Большой мир. Книга 1

Пусто.

Но все же решил последовать примеру пришельца.

Глава 12

Идти по следу беглеца было просто, даже когда кровавый след обрывался. Сломанные ветки, беспорядочно взбитые листья, третья нога, роль которой, судя по вспоротой канавке, играла какая-то палка. В общем, всё, что не мог оставить после себя зверь. Ну и конечно же, если на земле не было следов, то кровавые отпечатки пальцев на древесной коре очень даже хорошо выделялись. Нечасто, но это сильно облегчало задачу.

Первыми признаками сближения оказались громкие звуки мокрого кашля. У меня и самого, скорее всего, в ребрах трещина, но моему неизвестному летчику досталось, видимо, серьезно. Такими звуками выплевывают либо кровь, либо легкие старика-курильщика. Почему-то я сомневался, что в этом мире на таких челноках летают существа, всю жизнь потягивающие табак.

Пригнувшись, я как можно тише приблизился к источнику звука и, за неимением лучшего варианта, встал за толстым стволом какой-то лиственницы. Потом, дождавшись затишья в кашле и звуках шарканья, сменил дерево, и так далее.

Двигаясь во время шагов преследуемой, а судя по обтянутой каким-то водолазным костюмом фигуре – это было существо женского пола, я подобрался максимально близко и спрятался за очередным серым стволом, фактически, шагах в десяти. Не знаю, почему я до этого времени не окликнул ее и старался скрыть свое присутствие. Очевидно, она была ранена и серьезно.

Возможно, это из-за слабости, и я хотел проследить за ее действиями, чтобы обезопасить себя от столкновения сразу с несколькими существами. Может быть, подсознательно я хотел дождаться ее смерти и обобрать труп. Кто она мне? Правильно.

Но чего я не учел, так это ее слуха, скорости и силы.

– Кра-а ши мо-орэ! – выкрикнула девушка мне в лицо, при этом крепко сжимая горло, казалось бы, тоненькой рукой.

Ее кожа была настолько белой, что могла поспорить с первым снегом. Черные, как вороново крыло, длинные волосы ниспадали на плечи и были перепачканы красным. Уши походили на эльфийские, но с длинными кисточками на конце. Глаза отблескивали синим льдом, а бледные губы скривились в рычащей манере.

Это было прекрасным и чудовищным зрелищем.

Я не понимал, что она говорит, но на всякий случай отрапортовал:

– Да я это, просто увидел след падения и…это, подумал, вдруг помощь нужна.

Я хотел поднять руки в знаке примирения, но она еще сильнее сжала шею, и они просто бессильно упали. От удушья я начал терять сознание и материть себя за любопытство. Очевидно же, что такому слабаку не стоит преследовать неизвестного, который свалился с неба на космическом челноке.

В глазах начало темнеть, голова наполнилась туманом, пропало ощущение тела. Я вспомнил малышку Леа и Сораса – единственные, кто не попытались убить меня, а вытащили с того света.

Внезапно хватка ослабла, и белокожая девушка отшатнулась назад. Она схватилась за живот и, тяжело кашлянув, выплюнула очередной сгусток крови. Прижав ладонь к губам, она посмотрела на меня, сползающего по шершавому столбу, и мой туманный взор уловил ее не верящий, молящий взгляд.

Почти шёпотом она сказала "помоги" и, запрокинув голову, завалилась назад.

– Помоги? – повторил я, когда восстановил дыхание. – Ты так шутишь?

Не знаю, к кому я обращался, ведь она походу была в отключке. Просто такая наглость меня застала врасплох, и хотелось смеяться от ироничности сложившейся ситуации.

– Да мне проще уйти и оставить тебя здесь! – сказал я, поднявшись. – Ты меня чуть не убила. Ни за что! А я просто хотел поговорить. Узнать!

Возмущение из меня перло, как река через прорванную дамбу.

– Что с вами всеми не так!

Я потирал горло и искал лук, который выпал из обессиленной руки. Найдя его взглядом, я поднял вещицу и уже развернулся уходить, но ощутив гладкую древесину, я подумал о том, кто дал мне этот лук и как меня вытащил с того света его владелец. Просто так. А ведь я мог оказаться каким-нибудь маньяком или убийцей, который сбежал из местной тюрьмы. Может, каменоломни, не знаю.

А еще Ройан, который не выдал меня и увел врагов в лес. Да, он скорее всего сделал это не ради моего спасения, а потому, что там ему было удобнее сражаться. Но это не сильно меняет дело.

– Черт! Черт! Черт! – рыкнул я самому себе и бросив лук, развернулся к черноволоске.

Она лежала на листьях, как белая кукла, только без платья, а в обтягивающем темно-синем костюме. Беззащитная и истекающая кровью. Только что желала задушить меня, а потом просила помощи.

Женщины. Везде одинаковы.

Пробежав глазами по черноволоске, я нашел сбоку что-то вроде липучек и, потяну, обнаружил, что костюм состоит из частей. Как раз нужная мне часть прикрывала торс, и отбросив руку девушки, я отлепил от живота дырявую ткань. Именно отлепил, так как под этим куском была голая кожа, и кровь склеила их вместе. Скривившись от весьма неприятного зрелища, я открыл бурдюк с водой и облил предполагаемую рану.

– Черт… – буркнул я, выдохнув.

Дырка была сбоку и весьма приличной. Уж не знаю, что там у нее пробито и почему она плевалась кровью, но отлепив грудную часть костюма, я больше ран не обнаружил.

Может, у нее органы не так расположены?

Изнывая от мук жадности и совести, я нашарил в кармане амулет Пипа. Очевидно, я не в силах спасти ее своими руками, и оставался только вариант магии. Единственной магии, которая была мне сейчас доступна. Прожженная простыня не в счет, это почти мифическое событие, которое я не в силах повторить.

Главная проблема, ну кроме взбрыкивающего хомяка, оказалась в том, что я не знал, как воспользоваться амулетом. Ни Сорас ни Леа мне о таком не рассказали. И что бы я делал, если бы был ранен сам?

Я вкладывал ей его в руку и ждал. Тер об рану. Водил над ней. Закрывал глаза и просил сработать. И ничего.

Сдавшись, я уже решил, что не спасу её, и готовился уходить, убиваясь муками совести, наряду с подпрыгивающем от радости хомяком.

– Хух, – выдохнула девушка.

"Черт", – поругал рогатого я.

– Эй, черноглазая, – потрепал ее за челюсть. – Черноглазая, открой глаза. Это важно.

Несколько секунд мычания, и она еле-еле раскрыла свои черные, как ночь, глаза, невнятно разглядывая мое, наверняка невероятно глупое в этот момент, лицо.

– Видишь это? – показал ей амулет. – Моргнешь один раз – "да", два раза – "нет".

Моргнула.

– Знаешь, что это?

Моргнула два раза.

– Что б тебя, – ругнулся я сквозь зубы.

Девушка застонала и снова начала терять себя.

Я заговорил громко:

– Слушай! Это чертов амулет, который должен вылечить тебя. По идее. Но я не знаю, как он работает!

До нее доходило несколько секунд, а потом левая рука дернулась, и я, надеясь, что это намек, вложил амулет в ее белую ладонь.

Она сдвинула черные брови, и тело покрыло голубоватое свечение. Еле различимое. Прямо на моих глазах рана начала стягиваться, и в конце не осталось даже шрама.

Действо длилось где-то минуту, и в конце девушка обмякла.

Я приложил ухо к месту, где у людей обычно сердце, и уловил слабый, но равномерный стук.

– Ну, все, – буркнул я себе. – Пора и честь знать.

Тяжело опершись о колени, я поднялся и, к радости моей совести, понял, что темнеет.

Красное солнце уже спряталось за кроны высоких деревьев, и лес начал заполнять вечерний свет. Оба спутника еще не проявили себя, но это было не за горами, и я понимал, что оставить ее сейчас одну равносильно тому, если бы я просто так выкинул амулет. Ее бесславно загрызут.

Постанывая от присевших на уши совести и хомяка, которые в этот раз были за одно, я оттащил тело черноглазой к ближайшему дереву и стал собирать хворост и ветки потолще. Ночи здесь холодные, а звери могут попасться очень голодные.

– Ну вот, нарвался на неприятности, – бубнил себе под нос. – Сначала два трупа, потом самого чуть не задушили, теперь, вот, спасаю своего же возможного убийцу.

Говорить с самим собой – не самая полезная привычка, но последние дни я, видимо, просто нуждался в этом.

Собрав достаточно древесины, я еще раз проверил незнакомку и, устроив костер поближе, начал шарить в сумке в поисках местного огнива.

Слева замычали.

Я обернулся и наткнулся на пару удивленных глаз. Не говоря ни слова, мы посмотрели друг на друга, и я, отвернувшись, приблизил наперстки к деревяшкам.

Щелк. Искры. Пусто.

– Черт, – буркнул я под нос.

Щелк. Искры. Пламя.

Довольно хмыкнув, стал устраивать себе ночлег. Логичнее было бы расположиться ближе к черноволоске, но я опасался ее реакции да и все равно не планировал спать. Не уверен, что смог бы, как Ройан, почуять опасность и уж тем более удерживать огонь своей магией.

– Почему не поджег маной? – нарушила молчание девушка.

Я повернулся к ней и заметил уже полностью вменяемый взгляд.

Голос у нее был приятный. Не высокий, как у девочек, а достаточно взрослый. В мою голову пришел образ какой-нибудь актрисы, озвучивающей роли уверенных в себе женщин.

Я пожал плечами:

– Не умею.

– Как это? – заинтересованно спросила она.

"Знал бы я", – хотелось сказать.

– Ну как же, свитки нужны. Да и не огненный я.

– Свитки… – будто пробуя слово на вкус, протянула она, – огненный…

Странный разговор. Складывалось ощущение, что мы говорим о разных вещах.

Акцент у нее кстати был так себе. Еще хуже моего. Хотя, о себе всегда в лучшем.

Я ковырнул ветку и возмутился:

– Хотя бы поблагодарила, что ли.

– За что? – спросила она.

Я возмущенно повернулся в ней, а она уже смотрела в сторону от костра.

– Хочу напомнить, что ты чуть вусмерть не задушил меня. А потом попросила помощи! – сказал я с вполне искренним недовольством.

– Ааа, – пропела она, – так это я шутя. Припугнуть хотела.

Я чуть не вскочил от такой наглости, но сдержался, хотя и запыхтел как паровоз.

– Припугнуть? – уверен, что голос отразил всю бурю реакции на такое заявление.

– Ага, – так же спокойно ответила она. – Просто я не ожидала, что ты такой слабый окажешься.

Вдох. Выдох.

Сколько наглости нужно иметь на такое?

Глава 13

Девушка не выглядела тупой, а значит специально разводила меня на эмоции.

Я сказал, театрально кающимся голосом:

– Ну прости уж, что не угостил твою спину парой стрел.

– Прощаю, – извинила гадина.

Вдох. Выдох.

– Как бы то ни было, ты была при смерти, и я использовал свой единственный амулет, – сказал я ровным голосом, пошерудив еще одну ветку. – Так что, как бы ты ни увиливала, кое-кто из нас двоих мой должник. И я уверен, что запомнил бы, если бы им был я.

– Ааа, вот ты о чем, – протянула наглая черноглазая. – Но ведь я сама излечила себя. Твой амулет был очень слаб и дал лишь нужный толчок. Безделушка, в общем.

Выдох… не дышать. Не дышать. Медленный вдох.

– Видишь ли, как я сказал, это был мой единственный амулет… – начал я, но она оборвала меня.

– Но ведь ты не знал, как им пользоваться. Да и вообще, если бы я не потратила на тебя силы, не оказалась бы в таком положении, – теперь, видимо, ее очередь была возмущаться. Только слишком театрально.

Она реально издевается?

Лежа возле дерева, она смотрела на меня честными черными глазами, попутно перепрыгивая на лежащие со мной рядом лук и меч в ножах.

Это была конечная в путешествии с совестью за руку.

Я молча закинул лук за спину и, подняв меч, поклялся больше не общаться с черноглазыми женщинами и всячески избегать их.

– Эй, ты куда? – спросила девушка, когда я отошел на шагов двадцать.

Нужно было срочно найти высокое дерево да подальше отсюда и устроиться на ночлег. Ночь приблизилась еще на шаг, и признаться, я бы хотел все-таки выспаться.

– Эй, куда ты пошел! Эй!

Пантоа уже не за горами, и завтра следовало бы добраться до деревни. Там закупиться по списку Сораса, и думаю, можно возвращаться в хижину. Вряд ли банда так долго вела бы меня, только ради того, чтобы найти мое жилище. Давно бы напали уже. Да и следы, если что, приведут к черноволосой ушастой особе, что мне было только на руку. Без сомнений, они обратят на нее внимание.

– Эй. Ладно! Ладно! – услышал я уже приглушенный крик. – Я беру свои слова назад. Твой амулет. Ты спас меня. Я твоя должница. Ладно?

