Брат и сестра

Я снова несколько раз позвала Керка, так же безрезультатно, и при каждом крике погружалась все глубже. Что будет, если меня засосет с головой? Я, конечно, знала, что биоблокада позволит мне не дышать не менее часа, но как меня отыщет Керк, если меня не будет видно на поверхности? И как он меня вытащит? Рядом с местом, где я тонула, на берегу лежали инструменты – ломик и лопата, но я ведь ушла оттуда довольно далеко, а следы на болоте уже затянулись…

И тут меня осенило. Я поспешно начала стаскивать с себя безрукавку, хотя при этом погружалась в болото все быстрее. Наконец, намокшая безрукавка поддалась, и я положила ее рядом с собой на поверхность болота. Она светлая, и заметна издалека, даже если насквозь промокнет. Лишь бы Керк не полез сгоряча за мной, и тоже не утонул! Между тем, времени у меня оставалось все меньше, поверхность болота приближалась, и тина уже пузырилась у самого подбородка. Я еще раз отчаянно закричала:

- Керк! – и болотная вода сомкнулась у меня над головой…

Стало темно. Мне казалось, что время остановилось. Удушья я не ощущала – благодаря биоблокаде оно начнет чувствоваться еще не так скоро. Теперь только ждать и надеяться, что Керк вскоре вернется и сможет меня вытащить. Как? Я не знала. Ждать было мучительно. Я старалась как можно меньше двигаться, во-первых, чтобы не погрузиться глубже, и, во-вторых, для экономии кислорода.

Прошло, наверное, очень много времени. Я думала о том, как мало мы с Керком были вместе, как я его люблю… Я начинала чувствовать нехватку воздуха – значит, прошло уже не менее часа. Интересно, если я утону, обнаружат ли мое тело когда-нибудь? Трупы в болоте почти не разлагаются, и даже через много лет меня будет легко узнать… Что подумает Керк? Что скажет брат? А отец и мать, когда они вернутся? Я начинала задыхаться, мысли путались. Но я знала, что дышать нельзя, вокруг вода, грязь, тина, или что там бывает в болоте?

И вдруг, когда я уже почти теряла сознание, я почувствовала, что меня тянут за волосы! Еще немного, и голова вынырнула на поверхность, и я, наконец, вздохнула всей грудью. Я почувствовала головокружение от свежего воздуха, все вокруг поплыло, а потом я прямо перед собой увидела лицо Керка – он лежал на болоте плашмя и изо всех сил тянул меня за волосы вверх.

- Керк! – пробормотала я, и почувствовала, что он сует мне в руки толстую веревку.

Ухватившись за веревку, я подтянулась, и тут только увидела, что Керк лежит на нарубленных стволиках чахлых болотных елочек и березок. Самодельный настил из веток и стволов тянулся до самого берега. С помощью Керка я взобралась на него и поползла к краю болота. Керк последовал за мной.

Наконец, добравшись до берега, я с наслаждением растянулась на твердой почве, а Керк улегся рядом. Отдышавшись, я спросила:

- Как ты меня нашел?

- По безрукавке. Как хорошо, что ты догадалась ее снять и положить рядом!

- А как я кричала, ты не слышал?

- Нет. Я ушел довольно далеко, а ветер дул в твою сторону. А когда вернулся, то наткнулся на лопату, но тебя нигде не было. Сначала я подумал, что ты ушла к шалашу, а потом заметил безрукавку. Тогда я быстренько наломал веток и деревьев, набросал их в болото, и подобрался поближе. И увидел твои волосы! Ты погрузилась совсем неглубоко, и они плавали на поверхности. Я уцепился за них и понемногу тебя вытащил. А сам на всякий случай держался за веревку, она у меня была с собой.

- Здорово! А я уже совсем умирать собралась…

- Ага, так я тебе и позволил! Ты мне еще детей нарожать должна.

- Непременно, милый! Теперь – точно нарожаю! Ты же меня спас.

