Бомбардир

Глава 3

Вот и выпал первый снег. На улице стало светло и чисто – так, что от света резало глаза. Изо рта при дыхании вырывался пар, под ногами похрустывал ледок. Наступила зима. В это время стихали войны, снижалась торговая и деловая активность. На телеге уже не проедешь, на санях еще рано – снега мало, а под снегом земля еще не промерзла. Вот в такую пору, когда бы только на теплой печи лежать, к моим воротам подъехал, проваливаясь в снег и грязь, экипаж, запряженный четверкой лоснящихся лошадей в дорогих попонах. Из кареты, пыхтя и отдуваясь, вылез толстый вельможа. Покрой камзола выдавал иноземца, на плечи была накинута соболья шуба – это уж московская погода заставила. Вельможа важно прошествовал к дому, холоп проводил его ко мне в комнату, помог снять шубу. Посетитель расшаркался, уселся в предложенное кресло и на ломаном русском языке начал разговор:

– Я имею честь представлять короля Англии, Шотландии и Ирландии Якова. По слухам, доносящимся до наших ушей от послов, а также от французского двора, вы, Юрий Кожин, очень искусный лекарь. Король Яков вот уже около полугода болен, его осматривали лучшие медики Англии, Испании и Франции, но назначенное лечение не помогает. Король специально прислал меня в Московию за вами.

Да, была охота в такую погоду ехать в Англию… Ближний свет!

Вельможа терпеливо ожидал ответа, на его лице не отражалось никаких эмоций. Я решил отказаться – деньги после посещения Нижнего Новгорода у меня были, а поездка в Англию – это ведь не на один месяц.

– Вы знаете, я сейчас занят, у меня много больных, бросить которых я не могу.

– Да это же король! Это не простой смертный, он не может ждать!

– Его лечат лучшие английские врачи, – возразил я, – а я тоже не Господь Бог!

Вельможа помрачнел лицом.

– На Балтике нас ждет специально посланный военный корабль. Я просто не могу вернуться один, без лекаря! Меня ждут крупные неприятности.

– Хорошо. Сколько заплатит король за лечение?

– Я думаю, что пятьдесят золотых – это серьезная сумма…

– Пятьдесят? Да ваш король скупердяй! Король французский Людовик за лечение сына заплатил вдвое больше. За лечение короля я прошу двести, и не меньше, причем половину сразу, авансом.

Вельможа задумался.

– Я должен посовещаться с послом, – сухо сказал он и с тем и отбыл.

Они что, думают, что если он король английский, я задаром должен тащиться за тридевять земель через неспокойное в это время года Балтийское море, отрываясь от семьи на пару месяцев? Да нижегородский купец Алтуфий больше дал, а не король, однако! Жадноваты короли – сделал я вывод.

Прошло два дня, на третий у ворот появился знакомый экипаж. Из него, сопровождаемый слугой, вышел английский вельможа и проследовал в дом. Поздоровавшись и усевшись, вельможа важно кивнул слуге, тот сделал шаг от двери, вытащил кожаный мешочек и положил на стол. Зазвенели монеты.

– Попрошу пересчитать в моем присутствии и написать расписку.

Я пересчитал и написал расписку. Вельможа перечитал ее и спрятал за обшлаг рукава.

– Когда вы будете готовы к выезду?

– Завтра с утра жду вас.

– Хорошо!

Собрал инструменты, дорожное платье, поговорил с Анастасией и дал распоряжение Сидору, который оставался за главного в мое отсутствие.

Честно говоря, ехать не очень хотелось: томила какая-то неясная тревога. Ночь прошла беспокойно, с бурными ласками Анастасии, как всегда перед моими долгими отлучками.

Утром подъехал возок, уже не на колесах, а на полозьях. Я, провожаемый домочадцами‚ вышел, Сидор нес сумку с инструментами и баул с вещами. Попрощавшись, сел в крытый возок, поехали.

Дорога на санях была более комфортабельной, чем на колесах, но вельможа всю дорогу ехал и стонал, ругаясь по-английски, видно проклиная всю Россию с ее дорогами, морозами и снегом. До Ревеля добирались долго, дней десять, за это время вельможа со своим нытьем мне ужасно надоел: дорога и еда в придорожных трактирах его не устраивали, он мечтал быстрее добраться до цивилизованной Англии. Однако вот и Ревель, порт, английский военный корабль – бриг, если я не путаю.

Когда мы с вельможей по трапу поднялись на борт, команда построилась, а капитан‚ вытащив шпагу, салютовал нам, из чего я сделал вывод, что вельможа чинов не маленьких. Нас развели по каютам‚ и судно тут же устремилось в путь.

Почти все время штормило, туманы часто окутывали горизонт‚ и матросы до изнеможения скалывали образующийся на палубе и многочисленных веревках лед. Через неделю пути впереди показалась земля, команда забегала шустрее, приводя потрепанный переходом корабль в пристойное состояние. Я же почти все время просидел в каюте, на палубе ветрено, холодно, на нижние палубы меня вежливо, но твердо не пустили, видимо, опасались, что я могу высмотреть какой-либо военный секрет.

Сбросив основные паруса, на одном лишь носовом корабль медленно входил в устье Темзы. В приветственном салюте громыхнули пушки корабля и береговых батарей с крепости. Мы пришвартовались, подогнали карету‚ и я с вельможей отправились в королевский замок. На улице был туман, но я во все глаза рассматривал окрестности. Вот и Биг Бен, его я узнал сразу.

Мы въехали во дворец и почти сразу же прошли в покои короля. Камердинер доложил о нас, и двери спальни открылись. Вельможа церемонно поклонился, сделал несколько шагов и поклонился снова. Я повторил его движения – со своим уставом в чужой монастырь не ходят. В огромной спальне на кровати под балдахином возлежал мой пациент – мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, бледное лицо с усиками, синеватые мешки под глазами. Король о чем-то заговорил с сопровождавшим меня вельможей. Отдельные слова я мог понять, все-таки учил язык в школе и институте, но смысл всей речи от меня ускользал. Появился переводчик, сказал, что мне дозволяется говорить с королем, но это великая честь и я должен быть краток. Расспросив короля Якова о жалобах, я попросил раздеться и осмотрел его. Диагноз был ясен: аденома простаты, надо оперировать. Вот почему английские врачи не смогли помочь: травы в данном случае не помогут, в лучшем случае несколько облегчат состояние. Все это я попросил точнее и подробнее перевести королю. Тот со вниманием выслушал, задал кучу вопросов – сложно ли это, больно ли, какие у меня гарантии и так далее. Я отвечал как можно правдивее – операция тяжелая, шанс на выздоровление есть, гарантий дать никаких не могу‚ я не Господь Бог. Монарх надолго задумался, как всякому человеку ему не хотелось ложиться под нож‚ и он старался поторговаться:

– Говорят, ты искусный лекарь, надо обойтись без операции, я еще не слишком стар.