Плевать. Мне проблем больше. У нее все равно ничего нет при себе, иначе заметил бы.

– О, а вот и деревце, – направил я свой взор на серое дерево, ствол которого был покрыт ветками, до которых можно допрыгнуть.

– Пожалуйста! – крик души был слышен даже сюда.

Выдох…

Неужели я такой слабак?

Топая назад, я ругал себя и слабоволие. Я ведь уже помог ей. Но в отличие от меня, искренне благодарного Сорасу, черноглазая хотела перекрутить все, не оставив себя в должниках.

Я думал о том, зачем иду назад, и скорее всего меня заинтересовала та силища, с которой она меня схватила, будучи смертельно раненной. Разумеется, я слышал и помню истории с Земли, когда у людей в смертельных ситуациях активировались все ресурсы организма. Но эта дамочка была ослаблена нехилой раной, какие там ресурсы. К тому же ее светящиеся синим льдом глаза не совсем обычное зрелище, мягко говоря.

В общем, причины были. Не такие, чтобы остаться и надрывать глотку, доказывая важность своего участия в ее спасении, но достаточно занимательные, чтобы вернуться после такой молебной тирады.

Да и что-то было во мне, что отяжеляло мои стопы, когда я пошагал прочь от черноглазой.

Молча усевшись у костра, я поднял веточку, которой играл до этого, и снова сунул ее в огонь.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала она смиренно.

– С чем?

Она тяжело перевернулась и показала мне покрытый кровью бок.

– Магия не полностью залечила меня. Скорее всего стянулись только мышцы, но нужно обработать и сшить края раны.

Я почесал бороду и, намочив тряпку, присел рядом.

– Я сейчас вытру кровь, чтобы увидеть, что там. Не дури.

Черноглазая кивнула, глядя в темный лес.

Рана была не глубокая. Все как она и сказала: мышцы стянулись, осталось стянуть кожу. Тем не менее, без обработки скорее всего будет воспаление, а там по накатанной вплоть до перитонита. В общем, нужно обрабатывать, и желательно сшить.

– У меня есть игла для одежды и нить. Простерилизовать нить не в чем, – сообщил я, насмотревшись на рану. – И да, я никогда не сшивал…кожу.

Она посмотрела на меня вполоборота и удивленно подняла бровь.

– Ладно… – снова смиренно сказала девушка.

Я кивнул и, достав нож, подошел к костру.

Спирта, как и других антисептиком, у меня, конечно же, не было. Я даже близко не знал, что применяется на Фариде и есть ли здесь привычная мне медицина, помимо магического исцеления. Если есть, насколько она развита и как используется. Очевидно, что простые селяне вряд ли после каждого пореза кухонным ножом бегут к целителю, но даже это для меня было загадкой.

В местной траве я разбирался настолько же хорошо, как и в Земной – никак. Значит, нагреть металл и прижечь края раны было единственным выходом.

Черт, что бы я делал, если бы сам оказался в таком положении?

Пока нож краснел, я достал иглу и нить из неизвестного мне материала. Стерилизовать иглу также было нечем, так что, положив ее на покрасневшее лезвие, я стал ждать.

– Где ты этому научился? – спокойно спросила девушка.

– Не помню, – почти честно ответил я, стараясь не трясти рукой, чтобы не потерять иглу в пепле костра.

– Как это, не помнишь?

– Знаешь, что такое амнезия? – ответил я вопросом.

Она кивнула.

– Вот так и не помню.

Когда игла достаточно покраснела, я отвел нож от костра и дал ей остыть.

– Тут вода, – кинул я бурдюк дамочке. – Омой руки хотя бы ей и подержи иглу.

Она выполнила указание, и я снова вернулся к костру и ножу.

Я и правда не помню, откуда знаю, что нужно делать с раной, но как по мне – это должен знать каждый второй человек с Земли. Скорее всего, так и есть, но откуда это известно мне, я не помнил.

Закончив приготовления, я поднес лезвие к ране и кивнул черноглазой. Она сцепила зубы и отвернулась.

Зашипело. Кожа покраснела. Девушка застонала, но не отключилась.

Пока я штопал горячую кожу, я сомневался, что это все не сон. Я оказался в мире меча и магии. Почти стал едой сероволков. Убил двух человек. Прижег раскаленным ножом рану и сшивал ее иглой. Ах да, меня чуть не задушила та, которую я спас уже дважды.

Закончив с раной, я выудил из мешка кусок тряпки и, приложив ко шву, захлопнул часть ее комбеза. Привалился к тому же дереву, что и черноглазка, и выдохнул.

Это было не круто. Совсем не круто. Нужны амулеты и побольше.

После проделанного в воздухе повеяло средневековье, и я осознал, что нахожусь не просто в волшебном мире, а в обычном мире с магией. Здесь вовремя необработанная рана могла превратиться в гангрену или смерть. Ручные целители здесь вряд ли водились, а если и водились, то их круглосуточные услуги стоили очень дорого.

– Жива? – спросил девушку после пары минут молчания.

– Ага, – выдавила она.

Я поднялся и подкинул дров в костер. Ночь уже давно вошла в свои права и очень не хотелось случайно потерять огонь. Звезды, как всегда, превратили небо в усыпанную бриллиантами черную ткань, а два белых огромных блина, исчерченных линиями и кратерами, не мигая, разглядывали ничтожных существ, разбегающихся при их взоре.

– Ты откуда такая прилетела? – спросил я.

– А ну, сбежала я. Из дома, – ответила черноглазка неуверенно.

– А че сбежала, замуж не захотела? – усмехнулся я классике.

– Ага. Именно, – ответила она вполне серьезно. – Отец хотел отдать за нелюбимого, вот я и сбежала.

Мы говорили так спокойно и неспешно, будто два приятеля на ночевке у костра. Ощущение противоречия заполнило мои чувства.

– А что с челноком? – спросил я.

– Чело…нком?

– Да, шатл твой. Корабль для перелетов.

– Аааа, ну это. Подбили, эти, наемники жениха, – снова как-то невнятно сказала черноглазка.

Я удивился такому повороту:

– Неплохо так женишок обиделся, видимо.

– Ничего, переобидится, – усмехнулась она.

На пару минут повисла тишина. Я снова пялился в небо и прислушивался к лесным звукам. Признаться, даже не представлял, что делать, если в такую вот ночь появится стая голодных сероволков или Кродас. Я его еще не видел, но раз Ройан тогда остановился, значит бояться стоит. Других хищников я не опасался. Насколько мне было известно, в этих лесах в свое время первые поселенцы вырезали почти все, что рычало и нападало. Вся монстрятина осталась на неизведанных территориях. А здесь так, мелочь, по меркам прошлого. Тем не менее, спящего путника может и местная лисица погрызть. Да и лисицами их сложно назвать, просто самое подходящее по виду животное с Земли. Они здесь более дикие, крупные и агрессивные, чем на Земле. На Фариде, вообще, все звери намного крупнее.

– Так и почему ты не разжег огонь магией? – внезапно спросила вяло девушка. Видимо, падала в сон. И не мудрено, после пережитого-то.

– Не умею, – выдохнул я.

– Как это?

– Ну как-как, не знаю структур, – как с ребенком разговаривал я.

– Аааа, ясно. А почему не знаешь?

"Дура что ли?" – хотелось спросить.

Мне даже подумалось, что снова издевается, но глянув в ее сторону, понял, что это был бы верх тупости с ее стороны.

Я глубоко вдохнул:

– Не выучил свитки еще. Амнезия отбила память, и я забыл, что знал. Все забыл о магии. Да и не огненный я.

– Ну, создай снова, – просто ответила, следом зевнув от души.

Я завис.

– Нет свитков, говорю тебе.

Треснул костер.

Она спросила:

– Зачем вообще эти свитки нужны?

– Ну, во-первых, – тяжело выдохнул, – чтобы поднять ступень Сосуда, а потом учить структуры по ним.

– Это я поняла, – невнятно сказал девушка, – но я не понимаю, зачем для этого нужны какие-то свитки, если… есть контроль маны и…знание…устройства ми..рра…

Последний зевок отправил ее в сон, а меня в стратосферу. Как обычно бывает во время каких-то откровений: мурашки проскандировали революцию по спине, а в груди заполыхало пламя похлеще костра. Я повернулся к девушке, но она спала, как в не себя. Хотелось разбудить, растормошить, как следует встряхнуть и заставить сказать больше. Вынудить рассказать и разъяснить каждое слово, которое покинуло ее наглый ротик.

Но я сдержался. Я медленно вдохнул и сдержался. Завтра будет день. Сейчас же ей нужно было отдохнуть и выспаться. А потом…потом я взыщу с нее все долги.

Глава 14

Уснуть, конечно же, после такого я бы не смог. Даже если бы вокруг был не густой лес, а бетонные стены однокомнатной квартирки где-нибудь в центре Вайнхентена. Вопрос был слишком будоражащим сознание.

Тем не менее, то и дело пробивающиеся позывные местного зверья сквозь мягкий шепот ветра не давали мне нормально сосредоточиться. Шелест листьев говорил о чьем-то присутствии за границей прыгающего света костра, и мне приходилось быть настороже, держа под рукой лук и обнаженный клинок Хряка.

Незнакомка сопела в обе ноздри, а меня так и порывало сделать что-нибудь громкое, чтобы "случайно" разбудить.

Какого черта она вообще уснула?

Ладно. Я подбросил веток в костер да потолще и решил все-таки рискнуть отвлечься.

– Устройство мира, да? – тихо пробубнил я под нос.

По рассказам Леа и Сораса, мана – это всего лишь производное Кель. Кель же, в свою очередь, нечто первозданное, что было до всего. Благодаря ему, по легендам, началось упорядочивание хаоса, что бы это ни значило.

Я не помнил, чтобы когда-то задумывался о сотворении вселенной, большом взрыве или божественной руке. Размышлять об этом в мире без магии было уделом людей науки или религиозных сект. Я же точно не знал ни одного псалма и не помнил никаких деталей устройства мира, вследствие большого бума. Кроме общих знаний о наличии этих доктрин.

Но одно я знал точно: все в мире состоит из атомов. Атомы из ядер и электронов, а сами ядра из более мелких частиц – протонов и нейтронов. Что мне это дает в этой вселенной?

Хм. По идее, мана, как и Кель, тоже должны из чего-то состоять, а значит, либо это те же, но какие-то другие атомы, либо что-то абсолютно новое.

Что-то мельче ядра атома и его составляющих.

– Черт, не туда, – закряхтел я, когда голова начала дымиться от попыток представить себе это вещество.

Контроль маны.

Мана это магия, которая выходит из существ. Если она также состоит из каких-то частиц, значит она должна быть осязаема, что подтверждается тем же Сорасом, руки которого испускали голубоватый свет. Удивительное совпадение. Мана из Земного фэнтези тоже зачастую синего оттенка.

Но цвет, по сути, это лишь воспринятые глазом волны света разного спектра. Конечно, в земной физике понятие цвета намного глубже, но сейчас это не так важно. Надеюсь.

Разные живые существа Земли видели цвета по-разному, и если следовать логике этой вселенной, которая породила таких же двуногих, как и я – цвет маны не имеет значения.

Ладно, приму эту теорию как базу и не буду беспокоиться о своем представлении о ее цвете.

Я уже достаточно видел, как колдовали другие, и мог точно сказать, что они делали это с абсолютной легкостью. Значит ли это, что все эти существа контролируют свою ману?

Если верить сопящей наглой девице – да. Но ни Сорас, ни Леа и словом не обмолвились об этом нюансе. Они мне недоговаривали? Вряд ли. Леа попрыгунчиком скакала вокруг меня, ожидая, когда я начну проявлять структуры. Может, они считали, что я все это помню? Но я точно дал понять, что забыл магию и ее теорию.

Скорее всего, я просто не задал нужные вопросы.

Значит, теоретически, они этого не знают. Как же они тогда создавали структуры без контроля маны и "знаний устройства мира"?

Свитки. Черноглазая сказала, что не понимает, зачем они нужны. Да и я отнес их к контролирующему звену над разумными. Что это значит?

Правильно. Свитки как-то обходят контроль маны, позволяя создавать структуры автоматически. Леа говорила, что достаточно просто прочесть свиток, чтобы овладеть умением. Если привести аналогию с земным программированием, это напоминает прописанный в систему скрипт.

Свиток забивает нужный скрипт в подсознание нашего родненького дурачка, и разумный, по сути, не понимая нюансов, творит структуры. В этом уравнении не нужны знания ни о мире, ни о контроле над маной.

Воодушевившись этой теорией, я повёл плечами даже улыбнулся.

Что ж, как и говорила Леа, Шиадан знают обо всем этом, но для остальных это знание табу.

Черноглазая перевернулась на другой бок и продолжила раздражающе сопеть. Я рассматривал девицу и только сейчас задумался о том, кто же она такая и от какого жениха сбежала, раз раскидывается такой информацией. Я даже предположил, что она одна из Шиадан, но отбросил эту версию в топку, так как вряд ли бы такое существо оказалось в такой ситуации. Может, дочь одного из Шиадан, или одной.

