Бригадир

Глава 11

Я брел домой, отплевываясь от сухой снежной крупы, что летела прямо в лицо. Скоро Новый год, а настроение… Совсем не новогоднее у меня настроение. С Ленкой как-то дерьмово все получилось. Бабу-то найти не проблема. И для меня ТОГО сошла бы сейчас любая. Да только я уже не тот совсем. Мне теперь абы какая не нужна. Женщина хороша тогда, когда она на одной волне с тобой, как скрипка в оркестре. Такая нужна, с которой не только поговорить можно, но и помолчать. С Ленкой я бы с удовольствием помолчал… До утра… Но не срослось. Ведь даже не лимита я, а просто деревенщина, чьи манеры режут глаз воспитанной девушки из приличной семьи. Кстати, забавно… Что же это мы с таким гонором продавцом работаем? Презренное это дело для советской интеллигенции. «Торговка» — оскорбление в их среде, и довольно серьезное. Значит, не так уж здорово дела идут у папы с мамой, раз единственная дочь, свет в оконце, такими вещами на жизнь зарабатывает. Да… дела сейчас у всех не очень, а скоро будут еще хуже, а потом еще. Не удивлюсь, если Ленка и вовсе единственной кормилицей окажется у папы профессора и мамы учительницы русского языка и литературы. Да… Жизнь всех на прочность проверяет. И каждый прямо сейчас узнаёт на своей шкуре, тварь ли он дрожащая, или право имеет…

Хорошо, что я снова тот же самый пуховик купил. Слишком много вопросов возникло бы. Бродяга, что только откинулся, дорогое шмотье меняет каждую неделю. И вроде мелочь, а опытный глаз зацепит.

— Ну как? — жадно спросили парни, которые ждали меня у детского сада, что стоял посередине между горотделом милиции и моим домом.

— Да ровно все, — отмахнулся я. — Нету тела, нету дела. Выдыхайте. И рот на замок. Эту тему даже между собой больше никогда не обсуждаем. Менты и прослушку могут впихнуть.

— Куда? — удивился Копченый — В качалку?

— Не, — помотал я головой, — там у них наверняка стукач есть. На телефон. Ставят на кнопку и пишут все твои разговоры. Потом тебе их прокручивают на допросе. Так что имейте в виду.

Парни покивали, но затем на хмурых лицах появились кривые улыбки. Присели все-таки на измену.

Мы пошли в зал, чтобы поговорить спокойно, больше ведь и негде. Там дождались, пока разойдутся все наши «шварценеггеры», а Николаич заглянет и попросит Китайца, как самого ответственного из всех, да еще имеющего запасной ключ, запереть зал после девяти вечера. Тренеру тоже надо было куда-то свинтить пораньше, а Димас уже закрывал качалку не раз. Китаец вообще выглядел очень положительным мальчиком, особенно если чубчик на бочок зачешет. Все бабушки наших одноклассниц млели от его куртуазных манер и начинали мечтать о своре косоглазых внуков. Сроду не скажешь, что это милый паренек пару дней назад человека голыми руками насмерть забил. Как только последний из занимавшихся ушел, дверь тут же закрыли на замок и сдвинули скамьи.

— Короче, братва, — Карась достал свою спортивную сумку и поставил ее перед нами. — Я все разузнал про Вахидова. У него собственный дом в Мечте…

— Это же дачный кооператив, — не поняли мы. — Там дома слова доброго не стоят. Зачем ему в таком говне жить?

— Вы еще удивитесь, — многозначительно сказал Карась. — И построил, и земли еще рядом прихватил. Туда свозят деньги с рынка и ларьков бригадиры. Каждый вторник и пятницу. Там у него просто крепость, мля! Ни зайти, ни выйти. И кобели огромные бегают. И как построить смог такое? Как не отняли? Не понимаю!

— Не спалился? — поинтересовался я.

— Не… просто погрел уши пару раз в нужном месте. Но получилось даже лучше. Смотрите!

Вован открыл сумку, достал оттуда длинный мясницкий нож в прозрачном полиэтиленовом пакете.

— Ша! — прервал наш порыв Карась завладеть пырялкой и пустить ее по кругу — Лапами не трогать. Тут пальчики.

— Чьи?

— Толяна. Брата Хмурого. Он на рынке держит точку, разделывает мясо. Я коробки у него таскал, зашел в павильон — смотрю никого! Ну и подсуетился. Поднимает он бабок столько, что только держись, — вздохнул Карась — Слышал, что торговля мясом — это прикрытие. А так толкает наркоту. И крыша у него от Хмурого — так что вахидовские зубами скрипят, а сделать ничего не могут. Но с Хмурым из-за одной точки рамсить не хотят. Не стоит оно того.

— Ну и зачем нам нож брата Хмурого? — поинтересовался Гриша — Его же все равно Вахидовские не жмут.

