не испугался!

– Брешешь, Никольчук, я сам видел, как ты под телегу залез и голову руками прикрыл. Даже винтовку свою бросил, вот как испугался!

– Не прятался я, товарищ сержант, а ящики со снарядами доставал. Мне товарищ старшина приказал. Можете сами спросить!

– Ага, доставал, как же… Два раза тебе кричали, чтобы снаряды нес, а тебя все нет… Слишком тяжелые ящики были? Так, что ли?

– Да ладно вам!

– Ничего, Никольчук, не тушуйся, всем страшно было. И тебе, и мне, и вот ему тоже. И даже товарищу лейтенанту – вон какой бледный идет, до сих пор отойти не может. А, казалось бы, командир…

– Оставить разговоры, шире шаг! Не растягиваться!

Это капитан Логинов грозно окрикнул своих подчиненных. Он верхом на лошади объезжал свои батареи и смотрел, чтобы бойцы не слишком растягивались и не отставали. Надо успеть до темноты наверстать упущенное, догнать своих. А то, не дай бог, финны опять нападут, тогда точно до завтра не поспеем…

Но начало темнеть, солнце ушло за верхушки сосен… Зимний день короток, серенький свет сменился фиолетовыми сумерками. А очень скоро наступит ночь… Идти же в темноте было очень опасно: того и гляди – нарвешься на финскую засаду. Капитан Логинов подумал и решил устраиваться на ночлег. Пусть и опоздают они, зато целые доберутся…

В этот момент к нему и подошел майор Злобин, сопровождаемый Матвеем Молоховым. Тот играл роль не столько ординарца, сколько телохранителя – финны же рядом. На груди у старшего лейтенанта плавно покачивался новенький пистолет-пулемет Дегтярева с длинным ребристым «рожком». В отличие от стандартного секторного магазина, в этот влезало в два раза больше патронов (не двадцать пять, а пятьдесят два), причем патронов специальных, сделанных по заказу в Институте времени. Их убойная сила была гораздо выше, чем у обычных, советских. Что давало серьезные преимущества в бою…

Капитан Логинов заметил гостей и произнес:

– Здравия желаю, товарищ майор! Мы видели, как вы финнов славно били. Здо́рово вы им наваляли! Эх, нам бы парочку таких машин, всю чухню бы эту давно разогнали! А то не дают и шага спокойно ступить, то и дело обстреливают. Да завалы на дороге устраивают, ни пройти ни проехать…

Злобин поздоровался:

– Здравия желаю! А я к вам, товарищ капитан, по делу. Темно скоро, дальше идти нельзя. Мы не можем рисковать нашей машиной, она, сами понимаете, новая и очень непростая…

– Так ночуйте с нами! – вступил в разговор начштаба дивизиона Александр Головин (тоже капитан). – В компании веселее. Особенно в такой хорошей!

– Спасибо, – поблагодарил Злобин, – принимаю ваше приглашение. Вместе правда веселей, да и спокойней тоже. Но у меня, товарищи, будет к вам одна просьба – надо выставить возле нашей машины дополнительный пост. На всякий случай. И от белофиннов, и от прочих любопытных… Как говорится, в качестве боевой помощи и дружеской поддержки.

– Хорошо, – кивнул Головин, – распоряжусь. А вы сами, товарищ майор, где ночевать будете? Прямо возле машины? Отдельно палатку себе поставите? А то давайте с нами, у нас палатка хорошая, теплая. И даже «буржуйка» имеется…

– Нет, в самих аэросанях, – пояснил Злобин. – Нам машину оставлять без присмотра нельзя…

– А не холодно будет? – удивился Головин. – Ночью мороз – до тридцати градусов… Не окоченеете?

– Нет, – покачал головой майор Злобин, – у нас в санях печка отличная имеется, электрическая. Греет не хуже любой «буржуйки», а то и лучше.

– Может, тогда просто заглянете к нам в гости? – предложил начштаба. – Посидим, поговорим, выпьем чуть – ради знакомства…

Его разбирало любопытство – хотелось побольше узнать о диковинной машине и необычном экипаже.

– Спасибо, заглянем, – поблагодарил Злобин. – Как закончим свои дела, так сразу и придем. Почему бы нет?

Головин улыбнулся – ладно, договорились.

– А насчет поста не беспокойтесь, – добавил он, – сейчас отдам приказ. И еще парный патруль отправлю возле вашей машины ходить. Тоже, думаю, не лишнее будет…

Майор кивнул – спасибо, товарищ.


Злобин и Молохов оставили гостеприимных артиллеристов и направились к аэросаням.

– Товарищ майор, – обратился Матвей, – мы и правда к ним пойдем?

– Да, – кивнул Злобин, – надо установить товарищеские отношения, может пригодиться. А что? Посидим, поговорим, и главное – послушаем. Какое настроение у бойцов, какие слухи ходят… Тоже будет полезная информация! А заодно и вас испытаем, как хорошо свои легенды выучили и в роль вошли. Считайте, это будет ваша последняя проверка…

– Кто пойдет? – спросил Молохов. – Кому-то надо и в машине остаться, охранять ее…

– Думаю, я, Лепс и ты, – решил Злобин, – а Самоделова с Паном Профессором мы оставим в лагере. Сергею все равно наши разговоры неинтересны – у него свои железки на уме, а Пан Профессор – человек сугубо гражданский, хоть и носит сейчас военную форму. Не дай бог, ненароком себя выдаст… Ему еще рано изображать из себя вояку. А вот вам с Леонидом полезно пообщаться и обкатать свои легенды…

На этом разговор закончился. Собственно, говорить было не о чем – и так все понятно. Надо – значит, надо. Приказы командира, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Каждый член группы Спасателей времени хорошо знал это…

* * *

Через час собрались идти: взяли пол-литра спирта, три банки свиной тушенки (разумеется, без этикеток) и пару буханок белого хлеба. Его надо срочно есть, иначе зачерствеет. Прихватили немного сыра – как десерт. В общем, простенько и вкусно.

Артиллеристы уже ждали их. В палатке собралось всё местное начальство: командир дивизиона капитан Логинов, начштаба Головин и еще старший политрук Дмитриев. Внутри было натоплено, «буржуйка» грела действительно хорошо. Сосновые дрова весело трещали, распространяя чуть горький, смолянистый запах, и уже закипал черный, закопченный чайник. Как говорится, и тепло, и уютно…

Познакомились, пожали друг другу руки. С представлением, кстати, вышла небольшая заминка. Начштаба Головин обратился к Злобину:

– Товарищ майор, а как вас называть?

– В смысле? – не понял Злобин.

– У вас на петлицах танки, – пояснил Головин, – но вы не танкисты, у вас, как я вижу, аэросани. Так кто же вы? Аэросанщики?

– Нет, – подумав, ответил майор, – бронелетчики. Наши аэросани – новый вид машин, бронелеты называются. Они сочетают в себе преимущество танка и скорость самолета, то есть броню, огневую мощь и маневренность. Мы буквально летаем над землей!

Капитан Лепс удивленно посмотрел на командира – что еще за бронелет? Ведь договаривались – пулеметные аэросани… Но ничего не сказал. В конце концов, почему нет? Звучит неплохо, и вполне по-нашему, по-боевому…

Наконец расселись вокруг стола – двух досок, положенных прямо на пустые снарядные ящики. Они же, ящики, служили стульями, а также, судя по всему, и кроватями для комсостава дивизиона. Что поделать, условия походные, военные, тут не до комфорта. Слава богу, что не приходится спать под открытым небом, на снегу…

На столе уже стоял нехитрый ужин – пшенка, еще дымящаяся и пузырящаяся от жара. Быстро разогрели тушенку, добавили в кашу, хорошенько помешали и получилось очень даже ничего – сытно и вкусно. Артиллеристы очень обрадовались белому хлебу – давно не видели: 70-й полевой хлебозавод где-то застрял, и бойцы уже третий день грызли твердые, холодные сухари. А тут – мягкая, нежная булка, от которой еще, кажется, пахнет теплом… Да еще свежий сыр! Просто царские угощения!

– Богато вы живете, – с завистью произнес капитан Головин, – спецснабжение, так?

– Так, – подтвердил Леонид Лепс, – у нас работа особая, опасная, испытываем новую боевую технику, вот и снабжение – соответствующее.

– Ладно, товарищи, давайте есть, – вмешался в разговор командир дивизиона Логинов, – а то каша стынет!

– Ну, за встречу, – предложил тост майор Злобин, – как говорится, будем знакомы!

Пили прямо из железных кружек – спирт, наполовину разбавленный водой. Артиллеристы, приняв на грудь, одобрительно закрякали – хороший спирт у товарищей бронелетчиков, чистейший. После чего еще больше их зауважали. Надо же, какое классное снабжение! Тушенка, спирт, свежий хлеб, да еще сыр…

Разложили по мискам горячую кашу, застучали ложками. Все налегли на еду: проголодались за день, нагуляли аппетит. Точнее, настреляли и наездили. Второй тост, как полагается, подняли за хозяев («Слава советским артиллеристам!»), третий – за гостей, храбрых бронелетчиков, четвертый, само собой, за товарища Сталина.

От еды и спирта командиры размякли, распарились, расстегнули шинели, а затем и вовсе сняли их. Лица раскраснелись, разговоры стали громче и свободнее.

– Пулеметные аэросани, или бронелет, – продолжал разъяснять майор Злобин, – по сути своей, летательный аппарат, но с броней. Скорость – как у самолета, защита – как у легкого танка. Стоит авиационный двигатель, а на нем – толкающий пропеллер. Проходимость просто невероятная, можем идти и по снегу, и по болоту, и даже по голой земле – если поставить на колеса, есть такая возможность. По асфальту и бетонке даем до ста двадцати километров в час, по бездорожью, сами понимаете, гораздо меньше. Но тоже ничего… Зато нигде и никогда не вязнем!

– Класс! – искренне восхитился капитан Головин. – Эх, нам бы таких бронелетов… А то как распутица – в каждой яме сидишь, проваливаешься по самое не балуй, пушки приходится на руках выносить. Лошади, бывает, не могут вытащить… А тракторов нам не дают – не положено, говорят, только для гаубиц…

– Бронелет в основном для диверсионных операций предназначен, – пояснял Злобин, – пробраться в тыл, ударить по противнику… Уничтожить штаб или склад, обстрелять эшелоны на станции… Налетели, взорвали – и нет нас. Ищи-свищи ветра в поле! Идеальная машина для нападения, ни у кого такой еще нет! А в случае опасности – легко маскируемся: закидаем ветками, засыплем снегом, и пропали из вида. Кстати, прятать бронелет легче, чем танк или бронеавтомобиль – размеры гораздо меньше. А если еще приделать снизу поплавки, то можно даже водные преграды форсировать, например небольшие реки или озера…

Начштаба Головин с уважением смотрел на Злобина – да, о такой машине можно только мечтать. Надо же, чего не придумают наши славные инженеры и конструкторы!

– А много ли таких бронелетов уже есть в Красной армии? – спросил, осмелев, старший политрук Дмитриев. – Это я к тому, что сейчас очень бы пригодились – здесь, в Финляндии, зимой…

– Нет, наш бронелет – опытный образец, – покачал головой майор Злобин, – еще только испытываем. Вот проверим в бою, посмотрим, на что годится, и дадим свою рекомендацию. Если покажет себя хорошо (а для этого имеются уже все основания), то его запустят в серию. Наладят производство и наштампуют, сколько надо. Возможно, будут даже целые бронелетные батальоны – как танковые. Но это в планах, а сейчас бронелет только проходит проверку…

– Эх, жалко, – расстроился политрук, – не дождаться нам такой техники, война быстрей закончится, чем они появятся. Еще две-три недели, и белофинны запросят мира. Вот увидите – к 23 февраля уже дома будем. И с победой, конечно!

– Это вряд ли, – скептически заметил Леонид Лепс, – у нас сильный и очень опасный противник, не стоит его недооценивать…

– Что вы! – иронично усмехнулся политрук. – Куда им против нас! И орудий, и бронемашин, и танков у нас намного больше, да и помощнее они… А уж об авиации я и не говорю – считай, у финнов истребителей почти нет. И куда им против «сталинских соколов»! Я слышал, наши СБ-2 свободно над Хельсинки летают, и белофинны ничего сделать не могут – нет хороших зениток…

– Но расслабляться не надо, – упрямо повторил Лепс, – особенно вам, артиллеристам. Сегодня сколько лошадей потеряли? Половину? А завтра что будет? На ком пушки повезете, если тягловую силу финны перебьют? На себе потащите?

Капитан Логинов озабоченно крякнул – это его самое больное место. В самом деле, если противник перебьет лошадей, придется волочь орудия на себе. А для бойцов, которые уже третьи сутки ночуют в чистом поле, на снегу, да еще без горячей еды, это будет непросто. Нет, конечно, если надо – потащим, куда денемся, но тогда не успеем вовремя прибыть на передовую. Что чревато серьезными последствиями – и для него, и для дивизиона…

– Откуда у вас такие пораженческие настроения? – иронично спросил старший политрук. – Вы скажите, кто кого бьет? Мы белофиннов или они нас? Что-то я вас не понимаю, товарищ капитан…

Стало заметно, что политрук серьезно пьян (много ли надо молодому человеку, да еще на голодный желудок?), его уже заносит. Леонид Лепс осторожно толкнул Логинова – приглядели бы за своим товарищем, мало ли… Тот понимающе кивнул – хорошо. И тут же отодвинул от изрядно захмелевшего Дмитриева кружку со спиртом.

Тот, впрочем, этого не заметил – он увлеченно доказывал Молохову, что их «сорокапятки» могут бить «Виккерсы». Причем на хорошем расстоянии. Что говорить о другой финской технике? Вмиг ее разнесут!

Матвей не спорил – было хорошо известно, что у «Виккерсов» – слабая броня, не выдерживает прямого попадания бронебойного снаряда. Даже от «сорокапятки». Чего тогда спорить? Но пьяный политрук все твердил и твердил… И особенно напирал на то, что он нисколько не боится белофиннов. Не то что некоторые из присутствующих здесь старших товарищей…

– Завтра мы тоже вместе поедем? – спросил у Злобина капитан Головин, чтобы отвлечь внимание гостей от своего слишком пьяного товарища.