В таком случае, мне следовало бы прямо сейчас встать и убираться подальше от этой бомбы без циферблата и смертельного отсчета.

Замотав головой, я решительно испарил трусливые мыслишки.

Либо я буду рисковать и получу шанс стать кем-то, либо моя жизнь в этом мире не будет отличаться от земной, за исключением отсутствия антибиотиков и нужды махать, судя по средневековым пейзажам, вилами.

Ладно. Мана.

Вспоминая рассказы Леа о смерти или сумасшествии, при попытках создать структуру без свитка, для меня начала проясняться суть контроля маны и ограничений Сосуда.

И это логично. Младенца тоже порой пеленают, чтобы не вывихнул себе руки, бесконтрольно размахивая ими. Никто в здравом уме не станет впервые делать сальто на голом асфальте, без тренировок на мягких матах и минимальном владении своими конечностями. Аналогий с телом и мозгом, в общем, можно привести тонну, но суть получается одна: тренировки и контроль.

Понимание устройства мира и создание структур, на основе этих знаний уже второй вопрос. Для начала – мана. А значит…

– хруст-

Я резко развернулся в сторону звука и увидел несколько светящихся желтым пар глаз за границей света. Эти глаза неотрывно смотрели в мою сторону, и мне стало сильно не по себе. Я не был готов сейчас сражаться с местными жителями. Закинув в полыхающий костер еще пару веток и наложив на тетиву стрелу, я почти молился, чтобы мои гости не поспешили рвануть на меня прямо сейчас.

Нужно было разбудить спящую девушку, но я не мог отвернуться от следящих за каждым моим движением глаз.

– Эй. Черноглазая, – сказал я громко. – Проснись.

Ноль реакции. Она только сильнее засопела и снова перевернулась. Может быть, после лечения амулетом непробиваемый сон – это побочный эффект? И именно поэтому она просила меня вернуться.

Вот чертовка. Использовала меня вслепую.

Я поднялся в полный рост и направил лук в сторону наблюдателей, но желтые светляки висели в темноте словно приклеенные.

– Уходите отсюда, – рыкнул я в темноту, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Хотя, на самом деле, спина уже была мокрой.

Как и ожидалось – никто меня просто так не послушал.

Дрогнуло пламя вслед за ветром и качнувшимися деревьями. Зашуршали листья, и нарисовалась еще одна пара желтых огоньков.

Я нервно чертыхнулся и, встав на одно колено, порылся в сумке, не отворачиваясь от пришельцев. Выудил тряпку и, спешно намотав ее на наконечник, поджёг её и выпустил стрелу в сторону желтых глаз. Буквально на секунду тусклый свет окрасил тьму, и мои глаза запечатлели три взрослых особи сероволков, которые, шугнувшись горящей стрелы, отпрыгнули назад.

– Гхрррр, – дал о себе знать один из хищников и снова скрылся во мраке.

Где-то каркнуло пернатое несчастье и, захлопав крыльями, убралось подальше от места разборки. За ним последовало еще, на вскидку, не меньше десятка хлопков, и мы с моими новыми-старыми друзьями снова остались наедине.

– Кыш, сказал! Сейчас я здоров и полон сил! И больше вы, твари, не отгрызете мне пальцы! – прорычал я в ответ.

Я подпалил еще один наконечник с тряпкой и выпустил стрелу. Сероволки сделали еще один прыжок назад и снова застыли. Огонь быстро тух, ведь тряпка не была пропитана ничем горючим, но даже такой огонь их отпугивал, что немного успокаивало.

Сменив тактику, я выхватил ветку из костра и швырнул ее в сторону сероволков. Потом еще и еще, пока не создал маленькую границу перед хищниками.

Пытаться их убить стрелами, было бы равносильно смертному приговору. Так как в этому случае они просто напали бы все вместе, и я просто не успел бы, с моими навыками владения луком, подарить стрелу каждому. А то и пару, ведь они достаточно живучие. Единственной возможностью в этой обстановке было заявить о себе, как о равноценной угрозе, сыграв на инстинкте самосохранения.

Раскидав еще пару горящих веток, я обновил дрова в костре и поблагодарил вселенную за свою запасливость. Сероволки ретировались на приличное расстояние и через пару минут вовсе скрылись, избавив меня от гипноза своих светящихся желтым глаз. В этом мире вообще многое светилось и заявляло о себе. Ничего не выглядело "обычным", словно магия, наполняющая все живое, таким образом проявлялась.

Постояв еще пару минут, я убедился, что вокруг пусто, и снова умостился под дерево, продолжая вертеть головой по сторонам.

Черноглазая резко заговорила во сне, что-то на своем, непонятно каком, и до чертиков напугав меня, чуть не схлопотала луком по голове.

– Дьявол тебя забери! – выругался я, глядя на ни о чем не подозревающее белокожее создание. Спящей она даже не выглядела такой гадиной.

Пытаясь успокоить сердцебиение, я присмотрелся к ее лицу повнимательнее и пытался понять, к какой из четырех рас она принадлежит.

Чернющие волосы, бледная кожа, острые уши, с двухсантиметровыми кисточками на конце и светящиеся голубым черные глаза. Глаза, по-видимому, светились не всегда, а только во время проявления каких-то способностей, так как после ее пробуждения они были просто черными.

Может, какая-то помесь. Типа фойре с эльфом? Возможно. Слишком мало я видел еще в этом мире разумных. Могло оказаться все, что угодно.

Отвлекшись, я достаточно успокоился и продолжил думы думать.

Сосуд, как говорил целитель, ограничивает выпуск маны. И как я предположил, ограничивает он ее именно для защиты самого разумного и, вследствие чего, самого себя. Это если придать сосуду образ некоего симбионта с запиленными в него правилами пользования, а не просто бездушного бурдюка с синей жидкостью.

Я сухо сглотнул, будто приблизился к чему-то важному.

Глава 15

Неужели контроль маны нужен не только для того, чтобы создавать структуры, но и для обнуления Сосуда? Если это так, то все становится на свои места.

Как Сосуду понять, что ты чему-то научился?

Так же, как и ребенок дает понять родителям, что он взрослый, своими действиями.

Если Сосуд не дает ману, ее нужно взять, а для этого – контролировать настолько, чтобы почувствовать, за что хвататься.

– Фууф, – выдохнул я с дрожью. Не от холода, но от волнения.

Как все складно. Неужели все действительно так просто?

Тогда получалось, что из сотен тысяч разумных на этой, как и на других планетах, не могло не рождаться догнавших до этой идеи так же, как и я. Это значит, что обязательно должны быть какие-нибудь тайные общества, изгнанники или сбежавшие от мирского просветленные. А за ними, вдогонку, должны скакать спецслужбы по выявлению и нейтрализации опасных элементов, могущих пошатнуть устои общества и власть правящей элиты. Классика же.

Пошуршав палкой в костре, я посмотрел на девушку и довольно улыбнулся. Если черноглазая какая-нибудь местная принцесса или дочь Шиадан, то простота ее непонимания касательно свитков может быть вполне объяснима, но от этого не легче, ибо мне связываться с такими ребятами еще очень рано, мягко говоря.

И даже так, наконец начало проявляться хоть что-то, что могло бы смахивать на превосходство. Я ухватился не просто за идею, я чувствовал, что зажал в руке что-то незыблемое. Нечто настолько весомое, что ради этого стоило рискнуть. И если я хотел стать чем-то большим, нежели простой рубака или фермер, то просто обязан хотя бы научиться подпрыгивать, хватая со шкафа все, до чего дотягивается рука.

Насколько я понял местную политическую географию, все было предельно просто: четыре территории на каждую расу. Атланы, фойре и грендар на одном континенте. Эльфы на огромном острове. У атланов и грендар король. Фойре правит вождь. Эльфы склонились к чему-то наподобие республики, если я правильно интерпретировал ломанные объяснения Сораса. Он не очень жаловал рассказывать о своей расе, а я не мог слишком сильно интересоваться, чтобы не скидывать еще одну странность моего незнания на амнезию.

Обдумав ситуацию, я составил ближайший план действий: закупиться по списку в Пантоа, вернуться в хижину и прокачиваться до посинения. Выучить или выдумать несколько мощных структур и, набрав приличный багаж умений и силы, заявить о себе. Затем прибиться ко дворцу, и с моими знаниями о политических дрязгах Земли, я смог бы ассимилироваться и забраться как можно выше. А там и другие планеты будут ждать меня.

Довольный возможными перспективами, я забыл о заглядовавших на огонек сероволках, двух трупах на моей совести, черноглазой наглости и опасном лесу в целом.

Нужно было только понять, с чего начать свой путь к освоению контроля над маной.

До Кель мне точно было не достучаться, слишком сложно. Но после него в цепочке связей идет Сосуд, о котором гораздо больше известно и который следовало бы понять. Но что он из себя представляет?

Под треск пожираемых огнем сухих веток, я прикрыл глаза и попытался представить себе этот фильтр эфира. К сожалению, ни Леа, ни старик целитель не объяснили мне, как он выглядит, поэтому мне оставалось только фантазировать. Как может выглядеть Сосуд, который наполнен субстанцией, позволяющей творить чары?

Первым в мою голову ворвался образ склянки, но усмехнувшись, я отбросил его. Затем появился кожаный бурдюк, в котором античные люди хранили вино и другие жидкости. Нет, не то. Может, у сосуда форма шара?

Я представил себе пустой стеклянный шар, наполовину заполненный синей жидкостью. Образ был слишком зыбким и постоянно меняющим свои очертания, чтобы я смог сконцентрироваться не на удержании его формы, а почувствовать эту жидкость.

Открыв глаза, я тяжело вздохнул и потянул шею. Дьявол, по ощущениям я просидел каких-то пять минут, и мне уже хотелось смеяться над этой глупостью. Но у меня не было выбора. Этот мир наполнен магией, и я должен научиться ее использовать.

Снова зажмурившись, я увидел мерцание звездочек и постарался успокоить свое разочарование.

Как выразился целитель, Сосуд дается каждому живому существу во вселенной, значит это должна быть естественная формация. Форма, которая должна быть универсальной для всех.

Пытаясь выковать идею на основе земной памяти, я вспомнил про теорию о фрактальной структуре вселенной. Если это так, значит все должно быть подобно всему. Шар я уже испытал и не почувствовал никаких волнений или отзыва Сосуда, хотя, насколько мне известно, все космические тела имеют форму шара или около того.

Ощущая тепло костра и его успокаивающий треск, я расслабился еще сильнее, и как это бывает в минуты предвкушения, в моем животе запорхали бабочки. Проникнувшись волнением юного первооткрывателя, я почувствовал, что не просто хочу понять свой Сосуд – я должен это сделать.

Но что может быть так же естественно для вселенной, как шарообразные формы, если следовать теории фрактальности?

Потянув носом запах костра и ночной прохлады, я посмотрел на свои руки. Разглядывая структуру кожи, ее линии и легкие очертания вен на запястье, я подумал о живых существах, населяющих как Землю, так и эту планету. Что между нами общего?

Может быть суть не в идеальной форме для всех, а в уподоблении любой форме?

Тяжело выдохнув, я залип на пляшущие языки пламени и почему-то вспомнил рисунок Витрувианского человека.

Может быть, Сосуд повторяет форму живых существ? Тогда вопрос насчет наполняющей его маны остается еще более непонятным.

– Черт, что я вообще пытаюсь сделать? – спросил я себя.

– Сделать из себя идиота, – ответил на свой же вопрос.

Рядом со мной спала девушка, которая могла ответить на все мои вопросы. Мне нужно было просто растормошить ее и заставить говорить.

Заставить? Хм…

Вспомнив ее силищу, я засомневался, что вообще смогу ей что-то противопоставить кроме стрелы или ножа в грудь прямо сейчас, пока она спит. А ведь она еще даже не проявляла своих магических способностей! Если, конечно, сила не окажется одной из них.

Но конечно же, я не мог так поступить. Да и смысл? Убить единственную, кто может что-то разъяснить и кто вообще хоть что-то прояснил для меня, ради чего? Страха? Нет уж.

В этом мире я должен отложить эту эмоцию в долгий ящик. Запереть и закинуть так далеко, куда смогу дотянуться только в самых критичных ситуациях.

Я решил дождаться ее пробуждения и вежливо указать на свое важнейшее участие в ее спасении. Несколько раз.

– Ладно, продолжим, – сказал себе.

Поежившись, я закинул последние дрова в костер, понимая, что утро не за горами и через час-два можно будет расслабиться.

Сосуд – определённо, форма иного порядка. Но в то же время он каким-то образом выводит ману в физический мир, заставляя создавать невообразимые для человека из техногенного мира вещи.

Выбросив из головы идею формы Сосуда, я сконцентрировался на своем теле.

Набрав в грудь воздух, задержал дыхание и, медленно выпуская его, попытался ощутить хоть что-то. Представил, как дымчатая субстанция пробегает по моей груди и рукам. Воображаемый синий дым цеплялся за каждый волосок на моем теле, заставляя его вздыбиться. Повторяя каждый изгиб, заполняя собой каждую пору на коже, дымок добрался до кончиков пальцев рук и отпустил себя в неизвестность.

