Бремя Мертвых

«Как у бешеной собаки» - мелькнуло у Димки в голове.

-Я … я хотел есть… Я не знал, что … она … - плечи мальчика затряслись: он заплакал, – что картошка ваша.

Бородач наклонился, поднял картофелину с пола, вытер о штаны и спрятал в карман.

Тяжело опустился на кровать, положив топор на колени. На Димку он больше не смотрел. Мальчику сильно хотелось пить, во рту пересохло, но он даже пошевельнуться боялся. На топоре кровь… Чья она?

Димка отогнал прочь страшную мысль. Кровь крысиная. Конечно, это кровь крыс!

Какой низкий лоб у этого человека, а глаза выпученные, как в той книжке с картинками про людей, живших тыщи лет назад в пещерах… Как же их называли, тех людей? Сталактиты? Троглодиты!

Троглодит вдруг начал раскачиваться, издавая невнятные звуки. Это что – песня? Этот урод поет!

Среди какого-то бульканья, издаваемого бородачом, Димка различил слова:

Станьти дети, станьти в круг,

Жил на свете стаый жук

Стаый добый жук.

Рука троглодита потянулась к связке с крысами. Димка смотрел, затаив дыхание. Заскорузлые пальцы вцепились в тушку животного.

Мальчик смутно догадывался, что сейчас произойдет, но когда ЭТО произошло, Димку чуть не вырвало.

Троглодит сорвал крысу с веревки, откусил ей голову и принялся жевать. Он ел крысу с явным удовольствием, причмокивая и жмурясь. По бороде побежала красноватая струйка.

Димке стало дурно: закружилась голова и в желудке начались какие-то спазмы. Бородач явно увлекся своей жуткой трапезой и не смотрел на мальчика.

Нужно бежать отсюда. А то будет поздно.

Димка мысленно досчитал до трех и сделал маленький шажок к выходу.

-КУДА?!

Это был не крик, но рев: нечеловеческий, звериный. Бородач в ярости отбросил в сторону крысу, хрустко шмякнувшуюся о стену, и бросился к Димке. Мальчик завопил от ужаса, попытался вывернуться: тщетно! Пахнущие мочой пальцы вцепились ему в лицо, оттолкнули со страшной силой. Димка полетел назад, врезался головой в холодильник. Свет погас.

Как больно. Словно в голове сидят гномы и долбят, долбят, долбят мозг своими молоточками и кирками. Тук-тук. Тук-тук-тук.

Димка открыл глаза. Кто-то стоит над ним. Огромный, темный, а над головой горит электрическая лампочка.

-Папа! Папа, не бей. Я больше не буду.

Мальчик заслонил лицо руками. Услышал голос, точно со дна колодца.

-Эй ты, поднимайся.

-Папа, не бей!

Сильные руки вцепились ему подмышки. Рывок – и вот уже Димка стоит, пошатываясь, около холодильника. Перед ним – тот самый троглодит. Борода, низкий лоб. Только вот глаза уже не такие дикие.

Сейчас этот человек его убьет. Ну и пусть. Димка улыбнулся, ноги подкосились.

-Да стой же ты.

Мальчик почти и не почувствовал, как его подняли и перенесли на кровать.

Троглодита зовут Егором. Вернее, Егором – угрюмым, глупым и сердитым бомжом, - он бывает до тех пор, пока не становится Валечкой. Валечка обыкновенно сидит на кровати, таращась в стену и меланхолично пожирая крыс. Порой он начинает петь песни с детского утренника или кричать отвратительным голосом: «Я – Валечка». А еще Валечка бьет Димку, накрепко привязанного к стене за лодыжку. Бьет всегда, когда появляется. С остервенением. Ни за что.

Есть здесь нечего, кроме крыс и того мяса, что лежит в холодильнике.

В холодильник Димка заглянул на второй день пребывания у Егора и Валечки. Там лежал разрубленный на куски человек. Заиндевелая голова с набитым снегом ртом таращилась остекленевшими глазами из морозильника. Остальное части лежали внизу в лужицах черной крови. Димка даже не понял, женщина это или мужчина. С этого момента мозг мальчика неотступно сверлила мысль: кто же убил человека из холодильника? Егор или Валечка?

Егор ничего не ест и, наверное, давно умер бы от голода, если бы не Валечка, который пожирает крыс.

А у Димки нет своего Валечки. Мальчик заплакал, зашевелился в своем уголке.

-Егор.

Позвал с опаской: вдруг сейчас перед ним не Егор, а Валечка? Бородач покосился на мальчика.

-Егор, я хочу есть.

Рыдания подступили к горлу жестким, колючим комком.

-Отпусти меня, Егор.

Троглодит поскреб ручищей бороду, каркнул:

-Зомби сожруть.

-Пусть сожрут! Пусть!

Зомби – не страшно. Даже Валечка – не страшно. Страшно есть крыс.

Мальчик перегнулся, желудок скрутило, как тряпку, но рвоты не было.

-Наверху еда…- пробормотал Егор.

-Да, конечно, - затараторил Димка лихорадочно. – Там еда, Егор. В магазинах, в супермаркетах. Колбаса, хлеб, консервы, сосиски, конфеты…

На каждое наименование продовольствия желудок мальчика отзывался коротким рыком, как какой-нибудь зверек.

-Коньфеты, - причмокнул Егор.

Димка прекратил перечислять знакомые продукты.

-Да, Егор, да! Там конфеты! Много-много! Сосательные и шоколадные. И батончики. Сколько хочешь!

-Коньфеты, - по подбородку Егора потекла слюна.

Он поднялся. Сердце Димки забилось, как пойманный карась. Неужели, отпустит?

Егор полез под кровать, загремел какими-то железками, зашуршал пакетами. На подошве левого ботинка – большая дыра, сквозь которую просвечивает голая пятка.

Троглодит вынырнул, обвешенный пыльной паутиной. В руках - моток телевизионного кабеля.

-Что ты…

-Пойдешь, - Егор взглянул на потолок. – Коньфеты.

-Зачем кабель? Не надо!!!

Троглодит до боли сжал Димкину ногу, ножом срезал веревку и на ее место – резко, сильно – примотал кабель. Связал концы узлом. Затужил, не обращая внимания на вопли мальчика.

-Вставай.

Димка поднялся.

Егор положил руку мальчику на плечо и повлек его к выходу из «комнаты». В тоннеле они свернули направо, немного прошлепали по залитому водой бетонному полу.

-Стой.

Егор подтолкнул Димку к лестнице, над которой зависло светлое кольцо. Мальчик не сразу понял, что это люк, за которым – небо. Он давно ничего не ел, но осознание: сейчас увижу небо, придало Димке сил.

Мальчик споро полез по лестнице. Егор довольно крякнул, разматывая кабель.

Димка уперся руками в тяжелый люк. Блин, совсем нет сил! Но как хочется свежего воздуха и неба! Мальчик застонал, напрягаясь изо всех сил.

Воздух хлынул в легкие, опьяняя, насыщая самой жизнью. Легкий ветерок трепал волосы. В подворотне никого не было, лишь носились над асфальтом бумажки и пакеты.

Димка заплакал. Ноги подкосились, он опустился на колени.

Три дня. Три дня в подземелье! Ему двенадцать лет, но эти три дня были длиннее, - гораздо длиннее! - чем все предыдущие прожитые годы.

Кабель натянулся, в ноге вспыхнул огонь боли. Егор торопит. Егору нужны конфеты.

Димка вернулся в реальность.

Он не на свободе. Он привязан. Ему придется вернуться в подземелье.

НИ ЗА ЧТО!

Мальчик вскочил на ноги и побежал, оглядываясь. Кабель зазмеился следом.

Нож. А лучше – топор! Перерубить кабель.

Но где? Где взять топор?