– Нет, нам надо скорее добраться до Суомуссалми, – ответил майор, – пойдем на максимальной скорости. А ваши кобылки, уж извините меня, еле тащатся…

– Понятно, – кивнул начштаба, – спешите на выручку 163-й. Хорошее дело, и мы туда же. Говорят, под Суомуссалми горячо сейчас, попали наши в хорошую передрягу…

– Да, я слышал, – кивнул Злобин, – но ясно будет только на месте. Вот доберемся, тогда и разберемся…

Он улыбнулся – надо же, в рифму получилось.

– По Раатской дороге не сильно разгонишься, – с сомнением покачал головой Логинов, – то завалы, то белофинны стреляют. А иногда и наши им помогают, заторы устраивают. Заглохнет какой-нибудь грузовик на полпути – и все, приехали. Все стоят, ждут. Ни объехать, ни обойти, целая история. И снег вокруг глубокий, и финские мины по обочинам. Сколько уже наших подорвалось, не счесть! Сам недавно видел…

Майор Злобин кивнул – да, верно, но приказ есть приказ…

– Мы хотим через Куйвас-ярви прорваться, – вступил в разговор Леонид Лепс, – по озеру проскочить. Мы же легкие, не танк или броневик, полетим, как птица, и даже льда не покорябаем. Десять-пятнадцать минут – и на месте. Встречайте, хозяева дорогие!

– Я слышал, – покосился на нетрезвого политрука начштаба Головин, – что белофинны 759-й полк в плотное кольцо взяли. Ни туда ни сюда… В общем, тяжко им приходится. Мы тоже спешим, но, сами видите, быстро не получается, стоим на каждом километре. А если белофинны еще и лошадей перебьют… Действительно, придется самим впрягаться и тащить!

– А что, и потащим! – хвастливо заявил политрук Дмитриев, услышав последнюю фразу. – Подумаешь! Если надо, я и один смогу…

Майор Злобин толкнул Молохова – выйди с парнем на свежий воздух, пусть проветрится. Матвей кивнул – понятно. Взял не в меру разговорчивого политрука в охапку и выволок на мороз.

– Пойдем, брат, покурим, а то, смотрю, ты слишком много болтать стал…

Капитан Логинов благодарно кивнул – спасибо. Когда Молохов и Дмитриев удалились, Лепс предложил:

– А давайте мы вам поможем. У нашего бронелета мотор мощный, возьмем на прицеп пару ваших пушек и потащим. Как на буксире. И еще людей – сзади, на повозках. Можно и снаряды захватить – все, что требуется…

– А выдержит мотор? – с сомнением покачал головой Логинов. – Вдруг заглохнет, силы не хватит? И встанем мы посреди леса, у белофиннов на самом виду. Спасибо, конечно, товарищи, но лошадки – как-то привычней и надежней…

– И сколько их у вас осталось? – иронически хмыкнул Лепс. – По одной на орудие? А если завтра еще перебьют? У нас же – двести «лошадей» в двигателе, считай, целый табун.

И, поймав быстрый взгляд Злобина (не болтай лишнего!), тут же добавил:

– В смысле, хватит силы, выдержит двигатель, даже не сомневайтесь. Сделаем так: прицепим к бронелету «паровозиком» пару «сорокапяток» и еще две-три повозки с людьми и снарядами. И – потащим, полегоньку, потихоньку… Дорога, кажется, уже накатанная, скольжение будет хорошее. Конечно, пропеллер дает сильный вихрь… Но ничего, потерпят ваши бойцы, здесь в принципе недалеко. Зато доставим вас с ветерком и почти с комфортом…

– Не пойму я, зачем вам это нужно, – пожал плечами Логинов, – в смысле – возиться с нами. У вас же есть приказ – идти скорее в Суомуссалми. Сами говорили…

– Своя выгода, – улыбнулся капитан Лепс, – мы поможем вам, а вы – нам. Поддержите огнем, когда мы брать финские позиции будем. Без артиллерии у нас ничего не получится… Да и вообще: мы с вами одно дело делаем, бьем одного врага, а выручка в бою – первое дело. Как говорил великий Суворов, сам погибай, а товарища выручай!

И, видя сомнение Логинова, прибавил:

– Если вы сами пойдете, без нашей помощи, то только к вечеру до Суомуссалми доберетесь. Это в лучшем случае. Что тогда в штабе дивизии скажут? А с нами – уже через час на передовой будете…

Логинов почесал в затылке и решил – ладно, уговорили. В самом деле, почему бы не рискнуть? Лошадей в дивизионе действительно остро не хватает, осталось в самый притык. А тут две пушки на передовую доставят, да еще вместе с расчетами и боеприпасами…

– И я с вами поеду, – сказал Логинов, – буду помогать, если что…

Злобин кивнул – ладно. Дело понятное: Логинов решил поучаствовать во взятии Суомуссалми, отличиться перед начальством. Что же, имеет право.

Ужин затянулся почти до полуночи. Наконец Злобин поднялся из-за стола:

– Спасибо, товарищи артиллеристы, но нам пора отдыхать. Да и вам тоже. Завтра трудный день… И так все уже устали, клюют носом, а ваш Дмитриев – так вообще задремал на ящиках…

На этом и расстались. Политрука же укрыли шинелью и решили не трогать – пусть проспится.


На обратном пути Злобин кивнул Лепсу:

– Молодец, Леонид, ты это здорово придумал – с пушками. Чтобы подхватить на прицеп и «паровозиком» потащить…

– Башка варит, – усмехнулся капитан. – Я подумал: завтра нам артиллерия очень понадобится. Финны хорошо укрепились, подготовились – дай боже. Время-то у них было… Зарылись в землю по самые макушки, наделали ходов, траншей. И еще доты, пулеметные гнезда, колючая проволока в три ряда… С ходу не возьмешь. А если притащить пушки и дать по ним огоньку… Выкурим без проблем. Или, по крайней мере, заставим на дне окопов лежать и не высовываться. Но, скорее всего, они сидеть до упора не будут – не такие храбрые вояки, умирать вряд ли захотят. Даже за свою любимую Суоми. Как всегда – постреляют немного и отойдут…

– Верно, – согласился Злобин, – сработает. Или, по крайней мере, даст нужный эффект. Финны рассчитывают затянуть бой, а тут мы с пушками на их головы! И еще с бронелетом! Вряд ли усидят. Отгоним их подальше от Суомуссалми, освободим 163-ю дивизию – и, считай, задание выполнено. Сил у Красной армии для победы достаточно, надо только правильно их распределить, толково все организовать. Не топтаться на одном месте, не мешать друг другу, а действовать расчетливо, с умом. Тогда и успех будет. Верно ведь говорят: воевать надо не числом, а умением. Хотя… Смотрю я на некоторых красных командиров и думаю: «Эх, вас бы к Александру Васильевичу, поучиться годик или даже два. Сразу бы другими стали!»

Майор тяжело вздохнул и ускорил шаг – мороз больно щипал за щеки и за нос, да и ветер поднялся, полетели колючие снежные хлопья… Не дай бог, завтра всю дорогу занесет…

Глава пятая

Утро началось с проблем. Во-первых, выяснилось, что ночная метель все-таки занесла Раатскую дорогу, и она стала окончательно непроходимой. Точнее, непроезжей. Это означало, что, скорее всего, придется идти по обочине, что было весьма опасно – финны нередко ставили мины по краям дороги, перекрывая пути объезда.

Собственно, они только тем и занимались, что устраивали для советских войск ямы-ловушки, минировали дорогу и обстреливали из засад проходившие части. В прямой бой не вступали – при малейшем отпоре благоразумно отходили, растворялись в лесу, понимая, что ответного удара им не выдержать.

Но вечно такая партизанщина продолжаться, конечно, не могла – в конце концов отступать будет некуда. Суоми – это вам не Россия, размеры совсем не те. И финны это четко понимали, а потому с каждым днем их сопротивление все усиливалось: атаки становилось яростнее, нападения – организованнее, вылазки – наглее…

Тем не менее советские части упорно пробивались вперед. Шла и 44-я дивизия, пока, наконец, не уперлись в отлично подготовленные позиции между озерами Куйвас-ярви и Куоми-ярви. Тогда встали плотно – у передового батальона 305-го стрелкового полка не получилось с ходу преодолеть глубоко эшелонированную оборону противника.

Финны к приходу советских войск подготовились весьма основательно – вырыли многочисленные ловушки, «волчьи ямы», заминировали подступы, сделали удобные транши и ходы сообщений, оборудованные стрелковыми ячейками и пулеметными гнездами…

Место для обороны выбрали на редкость удачно: по бокам – густой еловый лес, впереди – извилистая дорога, а позади – небольшие холмы, на которых удобно расположились минометные батареи. Все подступы к окопам простреливались, а фланги надежно прикрывали снайперы, державшие под прицелом даже узкие тропинки…

Две роты 25-го стрелкового полка, выдвинувшиеся на помощь забуксовавшему 305-му, попытались сунуться с другой стороны, обойти финнов по льду озера Куоми-ярви, но попали под плотный минометный обстрел (с холмов их было видно как на ладони) и с большими потерями отошли. Кое-как закрепились на опушке леса и стали ждать подмоги, и в первую очередь – артиллеристов. Но те все не шли и не шли…

Точнее, шли, но с большим трудом, еле-еле продираясь сквозь бесконечные завалы и дорожные заторы. Последние, кстати, возникали в основном по вине самих же водителей – не привыкли обслуживать машины на сильных морозах, вот те и глохли. Надо ведь прогревать двигатели по пятнадцать минут каждые два часа, иначе отказывали аккумуляторы, но кто же об этом думал? Дивизию перебросили с теплой Украины, а там таких холодов никогда не было… Поэтому приходилось то и дело ждать, пока намертво вставшую полуторку сдвинут в сторону трактором и немного освободят проезд.

Особенно несладко приходилось артиллеристам. Если относительно легкие «сорокапятки» еще можно было тащить на руках, то тяжелую полковую и дивизионную артиллерию – уже никак. А лошадей катастрофически не хватало. Да и тракторов, надо признаться, тоже. Никто же не предполагал, что зима в Финляндии окажется такой суровой, не подготовили как следует технику, вот она и ломалась часто…

Хорошо, что в дивизионах имелись новенькие «Комсомольцы» – гусеничные артиллерийские тягачи, им даже самые суровые морозы были не страшны. У бронированных красавцев практически никогда не случалось отказов двигателя, работали, как часы. Только за их счет и удавалось потихоньку продвигаться вперед. С черепашьей скоростью, по два-три километра в час…

Конечно, на лошадях было бы быстрее – те привычные к морозу, русская закалка, как-никак, да только где их взять? Пополнить тягловую силу никак не получалось: тайга кругом, на десятки километров – ни одного жилья. Какие тут лошади! Ни людей, ни домов, одна суровая северная тайга да медведи с волками…

Так и получилось, что 122-й артиллерийский полк, который по идее должен был поддержать огнем 305-й стрелковый, не дошел до места. И ударные батальоны остались без прикрытия…

Этим финны и воспользовались: длинными, кинжальными очередями из станковых М-26 и пистолетов-пулеметов «Суоми» пресекли попытки подобраться к траншеям и закидать гранатами. К тому же нашей пехоте сильно мешала проволока, натянутая перед самыми финскими позициями. Попробуй преодолей три ряда «колючки»! Столбики низкие, под снегом не видно, а цепляется проволока хорошо. Повиснешь – и попадешь под финский огонь. В общем, без пушек было никак…

Но их не было и даже не предвиделось. Более того, финны, как выяснилось, сами захватили в качестве трофея советское орудие. Третий дивизион 122-го артполка решил остановиться на ночь не на дороге, как все, а в лесу, под деревьями, где не так мело. Выбрали полянку поудобнее, расположились. Люди за целый день устали, вымотались до предела, едва держались на ногах. Понятное дело, все думали только об отдыхе и еде. В результате охраной не озаботились, двойных постов, как положено, не организовали. Понадеялись, как водится, на русский авось. Может, пронесет?

Не пронесло. Ночью финны незаметно подобрались к лагерю и одновременно напали с трех сторон. Первыми же выстрелами сняли редких часовых, ворвались на полянку, закидали спящих красноармейцев гранатами. Убили и ранили сразу очень многих… Остальные спросонья не поняли, что к чему, открыли стрельбу во все стороны и часто попадали по своим же. Что еще больше усилило панику и неразбериху…

Командир дивизиона, капитан Ревчук, попытался организовать оборону, да куда там! Никто никого не слушал, невозможно было даже понять, где свои и где чужие… В результате он первым же и сбежал с места боя – якобы за подмогой.

Добрался до стрелковых батальонов, стоящих на дороге, и попросил о помощи. Но пока решали, кого послать, пока поднимали и строили красноармейцев (все спали, сразу не разбудишь), пока шли на поляну, финны сделали свое дело и смотались. На месте остались лежать лишь убитые и раненые – кому как повезло. Или не повезло. Но главное – исчезло одно 76-мм орудие. Три остальных, к счастью, остались на месте, но без затворов – финны их тоже унесли.

Утром по следам установили, что солдаты противника буквально на руках утащили орудие. Да еще прихватили с собой несколько ящиков со снарядами. Это было очень плохо: теперь у финнов имелась грозная «трехдюймовка», снаряд которой легко пробивал «лоб» Т-26. И не только его…

Это не считая своих 37-мм противотанковых пушек «Бофорс»! Целая артиллерийская батарея, которая могла существенно замедлить наступление танковых частей…

Особенно опасны эти орудия были для бронелета. Его легкая броня не защищала от снарядов, и достаточно было один раз попасть… В общем, имелись серьезные поводы для беспокойства. Бронелет пойдет с прицепом, медленно и осторожно (целый «состав» позади), и попасть в него труда не составит. Длинную, неуклюжую «гусеницу» финны могут расстрелять, как в тире… Но майор Злобин решил все же не отказываться от плана, предложенного Лепсом. Риск, конечно, был велик, но… Раз уж взялись за дело, надо его делать.

Утром, едва рассвело, бронелетчики пошли к капитану Логинову – выяснять, все ли готово. Конечно, ничего готово не было. Капитан чуть ли не пинками поднимал своих подчиненных, пытался расшевелить их и выстроить в колонну. Замерзшие, невыспавшиеся артиллеристы слушались плохо. Тут же бегал и суетился начштаба Головин, и тоже без особого результата, а мрачный, неразговорчивый политрук вообще ничего не делал, лишь безучастно наблюдал за ситуацией. От его вчерашней бравады, говорливости и хвастовства не осталось и следа. Сегодня он вовсе не рвался в бой. И желания тащить на себе «сорокапятку» не выказывал…

Наконец Злобин остановил беспрестанно матерящегося капитана Логинова и напомнил о вчерашней договоренности. Тот безнадежно махнул рукой – видите, что творится, не до вас мне сейчас. Надо как-то привести дивизион в порядок и двигаться дальше. Какой бронелет, какой «паровозик», о чем вы! Если надо, делайте все сами…

Злобину после ругани и крика все же удалось добиться результатов. Вместо себя Логинов решил послать в Суомуссалми лейтенанта Михаила Панкратова, командира первой батареи, молодого и смышленого парня. Договорились по поводу «сорокапяток», артиллеристов и боеприпасов, приготовили повозки.