В животе снова затрепетало, и я продолжил представлять себе этот процесс, пока на кончиках пальцев не почувствовал маленький электрический укол, который можно сравнить с разрядом статического электричества между людьми. Мне вдруг вспомнилось, как на уроке физики мисс Кален привела пример статического разряда через поцелуй. Тогда весь класс слащаво улыбался, как объевшиеся сметаны коты. Я невольно улыбнулся, вспомнив детали из детства, но радоваться было рано.

Продолжая эксперименты, я все чаще ощущал этот маленький разряд и очень надеялся, что двигаюсь в нужном направлении. А что это еще может быть? Не статическое же электричество в лесу, в мире магии.

Меня переполнила детская радость от осознания контроля над вызываемыми ощущениями. Раз за разом призвать разряд становилось проще. В конце концов, мои старания вышли на тот уровень, где воображаемый голубой дымок пробегал по коже в считанные секунды и почти выстреливал из кончиков пальцев.

Затем я представил дымок белым и получил тот же эффект. В общем, ни один цвет радуги не отпугнул ни ману, ни Сосуд. Все замыкалось только на моих мыслях, а значит – это самое важное.

Получалась вполне логичная и простая картинка.

Неважно, как ты видишь ману и воспринимаешь Сосуд, важно, насколько реально ты их чувствуешь, как часть себя. Ведь человеку не нужно знать, как работают его мышцы, он умеет двигать конечностями настолько умело, насколько он себя натренировал. В ту же степь уходит увеличение мышечной массы, растягивание мышц и их гибкость.

Всего-то следует почаще сознательно пробуждать и использоваться ману, пока я не смогу выполнять с ней любые трюки на автомате. Научиться чувствовать ее количество не по использованным заклинаниям, а по сознательному опыту. Обращаться с ней как со своими руками и ногами.

Идея выглядела весьма простой.

Я снова вызвал разряд на кончиках пальцев и попытался ощутить изменения в своем состоянии. По телу пробежала странная дрожь через мгновение после затухания эффекта. Снова попытка и снова дрожь. Еще одна и дрожь снова дала о себе знать.

Потирая виски, я пытался понять разницу, но все последствия разряда были одинаковыми – еле заметная дрожь. Но обдумав ощущения лучше, я решил, что дрожь все-таки не физическая и не совсем по телу, а скорее где-то на ментальном уровне. И снова все замкнулось на сознании.

Не замечая течения времени за раздумьями, я пропустил, когда начало подниматься солнце, и крон полуголых деревьев коснулся желтый свет. Утро наступало так же уверенно и неизбежно, как и ночь, разгоняя окружающую меня серость и наполняя лес красками. Я зевнул и с удовольствием потянулся, приветствуя новый день.

Воодушевившись своими умозаключениями и тем, как в целом прошла ночь, я протянул руку к уже почти затухшему костру и представил срывающуюся с пальцев белую дымку.

Я чуть не подпрыгнул от радости, когда костер пыхнул и разгорелся сильнее. Потом еще раз и еще, пока не закончился эффект. Или, лучше сказать, мана.

Повернувшись к спящей черноглазой девице, я хотел было ее разбудить, решив, что она достаточно проспала, но никого не обнаружил.

А потом мой мир внезапно погас…

Глава 16

Я тревожно раскрыл глаза, и первое, что почувствовал, это как кто-то облизывает мою ладонь. Резко дернувшись, глянул в сторону и наткнулся на пару абсолютно невинных глазенок маленького лисенка. Ну, или Киару на общем. Он невинно пискнул и рванул подальше от меня.

В голове творилась неразбериха, и первые мгновения в памяти мелькали какие-то мутные очертания людей, событий. Тягостные эмоции указывали на непростой сон, который, как обычно бывает, растворился сразу же после пробуждения. С самого первого дня в доме Сораса я часто просыпался в таком состоянии, но вспомнить хоть одно сновидение так и не смог.

Проверил руки и ноги. Целы. Лук на месте. Меч… вот гадина.

Конечно же, рядом со мной не оказалось ни черноглазой гадины, ни меча Хряка. Чертыхнувшись, я пробежался по своим пожиткам и подметил отсутствие сухого пайка и всего серебра.

– Вот сучка! – выдавил сквозь зубы.

Мало того, что я ради нее потратил ценный амулет, зашил ей бок и всю ночь охранял, так она еще и обчистила меня!

– И бросила на произвол судьбы посреди, мать его, леса! На съедение тем, от кого я ее берег! – снова вырвалось вслух.

Попинав листья, потоптав ветки и прорычав все ругательства в сторону этой особы, я, выдохшись, упал на задницу. Взгляд упал на лук и колчан стрел, который видимо пришелся не по душе неблагодарной остроухой.

Ну спасибо, что хоть вообще голым не оставила, хотя бросить посреди леса в бессознательном состоянии тоже такое себе снисхождение.

Без денег на закупки по списку мне в Пантоа делать, по сути, нечего, и стоило бы вернуться сразу в хижину. Рассказать Леа и целителю все, что я узнал о магии, и вместе решать трудные вопросы. Эти ребята уж точно меня не прокатили бы, учитывая, что только благодаря им я дышал. Вот только…

Только стыдно было так возвращаться.

Я решил, что все-таки пойду в Пантоа и как-то заработаю денег на состав списка. Медяки, что мне дал Сорас, не должны быть такой уж крупной суммой, чтобы горбатиться на нее месяцами. Окончательно решившись, я затушил дымящиеся угли и, подобрав лук, потопал в сторону дороги.

Когда волны гнева и разочарования прилично осели, я начал выпускать ману, как ребенок, радуясь покалываниям пальцев. Разбирал ментальную дрожь и пытался уловить какое-то различие. В общем, дорога была не такой скучной. Впереди, из-за всех моих остановок, был день пути, и я предполагал, что подойду к границе Пантоа едва ли к вечеру.

Все-таки потеря меча и добытого серебра не такая большая плата за полученные знания. К тому же, она меня не убила, да и вообще, вдруг ее кто-то выкрал, а меня вырубил. Но даже если так, мне было не до этого, да и в целом плевать. Слишком наглая и неблагодарная.

Я топал по мягкой листве, приближаясь к дороге, и мечтал о тех днях, когда приведу свои умения в нормальный боевой вид и смогу заработать намного больше, чем жалкое серебро. Тем не менее, без еды и денег долго не прожить на одном энтузиазме.

Подумав о еде, у меня потекла слюнка, и я вспомнил, что не закидывал в желудок ничего с той самой минуты, как перекусил после сна на дереве. Впереди был целый день пешего шага, и стоило бы чем-то порадовать организм.

Высмотрев на дереве какого-то мелкого зверька, похожего на белку, я потратил пару стрел, чтобы лишить жизни пушистого. Убийство лесной живности оставляло ощущение не из лучших, все-таки человек города, и обращению со свежим, в полном смысле слова, мясом пришлось научиться совсем недавно. Тем не менее, либо я либо они, и в этом мире этот закон, по-видимому, особо актуален.

Я поблагодарил пушистого за его жизнь и извинился, что отобрал ее, как учил Сорас. Почему-то, пока я этого не сделал, руки не поднимались работать с дичью. Да и вообще, сравнивая ощущения после убийства Хряка и Пипа, к неразумной живности сочувствия было больше. Все-таки выбор убить или быть убитым принимается нами. Самое главное потом – убедить себя в безвыходности положения.

Завернув остатки мяса в тряпку, я закинул сумку за спину и продолжил путь к дороге. За эти пару дней мне надоело топать по листве. Хотелось перестать спотыкаться через каждые двадцать шагов. Да и однотипный пейзаж уже приелся.

– Как же быстро меняются взгляды разумных, – сказал я, задумчиво глядя на клин каких-то пертаных.

Добравшись до дороги, сразу почувствовалось облегчение. Все-таки, какая-никакая цивилизация. Идти проще, думать легче. Единственное – не хотелось нарваться на какую-нибудь банду по типу той, что напала на Ройана.

Позади послышался резвый тяжелый топот и, обернувшись, я уставился на волокущего за собой повозку местного ватусси. Без сомнений, это был родственник вымершего на Земле тура: рога полтора метра, весь черный и мощный, как танк. Вот только он не плелся, как улитка, а несся аки конь.

Я отошел в сторону и замахал руками, одновременно привлекая внимание и давая понять, что в них нет оружия. Из повозки послышалось "тпррр", и ватусси начал недовольно тормозить. Кой он остановился, я и устройство на деревянных колесах, обитых металлом, поравнялись.

– Куды прешь? – спросил рябой мужик в соломенной шляпе, пожевывая зеленый стебель какой-то травинки.

Я чуть не прослезился от восхитительно характерной, по моему представлению о здешнем обществе, картины.

– В Пантоа, вестимо, – брякнул я в тон и кивнул вперед, – если не ошибаюсь, эта дорога ведет только туда. Говорят, прекрасное местечко!

Рябой заржал как конь и кивнул на телегу:

– Прюкрасное, говоришь? Ну седай тогда, подвезу, че уж.

Обдумывать предложение, конечно же, я не стал и сразу же запрыгнул на свободное место. Мужик, все еще всячески измываясь над словом "прекрасное", хлопнул поводьями и запустил повозку. У него был забавный акцент, и мой мозг просто отказывался переводить его речь нормально.

Попытаться же осмыслить и как-то упорядочить то, что я еду на запряженной ватусси телеге после осмотра летательного минивэна, было вообще нелепо. Эти парадоксальные события были невероятно странными.

Хотя, после увиденного шаттла, средневековый колорит уже своим наличием разъедал глаза. Как, в общем, и деревянный лук за моей спиной.

– А че забыл-то там? – спросил мужик, видимо решив, что достаточно наигрался со словом.

– Да за покупками отправили, список дали, – ответил я честно.

Он присвистнул.

– А не мал ешо за покупками по дорогам в одиночку шастать? Зверье тута лихое бывает.

– Да я, вроде как, и не сам был, – ответил я вяло, почесав бороду. – Бандиты по дороге на провожатого моего напали.

Он снова присвистнул. Видимо, это его любимый жест удивления, так как другая мимика на лице отсутствовала. Он даже ржал только ртом.

– Не повезло. Я за жизть свою только два разу натыкался на иродов. И оба, благодаря Ландушке, отделался медью да синяками.

Видать, не такие бандиты ему попадались, раз медь и синяки только оставили. Ну точно, Ройана заказали. Больно своевременно они появились перед нами, да и самонаводку отправили сразу, что говорило о подготовке. Здесь и думать не о чем.

– Но ты уж не серчай, не в Пантоа мой путь лежит, – поправил шляпу мужик, – Я в Урудьку, родненькую, спешу.

– И как далеко от Пантоа я снова на своих двух останусь? – спросил я, расстроившись.

Он прищурился, видимо, прикидывая расстояние, и выдал:

– Мянут тридцать, и будешь там к полуночи. Мой поворот немного раньше.

– И не страшно вам по ночной дорог-ге? – телега подпрыгнула на камне, и зубы чуть не прикусили язык.

– А чего тут страшнаго. Коли зверье, так роги Ворса кого хошь отпугнут. Это сейчас он такой мирный, а в опасность кого хошь в страх загонит, – гыгыкнул одними губами рябой мужик и снова поправил шляпу.

– А бандиты?

– Бандиты… Бандиты хоть днем, хоть ночью, да ночью все ж сами боятся вылазиеть. Здесь даже плюс имеется, – ответил он резво.

Какое-то время ехали молча. Я думал о своей магии разрушения и как раздобыть побольше информации. Любой.

Рябой заговорил, облегчив мне задачу:

– А откудава прешь?

– Да из леса, хижина там отцовская, – ответил я, внутри радуясь его вопросу. В голове тут же нарисовалась обоснованная причина для расспросов.

– Уууу, лесной значить. И давно вы там света белого не зрите?

Я ответил максимально грустно:

– Да я то с детства самого, а батя еще раньше.

– Ох ты, Ландушка пресветлая, лоб такой, а окромя белок да сероволков не знаешь ничего, небось! – задрал мужик соломенную шляпу выше лба.

Я подтвердил уныло:

– Ну да, наверное…

Рябой спросил, прищурившись:

– И как же он тебя-то отпустил-то? Неужто ты маг сильный?

– Да не-е, это своего рода проверка такая. Да и не один я был вначале, говорил же, – поправил я.

– Ах, да-да. Было такоя.

– Слух, а не расскажешь мне, что по миру творится? – спросил я воодушевленно.

Он кивнул.

– Да че ж не рассказать-то, раз такое дело. Но учти, я хоть и с цевилизанцеей живу, но тоже не все ведаю.

Я улыбнулся довольно. Сходства между деревенскими Земли и Фариды проявлялись для меня все сильнее. Конечно, язык на слух ложился плохо, но чем больше я говорил, тем лучше усваивались слова в голове. Разница в произношении выделялась ярче, в сравнении с целителем и Леа, но благодаря его интонации, мой мозг сам формировал эдакий говорок.