Димка начисто забыл про зомби и его не пугали ящики для мусора с шевелящимися от ветра газетами, закоулки между домами, где могут скрываться мертвяки, пустые глазницы окон.

Магазин. «Семерочка». Стекла выбиты, двери распахнуты.

-Ай!

Егор снова напомнил о себе, дернув кабель. В «Семерочке» полно еды. Полно конфет.

-Хрен тебе, - сквозь зубы процедил Димка.

Егор как будто услышал. Рывок. Мальчик грохнулся на асфальт, содрав кожу с ладоней. Кабель натянулся. Димка, крича, пополз по асфальту.

Нет! Только не под землю! Только не к Валечке!

Снова рывок.

Коленные чашечки взорвались болью. Из-под кабеля, стягивающего лодыжку, заструилась кровь.

Нет! Нет! Нет!

Лежа навзничь, Димка рыдал, медленно, но верно подтягиваемый к люку. К подземелью. К Валечке.

Вдруг над ним возникло лицо. Это ангел? Но почему такой чумазый?

-Поднимайся!

Голос молодой и нервной женщины.

Димка повиновался, но тут же свалился на асфальт, не в силах сопротивляться усилиям Егора.

Это была девушка в свитере, надетом поверх красного изодранного платья, и в растоптанных ботинках. На руках держала ребенка. Обычного ребенка, тепло одетого и не чумазого.

-Помогите мне, - взмолился Димка. – Я не хочу к Валечке.

Девушка, похоже, засомневалась. Егор дернул. Из ноги мальчика хлестнули тонкие багровые фонтанчики. Он закричал диким голосом.

Девушка судорожно огляделась, положила младенца на сухой участок асфальта, кинулась к Димке.

-Поднимайся, ты!

Димка кое-как встал на ноги, шагнул по направлению к люку, чтобы не упасть. Девушка шагнула вместе с ним.

-Еще шагай, - прошептала она.

-Я не хочу…

-Шагай.

Когда они достигли торчащего из земли парковочного столбика, девушка, подталкивая Димку за плечи, заставила обойти столбик кругом.

Кабель натянулся, как струна, но мальчику уже не было больно. Егор дернул так, что столбик дрогнул. Еще дернул. И еще. И еще.

Откуда-то из-под земли донесся крик, перешедший в рыдания.

Егор понял, что конфет ему не видать.

Девушка кинулась к младенцу, подхватила на руки, принялась укачивать. Димка испугался:

-Не уходи.

Она покосилась на него.

-Да не уйду я. Как зовут?

-Димка.

-Лена. Держи. Уронишь – убью.

Ребенок оказался на руках у мальчика. Удивительно, но младенец пах не мочой или слежавшейся грязью, а чем-то приятным. Цветами, что ли? Димка заглянул в спокойное личико. Раньше ему не приходилось держать детей на руках.

Лена опустилась на колени, потянула за узел на Димкиной лодыжке. Мальчик сморщился.

-Нет, не развязать, - качнула головой девушка. – Тут мужик нужен. Или хотя бы … эти, как их…

-Кусачки?

-Ага.

Ребенок залопотал что-то. Димка улыбнулся. Слезы проделали две светлые дорожки на его лице. Где-то внизу бесновался Егор (а может, уже Валечка?). Но Димке было все равно. Он смотрел на лицо младенца, и память о трех днях под землей стиралась из головы.

Лена тем временем подняла кирпич и принялась что есть силы лупить по кабелю.

Часть вторая

ОСКОЛКИ

Волк и тушенка. Отец Андрей, Володя

Зомби в этих местах встречались редко. В пейзаже преобладали поля с островами рощ и лесков. Изредка на пути попадались жутковатого вида деревеньки, покинутые большинством жителей еще до эпидемии.

Шли пешком: вездеход остался далеко позади, на дне какой-то речушки. Володя, двигаясь ночью без фары, переоценил крепость дощатого мостка. Хорошо, самим удалось выскочить и оружие не потерять.

Джек погиб у деревеньки со смешным названием Мошонки: голодный пес пытался подлизаться к старухе, оказавшейся мертвяком. Отец Андрей выстрелил, да поздно: старуха разодрала собаке горло.

Бывший монах шагал впереди, задумчиво глядел перед собой, зажав в углу рта травинку. Володя плелся следом, время от времени тревожно озираясь. Вчера шел прохладный августовский дождь, а сегодня выглянуло солнце.

-Фух, жарынь.

Отец Андрей остановился, вытер потный лоб, протер рукавом бороду.

-Да-а, - откликнулся Володя. – А вы бы сняли свитер.

Монах взглянул на парня, обвязавшего куртку вокруг пояса.

-Пожалуй, сниму.

Отец Андрей скинул с плеч рюкзак, стянул грязный и дырявый свитер. Володя с уважением посмотрел на висящий поверх жилетки серебряный крестик, на мачете на поясе, вспомнил, как ловко монах порубил этим оружием зомбаков.

Отец Андрей затолкал свитер в рюкзак и выпрямился.

-Пить охота, - протянул Володя.

Его напарник, казалось, пропустил это замечание мимо ушей.

-Пошли.

Они вновь зашагали по асфальтированной дороге вдоль уходящих в лес зарослей шиповника и малины.

Последний раз набирали воду в речушке, в которой Володя утопил вездеход. С тех пор не удалось встретить ни колодца, ни родника. Да и деревень, как назло, давно не попадалось. У каждого в запасе, даст Бог, по полбутылки воды.

-Вот пустыня-Сахара, - сказал Володя, когда они поднялись на пригорок, за которым, перерезая поле не пошедшей в рост кукурузы, стелилась автомобильная дорога.

Отец Андрей взглянул на парнишку.

-Сахара, да. Пойдем, Володя. Доползем до того леска, устроим привал.

До леска доползли к вечеру. Стало немного прохладней, но пить хотелось нестерпимо.

-Вот здесь и прикорнем.

Отец Андрей в изнеможении опустился на землю, положив под голову рюкзак.

Володя также снял ношу, быстро вытащил бутылку с водой, сделал пару глотков, затем, помедлив – еще один. Звонко хлопнул себя по щеке.

-Кровопийцы хреновы. Отец Андрей!

-А?

-Почему в такой безлюдной местности так много комаров?

Бывший монах сорвал травинку, надкусил, задумался.

-А это, Володя, они вывелись, того что знали, что ты сюда придешь.

Парнишка рассмеялся. С руганью сорвались с верхушек дубов вороны, унеслись прочь.

-Комары – это хорошо. Где комары, там есть и вода. Думаю, утром найдем. Жаль только, есть нечего.

Отец Андрей вздохнул, вытащил из рюкзака свитер и накрыл голову. Он так и не попил после тяжелого перехода.

«Экономит», - отметил Володя.

Через пару минут из-под свитера раздался густой храп.

Володя, сидя на корточках, задумчиво ковырял отросшим грязным ногтем приклад автомата. Лицо его помрачнело, осунулось.

Когда отец Андрей перевернулся на бок, Володя встрепенулся. Рывком притянул свой рюкзак, стараясь издавать как можно меньше шума.

Невдалеке что-то прокричала птица, храп из-под свитера прекратился. Володя замер. На тонкой шее пульсировала синяя жилка.

Монах повернулся на бок, застонал, пробормотал что-то сквозь зубы. Снова густой храп.

Володя пошарил в рюкзаке среди пустых пластиковых бутылок. Блеснул в лунном свете металлический округлый предмет.

Небо потемнело. Володя, сидя на корточках под деревом, смотрел на Луну, превратившуюся из блеклого пятна в яркий, почти оранжевый, диск. Некстати вспомнил увиденный когда-то фильм, в котором мужик превращался в оборотня под воздействием лунного света. Поежился, сорвал пару лопухов, растущих неподалеку и, быстро вытерев зад, натянул штаны.

Пару минут Володя постоял в зарослях дикой рябины, словно раздумывая, куда идти. Справа доносился богатырский храп отца Андрея.