- Ладно, пойдем потихоньку к шалашу. Тебе помыться надо.

Тут только я обратила внимание на то, как выгляжу. Все мое тело было покрыто коркой грязи и густо облеплено болотной тиной. Поднявшись на четвереньки, я с трудом встала на ноги и поплелась вдоль ручья. Керк шел за мной, неся мою безрукавку и инструменты.

Добравшись до шалаша, я улеглась в ручей, позволив воде переливаться через мое тело, а Керк оттирал с меня грязь, отстирывал мою безрукавку и свои шорты, и тоже мылся. Наконец, совершенно обессилевшая, я забралась в шалаш и рухнула на траву. Я еще слышала, как Керк ломает хворост, разжигает костер, а потом уснула.

* * *

Проснулась я утром, и почувствовала, что Керк лежит рядом и обнимает меня. Когда я пошевелилась, он проснулся.

- Хочешь есть?

- Очень!

Мы выбрались из шалаша, разожгли костер и разогрели копченое мясо. Поев, мы снова взяли инструменты, тачки, и пошли вдоль ручья. Пройдя дальше по течению, где ручей практически скрывался в болоте, мы подошли к тому месту, куда ушел вчера Керк. Там на берегу лежала большая куча лимонита, которую он добыл. Загрузив ее в тачки, мы вернулись назад, где я чуть не утонула, и, с помощью положенных на поверхность болота веток и стволов, все-таки подобрались к той кочке, до которой я вчера так и не смогла дойти. Там мы действительно нашли лимонит, наковыряли его и загрузили тачки доверху. Усталые, мы улеглись на берегу.

- У нас больше нет еды, - сказал Керк. – Отдыхай, а я схожу на охоту.

Он встал, взял лук и стрелы.

- Только ты уж, пожалуйста, больше не лезь в болото! – он улыбнулся, поцеловал меня и ушел.

Я лежала на траве и ждала его возвращения. Мои мысли вертелись вокруг моей вчерашней глупости. Что, если бы Керк не вернулся в течение часа? Или не нашел меня? Я решила, что он заслуживает лучшего, чем просто быть моим любовником. Причем сейчас, а не после возвращения родителей. К тому же, я и сама хотела бы выйти за него замуж, а не оттягивать это до бесконечности. Жить с ним вместе. Заботиться о нем. Рожать ему детей. Не успела я додумать это до конца, как Керк вернулся. На плечах он нес тушу небольшого кабанчика. Сбросив ее на землю, он стал разделывать кабана кинжалом – сняв шкуру, отделил окорок, порезал его на куски и нанизал на ветки, а я тем временем развела огонь.

Зажарив мясо, мы плотно поели, и, немного отдохнув, погрузили остальное мясо на тачку и двинулись к шалашу.

Когда мы пришли на место, было уже далеко за полдень. Керк с моей помощью разделал оставшееся мясо, развел костер и повесил мясо коптиться, добавив в огонь зеленых веток, которые давали много дыма. Мы сидели рядом, обнявшись, и молчали. Наконец, Керк спросил:

- Машенька, скажи, а ты вчера очень испугалась, когда тонула в болоте? – мы заговорили об этом чуть ли не впервые со вчерашнего дня.

- Да. Испугалась. Но все же у меня хватило ума снять безрукавку, чтобы ты меня нашел.

- А потом, когда погрузилась с головой?

- Я надеялась, что ты вернешься вовремя и вытащишь меня. А ты? Ты очень испугался?

- Я больше всего боялся опоздать и не успеть тебя спасти.

- И, тем не менее, нарубил и набросал в болото веток и деревьев, а не кинулся сломя голову за мной.

- Я же знал, что, если этого не сделать, мы просто утонем вместе.

- Да. Ты молодец. Прости меня, любимый, я понимаю, что сделала большую глупость, когда полезла в болото. Сегодня я много думала о наших отношениях и решила, что не стоит нам дальше ждать – мы должны стать мужем и женой, если ты не против. Ты это заслужил. Да и я тоже уже устала так жить.