Панкратов действительно оказался понятливым – сразу сообразил, что от него требуется, и активно включился в работу. Пригнал людей, прицепил тросами орудия и повозки, озаботился боеприпасами. В общем, проявил себя с лучшей стороны. Майор Злобин кивнул – молодец парень!

Артиллеристов предупредили, что от пропеллера пойдет мощный воздушный поток, поэтому лучше сразу лечь на дно повозки и чем-нибудь укрыться. Что они и сделали – спрятались под шинелями. Панкратов, как командир, получил приглашение в салон бронелета.

В десять часов, наконец, все было готово – пушки прицеплены, люди и снаряды погружены. «Поехали», – приказал Злобин. Тросы натянулись, и «поезд» медленно пополз по снегу. Решили двигаться по обочине – хоть и опасно, зато свободно, точно не застрянешь. Тем более с таким прицепом. Шли осторожно, стараясь огибать самые ухабистые места, но все равно тяжело груженные аэросани то и дело проваливались в снег. Бойцы изо всех сил цеплялись за борта повозок, стараясь не вылететь, их заметало снежным вихрем, бросало то вверх, то вниз, но они терпели…

* * *

Михаил Панкратов сидел рядом с Паном Профессором, напротив капитана Лепса и Матвея Молохова. Он сначала несколько робел от такого соседства (как же – бронелетчики, особое задание!), но потом немного освоился и стал с интересом осматриваться. Время от времени подпрыгивал на сиденье, когда сани преодолевали очередное препятствие, заваливался то вперед, то назад, но неустанно расспрашивал про чудо советской техники.

– Классная машина, – восхищался он, – мощная и удобная! И тепло как у вас, верно, печка топится…

– Да, топится, – усмехнулся Матвей Молохов, – только не дровяная, а электрическая. Специальная, для нас сделанная, чтобы не мерзли. Можем ночевать прямо в салоне, в любой мороз. Очень удобно: и бронелет под присмотром, и спим нормально, в тепле. К тому же не надо тащить с собой палатки, одеяла и другое имущество. Есть место для еды, оружия и боеприпасов…

Молохов кивнул на мешки и коробки, плотно распиханные по углам. Из-за них приходилось поджимать ноги и внимательно следить, чтобы не споткнуться о какой-нибудь ящик или не треснуться о запасную деталь для бронелета. Все внутреннее пространство салона было плотно забито…

Что понятно: в случае чего ремонтироваться негде, мастерской-то для бронелета еще не создано. Вот и захватили с собой все, что могло понадобиться. На всякий случай, так сказать. Загрузились по полной, забили салон под завязку. И теперь машина с трудом пробивалась сквозь снег, мотор работал почти на пределе. Шутка ли – шесть человек внутри, солидный груз, да две «сорокапятки» с повозками на прицепе…

К счастью, на бронелет никто не нападал, шли без остановок и препятствий. Видимо, финны решили сегодня отдохнуть. Тоже можно понять – на войне солдатам нужен перерыв…


Наконец, пройдя все изгибы и извилины лесной дороги, добрались до позиций 305-го стрелкового полка.

Его командир, майор Легкодух, с удивлением наблюдал с КП за странной картиной: по снегу к нему медленно ползла длинная «гусеница», состоящая из необычной машины и нескольких прицепов. Очень было похоже на артиллерийский тягач с орудиями…

Но это точно не тягач. Где это видано, чтобы у тягача имелся позади винт, как у самолета?

Наконец странная «гусеница» остановилась, из головной машины вылезли три человека, подошли к нему. Представились, объяснили, кто и с какой целью прибыли в полк.

Майор Легкодух очень обрадовался технике и артиллеристам:

– Вовремя вы, как раз перед нашей атакой! Нам пушки очень нужны, без них вон ту высоту не взять…

И показал на небольшой холм вдали – его нужно захватить. Он ключ к селу Суомуссалми, а финны на нем засели прочно, огневые точки, доты, окопы – в несколько рядов. Так что, товарищи артиллеристы, выгружайтесь и давайте на позиции, скоро атака. Легкодух с любовью погладил «сорокапятки»: «Ну вот и отлично, зададим белофиннам жару! Будет им русская баня, почище любой их сауны!»

Выяснилось, что утром майор получил приказ – выбить противника с перешейка между Куйвас-ярви и Куоми-ярви и освободить дорогу на Суомуссалми. Со стороны села его должен поддержать 759-й полк 163-й стрелковой дивизии. Получится как бы два встречных удара: финнов зажмут в клещи, окружат и разобьют. В общем, классический военный прием…

Но перед селом находился небольшой холм, на котором – отличные оборонительные позиции и минометы. Снежное поле перед ним прекрасно простреливалось, кроме того, финны заминировали все подходы…

Главный удар по холму должен был наносить 3-й батальон под командованием капитана Лапшова. Красноармейцы как раз заняли позиции на опушке леса и приготовились к атаке.

Но в бой они особо не рвались – понимали, что шансов выбить финнов с хорошо укрепленных позиций немного, а вот потери наверняка будут большие. В лоб идти нельзя – погибнет половина (а то и больше) бойцов, а обойти никак не получится – кругом тайга и снег. Первая рота пыталась вчера прорваться по флангу, через замерзшее озеро Куома-ярви, да куда там! Едва вышли на лед, как сразу попали под сильный и точный огонь. Финны, похоже, только и ждали их появления…

Мины вспарывали лед, образовывали предательские полыньи с черной ледяной водой. Провалишься, сразу пойдешь на дно – сапоги тяжелые, тянут вниз. Приходилось огибать, бежать странными зигзагами. Но несколько человек все же ушли под воду. Только двоих успели вытащить, спасти, остальные утонули… И это кроме тех пятерых, что погибли от пуль и осколков. Да еще четверых ранило… В общем, атака закончилась ничем: побегали, постреляли и откатились на прежние позиции.

Рота 25-го стрелкового полка тоже решила нанести удар, но с другого края, в обход Кувас-ярви. Но это оказалось еще хуже – угодила в полузамерзшее болото. Красноармейцы по пояс проваливались в вязкую жижу, даже по грудь, не могли сделать ни единого шага. Стало понятно – здесь не пройдешь. Так вот почему белофинны не устроили здесь оборону! Знали, что никак не проберешься…

Нет, конечно, если подогнать саперов и технику и положить, как надо, гать, то будет можно, но на это уйдет не меньше трех дней – болото обширное, тянется на несколько километров. А за это время белофинны перебросят резервы и подготовятся к встрече. Короче, тоже не вышло. Потоптались немного и ретировались.

Вот так и получилось, что главную надежду командование 44-й дивизии возлагало на атакующий удар 305-го полка. Решили: раз не выходит в обход, то будем брать в лоб, но задавим числом. Пусть батальоны идут вперед, несмотря ни на какие потери… А что делать? Требуется во что бы то ни стало освободить 163-ю стрелковую дивизию и пробиться на Оулу. И попробуй не выполнить приказ командующего 9-й армией!

Потому майор Легкодух так и обрадовался внезапно свалившейся на него артиллерии. Хоть какая-то поддержка! Пушки – они везде пушки, хоть в Китае, хоть в Финляндии. Вдарим по противнику, мало ему не покажется. Конечно, обидно, что калибр маловат, сорок пять миллиметров всего, но ведь главное – само наличие орудий. Пусть «сорокапятки» часто стреляют, дают белофиннам огонька! Может быть, загасят минометы и пулеметные гнезда, помогут прорвать оборону…

Что же касается бронелета, то тут Кузьма Степанович был в сильном сомнении – он отнесся к новой технике скептически. Постучал пальцем по тонкому (на первый взгляд) фанерному боку, иронически хмыкнул:

– Броня-то ваша… того! Хлипковата! Финский пулемет ее, пожалуй, насквозь прошьет.

На что майор Злобин резонно заметил:

– Пытались уже вчера, было дело. Смотрите сами…

И показал на то место, где под отлетевшей фанерой просвечивался серый кевлар:

– Новая броня. По толщине – как фанера, а по эффективности – как лобовой лист у танка. У легкого, конечно. Пулеметы и минометы нам не страшны, не пробьет, проверено. Можете не сомневаться…

Легкодух уважительно посмотрел на машину:

– Никогда бы не подумал… А скорость у вас какая?

– Сто двадцать по шоссе, – ответил Сергей Самоделов, вылезая из кабины бронелета. – По льду, думаю, будет несколько меньше…

И посмотрел на белую гладь озера:

– Снег ровный, плотный, это очень хорошо. Даже лучше, чем по чистому льду. Полетим, как на самолете…

Через пятнадцать минут договорились о плане: две роты 305-го полка при поддержке артиллерии пойдут в лобовую атаку. Точнее – сделают вид, что идут. Ясно же, что их остановят и заставят лечь в снег. Пусть, это не важно. Главное – изобразить удар, чтобы финны поверили. И сосредоточили на красноармейцах все внимание…

А основной удар будет наноситься в другом месте – севернее холма. Бронелет на ходу проскочит озеро Куома-ярви, влетит на берег (он в этом месте пологий) и ударит во фланг. Цель – уничтожить минометную батарею на вершине и пулеметные гнезда внизу, чтобы наша пехота смогла пересечь открытое место и подобраться к финнам.

Дальше все просто – бойцы подползут к траншеям и закидают их гранатами, затем – рукопашная. Финны наверняка побегут, не выдержат удара. На плечах отступающих ворвемся в Суомуссалми и освободим 163-ю дивизию. Ее 759-й стрелковый полк, надеемся, тоже вступит в бой и поддержит атаку, а нет – так и сами справимся. Задача, поставленная перед 305-м полком, будет успешно выполнена…


Решили атаковать ровно в час дня – когда финны обедают. Испортим им аппетит… После уточнений и согласований разошлись по позициям. Майор Легкодух направился в третий батальон – готовиться к наступлению. С ним пошел и лейтенант Панкратов: командовать батареей своих «сорокапяток», поддержать красноармейцев огнем.

Бронелетчики также занялись делом. Чтобы уменьшить вес бронелета, выгрузили из него все припасы – еду, запчасти, канистры с горючим. И даже личные вещи. В бою будем двигаться на предельной скорости, а для этого надо облегчить машину. Вытащили на снег ящики, мешки и коробки, попросили командира штабной роты, чтобы организовал охрану, поставил часового. А то у нас народ такой, мигом все оприходует, опомниться не успеешь…

Наконец, все было готово. Проверили пулемет (работает, как часы) и вышли на исходную позицию. Подождали, пока начнется артподготовка – чтобы финны не услышали шум двигателя, и только после этого стали пробираться к озеру. Появление бронелета станет для противника неожиданностью. Не слишком приятной, прямо скажем…

«Сорокапятки» работали четко, осыпали холм снарядами. Били, правда, больше наугад, чем прицельно, но зато часто. Финны попрятались в окопах и не высовывались…

Сергей Самоделов прикинул, как безопаснее проскочить открытое место и вылететь на берег. Вышло, что надо пройти вдоль края озера и затем резко выскочить на косу, уходящую в глубь финской обороны. И уже по ней добраться до холма…

Была, конечно, вероятность, что финны заминировали косу, но это, по сути, не имело большого значения: скорость у бронелета приличная, он проскочит опасное место без проблем. Мины разорвутся далеко позади его кормы. Гораздо бо́льшую опасность представляла «колючка» – если зацепиться за нее лыжами…

Но и тут нашелся выход: надо разогнаться по максимуму и перепрыгнуть заграждения. Как раз перед проволокой имелось небольшое пологое возвышение, оно и будет трамплином. Налетим на финнов, ударим внезапно, и будет им картина маслом – «Не ждали»! В исполнении, конечно, не известного русского художника Репина, а бронелетного экипажа…

По традиции покурили перед боем (чтобы унять волнение), расселись по местам, приготовились. Майор Злобин посмотрел на часы и сказал: «Вперед!» Мотор взревел, пропеллер закрутился, и бронелет понесся. Получилось, почти как у классика: «Эх, тройка, птица-тройка, кто тебя выдумал!»

Глава шестая

Иван Мешков очень продрог: который час уже лежал на снегу в ожидании атаки… Еще утром их, бойцов третьего батальона, пригнали на опушку леса и показали на холм впереди – надо взять. Как только крикнут: «В атаку!» – всем вскочить и бегом вперед. Хоть кровь из носу, но нужно финнов с холма выбить, а иначе к Суомуссалми не подойти – дорогу насквозь простреливают. Финны не дадут даже приблизиться к окруженной 163-й дивизии…

Да только как их выбьешь? Впереди – открытое поле. Пока добредешь до холма (куда там бежать, снега – по самый пояс), тебя точно подстрелят. Финны бьют метко, с трехсот метров попадают в глаз, а их тяжелые пулеметы выкашивают наступающих, как траву. Ни укрыться, ни спрятаться – чистое место. Разве что упасть в сугроб и зарыться глубже. Или вообще притвориться мертвым…

С другой стороны, скорее бы эта самая атака началась, а то через час сражаться будет уже некому. От сильного мороза и лежания на снегу почти у всех побелели уши и носы, приходилось то и дело растирать их жестким, колючим снегом. Но это еще ничего, терпимо, гораздо хуже то, что начали замерзать пальцы на руках, и особенно – на ногах…

Не сможешь ходить – все, уже не боец. И не жилец тоже – при таких условиях… Считай, что тебе еще крупно повезет, если успеют переправить в госпиталь и откромсают часть обмороженной руки или ноги. Спасут, вылечат, вернут в строй. Без пары-тройки пальцев еще можно жить, даже работать, но вот если потеряешь ногу…

Тогда – все, беда. Не человек, а несчастный калека, инвалид, ни к чему не годный и никому, кроме близких родных, не нужный. Зачем ты такой на селе? Только для самой несложной работы и годишься. Хорошо, если сторожем куда-нибудь определят, в честь прошлых заслуг. Скажем, зерно в амбарах стеречь. А если нет? Чем еще одноногому заниматься? Лапти, что ли, на продажу плести?