«Умеет храпеть дядя», - подумал Володя и зашагал влево, к густой березовой рощице, залитой лунным светом.

Настороженно оглянувшись, парень вытащил из-за пазухи консервную банку. Рот наполнился слюной при одном лишь взгляде на красную этикетку с нарисованной пятнистой коровой. «Тушенка смоленская говяжья, высший сорт». Володя судорожно сглотнул, выудил из кармана складной нож.

Едва не сломав передние зубы, вытащил лезвие и, поставив банку прямо на землю, вогнал нож в крышку.

Пряный мясной запах ударил в ноздри, заставляя забыть обо всем. Еда! Тушеночка.

Одним движением взрезав крышку, Володя выхватил из баночки жирный кусок и, давясь и захлебываясь, запихнул в рот, роняя на траву жирные капли. Прожевал, проглотил. Еще кусок. Еще.

За спиной раздался шорох. Охнув, Володя обернулся. Драгоценный бульон выплеснулся на траву.

«Отец Андрей, простите меня. Я … Я …»

Но это был не отец Андрей.

На мгновение Володе показалось, что перед ним – Джек. В ледяных глазах волка пряталась смерть. Парень оцепенел, глядя на зверя.

Он забыл, где находится, забыл злоключения, случившиеся с ним после бегства с погранзаставы, забыл свою мать, забыл первый поцелуй за гаражами у Камвольного комбината. Никого и ничего не было на свете. Только Володя и волк. Волк и Володя.

Зверь наморщил нос, обнажив белоснежные клыки. Парень не пошевелился, не издал ни звука. Волк негромко зарычал.

Консервная банка, кувыркаясь, полетела вниз. Возможно, она еще не успела достичь покрытой жидкой лесной травой земли, когда зубы зверя вцепились в левую руку Володи.

Крик, почти сразу перешедший в похожий на поросячий, визг, взметнулся к темным макушкам деревьев. Остатки воронья, не распуганные Володей накануне, отряхнулись с ветвей и умчались прочь.

Громыхнувший выстрел показался Володе далеким, как новогодний салют. На Новый год он ездил с мамой из деревни к дяде Леше, в город. Дядя Леша жил у железной дороги, на окраине, откуда салют был виден, как на ладони. Разноцветные цветы. Много-много цветов. Почти таких же, как сейчас разрастаются букетами у него в глазах.

И – боль.

Мама, мамочка, я не знал, что может быть так больно.

Володя судорожно вцепился правой рукой в жесткую, как металлическая щетка для чистки солдатской формы, шерсть волка, всхлипнул и потерял сознание.

Отец Андрей опустил винтовку, взглянул на банку от тушенки в траве рядом с рукой Володи, нахмурился.

Паренек-то оказался с гнильцой: шли долго, во рту хлебной крошки не держали, а мальчишка, оказывается, таскал с собой тушенку.

Бывший монах проглотил собравшуюся во рту слюну. В душе его быстро начала собираться черная туча.

-Господи-Исусе-Христе-помоги-спаси, - проговорил он, не ощущая, как это было раньше, за произносимыми словами благодатной значимости.

Отец Андрей вытащил из-за пояса заржавленный от крови мачете и опустился на колени рядом с Володей и волком.

Паренек застонал.

-Отец А-а…

-Лежи смирно.

Челюсти волка сомкнулись на тонкой руке Володи повыше запястья. Отец Андрей просунул мачете между двумя рядами крупных и острых зубов, надавил. Он ожидал, что хватка зверя будет каменной, но капкан, в который угодил Володя, раскрылся легко. Бывший монах оттолкнул тяжелую тушу волка.

«До чего здоровый», - мелькнуло у него в голове: раньше отцу Андрею волков видеть не доводилось.

В лунном свете лицо Володи казалось мертвым: черные впадины глаз и такие же черные губы.

Отец Андрей, все еще сидя на коленях, просунул ладони под голову и ноги напарника, крякнул от напряжения, и поднялся. Володя оказался легким: видать, не особо-то ему помогла припрятанная тушенка.

Бывший монах дернул плечом, поправляя ремень от винтовки, и медленно направился через березовую рощу обратно к месту привала, слегка приседая под тяжестью ноши.

Отец Андрей уложил Володю на траву, отдышался, глядя на рассветное трепетание лучей на листве деревьев. Подтянув рюкзак, достал наполовину полную пластиковую бутылку, смочил водой рукав свитера.

-Угораздило же тебя, - пробормотал не без досады, и тут же подумал: волк мог и на спящих напасть. В какой-то мере Володя спас его самого тем, что отвлек зверя на себя.

Бывший монах приложил мокрый рукав к Володиному лбу. Парень охнул, пошевелился, разлепил глаза.

-Отец Андрей.

Голос хриплый, болезненный.

-Лучше молчи, Володя. Береги силы.

-Что со мной?

-Взойдет солнце, посмотрим.

-Он ушел?

Отец Андрей не сразу сообразил, о ком говорит парнишка.

-Да, Володя. Волк ушел.

Мужчина присел неподалеку от раненого напарника, сорвал травинку, надкусил. Предутренний холодок пробрался под свитер, отец Андрей поежился. Зябко, однако. Август пройдет, а там – осень, зима. Зима… Надо бы искать зимовье, вот только где его отыщешь? В городах – упыри, на склад или в магазин вдвоем не прорваться, в деревнях – упыри и жрать нечего. Не успела деревня еще запасы на зиму-то сделать. Тут еще и с Володей беда приключилась…

Бывший монах поерзал на месте, не в силах совладать с растущей в душе тревогой.

Как жить-то дальше?

Прежний Андрей сходу ответил бы самому себе на этот вопрос: «Богу виднее», и успокоился бы, и смирился. Новый Андрей не мог ни смириться, ни успокоиться, сколько бы не уверял себя в божественном провидении.

Развести бы костерок, вскипятить воды, вкинуть пару листов сухого зверобоя, да напиться чаю. Но: упыри заметят дым, приползут. Да и воды осталось – кот наплакал. А есть-то как хочется…

Отец Андрей вспомнил трапезную в монастыре, да монастырский холодец из молодой козлятинки с лаврушкой да чесночком, да горячую, дымящуюся картошку в мундире. В животе у него глухо заурчало.

-Отец Андрей.

-Да, Володя?

-Скоро рассветет?

-Скоро, Володя. Еще полязгаем зубами немного, а там солнце начнет шпарить.

Парнишка закашлялся. Его лицо стало из бледного немного желтоватым, под глазами – тени.

-Отец Андрей, у меня в рюкзаке…, - слабым голосом проговорил Володя, - Вы посмотрите, отец Андрей. Еще одна банка. Вы съешьте ее… Отец Андрей.

Бывший монах поднялся, быстро проверил рюкзак напарника. Пустые пластиковые бутылки из-под воды, две пачки патронов, нож, немного листьев зверобоя, котелок – больше ничего.

-Нашли, отец Андрей?

Мужчина пристально посмотрел на парнишку. В лихорадочно расширенных глазах Володи сидели боль, страх и желание загладить вину. Лжи там не было и в помине.

-Нашел, Володя. Спасибо тебе.

Володя улыбнулся и прикрыл глаза, прошептав едва слышно:

-Кушайте, отец Андрей.

Половинка «Сникерса». Лена, Димка.

Ребенок снова закричал, и Лена поспешила взять его на руки. Вскочила, принялась ходить по трескучему полу, покачивая младенца. Она спела бы колыбельную, но, как назло, ничего кроме песен с танцпола клуба «Саншайн» в голову не приходило.

-О, Боже, какой мужчина, я так хочу от тебя сына…

Младенец закричал сильнее.

Димка, пытающийся снять кабель с ноги, взглянул на Лену, ухмыльнулся.

-Классная колыбельная.

