Бремя стагнатора

АГЕНТЫ

Девушка выставила вперед ногу в изящном башмачке, чуть шевельнулась, так, чтобы пола накидки обнажила загорелое бедро – из-за поворота улицы фланирующей походкой появился очень неплохой клиент. На такого она не смела и надеяться: пышно одетый аристократик, расфуфыренный, как Солнечный жрец на празднике Противостояния Небесного Диска. Грубые черты лица, светлые, выбеленные солнцем волосы, высоченный, словно мачта. Перевязь вышита золотом: паруса, якорь, скрещенные клинки – родовой герб, не иначе. Небось, и кошелек не пустует.

Явно отпрыск одного из старых корсарских родов – косит под капитана, а походка не морская. Ни на кого не смотрит, брезгует. Мол, вы все мне и в подметки не годитесь, да и вообще я просто гуляю. Ясно вам?

Но девушка давно уже приметила опытным взглядом, с каким интересом он посматривал по сторонам. В эту часть города богатые мальчики заходят только с одной целью: снять на ночь умелую подружку. И как бы не осуждали подобные связи в высших кругах, мужчины со своей природой ничего поделать не могут. Пусть даже они десять раз аристократы и кандидаты в мастера Ложи.

Красавчик зевнул, перевел свой скучающий взгляд на девушку. Она высунула язычок, призывно провела по губам. Подмигнула. Глаза аристократика забегали, то и дело возвращаясь к ее соблазнительным округлостям.

«Если он ищет развлечений, то как добрался сюда целым и невредимым? Неужто Сансара его не заметила? Или Килия? Впрочем, денек сегодня выдался удачным – в гавани на рейде теснится целый частокол мачт. А морячки страсть как соскучились по женской ласке».

Девушка усмехнулась. Ну, если эти дуры проморгали такой лакомый кусочек, уж она-то своего не упустит.

– Эй, красавчик, не устал от одиночества?

Напустив на себя скучающий вид, аристократ неспешно подошел к ней. Смерил с головы до ног, раздел взглядом. Похоже, увиденное ему понравилось.

– Как тебя зовут, милашка?

Его глаза показались девушке странными. Вроде бы обычные – серые, мужественные, но какие-то безжизненные. Она еще подумала мельком: «А не успел ли он заглянуть к мамаше Сиро и надышаться черного порошка. Решил, так сказать, удариться во все тяжкие: сначала травка, потом девочки. Ну, с порошка ему в постели удержу не будет. Потом два дня на работу не выйдешь – все болеть будет. Впрочем, если хорошо заплатит, то кто ж против?»

– Илама. Ты ищешь развлечений, красавчик? Разве хорошо быть одному в такой вечер? Я могу помочь. Для тебя – хоть на всю ночь.

– Ила-ма… – он как будто пробовал ее имя на вкус. В речи слышался небольшой акцент, некоторые согласные аристократик выговаривал чуть тверже, чем нужно. Девушка решила, что не ошиблась: выгодный клиент точно из семьи мастера Ложи. Много их осело в бывшей Морской столице – и северян в том числе, что до сих пор, говорят, сохранили в семье родной язык. Отсюда и акцент. На сына он, конечно, не тянет – да и что ему делать, сыну мастера Ложи, в квартале развлечений? А вот на племянника или бастарда какого-нибудь – вполне. Пристроили на мелкую должность, отсыпали денег щедрой рукой. Гуляй, мол, веселись и не мозоль глаза знатному родственнику.

– Скажи, Илама, ведь это, – он брезгливо повел рукой вокруг себя, – и есть Веселая улица?

«Что он тут, в первый раз? – подумала девушка. – А вдруг и правда? И-е-ех! Тогда он цен не знает, бедняжка. Да я с него три шкуры сдеру!»

– Да, это она. А что?

– Я много слышал про это место, – уклончиво сказал он. – А знаешь ли ты постоялый дом толстухи Бреды?

Илама расцвела: «Аристократик хочет снять уютную конуру для любовных утех? Пожалуйста. Глядишь, еще и на этом удастся подзаработать. Просто ходячий клад, а не клиент! А с Бредой всегда можно договорится, своя тетка. Тоже на мостовой начинала, а когда красота и тело вышли в тираж, выкупила целый доходный дом».

– Конечно знаю!

– Отлично…

Красавчик достал из кошеля на перевязи маленький пузырек – Илама подумала: деньги, подалась вперед и чуть было все не испортила. Хорошо удержалась. Он несколько раз вдохнул нюхательной соли, всем своим видом изображая, как его тонкому аристократическому нюху претит окружающая вонь. Потом положил пузырек на место и словно бы случайно тряханул кошель, да так, что тот призывно звякнул монетами.

– Тогда, наверное, ты сможешь отвести меня туда…

«Отвести – и больше ничего?» – подумала Илама.

– …и скрасить мое одиночество. Скажем, до утра.

«Ну вот! Так бы сразу и говорил!»

– Господин, хочет купить себе общество?

– Господин уже купил! – гордо заявил он и ухватил ее за податливое бедро. – Пойдем, милашка.

Илама с радостью побежала бы, а не пошла, но на всякий случай заметила:

– Но господин не спросил о цене.

– А почему ты уверена, что она его интересует? – вопросом ответил он.

Девушка хихикнула, прильнула к аристократу всем телом, преданно заглянула в глаза и потащила своего спутника вниз по улице.

Они не успели завернуть за угол, как от противоположной стены отлип неприметный тип в кожаном переднике ремесленника и неторопливо двинулся следом.

Длинная, извилистая Веселая улица тянулась от порта до самых северных ворот. Древние зодчие знали, что делали: даже если неприятель штурмом возьмет внешнюю стену, ему придется заплатить немалой кровью за прорыв к центру города. Узкие – двум всадникам не разминуться! – улочки венчались на поворотах парой башенок-бастионов. В каждой нарезано несчетное количество бойниц, так что стрелки на площадке вынуждены стоять боком, теснясь, как гвозди во рту у сапожника. Целиться, конечно, неудобно, но меткость от них и не требуется. До врага хорошо если полсотни шагов – не промахнешься. И деваться ему некуда – только под стрелы. Вполне хватит и десятка малообученных горожан, чтобы задержать атаку. Ну, а если даже атакующим удастся миновать смертоносные башни, на следующем изгибе их ждет новый рубеж обороны.

В те далекие времена улица гордо именовалась Защитницей, а земли гильдии пока еще считались отдаленной сол­маонской провинцией. Правда, считались скорее по традиции, чем на самом деле – морская торговля, зачастую мало чем отличающаяся от контрабанды, а иногда и ничем неприкрытое пиратство пролили над древней землей Трех Лиан невиданный золотой дождь. Провинция стремительно богатела и все чаще задумывалась: почему это она должна отдавать на север треть всей прибыли? Как следствие – законы империи исполнялись со все большей неохотой, а высоких гостей с сине-золотым императорским вымпелом встречали без особого энтузиазма и даже с некоторой прохладцей. В Совете Наместника, который раньше играл лишь декоративную видимость самоуправления, запестрели именные плащи мастеров Ложи, и все отчетливей зазвучали призывы к отделению.

Конечно, Солмаон не мог смотреть на все это спокойно. Грозные эдикты валились на Морскую столицу непрекращающимся потоком. Меткандр IV, прозванный Неукротимым, тогдашний правитель Земли Тысячи Побед, не преминул бы прибавить к своим трофеям и мятежную провинцию. Но занятый пограничными стычками на востоке, он все откладывал и откладывал поход вразумляющей армии.

Гильдия не сидела сложа руки – за полновесное золото местной чеканки с тремя переплетающимися лианами скрытно набиралось наемное войско. Зодчие, якобы приглашенные обновить Дворец Наместника и выстроить помпезное здание Совета, почему-то все как один оказались фортификаторами и больше внимания уделяли городским стенам, угловым бастионам и внутренним укреплениям.

Впрочем, хронисты гильдии сходятся в одном: доведись отборным штурмовым легионам Неукротимого попробовать на крепость Морскую столицу – город бы пал. И не один летописец вставляет в сухое повествование благодарность Небесному Диску: неопасная вроде бы сыпнянка за полгода свела в могилу несгибаемого Меткандра. Император и в поединке с болезнью остался верен в себе – он просто не обращал на нее внимания. Всего лишь досадная помеха. Примерно так же он реагировал на нехватку продовольствия в армии, на два крыла чжандоуской кавалерии, что перерезали путь к отступлению, или на взрыв осадных бомбард в первый же день штурма приграничной крепости Сармасса. Прежде ему удавалось справляться со всеми неприятностями, благодаря исключительному умению маневрировать резервами и неукротимой ярости войск. Солмаонские солдаты верили своему императору безгранично.

