Бойня продолжается

1. Глас божий

Лиз стояла на балконе, глядя на ярко-синее море внизу.

- Думаю, мне подойдет роль пассажира, - сказала она. - Сейчас я вспомнила, почему стала пилотом. Мне нравилось видеть мир с высоты. Хотелось узнать, что там за холмами, потом за следующими холмами, за горизонтом.

Несмотря на мою боязнь высоты, я подошел и встал рядом. "Босх" летел всего в двадцати метрах над океаном, неуклонно продвигаясь на юг вдоль восточного побережья континента. Хотя капитан Харбо и жаловалась, что не укладывается в график полета, она снизила скорость до плавного дрейфа, чтобы мы - и другие пассажиры тоже, я думаю - могли с балкона насладиться видом красного тропического солнца, уходящего за горизонт. Длинные пурпурные лучи заката тянулись к востоку навстречу подступающей ночи. Наша огромная черная тень бежала по волнам, на пенистых гребнях которых уже можно было видеть первые слабые искорки фосфоресценции.

Лиз потянулась и взяла мою руку. Она крепко держала ее, пока говорила.

- У меня так никогда и не было медового месяца. Мы с Робертом поженились, когда еще учились в колледже, и не могли позволить себе медовый месяц. Ни у кого из нас по-настоящему не было семьи. И мы пообещали себе откладывать деньги и при первой возможности устроить себе настоящие каникулы, которых никогда не имели. Мы строили планы. О боже, какие это были планы! Мы просматривали туристические проспекты, брошюры, книги, видео. Мечтали о Париже. И не только о Париже. Таити, Австралия, Рим, Греция, Мексика, Египет - мы хотели все. Мы мечтали заниматься любовью в самых романтических уголках. Ты не обижаешься, что я об этом говорю?

Я покачал головой.

Тем не менее она отстранилась от меня, отпустила мою руку и быстро отвернулась от перил. Раньше она ни словом не вспоминала о былом. Наверное, это было слишком больно.

Она вернулась в каюту и, присев на край кровати, высморкалась, а потом упала на спину, измученная физически и душевно. Шмыгнув носом, она закрыла рукой глаза. Я присел рядом, но даже не пытался дотронуться до нее. Пока еще нужна была дистанция.

- А потом, - неожиданно сказала Лиз, - я забеременела маленьким Стивом, и мечтам пришел конец. Все деньги, отложенные на наш чудесный медовый месяц, ушли на ребенка. Мы не жалели их, действительно не жалели, но где-то в глубине души все-таки было обидно. Как тут не расстроиться? Я ведь едва не начала учить французский. О, мы радовались малышу, но при этом знали, что пройдут еще годы, прежде чем у нас снова появится возможность осуществить наши планы. - Она тихонько не то вздохнула, не то всхлипнула. - Мне так их не хватает. Я отдала бы Париж, не задумываясь ни минуты, и все остальные места тоже, только бы увидеть их обоих хоть на один денек…

Спустя некоторое время она перекатилась на бок, чтобы посмотреть на меня. В ее глазах блестели слезы.

- Прости меня.

Я наклонился к ней достаточно близко - на расстояние вытянутой руки.

- За что? За людей, которых ты любила? Не извиняйся. Я сам…

Я остановился, не зная, как быть с собственными потерями.

Лиз потянулась, снова взяла мою руку и с горечью сказала:

- Я не должна сравнивать, не должна думать о том, чего уже нет. Все равно я их никогда не увижу.

И она заплакала.

А я просто смотрел, как она плачет. Мне хотелось снова прижать ее к себе и держать так, словно она - моя жизнь, но это означало воспользоваться ее минутной слабостью. Я отстранился. Сейчас Лиз не нуждалась в помощи. Ей нужно было выплакаться. Когда потребуется, она сама потянется ко мне.

Я оглянулся в поисках салфеток. Скоро они потребуются. Ага, вот они - на полке в изголовье. Я хотел достать их, как вдруг Лиз всхлипнула, схватила меня и упала в мои объятия.

- Да обними же меня, черт бы тебя побрал! - закричала она, и я понял, что в очередной раз просчитался.

Она с самого начала хотела этого. Проклятье! Как догадаться? Откуда мужчине знать, чего хочет женщина, если она ничего не говорит? Вот уж правда - женские мозги устроены совсем иначе, чем мужские. Женщины думают не так, как мужчины. Интересно, если бы женщины это понимали, сходили бы они от этого с ума, как мужчины? Неудивительно, что мы тратим столько времени на объяснения друг с другом.

Я крепко обнимал Лиз, пока она всхлипывала, шмыгая носом, и рыдала на моей груди. Рубашка постепенно промокала. Мне хотелось рассказать ей, как я скучал, как люблю ее, но я не мог. Пока не мог. Она держалась за меня не потому, что хотела меня, а ради другого, которого не было здесь. Никого из них нет, а ей необходимо выплакаться у кого-нибудь на груди, чтобы ее держали, гладили, успокаивали: "Все хорошо, детка, поплачь. Выплесни свое горе". Но я любил ее так сильно, так мучительно больно, что был готов на все, даже зная, что она никогда не сможет вернуть такое же чувство мне…

Внезапно Лиз перестала плакать. Подняла лицо. Слезы сбегали по щекам грязными ручейками. Краска расползлась вокруг глаз темными контурными картами.

- О господи, Джим. Прости меня. Что я с тобой делаю? Я же использую тебя…

Она отшатнулась от меня и побрела в ванную.

- Мне нравится, когда меня используют… - притворился я, но это было плохое утешение.

Я сел на кровати и попытался сосредоточиться. В голове шумело. Все получилось глупо. Я встал и подошел к двери ванной.

- Лиз! - Я вежливо постучал. - Можно?