Со всем возможным почтением я постарался объяснить, что без операции не обойтись, с каждым месяцем состояние будет ухудшаться и в дальнейшем даже операция может не помочь. Король взял время на раздумье, меня отвели в отведенную мне комнату и покормили. Обед‚ прямо скажем‚ не королевский – жареный цыпленок, тушеные овощи и кислое красное вино. Ладно, пока король будет думать, лягу спать.

Ночью ко мне прибежал взволнованный слуга, что-то говоря по-английски. Я и без переводчика понял, что не ужинать зовут, взял инструменты и пошел за слугой. Король в ночной рубашке и колпаке стоял над горшком, тщетно пытаясь помочиться. Спальню оглашали стоны и крики. Слабый, однако, народец эти английские короли. Я бужом вывел мочу, король сразу успокоился и улегся спать, потоптавшись, я пошел в свою комнату и последовал его примеру.

Утром меня не тревожили, я всласть выспался на хорошей перине. Встав, умылся, сходил в туалет. Слуги, видя, что я уже проснулся‚ принесли овсяную кашу с изюмом и вино, от которого у меня еще вчера была изжога. Черт побери, кормежка у французов мне понравилась значительно больше, про вино я вообще промолчу! Интересно, а что пьют англичане? И вдруг в памяти мелькнуло – эль! Вот что надо попросить у слуг, а не это вино. Но до эля дело не дошло, проснувшись, король потребовал лекаря. Дозрел, видно, за ночь. Переводчик монотонно бубнил:

– Его величество обдумало ваше предложение и изволяет высочайшее согласие, но обязательно присутствие английского хирурга.

Я не возражал, и операцию решили провести на следующий день. В этот же день я отлеживался в постели, к спиртному не притрагивался, мысленно проигрывая ход операции. С утра заявился приятного вида старичок в мантии, переводчик представил его как королевского хирурга Патрика. Через переводчика я попытался выяснить уровень подготовки англичанина – делал ли он подобные операции, оказалось – нет, но рад будет посмотреть. Лучше бы помощь оказал, чем учиться, да еще на короле. Но выбирать не приходилось. Я вкратце пересказал ход операции, мы пришли в медицинскую комнату, оказывается‚ во дворце была такая – с примитивным операционным столом, скудным набором инструментов. Под руки привели короля, мы вдвоем с Патриком уложили его на стол, я напоил августейшего настойкой опия, вместе с англичанином вымыли руки. Все свои действия я пояснял подробно, пока возражений или вопросов не было. Обработав живот высокопоставленного пациента спиртом, приступили к операции. Патрик внимательно смотрел, причем даже оказывал маленькую помощь, промокая кровь салфетками или держа крючки для расширения раны. Послойно разрезав кожу, мышцы, стенки мочевого пузыря, я добрался до простаты. Этот доступ к аденоме называется в медицине чрезпузырным. Вылущил узел простаты, все аккуратно зашил. На операцию ушло около полутора часов, закончилось все благополучно. Король постанывал, но пульс и дыхание были удовлетворительными. Наложили повязку‚ и по знаку Патрика четверо дюжих гвардейцев‚ осторожно переложив короля на ковер, унесли в королевскую опочивальню. Мы с Патриком вымыли руки, затем он набил трубку табаком и предложил мне. Давненько я не курил, даже запаха табака давно не ощущал. На Руси табак еще не был распространен, церковь относилась к курению резко отрицательно, предавая анафеме.

Усевшись, мы закурили по трубочке. Табак оказался хорош – легкий, ароматный, с привкусом то ли дуба, то ли еще какого-то дерева. Сделав затяжку, я удивился, затем одобрил:

– Very good!

Эти слова даже при моем скудном словарном запасе я знал. Лицо Патрика расплылось в самодовольной улыбке:

– Вест-Индия! – Он поднял указательный палец.

Я очень давно не курил, с непривычки слегка закружилась голова. Патрик достал бутылку, разлил спиртное по рюмкам. Мы выпили – это оказалось отменное виски. Я одобрительно поднял большой палец. Патрик захохотал и хлопнул меня по плечу. Затем через переводчика я ответил на его многочисленные вопросы: и чем протирал живот‚ и как вылущивал узел. Разговор продолжался долго, часа два; когда я попытался сообщить, что не помешает проведать пациента, Патрик удивился:

– А зачем? У его постели будут бессменно дежурить два врача, при ухудшении состояния вас немедленно известят, единственная просьба – не уходить из дворца, дабы вас можно было быстро найти. Такие руки, как у вас‚ – Патрик завистливо покосился на мои руки‚ – надо беречь, они стоят значительно дороже золота.

Он не предполагал, что в далекой Московии могут быть хирурги такого уровня. И как член Британского общества хирургов, просит разрешения подробно описать ход операции на собрании. Я великодушно разрешил‚ чувствуя усталость, причем больше сказывалось нервное напряжение: все-таки король, владыка половины мира (если считать колонии), так что любая ошибка могла мне дорого обойтись.

Утром, не надеясь на английских коллег‚ пошел взглянуть на пациента. Король постанывал, капризничая‚ но на то он и монарх; повязка была почти сухой. Я пощупал лоб, все-таки небольшая температура имелась. Дав некоторые указания двум врачам в зеленых камзолах и потребовав себе переводчика, я отправился побродить по дворцу: не каждый же день приходится бывать в гостях у английского короля. К тому же дворец французского короля Людовика мне так и не удалось осмотреть. Меня проводили в картинную галерею, где были портреты всех родственников короля, осмотрел доспехи и оружие, причем кое-что смог надеть на себя – так, ради интереса. Затем отправился обедать. Меня обслужили быстро, вежливо, но как-то безразлично. У всех слуг каменные, ничего не выражающие лица. То ли вышколены во дворце, то ли все англичане такие.