Ну, допустим даже сторожем… Что это за служба такая – за копейки с берданкой сидеть, имущество колхозное стеречь? Ни почета, ни уважения. Разве это жизнь? Одно мучение… А как хочется погулять, повеселиться, с девками красивыми потанцевать, ведь молодой совсем! Эх, только бы руки-ноги целые остались, да все остальное желательно тоже… Может, повезет, не убьют, не покалечат?

… Хорошо бы вернуться домой живым и невредимым. И желательно – с наградой, хотя бы с медалью. Чтобы парни и мужики завидовали. Пройтись гоголем по улице под руку с какой-нибудь красавицей… В новенькой форме, поскрипывая сапогами. Дед Трофим внуком будет гордиться, а бабка Авдотья вмиг всех соседей обежит, про его подвиги расскажет. Эх, вот это жизнь! А еще бы выучиться на тракториста или водителя грузовика (профессии очень нужные и денежные), тогда можно жениться на хорошей, честной девушке, завести детей…

Что он, хуже других, что ли? Вполне ничего, некоторые девки даже говорят, что симпатичный. Грамотный, работать умеет, да и прочее – не пьет, считай, не курит. Пусть и не первый парень на деревне, но и не последний, это точно. А с медалью за него любая пойдет, даже самая первая красавица!


Где-то рядом громко и неожиданно бухнула пушка, и за ней – еще одна. Иван чуть приподнялся, посмотрел. Артиллеристы выкатили на опушку два низких, приземистых орудия («сорокапятки» – тут же понял) и открыли по финнам огонь. Глухо и отрывисто забили батальонные минометы, посылая одну за другой в сторону холма свистящие мины. Финны стали яростно отвечать…

Иван увидел, как вражеские позиции озарились яркими желтыми вспышками: это пулеметчики начали бить по лесу короткими злыми очередями, простреливая все пространство впереди. Затем раздался и винтовочный треск – включились ополченцы, засевшие на подступах к холму.

Их было немного, но зато настроены они были весьма решительно и даже воинственно: сами вызвались на войну, первые пошли оборонять родное село Суомуссалми. Все – местные, даже со своими ружьями, патронами и едой. В отличие от бойцов регулярной армии не были так уж хорошо обучены и одеты (кто во что горазд, главным образом – в меховые куртки и свитера), но зато боевой дух их был очень высок.

Ополченцев не приходилось агитировать, сами рвались в бой. Пришли, чтобы покарать «наглых русских» и отстоять свое село и родную Суоми. И представляли для частей Красной армии серьезную опасность: великолепно ориентировались в лесу, знали каждую тропинку, прекрасно бегали на лыжах, могли при необходимости взобраться прямо в них на дерево. И стреляли отлично – всю жизнь же занимались охотой. Промахов у них почти не бывало…


Иван приободрился: раз есть пушки, значит, не так все и плохо. Наша артиллерия – это мощная сила. Дядя Миша рассказывал, что во время Германской он славно долбил немцев из пушек. Тем это жутко не нравилось: сидели в своих окопах, нос боялись наружу высунуть. Вот как было! Хорошо, чтобы и здесь так же – спрятались бы финны и не показывались. Может, вообще решат после обстрела отойти? Это, конечно, было бы лучше всего…

Дядя Миша, Михаил Семенович, приходился Ивану Мешкову двоюродным дядей. В Гражданскую сражался на стороне красных, служил заряжающим в артиллерийском полку, правда, никак особенно себя не проявил. Ни ордена, ни даже благодарности от командования не получил. Однако после демобилизации неожиданно стал начальником – его выбрали председателем сельсовета.

Советской власти нужны были свои, преданные люди, чтобы строить на селе новую жизнь, и дядя Миша подходил для этого идеально: сам из крестьян, из бедняков, воевал в Красной армии… К тому же пользовался у односельчан авторитетом: его уважали как настоящего мужика. Три года провел на войне, честно тянул лямку, от службы не бегал и не прятался.

Вот так дядя Миша стал сельским начальником. Деревенские сами его выбрали: свой человек, все его знают, с самого малолетства. Когда еще сопливым мальчонкой бегал по улицам, сверкал голыми пятками… А многим он приходился еще и родственником – близким или чуть дальним. Впрочем, у них в деревне почти все были друг другу родными, так уж вышло…

Отношения между Мешковыми были всегда хорошие, семейные. Михаил, конечно, знал, что его двоюродный брат Алексей, сын деда Трофима, служит у белых, но не винил его. У каждого своя судьба, своя дорога. Михаил покровительственно относился к семье деда Трофима, и та более-менее пережила лихие годы, не пострадала ни во время коллективизации, ни от раскулачивания.

Собственно, раскулачивать у Мешковых было нечего – жили почти бедно, из всей семьи работал только дед Трофим. Бабка часто и подолгу болела, мать, Екатерина Михайловна, умерла, когда Ивану исполнилось всего пять лет. Но у них имелась кое-какая скотина – лошадь, корова, овцы. И птица всякая, как положено… Так что нищими их тоже нельзя назвать.

Дядя Миша старался никому не рассказывать, что его брат Алексей служил у белых офицером. А деревенские дружно молчали – понимали, что к чему. Вот так и прошла гроза мимо Мешковых, никого практически не задев. Скорее всего дядя Миша таким образом сам себя защищал – если бы в райкоме узнали о его брате… Не к лицу председателю сельсовета и верному большевику-ленинцу (дядя Миша вступил-таки в партию) иметь такого брата, пусть даже двоюродного…

Иван вырос настоящим Мешковым – трудолюбивым и старательным. Помогал деду по хозяйству – в поле работал, пахал от зари до зари, в огороде тоже, и на мельнице – везде, где надо. Трофим Харитонович внуком очень гордился – настоящий мужик, рукастый и головастый. Иван рос умным, сообразительным, никакого дела, даже самого трудного, не боялся. Успешно окончил семилетку, хотел идти учиться на тракториста, но не взяли – оказался молод. Поработал в колхозе несколько лет, а весной 1938-го его забрали в Красную армию – как раз стукнуло восемнадцать.

Благодаря отличной характеристике (спасибо дяде Мише!) и семилетке Иван попал в хорошее место – 44-ю Киевскую краснознаменную стрелковую дивизию имени товарища Щорса. Она стояла на Украине, под Тернополем, городом хорошим, теплым, хлебным. И еды было достаточно, и девки – все сплошь красавицы. Хохотушки, полнушки, веселушки, не прочь погулять с красноармейцем, когда тот в увольнительной…

Служба показалась Ивану не слишком трудной, он сразу сообразил, что к чему, что делать, чтобы числиться на хорошем счету и не попадать под тяжелую руку старшины. Надо быстро выполнять приказы, выглядеть бодрым, подтянутым, аккуратным, следить за своей формой, чтобы всегда была чистой и отглаженной. И все тогда хорошо. И, главное, соблюдать негласное армейское правило – не высовываться. Не отставать, но и не лезть вперед – в армии выскочек не любят.

Благодаря трудолюбию, усердию и исполнительности Иван стал хорошим бойцом. Ему даже поручили важную обязанность – проводить политинформации для бойцов, недавно призванных из аулов и дальних кишлаков. Молодые среднеазиатские и кавказские парни с трудом понимали русский язык, а читать вообще не умели. Но надо же было вести с ними политическую работу, разъяснять политику партии и правительства!

Иван читал бойцам вслух передовицы газет (в основном «Правду» и «Красную звезду»), а затем сам, своими словами, доступно объяснял, о чем там написано. Благодаря этому новобранцы уже понимали, что и как надо отвечать на вопросы политрука.

За это командир батальона, капитан Лапшов, поощрил Ивана – вручил на Ноябрьские праздники почетную грамоту и обещал в конце года отпустить домой на неделю. Но повидать родных Ивану не пришлось – в дивизию неожиданно пришел приказ – следовать в Карелию.

Думали сначала, что это очередные учения, но оказалось, что их посылают на войну. В начале декабря дивизию погрузили в эшелоны и повезли через полстраны на север. Выгрузили в крошечной Кандалакше, построили в колонны и погнали в бой. И вот, наконец, они пришли: впереди – противник, которого надо непременно выбить с холма.

Ох, только бы остаться в живых…

* * *

Взлетела красная ракета, и командир взвода, лейтенант Масленников, звонко, по-мальчишечьи крикнул: «За мной, вперед!» И первым побежал по снегу. Бойцы неохотно поднялись и с громким, но нестройным «ура!» побрели за ним. Иван старался вперед не лезть – если честно, очень боялся (вдруг убьют?), но в то же время не отставал, чтобы не прослыть трусом. Держался, как всегда, в серединке. Взвод пробежал (точнее, пробрел) метров пятьдесят и залег – пулеметные очереди взрыли снег в очень опасной близости.

Рядом с Иваном плюхнулся старшина Веселенко – тоже не высовывался, держался позади своих бойцов, даже часто – далеко за их спинами. От прежней его веселости не осталось и следа, старшина даже перестал хохмить над фамилией Мешкова. Наоборот, начал относиться к Ивану с уважением – после того, как тот не испугался во время финской засады не запаниковал, сумел организовать оборону…

Тогда многие испугались, забегали, засуетились, пытаясь укрыться, спрятаться. И были тут же убиты или ранены. Иван же сразу залег под ближайшей полуторкой и переждал самое страшное – начало атаки. Потом осмотрелся и решил, что надо себя спасать. А заодно – и всех остальных бойцов. На старшину надежды не было – он все никак не мог прийти в себя, сообразить, что делать. И Иван взял инициативу в свои руки: собрал вокруг себя бойцов и приказал палить в сторону леса – как получится. Главное – дать противнику отпор, показать, что они тоже умеют огрызаться.

Красноармейцы открыли нестройную стрельбу, и вскоре к ним присоединились все уцелевшие. В результате удалось отбиться и отделаться не такими большими потерями (всего трое убитых и столько же раненых). Иван даже заслужил благодарность от командира батальона товарища Лапшова, который во время нападения находился недалеко от взвода и все видел.

С тех пор старшина Веселенко стал выделять Мешкова среди прочих и пообещал сделать его командиром отделения – как только представится такая вакансия. Взводный, лейтенант Масленников, был не против – надо только дождаться свободного места. Но, судя по потерям, это могло произойти уже очень скоро…

* * *

Красноармейцы вжались в холодный снег и голов не поднимали – пули густо жужжали прямо над ними. Масленников пытался продолжить атаку, вскочил с пистолетом в руках, но тут же был ранен. Пуля пробила легкое, и он повалился на бок. Кровь алым пульсирующим фонтанчиком стала выплескиваться на шинель…

«Лейтенант ранен!» – пронзительно крикнул кто-то, и старшина Василенко, в очередной раз матюгнувшись (похоже, только это он и умел делать), пополз вперед – вытаскивать командира. О том, чтобы атаковать дальше, уже и речи не было. О бое никто не думал, каждый мечтал лишь поскорее отползти назад…

Похожая ситуация сложилась и в других взводах – они тоже прекратили атаку и залегли. До вражеских траншей оставалось еще метров триста, но преодолеть их не представлялось никакой возможности – пальба с той стороны велась плотная, прицельная. А быть убитым никто не хотел.

Тут Иван снова увидел диковинную машину, которая один раз уже спасла ему жизнь. Быстрая, красивая, стремительная, она вылетела из-за деревьев и, оглушительно ревя, понеслась к замерзшему озеру. Выскочила на лед и легко помчалась прямо на финские позиции. Двигалась зигзагами, уходя от прямых выстрелов, и быстро приближалась к вражеским траншеям. Винт поднимал снежную пыль, и это отчасти скрывало машину от финских стрелков, те никак не могли в нее точно попасть.

Наконец, вспахивая белую целину, стремительная машина подлетела к финскому берегу и выскочила на небольшую косу, покрытую плотным настом. Разогналась и ловко, на большой скорости, перепрыгнула через колючую проволоку. Финны и ахнуть не успели, как она обрушилась на них сверху…

Это был бронелет. Из него ударили автоматные очереди – экипаж вступил в бой, открыл стрельбу через смотровые щели в дверях. Расстояние до противника было совсем небольшое, поэтому пули ложились точно и кучно. Огневые точки финнов «гасли» одна за другой. Вскоре их тяжелые, длинноствольные М-26 захлебнулись и замолчали…

После того как с пулеметами было покончено, бронелет развернулся и понесся к минометной батарее. Из люка вылетела граната – получайте подарочек! Грохнул взрыв, минометчики в страхе побежали. Добивать их не стали, пусть спасаются. Мы же не звери, чтобы в спину стрелять…

Разгромив батарею, бронелет остановился на вершине холма и открыл стрельбу по ополченцам. Их позиция была теперь как на ладони, бей – не хочу. Те не выдержали и тоже побежали… И сами угодили в ловушку – 759-й стрелковый полк, увидев, что наши атакуют, тоже решил идти на прорыв. Поддержать наступление изнутри, со стороны села Суомуссалми. Его бойцы стали активно теснить финнов и вскоре полностью их разгромили. Вот тогда ополченцам и пригодились лыжи – скорее бежать от русских и их страшной машины…

Увидев, что противник отступает, капитан Лапшов повел свой батальон вперед: красноармейцы поднялись и с нестройным криком «ура!» взяли-таки возвышенность. Сопротивления им никто не оказал – некому было, все благополучно убежали. Победа была полной и окончательной…

Радовало и то, что убитых и раненых оказалось относительно мало, а еще батальону достались хорошие трофеи, финские винтовки и пулеметы. И большой запас патронов к ним. Тоже пригодятся…

* * *

Майор Легкодух довольно потирал руки – его полк первым в 9-й армии добился победы над финнами. Можно было смело докладывать: противник разгромлен, Раатская дорога свободна, село Суомуссалми взято, 163-я дивизия деблокирована. Более того: в результате смелой и успешной атаки бойцы 3-го батальона захватили богатые трофеи: пять минометов, несколько тяжелых пулеметов, десятки винтовок и много патронов. И продовольствие.