И вместе с этим забавным сходством, я сильнее обращал внимание на контраст между понятием "обжитая вселенная" и этой деревянной телегой, запряженной ватусси. Мужик в шляпе ну никак не походил на космического переселенца, пару десятков лет назад выскочившего из транспортного шаттла. Я не знал историю переселения, но судя по его поведению и внешнему виду, его поколение даже не третье по счету, и что-то с Фаридой очень не так, раз переселенцы так деградировали. Да, Сорас дал понять, что здесь очень дикое место, но все же я не думал, что встречу такого колоритного представителя.

– Ты много где бывал? – начал я с простого.

– Не особо. Кружусь с Ворсом по трем деревушкам: Урудька родненькая, Калинка да Ряшма. Перевозим то да се. В Урудьке родненькой, кузнец хороший, в Клинке лекарь каку травку потереть знает. Ну и Ряшмуша, в Ряшме семья сестры, заглядываю, коли проижжаю.

Да, не это я ожидал услышать.

– А по миру как дела идут, знаешь? Как у других рас жизнь идет? – спросил я.

– Да что по миру. Фойре, проклятые, никак с коротышами не на воюютцо да на нас прут. Вот-вот вдарим уже ответную.

– В смысле, вдарим? – спросил я тупо.

Рябой потянул носом и сплюнул в землю.

– Ну а как вдаряют? Батя слова такого не пояснял что ль? Эка, что значить лесные. Учить вас надобно! Война грядеть, малой, война!

Глава 17

– Война? – переспросил я тупо.

Рябой ответил:

– Ага. Пора уже мохнатым показать! А то ишь, отговорки одни, а атланы стродають.

Он не на шутку распалился и стал чаще сплевывать вбок. Я понимал значение слова "фрак-ге", но было сложно вот так внезапно воспринять такую новость.

– А что они сделали? – спросил я.

– Оха, лесной-лесной. Да бродють отряды тута да нападают на деревни. Жгут, жизни лишают, истязают, – ответила он гневно.

На душе стало тяжело.

– Сам лично видел?

– Да какой там. Ежели б видел, то не трепался бы с тобой сейчас. Заезжие говорят да торговые, кто в город наведывается, – ответил рябой, как глупому.

Понятно. В одной стороне чихнул, в другой помер. Когда нет прямой связи, сложно увидеть картину в целом. Может отряд бандитов, где много фойре, разгуливает по местности да творит всякое.

Я успокоился даже от такой неясности. Не хотелось попасть в мир с таким количеством рас и сразу же вляпаться в глобальную войну.

– А что на других планетах? – перевел я разговор.

– А кто их знает, к нам никто не захаживает, а кто прибывает, тот уже не отбывает, – закряхтел свистящим смехом рябой, потрепав край шляпы.

– А что так? – спросил я.

Рябой, отсмеявшись, цокнул недовольно и замотал головой:

– Ну и лесной же… Дык все ж знают – кто к нам сойдет, назад не вернется. Ты совсем ничего не знаешь, что ль?

– Не, батя мало рассказывал. Хорошо, что такого ведающего встретил, а то б и помер так, незнаючи, – ответил я в тон.

Рябой ухмыльнулся, и в глазах загорелся огонек превосходства. Снова потрепал шляпу и выплюнул бедную травинку. Видимо, приготовился основательно разговориться, что меня очень даже устраивало.

– Вот что, малой, – затянул он. – Раньше Фарида была тихим местом, пока не завезли мохнатых. С них-то все и началось. Они ж дикие! Только и знают – чуть что, да в зверье обращаться. Звери, что с них взять! Да, без них тоже напастей хватало, но еще мой батя говаривал, что любой монстр в поле лутше мохнатого фойре. Когда первые поселенцы сошли на Фариду, тут было не протолкнуться от зверья такого, что сейчас только за каменной границей водится, да подальше! Потом недорослики и остроухие сошли на готовенькое. Но от них шуму нет, живут сами по себе. Наша территория была очищена первой и, почитай, стала плосцдармом для остальных!

Рябой резко замолчал и, пыхтя в обе ноздри, о чем-то глубоко задумался. Я молча ждал. Меня устраивал его словесный поток.

– После фойре все пошло к Са-аргу. Забрасывать сюда стали всякое отребье. Кто сам бежит, от кого избавляются. В общем, вместо новой надежды Фарида стала ссыльной планетой. Батя говаривал, что ево дед говаривал, как ево прадед сетовал, что само название планеты с какого-то седого языка значит "надежда". Во как! – выпалил еще одну тираду рябой, подняв палец.

– Невероятно! – вполне честно округлил я глаза. – И ты столько знаешь, хоть и живешь в глуши!

Рябой нахохлился:

– Да эт все знають. Просто никому не надобно это знание, чтобы помнить ево.

Внезапно раздался вой, и рогатый замычал в ответ, хрипловато, но гулко. Мне слегка заложило уши, а рябой залыбился довольно.

Солнце уже покраснело и начало движение вниз. Слегка усилился ветер, в воздухе запахло вечером, и подняв к небу глаза, я заметил набегающие тучи. Было не холодно, но сама картина приближающегося дождя заставила поежиться и подтянуть куртку. Было чудом, что непогода не застала меня в лесу.

Время за беседой бежало слишком быстро. Сейчас мне хотелось выжать рябого до последнего слова.

– А про другие планеты тебе батя не сказывал? Откуда первые поселенцы прибыли?

– Да сказывал что-то, но я не помню уж, да и не надобно оно мне. Что мне те планеты, когда под ногами работы – только успевай вертеться, – махнул рукой мужик.

– А почему Фариду заселили, раз тут живность такая бойкая? – спросил я.

Рябой хрюкнул, усмехаясь, и сказал:

– Ты не просто лесной, ты чудной. Вы там с батей поменьше бы с белками болтали да к людям выходили. Жить на Фариде и не знать историю дома своего, это ж… это ж…

– Невежество? – помог я. А что, я сейчас и правда невежда, особенно с его колокольни.

– Ага, оно самое. Невенжанство, – кивнул он с полной серьезностью. – На Фариде сурьезные залежи алмида. Вот за ним то и сходили сюда. Но потом чуть не передрались там, наверху, и во благо поделили.

– Как же получилось так, что здесь ни кораблей, ни космопортов? В твоей деревне какие дома стоят? – не удержался я.

Рябой нахмурился.

– Консмор…твов?

– Места, где сажают летательные аппараты с других планет, – проговорил я медитативно.

– Ааа. Дык договорились так сразу, как поделили. Чтобы все было честно, только магия и металл. Есть, конечно, исключения, но только те, которые есть у всех.

Ничего не понял.

– Какие исключения? – я начал нервничать. Темнело, и быстро, а это значило, что наши пути скоро разбегутся.

– Какие, какие. Считыватели разные. Когда я был малой, мой Сосуд считывали, как и у всех. Раньше с этим строже было, не то, что сейчас, – рябой недовольно рукой махнул, – вот из лесу даже такие как ты выходють. Небось, даже цвета своего не ведаешь?

Я помахал головой.

– А что, еще есть?

– Что, что. Переходы, белый свет, штроки разныя, – загибал пальцы рябой. – Годов двадцать назад я даже воздухоплаватель видал! Раньше, говорят, небо ими полнилось.

– А что за переходы? – спросил я с отбивающим чечетку сердцем.

Рябой набрал воздух:

– Переходные переходы! Совсем, что ли? В одной стороне вошел, с другой вышел. Только там маны уйма нужна, так что не для Белых это дело. А нам и не надобно. Куды нам переходить то? К мохнатым? Пф.

Телепорты, мать твою. Чертовы телепорты! Почему ни Сорас ни Леа об этом мне ничего не рассказывали? Хотя, если даже этот…рябой спокойно говорит об этом, значит это настолько общеизвестная и простая истина. Да что уж, я еще не могу спокойно слушать слово "мана", особенно от кого-то вроде этого мужика. А он упоминал ее так, будто о руке своей левой разговаривал.

– Как выглядят штроки, знаешь? – спросил я.

– Штроки… Батя говаривал, что из них монстряков легче всего валить. Стоишь себе на посту да валишь издали все, что движется за стеной Каменной Границы.

Рябой цокнул черному ватусси, как коню, и тот прибавил ход. Видимо, тоже дождя испугался. Может он тоже в Пантоа заглянет?

– А ты это, дождя не боишься в дороге? Тучи вон какие набегают, – кивнул я в небо.

Рябой махнул рукой и прищурился одним глазом.

– Не будет ничего. Ты ж лесной, знать должон!

Почему из головы в такие моменты все вылетает? Вот бродишь по лесу другого мира, смотришь на два огромных спутника, и столько вопросов, да все кажутся важными. Дай только шанс задать их кому-нибудь. А потом не можешь выбрать, о чем хочешь узнать в первую очередь.

Я медленно вздохнул и решил расспросить о чем-то более приземистом. Вряд ли рябой знал о магии больше, чем Леа или черноглазая гадина.

– А законы? Законы не изменились? Какие сейчас самые важные законы? – выпалил я несдержанно. – А то батя совсем не рассказывал ничего.

– Батя у тебя конечно еще тот …кхм. Звиняй уж, – сказал он досадливо. – Хм, законы значитцо. Если на шахтах работаешь – налог плати. Если на земле – дань за защиту от монстряков на Каменной Границе. Воинский долг по способностям, но за плату. Ежели задолжал кому, и расплаты не видать шибко долго – шею готовь.

Не понял здесь. Какую еще шею? За долги голову с плеч?

– Что значит шея? – спросил я, сухо сглотнув.

Рябой снова помотал головой и цокнул.

– Лесной… Кроком станешь, что ж еще! Ну это там, ближа к центру, где народ позажиточнее да наглее. Здесь в округе такого не бывает.

– Вот блин! Батя совсем меня дураком вырастить решил! Я даже не знаю, кто такой крок! – проронил я дрожащим голосом. И признаться, дрожал совсем не театрально. Уж больно предчувствие плохое было.

– Ох, ну и дела с тобой. Хорошо, что я тебе встретился, а не губитель какой. Не зря с тобой провожатаго отправляли, – покачал головой мужик. – Крок – это когда на шею цепляют ошейник, и ты не можешь что против сказать, пока не отработаешь или не отпустит хозяин. А здесь тупик. Ежели повесили, никто тебя не отпустит. Даже батя мне не рассказывал, чтобы такое на Фариде случалось. А он служивый был, много где бывал.

– А как же магия, почему не сорвать и не уйти в леса, например, или еще куда сбежать?

– Ох, и юморист ты, лесной! – криво усмехнулся мужик. – Ошейник – это как раз одна из разрешенных побрякушек. Он не дает тебе структуры творить. Как только думаешь о структурах – сразу разряд получаешь, и чем больше думаешь, тем сильнее разряд.

Рабство. Долговое рабство, чтоб его! Только не фигуральное, а буквальное.

Чем больше я узнавал о мире, в котором оказался, тем меньше мне нравилась его общественная система: банды, средневековые крестьяне, продажа магии, рабство, в конце концов! И ведь наверняка, воруют людей и цепляют ошейник не только за долги!

– Слух, а как же это происходит? Вот просто так берут и на шею цепляют? – спросил я взволнованно.

Рябой зыркнул на меня недоверчиво, мол, ну и дурак же попался.

– Да…Ландушка милосердная мне точно пожалует за просветительство, – вздохнул рябой.

Я криво усмехнулся и кивнул благодарно.

– Здесь розрешение надобно, да побрякушку купить. Она тоже не медяк стоит. Поэтому и не водится такое в наших местах.

Глава 18

Я обдумывал слова рябого, пока тот кривился, всматриваясь вперед, и не знал, какие эмоции меня сильнее одолевают: облегчение или страх. Страх того, что меня могут поработить, или облегчение, ведь это дорогостоящее увлечение не доступно каждому встречному. Страшно было представить, что я могу однажды проснуться с ошейником и не в состоянии сказать владельцу вещицы "нет". Остальное меня уже не так интересовало, но узнать больше все-таки следовало.

– Слух, а как сейчас с управленцами дела обстоят? Кто правит на местах? – спросил я максимально небрежным тоном, на который был способен после услышанного.

– Кто-кто, Герсы на местах, кто ж еще. Ну а наверху король Вариорд Стальной, да благословит Ландушка его душу.

– И все? – удивился я, задрав брови.

– Как же ж, все, – хмыкнул рябой. – Под королем Мейсы ходють, под Мейсами Герсы, под Герсами Боарак, ну а там Цутусы все стерегут.

– А что император?

– А что нам анпиратор твой? Он там, на большой Атлане, а мы здесь, – развел руками рябой. – Вот когда за данью отряд в Урудушку заходит, мне на анперантора еще больше чхать.

Мужик задрал свою желтую шляпу, потер нос кулаком и чихнул, словно показывая, как именно ему чихать.