-Тебя не спрашивают, - огрызнулась Лена. – Иди, лучше, проверь зомби.

Мальчишка шмыгнул носом, отложил в сторону плоскогубцы. Осторожно отодвинув край занавески, выглянул во двор сквозь зарешеченное окно. Старушка-зомби все также стояла у смородинового куста, едва заметно покачиваясь. За забором, в отдалении, маячил еще один мертвяк, кажется, мужчина.

-Ну?

Димка отпустил занавеску.

-Все те же. Две штуки. Других не видно.

Лена положила успокоившегося младенца в импровизированную люльку из старой одежды. Все эти платки, кофты и штаны-трико раньше принадлежали той старушке, что бездумно покачивается во дворе, дожидаясь человеческой плоти.

-Ну-ка, дай попробую.

Лена отобрала у Димки плоскогубцы и, вцепившись в сделанный Егором узел из кабеля на ноге мальчика, надавила.

-Давай же, - процедила сквозь зубы, напрягая последние силы. Плоскогубцы соскользнули, кабель еще глубже впился в красную кожу. Димка скривился от боли.

Лена размахнулась, чтобы швырнуть плоскогубцы на пол, но в последний момент сдержалась, с опаской взглянула на спящего младенца.

-Здесь мужик нужен, - со слезой в голосе проговорила она. – Понимаешь?

Димка кивнул, искоса взглянув на девушку.

-Ни фига ты не понимаешь, - вздохнула Лена.

Ей хотелось плакать, хотелось выскочить из этого ужасного дома и бежать, бежать, бежать без оглядки. Не останавливаться, бежать куда угодно – лишь бы подальше отсюда.

Вот и этот мальчик. Этот Димка. Мало ей было свалившегося на голову младенца, так еще и этот сопляк. Ведь если ему не снять с ноги кабель, нога опухнет, он не сможет идти. Что тогда? Тащить его на себе? Или … Или убить?

-Лена.

-А?

-Посмотри, что я нашел.

Димка держал в руках небольшую острую кирку с деревянной ручкой.

-В коридоре за веником стояла, - радостно сообщил он.

Лена пожала плечами:

-Она не поможет снять кабель с твоей ноги.

-Зато она поможет мочить их, - Димка кивнул на занавеску, на которой уже успело отпечататься пятно луны.

-Ага, поможет, - злым голосом отозвалась Лена. – Давай уже, ложись спать, истребитель зомби.

Димка опустил голову.

Лена свернулась калачиком на тряпье рядом с младенцем.

-Как же есть хочется.

-Да, - отозвался Димка и едва удержался, чтобы не заплакать.

Ребенок заворочался, засучил ручками-ножками и издал громкий, неприятный крик.

-Тоже голодный, - вздохнула Лена и, сев по-турецки, взяла младенца на руки.

Заметив, как отвернулся к окну Димка, девушка усмехнулась.

-Ты чего? Думаешь, я его буду из сиськи кормить?

Мальчик пробормотал что-то невнятное. Если бы в домике было светло, Лениным глазам предстала бы смущенная, покрасневшая, как небо накануне холодного дня, мальчишеская физиономия.

-Дурачок, я же не мать ему, у меня молока нет. Я вообще еще девственница. Знаешь, что это значит?

На Димкином лице можно было жарить картошку.

-З-знаю.

-Знаешь, - Ленка засмеялась. Впервые с того момента, как очнулась в этом долбанном ночном клубе «Саншайн».

Лена вытащила из кармана джинсов осколок бутылки.

-Что ты делаешь?

Если бы в желудке у Димки было что-то съестное, оно уже оказалось бы на полу: Лена поранила себе палец и засунула его в рот младенцу. Ребенок зачмокал.

-Ты кормишь его кровью? – леденея, проговорил Димка.

-А чем, по-твоему, я должна его кормить? – веселье Лены улетучилось, она снова ощущала злость на привязавшегося к ней непутевого мальчишку.

Димка не ответил.

Лена покормила младенца и вернула на место, в углубление из тряпья. Спрятала бутылочный осколок.

-Все, спать.

Через несколько минут Лена захрапела. Димке раньше не приходилось слышать, как храпят девушки. Если бы кто-то спросил его, храпят девушки или не храпят, он точно ответил бы – нет, не храпят. И – ошибся бы.

Храп у Лены был тонкий, слабый.

«Как слоненок», - подумал Димка.

Мальчику вдруг вспомнилось, как однажды мать пришла откуда-то расстроенная, плакала на кухне в объятиях отца, а тот гладил ее по голове и твердил лишь одно: «Ну, будет». Твердым, спокойным голосом. И мать быстро успокоилась.

Димка всхлипнул.

Мама, папа! Я хочу к вам! Заберите меня отсюда!

Луна выползла из-за тучи, осветила спящих на полу девушку и младенца. Мальчик замер и, пока лунный свет снова не угас, смотрел на них, затем стер влажные полоски на щеках и, свернувшись калачиком, уснул.

Лена сидела на полу, настороженно прислушиваясь. Сквозь занавески проглядывало солнце. Димка приподнялся на локтях, сел. Всю ночь ему снились котлеты: целая сковородка поджаристых, сочных котлет. Димка хотел съесть эти котлеты, но – странное дело – никак не мог до них добраться, несмотря на то, что они просто стояли на столе.

-Ты слышал?

-Что?

Лена потянулась к сумке, достала бутылку с остатками лимонада, сделала глоток.

-Держи.

Димка отпил немного «тархуна». Вкусно, несмотря на то, что газ совсем выветрился.

-За окном женщина кричала, - Лена спрятала бутылку. – Ну, живая. Вроде далеко, а может, и близко.

Мальчик поежился, представив, как живой человек исчезает под грудой полуразложившихся тел.

-Хорошо, если далеко, - проговорил он.

Димка подкрался к окну, отодвинув занавеску, выглянул во двор.

-Лена!

-А?

-Мужик исчез! Одна старуха осталась. Посмотри!

Щека девушки невольно коснулась Димкиной щеки и этого касания хватило, чтобы лицо мальчика залила краска.

-Вон, за забором – никого, - охрипшим голосом сообщил Димка. – Раньше там мужик был.

-Да знаю я. А это пугало все стоит.

Старушка-зомби покачивалась у смородинового куста, над ней кружились вороны.

Лена отодвинулась: Димке стало легче.

-Как твоя нога?

Димка задрал штанину. Кабель за ночь еще сильнее врезался в красную, опухшую плоть.

-Больно?

-Да, есть немного.

Закричал младенец, Лена взяла его на руки.

-Лена!

-Чего тебе?

-Я выйду.

Девушка взглянула на Димку, пожала плечами.

-Как хочешь.

Мальчику стало обидно. Он думал, что инициатива будет воспринята, как проявление геройства. Не то, чтобы Димка ожидал: Лена бросится ему на шею, начнет осыпать поцелуями, но…

-Может быть, в том ларьке, что за дорогой, есть еда, - промямлил мальчик.

Лена снова пожала плечами, покачивая младенца.

Димка взял с пола полосатую сумку-баул, поднял кирку.

-Закроешь за мной?

Димка на мгновение замер перед дощатой дверью, отделяющей его от мира, где правят зомби.

«Ничего, старуха одна, а до ларька недалеко, я справлюсь».

Мальчик снял железный засов, передал Лене.

-Будь осторожен, - прошептала девушка.

Димка не ответил и, отворив дверь, вышел на крыльцо.

Расшатанная ступенька скрипнула под ногой – старуха подняла изуродованную голову с торчащими седыми волосенками. Одуванчик. Сердце мальчика заколотилось в образовавшейся в грудной клетке пустоте. Пустоту начал стремительно заполнять страх.

«Одуванчик» направилась к крыльцу, приволакивая сломанную ногу. Димка дернулся было к двери, но, услышав, как Лена гремит засовом, крикнул:

-Не открывай!