— А нож затем, — догнал я. — Что если поставить Вахидова и охрану на глушняк, то кипешу ментовского будет до небес. Мы, парни, сделаем так, что они друг сами рвать будут.

Все покивали, только Пахом скривился:

. — Карась! Ты решил устроить тут Чикаго? Пересмотрел Крестного отца?

Инициативу Вована надо было защищать.

— Штырь, Карась решил, что поголовье бандитов на наш маленький город несколько чрезмерно. Я тоже думаю, что его слегка стоит проредить, причем сделать это надо так, чтобы на нас с вами никто и не подумал. Пусть одни плохие люди убивают других плохих людей. А мы, как та мудрая обезьяна, посидим на ветке, пока тигр и дракон рвут друг друга в клочья. А ножик этот нам очень и очень пригодится. Я бы даже сказал, что он станет главным действующим лицом во всей этой истории.

— Не стоит нам пока такой замах брать, — покачал головой Штырь. — Нас как тараканов передавят. Нужно сначала потренироваться… на кошках. Да и бабла приподнять немного. Нам от тех разборок, что начнутся, ни холодно ни жарко будет. А жрать каждый день надо. Не знаю как вы, а я спортсмен. Мне усиленное питание нужно.

— Согласен, — кивнул я. — Давай-ка сюда свой кинжал, Вован. Я его спрячу как следует.

Отправлю-ка я будущее орудие убийства к ТТэшнику в схрон.

— Так что насчет «кошек»? — поинтересовался Китаец — Мне тоже пипец как бабки нужны.

— Тогда давай скупщиков рыжья потрясем, — сказал Вовка, который сегодня просто фонтанировал идеями. — Они нормально так поднимают. Я их каждый день у ювелирки вижу, а каждый вечер — на рогах. Когда они из кабака возвращаются.

— Обязательно потрясем, Карась, — проникновенно сказал я. — Но мы живем в маленьком городке, и мы совершенно точно не тронем никого там, где нас могут узнать по куртке, по голосу или по походке. А поедем мы в Москву. И поедем тогда, когда будем готовы. Кто на этой неделе свободен?

— Я! — поднял замотанную руку Димон. — Все равно работать не могу.

— Я! — ответил Штырь. — Я вообще не работаю. Это для лохов. Без обид, парни!

— Тогда завтра в 15−00 встречаемся на Казанском вокзале, — сказал я. — И не приведи бог вам сесть в один вагон.

— На Савеловском, наверное? — удивленно посмотрели на меня пацаны.

— На Казанском, под табло, — со вздохом ответил я, поражаясь широте кругозора своих друзей. — На Савеловском слишком много наших будет. Вот подойдет к тебе человек десять и спросит, как дела? Что отвечать будешь?

Благородное искусство слежки только на первый взгляд кажется простым. Ну, казалось бы, иди за человеком да иди. Но это совсем не так. Валютчик — существо пуганое. У него инстинкты как у дикого зверя. Редко кто из них под ножом не стоял. А после такого испытания на жизнь начинаешь смотреть совершенно по-другому…

— Значит так, — начал я свой инструктаж, когда мы собрались за квартал от знакомого Ювелирторга. — Вы сейчас пройдете мимо точки. Наш терпила — в бело-синей куртке. Он молодой, резвый и горластый. Работает за троих. Судя по всему, непуганый еще по серьезному. Остальных не трогаем, ребята тертые.

— Угу, — кивнули парни без тени улыбки.

Опять повалил снег, и на улицах появились москвичи, которые тащили домой елки. Новый год был все ближе и ближе.

— Идем по очереди, — продолжил я. — Ты, Димон, проходишь мимо, запомнил клиента в лицо и пошел на ближайшую станцию. Ждешь его там. Скорее всего, он не будет кружить, но чем черт не шутит. Ты, Штырь, ведешь его до метро. Нужно убедиться, что это именно та станция, где Димон. Внутрь не идешь. Довел до дверей, и домой поезжай.

— А если он на другую станцию пойдет, тогда что? — деловито поинтересовался Штырь. Или вообще на машине уедет?

— Тогда узнаешь, как он уходит с точки, и отбой, — сказал я. — А завтра все переигрываем.

— А если он на мою станцию придет? — спросил Димон. — И вот я его там увидел.

— Садишься в соседнюю дверь и едешь с ним, — пояснил я. — Я уже буду с тобой, скажу, что дальше делать.

— Сложно как все, — удивленно посмотрел на меня Штырь.

— Это пока еще несложно, — ответил я. — Теперь по технике. В глаза не смотреть, взгляд расфокусированный. Ни в коем случае не пялиться пристально в затылок! Почует. Не пытаться рассмотреть его через витрины — можете встретиться взглядом. Этот трюк еще при царе Горохе использовали. Если он остановился, например, шнурок завязать, идете следом, не сбавляя хода. Не останавливаетесь и не мечитесь ни в коем случае. Просто проходите мимо, взгляд рассеянный. Лучше потерять день, чем спалить тему. Понятно?