В целом, это была не шибко удивительная картина. На местах всегда опасность идет не от сидящего где-то там владыки всея и всего, а о того, кто под боком живет. Кто дань собирает да клинком у носа помахивает.

Расспросив рябого еще немного о титулах, я сопоставил их с земным средневековьем, раз уж здесь все так похоже. Получалось, что Мейс это типа Граф. Герс – барон. Ну а Боарак – рыцарь. С Цутус немного сложнее, они вроде как элитная гвардия, и в пору было бы назвать рыцарями, но их было слишком много, чтобы обозвать их так. Так или иначе, я остановился на гвардейцах.

Когда впереди появилась развилка, я даже решил проехаться с ним еще немного, чтобы узнать больше, но передумал, все же в Пантоа тоже есть люди, и с ними так же можно пообщаться. Рябой дал мне отличную маскировку "лесного", и я планировал воспользоваться ею по полной.

Рогатый начал притормаживать, а я благодарить мужика. Кем бы он ни был в этом мире, оценить его помощь в понимании местных обычаев и истории было сложно.

– Благодарствую, господин хороший! – сказал я весело, спрыгнув с телеги. – За дорогу и за рассказ. Ты мне очень помог. Если встретимся ещё, и я буду в силах, помогу и тебе чем смогу.

Рябой заулыбался, довольный собой:

– Да что уж там. Языком трепать, не мечом махать.

– Все равно, спасибо! – улыбнулся я снова.

Рябой кивнул и повернув рогатого влево, хлопнул поводьями. Ватусси рванул аки конь, только пыль под ногами сверкала в свете двух лун. Я уже направился к Пантоа, но внезапно спохватился.

– Эй, рябой! Как звать-то тебя?! – крикнул я мужику вслед.

Выражение лица я уже не мог различить, но что он развернулся в пол-оборота, понял.

– Аруном можешь звать меня, малой! – крикнул он в ответ.

Арун. Интересное имечко.

Солнце зашло около часа назад, и мне хотелось поскорее добраться до деревни. Арун, конечно, смелый мужик, и ему виднее, что здесь да как, но мне на темной дороге было не по себе. Топая в одиночестве, я постоянно оглядывался и держал наготове стрелу. Лес давно перестал сопровождать дорогу, постепенно редея, пока по краям не остались одни редкие кустарники да высокая трава. Пока не стало темно, с высоты телеги глаз то и дело натыкался на пеньки, что сигнализировало о близости поселения разумных. Сейчас же, в темноте, мне слышался лишь шум немногочисленной листвы и травы, по которым пробегал прохладный ветер. Странно, но в лесу я не чувствовал себя так зябко и неуютно. Даже встреча с волками, когда я сторожил черноглазую, не была такой… жуткой. Пустырь по бокам дороги навевал какое-то отчаяние, что ли.

Впереди проявились огни, и я начал почти бежать, лишь бы поскорее убраться с дороги.

Снаружи деревня оказалась весьма шаблонной: редкий частокол метра полтора в высоту, бегущий вширь дальше, чем я смог увидеть в темноте, и хлипкие деревянные врата, обитые металлом. Над вратами и по обеим сторонам дороги около них горели большие факелы, хорошо освещая место прохода.

Шагов пять не дойдя до врат, я остановился и завис, разглядывая всю эту колоритную красоту. Раздумывая о том, как в этой деревне живет народ, я глазел по сторонам, пытаясь высмотреть поля и луга, но оба спутника освещали только высокую траву.

Я постучал металлическим бруском по толстой пластине, на вид тоже из металла, и стал нервно ждать какого-нибудь охранника или около того. Спустя минуту небольшое глядело скрипнуло, и на меня уставился красномордый мужик, судя по перекошенному на голове кожаному шлему либо привратник, либо охранник.

– Кто? – рявкнул он.

– Путник, – ответил я, разведя руки и лыбясь во все белые.

– Путники по ночам не ходют, – рявкнул он снова и икнул.

Я занервничал. Перспектива остаться снаружи, добравшись до ворот, была так себе.

– Вот я и хочу внутрь, чтоб не ходить, -сказал я миролюбиво и быстро добавил, – я лесной, спешил как мог.

Привратник скривился:

– Лесной он… Много вас тут, лесных, ходит. Одни лесные вокруг!

– Лесных может и много, но я-то сейчас один здесь стою, – я покрутил головой, мол, нет больше никого.

– И что же ты, лесной, в Пантоа забыл? – прищурился красномордый.

– Дык это, от целителя я. Сорас звать. Обычно он сам приходит, но сейчас занят другим делом, вот и послал меня, – я решил больше не мурыжить, а то вдруг глядело захлопнет и уйдет восвояси.

– Сорас говоришь… Знаем такого, он моей племяшке ножку поцелил месяц назад, – кивнул серьезно охранник. – Как выглядит, скажешь?

– Скажу, чего ж не сказать. Остроухий, очки на глазах, волосы черные и вечно небритый, как забулдыга, – выпалил я.

– Ты сам небритый как забулдыга, – кивнул красномордый. – Скажи еще что-нибудь, а то так любого описать можно.

– Дочь у него есть. Светленькая, худая как трость.

Охранник еще раз прищурился и резко захлопнул глядело. Представив, что придется снова ночь не спать, охраняя ворота снаружи как бездомный пес, я начал рассматривать вариант с незаконным проникновением на загороженную территорию. Я стал вглядываться в щели частокола, и домишки заманчиво притягивали взгляд, словно говоря мне: "Эй, внутри нас тепло и безопасно, айда скорее к нам". Я уж было рыпнулся в сторону от ворот, но через полминуты дверная часть дрогнула, и красномордый, просунувшись в щель, кивнул мне.

– Заходь, лесной.

Я облегченно выдохнул и прошмыгнул в проем.

– Благодарю, – сказал я, когда оказался внутри.

– Ага. Сорас, хоть и остроухий, но мужик что надо. С кем попало водиться не станет.

Молча подтвердив его слова кивком, я пошагал от ворот.

Вообще, на моем месте мог оказаться кто угодно, начиная от убившего Сораса бандюги до простого воришки, который понаблюдал за целителем, обворовал и пришел сбывать краденное. Но с другой стороны, я пришел один, и судя по тому, как легко меня подобрал рябой Арун, выгляжу не опасно. Тем не менее, я бы не поставил красномордого на охрану врат своего замка.

Пройдя по широкой улице, вдоль которой и по всему радиусу ограждения виднелись дворы, я вышел к площади. Здания вокруг выглядели добротными, некоторые двухэтажными, но вся эта красота была на переднем плане, дальше же, я уверен, были менее привлекательные строения. Тем не менее, было весьма атмосферно: ночь, повсюду живой огонь и запах горящего дерева, улетающего столбами белого дыма в звездное небо.

Мимо меня пробежало несколько человек, направляясь, видимо, по своим неотложным делам, и я решил, что мне тоже не стоит задерживаться на виду и привлекать лишнее внимание.

Я сделал круг по всей площади, выглядывая что-нибудь напоминающее таверну или кабак. Вокруг было достаточно тихо и светло, как от факелов так и от ночных соглядатаев, так что шумное место вряд ли можно пропустить. Но когда наткнулся на здание с кричащей вывеской кружек и тарелок, вспомнил, что одна черноглазая гадина меня обчистила. Чертыхнувшись, я развернулся и под шумные выкрики из-за стен таверны побрел искать ночлег.

Решив, что вглубь идти смысла нет, так как в этом месте вряд ли есть дома для бесплатной ночевки, я направился к воротам. Хотелось уже упасть куда-нибудь и спокойно прикрыть глаза. Прошлая ночь была без сна, и меня начало даже пошатывать немного. Усталость брала свое. Я добрел почти до самых ворот и столкнулся с красномордым охранником.

– Чего бродишь, лесной? – спросил он подозрительно.

– Да ночлежку ищу, – ответил я честно. На самом деле, в голове было так туманно, что у меня просто не было умственных сил на выдумывание историй. Я просто надеялся на его помощь.

– А чего к Горяку не пойдешь? У него всегда места найдутся, – кивнул в сторону таверны охранник.

– Да ограбили меня по дороге, вот и не иду. Без монет кто ж мне комнату сдаст, – вяло признался я.

– Вона как, – протянул охранник.

Мне оставалось только плечи опустить.

Он задумался на добрых полминуты и махнул мне рукой:

– Ну, раз такие дела, айда в охранке переночуешь.

– Эм, благодарствую, – удивленные брови привычно взлетели.

– Да мне не в тягость, – развернулся он, кивнув мне. – Все равно ночная сегодня, а комнатушка пустует. Там, правда, не вытянуться как следует и ничем не отапливается, но зато крыша над головой. А завтра дуй обратно в свой лес! Нечего здесь с пустыми карманами да мешком шастать.

Я поплелся за охранником.

Он указал на дверь какого-то маленького сарая, почти у самого частокола, и хлопнув по плечу, пошел нести ночную вахту. Я ввалился в комнатушку и упал на какую-то солому.

– Мда… воздухоплаватели, телепорты, межпланетные перелеты и деревянная доска, покрытая сеном, – бурчал я, устраиваясь.

Хоть я и жаловался, но объективно понимал, что мне повезло. Крыша над головой и пусть жесткая, но кровать, а не земля покрытая листьями.

Сосредоточившись, я начал высвобождать ману, чувствуя привычное покалывание на пальцах, и выпускал ее до тех пор, пока не потерял себя во сне…

******

– Бах-бах-бах, – столкнулись кулаки Тома с дверью комнаты Керниса.

– Лизи, ты здесь? – крикнул он, что есть сил. – Лизи, нам нужно срочно поговорить!

– Кернис, сынок, открой дверь, – взволнованно крикнула рядом Эмма.

Тишина. Том приложил ухо к двери и услышал громкое мычание.

– Почему дверь не открывается? – спросил он у отца.

– Не знаю, может, сломалась?

– Какой, к черту, сломалась! – раздраженно рявкнул парень и хотел было рвануть в комнату с инструментами, но дверь внезапно сама открылась.

Перед взволнованными людьми предстала картина, которую, наверное, никто из них никогда не сможет забыть.

Связанная по углам кровати Лизи лежала почти звездочкой. В комнате горел только светильник и несколько свечей, расставленные по кругу спального места. Кислый запах семени ударил в нос.

Кернис стоял у изголовья кровати и, словно не заметив появившихся родителей и брата, продолжал мастурбировать. Лизи дергалась и изгибалась, пытаясь освободить привязанные руки и ноги.

В голову Тома ударила ярость.

Такую ярость парень не испытывал никогда. Жар пробежал по коже и, рухнув к ногам, наверное, прожег дыру на том месте, где он стоял мгновение назад.

Его кулак, словно беснующийся демон, радостно столкнулся с челюстью Керниса, и тот, как пуховая подушка, отлетел к стене. Не раздумывая ни секунды, Том подбежал к нему, и со злым свистом его правая нога проверила на прочность мягкий живот парня.

Том услышал, как тот жалобной пискнул, но ему понравился этот звук. Он поднял мразь, которая еще пятнадцать минут назад была его братом за волосы, и с удовольствием впечатал его щеку в стену.

Раздался хруст. Но Том хотел большего. Ему было мало.

Мало!

Рич опомнился и, обхватив Тома со спины, пытался удержать, но тот отмахнулся от помехи, как от пушинки. Отец не сдался и, обхватив его снова, отбросил парня в сторону двери.

Внезапно придя в себя, Том замотал головой и вспомнил о сестре.

– Томи! – будто из другой реальности его достиг голос матери. – Томи, хватит, остановись, прошу тебя!

Эмма сидела на полу, и ее лицо было обезображено диким ужасом.

Том молча поднялся и медленно подошел к кровати. Лизи яростно сдирала с себя последнюю одежду и безудержно рыдала.

– Лизи, – выдавил он, протянув руку.

Рич набросил на нее одеяло, и она намертво укуталась в нем.

– Папа, Том. Заберите меня отсюда, – сказала она.

Том кивнул и, опередив Рича, бережно подхватил сестру на руки. Сая встретила их на выходе и, прикрыв ладонями рот, часто всхлипывала.

– Я не хочу в свою комнату, – сказала Лизи.

Первым порывом Тома было подняться к себе, но в глаза бросился один из ближайших диванов в амфитеатре, и он направился к нему.

– Что произошло? – встревоженно спросила Присцилла. – Почему Элизабет в покрывале?

Сая отвела ее в сторону и что-то быстро объяснила.

– Что?! – взвизгнула Присцилла. – Как это понимать! Барри, ты кого привел в наше убежище, черт возьми?!

– Ну, я же не мог знать.

– Ты должен был!

Том не слушал их и гладил Лизи по волосам. Он просто не знал, что сказать, чтобы утешить сестру, все было слишком дико.

– Он не успел прикоснуться ко мне, – сказала тихо Лизи. – Он только…только…

– Я понял, сестренка, понял. Теперь все позади, – Том поцеловал ее в лоб и огляделся.