Мальчик переступил через ступеньку и поднял над головой кирку.

У «одуванчика» выпал из глазницы правый глаз и болтается на ниточке. Ну, подходи, же!

Димка изо всех сил опустил кирку. Острое лезвие легко пробило череп зомби: старуха дернулась и осела. Кирка осталась у Димки в руках. За спиной мальчика раздался торжествующий вскрик: Лена наблюдала за короткой схваткой в замочную скважину.

Мальчик криво улыбнулся, пытаясь унять громоподобные удары сердца: изуродованное лицо старушки все еще маячило перед глазами.

Перешагнув через синие ноги «одуванчика», Димка направился по тропинке к калитке, держа кирку наготове и настороженно озираясь.

Пошел дождь. Димка ускорил шаг.

Скорей добраться до ларька, найти еду, и назад – к Лене и младенцу.

На улочке – никого. Несколько домов сгорело, от черных остовов поднимается в небо едва заметный дымок.

Дождь усилился. Мальчик, наконец, добрался до ларька.

Хоть бы дверь была открыта…

Да! Димка почти вбежал в ларек и – отпрянул, громко вскрикнув.

На полу в черной луже лежала женщина. Если бы это был обездвиженный ударом в голову зомби, или изъеденный мертвяком выживший – мальчик не испугался бы.

Женщину убили не зомби. Ее убил человек – такой же теплый и живой, как Димка, но … Но вместе с тем он не был человеком.

Разве человек стал бы душить чудом выжившую женщину кабельным проводом, почти таким же, как на ноге у Димки, но не синего, а красного цвета? Разве стал бы человек…

Мальчик расширившимися от ужаса глазами смотрел на голые ноги женщины, грубо разведенные в стороны. В том месте, о котором иногда болтали мальчишки в школе, называя его матерным словом, торчала бутылка из-под шампанского.

Димка вжался в стенку ларька, спиной подвинулся к выходу.

Лена кормит младенца своей кровью. Лена хочет есть.

Усилием воли мальчик заставил себя не смотреть на труп женщины.

На прилавке – пустые коробки из-под шоколадок, жевательных резинок и желейных конфет. Ничего съестного здесь уже нет.

Димка заплакал, расшвыривая в стороны коробки и газеты.

«Сникерс»!

Среди разбросанных на полу шариковых ручек, ластиков и книг мальчик нашел шоколадный батончик. Подобных за свою короткую жизнь он съел немало – мать давала деньги на беляши и пирожки, а он тратил их на шоколадки.

Схватив «сникерс», Димка выбежал из ларька, не взглянув на труп женщины. Может быть, она была продавщицей ларька и, запершись в будке, скрывалась от зомби, поедая шоколадки и конфеты. Теперь уж не спросишь…

Поскользнувшись на размокшем от ливня газоне, Димка растянулся на траве, но тут же вскочил, подхватил выпавшую из рук кирку.

О, черт!

Зомби приближались к нему со стороны улицы. Димка побежал к калитке, перепрыгнув попавшуюся на пути небольшую лужу.

Лена уже ждала его, распахнув дверь.

-Скорее!

Димка влетел в коридор, звякнула защелка.

Через несколько секунд раздался стук – бум-бум-бум.

-Что там?

-Ты идиот, вот что, - Лена отстранилась от замочной скважины и схватилась за голову руками. – Привел трех зомби и поставил перед дверью. Теперь мы не выйдем отсюда!

Димка угрюмо молчал.

-Идиот! – заорала Лена и вдруг отвесила мальчику пощечину.

Слезы – долго-долго копившиеся – брызнули из глаз Димки. Кирка глухо ударилась об пол.

-Вот, возьми, – Димка сунул в руки девушки сумку с единственным батончиком. – Я нашел… Возьми.

Лена вытащила «Сникерс». Ее лицо исказила некрасивая гримаса. В доме закричал младенец, Лена швырнула Димке пустую сумку и скрылась в доме.

Когда Димка отважился покинуть коридор, наполненный звуком бьющихся о дверь голов – бум-бум-бум – Лена лежала, свернувшись на куче тряпья. Младенец посапывал рядом.

Димка, стараясь не шуметь, опустился на свое место. Рука угодила во что-то липкое: половинка «Сникерса».

Он не будет есть свою долю и завтра отдаст Лене. Да, так он и сделает.

Луна появилась за окном, бросив на пол тень от решетки.

Луна похожа на круг сыра. Однажды дядя Сережа неожиданно приехал в гости со своего Сахалина и привез сыр. Мама все шутила, что ждали черную икру.

Димка никогда не пробовал черную икру. А вот щучью икру – пробовал. В синих баночках продавалась, отец намазывал ее на бородинский хлеб... Вкусно! А еще – печень трески. В желтых баночках…

Мальчик засунул в рот размягчившуюся шоколадку, начал быстро жевать, давясь слюной. Проглотив сладкий комок, Димка облизал руку и, заткнув пальцем левой руки ухо – так почти не слышно ударов в дверь - задремал.

Мужик. Лена, Димка

Открывать глаза не хотелось. Лена слышала, как зомби стучат головами в дверь, как идет за окном бесконечный дождь.

Димка привел зомби к дому, но еды не принес. Воды тоже нет – осталось полбутылки «тархуна».

Почему она такая невезучая? Могла бы встретить мужика, способного охранять ее и ребенка, уничтожать зомби, добывать пропитание. Мужик знает, что делать дальше, как жить в этом мире. А встретила она Димку, сопляка.

Живот скрутило острой болью: Лена вскочила, метнулась в коридор. Там, в углу, они с Димкой устроили туалет.

Лена удивилась тому, что совершенно не ощущает вони. Раньше, до всего этого, Лена всюду носила с собой освежитель воздуха.

Освежитель воздуха.

Сидя на корточках, Лена закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись. Зомби за дверьми зашевелились, сильнее застучали по доскам.

Закричал ребенок. Лена вернулась в дом.

Димка снова пытался снять кабель с опухшей ноги.

Лена достала осколок бутылки. В очередной раз вскрыв рану на пальце, начала кормить младенца.

-Димка.

-А?

-Подай мне лимонад.

Мальчик поднялся. Вдруг его повело в сторону – Димка чуть не упал.

-Что с тобой?

-Н-ничего. Просто… В голове потемнело.

Мальчик достал из сумки бутылку с остатками «тархуна» на дне. Лена отметила – лимонада в бутылке стало меньше, значит, этот сопляк уже успел попить.

Сделав несколько глотков, Лена вернула Димке бутылку. Она хотела спросить, болит ли у мальчишки нога, но не стала: какой смысл, все равно, скоро им конец.

Да, конец.

Голод убьет их. А можно открыть дверь – тогда убьют зомби. Через неделю, а может быть, через две, им с Димкой придется решать, какая смерть лучше.

Лена положила ребенка в «люльку» и легла на кучу тряпья.

Как же она устала! Просто закрыть глаза – и не открывать. В голове рождаются цветные миры, иногда веселые, иногда – страшные. Лучше веселые.

Димка убрал плоскогубцы, угрюмо посмотрел на задремавшую Лену и опустил голову на тряпье. Он не рассказал девушке о том, что видел в ларьке. Зачем? Она и так перепугана.

Надо выбираться отсюда, иначе они умрут. Но – как выбираться? За дверью – зомби, на окнах – решетки. Еды нет, воды – тоже. Западня.

Димка повернулся на левый бок, до боли стиснул зубы.

Он должен спасти Лену и ребенка.

Должен?

Но почему он должен?

Потому что теперь они его семья.

Сначала нужно понять, как выбраться отсюда.

Думай, Димка, думай.

Коридор построен из досок, если выломать киркой одну – можно вылезти наружу, огородами обойти зомби, а дальше… А что дальше?