Но с болезнью ему пришлось сражаться в одиночку. Он, как обычно, не отступил. Однако этот противник оказался Меткандру не по силам. В первый – и в последний раз. В императорскую резиденцию правитель вернулся сидя в седле, хотя только Пресветлый Небесный Диск знает, каких сил ему это стоило. Но уже на следующий день императора вынесли во двор на носилках. Столица даже не успела всласть просклонять на все лады неожиданную новость, моментально обросшую слухами и догадками. Через три дня Неукротимый скончался.

А с наследником Солмаону не повезло. Единственный сын Меткандра, рыхлый, ленивый и не слишком умный Рагавенон, даром что унаследовал кровь великого императора, совершенно не подходил для истинного правителя Земли Тысячи Побед. Пока были живы прославленные полководцы отца, империя еще могла сдерживать натиск с востока и даже нанесла ратям Чжандоу несколько чувствительных поражений. Но людской век недолог, иссеченные шрамами старые вояки ушли греться к светлому престолу Небесного Диска, а Рагавенон, падкий на лесть, окружил себя лизоблюдами и карьеристами.

Наслушавшись придворных восхвалений, молодой император всерьез считал, что новые победы достигнуты благодаря его исключительным способностям, ведь никто иной, а именно он в полной мере унаследовал талант и воинскую удачу Неукротимого. Большим счастьем оказался тогда для Солмаона тот факт, что с Чжандоу совсем недавно был заключен очередной, тридцать седьмой по счету «вечный» мир и Рагавенону волей-неволей пришлось искать новых противников. Мятежная провинция Трех Лиан показалась ему идеальной целью для реализации полководческих амбиций.

Но войска и военачальники у Солмаона были уже не те, что при Меткандре Неукротимом. Две попытки осады Морской столицы на протяжении одного года позорно провалились, а в довершении всего во время одной из вылазок осажденные захватили в плен вражеского командующего и императорский штандарт. Незадачливого главкома потом казнили на главной площади, а плененное знамя до сих пор хранится в Главной Церемониальной зале Ложи. Тогда Рагавенон приказал перейти к тактике удушения. Имперцы вторгались в приграничные земли, разоряя посевы и мелкие ремесленные города. Но и здесь наемная кавалерия, высаженная в тыл прямо с быстроходных гильдейских галер, наголову разгромила когда-то непобедимую армию Солмаона. В попытке сохранить лицо император был вынужден, скрепя сердце, признать сначала самоуправление, а потом и независимость гильдии Трех Лиан.

Трон под Рагавеноном зашатался. После нескольких неурожайных лет, военное поражение от бывших вассалов оказалось совсем некстати. Всего лишь через три зимы императора сместили в пользу его собственного племянника. Сначала выслали под домашний арест в Летнюю резиденцию, а потом тихо зарезали по приказу непочтительного родственника.

Тот был бы рад вернуть в материнское лоно Солмаона нерадивых морских удальцов, но на востоке снова зашевелилась Чжандоу. А война с извечным врагом – это деньги, которые приносит устойчивая морская торговля, и надежное снабжение войск. Лучше морем, вдоль побережья, так его труднее перехватить. Новый император понимал, что даже если и удастся возвратить гильдию под сень имперской власти, провинция, замиренная силой, – плохой союзник. А тем более – стратегический союзник, жизненно необходимый в грядущей войне. Пришлось подтвердить заключенный предшественником договор. Кое-какие знаки имперского подчинения остались, но все понимали: они лишь фикция, хорошая мина при плохой игре.

И вот уже полтораста лет мастера Ложи правят гильдией по собственному разумению, не отчитываясь ни перед кем. Иные ворчат, что, наверное, стоило остаться под имперским правлением. Жить, мол, было бы лучше… но таких меньшинство. Гильдия процветает, мощный торговый флот и дружественные, в целом, отношения с бывшей метрополией хранят ее от многих неприятностей. Большая сухопутная армия и могучие укрепления прошлого оказались не нужны, а побережье и реки надежно контролируются непревзойденными по маневренности галерами.

Гильдия все чаще полагается на золото и торговые договоры, чем на мощь каменных стен и клинки наемников. Наследники воинственных корсаров стали ремесленными мастерами и заседают теперь в Ложе, капитаны кораблей все чаще предпочитают именоваться купцами, и даже улицы сменили названия. Прославившаяся во время памятной осады Защитница стала Веселой, получив новое имя по количеству злачных и питейных заведений. Квартал, примыкающий к порту, долгие годы застраивался тавернами, притонами и доходными домами всех мастей. А что еще нужно истосковавшемуся по веселью и женскому обществу моряку, в чьих карманах позвякивает неистраченное жалование?

От прежних времен сохранилась лишь сторожевая башня с частоколом бойниц. Пол на площадке перестлали заново, и разбили ее на несколько комнат. Предприимчивая хозяйка доходного дома – Толстая Бреда – сдавала их на одну-две стражи, а то и на всю ночь ищущим любви парочкам: морякам, подмастерьям или солдатам, подцепившим гулящую девчонку. Так что теперь завоеватель, ворвавшийся в город через северные ворота, вместо смертоносного дождя стрел в упор услышал бы только хор соответствующих звуков и стонов, что доносятся из грозных бойниц.

Аристократ пропустил Иламу вперед, вошел сам под могучие своды доходного дома. Низкая дверная притолока заставила его пригнуться, и девушка снова поразилась росту своего спутника.

«Во вымахал-то!»

Навстречу им уже бежал прислужник – сомнительного вида недоросль с бегающими глазками и гнилыми зубами.

– Да осенит вас теплом Небесный Диск, дорогие гости! Добро пожаловать! – тут он разглядел богатую перевязь, дорогую одежду, надменный вид посетителя и заюлил еще сильнее. – Добро пожаловать, благородный господин! Дом тетушки Бреды к вашим услугам. Все, что вы пожелаете, будет доставлено, все, что вы закажете, будет самое лучшее!

– Сомневаюсь, – процедил аристократ.

– Честно слово, господин! Чтоб мне у светлого престола не греться!

– Ладно-ладно. Проведи нас в самую лучшую комнату. С чистой кроватью и занавесками. Ты вообще знаешь такое слово – «чистый»?

Паренек быстро-быстро закивал:

– Знаю, господин, конечно знаю! Наши лучшие комнаты наверху!

– Тогда веди. И побыстрее!

Комната и вправду оказалась неплохой. Окно завешено плотной гардиной, не новой, но выстиранной и аккуратно заштопанной. Посредине – чисто выбеленный стол, несколько резных кресел, в алькове располагалось широкое ложе с балдахином. Аристократ пощупал покрывало, картинно скривился, но вроде бы остался доволен.

– Эй, ты, – он подозвал к себе прислужника, кинул ему медяк. Монета исчезла мгновенно, прямо на лету, будто ее никогда и не было. – Комната подойдет, молодец. А теперь позови сюда хозяйку. Быстро!

Едва он выскочил за дверь, как Илама игриво потащила клиента к кровати.

– Подожди, – отмахнулся он, – не все сразу.

Тогда она присела в одно из кресел, стащила по очереди башмачки и водрузила босые ноги на стол. Провела пальцем до колена и ухватила за кончик поясок накидки.

– Господин хочет посмотреть на красоту, которую он купил? Может…

– Господин хочет, чтобы ты сначала помылась! – грубо оборвал он.

Девушка насупилась, но поясок все же распустила. Крупную высокую грудь, едва прикрытую прозрачной тканью, разглядел бы и слепец, каковым высокий аристократ явно не был. Пусть полюбуется на ее гордость, решила Илама, авось подобреет.

Клиент не обманул ожиданий, жадно рассматривая ее ноги, шею, грудь. Девушке показалось, что еще немного – и он на нее набросится.

Но в этот момент за дверью тяжело запыхтели.

– Господин, можно к вам?

Прежде Толстой Бреды появился ее живот. Потом, одышливо хрипя, ввалилась она сама, потом в комнату ужом протиснулся давешний прислужник и моментально уставился на грудь Иламы. Краснолицая толстуха узнала девушку, но не подала виду, разве что слегка кивнула с явным одобрением: молодец, дорогуша, такого клиента заполучила.

– Слава Небесному Диску, что привел в мой скромный дом таких гостей! Что желаете, господин?

Аристократ порылся в кошеле, достал золотой старой имперской чеканки. Все трое, как по команде, уставились на него. Даже прислужник оторвался от блаженного созерцания форм Иламы и жадно пожирал глазами монету. Толстая Бреда тихо охнула и забыла выдохнуть, отчего сделалась еще больше и еще краснее. Золотого вполне хватило бы, чтобы снять на пару дней весь ее дом со всеми обитателями. Включая и ее саму.