- Я очень рад, Машенька, только прошу – не будем слишком торопиться. Подождем хотя бы до зимы, тогда станет немного посвободнее. Сейчас, летом и осенью, у всех очень много работы – сбор урожая, заготовки сена, забой скота, осенняя охота… А за это время я приведу в порядок мой дом. Ты же перейдешь жить ко мне?

- Конечно, милый. Я согласна.

Я обняла его и притянула к себе, он стащил с меня безрукавку, а я с него – шорты, и мы, наконец, выплеснули в объятиях и ласках всю накопившуюся усталость и волнение последних дней.

* * *

Наутро мы встали рано, позавтракали копченым мясом, погрузили все на тачки и двинулись в путь. Целый день мы провели в дороге, и только поздним вечером добрались до поселка. Выгрузив руду в мастерской Карася, под навесом, мы, полумертвые от усталости, разошлись по домам – ни на что сегодня уже сил не было, по крайней мере, у меня. Мы договорились, что не будем рассказывать домашним, как я тонула в болоте, и как Керк меня спас. Встретиться и заняться плавкой руды условились на следующий день.

Назавтра, снова оставив брата в школе, я пришла в мастерскую. Керк уже выкопал две неглубокие ямы и обмазал их огнеупорной глиной – ее он делал сам, пережигая обычную глину в горне. Я связала толстые снопы сухого тростника и веток, мы поставили их стоймя и начали обмазывать глиной, вначале тщательно замесив ее в яме босыми ногами. Сначала обмазывали до середины высоты огнеупором, а потом лепили поверх него стенки из обычной глины, оставляя внизу несколько отверстий – для дутья. К вечеру все было готово, и мы оставили подготовленные домницы высотой больше метра сохнуть до воскресенья.

В воскресенье с утра мы с Керком опять были в мастерской. Керк поджег снизу тростник, и он выгорел внутри обеих домниц, дополнительно прогрев и подсушив их. Разжегши в домницах дрова, мы стали засыпать в них березовый уголь и размельченную руду – слоями. Керк в прошедшие дни не терял времени даром, и все подготовил заранее.

Наконец, домницы были загружены, уголь начал разгораться, а мы вдвоем изо всех сил стали качать мехи. Шел дым, гудело пламя, и руда начала плавиться, а к вечеру, наконец, процесс был завершен. В каждой из домниц собралось по несколько пудов железа, точнее, не железа, а крицы – смеси железа и шлака.

На следующий день (брат снова подменял меня в школе) мы Керком разломали домницы кирками и извлекли из них крицу. Перевезя ее в кузницу и разогрев куски в горне, мы стали ее ковать, чтобы отделить шлак. Ковал, конечно, Керк – пудовым молотом, на специальной большой наковальне, а я помогала. В результате, к концу дня, у нас получилось несколько пудов железа удовлетворительного качества, в виде брусков и прутьев. Дальше его можно было, нагревая с углем, превратить в сталь – это я уже умела делать. Разумеется, обычно с Керком работали еще несколько помощников, начиная с добычи руды и кончая ковкой крицы, но на этот раз мы все делали сами, вдвоем.

После трудового дня мы помылись в корыте, отмывая пот и грязь, а вечером, когда совсем стемнело, Керк повел меня смотреть его домик, располагавшийся неподалеку от кузницы. Домик, конечно, был небольшим, и мы договорились, что Керк до зимы пристроит еще пару комнат, а потом решили сразу же «проверить» кровать, на которой Керк спал, когда не ночевал в кузнице. Проверкой мы занимались довольно долго и остались очень довольны, как кроватью, так и друг другом.