Уныло прошла неделя, король начал вставать, легко самостоятельно мочиться. По-моему, он обо мне и не вспоминал. Дня через три совместно с Патриком в присутствии переводчика я осмотрел короля Якова, признал его состояние удовлетворительным, в моих услугах он больше не нуждался. Патрик был со мной согласен. Я напомнил королю, что хорошо бы со мной рассчитаться‚ и попрощался. Часа через два в мою комнату вошел королевский казначей, скривясь, отсчитал золотые и попросил расписку, которую я незамедлительно ему выдал. Да, порядок в Англии был, это не французский двор, уж я-то мог сравнить. Следом после ухода казначея вошел вельможа, что сопровождал меня по пути в Англию, объяснил, что во дворе ждет экипаж, который отвезет меня в порт; корабль готов, капитан предупрежден‚ и меня доставят в любой порт на побережье Балтики. Мы раскланялись, я собрал свои немудреные пожитки и сумку с инструментами и вышел. Сопровожденный слугой, который нес сумки, сел в экипаж и направился в порт, по дороге снова разглядывал улицы, дома, мосты; тумана в этот день не было.

У пристани стоял прежний бриг, вахтенный матрос позвал дежурного офицера, тот узнал меня‚ и я поднялся на борт. Меня поместили в ту же каюту, бриг поднял паруса и вышел в море. Ветер был небольшой и ход был невелик. Но постепенно земля скрывалась из виду. Я стоял на палубе, наблюдая, как матросы четко и быстро выполняют команды.

Вдали показались паруса трех кораблей, они шли встречным курсом, быстро сближаясь. Капитан со старшим офицером долго смотрели в подзорные трубы, взволнованно переговариваясь. Засвистела боцманская дудка, матросы резво забегали, заскрипели люки орудийных портов. Похоже, корабли были неприятельские. Я подошел к старшему офицеру и указал рукой на корабли, он коротко бросил:

– Испания!

Вот дела, не хватало встрять в морской бой! Тем более что противостояние одного корабля трем неприятельским навевало нехорошие предчувствия. Я просто стоял и глазел, как испанцы обходят нас слева и справа. Слева по ходу надвигались два судна, по размеру вроде нашего – кажется‚ каравеллы, а справа тяжеловесной тушей подходил огромный галеон. Порты всех орудий открыты, было уже видно, как на палубе суетятся матросы. Если сейчас грохнут, нам капут! С галеона засемафорили флажками, на английском бриге спустили паруса‚ и мы остановились. Вокруг капитана собрались офицеры, матросы с боцманом стояли у мачт, все ждали дальнейшего развития событий. От галеона отвалила шлюпка, стала приближаться к нам. Сам галеон – здоровенное судно с тремя рядами орудийных портов по борту – находился не более чем в кабельтове. Было видно, как испанский капитан стоит на корме и наблюдает за нами в подзорную трубу.

Шлюпка подошла, с брига сбросили веревочный трап‚ и испанцы полезли на корабль. Первым на палубу поднялся молодой испанский офицер в расшитом золотом синем мундире, за ним посыпались матросы, вооруженные короткими абордажными саблями, но сопротивляться никто и не думал. Офицер подошел к англичанам, протянул руку‚ и капитан отдал ему свою шпагу. Испанец повернулся к галеону и помахал шпагой в ножнах. Как я понял, мы попали в плен. Мои нехорошие предчувствия, еще там, в Москве, меня не обманули. Похоже‚ и деньги плакали‚ и сам теперь в испанском плену окажусь. И дернуло же меня связаться с англичанами!

От галеона отвалила еще одна шлюпка, на палубу взобралась новая партия испанцев. Офицеров разоружили, отвели в кормовую каюту; меня, после непродолжительного диалога капитана и испанского офицера‚ поместили к ним же. Матросов заперли в трюме. И у трюма, и у кают с офицерами поставили вооруженных часовых. По судну чувствовалось, что оно делает поворот; испанцы подняли паруса – и в окружении трех испанских судов английский бриг направился на юг, в Испанию.

Английские офицеры вели себя спокойно, достали из шкафчика виски или бренди, уселись на пол и, неспешно переговариваясь‚ занялись поглощением алкоголя. Было такое ощущение, что они не больно-то переживали по поводу плена. Для военного любой страны это позор, сдача вместе с судном без боя – позор вдвойне. Конечно, война в Европе идет давно и воюющие страны от нее подустали, но не до такой же степени! Может быть, выдержка у англичан отменная? Скорее всего после окончания военных действий их обменяют на испанских пленных или выкупит английская казна. Я же сам по себе, обо мне английский король беспокоиться не станет. Может, по прибытии на место требовать интернирования? Россия сейчас ни с одной страной Европы не воюет, а с Испанией не воевала никогда, капитан судна должен подтвердить, что меня доставили из России и везли обратно, ни в каких военных действиях я участия не принимал. Другой вопрос – поверят ли пленному англичанину испанцы, а если и поверят, захотят ли отпустить? О жестокости испанцев разговоров было полно, слухи докатывались и до России. Могут посадить гребцом на галеры, век тогда не освободишься, тем более ростом и силой я не обижен.

За размышлениями я не заметил, как наступили сумерки. Изредка, небольшими группами нас выводили в туалет, дали питьевой воды. Офицеры улеглись в каюте на пол и дружно захрапели. Ко мне же сон не шел, я крутился на жестких досках пола и строил планы своего освобождения. Ничего разумного в голову не приходило – ну не бросаться же с корабля в открытое море! С тем под утро и уснул.

Нас в каюте никто не беспокоил, только в полдень принесли питьевой воды и сухарей. К вечеру по палубе раздался топот ног матросов, захлопали опускаемые паруса. Один из офицеров стоял у кормового окна, сказал, что узнает эти берега – мы приближаемся к Картахене, одному из портов Испании. Мимо проплыли обросшие мхом валуны портовой крепости, из амбразур торчали внушительные чугунные стволы крепостных пушек. Корабль мягко стукнулся о причал, пришвартовались.