Куда идти с Леной и ребенком? Здесь, в этом доме, есть решетки, зомби не могут сюда пробраться. В других домах решеток нет.

Да и не только зомби несут опасность.

Димка вспомнил женщину в ларьке.

Зомби не самое страшное в этом мире…

-Лена!

Она не отозвалась.

«Пусть спит».

Мальчик поднялся и вышел в коридор.

Доски подогнаны плотно, но в нижней части дерево заплесневело. Сначала отогнуть гвозди, затем со всей силы ударить киркой. Зомби, конечно, возбудятся, но вряд ли их мозгов хватит на то, чтобы понять, где именно стучат. Да и есть ли у зомби мозги?

Димка взял кирку и, подцепив острым краем гвоздь, надавил. Гвоздь легко разогнулся.

-Что ты делаешь?

Лена стояла в дверном проеме.

Димка разогнул второй гвоздь.

-Ты оглох, что ли?

-Нам нужно выбраться отсюда.

-Ты идиот! – крикнула Лена и, резко подавшись вперед, вырвала из рук мальчика кирку. – Хочешь зомби сюда запустить? Хочешь, чтобы нас сожрали?

Димка вдруг ощутил злость на Лену, впервые с момента их встречи. Ему стало противно ее лицо, крупные глаза навыкате. Мальчику мучительно захотелось сделать девушке больно. Ударить. Или сильно толкнуть, чтобы упала, стукнувшись об пол своей тупой башкой.

-Если мы не выберемся сейчас, мы сдохнем здесь, - деревянным голосом сказал он, протянув руку. – Отдай кирку.

Лена спрятала инструмент за спину.

-У нас нет еды и воды, - напомнил Димка, едва сдерживая ярость. – Завтра нам не хватит сил, чтобы выломать эту доску.

Мальчик не ожидал, что сможет найти слова, которые убедят Лену, но – последняя фраза подействовала.

-Держи.

Димка взял кирку.

-Значит, мы уходим?

-Да.

-Хорошо. Но сначала помоги мне собрать ребенка: когда ты пробьешь дыру в стенке, времени на сборы не будет.

Димка покраснел: об этом он не подумал.

С помощью Димки Лена сделала из холщовой сумки и пары старушечьих тряпичных колготок некое подобие рюкзака.

-Держи.

Димка вцепился в края сумки, а Лена опустила в нее ребенка.

-Будем нести по очереди, - сказал мальчик.

Лена кивнула, набросив «рюкзак» на плечи.

-Готова?

Димка заметил, что Лена дрожит. Острая жалость к этой девушке, оказавшейся посреди ожившего кошмара с чужим ребенком за плечами, сдавила сердце мальчика. Теперь ему казалось диким, что совсем недавно он хотел ударить ее.

-Готова, - шепнула Лена.

Димка размахнулся и что есть силы опустил кирку: широкая трещина появилась на подгнившей доске.

Зомби забарабанили в дверь, как сумасшедшие. Ребенок за спиной Лены зашелся плачем.

Димка вытащил кирку и снова ударил. И еще раз. И еще.

Доска с треском вывалилась наружу. Дневной свет ослепил Димку, но тут же померк: в образовавшемся проеме показалась голова зомби.

Лена закричала.

-Получи, тварь!

Димка ударил ожившего мертвеца киркой – из пробитой черепной коробки фонтаном брызнула сукровица. Зомби завалился на спину и замер.

-Тихо!

Лена умолкла.

Бум-бум-бум. Кажется, все зомби у двери. А этот, дежуривший у стенки коридора, наверное, приплелся сегодня.

Димка собрался с духом и высунул голову на улицу.

-Никого.

Он взглянул на Лену. Бледная, но уже не дрожит. И ребенок успокоился – это хорошо.

-Я вылезу, затем вы, - сказал Димка.

Затаив дыхание, мальчик протиснулся в щель.

-Давай ребенка.

Девушка передала Димке младенца.

-Только тихо, Лен.

«Хорошо, что сиськи у нее маленькие», - неожиданно подумал Димка, глядя, как Лена преодолевает препятствие.

-Ты чего? – шепнула девушка.

-А?

-Красный, как рак.

Димка не ответил.

Лена набросила на плечи лямки-колготы, ребенок оказался у нее за спиной.

-Через огород и к забору, - прошелестел Димка, указывая направление.

Боязливо ступая по мокрой траве, мальчик и девушка направились вдоль дощатого коридора к задней стене дома.

На огороде маячило не меньше пяти зомби.

-Лена, назад! – заорал Димка.

Они бросились было к щели, надеясь снова укрыться в доме, но около стенки коридора покачивались несколько зомби. Откуда только взялись?

Димка растерянно замер, подняв кирку. Зомби тут же направились к нему.

-К калитке!

Лена дернула мальчика за рукав.

Обежав ожившего старика с черным языком, вывалившимся изо рта, они бросились к калитке.

Димка выдернул металлический штырь-щеколду, распахнул калитку и тут же отпрянул, не позволив цепкой лапе зомби схватить себя за горло.

За спиной закричала Лена. Димка ринулся к ней, ударом кирки прибил щупленького зомби, начисто лишенного кожи.

-Туда! – он рванул Лену за руку, бросился вправо, к кустам смородины.

Конец!

Это короткое слово вдруг сверкнуло в его голове, лишив сил, лишив разума, подкосив ноги.

Димка поскользнулся, упал в рыхлый палисадник. Лена шлепнулась рядом. Во все горло заголосил ребенок.

Зомби подступали со всех сторон. Димка зажмурился, судорожно сжимая ладонь Лены.

После того, как раздался первый выстрел, Димка открыл глаза и смог увидеть, как разлетелась голова зомби от второго выстрела. Еще выстрел, еще и еще.

Ожившие падали на землю один за другим. Вскрикнула Лена. Димка ударом кирки раскроил череп подползающему безногому мертвяку.

Когда выстрелы смолкли, все прорвавшиеся во двор зомби лежали на траве. Тишину нарушало лишь пение какой-то пичуги. Даже крикливый младенец умолк. И жив ли он?

Невысокий мужчина с винтовкой в руках неторопливым шагом приблизился к лежащим в грязи Димке и Лене.

-Живы? – хриплым голосом осведомился он.

Молчание.

-Я вас спрашиваю?

-Живы, - отозвался Димка. – Мы живы.

-Значит, вы здесь прятались?

Мужчина сдвинул штору и выглянул во двор.

-Решетки – хорошо, но убежище, конечно, негодное.

Лена и Димка, стоя посреди комнаты, исподтишка рассматривали своего спасителя. Маленький, плотный, чернявый, вместо левого глаза – красная щелка. Одет в куртку и штаны цвета хаки, на ногах – солдатские высокие ботинки на шнуровке.

Димка завистливо отметил: этот человек приготовился к жизни в мире зомби гораздо лучше, чем он.

-А у вас лучше убежище? – спросила Лена, покачивая ребенка.

Голос девушки прозвучал робко и, вместе с тем, в нем звучало торжество и надежда. Димка нахмурился.

-Еще бы, - усмехнулся мужик.

Половина зубов у него были золотые.

-Я живу в подземном бункере с проходом в гипермаркет.

«Каком еще бункере? – подумал Димка. – Откуда здесь бункер?».

-Ничего себе! – воскликнула Лена. – И что, в гипермаркете есть еда?

-Ну, лет на 20 хватит, если жрать без остановки.

Спаситель окатил Лену взглядом, который Димке совсем не понравился.

-Давно вы здесь скрываетесь?

-С тех пор, - начал Димка, но Лена перебила его:

-На следующий день после того, как все это началось, мы нашли этот дом.

-Повезло. Решетки – это хорошая вещь.

Мужчина сел на подоконник, вытащил пачку сигарет.

-Курить будете?

-Нет, - ответил Димка.

Лена отрицательно качнула головой.