Последнее было особенно важно – снабжение Красной армии оставляло желать лучшего, бойцы сидели на сухарях и кашах, а тут – настоящие мясные консервы, копченая колбаса, домашний сыр, галеты, шоколад… Шикарно! Можно даже устроить небольшой пир…

Майор Легкодух собирался доложить и о героических заслугах экипажа бронелета – без него, конечно, и не справились бы, но майор Злобин попросил этого не делать. Машина, мол, секретная, незачем лишний раз ее светить. Неизвестно, к кому в руки этот рапорт попадет – были уже случаи, когда вестовых перехватывали финские диверсанты…

Они научились ловко и незаметно действовать вблизи советских частей: открыто не нападали, но причиняли большой вред. Их группы отлавливали отставших красноармейцев, нападали на штабные машины, захватывали документы. Так в руках у финнов оказались оперативные приказы 44-й дивизии. Они узнали о планах советского командования и сумели организовать оборону: быстро перебросили на опасный участок резервы и закрыли прорыв. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы к противнику попала информация о новейшем бронелете. Даже косвенная. Лучше вообще никогда не упоминать о нем…

Майор легко согласился на это, докладывать о бронелете не стал, отметив лишь успех своего полка. Еще попросил представить к награде капитана Лапшова – за личную храбрость и героизм. Командир 3-го батальона в трудный момент боя повел в атаку красноармейцев и первым ворвался в траншеи противника. Это был настоящий подвиг…


Бронелетчики были довольны результатом: машина показала себя отлично, продемонстрировала лучшие качества: огневую мощь, скорость, маневренность. Финны разбиты, 163-я дивизия освобождена. Передовые части 759-го полка встретились с бойцами 44-й дивизии и наладили боевое взаимодействие. Как говорится, «враг бежит, бежит, бежит…».

Тем не менее майор Злобин понимал: этот успех – лишь начало длительной и тяжелой кампании, которую только предстояло выиграть. Мало победить в одном бою, надо выиграть всю войну. А до этого было еще далеко. Во-первых, финны совсем не собирались сдаваться, наоборот, с каждым часом усиливали свое сопротивление. Значит, сражений, в том числе и опасных, будет впереди немало.

Перед 44-й дивизией РККА стояла трудная задача: ей предстояло не только разбить финнов, защищавших Раатскую дорогу, но и овладеть крупным населенным пунктом – городом Оулу. А затем развернуться и ударить в тыл дивизиям, оборонявшим знаменитую линию Маннергейма.


… Которую вот уже почти месяц безуспешно пыталась взять 7-я армия Кирилла Афанасьевича Мерецкова. Его дивизии еще в начале декабря начали наступление на север и захватили ряд важных населенных пунктов – Териоки, Рауту, Райвола и Инониеми, но потом уперлись в мощные укрепления и встали.

Линия Маннергейма представляла собой уникальную оборонительную систему, целый ряд сложных фортификационных сооружений. Финны строили ее более двадцати лет и, надо сказать, постарались на славу. Глубоко эшелонированная оборона имела в глубину до девяноста километров, а в ширину – более ста десяти.

Военные инженеры весьма удачно и в полной мере использовали те преимущества, которые давали особенности местного рельефа. Помогала им и сама природа: глухая северная тайга, многочисленные овраги, реки, ручьи, озера, болота… Основу обороны составляли неприступные бетонные доты, прочно стоящие на сплошном граните и скальных породах. Не сковырнешь!

Три полосы линии Маннергейма насчитывали более 1000 дотов и дзотов (пулеметных и пушечных), из них почти триста являлись, по сути, мощными крепостями. Толщина железобетонных стен и перекрытий доходила до двух метров, а сверху они были закрыты трехметровыми земляными валами, на которые посадили деревья – и для маскировки, и для дополнительной защиты. Пробить такую массу земли и бетона не могла даже полутонная авиационная бомба…

Каждый дот был автономным, имел большой запас продовольствия и боеприпасов, что позволяло вести длительную и успешную оборону. Между собой соединялись сложной системой траншей и переходов, дававшей возможность оказать помощь попавшему в трудную ситуацию гарнизону или спешно эвакуировать его. А еще беспрепятственно пополнять боеприпасы, продукты, медикаменты. Перед дотами была установлена «колючка» (от пехоты), а также железобетонные и каменные надолбы (от танков). И вдобавок устроили минные поля, выкопали многочисленные ямы-ловушки…

Перед самой линией Маннергейма оборудовали обширное предполье – полосу укреплений (15-20 км), густо нашпигованную минами и затянутую колючей проволокой, что весьма затрудняло продвижение советских войск. Надо ли говорить, что все мосты через реки были заблаговременно взорваны, а дороги – завалены, причем лесные преграды тянулись на несколько сот метров…

Неудивительно, что передовые части Красной армии, натолкнувшись на столь мощные заграждения, встали намертво. Взять с ходу, наскоком всю эту гранитно-бетонную крепость не получилось – с большими потерями в живой силе и технике дивизии отошли…

Наконец, после упорных и кровопролитных боев, в Москве решили радикально изменить тактику наступления. Во-первых, сократили полосу для каждой дивизии, что усилило ее ударную силу и повысило концентрацию танков и артиллерии. Во-вторых, разбили атакующую группировку на две части – 7-ю армию и 13-ю, специально созданную для прорыва линии Маннергейма.

Седьмая осталась в подчинении командарма 2-го ранга Мерецкова, а новую, Тринадцатую, возглавил комкор Грендаль. Оба – талантливые полководцы, имеющие большой боевой опыт и обладающие немалыми организаторскими способностями, настоящие зубры в своем деле. Мерецков успешно воевал в Гражданскую, сражался в республиканской Испании, разгромил итальянский экспедиционный корпус в районе Гвадалахары, за что был награжден орденом Красного Знамени.

Владимир Грендель еще в Германскую достиг чина полковника, затем служил в Красной армии (в основном на штабных должностях), занимался вопросами артиллерии, считался видным военным ученым-теоретиком. Главную роль при его назначении сыграло то, что он был уроженцем Финляндии и прекрасно знал местные обычаи и порядки. Это могло пригодиться при контакте с местным населением.

Советскую группировку на Карельском перешейке значительно усилили. Седьмая армия получила двенадцать стрелковых дивизий, одиннадцать артполков и пять танковых бригад (плюс пулеметную бригаду, два отдельных батальона тяжелых танков и десять авиаполков), а Тринадцатая – девять стрелковых дивизий, девять артполков, одну танковую бригаду, два отдельных батальона тяжелых танков, один кавалерийский полк и пять авиаполков. Техники и людей на Северо-Западный фронт пригнали столько, что некуда было девать, военные толкались на передовой и мешали друг другу. И вот перед армиями поставили главную задачу – преодолеть предполье и взять, наконец, пресловутую линию Маннергейма.

А с этим оказалась проблема. Огромная военная машина РККА билась о непреступные стены финской крепости, но пробить их никак не могла. Дивизии медленно вгрызались во вражескую оборону, отходили и вновь наступали, но значительных результатов пока не было. Между тем людские потери с каждым днем росли, а надежды на скорую и легкую победу над противником таяли.

Стало понятно, что быстрого и легкого похода на Хельсинки не получится, финны будут упорно обороняться, яростно защищать каждый клочок дорогой Суоми, биться за каждое село, хутор, амбар, использовать все возможности, чтобы остановить и по возможности разгромить советские части. Скорой победы ожидать не приходилось. Между тем время шло, в Кремле недовольно хмурили брови и требовали результатов. И если их в ближайшее время не будет…

Так что воевать Красной армии в Финляндии предстояло еще много, долго и упорно, значит, и для бронелета найдется работа. И к ней надо готовиться. Потому майор Злобин приказал – чистить оружие, латать обшивку и по возможности отдыхать. Но при этом бдительности не терять и помнить, что противник близко. Враг не дремлет!

Глава седьмая

Над замерзшим лесом лениво занимался мутный рассвет – серенький зимний день все никак не хотел разгораться. Из кабины бронелета, потягиваясь и зевая, вылез Матвей Молохов – с утра заняться зарядкой и размять затекшие мышцы.

Ему, при немалом росте, приходилось в бронелете особенно тяжело: в салоне спали сразу четыре человека – майор Злобин, капитан Лепс, он, Матвей Молохов, и еще Пан Профессор – Герман Градский. Ложились поочередно то на сиденья-диваны, то прямо на пол, на ящики и коробки с продуктами, подстелив под себя байковые армейские одеяла и завернувшись в спальники.

Сергей Самоделов, как и полагается, ночевал в кабине, и ему было удобнее всех – более-менее свободно, а вот остальным приходилось тесниться. Матвей, как мог, поджимал под себя длинные ноги, чтобы уместиться, но удавалось это с трудом. Поэтому по утрам он еле-еле разгибался и, полусогнутый, вылезал из машины. Требовалось не менее десяти-пятнадцати минут, чтобы привести себя в порядок и войти в форму – надо было побегать, поприседать, попрыгать, размять затекшие мышцы…

Этим Матвей и занялся – стал делать гимнастику, отрабатывать привычный комплекс в стиле старого, доброго ушу. И полезно, и приятно – позволяет сразу проснуться и получить заряд бодрости на весь день.

За этими упражнениями его и застал командир 3-го батальона капитан Лапшов. Он минут пять с удивлением наблюдал, как полуголый здоровяк-старлей (майка, трусы, на ногах – сапоги) машет руками, приседает, прыгает, принимает странные позы и выкрикивает непонятные, чужие слова. От разгоряченного тела валил пар, что делало это зрелище еще более диковинным – надо же так разогреться на морозе!

Наконец Лапшов не выдержал и подошел:

– Здравия желаю! Что, зарядкой занимаетесь?

– Так точно, – поприветствовал капитана Молохов, – занимаюсь, а то мышцы за ночь затекли. А надо быть в хорошей форме…

– Правильно, – одобрительно кивнул комбат, – утренняя зарядка – это хорошо. А вот моих ни за что не заставишь ее делать, только из-под палки. Даже комсостав, не говоря уже о рядовых красноармейцах. А вот вы, смотрю, сами, добровольно, да еще удовольствием… Кстати, что у вас это за странные упражнения, товарищ старший лейтенант?

– Народная китайская гимнастика, – ответил, не переставая махать руками и ногами, Молохов, – научился, когда служил в Поднебесной…

– А, так вы, значит, помогали китайским товарищам, – понимающе протянул Лапшов. – Как же, слышал! Нам на политзанятиях рассказывали… Ну, и как там, в Китае? Как люди живут?

– Бедно живут, – ответил, не отвлекаясь от упражнений, Молохов, – гораздо хуже, чем наши. Народу много, а пригодной для обработки земли – мало. Питаются в основном рисом, овощами и еще травами разными местными. Мясо едят редко, только по большим праздникам, и в основном – курятину и свинину.

– Понятно, – кивнул Лапшов, – вся земля небось у кулаков и помещиков, как у нас раньше было… Ну ничего, придет время, и мы им поможем, освободим от рабства. Здесь разберемся, установим в Финляндии советскую власть, и сразу туда. Так ведь?

Молохов кивнул и перешел к следующему упражнению. Капитан еще немного понаблюдал, а затем спросил:

– Ваши уже встали?

– Только проснулись, – махнул Матвей в сторону бронелета, где началось утреннее шевеление, – одеваются, скоро выйдут. Я сегодня за дневального, потому встал пораньше, завтрак приготовить. Присоединяйтесь к нам, товарищ капитан, поедим вместе.

– Спасибо, – поблагодарил Лапшов, – но я уже позавтракал вместе со своими…

– Так можно еще раз, – улыбнулся Матвей, – место для чая и бутерброда с колбасой всегда найдется…

Капитан печально вздохнул – который уже день питался одной лишь пшенкой (как и все его бойцы), но признаваться в этом не хотел: еще подумают, что его красноармейцы голодают, что плохое снабжение…

– Я вот зачем пришел, – перевел разговор на другую тему Лапшов, – нам бы разведать ситуацию у северного берега, понять, где у финнов какая оборона. Ваша машина идеально для этого подойдет. Можно даже провести легкую разведку боем…

– А почему не сами? – удивился Молохов. – У вас же есть разведчики?

– Маловато их, – огорченно признался Лапшов, – потери слишком большие. Если бросить всех сейчас на разведку, боюсь, потом не останется. А нам без разведки никак – напоремся на финнов, попадем в ловушку…

– Ладно, – кивнул Молохов, – командир выйдет, доложу ему. Может быть, мы даже к вам после завтрака заглянем. Майор вчера говорил – надо поговорить с комбатом, согласовать план действий…

– Вот и отлично, – обрадовался Лапшов, – заходите, поговорим. Надо же друг другу помогать! Одного врага бьем…

– Точно! – важно произнес Молохов. – Боевое взаимодействие – это первое дело…

Капитан удовлетворенно кивнул и пошел в батальон, а Матвей еще минут пять позанимался, а затем растер тело жестким, колючим снегом и побежал в бронелет (мороз-то какой!). Холодно, но хорошо!

С утра такая зарядка бодрит, тонизирует, мобилизует. Правы были мудрые китайцы – утренняя гимнастика в сочетании с водными процедурами (даже снежными) дает жизненную энергию. Но пора и завтрак готовить, а то ребята проснулись, потребуют чая и кофе…

Матвей набрал полный котелок снега (растопим на плитке) и понесся к бронелету.


С холодным котелком он ввалился в машину, где потихоньку одевались члены экипажа.

– Закрывай дверь, холодно! – закричал на Матвея главный специалист по древним языкам и мировой истории Герман Градский.

Он, как никто другой, боялся мороза – был чувствителен к холоду. За это его величали Неморозкой – в шутку, конечно. Герман Михайлович морщился, показывал свое якобы неодобрение (что за фамильярность!), но в душе ему было приятно. Радовало, что остальные члены команды, люди сугубо военные и по определению лишенные всяких сантиментов, относятся к нему тепло, по-дружески, принимают за своего. А это дорого стоило.