Часа через два открылась дверь‚ и нас поодиночке стали выводить из каюты. Стоящие у входа матросы накидывали веревочные петли на шею, связывали руки. Мы образовали цепочку связанных между собой людей. Спереди и сзади встали матросы из охранения, на плече у каждого висел мушкет, в руке – обнаженная абордажная сабля. По трапу нас согнали на причал, где уже находились связанные матросы‚ и погнали в город. Среди матросов и офицеров раздавались возгласы «Картахена»: видно, кто-то из них ранее посещал этот порт и город, но мало кто тогда знал, что придется вернуться в ином качестве.

Мы поднимались в гору; не доходя до города, свернули на боковую дорогу‚ через километр уткнулись в ворота крепости. Команда судна была слишком велика, чтобы поместить ее в городскую тюрьму‚ и нас решили заточить в крепости. Ворота со скрипом распахнулись, нас провели по территории. Пока мы медленно переставляли ноги, я старался рассмотреть‚ где что находится: вдали крепостная стена с пушками, почти в центре – трехэтажное каменное здание‚ вероятно, здесь располагаются комендант крепости и различные службы. У небольшого домика толпятся солдаты, в руках у них миски с похлебкой – тоже понятно, что кухня. Крепость была окружена только тремя стенами, с четвертой стороны – гора с довольно крутыми склонами. В горе – небольшая дверь под охраной часового. Надо запомнить на всякий случай – скорее всего склад, вот только какой‚ артиллерийский или продовольственный? Больше толком ничего рассмотреть не удалось.

Нас затолкали в подвал, предварительно сняв веревки, да и зачем они были нужны? Под самым потолком находились маленькие оконца с толстыми решетками, единственную железную дверь остались снаружи охранять двое часовых. Причем наша импровизированная тюрьма внутри крепости, где полно солдат, шансов сбежать отсюда тоже нет, оставалось ждать удобного случая. В подвале было прохладно и сыро, на полу валялась слежавшаяся солома, в углу пищали крысы, с потолка капало. С непривычки заснуть здесь было тяжело, но сморенный усталостью, я нашел себе местечко, лег и погрузился в глубокий сон.

Утром вызвали капитана и принесли воды с сухарями. Во время дележки сухарей я заметил у некоторых матросов ножи. Нас не обыскали на судне, крепостные вояки понадеялись на моряков: не видно в руках сабель и шпаг, а на плечах – мушкетов, да и ладно. Вернулся капитан; переговорив с офицерами‚ подошел ко мне. Насколько я смог понять‚ из всей команды заинтересовались мной. Как бы интерес этот не вышел боком, испанцы – большие любители жестоких пыток. Не успел я обдумать слова капитана, как пришли за мной, определили безошибочно, ведь я единственный был в гражданской одежде, офицеры и матросы английского брига носили форму.

Меня повели в трехэтажное здание в центре крепости. Я как можно незаметнее попытался передвинуть оставшийся у меня пистолет подальше, чтобы он был хорошо прикрыт полой камзола. В большой комнате на первом этаже за столом сидели два синьора. Один был уже стар и сед, но строен и подвижен, в расшитом золотом камзоле и широкополой шляпе, второй – значительно моложе и упитанней, тоже в военной форме. Испанцы начали разговор на английском, но я поспешно сказал: «Ноу» и развел руками; продолжили на испанском, немецком, но я лишь разводил руками и повторял: «Русо, Московия». Наконец седой сделал знак‚ и меня снова увели в подвал.

До вечера меня никто не беспокоил, но уже утром снова препроводили в комендатуру. Все те же лица, но прибавился еще один мужчина, неподвижно сидящий в углу на стуле. Одет был скромно, если не сказать бедно, причем в гражданскую одежду. «Переводчика отыскали», – догадался я. И точно, испанец спросил, кто я такой и как попал на английский военный корабль, переводчик говорил с акцентом, но понять его было можно. Я объяснил, что я лекарь из Московии, звать меня Юрий Кожин, по приглашению английского короля был в Англии, чтобы лечить короля Якова. После того, как переводчик перевел, седой расхохотался.

– Неужели в Англии перевелись хорошие врачи, что из далекой Московии, где люди ходят в шкурах зверей, надо было приглашать лекаря? Чем ты можешь подтвердить свои слова?

Я‚ недолго думая‚ сообщил:

– На английском корабле в сумке мои медицинские инструменты и награда за лечение – сто золотых монет. Пусть ваши люди проверят.

При упоминании о золотых монетах глаза обоих испанцев жадно блеснули. Больше меня ни о чем не спрашивали и снова отправили в подвал. Я старался идти медленно, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом; в подвале воздух был влажным, спертым, вонючим из-за скученности и отсутствия туалета.

На следующий день меня снова повели к коменданту. На этот раз, кроме троих уже известных мне лиц присутствовал еще один, судя по подобострастному поведению испанских офицеров – довольно важная шишка. На его лице застыла гримаса презрения к окружающему миру, глазки злобно посверкивали. На столе лежала моя сумка с медицинскими инструментами, было видно, что в ней копались.

– Мы проверили твои слова, московит, в сумке действительно лекарские инструменты, но сумку ты мог взять с собой для того, чтобы укрыть тайные дела, признавайся!

– Мне не в чем признаваться, я только лечил короля!

– Мы подозреваем, что ты являешься тайным посланником московитского царя Михаила, посещал Англию, чтобы сговориться о союзе Московии и Англии в совместной войне против Испании.

– Нет, я не тайный посланник, все что я умею, это лечить, причем очень хорошо, если вы можете проверить, то я лечил сына французского короля Людовика.

Испанцы переглянулись.

– Проверка займет слишком много времени, за лекарем не будут посылать военный корабль во время войны, здесь кроется какая-то тайна. Скажи, зачем ты был в Англии, какие грамоты передал королю Якову, или послание было только на словах? О чем сговариваются московитский царь Михаил и английский король?

Я лишь пожал плечами в ответ. Такого развития события я не предполагал, могли бы спросить о состоянии здоровья короля или задать еще какие-либо вопросы, но заподозрить во мне лазутчика?..

Хотя и в самом деле некоторые основания для подозрений были. Почему за гражданским лицом отправили военный корабль в далекую страну, когда корабли нужны на войне? Стало быть‚ лицо надо доставить в целости, пушки хранят секреты лучше, чем сундуки. Опять же при мне было значительное количество золотых монет. Поди угадай за что – за лекарскую ли работу или на подкуп нужных лиц? Определенно, испанцы имеют основания для подозрений.