– Слушай сюда, хозяйка. Я беру эту комнату на всю ночь. Я хочу все лучшее, что у тебя есть. Вина из твоего подвала, настоящего вина, а не кислого пойла, которым ты потчуешь обычных посетителей. Мяса, овощей, хлеба – доброй еды, чтобы насытить минимум три голодных рта. Только свежее, поняла? Гнилую тухлятину оставь для других. Бадью и несколько ведер горячей воды, помыться вон той милашке, – он кивнул на Иламу. – И все это я хочу быстро.

Щелчком он отправил золотой под ноги Толстой Бреде. С неожиданным для ее огромного тела проворством хозяйка подхватила монету едва ли не прежде, чем она коснулась пола.

– Все будет в лучшем виде, господин!

– Надеюсь. И вот еще что! – аристократ поморщился, будто бы вспомнил нечто неприятное, но чрезвычайно важное. – Меня могут спрашивать.

– Нет-нет, – закивала толстуха, – вас никто и никогда здесь не видел!

– Наоборот, дура. Если придет человек и захочет видеть кина Саргамо – веди его сюда. Только в дверь постучи. Ясно?

– Да, господин. Конечно, господин.

Илама с наслаждением терла себя мочалкой, искоса поглядывая на аристократа. Тот сидел, развалившись в кресле, потягивал вино и угрюмо смотрел перед собой. По мнению девушки, прекрасный напиток, что стоял перед ним в оплетенной бутылке, нельзя было потягивать. Нет – его нужно пить маленькими глотками, наслаждаясь вкусом и букетом ароматов. Лучшего вина ей в жизни не доводилось пробовать. И откуда только старая скряга Бреда его взяла? Неужто купила? Впрочем, кину Саргамо наверняка доводилось пить вино и получше.

«И на меня он совсем не смотрит. Да что с ним такое? На улице лапал, словно невесть сколько времени женщин не видел, а теперь?»

Она перепробовала все. То выставляла на край бадьи ногу, намыливая ее кошачьими, ласкающими движениями, то невзначай приоткрывала грудь, то поворачивалась спиной и натиралась мочалкой, обняв себя руками.

Все напрасно.

«А вдруг он… ну, не может просто так? И нужно его как-то пробудить? Бедняжка. Ну да ладно, не впервой же!»

Илама вытерлась покрывалом, завернулась в него и зашлепала босыми ногами к Саргамо. Залезла с ногами в кресло напротив, сладко потянулась и спросила:

– Теперь пора?

Он усмехнулся.

– Что – пора?

– Господину пора посмотреть на красоту, которую он купил.

– Думаю, да.

Он оказался умелым и неутомимым, как Илама и ожидала, только несколько холодным. Иногда он как будто вспоминал о чем-то, останавливался, чуть ли не на глазах теряя к ней интерес, потом опять пробуждался, возвращаясь к ней из своих неведомых дум и опасений, и все начиналось по новой. В какой-то момент девушка даже забыла про деньги, в ней проснулась обычная женская гордость.

«С кем это он меня сравнивает? Может, его недавно сердечная зазноба бросила? Такая вся, с пышной фамилией и плоскими формами – знаем мы этих аристократочек! А он, значит, пришел сюда забыться. Бедняжка Саргамо, уж я постараюсь, чтобы ты про нее никогда больше не вспоминал!»

И она, удивляясь самой себе, взялась за опостылевшую работу со всем пылом, чего никогда не делала раньше. Обычно ей было наплевать, ждет ли моряка дома жена и сколько у наемника таких же вот однодневных любовниц в каждом приграничном форте. Главное – сколько заплатит.

А сейчас…

Они пробарахтались в постели три или четыре стражи, Илама уже потеряла им счет, но тут в дверь виновато постучали.

– Господин, вас там… внизу… спрашивают, – голос прислужника звучал приглушенно.

– Кто?

– Простите меня, господин, он сказал, что вы знаете.

Илама почувствовала, как оживился Саргамо.

– Хм… Он что-нибудь передал для меня?

– Да, господин. Можно войти?

– Подожди, – аристократ поднялся, набросил на плечи плащ, подошел к двери.

Со своего места девушка с трудом могла разглядеть, что там происходит. А любопытно было – страсть! Вроде бы сначала прислужник хотел проскользнуть в комнату – не иначе, чтобы полюбоваться на нее хотя бы краешком глаза. Но уткнулся в могучую фигуру Саргамо и скис. Пробормотал что-то извинительное и вложил в нетерпеливую руку аристократа небольшой предмет. Сколько Илама не приглядывалась, сколько не вытягивала шею, так и не смогла понять, что же там такое.

– Подай еще вина и зови их сюда. – Саргамо швырнул на немытые половицы очередной медяк и захлопнул дверь перед носом прислужника. Обернулся к Иламе: – Оденься.

– Зачем? – она сладко вздохнула и потянулась, зная, какое впечатление это производит на мужчин. – Твой гость не должен меня видеть?

Спросила, и почувствовала, что переборщила. Да какое ей собственно дело? В постели с ним, конечно, неплохо, да и щедростью его Небесный Диск не обидел, но почему это вдруг она решила, что имеет право спрашивать? Кто она для него? Простая портовая девка, умелая и готовая на все.

Саргамо не рассердился. Всего лишь усмехнулся и повторил:

– Оденься.

Илама завязала поясок накидки, надела башмачки, вопросительно посмотрела на клиента: все, мол, прогонишь? Или еще побалуемся, когда с делами закончишь?

Саргамо понял ее взгляд по-своему. Порылся в перевязи, вытащил две рубленные серебряные монеты, взял ее руку и аккуратно вложил их в ладонь.

– Хватит?

Девушка кивнула. Чжандоуское серебро ценится у менял весьма высоко. Ей ли не знать – такими монетами часто расплачиваются матросы торговых галер. Только вот…

– Господин хотел на всю ночь… – неуверенно начала Илама.

Он пристально посмотрел ей в глаза, хотел сказать что-то ободряющее, но потом, словно бы вспомнив, что обязан быть суровым и непреклонным, отрезал:

– Господин передумал.

Он сел за стол, задумчиво повертел в руках предмет, который передал ему прислужник. Только сейчас Илама смогла рассмотреть его: желтоватый лист с неровными краями, косые линии, какие-то значки… Кусок пергамента!

– Впрочем, насчет ночи ты верно сказала. Ночь еще не кончилась. Скажи, Илама, есть у тебя подружка? – И, прежде чем она успела ответить, добавил: – Такая же красивая и умелая, как ты.

– Есть! – ответила она и расцвела от неожиданного комплимента. Подумала, что Килия наверняка уже освободилась. И только потом все окончательно поняла и нахмурилась: «Ему одной меня мало, что ли?»

– Замечательно. Тогда – если хочешь заработать еще столько же – сходи за ней. Как ее зовут?

– Килия…

– Думаю, Килия не откажется от лишней пары монет. А?

Илама кивнула, хотела сказать, что и она, мол, готова постараться за двоих, причем ничего лишнего платить не потребуется и…

В дверь снова постучали. Саргамо недовольно отозвался:

– Что еще?

– Ваши гости, господин.

Комната наполнилась людьми. Первым вкатился прислужник, водрузил на стол поднос с двумя кувшинами вина и кружками. Привычно осклабился на Иламу, подмигнул. Следом за ним, настороженно озираясь, вошел молодой парень в хламиде переписчика и с красными, воспаленными глазами. Последним появился ремесленник самого среднего роста и возраста. Внешность у него была на удивление неприметная. Только и можно сказать – ремесленник. Кожевенник, судя по переднику и бурому налету дубильного порошка на руках.

Саргамо приветствовал гостей кивком головы.

– Садитесь, пейте. Заплачено.

Прислужник все еще переминался у стола. Но в этот раз ему не повезло – аристократ лишь махнул рукой в сторону двери:

– Пошел вон. Проводи девушку. Если что понадобится, тебя позовут. Ну, Илама, мы тебя ждем. Постарайся не задерживаться.

Прислужник догнал ее внизу, у самого выхода. Ущипнул за бок, облапил и прошептал на ухо, обдав смрадом изо рта:

– Господин аристократ тебе, конечно, неплохо заплатил, понимаю. Но много денег никогда не бывает и, как мне кажется, мы могли бы…

Не дослушав, девушка сбросила его руку и пихнула в бок со всей силы.

Прислужник зашипел от боли, с угрозой начал:

– Ах ты, шлюха, да я…

– Ты, – спокойно сказала Илама, – извинишься и забудешь, что здесь случилось. Иначе когда я приведу подругу для моего клиента, я тоже буду помнить все. Причем в подробностях. И, кстати, перескажу их одному нашему общему знакомому. Не знаю, что он сделает с тобой – может, и ничего. Но он точно никогда больше не придет в дом Бреды, а уж я, поверь мне, постараюсь объяснить твоей хозяйке, кто в этом виноват.