— Серый! — удивленно посмотрели на меня пацаны. — Может, мы о тебе не все знаем? Ты точно чалился все эти годы?

— Тебе справку об освобождении показать? — огрызнулся я. — Если все поняли, расходимся. Сначала узнаем, где он живет, потом принимаем на выходе из квартиры. Он «воздухом» загруженный с утра выйдет. Там отдельный инструктаж получите. Это случится не сегодня.

— Слушай, Хлыст! — наморщил лоб Димон. — Ну вот довели мы его до дома. А как мы узнаем, в какой он квартире живет? Не толкаться же в подъезде все утро. Нас там все бабки срисуют тут же.

— Видишь ли, Димон, — я приобнял его за плечи. — Для этого и нужно два человека. Когда клиент заходит в подъезд, то через пару минут обычно загорается какое-нибудь окно. Либо спереди дома, либо сзади. Так-то мы и узнаем, где он живет. Думается мне, наш терпила — пташка не слишком ранняя. Ему на завод к восьми утра не идти. Значит, кроме пенсионеров, все будут в школе и на работе. Восход в день Ч случится в 8–59, на минуточку, а значит, придем мы туда по темноте.

— В 8–59? — тупо посмотрел на меня Штырь. — Так поздно?

— У тебя же дома календарик отрывной на стене висит? — кивнул я. — Вот там это все и написано, можешь проверить.

В Лобне, видимо, бушевала эпидемия гриппа, потому что и сотрудник автосервиса Дмитрий Пак, и формовщик Карасев Владимир, и даже водитель самосвала Кузнецов Григорий на смену в тот день не вышли, сраженные коварной болезнью. Они явились в поликлинику, где, культурно кашляя в платочек, изложили симптомы ОРВИ, знакомые каждому в нашей необъятной стране, мучимой этим недугом с постоянством, достойным лучшего применения. Как и водится в декабре в любой поликлинике, измученная участковая докторица дала три дня, даже особо не вникая в жалобы и анамнез. Очередь за дверью уходила за горизонт, а ей дико хотелось домой. Точнее, не так! Ей хотелось сначала выйти с автоматом Калашникова в коридор, перестрелять там всех бабок, которые пришли сюда, чтобы вывалить на нее всю тоску своей неудавшейся жизни, и только потом уйти домой с чувством выполненного врачебного долга. Получив заветный больняк, парни следующим же утром погрузились на электричку, которая везла злых, как собаки жителей ближнего Подмосковья на работу в Нерезиновую. Ведь, на наше счастье, клиент был молодой и непуганый. Он пришел на точку прямо из метро, а следовательно, деньги тащил из дома с собой…

— Значит так! — сказал я, когда мы собрались в соседнем парке, в километре от нужного места. — Ты, Димон, заходишь в подъезд и поднимаешься на этаж выше. Там стоишь на шухере. Карась — ты стоишь этажом ниже. Оба торчите на лестнице, в глазки не попадаете. Штырь и Копченый идут со мной. Вот пластилин, залепите глазки у соседей. Как только терпила выходит из квартиры, ставим ему в лоб волыну и заходим с ним. Вопросы есть?

— Есть! — поднял руку Копченый. — У нас что, есть волына?

— Есть! — кивнул я, не обращая на малость удивленные лица товарищей по нелегкому бизнесу. — ТТ. Обойма полная.

— Однако! — крякнул Штырь. — Ну ты даешь, Серый! Где взял?

— Где взял, там больше нет, — отрезал я. — Итак! Вчера клиент вышел из дома в 9–45. Поднимаемся за 20 минут до этого времени и ждем на площадке между этажами. Надеюсь, в этом доме живут нормальные старухи, которые умеют пользоваться лифтом. Вот шапки! Свои прячьте в карман. Надвигаете на глаза. Тут дырки специально прорезаны. Вот медицинские перчатки. После дела все это сбрасываем. Вопросы есть?

— Нет! — помотали головами парни. — Вроде все понятно разложил.

— Тогда смотрим на часы, — скомандовал я. — Заходим в подъезд по одному с интервалом в минуту-полторы. Хорошо, что на нем домофона нет, — сказал я и осекся.

— Чего на нем нет? — недоуменно посмотрел на меня парни.

— Домофон, — ответил я, мысленно кроя сам себя почем зря. Так проколоться! Какие домофоны в Лобне! — В блатных домах теперь подъезды запирают. Там, где непростые люди живут.

— Охренеть! — изумились пацаны. — Уже подъезды запирать начали! Вот довели страну демократы!