Вот и сейчас Градский внутренне был доволен, что не его назначили дневальным – терпеть не мог вставать рано и заниматься готовкой, уборкой и прочими скучными, но крайне необходимыми в армии вещами. Майор Злобин, зная нелюбовь своего спеца к подобным делам, старался Градского от этих обязанностей по возможности освобождать. Все-таки мозги и знания (тем более такие глубокие) должны цениться выше, чем грубая физическая сила и умение стрелять…

Злобин решил, что сегодня поручит Градскому важное дело – воздушную разведку. В комплект военного оборудования бронелета входили легкие беспилотники, управляемые дистанционно, с помощью небольшого ручного пульта. По размерам эти вертолетики были почти как детские игрушки, но несли на себе по три мини-камеры и позволяли видеть на земле буквально каждую мелочь. Причем давали картинку как в обычном, так и в инфракрасном режиме – можно работать и ночью. А при необходимости к ним подвешивались небольшие бомбы…

За озером у противника наверняка есть мощные укрепления, прекрасно оборудованные и отлично замаскированные. Финны умело прятали свои доты и огневые точки среди деревьев, скал и гранитных валунов. Попробуй найди их! С обычного самолета не получится (одна тайга да камни), а пешая разведка не всегда давала надежные результаты. Можно было пройти всего в метре от заваленного снегом дота и ничего не заметить. А потом нарваться на мощный огонь…

Такое, к сожалению, уже случалось, и не раз: финны пропускали мимо себя разведку и выкашивали идущих следом бойцов. Укрыться же от смертельного огня было негде – пулеметчики били с близкого расстояния, простреливая все пространство. После такого побоища на снегу оставались десятки убитых и раненых. И никто им помочь не мог – финны не подпускали. Бойцы корчились на снегу, оглашали замерший в ужасе лес долгими, мучительными стонами, а потом их мертвые, застывшие тела с белыми, неподвижным лицами лежали на земле и служили немым укором тем, кто послал их на бессмысленную бойню…


Вот и требовалось все разведать, в этом капитан Лапшов был абсолютно прав. Прежде чем идти вперед, надо понять, что тебя ждет. Умный командир не полезет на противника, пока не выведает все слабые места в его обороне.

Тем более что у финнов, по некоторым данным, на том берегу Куома-ярви была скрытая орудийная батарея. И не какая-то мелкокалиберная, а хорошая – три 76-мм орудия, оставшихся еще от царской армии. Несмотря на почти сорокалетний возраст, они находились в прекрасном состоянии и представляли серьезную угрозу для наступающих. И для пехоты, и для танков, и для легкого бронелета…

Решили сделать так: Сергей Самоделов, как главный умелец в команде, соберет вертолетик и направит его на финнов. А Пан Профессор будет им управлять и смотреть по монитору, где какие укрепления. И наносить на карту. Тогда, может быть, при атаке не будет таких серьезных потерь…


Сразу после завтрака Злобин приказал перебраться поближе к лесу (и, соответственно, подальше от бойцов 3-го батальона) и заняться подготовкой к разведке. Сергей Самоделов с помощью Молохова извлек летательный аппарат, проверил его и подготовил к запуску.

В это время Злобин и капитан Лепс бдительно следили, чтобы никто посторонний не подошел слишком близко к машине. Не для этой войны такая техника. Майор даже попросил капитана Лапшова выставить на опушке дополнительное оцепление – чтобы красноармейцы не мешали работать. Объяснил свою просьбу просто: бронелет нуждается в ремонте, будем его разбирать, чинить, и никто не должен видеть его внутренности. Мол, все совершенно секретно…

Капитан понимающе кивнул и обещал помочь. И очень вовремя: поглядеть на необычный аппарат собралось много желающих: с самого утра красноармейцы под тем или иным предлогом заглядывали к бронелетчикам, любопытствовали, удивлялись, благодарили за помощь: «Если бы не вы, товарищи, мы бы ни за что не выбили белофиннов с той высотки!»

Злобину это порядком надоело (что за массовые экскурсии!), и он попросил Лапшова обеспечить охрану. Капитан Лепс лично расставил выделенных бойцов длинной цепочкой вдоль опушки и строго приказал: никого не подпускать, даже командующего армией, самая секретная тайна! Вражеские шпионы повсюду, нужно проявлять бдительность!

И только после этого приступили к работе. Вертолетик легко поднялся в воздух и понесся в сторону озера. Самоделов управлял им, а Градский следил за картинкой и чиркал карандашом по карте – отмечал узлы обороны. Благо погода стояла отличная, солнечная, вся местность была как на ладони. И, главное, ничто не мешало разведке – финны не обращали на летательный аппарат никакого внимания, очевидно, принимали его за какую-то странную лесную птицу. Легкое жужжание моторчика почти не было слышно из-за звуков близкого боя – на окраине села Суомуссалми шла перестрелка.

Это отступившие вчера ополченцы предпринимали попытку отбить свои позиции. Им, очевидно, стало стыдно, что они так трусливо и поспешно убежали, вот и решили реабилитироваться. Но все их попытки прорваться заканчивались ничем – красноармейцы дружно отбивали атаки. В конце концов, финны устали и отошли в лес, где и залегли за елями. И стали уже оттуда нерешительно постреливать. Скорее для очистки совести, чем для пользы дела…

Сергей Самоделов опустил летательный аппарат пониже, чтобы все хорошо видеть, и повел над позициями. Вертолетик завис над деревьями и начал передавать четкую, яркую, детальную картинку.

Как и предполагал капитан Лапшов, на северной стороне озера финны закрепились основательно. Вдоль берега вырыли траншеи, оборудовали пулеметные точки, приготовили площадки для минометов. Пан Профессор насчитал не менее трех пулеметных капониров и два серьезных дота – пушечных, оборудованных скорострельными 57-мм орудиями. Стало ясно, что противник серьезно готовится к отражению советского наступления…

Еще увидели, что перед траншеями финны натянули тройные проволочные заграждения. «Колючка», как всегда, была установлена очень низко и закидана снегом. Если не знать, почти не заметно. Помимо этого, нашли несколько хорошо оборудованных снайперских позиций, где засели знаменитые «кукушки». Против же танков и прочей бронетехники финны установили конусообразные железобетонные надолбы – тоже серьезное препятствие, сразу не преодолеть.

Но самую большую опасность для всех представляли 57-мм скорострельные орудия. Они не были очень уж мощными, но их калибра вполне хватало, чтобы пробить лобовую броню легкого Т-26. А уж бронелета – и подавно… В лесу же финны спрятали артиллерию – Градский насчитал четыре 76-мм орудия. Очевидно, одно трофейное – то самое, что украли у артиллеристов 122-го артполка. Час от часу не легче…

Место для пушек выбрали очень грамотно – чтобы держать под обстрелом все озеро и подступы к нему. Как только советские батальоны выйдут на лед, их тотчас же накроют плотным орудийным огнем…

Как же взломать такую оборону? Если атаковать через озеро – значит, понести большие потери. Сколько людей погибнет, прежде чем красноармейцы доберутся до траншей? Половина, больше? В обход же – болота и тайга, тоже не пройдешь.

Надо бы повременить с наступлением, решил майор Злобин, пока не прибудут полковые пушки и гаубицы. При их поддержке атака станет не такой болезненной – можно подавить вражескую батарею, уничтожить доты, разорвать колючую проволоку перед траншеями, заставить замолчать тяжелые пулеметы…

Но артиллерии все не было. 3-й батальон с нетерпением ожидал прибытия 122-го артполка, но тот все никак не шел. Бойцы недоумевали: куда же он делся? Не застряли же навечно на Раатской дороге! Тем более что она была уже свободна и даже расчищена, ничто не мешало быстрому продвижению. Кроме, конечно, нашей вечной неразберихи, глупости и бестолковости…


Своими соображениями по поводу атаки майор Злобин поделился с капитаном Лапшовым, когда они встретились и устроили совещание. Показал на карте, где и как финны организовали свои позиции, где находятся доты и основные огневые точки. Каким образом были получены эти важные сведения, он уточнять не стал, лишь заметил, что они совершенно точные, свежие, в перепроверке не нуждаются. Однако если товарищ капитан хочет, то может послать собственных разведчиков…

Лапшов, разумеется, не хотел – людей и так не хватало. Он долго рассматривал карту, переспрашивал, уточнял и все никак не мог поверить, что вражеские объекты нанесены так точно и подробно. А вдруг это дезинформация? Мы пойдем в атаку, а они нас…

Пришлось раскрыть «тайну» – эти данные получены от финского рабочего-коммуниста, который сегодня утром перешел на нашу сторону. Он, мол, и нарисовал этот план. В это капитан Лапшов охотно поверил: почему бы нет? Такие случаи уже бывали, о них не раз писали в советских газетах. Вот в «Правде», например, приводили пример, когда сразу несколько финских трудящихся, насильственно загнанных в буржуазную армию, покинули ее ряды и примкнули к освободительным советским войскам…

* * *

Но долго рассуждать на тему сознательности финских рабочих капитану Лапшову не дали – надо решать, что же делать с наступлением. Пытаться самим пробить финскую оборону или подождать, пока подойдет полковая артиллерия? В первом случае – неизбежные потери, во втором – утрата инициативы и затягивание боевых действий. Что, понятно, на руку только противнику. Финнам выгодно тянуть кота за хвост…

Ответ пришел с вестовым из штаба 44-й дивизии: 305-му стрелковому полку приказывали немедленно наступать на северный берег Куома-ярви. Командование обрадовалось успешной атаке на село Суомуссалми и решило развить успех. Раз удача на нашей стороне, надо ковать, пока горячо. И отдало приказ – гнать противника дальше, до самого Ботнического залива. Чтобы взять город Оулу и разрезать Суоми на две части…

Командир 305-го полка, майор Легкодух, получив приказ, только матюгнулся: он прекрасно понимал, что красноармейцы, уставшие после трудного боя, не смогут его выполнить. Тем более без артиллерийской поддержки. Но приказ есть приказ, и он спустил его дальше – капитану Лапшову.

Тот снова пригласил на совещание майора Злобина, чтобы вместе обмозговать ситуацию. После небольшой дискуссии решили атаковать через озеро, но по-хитрому. В темноте, перед самым рассветом, ползком. Если идти в обход – то долго и ненадежно, можно нарваться на финскую засаду или застрять в болоте. Как уже было… А тут – удар напрямую, надо только быстро и скрытно преодолеть открытое пространство…

Данные о финской обороне имелись (спасибо «перебежчику»), значит, атакуем так, чтобы сразу прорвать оборону. Цель – одним броском преодолеть озеро и закрепиться на том берегу, захватить плацдарм. Пусть одной ротой, одним взводом, но зацепиться за скалистый, обледенелый кусочек финской земли…

Тогда можно будет наступать дальше. А пока чуть приоткроем финскую оборону и всунем в щель носок сапога. А там, дай бог, и вся нога влезет. И дверь в Суоми благополучно распахнется! Тем более что у батальона имелись два своих орудия (прибывшие «сорокапятки») и кое-какая техника – секретный бронелет. Значит, были и шансы на успех. А настроение после недавней победы у красноармейцев заметно повысилось, что также было немаловажно.

Решили атаковать в пять часов утра, пока финны не проснулись. План в основном был такой: в темноте подбираемся к вражеским позициям, делаем проходы в минных полях и режем колючую проволоку. Затем разом, по команде, поднимаемся и одним броском достигаем окопов. Закидываем их гранатами, врываемся и добиваем не успевших очухаться финнов в рукопашной схватке. Просто и сердито.

Затем занимаем круговую оборону и держимся до тех пор, пока не подойдут основные силы дивизии. Стиснув зубы, через любое «не могу». И отражаем контратаки финнов. Днем, если все будет нормально, артиллеристы подтащат свои «сорокапятки», тогда появится и огневая поддержка. А там, глядишь, и 122-й артполк подойдет, и наша славная бронетехника. Командование дивизии обещало помочь – и живой силой, и танками, ведь понимает, что от этого наступления зависит очень многое. Будем надеяться, что оно бросит на плацдарм все имеющиеся силы…

А когда подойдут резервы, можно развернуть наступление по всей форме. Сил у белофиннов уже останется мало, сопротивляться долго не смогут. Воздушная разведка доносила, что дальше, до самого Ботнического залива, серьезных укреплений у них нет, одни только хилые заставы и гарнизоны. Значит, препятствий для быстрого продвижения дивизии не будет. Прорвемся к заливу, возьмем (желательно – с ходу) Оулу и завершим поход. Или, по крайней мере, первую его часть…

– Вы только нам немного помогите, – попросил майора Злобина капитан Лапшов. – У вас же такая боевая машина…

– Не выйдет, – уверенно произнес майор. – Шум от мотора пойдет такой, что за десять километров будет слышно. Это все равно что сказать финнам: «Мы едем, встречайте…»

– Да, – почесал в затылке комбат, – об этом я и не подумал. А что, если вы днем ударите? Поддержите, так сказать, огнем и маневром, пока «сорокапятки» не подтащат…

– Это можно, – согласился Злобин, – но все зависит от ситуации. Точнее, от того, удастся ли вам с ходу захватить плацдарм…

– Мы постараемся, – тяжело вздохнул капитан, – хотя будет непросто. Там же такие укрепления! И когда возьмем, надо будет удерживать… Белофинны, как пить дать, в контратаку полезут. Появятся из леса, словно лешие…

– Почему – лешие? – не понял Злобин.

– Незаметные они в своих белых балахонах, – пояснил Лапшов, – не знаешь, откуда ударят. И быстрые очень – на лыжах. Налетят – очухаться не успеешь. А потом смотришь – и нет их уже, пропали. Вот я и говорю – лешие…

– Понятно, – кивнул Злобин. – По поводу финнов вы правы – они наверняка постараются выбить вас с позиций, отбросить на лед. И у них есть для этого силы. И пехота, и минометы, и артиллерия… Я имею в виду ту самую батарею, что спрятана в лесу.

Капитан Лапшов вспомнил о «трехдюймовках» и совсем загрустил – противопоставить было нечего. Разве его «сорокапятки» потянут против таких орудий? Нет, конечно. Подавят их в два счета, разнесут в клочки. Вместе с расчетами…

Майор Злобин решил немного поддержать капитана – чтобы совсем не раскисал.

– Хоть и трудно будет, но другого выхода у вас нет, надо держаться. Ладно, мы вам поможем, раз такое дело. Хотя нам самим светиться нельзя…

– Конечно, – кивнул Лапшов, – это ясно. У вас же, бронелетчиков, свои задачи, у нас – свои…

– Верно, – улыбнулся Злобин, – каждому – свое. Но действовать все равно будем вместе. Тем более что вам без нас не обойтись. Полагаю, финны приготовили для вас какую-нибудь хитрую ловушку, они большие мастера на такие штуки. Ждали долго, и было время приготовиться…

– Меня очень беспокоят мины и колючая проволока, – вступил в разговор капитан Лепс (он тоже принимал участие в совещании), – ловко поставлены. Возьмем, например, «колючку». Под снегом ее не видно, а запутаться – пара пустяков. И на ней еще висят колокольчики – обычные коровьи балаболки, с какими буренки ходят. Как только их заденешь, звон поднимется такой, что даже глухой услышит. И это только одна из их ловушек, наверняка есть и другие. Подобраться тихо и незаметно будет очень сложно. А еще мины – противотанковые, противопехотные…

– Как же нам быть? – спросил капитан Лапшов. – По воздуху, что ли, перелетать?