Когда Илама вернулась, все трое так же сидели вокруг стола. Судя по всему, беседа недавно закончилась – пустые кувшины и кружки составлены в угол, на столе расстелен кусок пергамента. При появлении девушек Саргамо тут же свернул его и убрал за пазуху. Кожевенник выглядел довольным, а молодой переписчик, хоть и чувствовал себя неуютно вдали от темной кельи, увеличительного стекла и неистребимого кислого запаха пергаментных листов, тоже явно в накладе не остался. Глаза его поблескивали, движения казались немного неуклюжими – на радостях парень выпил чуть больше, чем обычно. Ничего, бывает.

– А вот и мы! – провозгласила с порога Илама. Сделала шаг вперед, втащила в комнату вторую девушку, невысокую и черноволосую. Глаза той немного косили, отчего казалось, что она все время призывно указывает взглядом в сторону, намекая на что-то недозволенное, но приятное. На щеке притаилась небольшая родинка.

– Я Килия, – почти пропела она звонким, чуть хрипловатым голоском.

Саргамо встал, пристроил через плечо перевязь, смерил взглядом своих гостей. Кожевенник незаметно кивнул. Тогда аристократ поманил к себе девушек, сказал ремесленникам:

– Это сверх договоренного, премия. Если мои люди того заслуживают, я их всегда награждаю. – И добавил, так же, как совсем недавно о вине: – Пользуйтесь. Заплачено.

Его слова обрушились на Иламу с грохотом непредсказанного землетрясения. Неожиданно и сногсшибательно. Как? Ей-то показалось, что он хочет продолжения, а на самом деле… Ими просто расплатились за какую-то услугу.

– Илама!

Она вздрогнула. Саргамо стоял прямо перед ней, протягивая такую же золотую монету, что досталась Толстой Бреде.

– Возьми. И постарайтесь сделать все, чтобы мои гости остались довольны.

Девушка заметила, как засверкали глаза у Килии, подумала, что теперь уж подруга не станет вопить, зачем это ее разбудили и тащат неизвестно куда. Наоборот, благодарить будет. Ей-то Саргамо видится щедрым, такого сам Небесный Диск велел доить, пока молочко есть.

Нет, все понятно, на что ему сдалась портовая девка? Попользовался умением, голод свой мужской утолил, а при других – ни-ни. Нечего аристократу равнять себя с какими-то мастеровыми, не того полета птица.

Купил красотку, одарил барским жестом. Пользуйтесь. Заплачено.

На Веселой улице от лишних денег не отказываются.

«А ты что хотела, подруга? Возомнила себе невесть что, думала, ты ему понравилась? Да он просто забыться хотел! И вообще все бабы для него товар. Одних деньгами покупает, других положением. Одна гордая попалась – отказала или ушла, так он пришел мужское достоинство свое поднимать. Знаем, навидались и наслушались. Сколько мне вот таких же красавчиков с гербами душу по утрам наизливали. Да пошел ты! Кин Сарга-амо… Пошли вы все».

Илама вызывающе повела плечами, тронула поясок.

– Ну? Кто первый?

Аристократ удивленно отшатнулся, потом кивнул, неопределенно махнул рукой.

– Развлекайтесь, – и вышел. Разрешил, вроде как.

Девушка посмотрела ему вслед и неожиданно подумала: «Узнать бы, как зовут ту суку! Глаза бы выцарапала».

Саргамо сбежал по лестнице, брезгливо отмахнулся от прислужника. Навстречу поспешила Толстая Бреда:

– Господин уже уходит? Может, подать что-нибудь еще?

– Нет. Проследи, чтобы мои гости ни в чем не испытывали недостатка. Если им понравится, может быть, мы придем еще раз. Не оплошай, хозяйка.

Когда расшитый плащ исчез за входной дверью, толстуха прикрикнула на помощника:

– Слышал, что сказал господин? Шевелись, дармоед! Спроси, не нужно ли еще вина, горячей воды, мяса!? Давай! – скомандовала она, сопроводив слова увесистым пинком для понятливости. – Пшел!

Наверное, они очень удивились бы – и Толстая Бреда, и оба ремесленника, и даже Илама, доведись им проследить, что делал их недавний клиент. Саргамо почти сразу же свернул с Веселой улицы в лабиринт грязных проулков и задних дворов. Щегольские сапоги моментально запачкались омерзительной вонючей жижей, но аристократ, что еще недавно брезгливо морщился от запахов портового квартала, казалось, не обращал на это внимания. На ходу он скинул перевязь, немного помял в руках и повесил на шею, превратив в поношенный шарф. Плащ, вывернутый подкладкой наружу, стал серым, замызганным и неприметным.

Через минуту из-под нависающего фронтона очередного доходного дома вынырнул высокий моряк. Не командир, но и не рядовой матрос – скорее всего лоцман или торговый мастер. Надменное выражение лица сохранилось, но теперь Саргамо выглядел не скучающим аристократом, а побитым жизнью корабельщиком, что всякого навидался на своем веку. Такого трудно удивить.

Он миновал императорскую лестницу, что вела в Верхний город, кварталы богатых купцов и гильдейской знати. Обогнул закрытые на ночь торговые ряды и успешно избежал близкого знакомства с ночной стражей.

Из города он выбрался по дну сточной канавы. Конечно, ворота охраняют спустя рукава – время спокойное, нападения никто не ждет, а с лихими людьми пусть городская стража разбирается, – но и с привратниками лучше не связываться. Саргамо знал, что те сначала промурыжат до рассвета, вытянут все деньги, какие есть, и только потом отпустят. Ну их к троллю! На север и в горы, как говорили дома.

В трех километрах от Морской столицы – в девяти перестрелах по-местному – Саргамо разглядел приметный камень. Здоровенный кусок песчаника откололся во время давнего землетрясения. С тех пор он так и лежал среди прибрежных холмов, вмести с десятком таких же свидетелей древних катастроф.

Оглянувшись, Саргамо в последний раз проверил, нет ли слежки, и исчез за камнем. Отмерил от небольшого выступа пару шагов, снял дерн, раскопал присыпанный землей схрон. Внутри оказался матово-черный ящик из неизвестного материала. Неизвестного здесь, землянин сразу бы опознал в нем армированный пластик.

Саргамо приложил большой палец к сканеру отпечатков и набрал код. Клацнули замки.

Если бы недавние собеседники могли увидеть его теперь, у них бы точно глаза на лоб полезли. У всех, кроме разве что Иламы. Пышный аристократ, а ныне – моряк начал раздеваться. Сноровисто запихнул свой двуличный наряд в кофр, взамен достал черный облегающий комбинезон. В обиходе его называли «хамелеоном» – маскировочный костюм отражал свет под разными углами, из-за чего создавалось впечатление размазанности. Попробуй разгляди ночью человека в таком комбинезоне! Чешуйки с силиконовой смазкой на коленях, бедрах и локтях в случае необходимости помогали вывернуться из любого захвата.

Костюм сидел как влитой. Человек, которого недавно звали Саргамо, защелкнул на руке компас, пеленгатор, надвинул на глаза ноктовизор. Ночь сразу же превратилась в день, полный неестественно ярких красок – компьютер автоматически дорисовывал картинку.

Человек приложил к губам микрофон трансивера и тихо сказал:

– Игорь, это Свен. Все в порядке, встреча состоялась. Документы получил. В точке выброса буду примерно в три семнадцать.

Базовый ретранслятор отозвался коротким писком – сообщение записано. Теперь осталось только ждать. Ни командир, ни третий член группы еще на связь не выходили.

Свен упаковал в контейнер пергаментные листы официальной переписки, скопированные молодым ремесленником. Вот она, здесь, цель всей операции. Если кто из местных и сможет открыть контейнер, он обнаружит внутри лишь горстку пепла. Механизм самоуничтожения может отключить только командир группы. Или техники на базе.

А контейнер снаружи выглядит, как обычная железная чушка, сымитированы даже следы грубой ковки.

Ретранслятор снова пискнул – напоминал о себе. Пеленгую, мол, все в порядке, вокруг чисто, можно идти. Из-за подобных вещей Свен иногда чувствовал себя глупо. Тайники, шифры, явки, встречи с агентами… словно в плохом интерактивном детективе, в видеоигрушке класса «Б». Твое участие виртуализировано до максимума – техническое превосходство сводит практически к нулю возможность провала. Даже здесь, в пустынных и молчаливых дюнах он не один, его фиксируют спутник слежения, сначала «двойка», а потом – когда она уйдет за горизонт – «шестерка», да и ретранслятор на буе в трехстах километрах от берега постоянно сканирует все, что происходит вокруг.