* * *

Жизнь снова вошла в обычную колею. Я работала в школе, Керк – в кузнице, а по воскресеньям мы снова вместе трудились – под руководством Керка я ковала оружие и инструменты, в том числе довольно сложные – клещи, пилы, ножницы, и сваривала бруски железа в многослойный булат. Керк постепенно достраивал свой дом, и к середине зимы все было готово. Я несколько раз была у него, и мы обсуждали, что еще доделать дома, что усовершенствовать, а потом «проверяли» кровать. Привыкнув друг к другу, как привыкают муж с женой, мы вовсе не утратили чувств, просто страсть горела теперь ровным пламенем, мы так «притерлись», что понимали друг друга с полуслова, не представляли, как можно жить врозь, и, как ни странно, никогда не ссорились. Словом, нам было хорошо вместе. Мы хотели уже назначить день свадьбы, как вдруг случилось несчастье с братом.

Незадолго до того брат мне рассказал, что влюбился, подруга тоже его любит, и друг без друга они не мыслят будущего. Я была за него рада, а вскоре мне стало известно, что это Гута, мне она тоже нравилась, и я уже подумывала, не совместить ли обе наши свадьбы. В это время отказала радиостанция Ку-Они, и брат вместе с Гутой отправился туда ее ремонтировать (тогда я и узнала, кто она). В тот же день радиостанция заработала, а позже мне стало известно, что Гута приняла деятельное участие в ее ремонте – взобралась на мачту и распустила там резервный виток кабеля. Брат передал по радио сообщение, что возвращается на следующий день.

А на следующее утро поступило паническое сообщение от Гуты, что она идет за Сергеем, а нас просила, если он не появится, выходить ему навстречу по реке. Тон сообщения был таким, что я забеспокоилась – девочка явно что-то предчувствовала и очень тревожилась. Я тотчас собрала партию охотников, и мы, захватив оружие, вышли навстречу. Керк, конечно, был с нами. Пройдя около десяти километров, мы увидели их – Гута, едва живая от усталости, из последних сил тащила Сергея, уложенного на связанные вместе лыжи. Вид его был ужасен – он был весь в крови, а наспех перевязанная нога раздроблена. Когда мы подбежали, Гута, ползя по снегу на четвереньках, вцепившись в постромки, ничего вначале не видела и не понимала, а все порывалась и дальше тащить самодельные сани за собой, и только, осознав, что это мы, улыбнулась и лишилась чувств от усталости. С трудом удалось разжать ее пальцы – даже без сознания она не хотела выпускать ремень, вырезанный из волчьей шкуры.

Мы наскоро сделали носилки, уложили их обоих, и быстрым шагом пошли в Ку-Пио-Су. Примерно через час Гута пришла в себя и рассказала мне, что на брата напали волки и чуть не разорвали, хоть он и перебил их полтора десятка. Но тут, в последний момент, подоспела она, убила еще дюжину волков, и потащила раненого Сергея в Ку-Пио-Су. Она также рассказала, что, будучи в Ку-Они, Сергей к ней посватался, и родители дали согласие, так что она уже может считаться его женой. При этом она, несмотря ни на что, счастливо улыбалась.

К тому времени, когда мы, наконец, добрались до поселка, Гута окончательно пришла в себя, слезла с носилок и дальше пошла сама. Когда подошли к их домику, она попросила, чтобы Сережку оставили у них – она сама будет ухаживать за мужем лучше всех. Подумав, я согласилась. Мы занесли его в дом, я обработала и подлечила его ногу, убедилась, что его жизнь вне опасности, и мы оставили его на попечение жены. Надо же – жены! Я никак не могла поверить, что брат уже женат. Я дала Гуте подробные указания, как за ним ухаживать, и мы разошлись по домам. Я попросила охотников подняться по реке и снять с убитых волков шкуры, ведь их было больше двух десятков! Утром, конечно, я еще раз пришла к Гуте, осмотрела Сергея, а потом мы с ней долго разговаривали. Она, немного смущаясь, рассказала мне, как они с братом полюбили друг друга, как он посватался к ней, и как она бежала за Сергеем от Ку-Они, боясь опоздать, но, к счастью, поспела вовремя и отбила его от волков.