Испанцы посовещались, незнакомый мне тип со зловещей улыбкой пообещал завтра привести палача, ведь «испанские сапоги» разговорят любого. Меня снова увели в подвал. Похоже, завтра за меня возьмутся всерьез, что им и в самом деле стоит пригласить для неразговорчивого московита палача? Сказать я все равно ничего не смогу, так как не знаю, о чем речь, испанцы это воспримут как упорство и стойкость и будут пытать еще сильнее. В конце концов за несколько дней сделают из меня калеку. Видно, настал момент для решительных действий.

Я подошел к одному из матросов, знаками показал, что хочу его нож, тот достал клинок из ножен, повертел его передо мной и потер большим пальцем об указательный. Жест‚ понятный всем. Я снял с пальца золотое кольцо и протянул его, взамен получил нож с ножнами и сунул его за пояс. Теперь у меня был пистолет с одним зарядом и нож. Лучше умереть, чем попасть в руки палача!

Ночь прошла беспокойно, я мысленно проигрывал различные варианты, но все они были утопическими. Уж воевать испанцы умели‚ и я не думаю, что в крепости солдаты были неумехи. Ладно, ввяжемся в бой, а там будет видно. Как говорится, «бог не выдаст, свинья не съест».

Утром я проснулся бодрым, несмотря на то, что спал мало, тело было готово к схватке‚ адреналин – в крови. Как и оказалось, меня снова повели на допрос. Я старался идти медленно, исподтишка оглядывая крепость. До ворот далековато, но от горы в сторону стен и ворот был уклон, для моего плана то, что надо.

На этот раз рядом с переводчиком я увидел палача – одноглазый, с повязкой на пустой глазнице, со шрамом через всю щеку, в кожаном переднике, он только своим видом наводил страх. Сопровождающий меня солдат вышел. Вся троица сидела за столом, развалясь в креслах. Я решил использовать фактор неожиданности – выхватил пистолет и выстрелил в главного, что сидел с надменным лицом и обещал вчера пытать. От неожиданности все оцепенели, я выхватил нож и метнул его в коменданта. Нож попал очень удачно, я боялся, поскольку давно не тренировался, что он ударит ручкой или плашмя. Но нож вошел хорошо, чуть выше левой ключицы, в шею, почти по самую рукоять. Не давая опомниться, я подскочил к оседающему в кресле коменданту, выхватил из ножен его шпагу и резанул по горлу второго офицера. Захрипев, он повалился лицом на стол. В это время приоткрылась дверь, и зашел солдат; с недоумением он уставился на побоище. Не давая ему времени вытащить саблю или снять с плеча мушкет, я перепрыгнул через стол и всадил шпагу ему в живот. Резко побледнев, он упал на пол. Но я недооценил палача. Пока я занимался офицерами, он схватил какие-то железные щипцы и ударил меня. Краем глаза я успел заметить какой-то предмет, летящий мне в голову‚ и успел отклониться. Чудом железяка пролетела мимо головы и больно ударила по плечу. Второй раз атаковать меня у него не получилось: я ударил шпагой его в шею, провернув для верности. Единственный его глаз, до того пылавший злобой, помутнел, подернулся пеленой; палач упал, засучив ногами.

Бледный переводчик, не ожидавший такого поворота событий, вжался в угол. Он трясся от страха, глаза от ужаса вылезли из орбит. От греха подальше я связал его и заткнул кляпом рот. Затем раздел убитого солдата, кое-как натянул на себя его форму. Если камзол еще налез, то штаны трещали по швам, сапоги оставил свои. На голову водрузил форменную шляпу, опоясался солдатским поясом, на котором висели подсумки с порохом и пулями, подвесил к поясу солдатскую саблю в ножнах, она для меня была привычнее шпаги, взял в руки мушкет и выглянул в окно. В крепости пока было все спокойно. Поскольку звук пистолетного выстрела приглушили толстенные стены, тревоги в стане противника не наблюдалось.

Я колебался: попытаться освободить матросов с английского брига или выбираться самому? Были бы русские, я бы не сомневался, но ведь может получиться, что я прорвусь с боем ко входу в подвал, и без шума эта затея не обойдется, поднимется тревога, а команда брига может и не поддержать меня, по-моему, они уж очень легко сдались испанцам. Не получится ли так, что я останусь один на один с разъяренными испанцами? Это как сесть голой задницей в развороченный улей диких пчел. Нет, рисковать попусту не стоит, я не настолько уверен в патриотизме англичан. Еще был вариант – сразу идти к воротам, но пропуска у меня нет, пароля не знаю, солдатам незнакомо мое лицо, а наверняка в крепости они неплохо знают друг друга. Тоже неудачный вариант. Оставался еще один, к которому я склонялся, еще лежа ночью в подвале.

Я снова выглянул в окно: вдали, на плацу, маршировали солдаты, у кухни толкались несколько испанцев. Мой план касался входа в пещеру, где стоял часовой. Если это артиллерийские погреба, возможно, все сложится, как задумано, если же это вещевой или провиантский склад – я пропал.

Я вышел из комендатуры и спокойным шагом направился к двери в пещеру. Пока на меня никто не обращал внимания – ну идет себе солдат по крепости, что здесь необычного? Сердце мое колотилось, казалось, на меня обращены все взгляды, хотелось припустить бегом и приходилось сдерживать себя, раскрываться раньше времени не стоило. Я подходил к часовому ближе и ближе, наконец, когда нас разделяло метров двадцать, он забеспокоился, лица из-за низко надвинутой шляпы он разглядеть не мог, но что-то ему не понравилось – мундир ли сидел не так, или еще что-либо его встревожило, но он рявкнул что-то по-испански и снял с плеча мушкет. Я продолжал идти прежним шагом. Часовой приложил к плечу мушкет, но я был настороже и, когда грянул выстрел, упал на землю. Пуля просвистела высоко надо мной. Зато я не промахнулся: из положения лежа в стоящего человека с двадцати шагов попадет даже начинающий стрелок. Я в несколько прыжков подскочил к двери и прикладом мушкета стал сбивать замок.