«Говоришь с умным видом секретный код, а чувствуешь себя глупо. Как будто кругом игра, а кто воспринимает ее всерьез? Проиграть-то невозможно.

Ну, почти…»

Свен поежился. Во время собеседования Игорь Квашнин обмолвился, что Служба уже потеряла двоих агентов и он-де не хочет увеличивать этот счет. Кто-то из новичков тогда спросил, как такое могло произойти, на что русский ответил просто: чересчур уверовали в собственную неуязвимость. Потом на занятиях им рассказали и даже показали гибель обоих. Сказать по правде, Свен тогда всерьез подумывал отказаться от назначения.

Может, и хорошо, что передумал.

Он поднял воротник, накинул капюшон маскировочного костюма и окончательно слился с серым предутренним сумраком. На горизонте багровела полоска восхода, да неспокойный диск Беты с трудом просвечивал через низкие облака.

Бесшумно пробираясь сквозь прибрежные заросли, землянин двинулся вдоль побережья на север.

Игорь получил сигнал от Свена в тот самый момент, когда продувал балластную цистерну затопленного глайдера.

«Молодец, Хеглунд! Отлично справился».

Свену пришлось налаживать новый контакт – Рибаун, давно и хорошо оплачиваемый агент, кожевенный мастер, обслуживающий придворных писцов гильдии Трех Лиан, сообщил, что смог-таки найти подход к одному из мастеров-копировщиков. Семья у парня немалая, а работал только он, один за всех. Мать не могла больше горбатиться в портомойне матросских казарм: скрюченные артритом руки – здесь болезнь называли костоломкой – никак не хотели ей подчинятся. Сестра и младшие братишки не вошли еще в возраст, хотя и помогали, кто где может. Молодому переписчику приходилось крутиться одному, и щедрая прибавка к жалованию ему совсем бы не помешала.

И все-таки кожевенник уговаривал его почти полный оборот – два с половиной месяца по земному счету. Слишком уж страшные кары грозили всякому, кто посмел предать доверие гильдии. Дознаватели Ложи – ребята умелые, скорые на расправу и милосердием отнюдь не страдают. Большие пальцы рук режут за одно только подозрение. А за любую, самую мелкую, провинность с легкостью дарят повод для новой клички – Беспалый.

Вот и этот – как его? – Изнавар, что ли, тоже не очень-то стремился стать Изнаваром Беспалым. Ну, слава богу, или, как здесь говорят, слава Небесному Диску – уговорили. Да и Свен не подкачал, судя по всему. Посмотрим, что он там притащил.

Главное, чтобы ему теперь хватило терпения дождаться группы. А то ведь сидеть на месте почти сутки, до следующей ночи, не привлекая внимания – не самое приятное испытание. Особенно для новичка.

Впрочем, говорят скандинавский характер стоек на разрыв. Справится.

Практически невидимый в светоискажающем маскировочном комбинезоне Игорь незаметно выскользнул из бухты, притопил глайдер на полметра – так, чтобы из-под воды торчала только голова, и, набирая скорость, рванул на юг в обход рыбачьих снастей. В двух километрах от берега, когда темная полоска суши слилась с горизонтом, он поднял машину на крылья, разогнался и вышел на редан.

До точки встречи километров триста – почти семь часов пути.

Игорь закинул за спину контейнер, устроился поудобнее в ложементе и включил автопилот. Пока можно и подремать. Корабль так далеко от берега – редкий гость, в крайнем случае, известят со спутника.

Его встреча тоже прошла удачно. Конечно, по нормальной логике разведок эту предельно простую миссию следовало доверить новичку, а с гильдейцами общаться самому. Но… здесь своя специфика. Как говорят русские колонисты: «у Надежды свои одежды». Хорошо земным разведкам – в их подчинении мощные аналитические центры и сотни агентов, а специальные школы пачками готовят новых. Но что прикажете делать Тайной Службе, если в штате всего семьдесят два человека? А в оперсоставе – вообще девятнадцать. Включая и самого Квашнина, старшего аналитика Службы и по совместительству руководителя отдела агентурных операций.

«В такой ситуации выбирать не приходится. Работаем с тем, что есть. В администрации до сих пор считают нашу Службу бесполезными дармоедами. Ну, надеюсь, сегодня у нас наберется кое-какой материал, чтобы их переубедить…»

Вот так и получается, что Свену Хеглунду с его стопроцентной скандинавской внешностью лучше всего действовать среди гильдейцев, где подобный типаж не редок. В Сол­маоне на него бы пялились все, кому не лень. Любопытство не порок, но разведчик, которого помнит каждый, мимо кого он прошел, – плохой разведчик. То есть мертвый.

А в Чжандоу, Соцветии Юга, ни Свену, ни самому Игорю и шагу бы не удалось ступить. Тут же повязали бы, как солмаонских шпионов. Среди шафрановокожих и низкорослых местных жителей, «недокитайцев» по терминологии директора Службы, могут спокойно работать только Чжао Ли и таиландец Ю Фат. Правда и с ними не все так просто: здесь природе не понадобились узкие глаза для защиты от песчаных суховеев. Приходится гримировать ребят, молясь про себя, что краска и телесный пластырь в уголках глаз не подведут в самый ответственный момент.

Зато в Солмаоне, Земле великих императоров и Тысячи Побед примут за своего и русского, и венгра, и француза… Практически без грима. Главное, чтобы не щеголял чересчур великанским ростом. Да еще рыжие и соломенные волосы под запретом – среди коренных солмаонцев они редки, а прибрежный народ скамирров давным-давно осел в гильдии.

Конечно, если местным придет в голову поизучать костяк землянина – возникнут вопросы. Лишний позвонок, непривычное строение тазобедренных костей и нижней челюсти. Один, два, три раза сойдет за врожденные уродства, но потом…

Игорь поежился. С открытого моря задувал свежий северный бриз, температура заметно падала. Пришлось включить обогрев костюма.

Вот это, наверное, и есть самое сложное во всей миссии – семь часов монотонной тряски до места встречи, где завтра к полуночи группу будет ждать баржа океанографов. В администрации посчитали, что нет смысла гонять через весь океан скоростной корвет Тайной Службы. Не баре, мол, доплывете. Баржа крейсирует в ста сорока километрах от берега, измеряет глубины, картографирует течения. Ей как раз время подходит возвращаться на запад.

– Ничего, – сказал тогда малознакомый чиновник из администрации. – Сделает крюк и заберет разведчиков. Экономить надо, топливо с неба не капает.

Сама же миссия проста и практически безопасна. Понятно, что расслабляться нельзя: разведчик, который считает новое задание легкой детской забавой, имеет все шансы не дожить до его окончания. Но что, в самом деле, может случиться во время рутинной встречи с агентом. То есть – в переводе на человеческий язык – обмене собранной информации на звонкую монету. Да, конечно, всегда есть шанс, что агента взяли, а на месте встречи ждет засада. Но только не в этом случае: Бондиер, главный распорядитель углежогов имперского порохового двора был человеком запредельно осторожным. Менять удобное кресло и привычные стены своего родного цеха, пусть и прокопченные многолетней гарью от пережигаемой на уголь древесины, на осклизлый каменный мешок одиночной камеры ему совсем не улыбалось.

– Деньги – это, конечно, хорошо, – сказал он во время вербовки. – Только зачем они мне в пыточных застенках, три раза вас задери? В руках ласковых мальчиков кина Моррагена? Или, если уж на то пошло, мать-твоя-шлюха, в гостях у Небесного Диска? Нет, я понимаю, Соцветие достаточно богато, чтобы компенсировать любые страхи и неприятные переживания, но если меня возьмут, чтоб мне сдохнуть, монеты помогут разве что скрасить старость моей потаскушке-жене.

В свое время Бондиер изучал химию в стенах самой имперской Академии, поэтому считал себя человеком образованным. Речь его блистала занятными оборотами, почерпнутыми из книг, и не менее занятной руганью, которая помогала общаться с рабочими. А земных вербовщиков он сразу же зачислил в ряды агентов Чжандоу, демонстрируя свою проницательность.

– Я готов на вас работать, но при одном условии, чтоб-вам-лечь-под-коня. Прежде всего – моя безопасность. Сигнал о встрече подаю только я, и место назначаю я. Согласны?

Читая отчет, Игорь подумал, что Бондиер, похоже, уже был готов к вербовке. Чьей – не важно, Чжандоу, гильдейцев или даже экзотического Мгоа-Мабоа. Слишком легко и быстро согласился, сразу же назвал цену и свои условия. Будто бы давным-давно их обдумал.