Барри с Присциллой ругались слева от него, Эмма сидела в ногах Лизи и гладила ее по дрожащему колену. Рич что-то нервно обсуждал с Филиппом с другой стороны Сферы.

– Это я виновата, – внезапно проскулила Мэгги. – Он убедил меня, что хочет только помочь ей успокоиться. Сказал, что ей нужно поспать. Я не знала, что он собрался делать. Когда я услышала, как вы кричите у ее двери, я открыла ее из рубки так быстро, как смогла.

– Что? Ваш гаденыш еще и дочь мою заставил что-то сделать? – взбесился Барри.

– Барри, ты же слышал…

– Да я достаточно уже наслушался, особенно тебя, Эмма, – оборвал он ее. – Я хочу, чтобы вы сегодня же покинули мое убежище!

– Этому не бывать, – поднялся резко поднялся Том. – Извините, мистер Келван, но сейчас не самое лучшее время для этих игр.

– Каких игр, ты, гребаный сосунок. Тебя я вышвырну отсюда в первую очередь! – плевался пеной Барри.

– Папа, нет! – подошла к нему Сая. – Я не позволю.

– Молчать! – гаркнул он на нее. – Не позволит она.

– Разрешите поинтересоваться, мистер Келван. Как вы собрались меня вышвыривать? – с вызовом спросил Том.

У парня не было никакого желания играть в игры с воображаемой властью. Тем более, что Сая открыто заступилась за него. И так как мать сейчас была с Лизи, он решил не молчать, вымещая нахлынувший на него в комнате Керинса гнев.

Амфитеатр заполнил мягкий свет Сферы, оборвав крики и причитания.

– Что за нахрен?

– Не знаю.

– Снова из-за вас что-то происходит!

– Том! Мразь! – Выкрикнул появившийся со стороны своей комнаты Кернис. В его правой руке был черный Глок.

Его лицо было полностью покрыто кровью. Глаза навыкате, на губах пузырилась слюна вперемешку с кровью, а рука дрожала от тяжести металла.

– Ты думаешь, что я просто так сдамся? Думаешь, я позволю тебе отобрать МОЮ ЛИЗИ?! – выкрикнул он.

– Сынок, что ты делаешь. Опусти это, – поднялась с дивана Эмма и закрыла Тома собой.

– Что я делаю?! Что ты делаешь, мама! – скривился Кернис. – Он не твой настоящий сын, но ты защищаешь его, а не меня!

– Кернис, мальчик мой, опусти оружие, мы все решим. Том уйдет наверх, и мы будем жить только вчетвером. Правда, Том? – Эмма повернулась к нему, и парень прочитал на ее лице мольбу.

– Да. Я уйду, сегодня же, – спокойно подтвердил ее слова Том.

"Как только ты положишь оружие, ты будешь сидеть взаперти до конца жизни, получая еду по расписанию через гребанную щель", – следом подумал он.

Сфера стала еще ярче, и Гурлоу серьезно вздрогнул.

– Кернис, ты видишь, что происходит?! – крикнула Присцилла. – Посмотри на Сферу, сейчас не до этих глупостей!

– Нет. Так не пойдет, – сказал Кернис, даже не посмотрев в сторону уже яркого шара. – Я покажу всем, насколько мне дорога Лизи и как жестоко вы поплатитесь за то, что мешаете нам.

Рука Керниса сдвинулась в сторону, и как в замедленной съемке, Том увидел яркую вспышку на конце дула пистолета. Рядом с ним коротко вскрикнула Сая и, прижав руку к животу, упала на колени. Том хотел броситься к ней, но Кернис направил дуло на него, и снова раздался выстрел…

Глава 19

В который раз сны были беспокойными. Я несколько раз просыпался и в полубреду засыпал снова. Морфей принимал меня в свой мир сразу, только чтобы снова окунуть в какое-то безумие.

Когда меня разбудили крики местных домашних пернатых, мои глаза долго не хотели разлипаться. Тело было мокрым и горячим настолько, что вряд ли я страдал от холода всю ночь. В памяти, как всегда, был бардак, но вместе с этим появилось странное чувство приближения к чему-то. Будто я пересек какую-то черту и должен сделать последний шаг. Но несмотря на подбадривающие вопли болельщиков, спортсмен падает перед финишем, и его время замирает.

Я машинально выпустил поток маны и еще какое-то время не двигался, освобождая свой доступный запас. Было отрадно, что это давалось весьма просто и быстро. В отличие от первых попыток, сейчас я уже мог почувствовать количество освобождаемой маны и ее плотность. Будто я и есть некий сосуд, из которого выпускают жидкость. Странное и зыбкое чувство. Но вместе с тем присутствовало ощущение освобождения. Оно не было приятным или тягостным, ведь мана не доставляла дискомфорт либо удовольствие, проявляясь, фактически, только в момент работы с ней. Тем не менее, психологически чувствовать, что твой запас исчерпан, было в радость, особенно, когда это происходило так живо и легко. Словно выплескиваешь кастрюлю воды черпаком, а не ложкой.

На улице было еще сумрачно, а дыхание вырывалось из горла еле заметным паром. Но местные петухи надрывали горло так, словно вся деревня заспалась до обеда. Ну или местная природа-мать заложила в их инстинкт стремление не давать спать всему живому дольше, чем на это способны сами крикуны. Вообще, вся живность, которую я успел приметить на Фариде, была очень схожа с земными аналогами, и ориентироваться между ними было предельно просто.

Складывалось впечатление, что вселенная вообще однообразна в своих творениях, ну или бог. Кому как. Разумные – двуноги и двуруки. Живность на двух или на четырех лапах. Крылатые – определенно без третьего крыла. Конечно, я не видел еще всего и вся, но уже сомневался, что будет какое-то кардинальное отличие, по крайней мере на Фариде. Например, те же самые рогачи – всего лишь зайцы с маленькими рогами. Сероволки – те же волки, но крупнее и умнее. Даже огромная утка была двулапой, с короткими, покрытыми перьями отростками, и чертовски походила на какого-нибудь пернатого велоцираптора.

Отвлекшись от посторонних мыслей, я постарался сосредоточиться на мане и почувствовать, как она восстанавливается. Но как вообще можно почувствовать работу фильтра-сосуда? Представить, как капельки воды сцеживаются и капают в… меня? Или может, работа Сосуда похожа на процесс фильтрации через респиратор?

Разглядывая через маленькие щели стен строения светлеющий мир, я прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять, что именно мне нужно уловить.

Сердце уже успокоилось и билось равномерно. Дыхание тоже неизменно.

Я прикрыл глаза и представил, будто меня окружает не деревянная кибитка, а белая пустота. В этой пустоте мое тело было не из плоти и крови, вен и мышц, а из желтого, пульсирующего света. Расставив руки и ноги, аки Витрувианский человек, я замер в этой пустоте и, оторвав сознание, отдалился от себя, взглянув со стороны. Я представил, что через эту пульсирующую формацию проходит черная волна, оставляя внутри голубую дымку. Это вещество начало оседать в стопах, с каждой новой волной поднимаясь все выше.

Но внезапно, добравшись до середины голени, голубой дымок остановил свой подъем, и как бы я ни старался, черные волны больше не поднимали его вверх.

"Но ведь это моя фантазия, черт возьми, и я здесь пытаюсь понять кое-что важное, а не соревнуюсь с подсознанием!" – мысленно гаркнул я.

Но все было тщетно. Я помнил слова Сораса о том, что Сосуд не позволяет опустошать себя полностью. Если перевести на земной язык, то его наполняемость изначально не опускается ниже десяти процентов от общей емкости. Но ведь я представлял себе даже не опустошение, а наполнение!

Может, все дело в этих условных замках, и на самом деле Сосуд не столько жадничает ману, сколько не наполняется ею полностью? Но какой тогда смысл в обнулении?

– Стоп! Я иду не в том направлении, – сказал я себе.

Да и причем здесь эволюция Сосуда и опустошение его имеющейся емкости.

Я уже решил, что Сосуд и мана тесно повязаны с сознанием, а значит, моя фантазия оказалась настолько глубока, что дело вовсе не в замках и запретах, а в не полном опустошении Сосуда. То есть, фактически, он мне показал границу своей наполненности.

Никто не знает, как выглядит Сосуд и может ли он вообще как-то выглядеть, в понимании объекта или хотя бы сгустка оптического излучения. Возможно, Сосуд – это всего лишь мысль, идея. Но если он оберегает живых существ от себя самих же, может быть, у него есть какие-то эмоции? Ну, или что-то, что может позволить ему одобрить вариант своего образа в фантазии разумного. Даже если Сосуд – нечто запредельное для нашего представления о формах бытия, этот симбионт должен как-то реагировать на тех, к кому пристроен.

– Хах, – нервно выдохнул я, проникнувшись трепетом этой идеи.

Внезапно раздался громкий треск ломающегося дерева, потом еще один, и в утреннюю перекличку петухов и другой домашней живности ворвался рев десятков глоток разумных.

Рядом с моим пристанищем пронесся топот сапог, и резкие шипящие выкрики на неизвестном языке заставили меня вжаться в кровать. Я затаил дыхание, будто его может услышать неизвестный враг. В голове пронеслись образы ворвавшейся в поселение банды, ярко выраженные, благодаря трудам земных режиссеров исторических кинолент, и моя поясница покрылась потом.

Через пару минут по округе разносился не только боевой рев, но и пронзительные крики, плач. Местные поселенцы были выброшены из собственных домов, теплой постели, объятий друг друга. Несколько раз я услышал звон железа.

Нападение на деревню, а именно это оно и было, произошло настолько внезапно и молниеносно, что ворвись в эти считанные мгновения кто-то в мое убежище, у меня не было бы ни малейшего шанса на сопротивление.

Под женские визги и детский плач я скатился с кровати и подполз к двери. Дышать было тяжело, а в груди стоял мерзкий ком. Одна часть меня, слыша отчаянную песнь насилия, хотела вырваться из-за стен этой клетки и уничтожать всех, кто выглядит опасно. Другая назойливо твердила, что меня будет ждать лишь бесславная смерть от первого встречного мага или мечника. Сомневаться в том, что среди нападающих окажутся маги намного сильнее меня, было бы верхом глупости. Даже если среди ублюдков будет больше половины простых Белых, с мечами наголо, мне все равно несдобровать.

С ненавистью к своей слабости я приблизил глаз к щели между досками, и внезапно перед взором блеснул металл. Я отскочил назад, и в этот момент, без лишних звуков, в дверь врезалось что-то тяжелое. Раздались мужские резкие выкрики, и после пары звонких ударов, обмазанное кровью широкое лезвие с хлопком влетело в комнату через щель межу досками.

– Арргх, – раздался глухой предсмертный вскрик.

Следом прозвучал хриплый твердый голос:

– Шиатс-са крошта хи-ша!

Красное острие рвануло назад, и тело убитого тихо съехало наземь.

Я подождал полминуты, снова неуверенно подполз к двери и глянул наружу. Прямо перед входом лежал ночной страж. Лежал, скрутившись, на боку и смотрел в ту же щель, из которой выглядывал мой глаз. Он был еще жив, несколько раз моргнул и губы дрогнули в немом изумлении. Я, почувствовав себя еще большей мразью, снова отскочил от двери, прижавшись к дальней стене сарая.

Плач не стихал, а я дрожал как последний трус и ненавидел свою слабость.

Собравшись с мыслями, я начал искать способ выбраться из строения незамеченным. Насколько я помнил, сараюшка был почти у самого частокола, а значит, его задняя стенка – единственный безопасный способ покинуть это место.

Нашарив нож, аккуратно просунул его между хлипкими досками и надавил. Первая дощечка легко поддалась и с тонким скрипом отвалилась от связывающей верх и низ пятерки. Следующая упала с такой же легкостью. Создав проем сантиметров в двадцать, я протиснулся и выплюнулся наружу.

На улице быстро рассвело, и ветер пронесся по нестриженным волосам. Вместе с прохладой он принес запах крови и отчаяния. Плач не стихал и лишь на время прерывался, после гневного рыканья, чтобы снова разбавить короткие перекрикивания налетчиков.

Я хотел разогнаться и просто перелезть через забор, но нужно было глянуть на банду, чтобы определить безопасное окно для маневра. Подобрался к углу здания и очень быстро зыркнул в сторону основного шума.

В поле зрения оказалась куча людей, собранных в центре улицы. Женщины сидели на коленях с детьми на руках и просто смотрели в землю. Вокруг валялась куча мужских трупов. Присмотревшись внимательней к головорезам, я заметил мохнатые уши.

Ясно. Фойре.

Целая ватага фойре кружила рядом с вздрагивающими женщинами и плачущими детьми. Они тыкали в них блестящим металлом и мерзко хохотали, наблюдая реакцию.

Я спрятался за угол и до скрипа сжал зубы.