Выстрел и удары мушкета привлекли внимание. От марширующих на плацу солдат отделился сержант – или кто у них там в испанской армии главный среди рядового состава – и быстрым шагом направился ко мне. Вероятно, издали он принял нашу перестрелку за пьяную разборку двух солдат. Проклятый замок не поддавался, я засунул ствол мушкета за дужку и, действуя им, как рычагом, сломал наконец замок и распахнул дверь. В лицо дохнуло прохладой и – мне на радость – пушечной смазкой. Артиллерийский склад! Сержант что-то кричал, вынимая на бегу из ножен шпагу. Ага, дождались! Я бросил мушкет с погнутым от моего усердия стволом, подобрал мушкет убитого часового, заскочил в пещеру и задвинул засов. Дверь была внушительной, толщиной сантиметров пять, дубовая и обита бронзовыми полосами. Какое-то время у меня оставалось, такую дверь сломать непросто. В пещеру откуда-то сверху, через узкое отверстие проникал скудный свет, царил полумрак, ну конечно, испанцы должны были позаботиться о естественном освещении, не со свечками же им ходить среди бочек с порохом! Я подождал, пока глаза привыкли к полумраку, и, когда стал различать окружающие меня предметы, двинулся по пещере. Она имела несколько ответвлений, правда были они короткими, метров по пятьдесят. Я беспокоился, нет ли второго входа, иначе мне придется туго. Но галереи были плотно заставлены бочками с порохом, в пирамидах стояли мушкеты, в другой галерее хранилось холодное оружие – шпаги, сабли, боевые топоры, алебарды.

За полчаса я успел обойти все помещения. Устроено все было солидно, такая пещера – самое лучшее укрытие для любого склада: ни стены не разобрать‚ ни подкоп не сделать, да и крыша никогда не протечет. Жаль только, что на этом складе не было продовольствия, есть и пить хотелось сильно, пустой желудок бурчал.

И вот со стороны двери раздались крики и удары, затем грянуло несколько выстрелов. Полетели щепки, появилось несколько пробоин. Однако раздался сердитый голос сержанта – наверное, до него дошло, что стрелять в пороховой погреб чревато взрывом. Я не спеша зарядил трофейный и несколько мушкетов со склада, выбрал со стеллажа хороший нож толедской стали отличной выделки в кожаных ножнах и сунул его за пояс. Снял с себя мундир испанского солдата, оставшись в гражданской одежде. Осторожно подкрался к двери и заглянул в одно из пулевых отверстий. У двери находилось несколько испанских солдат. С десяток солдат вместе с сержантом стояли у комендатуры и яростно спорили, размахивая руками. Ага, ну это понятно, похоже, офицеров в крепости не осталось и решения теперь придется принимать сержанту.

За дверью послышались шаги, я заглянул в дырку – перед дверью стояли сержант и переводчик. Этот уже рассказал страшилки про меня, теперь испанцы знают, кто их противник.

– Выходи добровольно, мы тебя не тронем, пусть судит королевский суд!

– И что, ваш суд меня отпустит?

– Это не наше дело, все равно долго не усидишь, там нечего есть!

– А мне здесь нравится больше, чем в вашем вонючем подвале.

В ответ раздались ругательства, переводчик не переводил, но было понятно и так.

Часа через два у двери послышался шум, я приготовил несколько мушкетов, взвел курки и положил на ящик возле себя. Раздался стук топоров: испанцы пытались прорубить двери. Я схватил мушкет, выпалил в дверь, отбросил его и схватил второй, выстрелил, снова отбросил и схватил третий, пальнул еще раз. За дверью застонали, наверняка я кого-то ранил. Стук топоров прекратился, к двери теперь боялись подходить близко.

Я не спеша перезарядил мушкеты, положил их на ящик и пошел обследовать галереи пещеры более обстоятельно. Глаза уже привыкли к полумраку‚ так что детали я различал более отчетливо. Нашел несколько небольших бочонков с порохом, килограммов по двадцать каждый, остальные были значительно больше – килограммов по пятьдесят-шестьдесят и ворочать их было тяжело. Нашел и некое подобие бикфордова шнура – «кишка» из ткани, набитая крупнозернистым порохом. Я отрезал кусок в десять сантиметров, отошел от пороха подальше и поджег. Пока огонь горел, я считал, успел досчитать до пяти, пока кусок не сгорел. Теперь приблизительно я знал, какой длины шнур мне нужен. В дне всех бочонков проковырял ножом дырки, отрезал огнепроводный шнур и закрепил его на дне бочек. Итак‚ шесть просто замечательных бомбочек! Пора браться за большую бочку. Я подкатил ее к остальным, провертел дырку и воткнул небольшой фитиль, рассчитанный секунд на пять-семь. Подобрал на полке пару пистолетов и, прочистил, зарядил, сунул себе за пояс, перезаряжать их потом будет некогда, придется бросить. Взял с полки незаряженный пистолет, коих здесь еще лежало много, и пощелкал курком, попробовал еще несколько и выбрал тот, который давал хороший сноп искр. Будет у меня вместо зажигалки.

Я тихонько подкрался к двери и приник глазом к отверстию от пули. Метрах в десяти стояли трое вооруженных солдат, все остальные толкались у кухни. Правильно, зачем всей толпой охранять одного московита, который к тому же и заперся! Надоест сидеть впроголодь – сам выйдет. Я решил подождать, пока наступят ранние сумерки. Солдаты наверняка хорошо знают окрестности, а мне ночью будет проще спрятаться.

Прошло часов пять-шесть, часов у меня с собой не было, они остались с вещами на бриге. Мне было чем заняться, прощаться так прощаться, я придумал еще один подарок испанцам, на этот раз большой. Ишь, попытать меня решили, будете долго помнить русского пленника! Собрал в центре, на небольшой площадке, куда сходились все галереи‚ несколько больших бочек пороха, к каждой пристроил по длинному куску огнепроводного шнура и связал их в центре в единый пучок, чтобы можно было поджечь все одновременно. Начало смеркаться, тени сначала стали длинными, затем стали расплываться и исчезли. Пора! Я собрался с духом, заглянул еще раз в пулевые дырки в двери. Неподалеку стояли два солдата, остальные бродили по крепости, кто-то пил вино из бутылок, кто играл в кости, собравшись в кружок. Все расслаблены, не у всех имеется оружие.