Я, в свою очередь, поделилась с ней своим секретом, рассказав о нашей с Керком любви, и даже о том, как он меня спас из болота, только попросила никому не рассказывать. Мы согласились, что сыграем обе свадьбы одновременно, примерно через неделю, когда брат поправится, его нога заживала хорошо, хотя я пока не давала ему просыпаться – мы решили оставить его в искусственном сне до вечера. К концу разговора я почувствовала, что у меня будто появилась сестра, да и Гута, кажется, ничего не имела против, мы с ней и раньше были дружны. Потом мы пообедали, причем я имела случай убедиться, что Гута отлично готовит, и я, окончательно успокоившись за брата, ушла домой.

Вечером я снова пришла к ним. Сергей, вымытый, накормленный и совершенно счастливый, сидел рядом с Гутой, он уже поужинал, но охотно к нам присоединился, когда мы все вместе опять уселись за стол. Нога его успешно заживала, он готов был сыграть свадьбу хоть сейчас, но согласился подождать еще неделю. Я рассказала ему о себе и Керке, и он тоже за меня порадовался. Мы окончательно договорились, что обе свадьбы будут в один день, потом я оставила их и ушла, предупредив, что от секса им пока лучше воздержаться – пусть нога Сережки спокойно заживет, хотя и была уверена, что они не удержатся. Поэтому я потихоньку сказала Гуте, что лучше ей самой проявлять активность, а брата нужно поберечь, пока он окончательно не выздоровел.

На следующий день я обо всем рассказала Керку, и мы решили, что свадьба будет в следующее воскресенье. Я перееду жить к нему, а Гуте с Сергеем уступлю комнату в нашем доме, где мы с ним раньше жили. Вечером мы с Керком занимались любовью на широкой кровати в его доме, а потом там же и уснули, обнявшись.

* * *

Неделя пролетела незаметно, подошло следующее воскресенье. За это время я обо всем известила Азу, и поселок радостно гудел в ожидании сразу двух свадеб. Заранее начали колоть скот, извлекать из погребов копченую рыбу, икру, соления и напитки, напекли свежего хлеба и пирогов с мясной и рыбной начинкой. Свадьба сразу двух детей Уоми и Куньи была большим событием, и все усиленно готовились к празднику.

Наконец, наступило воскресенье. С утра Гута и Сергей пришли в наш дом. Брат уже практически выздоровел, он совсем не хромал, был радостно возбужден и с нетерпением ожидал свадьбы. Родственники Гуты, вернувшиеся в Ку-Пио-Су три дня назад, тоже собрались в нашем доме в полном составе. Пришел и Карась с семьей, он был сразу с двумя женами, молодой Йоху, которую он привез из свадебного путешествия восемнадцать лет назад, и старшей женой со всеми детьми и внуками – они давно считали Керка членом своей семьи. Разумеется, были здесь и Суэго с Гундой, для которых мы с Сергеем были родными внуками, и Тэкту с Витой, и Гарру с Наей, и две тетки Куньи. Был и Ходжа с Ханной, а при них – гитара, которую когда-то подарил Ханне мой отец.

Все пришли в праздничных одеждах. Я и Гута были в горностаевых безрукавках из белого меха, украшенных вышивками и бусами из ракушек и речного жемчуга, а женихи – в черных куртках из шкур барашков, с нашитыми блестящими бронзовыми бляхами.

Когда появился старшина поселка Аза, все, сидящие на лавках у стен большой залы, встали и приготовились наблюдать брачную церемонию.

Сначала, по старшинству, вышли вперед мы с Керком. Керк держал меня за руку, и его могучая рука кузнеца, легко игравшая пудовым молотом, заметно подрагивала.

- Керк и Маша! – начал Аза. – Любите ли вы друг друга?

- Любим! – ответили мы хором.

- Готовы ли вы соединить свои судьбы и жить в мире и дружбе всю жизнь, как муж и жена?

- Готовы! – отвечали мы, опускаясь перед Азой на колени.

Положив руки нам на головы, Аза торжественно произнес:

- По вашему желанию и нашим обычаям, объявляю вас мужем и женой!