Помнится, в тот момент Квашнин подумал о ловушке. А почему бы нет? Здесь, конечно, не Земля, еще не успели выработать многоходовые схемы разведывательных и контрразведывательных операций, что оттачиваются десятилетиями и веками. Однако идея подставного агента лежит на поверхности, до нее додумается любой человек с мало-мальски приличной фантазией.

Земляне контакт не форсировали, предпочтя некоторое время последить за Бондиером, посмотреть, чем он живет-может. Как оказалось, угольных дел мастер никого не собирался подставлять и уж тем более работать наживкой. Как это часто бывает в жизни, простота некоторых объяснений отвергается с порога как раз в силу их банальности. Никто не верит правде, предпочитая домыслы и заковыристые построения.

Бондиер действительно нуждался в деньгах. Отчаянно нуждался. Только причиной было не многочисленное семейство или любовницы, игорные долги и т. д. За время последней войны распорядитель углежогов привык жить на широкую ногу. Императорский посланник завалил пороховой двор заказами, щедро оплачивая работы. Солмаонские осадные бомбарды крушили стены приграничных фортов, размалывали в кровавые клочья чжандоускую кавалерию. Зато простые рабочие двора смогли наконец-то досыта накормить свои семьи, химики – порадовать жен подарками, мастера – пожить в свое удовольствие. Главный распорядитель, говорят, выкупил долю в нескольких частных винокурнях. Кому война, а кому – мать родна.

Попался на этот крючок и осторожный Бондиер – заложил новый дом, прикупил землицы, в общем, влез в долги по уши.

А через пол-оборота война закончилась. Часть заказов отменили, часть заказчик все-таки выкупил, но – по довоенной цене. Бондиер влип.

Императоры Солмаона вообще славились практичностью. Война – а особенно война с Чжандоу, врагом-на-все-време­на – была для них привычной работой. А для каждой работы требуется соответствующий инструмент. Когда же она будет закончена или отложена, надобность в инструменте отпадет. До следующего раунда.

Бесконечные войны двух Империй ставили в тупик земных историков и действительно больше напоминали боксерские поединки: бойцы сходятся в центре ринга, обмениваются чувствительными ударами, возможно даже нокдаунами. Но тут звучит гонг, и поединщики дисциплинированно расходятся по углам до следующего раунда. Хорошо, если не до следующего боя.

Гигантские империи, единственные за отсутствием других претендентов сверхдержавы Восточного материка просто не в состоянии победить в извечной войне. Даже разбив армию противника в приграничном сражении, захватить всю территорию чужого государства невозможно физически. Огромные размеры, отсутствие сколько-нибудь серьезных средств передвижения, невиданное для земного средневековья многомиллионное население – резерв для создания новых армий, все это превращало окончательную победу в несбыточную мечту военачальников.

Бондиеру оставалось только уповать на новый виток противостояния, а в промежутке постараться найти приработок на стороне. Иначе кредиторы вполне могли упечь уважаемого мастера в долговую тюрьму. Потому он и ухватился обеими руками за первое же предложение.

Сами по себе тайны порохового двора земную Тайную Службу не слишком интересовали, их покупали только для того, чтобы соответствовать образу – жадных до технических секретов шпионов Чжандоу, ведь Солмаон пока опережал Соцветие Юга в развитии артиллерии. Но кроме всего прочего распорядитель углежогов числился младшим синдиком в Торговом Совете. Вопросы там решались скорее торгово-экономические – политику и войну императоры не доверяли никому. Но с Бондиером, которого старшие синдики весьма уважали, часто советовались, обменивались мнениями, а на приемах, торжественных балах и дружеских попойках ему доводилось беседовать и с высокопоставленными чиновниками, и даже с кузеном императора, что по традиции ведал военными закупками. В общем, кладезь закулисной информации. Достаточно просто держать глаза и уши открытыми, а рот – на замке. А уж этими способностями Бондиер обладал в совершенстве.

Пеленгатор предупредил о появлении Игоря минут за сорок до захода Альфы. Бета уже успела проскочить небосклон и сейчас висела над горной грядой на севере-востоке – неприкаянная и одинокая.

Свен выбрался из убежища, огляделся и, прячась в прибрежных зарослях, стал ждать командира.

Последние лучи заходящего светила выкрасили волны в сияющий пурпур, слепивший наблюдателя. Ветер гнал прочь от берега небольшую рябь, и потому Хеглунд разглядел Игоря, только когда трансивер донес негромкий смешок:

– Не туда смотришь, Свен. Я у берега уже.

Квашнин привычно притопил глайдер, жирно мазнул маркером прибрежный камень. Просто так не видать, а в ноктовизоре – захочешь, не пропустишь.

Выбрался наружу, пожал руку подбежавшему шведу.

– Ну, как ты тут? Не скучал?

Свен смутился:

– Первые два часа поджилки тряслись, что меня вот-вот обнаружат. Потом привык, успокоился, даже задремал ненадолго.

– Молодец. Ли не отзывался?

– Стандартный сигнал есть: все в порядке, мол. Но голосом ничего не оставлял.

– Наверное, времени не было. Раз сигнал есть, значит, плывет сюда. Глайдер со спутника видят?

– Да. Идет к нам.

– Ну и отлично, – Игорь растянулся около камня, последние семь часов прослужившего шведу убежищем. – Дождемся его – и домой.

Хеглунд опустился рядом, потер пальцами веки.

– Что, мешают? – спросил Игорь.

– Есть немного. Будто что-то царапает изнутри.

– Сними. Разрешаю.

Свен аккуратно вынул контактные линзы, подбросил на ладони, упрятал в нагрудный карман. Проморгался, посмотрел на Игоря.

– Так лучше?

– Красавец! – оценил командир. – Покоритель женских сердец.

Совершенно немыслимые для аборигенов Надежды скандинавские глаза небесной голубизны сделались серьезными. Швед немного помялся, не зная говорить или нет, потом все-таки решился:

– Игорь, я хотел спросить… насчет женских сердец. Скажи, без проститутки никак нельзя было обойтись?

Командир рассмеялся.

– Тебе что, не понравилось? Насколько я знаю, на Веселой улице самые умелые девочки во всей Морской столице.

Веселился он один. Свен даже не улыбнулся. Впрочем, он был таким почти всегда, чувство юмора у шведа находилось в состоянии недоношенного эмбриона. Может и в самом деле, многочисленные шутки на тему скандинавского характера и особого северного юмора не так уж не верны?

– Понравилось, но я все время чувствовал себя неуютно. Какой-то дискомфорт ощущался, мне то и дело чудилось, что на меня вот-вот переползут насекомые, или я подцеплю местную венерическую болезнь.

Игорю показалось, что швед собирался рассказать, о чем-то другом, не столь приземленном, но потом передумал. Предпочел перевести разговор в бытовую плоскость. Ну-ну…

– Не волнуйся, тебя же вакцинировали. Наши прививки с этим справятся. А без маскарада никак: аристократы вроде тебя появляются на Веселой улице с одной конкретной целью. Иначе сразу же вызывают подозрения у ее постоянных обитателей. Ну, а раз уж снял девушку – пользуйся. Чтобы не выделяться из общего ряда. Мальчики с гербом и пухлыми губами для нее не редкость – она их всех и не упомнит. А вот если мальчик заплатит ей и не воспользуется… Сам понимаешь, такой останется в памяти надолго. Да и своим подружкам, кстати, она не преминет про него рассказать. После чего информация имеет все шансы дойти куда следует. Дознавателям Ложи, например. Так что по-другому – никак. Извини.

– Конечно, я все понимаю. – Швед опустил голову. – Но мне показалось, что… Впрочем, ладно. Лучше скажи, что нам дает это письмо? Зря Рибаун притащил этого мальчика-переписчика, или он еще пригодится? Сказать по правде, мне он не понравился. Трусливый, запуганный, все по сторонам озирался. А когда понял, что никто его обманывать и подставлять не собирается – тут же напился на радостях. Опасный.

– У нас говорят – «стремный».

– Как?

– Стр-йо-мны-ы, – на официальном в колонии англо-немецком суржике русские слова звучали так коряво, что хоть караул кричи. – Ненадежный, значит, чреватый неприятностями. Жаргонное словечко. «Стоять на стреме» означало стеречь, в случае опасности – предупредить. Ладно, урок филологии отложим, давай контейнер, посмотрим, что у тебя.

Через полчаса Игорь оторвался от чтения, мрачно покачал головой. Без особого энтузиазма похлопал Свена по плечу.

– Да уж… Я предпочел бы прочитать это лет через пятнадцать. Сейчас мы к нему не готовы.

Хеглунд встрепенулся:

– Я просмотрел письма, когда переснимал для отчета. По-моему, обычная переписка. Я что-то упустил?

– А как тебе вот это? – командир осторожно развернул кусок пергамента с розовыми «официальными» чернилами.