Я поджег большие бочки в центре, подбежал к маленьким у входа, поджег и их, резко распахнул дверь и выстрелил из обоих пистолетов в часовых. Один за другим я выкатывал маленькие бочонки с горевшими фитилями и толкал их от пещеры. Поскольку уклон был от горы в сторону стен крепости, все шесть бочонков дружно раскатились по внутреннему двору. Сначала никто ничего не понял, но вот солдаты узрели дымящиеся фитили в знакомых пороховых бочонках и в панике бросились врассыпную. Солдаты сталкивались друг с другом, кричали и указывали на катящиеся бочонки. Прямо броуновское движение! Причем бочонки наталкивались на камешки, их траектория постоянно и непредсказуемо менялась. И вдруг, неожиданно даже для меня грохнул первый взрыв, взметнулось пламя, полетели куски земли, камней, части человеческих тел, облако дыма затянуло место взрыва, не давая мне вдоволь полюбоваться на творение своих рук. Второй взрыв, третий! Паника наступила просто мировая! Один из бочонков ударился в стену комендатуры и, пошипев шнуром, взорвался, снеся при этом половину дома. Еще один докатился до стены и взорвался там, изрядно повредив стену и сбросив вниз одно из орудий. Последний грохнул почти на плацу, разметав несколько солдат.

Пора, время поджимало, я буквально спиной чувствовал, как горят фитили в центре галереи. Подтолкнув большую бочку к выходу, я зажег фитиль и стал толкать бочку в сторону ворот. Катилась она сама легко, приходилось лишь подправлять направление. Завидев меня, бегущего за бочкой с горящим и дымящим фитилем, стража у ворот разбежалась. Я видел, что фитиля осталось на несколько секунд. Подправив в последний раз направление катящейся бочки, я упал на землю и прикрыл голову руками, зажимая уши. Грохнуло значительно сильнее, чем от первых бочонков, меня сильно подбросило и приложило о твердую землю. В ушах звенело, я на какое-то время оглох. Зато ворот и стоящих рядом башен не было, лишь дымились обломки. Я вскочил и бросился в пролом, всем нутром ощущая, что сейчас рванет арсенал. Вдогонку за мной все-таки бросились несколько наиболее упертых солдат. Видно‚ гибель сослуживцев их сильно разозлила.

Выскочив из крепости‚ я помчался по дороге, но не успев отбежать и ста метров‚ услышал за спиной чудовищной силы рев; обернувшись, увидел, как часть горы приподнялась, откуда, как из жерла вулкана‚ выплескивалось пламя, вылетали огненные головешки. Воздушной волной меня сбило с ног, мои преследователи просто кувыркались по дороге. Головешки попадали на деревянные крыши зданий. Настоящий рукотворный ад! Не теряя времени, я вскочил и бросился бежать. Меня преследовали лишь пять или шесть солдат, хуже всего было то, что в руках они держали мушкеты, а у меня за поясом был лишь один заряженный пистолет и нож. Раздалось несколько выстрелов, но пули просвистели мимо, однако если меня догонят, я не смогу с ножом обороняться от нескольких опытных солдат.

Я начал спотыкаться о камни на дороге, сказывалась усталость, нервное напряжение и голод. Бежать становилось все тяжелее, пот заливал глаза. Справа мелькнула гладь моря, дорога в этом месте делала изгиб, вплотную приблизившись к обрыву; подбежав, я посмотрел вниз. В темноте трудно было определить высоту, я не знал, глубоко ли у берега, но особого выхода не было, я разбежался и прыгнул вниз.

После мгновений полета я шумно упал в воду, к счастью, не ударившись о камни, коих здесь было много. Вынырнув на поверхность, я поплыл к берегу, он оказался недалеко, буквально в десяти метрах. Под кручей оказался узенький участок каменистой суши, покрытый скользкими водорослями. Забившись туда, я притих. Сверху раздавались возбужденные голоса преследователей. В темноте они меня не видели, скорее всего гадали – разбился я или нет. Солдаты некоторое время потоптались на месте, но удобных мест для спуска не было, а лезть в темноте по крутому склону охотников не нашлось, и испанцы вскоре ушли. Надо было уходить и мне, по возможности поскорее. Такой грохот и пламя пожара наверняка видели в городе‚ так что подмога не заставит себя ждать. Стоило испанцам послать несколько лодок или мелких суденышек, как меня можно будет брать чуть не голыми руками.

Порох в пистолете намок и толку теперь от него нет, потому что нет сухого пороха, но выкидывать его было жалко. Спотыкаясь о камни в темноте, оскальзываясь на водорослях, я двинулся дальше от крепости и города. Надо было до рассвета уйти как можно дальше, если поймают, думаю‚ жестокой казни не избежать. Все-таки на моей совести разрушенная крепость и десятки, если не сотни убитых солдат короля Филиппа. Сейчас никто не поверит, что я лекарь.

Я брел всю ночь, уже скрылись из виду огоньки города и пожарище в крепости. Небо становилось серым, задул легкий ветерок, я замерз в мокрой одежде. Хоть в Испании и зима, но температура градусов десять тепла, и если бы не мокрая одежда, было бы совсем неплохо. В расщелине, укрытой кустами, я разделся, выжал одежду и прилег отдохнуть. Сил бежать или даже идти уже не было. Каменистая земля за ночь совсем остыла, лежать неподвижно – зуб на зуб не попадал от холода. Все-таки сморенный усталостью я уснул.

Проснулся, когда уже было светло, и стал думать, что делать дальше. Нет сомнений, что испанцы разошлют гонцов во все города и поселки вокруг Картахены‚ так что идти по дорогам было равно самоубийству. Пробираться по берегу – долго и тяжело. К тому же я решил двигаться на север, во Францию, а по суше, передо мной встали ли бы Пиренеи, почти непроходимые зимой. Оставался только водный путь. Итак, самое разумное – идти по берегу до первой рыбацкой деревушки, украсть там лодку и на веслах, а если повезет – и под парусом, двигаться на север.

Я поднялся – вперед! Сегодня идти было несколько легче: во-первых, при свете дня были видны камни, во-вторых, одежда подсохла и не липла к телу. Часа через полтора-два, когда солнце уже почти стояло в зените, показалась маленькая рыбацкая деревушка; на берегу сушились сети, лежали лодки, несколько рыбаков смолили дно лодки, рядом бегали дети. Я залег в кустах недалеко от деревни и решил дожидаться удобного момента. В обеденное время рыбаки и дети разошлись по домам – сиеста. Согнувшись, я подбежал к лодкам. Вот незадача – лодки были, но весла отсутствовали, рыбаки уносили их с собой.