Поднявшись на ноги, мы с Керком поцеловались, причем поцелуй длился заметно дольше, чем того требовал обычай, после чего наше место заняли Сергей и Гута. Сергей радостно улыбался, а Гута, сжимая его руку, была белее мела, только веснушки словно светились на ее лице. Сергей, склонившись к невесте, что-то шептал ей на ухо.

- Сергей и Гута! – снова провозгласил Аза, проговаривая формулу, связывающую брата с его женой брачными узами. Наконец, Сергей на вопросы старейшины ответил:

- Любим! Готовы!

Гута, внезапно утратившая всю свою смелость и решительность, дрожащим голосом повторила за ним:

- Любим… Готовы… - и бледность на ее лице сменилась ярким румянцем, а по щекам потекли слезы.

Пока Аза объявлял их мужем и женой, Гута прижималась к Сергею, склонив голову ему на плечо, слезы текли по ее лицу, и, когда они встали и поцеловались, лицо ее было совсем мокрым, и она, раскрасневшаяся, счастливая, обнимала Сережку так, как будто они год не виделись – потом она мне призналась, что ужасно боялась, как бы что-то не произошло в самый последний момент.

Тут Ханна ударила по струнам гитары, Ходжа – в бубен, и зазвучал «Свадебный марш» Мендельсона, который они уже давно разучили в их собственном переложении для гитары и бубна, и который неизменно звучал на всех свадьбах в поселке. И под эти звуки музыки обе наши пары молодоженов торжественно направились к дверям, и вышли на площадь поселка перед домом наших с братом родителей, сразу оказавшись за столами с угощением, а их встречали восторженными криками все присутствующие жители поселка.

Мы с Керком тотчас уселись за стол и отдали должное стоявшим на нем яствам и напиткам. Сергей тоже охотно ел и пил за двоих, а Гута только смотрела на него своими большими зелеными глазами, словно боялась, что все это – сон, который сейчас рассеется. Сергей выбивался из сил, стараясь заставить жену что-то съесть или выпить, Гута его слушалась, но через несколько минут снова замирала, глядя на мужа во все глаза. Наконец, когда все присутствующие поели и слегка захмелели от медовухи, из-за столов стали раздаваться крики «Горько!» - Уоми давно уже завел в Ку-Пио-Су такой обычай.

Крики эти сначала были редкими и разрозненными, а потом они слились в общий дружный рев, и все жители поселка стали хором скандировать:

- Горь-ко! Горь-ко!

Мы с Керком встали, поднялся и Сергей, потянув за собой Гуту. Обняв своих возлюбленных, мы поцеловались, причем Гута, наконец, будто очнувшись, страстно обнимала и целовала моего брата, забыв о своих страхах, об окружающих и обо всем на свете, а он тоже крепко ее обнимал и гладил ее волосы. Когда крики «Горько!», в конце концов, смолкли, и мы с Керком давно уселись на лавку, они все еще стояли, обнявшись, и целовались на глазах у всех.

Наконец, успокоившись, жители Ку-Пио-Су опять расселись по местам и продолжили пиршество. Ближе к вечеру, после того, как все уже наелись и напились, вперед вышли Ходжа с Ханной, и зазвучала наша «фирменная» песня о дружбе, причем все пели хором, прихлопывая в ладоши или стуча по столам под звуки гитары и бубна. И вот тут, едва песня закончилась и на несколько секунд установилась тишина, от дверей дома вдруг раздался громкий, слегка подзабытый, но так хорошо знакомый всем нам, родной голос:

- Горько!

Обернувшись, словно от удара, вскочив на ноги, мы все широко раскрытыми глазами смотрели на крыльцо, а на крыльце… Там, обнявшись, в странных, необычных одеждах, со сверкающими золотыми звездами на груди, стояли наши родители, Уоми и Кунья, и со счастливыми, радостными улыбками смотрели на нас.

* * *

Конец третьей книги