-Меня, кстати, Матвеем Сергеевичем зовут, - представился спаситель.

-Лена.

-Димка.

Матвей Сергеевич выпустил через ноздри две струйки дыма.

-А этого как звать?

-Кого? – удивилась Лена.

-Ну, спиногрыза твоего.

Лена только сейчас поняла, что у ребенка до сих пор нет имени.

-Да он не мой, нашла. Мать зомби загрызли.

-Ясно, - Матвей Сергеевич потушил сигарету о подоконник и, сняв с ботинка прилипшую травинку, надкусил. – Добрый поступок с твоей стороны. Только удивляюсь, как вы до сих пор живы.

Димка шмыгнул носом, Лена неприязненно на него посмотрела.

-Честно говоря, я и сама удивляюсь, - выдавила она и добавила. – Матвей Сергеевич.

Спаситель усмехнулся, искоса взглянув на Димку.

-Ну, да теперь вам будет проще. Если, конечно, хотите пойти со мной.

-Хотим! – воскликнула Лена.

Димка молча смотрел в пол.

-Вот и отлично, - Матвей Сергеевич хлопнул себя по коленке. – Я сейчас в округе тварей перебил, но скоро наползут новые, так что нужно скорее выступать.

-Матвей Сергеевич, - обратилась к спасителю Лена со все теми же неприятно-просительными нотками в голосе. – взгляните, у Димки на ноге…

-Не надо, - насупился мальчик.

-Да чего там.

Мужчина поднялся. Димка нехотя задрал штанину.

Матвей Сергеевич присвистнул.

-Ого! Да ты, брат, такими темпами скоро на одной ноге прыгать будешь.

Вцепившись в концы кабеля, мужчина быстро развязал узел, потрогал Димкину ногу.

-Будем верить, оклемаешься.

Димка заправил штанину в носок и, разогнувшись, увидел, с каким неподдельным восхищением Лена смотрит на Матвея Сергеевича.

-Что ж, пора топать, - спаситель поднялся. – Вы все свои вещи взяли?

Димка мрачно кивнул.

-Матвей Сергеевич.

-Да, Ленок?

Димку как током ударило от этого обращения – «Ленок».

-У вас, случайно, нет с собой чего-нибудь съедобного?

Матвей Сергеевич вытащил из кармана несколько конфет в разноцветных фантиках и разделил между Леной и Димкой.

-Ух ты, желейные! – обрадовалась Лена, отправив в рот сразу несколько конфет.

-Черт подери, шнурок развязался.

Матвей Сергеевич отложил в сторону винтовку и, присев на одно колено, стал перешнуровывать ботинок.

Желейные.

Кирка криво вошла в голову Матвея Сергеевича. Не издав ни звука, он завалился на бок. Ноги в солдатских ботинках задергались в жуткой пляске. Замерли.

Крик Лены наполнил комнату. К нему присоединился плач младенца.

Девушка отпрянула от Димки, споткнулась, упала на тряпье.

-Не подходи!

Ее голос сорвался на визг.

-Не подходи! Убийца!

Димка опустил окровавленную кирку. Его лицо было страшно.

Лена зарыдала, прижимая к груди ребенка.

-Не приближайся!

-Лена.

-Пошел вон, тварь! Тварь!

-Лена, - голос Димки дрожал. – Проверь его рюкзак.

-Не подходи!

-Я тебе сказал – проверь.

Димка подтолкнул Лене рюкзак Матвея Сергеевича.

-На, проверь. Там должны быть кусок красного кабеля и бутылка от шампанского.

Лена непослушными пальцами открыла рюкзак. Одну за другой достала несколько пачек патронов, наполовину полную бутылку минеральной воды, хвостик копченой колбасы.

Тело Димки сотрясала мелкая дрожь: неужели он убил не монстра, а человека?

Лена достала бутылку от шампанского, пачку печенья и моток красного кабеля.

-Больше ничего нет здесь. Димка, пожалуйста, отпусти нас. Пожалуйста. Мы уйдем.

Когда-то, смотря сериал, Димка услышал из уст одного из персонажей выражение «сердце разрывается». Теперь он знал, что это значит.

-Лена, ты не понимаешь… Я покажу тебе. Тогда ты поверишь.

Мальчик поднял с пола винтовку, но, подумав, положил обратно.

-Пойдем.

-Куда? Димка, отпусти нас! Ведь я спасла тебя тогда.

-Пойдем, я тебе говорю!

Матвей Сергеевич до своей смерти от Димкиных рук успел очистить двор и дорогу от зомби. До ларька Димка и Лена добрались быстро и без приключений.

-Димка, отпусти.

-Сюда.

Мальчик подтолкнул Лену ко входу в ларек.

В ларьке стоял запах разложения. Пустые коробки от желейных конфет все также валялись на полу вокруг трупа задушенной женщины.

-Смотри, - сказал Димка. – Вон красный кабель. А вон – бутылка от шампанского. Как у Матвея Сергеевича в рюкзаке.

Лена выскочила наружу. Димка вышел следом. Он спокойно смотрел, как девушка, опустившись на четвереньки, сотрясается от рвотных позывов. Димке ее ощущения были знакомы: он испытал все это, когда впервые увидел, что сделал с женщиной из ларька Матвей Сергеевич. Это же самое Матвей Сергеевич собирался сделать с Леной.

Димка был спокоен и в момент, когда Лена, заливаясь слезами, бросилась ему на грудь, начала покрывать поцелуями его щеки.

-Димка, милый! Милый Димка! Мальчик мой!

Еще несколько дней назад Димка мог лишь мечтать, чтобы Ленка поцеловала его, назвала «милым» и ее «мальчиком». Но сейчас он не чувствовал ни радости, ни удовлетворения. Он ощущал лишь страх. Страх, а еще - ответственность.

Димка погладил Лену по спутавшимся волосам и глухим голосом сказал:

-Ну, будет.

Рыдания девушки стали тише. Через несколько минут она успокоилась, но некоторое время не выпускала Димку из объятий.

Распятие. Володя, отец Андрей

У Бога больше нет власти в этом мире. А может, и не было никогда. Разве Бог дозволил бы ни в чем не повинному ребенку превратиться в чудовище, жаждущее лишь одного – живой плоти?

Отец Андрей пошевелился, вспоминая, как его мачете рассекло головенку девочки-упыря, встреченной ими у автобусной станции «Нижние Судки». Он убил маленькое чудовище с радостью, так как знал, что прекращает безумный путь, на который обрек ребенка Сатана.

Вот только куда отправится душа девочки? В рай?

Отец Андрей пошарил в пустом кармане, плюнул с досадой: сигареты кончились.

Какой там рай! Нет никакого рая, есть только ад, и ад этот здесь, на Земле.

Володя заметался во сне, забормотал что-то, и холодная, острая, как скальпель, мысль в который раз вонзилась в мозг отца Андрея.

А ведь мне придется сделать это.

Володя умирает. Если оставить все, как есть, парнишка едва ли протянет еще хотя бы трое суток. Значит, ему придется…

Черт побери, почему в кармане нет сигарет, когда они так нужны!

Отец Андрей вскочил, сделал несколько шагов в сторону и оперся о широкий ствол старой березы. За рощей в вечерних сумерках виднелась асфальтированная дорога, пустая и темная.

С того момента, как в Володю вцепился волк, прошло семь дней. Багрово-красная, с неровными краями рана затянулась уже на вторые сутки, и отец Андрей решил, что худшее позади. Однако на третий день язва раскрылась, из нее начала сочиться сукровица и гной. Еще через пару дней внутри раны показалось мясо, по цвету напоминающее отварную говядину, кожа вокруг укуса почернела.

Сегодня же при осмотре раны отец Андрей впервые ощутил отвратительный запах. Удивительно, но вонь от гангрены была сильнее, чем от мертвяков, которых он столько покрошил своим мачете.