Она вышла почти моментально, еще вытирая лицо полотенцем. Сейчас она как будто немного успокоилась и, казалось, приняла решение.

- Мы должны остановиться, - сказала Лиз.

- Я… Я… - Чувство было такое, словно мне в горло запихнули ручную гранату и выдернули чеку.

- Нет, - остановила меня Лиз, прижав палец к моим губам. - Это потому, что я люблю. Я люблю тебя так сильно, что это причиняет мне боль. Я люблю тебя так сильно, что каждый день причиняю боль тебе. Так быть не должно. Я не хочу делать больно людям, которых люблю. Больше не хочу. Пожалуйста, Джим, больше никогда.

Я схватил ее за руки и остановил:

- Прекрати! Прекрати это. Сейчас же.

Она попыталась освободиться. Вырваться. Попыталась отвернуться от меня.

- Прекрати это, Лиз.

Это помогло. Голос всегда помогает. Глас Божий. Когда говоришь таким голосов, не просто имитируешь Бога - сам становишься Им. Этому нас научили на модулирующей тренировке. Когда люди слышат голос Бога, они слушают. Лиз тоже замолчала и слушала.

- Я люблю тебя, - сказал я. - Ты это знаешь. Ты тоже любишь меня. Я знаю это. Никакие твои слова, никакие поступки не переубедят меня. - Я перевел дыхание. - Но если то, что мы любим друг друга, не может служить причиной, извинением или оправданием для совместной жизни, тогда нет причины, извинения или оправдания и нашему расставанию. Это совсем не относится к делу, как ты выразилась.

Я пристально смотрел ей в глаза. Она слушала внимательно. Ясно было одно: Лиз хочет слышать то, что я говорю.

- Да, мы спорили. Жестоко спорили. Да, иногда я причинял тебе боль. Да, иногда ты делала больно мне. Но я люблю тебя несмотря на это или за это — не важно. Важно другое - ты всегда будешь причинять боль людям, которых любишь.

Это - твоя жизнь. И тебе тоже будут причинять боль в ответ. Чтобы не чувствовать боли, надо стать зомби, утратив чувства, привязанности, всех, кто мог бы прижать тебя к себе посреди ночи, когда все так плохо, что невозможно вынести. У меня нет желания стать зомби - у тебя тоже. Потому что следующий шаг - голые мужчины и женщины с остекленевшим взглядом, что стадами бродят по улицам Сан-Франциско.

Послушай меня, Лиз. Я знаю о Роберте и Стиве. Я не мучаюсь от твоего плача по ним. Я горжусь тобой, ибо ты помнишь о том хорошем, что было в предыдущей жизни. Я не ревную. Знаешь, как я люблю тебя? Если бы я мог вернуть все, что было до хторран, то сделал бы это прямо сейчас, сию минуту, даже если бы это означало, что я больше никогда не увижу тебя. Но я не могу сделать это, и ты не можешь, и никто не может. Мы приговорены к настоящему, каким бы оно ни было. И нам предстоит много страдать - всем и каждому. Даже если бы не было никаких хторран, мы все равно страдали бы, но только по-другому, потому что это естественное состояние человека.

По крайней мере для меня. Я готов воспринимать это как плату за вход в мир. И, заплатив, хочу выбрать боль, которая мне приятна. Ты слушаешь? Я не собираюсь терять тебя из-за глупости. Если ты собираешься бросить меня, придумай причину получше, чем та чушь, которую ты городишь.

Удивительно, но Лиз выслушала всю мою речь молча. Некоторые люди слушают только первую фразу, а потом вежливо ждут, мысленно репетируя ответ.

Лиз поступила иначе. Она выслушала каждое слово, а когда я закончил, не вступила в спор. Просто опустила глаза и молча прижалась ко мне. Ее голова отдыхала на моей груди.

Я не двигался. Ждал. Интересно, обнимет она меня или нет? Не обняла. Я почувствовал чертовское разочарование. Все, что мне требовалось, - лишь маленький знак, что до нее можно снова дотронуться, но Лиз не собиралась его подавать. Я испугался, что теперь все погибло безвозвратно.

Решившись, я медленно, нежно окружил Лиз своими руками. Но не притянул ее к себе, даже не обнял. Просто уютно расположил руки вокруг ее плеч и в затянувшейся паузе ждал. Она была такой теплой, от нее так хорошо пахло! Мне было больно от невозможности узнать, что она сейчас думает или чувствует.

Неужели по-прежнему ненавидит?

Она тихонько всхлипнула и просунула одну руку между нами, чтобы вытереть нос. Потом взглянула на меня затуманенными от слез глазами и печально покачала головой:

- Мне никогда не удавалось тебя переспорить, ты об этом знаешь?

- Что?

- О, я могу учить тебя, могу сообщать тебе то, чего ты раньше не знал, Джим, но мне никогда не удавалось убедить тебя в чем-нибудь. Ты всегда так упрямо отстаиваешь свою правоту, что остается только согласиться или убраться подальше. - Она снова приникла ко мне, положив руки на мои плечи, и, вздохнув, наконец позволила своему телу расслабиться в моих объятиях. - Очень трудно быть твоим другом. Труднее, чем любовницей. Но еще труднее идти с тобой дальше. Я не способна на это. У меня больше не осталось сил идти. Я так устала. - Она посмотрела на меня. - Тебе придется быть сильным за нас обоих. Я же собираюсь просто висеть на тебе до тех пор, пока ты меня не бросишь.

- Я тебя никогда не брошу, и ты это знаешь.

- Знаю.

Она выглядела такой грустной, когда сказала это, что я едва не передумал.

Я приподнял ее голову за подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Ее глаза цвета морской волны были мокрыми и сияли.

- Лиз, ты выйдешь за меня замуж?