Я отправился по берегу дальше. Отойдя несколько километров, увидел невдалеке от берега рыбацкую лодку. Была она невелика, но с небольшой мачтой – стало быть, имелся и парус. Видны были два рыбака, они стояли в лодке спиной к берегу и вытаскивали сети. Пожалуй, момент подходящий. Стараясь не шуметь, я вошел в холодную воду и поплыл. Сапоги мешали, но и сбросить их я не решился, если бы я был босиком, недалеко бы мне удалось убежать по береговым камням.

Стараясь не делать шумных гребков, я подплыл к лодке, взялся за борт и рывком забрался в лодку. Та качнулась от моего веса, и рыбаки обернулись. Один рыбак был молодым парнишкой лет пятнадцати, второй – стар, сед и сух, однако лицом они были похожи, скорее всего внук и дед. Внук выхватил из-за пояса нож и двинулся ко мне, я вытащил из-за пояса пистолет и направил на него. Видя такой оборот дела, дед что-то приказал внуку‚ и тот остановился. Я жестом показал парню, чтобы он выбросил нож за борт, что он с видимой неохотой и сделал. Знали бы они, что порох сырой, поэтому выстрелить из пистолета невозможно. Человек, вылезший из воды, просто не может сохранить оружие действующим. Я указал пистолетом на сети – выбирайте, мол, и дальше. Пока сети не выбраны, хода у лодки нет.

Испанцы, тихо переговариваясь, выбирали сети. Я сидел на носу лодки и не спускал с них глаз. Старик казался более мирным, но кто знает, есть ли у него еще нож и не всадит ли он его мне в спину при удобном случае? Когда сети были выбраны, я показал стволом пистолета на север и сказал: «Франция, Марсель». Может быть, ближе были и другие французские города, но я их просто не помнил. Дед покачал головой и быстро заговорил по-испански. Ничего не поняв, я отрицательно замотал головой. Дед показал три пальца и руками сделал движение, что он гребет веслами. Ага, плыть до Марселя три дня. Далековато эта чертова Картахена! Я показал рыбакам на весла, они переглянулись и в свою очередь указали на мачту, я кивнул, подросток поднял за шкоты небольшой косой парус, дед сел на корму к рулевому веслу, лодка устремилась на север, постепенно удаляясь от берега.

По крайней мере, солдат теперь можно было не бояться, но появлялась опасность нарваться на испанский корабль. В Средиземном море кто только не плавал: и французы, и испанцы, и турки, и итальянцы, и все они не прочь обобрать более слабого. Я вертел головой, пытаясь высмотреть, не видно ли где парусов. Пока было спокойно, море чистое. Часа через два дед показал на селение на берегу – издалека оно казалось небольшим – и произнес:

– Валенсия.

Мы держались вдали от берега, но в пределах видимости земли. У порта вертелось несколько мелких суденышек, но они были далеко и опасности для меня не представляли. Так мы плыли до вечера, и передо мной вставал вопрос – что делать с рыбаками ночью? Их двое, а спать надо. Решил их на ночь связать.

Я выбрал пустынный берег и указал на него, мы пристали. Я жестами объяснил, что надо подкрепиться; рыбаки собрали по берегу плавник, развели костер и пожарили на прутиках рыбу. Все с жадностью поели. Я связал поочередно обоих, для верности повернул их спинами друг к другу и еще раз связал, благо веревок на лодке было достаточно. Теперь можно было и самому отдохнуть. Ночь прошла спокойно; впрочем, я периодически просыпался и поглядывал за рыбаками. С утра еще раз поели жареной рыбы, днем вряд ли бы удалось подкрепиться, напились воды из маленького ручья и снова отправились в путь. День прошел без происшествий, вечером старик показал на редкие огоньки на берегу и сообщил:

– Барселона!

Насколько я помнил карту, это последний крупный город Испании на берегу, дальше – Пиренеи и побережье Франции. Мы снова пристали к берегу, развели костер, пожарили рыбы. Без соли есть было невкусно, но выбирать не приходилось. Затем все повторилось: связанные рыбаки, мой сон с перерывами, утренний костер, жареная рыба, лодка.

В конце дня старик завертел головой, тыкая пальцем в берег. Что он говорит, я не понял, тогда дед жестом показал: «Там горы». Вглядевшись, я и сам увидел скалистые выступы, терявшиеся в дымке. Пиренеи! Франция была близка, я не рассчитывал на теплый прием с оркестром, но и казнить меня, как собирались в Испании, не должны. Тем более Франция с Испанией в данный момент воевали, а я вроде как даже помог, разрушив береговую крепость Картахены.

Я показал старому испанцу на берег, он кивнул. Пристать пока было некуда – настоящие каменные стены, поэтому мы медленно продвигались вдоль берега. До Марселя или еще какого-нибудь порта далеко, на море нас могут перехватить турки или итальянцы, я не хотел рисковать и решил дальше двигаться пешком. Наконец скалы закончились, местность стала ровнее, появились кусты, найдя песчаную отмель, старик уткнул нос лодки в берег, и я спрыгнул. Мне было жаль этих людей, но заплатить за три дня работы и потерянный улов мне было нечем; помахав на прощание рукой, я двинулся вглубь берега, надеясь наткнуться на дорогу. Лодка же сразу отчалила и пустилась в обратный путь.

Начинало темнеть, я нашел место поудобнее, на небольшой полянке в чаще кустов и устроился на ночлег. Ночью выспался спокойно, утром умылся, напился свежей воды из ручья и отправился дальше от моря. Шел и размышлял – как мне добираться домой?

Документов нет, денег нет, вещей нет, оружия – кроме ножа – нет. После купания в морской воде и ночевок на земле одежда моя выглядела, как у французского клошара, что спят под мостами в Париже. Ба, Париж! Мне надо добраться до города, там есть по крайней мере двое знакомых – Амбруаз и Филипп. Один сейчас королевский врач, другой – в посольстве. Только как их найти, я даже названий улиц не знаю, придется полагаться на свою хорошую зрительную память.