– Письмо Солмаонского императора, верховного правителя Земли Тысячи Побед своему брату мастеру Ложи Высшего посвящения. Если я правильно перевел – полупросьба, полууказание о содействии в морских изысканиях и предоставлении архивных материалов. Судя по нашему архиву, император в гильдию таких по десять штук в неделю присылает. Некоторые исполняются, некоторые нет. В чем отличие?

Квашнин скатал послание, убрал в контейнер, запечатал.

– Это начало того, чего мы все очень хотели бы избежать. Солмаон подумывает об океанских экспедициях.

– На чем? – удивился Свен. – У них нет кораблей. Нет даже верфи, где их можно построить.

– Согласен. Но при государственной поддержке вполне возможно построить и то, и другое. Причем в максимально короткие сроки. За деревьями ты не видишь леса…

– Как?

– А… не обращай внимания. Старая русская пословица. Означает, что ты не замечаешь главного, что напрямую следует из частного. В свое время аналитический отдел выдал такой прогноз – окончание войны Чжандоу и Солмаона, оскудевшая казна, тяга к экспансии, острая нужда в новых землях и рынках вполне может подтолкнуть имперцев в ближайшие тридцать-сорок лет к отправке экспедиций на Запад. Никто не ожидал, что это случится так скоро.

– Почему нам ничего об этом не сказали?

Игорь усмехнулся.

– Чего-чего, а недостатка в идеях мы никогда не испытывали. В людях, ресурсах, информации – сколько угодно, но с идеями всегда был полный порядок. Не забудь, мы пять с половиной лет числились всего лишь аналитическим отделом. Представляешь, сколько разных проектов за это время напридумывали? Ужас! Программа подготовки не резиновая – обо всем не расскажешь.

– Что, так плохо? – лениво спросил Свен, больше для поддержания разговора, а не из реального интереса. Адреналин первой в его жизни настоящей тайной операции ушел, больше всего на свете ему хотелось вернуться домой, принять контрастный душ и… завалиться спать. В глубокую, черную пустоту без сновидений. Чтобы ни о чем не думать и не вспоминать пылкую любовь Иламы.

– Когда двадцать человек занимаются мозговым штурмом без конкретной цели, да еще не слишком веря в собственную полезность, результаты получаются удивительные. Кто уверен в своих силах и таланте – начинает изгаляться: ах, мол, мои способности не востребованы? Я гениальный аналитик, а вы, значит, меня не цените? А вот вам проект! Да такой, чтоб волосы на голове зашевелились. Другие, те, что пожиже интеллектом, больше опасаются за свое место. Тайная Служба – одна из структур колониальной администрации. Апартаменты в Столице, снабжение по первому уровню, премия… Красота! Кому ж охота потерять вкусную кормушку? Ну и стараются, работают как заведенные, демонстрируют свою незаменимость. Проект за проектом, рекомендация за рекомендацией. Штампуют словно из-под пресса – один другого круче. Все равно их никто читать не будет. Не поверишь, один умник всерьез предложил, если начнется массированная подготовка к экспедиции, торпедировать любое крупное суда имперцев прямо в портах. А то и на верфи!

– Чем – он не объяснил?

– Это как раз не проблема. Мини-подлодки на два-три человека с суточной автономией… Носитель – баржа с низкой посадкой, что вполне может прятаться за линией горизонта. У гения нашего все было подробно расписано. Да в принципе можно и батискафы исследовательские переоборудовать. Были бы средства. Проект, если это можно назвать проектом, конечно, отвергли по другой причине. Во-первых, при нашей технологической базе каждая торпеда влетит в копеечку: сборочный конвейер мы сейчас не потянем, а значит – придется собирать вручную. Не говоря уж о том, что подготовка боевых пловцов намного сложнее, чем у обычных водолазов.

– А что «во-вторых»?

– Во-вторых тоже лежит на поверхности. Скажи, вас учили, что является самым важным в любой нашей операции?

– Скрытность. Успех любой миссии вторичен. Прежде всего, агент должен обеспечить нулевую вероятность провала, а также случайного или намеренного попадания в руки аборигенов любых продуктов или материалов земной цивилизации, если только они намеренно не замаскирован под изделие местного производства.

– Молодец, шпаришь, как по учебнику. Всю ночь зубрил? Ладно-ладно, шучу… Понимаешь теперь?

– Кажется, да. Ты хочешь сказать, что как только корабли начнут взрываться на рейде, в Солмаоне и Чжандоу тут же все поймут? Наше присутствие перестанет быть тайной.

– Конечно. Сначала они подумают друг на друга, возможно, даже начнется небольшая эскалация грозных нот и приграничных стычек. Однако, мы, аналитический отдел, уверены, что все быстро встанет на свои места. Шпионы есть везде, гибель нескольких крупных кораблей прямо на рейде, на глазах у всех скрыть невозможно. Один-два могли взорваться от искры в пороховом погребе, парочку недостроенных макетов могли уничтожить для отвода глаз… Да-да, что ты смотришь, была такая версия. Мол, Чжандоу славится хитростью, император Солмаона может и на них все свалить. Но долго такая ситуация не продлится. Начнут строить новые корабли, обеспечат охраной по высшему разряду, а мы их снова – бац! Причем из-под воды. Думаешь, они там тупицы все? Лучше уж тогда сразу намалевать на побережье огромную стрелочку с востока на запад и приписать снизу: «Мы там. Ждем в гости».

– Ну, и много они построят для первого раза? Пару каравелл, как у Колумба. Да мы их утопим еще на старте!

Игорь покачал головой.

– Не быть тебе, Свен, в администрации, пока считать не научишься. У нас один умник тоже все кричал, что аборигены нам не опасны, что мы их одной левой, мол. Типа, были бы у инков и ацтеков несколько станций слежения с парой-тройкой батарей крылатых ракет – не то, что Кортес и Пасарро, – весь испанский флот и на тысячу миль не смог бы к берегу подойти. Чтобы разметать армию Чингисхана, хватило бы одного штурмовика, армаду завоевателей – ракетного катера. Умник, правда, не подумал, откуда у инков возьмется техническая база для конвейерного строительства крылатых ракет – тут нужно не только ракетостроение, химия взрывчатых веществ и твердого топлива, а еще технологический пул и готовая база, выстроенная и отлаженная. Да и не хватит двух-трех батарей, особенно во время массированного вторжения. О спутниках я вообще молчу. Даже наша колония пока смогла построить их всего шесть, в дополнение к той пятерке, что остались от «Надежды». Через год администрации собирается запустить седьмой. Для патрулирования побережья и одновременно для контроля за действиями аборигенов этого удручающе мало. А для того, чтобы постоянно держать под контролем прибрежные воды катерами и гидросамолетами, как написал умник в своем проекте, у нас банально не хватит горючего. И в ближайшие лет десять – тоже не хватит. – Квашнин развел руками: – Колония растет быстро, но нас все равно очень мало. Триста сорок тысяч человек: по земным меркам – небольшой город, что-то вроде райцентра. Не знаю, как в Швеции, Свен, но в России и сейчас города не могут себе позволить иметь собственные спутники и батареи крылатых ракет. Технологии есть, материалы в принципе можно наскрести, но кроме этого нужны спецы, проектные мощности и индустриальная база. Все это нужно кормить и обеспечивать за счет городского бюджета. Многомиллионное государство может себе такое позволить, город – нет. Это только в виртуальной стрелялке супербоец с гауссовкой в одиночку косит местных тысячами. В реальности у него бы через пять минут боя кончились заряды, а через шесть – его изрубили бы в клочки.

Пискнул пеленгатор.

Игорь повозился с настройками, повеселел:

– Пока мы тут с тобой болтали, Ли прибыл. Пошли встречать.

На берегу уже возился низкорослый Чжао Ли, выпускник пекинского гуманитарного университета, социолог и – по совместительству – специальный агент земной Тайной Службы в Чжандоу.

Услышав шорох, он встрепенулся, поднял голову. Алыми точками блеснули зрачки ноктовизора – китаец вглядывался в заросли.

– Свои, Ли. Принимай гостей.

Игорь выбрался из кустов, подошел ближе. Он никак не мог разглядеть Чжао Ли, одни только зубы белели в темноте. Наконец, тот откинул капюшон.

Квашнин хотел сказать нечто приветственное, но осекся – на щеке Ли красовалась длинная, уже начавшая заживать, царапина.

– Что случилось?

Ли спокойно выдержал взгляд Игоря, сказал:

– Нашего человека взяли, командир. Мы уже почти заканчивали, как у ворот дома появились Легионеры Всевидящего Ока. Через минуту они ворвались в дом. Я едва успел вывалиться в окно и уйти через задний ход.

– А это откуда? – Игорь указал на щеку.