– Нет, – улыбнулся майор Злобин, – по льду. Я же сказал, мы вам поможем: мои ребята сделают проход в минном поле и порежут проволоку. А вы первыми ворветесь на позиции…

– Пошлем Молохова и Самоделова, – предложил капитан Лепс, – они минное дело хорошо знают. Разберутся на раз-два… Я с ними тоже пойду, для подмоги. Ну, и прикрою, если что…

Злобин нахмурился: ему не хотелось посылать сразу троих своих людей в атаку, практически – всю главную силу. Действительно: если что, с кем он останется? Пан Профессор, конечно, специалист хороший, но только в науках, а боец он никакой. Значит, помощи особой от него не жди. А один, как известно, в поле не воин. Даже с самым современным оружием…

Но подсобить красноармейцам надо: саперы Лапшова еще не имеют опыта подобных операций, не могут по-тихому, скрытно сделать проход в «колючке» и обезвредить мины, да еще зимой, в темноте. Такие навыки появятся у них гораздо позднее, во время Великой Отечественной. У Сергея Самоделова и Матвея Молохова такой опыт имеется – получили во время одной недавней операции… Сергей – так тот мог вообще обезвредить любую мину, причем с закрытыми глазами и на ощупь. Главное – найти ее. Слава богу, они захватили с собой портативные миноискатели. Маленькие, но очень мощные, позволяющие обнаружить мину на расстоянии в несколько метров…

Злобин с сожалением вздохнул, но кивнул – пусть будет по-твоему. И обратился к капитану Лапшову:

– Итак, наш уговор: мои ребята делают проход, ваши – атакуют. Лаз, правда, будет совсем узкий, всего метра полтора, так что ползти придется по одному. И весьма шустро, пока финны не проснулись…

– Ничего, мои ползать умеют, научились уже, – улыбнулся капитан Лапшов. – Я вот что подумал: пошлю с вами разведчиков, они парни умелые, и у них есть все, что нужно: и маскхалаты, и ножницы для «колючки». Помогут… А затем по-тихому снимут часовых и первыми ворвутся в траншеи. А за ними – и все остальные…

– Надо все сделать с первого раза, – напомнил Злобин, – второго шанса вам не дадут. Когда финны опомнятся, откроют такую стрельбу, что мама не горюй. Отрежут ваших бойцов, прижмут ко льду. И укрыться будет негде, расстреляют, как на учениях…

– Да, – согласился Лапшов, – второго шанса не дадут, это я понял. Придется постараться. Ну, да ладно, не в первый раз, прорвемся. Как говорится, кто не рискует…


По дороге к бронелету Злобин спросил у Леонида Лепса:

– Слушай, зачем тебе рисковать? Я еще понимаю – Самоделов с Молоховым, они парни боевые, горячие, им не терпится повоевать, адреналин зашкаливает. И, в конце концов, это их дело, их специализация – мины снимать. А тебе к чему? Что и кому ты хочешь доказать? А вдруг тебя подстрелят? И кто у меня в начштабах останется, с кем я операцию доводить до конца буду? С товарищем Градским?

– Можно и с Паном Профессором, – улыбнулся Лепс. – Он человек умный, грамотный, поможет, если надо. И даже за пулеметом постоит. Вот с ним ты и доведешь дело до конца. А если я геройски паду – отомстишь врагу. Как положено – кровь за кровь, смерть за смерть!

И рассмеялся своей шутке.

– Да ну тебя! – рассердился майор Злобин. – Что за глупая, мальчишеская храбрость!

– «Безумству храбрых поем мы песню, безумство храбрость – вот мудрость жизни», – процитировал Леонид Лепс. – Это один хороший писатель сказал… А если серьезно, то мое присутствие поможет ребятам. Дело трудное, сам знаешь, и еще человек лишним не будет. К тому же я в минах тоже кое-что смыслю, подсоблю, если что… Да и всем так спокойней будет. А если ребят подстрелят, окажу им первую помощь и вытащу с поля боя. Я же медик, и это моя прямая обязанность!

– А кто вытащит тебя? – иронически заметил майор.

– Я везучий, ты знаешь, – ухмыльнулся Лепс, – из любой передряги целым и невредимым выхожу. И готов поделиться с вами своей удачливостью!

– Ладно, – сдался Злобин, – иди, но прошу тебя: напрасно не рискуй. Это, кстати, касается, всех… Если станет жарко, немедленно отходите и вызывайте меня. Мы с Профессором будем ждать в машине, в полной боевой готовности. Подскочим, вызовем огонь на себя, дадим возможность отползти. Пану Профессору, похоже, все же придется постоять за пулеметом.

Лепс представил себе картину – Герман Градский, высунувшись из люка бронелета, поливает финнов горячим свинцов. Картина получилась скорее комическая, чем героическая, и он весело рассмеялся. А за ним расхохотался и сам майор Злобин. В самом деле: Пан Профессор – и в роли отважного бойца, с пулеметом наперевес! Нарочно не придумаешь.

«Но лучше до такого не доводить, – подумал Злобин, – пусть Градский занимается своей работой – научными исследованиями и изысканиями. А стреляют другие – кто умеет это хорошо делать и, главное, любит. Каждый должен заниматься своим делом, не так ли?»

Глава восьмая

Вышли в пять утра, еще затемно. Снег тускло белел под ногами, и это позволяло хоть немного ориентироваться на местности. Погода, к счастью, благоприятствовала – подул ветер, началась небольшая метель.

На лед спустились в следующем порядке: первым шел Сергей Самоделов с миноискателем в руках, за ним – Матвей Молохов со вторым таким же прибором (для подстраховки), далее следовал капитан Лепс. За плечами у каждого – автомат Дегтярева, на поясе – пистолет ТТ, подсумки с запасными обоймами и гранатами. И еще кое-какие хитрые штучки, которые очень могли пригодиться…

Под короткие теплые полушубки надели легкие, но прочные кевларовые «броники», на головы, под каски – аналогичные подшлемники. Стальные каски советского производства были тяжелые, неудобные, но приходилось ими пользоваться – хоть какая-то защита от случайных пуль и мелких осколков. Экипировку дополняли теплые перчатки, ватные штаны и валенки. И еще надели широкие, удобные лыжи, чтобы легче идти по снегу. Поверх формы натянули белые маскхалаты с плотными капюшонами, на глаза – специальные очки, позволяющие видеть в темноте (по сути – приборы ночного видения). Они же защищали лицо от мелкого, противного, колючего снега, бьющего навстречу.

За бронелетчиками длинной вереницей (идти по одному, шаг в шаг – мины!) выстроились красноармейцы 3-го батальона: сначала разведчики, молодые, крепкие, умелые парни, затем – комсомольцы-добровольцы, из наиболее смелых и отчаянных. Они сами напросились – хотели проявить себя, показать свою храбрость. Все – в белых маскхалатах и тоже на лыжах. Получилась небольшая, но крепкая ударная группа. Или штурмовой отряд, если хотите…

Дальше растянулись остальные красноармейцы, два взвода. Им предстояло сразу же за ударной группой ворваться в окопы, выбить финнов и захватить плацдарм. Они пока на лед не спускались, ждали своей очереди.

Действовать решили так: разведчики бесшумно подберутся к финским окопам, проникнут на позиции, снимут дозорных и захватят пулеметные точки. Если встретят кого-то (мало ли, вышел, допустим, покурить или отлить), убьют быстро и тихо. Пленных не брать, пока незачем…

После этого по сигналу (красная ракета) в проход устремляются бойцы двух взводов. Их задача – закрепить и развить успех. При этом надо захватить как можно больше территории, чтобы легче было отбиваться.

Ползти по узкому проходу придется строго по одному, и это, конечно, создает определенные трудности – стоит хоть одному финскому дозорному проявить бдительность, засечь разведчиков и открыть огонь, и атака захлебнется. Значит, надо работать скрыто и тихо. Чтобы ни звука, ни шороха. Все понятно? Тогда – вперед!


Первые триста метров по замерзшему озеру прошли, почти не пригибаясь: из-за темноты и метели финны все равно ничего не видели. Но чем ближе подходили к противоположному берегу, тем становилось опаснее. Наконец пришлось лечь на снег и двигаться только по-пластунски.

Первым полз Сергей Самоделов, тщательно проверяя миноискателем каждый сантиметр перед собой, затем – Матвей Молохов, подстраховывая его, за ним – Леонид Лепс. Затем двигались разведчики и добровольцы. Ползти было тяжело, снег летел в лицо, забивал рот и нос, но так хоть было тепло – движение согревало. Это лучше, чем лежать и мерзнуть на снегу…

Первые мины попались уже через двести метров. Сергей Самоделов замер, услышав знакомый писк в наушниках, предостерегающе поднял руку – опасность! К нему тут же подполз Молохов. Вдвоем они раскопали финскую мину. Осторожно, при свете крошечного ручного фонарика посмотрели, с чем имеют дело. Это оказалась стандартная противопехотная мина нажимного действия: наступишь – сразу взрыв. Просто и надежно.

Сделана мина была, как чугунная чушка, и такая же тяжелая, черная, прямоугольная. Зато легко разряжалась – надо лишь ввинтить обратно стопорный винт, вставить на место проволочную чеку и развести ее концы в сторону, чтобы зафиксировать ударник. Вот и вся работа, ровно на две минуты.

И пусть чушка лежит на снегу до весны, не страшно. А в апреле лед растает, и она тихо-мирно уйдет на дно. Если, конечно, раньше ее не оприходует какой-нибудь рачительный местный рыбак. Например, чтобы глушить рыбу…

Финны поставили свои заряды прямо в снег, не заглубили в лед, и это облегчало работу. Самоделов быстро обезвредил первую мину и занялся следующей, Молохов его подстраховывал.

За первым рядом мин обнаружился второй, а потом и третий, берег был буквально нашпигован смертоносными зарядами, как свиная колбаса – шпиком. Ползти приходилось осторожно, медленно. Но спешка была как раз ни к чему, даже лишняя и опасная. Если ошибешься – взрыв, и финны мгновенно поднимут тревогу. И все, атака провалилась…

Но пока, слава богу, все шло нормально. Самоделов и Молохов разряжали мины и ползли вперед. И вскоре достигли финских позиций. Тут они наткнулись на спрятанную под снегом «колючку». На ней, как и предупреждал капитан Лепс, висели колокольчики-балаболки и еще – пустые консервные банки. Простая и надежная солдатская сигнализация. Чуть тронешь – загремят на всю округу.

Матвей и Сергей работали осторожно, снимая колокольчики и пустые банки. Длиннорукий Молохов приподнимал проволоку, а ловкий Самоделов подползал под ней и срезал гремелки. После чего они кромсали «колючку» на куски, а капитан Лепс оттаскивал их в сторону, чтобы не мешали. Так постепенно преодолели все три линии заграждений. Финны были совсем близко, в нескольких метрах. Из траншей четко слышались их голоса – часовые переговаривались, подбадривали друг друга, чтобы не заснуть. Задремлешь на морозе – и все…

Наконец проход был полностью готов. Узкий, шириной всего в полтора метра, но вполне надежный. Расширять его не стали, времени не было – скоро уже рассвет, и финны проснутся. И так небо на востоке уже стало слегка сереть…

Бронелетчики отползли в сторону, давая дорогу разведчикам, и те ловко скользнули по проходу. Проникли в окопы и занялись часовыми… Но по-тихому снять не получилось: сначала раздался приглушенный крик, а потом грянул выстрел…

Капитан Лепс приподнялся и посмотрел назад, нет ли сигнала к атаке. Но красной ракеты еще не было… А из финских окопов уже доносилась стрельба – очевидно, там уже шел настоящий бой. Медлить было нельзя, через минуту-другую ударят пулеметы. Надо поднимать людей…

Леонид Лепс встал, чтобы его было хорошо видно, и крикнул красноармейцам:

– За мной, товарищи! Ура!

И дал по финнам очередь из «дегтярева», обозначая направление удара. Таиться больше смыла не имело – эффект неожиданности был утерян. Теперь все решали скорость и напор…

– Вперед, ребята! – крикнул Леонид Лепс. – Там уже наши, слышите – дают финнам жару!

Бойцы поднялись и побежали по проходу вперед. Над озером нестройно, но энергично раздалось русское «ура!».

– Быстрее, быстрее, товарищи, – подгонял их Лепс, – финны сейчас очухаются, успеть бы…

И действительно – противник уже пришел в себя и начал огрызаться: вот ударил один пулемет, за ним – второй, послышался сухой винтовочный треск. Несколько бойцов, бегущих впереди, упали, как подкошенные. Другие сразу же залегли – быть мишенью никому не хотелось.

– Черт! – выругался Леонид Лепс. – Не успели!

Он махнул Самоделову и Молохову – за мной! И, пригнувшись, рванул в сторону траншей. Сергей и Матвей припустили за ним.

В финских окопах шла рукопашная схватка: звучали резкие удары, раздавались крики и стоны раненых, а на дне траншеи уже лежали убитые. Это были в основном финские часовые, подвернувшиеся под руку разведчикам… У тех, кстати, тоже имелись потери – два человека убитых и трое раненых. Но группа сделала свое дело, захватила позиции. Вот только развить атаку не успела – финны начали бешено отстреливаться…

Главную угрозу для красноармейцев, залегших на озере, представляли пулеметные капониры – они не давали даже поднять голову, прижимали ко льду. Их надо было во что бы то ни стало подавить. Иначе добьют всех, кто не успел еще добежать до окопов…

Лепс крикнул ребятам: «Вперед!» – и, прижимаясь к стенке, побежал к ближайшему капониру. Из его амбразуры густо летели пулеметные очереди – финны патронов не жалели. К счастью, они не видели, что делается у них на флангах – стрелки, обязанные охранять подступы, были убиты. Или убежали – кто оказался пошустрее и поумнее.

Этим и решил воспользоваться капитан Лепс. Он лег на дно окопа и подполз к капониру. Вход закрывала толстая бронированная дверь с узкой щелью для стрельбы. «Взорвать не получится, – понял Леонид, – ручной гранатой ее не возьмешь, а взрывчатки у нас с собой нет. Значит, будем действовать иначе».