Володя за спиной застонал и негромко попросил пить.

Отец Андрей вернулся к напарнику, пошарив в рюкзаке, достал бутылку с водой.

Им повезло – на исходе четвертого дня наткнулись на речку, больше похожую на большой ручей, вдоволь напились и запаслись водой. До того отец Андрей был уверен, что они умрут от жажды на этой проклятой автотрассе.

Приподняв голову Володи, отец Андрей принялся поить парня; тот пил жадно, кадык на тонкой, желтоватой шее двигался, как шкала какого-то датчика.

«Датчика, отсчитывающего время жизни», - подумалось отцу Андрею, но он поспешил отогнать прочь эту мысль.

Володя напился, отец Андрей осторожно опустил его голову на сложенный вчетверо драный свитер.

Светало. Профиль Володи казался птичьим, грудная клетка тяжело вздымалась.

Отец Андрей дотронулся до лба парнишки: горячий, как печка. Володя открыл глаза.

-Андрей, - в последнее время он перестал добавлять к имени монаха духовное звание и стал называть напарника на «ты».

-У?

Володя закашлял, с явным усилием вытер рот здоровой рукой.

-Что ты будешь делать, когда … ну, когда я умру?

-Ты не умрешь.

-Умру, - тихо отозвался парнишка. – Я умру.

Лучи восходящего солнца осветили его осунувшееся лицо, и оно вдруг показалось отцу Андрею красивым и одухотворенным, как лики Христа с монастырских икон.

-Сегодня, - проговорил Володя, глядя на шевелящиеся кроны деревьев. – Я умру сегодня.

Отец Андрей поднялся: решение, наконец, было принято.

Володя равнодушно смотрел, как его напарник вынимает из рюкзака топор…

Две березки отец Андрей повалил примерно за полчаса – сказались приобретенные в монастыре навыки. Быстро обрубил верхушки, ветки.

Володя сначала наблюдал за напарником, затем прикрыл глаза. Грудь его едва заметно колыхалась.

«Жив еще», - думал отец Андрей, время от времени поглядывая на парнишку.

Из березок получилось два нетолстых бревнышка. Первое отец Андрей подравнял таким образом, чтобы оно соответствовало росту человека. Второе бревно разрубил надвое: один из полученных отрезков равнялся маховой сажени – это старорусская мера, равная расстоянию от кончиков пальцев одной человеческой руки до другой. Руки при этом человек расставляет в стороны.

В коротком бревне – прямо посредине – отец Андрей сделал углубление, и в это углубление поместил длинное бревнышко. Вытащив из рюкзака веревку, скрутил бревна между собой, изо всех сил затужил узлы. У него получился деревянный крест в человеческий рост.

-Что ты делаешь, Андрей?

Бывший монах обернулся.

Взошедшее солнце пробиваясь сквозь кроны деревьев, освещало Володю. Лицо парня было бледным, во впадинах щек сидела темнота.

-Ничего, Володя. Есть тут одна у меня задумка, как нам от упырей отбиваться.

Парнишка слабо улыбнулся.

-Вы молодец, отец Андрей.

Он опять перешел на «вы» и стал использовать духовное звание.

Отец Андрей отвернулся, порылся в рюкзаке, вытащил спички.

Скоро на поляне заколыхался костер: языки пламени были едва заметны на фоне разгорающегося августовского дня. Отец Андрей поднял с земли покрышку от мотоцикла, найденную у автомобильной дороги во время похода за дровами, но, подумав, отшвырнул ее в березовые заросли – черный дым может привлечь упырей, а то и кого похлеще. Вместо покрышки он бросил в костер березовое полено.

-Ах ты, Господи.

По полену вовсю сновали муравьи.

Бывший монах, обжигаясь, вытащил полено из огня, потушил о сырой мох прицепившееся сбоку пламя, бережно отложил деревянный муравейник в сторону и отправил в костер охапку березового сушняка.

«Ну, что ж, пора».

Отец Андрей поднялся: челюсти стиснуты до боли, руки едва заметно дрожат.

Он легко поднял Володю – парнишка и раньше-то богатырем не был, а в последние дни сильно сдал в весе. Володя открыл глаза.

-Что вы делаете, отец Андрей? – прошелестел спекшимися губами.

-Потерпи, Володя. Так надо.

Бывший монах уложил парня на березовый крест. Ноги – вместе, руки – врозь. Иисус Христос.

Отец Андрей перекрестился, вынул из кармана веревки и принялся привязывать Володю к кресту.

-Да что вы делаете?!

Парень, собрав последние силы, забился, стремясь освободить привязанные ноги.

-Лежи спокойно! – крикнул отец Андрей. Руки Володи вцепились в шею бывшему монаху, но тот легко освободился от слабой хватки и несколькими резкими движениями прикрутил кисти парнишки к кресту.

Володя захрипел. Его тело выгибалось дугой, подобно рыбе, вытащенной рыбаком на берег.

Отец Андрей встал в полный рост. Распятый им на кресте человек смотрел на него глазами, полными ужаса и боли.

«Также Иисус смотрел на своих мучителей», - мелькнуло в голове у бывшего монаха.

Холод и страх, внезапные, как цунами, заполнили его душу: до отца Андрея наконец-то в полной мере дошло, что именно он собирается сделать.

Чувствуя, что моральные силы покидают его, отец Андрей стал молиться. Неистово, жарко, как когда-то много лет назад в монастырской келье.

Сквозь собственное бормотание он слышал крики распятого парнишки. Наконец, крики прекратились.

Отец Андрей закончил молитву. Володя лежал неподвижно. Дышит тяжело, глаза прикрыты. Выдохся.

Парень не издал ни звука и не пошевелился, пока напарник разрезал рукав свитера на укушенной руке, обнажая гниющую плоть - черный кратер в багрово-сером ореоле, от которого во все стороны поднимаются черные нити. Нити кончаются чуть выше локтя.

Бывший монах вытащил из кармана последний обрывок веревки, а также узкий отрез мешковины. Мешковину он накрутил на руку Володи в том месте, где обрывались черные нити, где кожа была живой и мягкой на ощупь. Поверх мешковины он повязал веревку и, сделав несколько жестких – насколько позволяли силы – мотков, затужил.

Закончив возню с веревками, отец Андрей достал из рюкзака пустую банку из-под тушенки, отвернул крышку, не срывая ее с банки. Крышку он поместил в пламя костра, а саму банку обложил землей – чтобы не слишком нагревалась. Через пару минут крышка раскалилась докрасна.

Володя застонал, открыл глаза. Перед ним стоял человек, показавшийся парню сущим великаном. Длинная, клочковатая борода, мрачно сияющие белками глазные впадины. В правой руке – мачете. Солнце светило в спину отцу Андрею, и Володя видел лишь черный силуэт.

Черный человек поднял мачете.

-ОТЕЦ АНДРЕЙ!!!!!

Удар был настолько силен, что лезвие мачете, как нож сквозь масло пройдя Володину руку, на сантиметр врезалось в дерево.

Дикий, нечеловеческий крик поднял с ветвей стаи воронья. Птицы с граем закружились над рощей, не понимая, что нарушило их покой.

Второй крик – еще более сильный - огласил рощу, когда отец Андрей, коленом придерживая истекающий кровью обрубок руки, вытащил из костра банку от тушенки и прижал раскаленную добела крышку к ране.

Бывшего монаха мутило от запаха паленой плоти, от криков Володи звенело в ушах. Сквозь тряпицу, которой отец Андрей заблаговременно обмотал руку, он ощущал идущий от банки жар. Скоро жар стал невыносимым.

Отец Андрей отшвырнул банку в костер, поднялся и, не взглянув на извивающегося на кресте Володю, зашагал в лес.

Сделав около двадцати шагов, бывший монах упал на колени, а затем – грузно, тяжело, - рухнул лицом в прохладную траву.