– Ерунда. Стекло в раме крепкое попалось.

Квашнин облегченно вздохнул, улыбнулся:

– А ты его, что – головой выдавливал? Супермен. Уверен, что тебя не вычислили?

– Уверен. Наш человек много кому продаться успел. Где-то прокололся. А обо мне знает только то, что я работаю на гильдию Трех Лиан. Он даже в лицо меня не знает. Будет Всевидящему Оку работенка.

– Что у него?

– Увели под конвоем. Думаю, мы его больше не увидим.

Командир мотнул головой.

– Я не об этом. Что он успел тебе передать?

– А, – Ли оживился. – Это самое интересное. В кузнечную мастерскую его двоюродного дяди поступил заказ на железный котел в три человеческих роста. Обещал снять копию чертежей. Вряд ли он теперь сможет…

– В итоге мы имеем два вполне созревших кризиса. Сол­маон и Чжандоу задумываются об экспедиции к западным землям. И уже зондируют почву. В ближайшее время следует ожидать повышенный интерес к гильдейским архивам, попытку перекупить у Трех Лиан лучших географов и штурманов, возможно – прямых переговоров с Ложей. Самые мощные верфи – в Морской столице, первые океанские корабли совершенно точно будут закладывать там. Вполне вероятно, что на имперские деньги и при участии имперских инженеров. Свен, с переписчиком придется встречаться два-три раза в месяц. Пусть копирует любую документацию, какую сможет. Но поаккуратней. Чересчур зарываться не стоит. И деньгами направо-налево не швыряется. Иначе в один прекрасный день его посетят совсем другие люди. Тоже любопытные, но очень нетерпеливые. Склонные к поискам правды весьма болезненными методами. Так и объяснишь парню. Понятно?

– Хорошо…

– Местом встреч пусть остается дом Толстой Бреды. Сделай вид, будто тебе девочка та понравилась, сил нет. Эй, ладно краснеть, все уже поняли, что ты на нее запал!

Швед отмахнулся:

– Вот еще! Ничего я…

– Ладно, как скажешь, Свен. Ли, плохо, конечно, что твой источник накрылся. Возьмешь еще двоих, будем налаживать новый контакт. Да повнимательнее! У Всевидящего Ока сейчас бдительность повышенная. По всем канонам надо бы обождать, но… К сожалению – нельзя. Не дает мне покоя этот железный котел в три человеческих роста.

– Паровая машина?

– Очень вероятно. По уровню технологии кузнецам и литейщикам Чжандоу вполне по силам воплотить подобный проект в металле.

Чжао Ли уселся на песок, скрестил ноги. Игорю эта поза была знакома, и он чуть слышно вздохнул: китаец приготовился спорить. Впрочем – сам виноват, столько времени приучал подчиненных иметь собственное мнение и развивать логику. Теперь расхлебывай.

– Ну и что, командир? Думаешь, как только они построят это чудо света, так сразу же попрут к нам в гости? Да им лет десять потребуется, чтобы довести свою железяку до ума, а потом – еще пятьдесят на проектирование и постройку подходящего корабля. Будут и взрывы, и аварии, да и удачную конструкцию придется нащупывать методом проб и ошибок.

Игорь кивнул:

– Верно говоришь. На Земле паровой двигатель строили несколько раз, впервые, если верить легендам, чуть ли не во времена Римской империи. Но даже постройка машины Уатта и первых пароходов Фултона не отменило разом господства паруса. На первых порах, да и потом – в течение последующих лет пятидесяти, ветер не собирался сдавать свои позиции. Почти все географические открытия на Земле совершены парусными судами. Даже Антарктида. Только ты упускаешь из виду некоторые местные особенности. Вполне характерные, кстати.

– Это какие же?

– Во-первых, – Игорь принялся загибать пальцы, – к моменту появления парового двигателя соперничество ведущих морских держав на Земле шло полным ходом уже много веков. Парусное вооружение кораблей совершенствовалось год от года, равно как и управление ими. Первые пароходы серьезно проигрывали фрегатам, клиперам и галеонам в скорости, в надежности движителя, в грузоподъемности, в запасе хода, и – как это не удивительно – в постоянстве хода. Казалось бы, пароход не зависит от ветра, а значит, может двигаться все время. На деле же сложное многомачтовое парусное вооружение позволяло кораблю иметь ход даже при самом крутом ветре, а несовершенную паровую машину приходилось то и дело останавливать из-за перегрева или превышения давления. А в шторм пароход вообще оказывался беспомощным – волны оставляли колеса без работы. Ну, а если вода заливала котлы…

– А я про что говорю! Головной боли сколько! Да им работы лет на пятьдесят… – Ли пожал плечами. – Разве нет?

– Подожди, ты не дослушал. Во-вторых, и – кстати – во многом из-за того, что я уже сказал, – все первопроходцы паровой эпохи на Земле вынуждены были работать на свой страх и риск, без всякой государственной поддержки. То есть они фактически создавали целую отрасль на свои собственные или заемные деньги и только потом старались заинтересовать идеей государство или крупные концерны. Понятно, что изобретатели были вынуждены экономить на всем, вместо десяти экспериментов обходились одним, что, естественно, вело к большой аварийности. И даже, если правительство страны изначально проявляло заинтересованность, то, глядя на постоянные взрывы и катастрофы, могло и отступиться. Мысль ясна?

Свен и Чжао Ли переглянулись. Китаец сообразил первым.

– Ты хочешь сказать, что здесь, на Надежде, изобретатель может получить имперское финансирование с самого начала? Чжандоу или Солмаон увидят в новом движителе шанс достичь Западных земель быстрее соперников?

– Именно! Молодец, Ли. Причем свежепостроенный корабль с более-менее отлаженной машиной сразу же будет иметь перед местным парусным флотом значительные преимущества. Латинский парус здесь так и не изобрели, предпочитая ходить галсами, а при слишком крутом ветре – на веслах. Так что пароход уже в выигрыше. Плюс – грузоподъемность. Легкие торговые галеры тех же гильдейцев ходят вдоль побережья и по крупным рекам. Большая осадка им ни к чему, а значит и размеры невелики. Транспортные речные корабли – хороши, спору нет, но из-за низких бортов и малого водоизмещения в океане они не продержаться и суток. Пароход же можно строить любых размеров…

– Так уж прямо и любых? Машина-то потянет?

– Ну, любых в разумных пределах, конечно. Опять же с колесами придется помучиться, если они сразу винт не изобретут. Или вообще что-нибудь свое, экзотическое – вроде гигантских рычагов с веслами. Но в любом случае на паровое судно можно взять больше людей, больше запасов, то есть отправиться в длительное путешествие через океан.

– А топить чем? Дровами? – спросил Чжао Ли. – Насколько я помню, аборигены не используют каменный уголь.

– Уголь – нет, но землетрясения частенько выдавливают нефтяные пласты ближе к поверхности. Песчаник, глинозем, известняк напитываются нефтью, и получается что-то вроде горючих сланцев. Местные зовут такую породу огневиком. Для машины вполне подойдет, разве что топку часто вычищать придется.

Игорь достал из кармана трансивер, пинком отвалил камень, под которым группа закопала акваланги. Посмотрел на своих «агентов»:

– Так что задали они нам задачку. Ничего, прорвемся. Выше нос, парни – мы едем домой.

Архивные документы.

«Сборник материалов III международной конференции по внесистемной планетографии. Коллекционное издание».

Планета Надежда.

Четвертая в системе Альфа Центавра А, длина экватора больше земного – около 44500 км (экваториальный радиус – 6937 км ), но по причине низкой плотности магматических пород, сила тяжести – 0,93 земной. Из-за отсутствия сколько-нибудь серьезных спутников Надежда отличается низкой сейсмоактивностью, хотя наличие в системе второй звезды – Альфа Центавра Б – в момент противостояния, когда минимальное расстояние между светилами А и Б составляет 11,4 астрономические единицы, порождает циклические периоды мощных землетрясений.

Суша занимает примерно 42% поверхности, разделена на материки: Восточный (населенный) и Западный (практически необитаемый – десяток малочисленных диких племен, находящихся на уровне неолита), и небольшое количество незначительных островков и архипелагов. Береговая линия относительно плавная, что так же, как и малое количество шельфовых островов, объясняется отсутствием спутника и – соответственно – приливной эрозии. Наклон оси небольшой – 14,7 градусов, из-за чего климат Надежды значительно спокойнее земного, в средней полосе зима –5, лето +14-19 градусов по Цельсию. Полярные шапки и зоны, а также районы вечной мерзлоты по размеру ненамного превышают земные. Сказывается большее удаление от звезды – 186 млн. км, частично компенсируемое повышенной светимостью Альфа Центавра А (1,56 солнечных).