Он приподнялся и забрался на капонир сверху, лег на крышу. Благо та была плоской. Подполз к самому краю, свесился и ловко зашвырнул в узкую амбразуру гранату со слезоточивым газом (из собственных запасов). Результат оказался вполне предсказуемым: не прошло и минуты, как дверь капонира распахнулась, и из нее повалили финны. Они надрывно кашляли и размазывали слезы по красным перекошенным лицам…

«Что, вкусно? – усмехнулся про себя капитан Лепс. – Даже взрывать не пришлось, сами вылезли. Выкурили, как тараканов!»

Надрывно дохающих и полуслепых финнов Молохов и Самоделов тут же укладывали на дно. Солдаты даже не дергались – настолько были напуганы внезапной газовой атакой. Капитан Лепс сполз с капонира и приказал красноармейцам, чтобы они внутрь капонира пока не заходили – пусть как следует проветрится.

Гарнизон второго укрепления сопротивляться вообще не стал – быстро и незаметно ретировался. Таким образом, проблема с пулеметами была решена, и красноармейцы смогли спокойно добежать до финских окопов. Осмотрелись, стали подбирать трофейное оружие.

Плацдарм был захвачен, теперь надо его удержать. «Нам бы ночь простоять да день продержаться, – подумал Леонид Лепс. – Или наоборот? Впрочем, не важно…»

* * *

В капонирах нашли два «максима» и несколько цинков с патронами к ним, а также ящики с гранатами. Кроме того, захватили два тяжелых финских М-26 и несколько пистолетов-пулеметов «Суоми». Весьма неплохо!

Это позволяло продержаться в обороне. Тем более что окапываться не требовалось – все траншеи были уже готовы. Имелись и блиндажи, и ходы сообщения, и даже дощатые сортиры в укромных местах. Еще захватили продукты – консервы, колбасу, сыр, шпик, сухари. А в одном из ящиков обнаружили полную трехлитровую канистру спирта. Ее тут же конфисковал капитан Лапшов – якобы для медицинских нужд, чтобы обрабатывать раны раненых бойцов. Собственный запас, мол, давно кончился…

Красноармейцы, правда, подозревали, что бо́льшая часть трофейного спирта пойдет на лечение самого капитана, причем он его употребит исключительно внутренне, а не наружно…

Общие потери составили девять человек убитых и примерно двадцать раненых (их позже отправят в госпиталь). Слава богу, немного…

По всем параметрам атаку можно было считать очень успешной: финские позиции захвачены, плацдарм создан. О чем капитан Лапшов и доложил майору Легкодуху, а тот передал сообщение дальше, в штаб дивизии. Там их похвалили и пообещали прислать резерв – пару стрелковых рот и еще одну артиллерийскую батарею. Надо только подождать, продержаться денек-другой…

Красноармейцы стали, насколько это возможно, обживаться на новом месте. Не прошло и часа, как появились печки, соорудили из подручных средств – пустых цинковых коробок и кирпичей. Дровами послужили деревянные ящики из-под снарядов. Бойцы обогрелись, приготовили нехитрый обед: жареная колбаса и трофейная тушенка. Поставили чайники, заварили вкусный, ароматный напиток…

В общем, устраивались, как могли, и готовились к обороне. И это правильно – кто знает, сколько здесь придется просидеть, когда еще наши подойдут… А так – хоть какие-то удобства. Еще бы финны не мешали… Совсем хорошо было бы…

Но финны как раз очень мешали – обстреливали свои бывшие укрепления. Их орудия били из-за леса – работала укрытая батарея. Особого вреда, правда, она не наносила: снаряды пролетали высоко над окопами и ложились на озере, но нервы трепала. И мешала обедать. Что за удовольствие от еды, если стенки вокруг дрожат, а сверху на голову то и дело летят комья мерзлой земли и куски льда? Да и уши закладывает, говорить невозможно…

Затем к артиллерии присоединились и минометы, тоже начали закидывать красноармейцев смертоносными «гостинцами» – противно визжащими, опасными минами… Их острые ребристые осколки то и дело залетали внутрь траншей и ранили людей. Пришлось срочно создать свой полевой госпиталь – в одном из блиндажей. Фельдшер занялся ранеными, ему помогали два санитара. Конечно, много в таких условиях не сделаешь, надо бы эвакуировать бойцов в тыл, но хоть что-то…

Красноармейцы сидели, тесно прижавшись друг к другу (для тепла), нервно курили и ждали контратаки. Не зря же финны так злятся! Ясно, что скоро полезут. Ну что же, встретим их с русским гостеприимством. Не первый раз, дело знакомое, даже привычное. Лишь бы патронов на всех хватило. Да и гранат тоже.

* * *

Вернуться в свой лагерь бронелетчики не успели – из-за плотного обстрела. Пока финны лупили по озеру, нечего было и думать, чтобы покинуть спасительные укрытия и идти по льду. День уже начался, все озеро – как на ладони. Надо сидеть и ждать…

Капитан Лепс доложил о ситуации по комму майору Злобину, и тот, ясное дело, приказал ждать темноты. Может, подойдут артиллеристы, прикроют, подавят финскую батарею… Вот только где они, грозные «боги войны»? Как говорится, ни слуху ни духу. Неужели все-таки застряли под Суомуссалми? Вечно их нет, когда требуется…

Красноармейцы курили крепкую махорку, ворчали и неодобрительно прислушивались к тому, что делалось наверху. А там все не утихал огненный вихрь. Финны долбили долго, более часа. Очень боялись, что русские перебросят через озеро резерв и разовьют атаку, вот и били по льду, чтобы наделать полыней и затруднить прибытие помощи. Особенно если пойдут танки…

Лед на озере был толстый, вполне мог выдержать стальные машины, и финны опасались, что появление Т-26 и пушечных броневиков изменит ситуацию к худшему. У них-то танков не имелось, а те «Виккерсы», что все же были, никак не могли противостоять советским машинам.

Тонкая броня английских танков (лоб – всего 13 мм) легко пробивалась даже 37-мм пушкой, установленной на советском бронеавтомобиле БА-27, что же говорить о «сорокапятках», которыми были вооружены Т-26? А у русских, по слухам, еще имелись мощные КВ-1 с 76-мм пушками. Они вообще могли смести со своей дороги любую технику…

Наконец финнам надоело долбить по льду (тем более что никакого видимого эффекта от этого не было, русские свои резервы почему-то не подтягивали и танки не перебрасывали), и они решили все-таки предпринять контратаку. А вдруг получится выбить большевиков?

Командир 27-го пехотного полка подполковник Мякинеми выделил для этих целей две роты первого батальона, более трехсот пятидесяти человек, свою главную ударную силу. Командовать ими поручили опытному и отважному капитану Ляссилю.

Тот подошел к заданию со всей тщательностью и серьезностью: произвел визуальную разведку (лично осмотрел в бинокль все окрестности), определил огневые точки противника (свои же бывшие пулеметные гнезда) и наметил две главные цели – капониры, которые надо было взять в первую очередь. Тогда зажмем русских в клещи и уничтожим плотным огнем. Тех же, кто попытается спастись по льду, добьем из минометов – бегущие будут четко видны на снегу. В общем, он все продумал и предусмотрел, как и учили его в военной академии.

Кроме одного – советские бойцы не собирались отступать. Они благополучно переждали обстрел и встретили атакующих финнов дружными залпами. И кинжальным пулеметным огнем… Не успел Ляссиль опомниться, как почти треть его солдат оказалась ранена или убита, а оставшиеся стали в беспорядке отступать. Как позже выяснилось, потери составили более ста человек. И это не считая тех, кто разбежался в страхе по лесу. Роты с позором отошли…

После этого подполковник Мякинеми крепко задумался – что же делать с этими упертыми русскими, как выбить их с плацдарма? Может, предпринять ночную атаку? Так сказать, перенять чужой опыт? Но это было очень опасно – дело новое, непривычное, солдаты к нему не готовы… А еще одна неудача, и от первого батальона ничего не останется. С кем тогда воевать? Прочие его подразделения были укомплектованы главным образом новобранцами и местными ополченцами…

Те для серьезного дела вообще не годились, послать их в бой – значит обречь на верную смерть. Ополченцы в засадах и неожиданных нападениях были очень хороши, сражались, как истинные герои, изобретательно и умело, но драться против регулярных советских частей не могли – не хватало выучки и опыта. А что касается новобранцев, так это были в основном юные, «зеленые» парни, у которых, как говорится, еще молоко на губах не обсохло. Подполковник Мякинеми понимал, что первый же бой станет для них и последним. Призывали ребят ведь в страшной спешке, ничему как следует не обучили – дали форму, сунули в руки винтовку, и ступай на передовую. Какие из них солдаты! Так, одна видимость…

В общем, ситуация складывалась печальная. И оставлять плацдарм в руках русских было нельзя (серьезная угроза для всей обороны), и выбить их не получалось. Куда ни кинь, а всюду клин, как говорят сами русские…

В конце концов, подумав, подполковник Мякинеми решил – раз мало людей, будем долбить артиллерией. Раз имеется… Чего пушки жалеть? И это будет лучше, чем посылать неопытных солдат и ополченцев на гибель. Будем стрелять по русским, пока хватит снарядов. Может, они не выдержат? Не железные же, должны отойти…

* * *

И финская артиллерия начала снова бить по плацдарму. Методично, упорно, обрабатывая каждый метр, квадрат за квадратом.

В конце концов капитану Лапшову это надоело, и он решил прервать заунывное, нудное завывание снарядов, которое полдня не давало ему спокойно отдыхать. Сколько же можно, в самом деле? Ни поесть нормально, ни поспать, ни у костра посидеть…

Он обратился с просьбой к капитану Лепсу – не поможете ли нам с батареей? Может, бронелет обойдет финнов с тыла и уничтожит проклятые пушки? Там же наверняка серьезной охраны нет, финны бросили сюда все силы. Надо заткнуть орудия навсегда… А уж он в долгу не останется, если что, так сразу…

Капитан Лепс передал эту просьбу Злобину, тот обещал подумать. Конечно, атаковать на бронелете было никак нельзя, из экипажа – всего два человека, он и Пан Профессор… Какой там бой, только в самом крайнем случае! Но кое-что сделать все же было можно. Если умно и осторожно.

Скажем, можно использовать беспилотник. Маленький шустрый вертолетик мог нести до пяти кило груза – специальную бомбочку. Ее вполне хватало, чтобы поразить бронированную цель. Заряд-то у нее был особый, сверхмощный. И результат всегда оказывался отличный, впечатляющий. Даже очень. Вот ее и решили использовать…

Зачем нужен бронелет, если можно обойтись одним вертолетиком? Ни к чему уничтожать все орудия, проще и надежней взорвать склад с боеприпасами. У финнов запас снарядов ограниченный, и подвоз в ближайшее время не предвидится – завод недавно уничтожили советские бомбардировщики. Так что…

Финны построили для снарядов настоящий каземат – бетонный блок, закрытый сверху стальной плитой и присыпанный землей. Крыша толстая, пробить ее трудно. Но это для обычной авиабомбы, а не для специальной… Вертолетик не промахнется, зависнет над местом и сбросит заряд, куда надо. Бомба рванет, ни одна стальная плита не выдержит…

Достали вертолетик, приготовили, прицепили к нему увесистую черную бомбочку. У нее имелся специальный взрыватель – срабатывал по радиосигналу. Злобин принял управление беспилотником на себя – вел его и следил за тем, чтобы аппарат не видели финны. Винтокрылая машина легко понеслась над макушками деревьев…

Через несколько минут она достигла батареи, зависла над складом, спрятанным под разлапистыми елями. Так, теперь осторожно, неторопливо… Надо опустить ее пониже и точно сбросить бомбочку на крышу…

Злобин повел вертолетик вниз. И тут он заметил, что дверь каземата широко открыта – это финны беспрерывно носят снаряды к орудиям. Такой шанс упустить было просто глупо…

Майор изящно направил летательный аппарат прямо в двери – солдаты как раз пошире открыли их, вынося очередной тяжелый ящик. Вертолетик скользнул мимо разинувших рот финнов и аккуратно скинул взрывное устройство на ближайший штабель. Теперь надо отвести его прочь…

Беспилотник скользнул обратно в открытые двери. Финские солдаты все стояли и удивленно таращили глаза – что это было?

Как только вертолетик вылетел, майор Злобин нажал на кнопку и привел взрывное устройство в действие. Бабахнуло так, что услышали и увидели за много километров…

Над складом взметнулся высокий столб огня и дыма, земля дрогнула от тяжелого удара. Воздушная волна снесла снег с деревьев и заставила финнов упасть на землю. В общем, эффект получился нехилый.

От каземата во все стороны полетели куски бетона, осколки снарядов гулко застучали по мерзлой земле. А потом еще долго, часа два, внутри него что-то взрывалось и грохотало. Черный дым поднимался к самым облакам…

После того как отгремел последний взрыв, финны с большой опаской поднялись и осмотрелись. Картина перед их глазами предстала удручающая: на месте каземата – огромная дымящаяся воронка, вокруг нее, на черном от копоти снегу, – разбросаны куски бетона и мертвые тела солдат.

Артиллеристы, оглохшие, обезумевшие от страха, спасались, кто как мог. Некоторые убежали далеко в лес. Их вылавливали и выводили к своим. И с трудом приводили в чувство…

Погибли орудийные расчеты, были уничтожены все запасы снарядов. А также оказались повреждены сами пушки, одна даже перевернулась верх колесами. Таков был печальный результат взрыва каземата.

Финны, кстати, так и не поняли, что же стало его причиной. Командир 27-го полка подполковник Мякинеми указал, что скорее всего произошел случайный подрыв – вследствие неумелого обращения новобранцев со снарядами. Не успели их как следует обучить, вот и… Короче, нелепая и трагическая случайность.

Взрыв имел для артиллерийской батареи, а также для всего 27-го полка тяжелые последствия: вести стрельбу по русским стало нечем, а без огневой поддержки идти в атаку на плацдарм – чистое безумие. И так уже столько людей потеряли… В результате подполковник Мякинеми отказался от идеи вернуть утраченные позиции и сосредоточился главным образом на обороне. Надо защищать то, что еще осталось. Он приказал ротам закрепиться в лесу и ждать указаний.

Рассудил он так: раз не вышло мытьем, попробуем катаньем. Подождем, пока русские сами пойдут вперед, тогда заманим их поглубже и уничтожим по частям, как это уже было на Раатской дороге. И потерь меньше, и результат – гораздо лучше.

Но господин подполковник даже не подозревал, что правила игры уже изменились, что в нее вступили новые игроки – Спасатели времени. И что теперь события пойдут по совсем иному сценарию. Маятник победы медленно, нехотя, но все же качнулся в пользу Красной армии…

Загрузка...