Да! — думал я. — Мы же сами и довели эту страну! Не кто-то, а именно мы! Не запирали в Союзе подъезды. А в Лобне нашей многие и дверей в квартиры не запирали, или оставляли ключи под ковриком. Благословенные времена были! Были и прошли.

Одиннадцатый этаж четырнадцатиэтажного дома на Ленинградке. Квартиры на таком этаже давали людям простым, не слишком приближенным к власти. Блатные брали сразу пачку ордеров и осматривали все, оставляя верхние этажи тем, кто попроще. Советский бомонд обычно селился не выше четвертого. Не приведи господи, еще лифт сломается. Умрешь ведь, пока поднимешься с сумками. Для наших целей одиннадцатый этаж подходил вполне. Верхний бы, конечно, получше, а нижний — намного хуже. Палево гарантировано. Парни заняли свои места и замерли, стараясь не дышать.

— Черт! — ругнулся вполголоса Штырь, когда этажом выше клацнул замок и Димон метнулся на лестничную площадку, предупредительно стукнув ключами по железу перил.

— Порожняк, — так же тихо ответил я, когда мимо нас проехал пыхтящий лифт. — Время подходит. Глазки залепи!

— Угу, — буркнул Штырь и быстро размял два комочка, залепив ими стекляшки на соседских дверях.

— Приготовились! — шепнул я. — Выходим, когда он дверь начнет запирать.

Дверь клацнула защелкой замка, а я быстро вышел и приставил пистолет к затылку человека, который крутил ключом в замочной скважине.

— Не шевелись! — сказал я, уперев ему в затылок железо ствола. — Если не будешь делать глупости, останешься жить. Закричишь, дернешься или захочешь увидеть наши лица — получишь пулю в затылок! Если вкурил, то молча открывай дверь и заходи в хату.

На мой голос подтянулись и Китаец с Карасем. Нечего им на лестнице тусоваться. Заметят еще бдительные пенсионеры.

— Вы конкретно попутали, парни! — сдавленным голосом сказал скупщик. — Я от серьезных людей работаю. Если вас найдут, на куски порежут.

— Просто ложись на пол, — сказал я, заводя его в зал. — Представь себе, что ты морская звезда. Руки и ноги в стороны. Деньги где?

— Нет здесь денег! — сделал он отчаянную попытку вырваться. Копченый, стоявший тут же, пробил ему хуком слева, а когда клиент упал, присел на корточки рядом.

— Тебя же предупредили, — ласково сказал Гриша. — Ты подумал, что в затылок тебе пугач ткнули? Нет, дружок, это ТТ. Одна маслина в голову испортит весь ремонт твоей мамы. Рот открыл!

— Чё? — испуганно спросил валютчик, не спуская глаз с черной точки ствола.

— Рот открыл! — я приблизил ТТ к его башке, и тот послушно отвалил челюсть вниз. А Копченый-то молодец! Провернуть ствол в пасти, да так, чтобы зубы самую малость покрошились — такое редко кто выдерживает.

— Так где деньги? — спросил я, а клиент промычал что-то невнятное и скосил глаза влево и вниз.

— Понятно, — сказал я, не вынимая ствол. — Рукав!

Штырь, который понял все с полуслова, полез в левый рукав, где всегда и во все времена валютчики носили деньги. И удобно, и не выпадет, и побежать можно, и даже подраться при необходимости. Он молча вытащил пакет с деньгами и показал мне.

— Белье и книги! — скомандовал я, и четверо ребят начали прочесывать квартиру, методично, шаг за шагом проверяя каждый сантиметр.

— Сливной бачок, морозилка, вентиляция и стиральная машинка, — скомандовал я, когда увидел толстую пачку сторублевок, которая лежала в томике из собрания сочинений Ленина, в котором самым варварским образом вырезали карман для этой цели. Расчет был верен. Эта книга станет последней, которую возьмет в руки гость.

— Подушки, матрасы, крупы на кухне! — сказал я, когда пацаны притащили тощую пачку долларов и немецких марок. Живем!

— М-мать! — радостно промычал Карась, который вынул из банки с пшеном мешочек с золотом грамм на четыреста. Там даже небольшой слиток нашелся. Я свел пальцы, показывая ему жестом: захлопнись! И он захлопнулся с такой готовностью, что чуть зубы не сломал. На его лице бродила дебильная улыбка, которую я ощущал даже через ткань изуродованной шапки.

— Изолента! — скомандовал я. — Сначала глаза завязать тряпкой, потом только заматывайте! Мальчик себя хорошо вел. Оставим ему на память его брови.

Через десять минут скупщик, лишившийся честно заработанных денежных средств и золота, лежал, напоминая мумию Тутанхамона. Он не протестовал, приняв правила игры. Он очень хотел жить и по маленькому. Он ведь даже заявление в милицию подавать не станет и отговорит от этого любимую маму, которая вечером придет с работы…