Страшно быть слабым. Ужасно быть трусом. Но еще хуже, быть трусливым слабаком. До этого момента я не считал себя трусом, даже когда бежал от Хряка и Пипа. Мне было страшно, ведь я столкнулся с такой легкой смертью впервые в жизни, ну, как минимум, той жизни, которую помнил. Но сейчас я чувствовал в себе трусость. Не от того, что боялся выйти и прыгнуть на меч или магию, а от того, что отвернул свой взор. Я боялся всматриваться в лица будущих трупов, рабов, изнасилованных и покалеченных. Этот мир, несмотря на чудесную магию, обезображен и жесток. Это чертово средневековье, Дикий Запад, в самом ужасном его представлении. Вспомнились истории о племенах шириканских индейцев, которые постоянно сталкивались и убивали друг друга за охоту на чужой территории. Разрисованные, дикие, безумные.

Но там был каменный век. А здесь. Здесь есть король, император, космические полеты, телепорты и еще черт знает что!

Я еще раз глянул за угол и попытался сосчитать количество ублюдков фойре. Пятнадцать. Обождав еще пару минут, решил, что больше никто не появится, и подгадав нужный момент, собрался рвануть к забору.

Опередив меня буквально на секунду, раздался девичий вскрик. Этот крик заполнил мою голову, выдавив все остальные мысли, и колющая боль, казалось, сотнями игл пронзила череп. Я схватился за голову и обессиленный повалился на землю.

Туманным взором я повернул голову в сторону звука и между домов увидел здоровенного, мерзко хохочущего фойре, который тащил за рыжие волосы рыдающую от бессилия девушку.

Внезапно перед глазами появилось женское лицо, и в этот момент я знал ее имя – Сая. Убитая братом Сая… Затем – Эмма. Моя мать.

Пласт воспоминаний Ниагарским водопадом ворвался в мое сознание, и я вспомнил себя. Свое имя. Вспомнил свою жизнь, летящий на Землю метеорит, чертово убежище и брата. Брата который убил Саю и мать.

Увидев в руках фойре Лизи, меня будто пронзило током.

Глава 20

Я чувствую, как мои мышцы за мгновение наполнились силищей. Отталкиваюсь от земли, как от батута, и срываюсь вперед словно дикий зверь.

Жалкие тридцать метров через секунду остаются позади, и мое колено слёту врезается в клыкастую челюсть. На лице ошеломленного громилы непонимание, но мне не это хочется увидеть.

Словно не чувствуя сопротивления воздуха, правая нога вырывается вперёд, и ботинок пробивает его грудь. Фойре хрюкает и делает еще пару шагов назад, но я не даю опомниться, и сблизившись с громилой, бью правым хуком по виску.

Он, как тяжелая колода, валится на землю.

Я прыгаю сверху и начинаю методично вминать кулаки в его лицо, оно же, как песок, принимает в себя все мои удары.

Кровь брызгами разлетается в разные стороны, и мне нравится это чувство…

Внезапно, по мне что-то прилетело и отбросило на пару шагов с тела фойре. Я, хрипло дыша, зыркнул в сторону нового неприятеля и увидел еще одного ушастого, который стоял в пяти метрах от нас. Он выполнил пасс руками, и на меня сверху упало что-то тяжелое, прижало к земле и полностью обездвижило.

Я зарычал как пойманный зверь, но под давлением магии не мог пошевелить ни одной мышцей.

– Ну, и что здесь у нас такое? – спросил мягким голосом кто-то.

Рядом со мной остановились чёрные высокие сапоги.

– Что ты сделал с Бораком, атлан? – спросил он безэмоционально. – Отвечай.

И я ответил:

– Тупой вопрос, мразь. Я убил его.

Смысла деликатничать я не видел, результат был налицо, и моя смерть в этой ситуации была лишь вопросом времени.

– Какой дерзкий, – сказал он холодно и пнул меня в живот. – Но это не имеет значения, ты все равно сейчас умрешь.

Я промолчал.

– Но ты не умрешь быстро, я раздавлю тебя как насекомое, слабак, – провозгласил он пафосно.

Мне хотелось сказать ему, что если бы не его магия, мы бы еще посмотрели, кто из нас насекомое и слабак. Но это было бы актуально там, на Земле, а здесь магическая сила так же естественна, как мышцы тела. Конечно, дискутировать про везение родиться не Белым тоже можно, но по понятным причинам, сейчас это было бы просто нелепо.

На меня навалилось еще большее давление, и стало сложно дышать, не то что говорить или огрызаться.

Я определенно не был готов к смерти, тем более когда вспомнил себя и нашел сестру…

Сестру?

Моментально вспомнив ситуацию, до меня дошло, что это была точно не Лизи. Завыв внутри, я почувствовал горечь и облегчение. Не хотелось умирать, но от осознания, что это была не сестра, стало легче. Сейчас это было так же очевидно, как магия ветра, прижавшая меня к холодной земле.

Магия.

Подумав о магии, я сосредоточился на мане и стал высвобождать ее так обильно, как только мог. Вне всяких сомнений, этот фойре, лицо которого я не успел рассмотреть, был сильнее меня, и сейчас тягаться с ним было так же тщетно, как котенку с котом. Но я не хотел уходить настолько тихо и безропотно. Как-никак даже в таком виде моя магия способна ослаблять структуры.

Я крепко зажмурился, и перед глазами возник Витрувианский я, только состоящий из желтого света. Отчаянно потянувшись к нему, я представил, как голубая дымка начинает покидать светящееся тело. Только не с середины голени, где граница дозволенного Сосудом, а с самого низа.

Желтый свет стал заполнять стопы и, толкая ману наверх, поднимался выше. Будто широкий шток шприца, выталкивающий воду. Объем голубой дымки стал уменьшаться, оставляя привычную ментальную дрожь.

Давление фойре усилилось, и вдохнуть полной грудью стало невозможно.

Я ухватился за сформированный образ и усилил давление на ману, она рванула вверх и, истончившись, полностью исчезла. Этого было недостаточно.

Сцепив зубы от боли и отчаяния, я хватался за любые варианты. Удерживая в памяти воспоминание ментальной дрожи при высвобождении маны, я начал сознательно вызывать его. Раз за разом, я вызывал это ощущение, будто оно и не пропадало вовсе. Думал о каждой детали этого состояния. Как оно начинается и как заканчивается.

Мне даже начало казаться, что дрожь появилась на самом деле. Я поднимал ее выше и выше, бережно удерживая, как воду в ладонях, стараясь не отвлекаться на боль.

Появилась тоненькая синяя полоска на каждой ноге светящегося меня. Она стала расширяться и по мере давления снизу истончаться. Спустя несколько секунд, мысленное давление практически не давало полоске расшириться, и желтый свет покрывал ману по мере ее тончащего проявления.

– Что ты… – ворвался голос из реальности. – Какого хуя происходит?

Фойре усилил давление на меня, а я на свою ману, стараясь не упускать чувство ментальной дрожи.

Внезапно, меня начало тошнить и выкручивать. По всему телу разбегались волны тягучей боли, отличающейся от сдавливания тела магией фойре.

– Да ты гребаный разрушитель! Гребаный, мать его, разрушитель, – расхохотался фойре.

Прессинг его чар резко ослаб, и я часто задышал, хватая воздух, как рыба на берегу. На самом деле, это произошло очень вовремя, ибо мой воображаемый шток уперся во что-то непреодолимое, и голубая дымка перестала появляться.

– Слышь, Коир? Это гребаный разрушитель! – словно балдея от своего голоса, вопил фойре.

Я разлепил глаза и заметил еще одну пару черных сапог.

– Ага. Редкие птицы. Слабые, но полезные, особенно для наших дел, – прозвучал тихий, растягивающий слова голос.

Первый голос вкрадчиво предложил:

– Слышь, атлан… А давай к нам! Я, канеш, понимаю, что ты за своих, все дела, но черт, ты же гребаный атлан! Вы предаете и убиваете друг друга больше, чем все остальные расы, вместе взятые! Я даже эту девку тебе отдам нетронутой, раз ты за нее так впрягался.

Отдаст? Лизи?

Нет. Стоп. Это же не Лизи.

Я всерьез задумался о его предложении. Решив, что при первой же возможности тупо сбегу, я даже открыл рот, чтобы ответить, но вспомнил про ошейник. Вряд ли бы они дали мне возможность расхаживать без ошейника. Даже если бы затолкали в голову кучу свитков со структурами разрушения, подняли мне ступень Сосуда – я бы пользовался всем этим только когда им будет нужно. Все остальное время – я обычный раб без права голоса.

Конечно, есть шанс, что их поймают и убьют. Но где гарантии, что освободитель не станет угнетателем?

Дерьмо.

– Пошел…ты, – прошептал я.

– А? Повтори, атлан, – театрально громко спросил первый фойре.

– Я сказал, – шепотом, – ПОШЕЛ НАХЕР!

Да лучше, мать его, сдохнуть и встретиться с Саей…мамой… Ну, а если не встретимся, то по крайней мере я не буду жить с чувством вины за их смерть. Кернис убил Саю, чтобы отомстить мне. Он же убил маму, защитившую меня.

Слишком много. Я и так был не самым лучшим человеком на планете.

Вспомнив свою жизнь, начиная с исчезновения матери, в моей душе появился камень, который тянул мою шею к земле похлеще магии ветра фойре.

А Лизи?

Лизи сильная девочка, и если ей хоть чуточку повезло больше, чем мне, она выберется из любого дерьма.

Пока я лежал и настраивал себя, вокруг стоял задорный смех.

– Слышь, атлан. Тогда, пожалуй, я не стану тебя убивать сейчас. Мы наденем на тебя один из ошейников, которые так любит твоя раса, и продадим какому-нибудь уроду.

И снова раздался всеобщий смех.

Я представил себе такую перспективу и неистово искал способ убить себя до того, как на меня наденут эту жуткую вещь. Было ясно, что первым же приказом владельца будет "не вредить себе".

Как правильно откусить язык, я не знал да и сомневался, что у меня хватит духу сделать это. Без психологической подготовки такие вещи практически не выполнимы. Да и шансы на удачный "перекус" ради смерти от кровопотери тоже не стопроцентные. Кроме того, если среди головорезов есть целитель – смерти мне не видать.

Сказать, что мне было страшно – ничего не сказать.

Безумно хотелось, чтобы это был всего лишь один из тех снов, после которых ты долго лежишь в постели и благодаришь вселенную за то, что все это было нереально.

Сердце колотилось, как не в себя. Тело покрывала мелкая дрожь, но я не мог даже закричать из-за прессинга магии зверолюда.

Смех толпы фойре резко стих, и я почувствовал, как с меня слетела воздушная плита, прижимающая к земле. Я медленно поднял голову, и мои глаза наткнулись на кучку обездвиженных зверолюдей, с торчащими из горла, испускающими дымок, широкими черными клинками. Едва я осознал это зрелище, как словно по указке, мои барабанные перепонки начали ловить предсмертные хрипы и чавканье крови, обильно вытекающей из молча открывающихся ртов. Не самая лучшая сцена, которую мне довелось видеть за свои почти двадцать четыре года, но мне понравилось.

Я начал искать глазами виновника торжества справедливости и наткнулся на стоящего посреди толпы фойре атлана, который со скучающем видом осматривал деревню. Светловолосый, в черном пальто ниже колена, коричневых брюках и такого же цвета жилете.

Эта одежда так отличалась от всего, увиденного мной до сих пор, что моя челюсть отвисла, несмотря на дичь, что творилась буквально полминуты назад. Парень атлан больше походил на человека с Земли, который улизнул с вечеринки, не забыв прихватить пиджак. Выдавал его лишь осознанный взгляд и отсутствие любых признаков испуга.

Он только что убил минимум пятнадцать человек, а выглядел так, будто высматривал нужную маршрутку.

Сейчас, когда я вспомнил себя и недостающий Каину жизненный опыт, вселенная магии снова впечатлила своим… наличием.

Чары этого мира безмерно поражали и пугали.

Нет. Не так.

Пугали не чары, а мир. Чары – всего лишь нож, которым ты можешь нарезать салат, а можешь нарезать прохожего. Или обоюдоострый клинок.

Я еще не успел встретить достаточно разумных, чтобы начать вести статистику и делать решающие выводы. Не видел городов и бурлящей в них жизни. Прыгающих по полю довольных спиногрызов, радующих родительский глаз. Влюбленных парочек, прогуливающихся вдоль пирса местного морского побережья.

Да я, по сути, вообще нихрена еще здесь не видел.

Тем не менее, впечатления за эти несколько дней сложились весьма определенные.

Нужно срочно становиться сильнее. Намного сильнее. То, что выдал этот парень наверняка не предел.

Глава 21

Разглядывая внезапного спасителя, я все же лежал молча и старался не двигаться. Что он станет делать дальше? Может он и не спаситель вовсе, а местный потрошитель, который сначала спасает, а потом наслаждается, наблюдая за реакцией жертв, когда те осознают, что это такая игра.

Сначала парень стоял, просто оглядываясь по сторонам, затем, по прошествии минуты, резко сунул руки в карманы пальто, и скучающее выражение лица сменилось брезгливостью. Нос то и дело морщился, будто он оказался в пахучем туалете сельской глубинки, а глаза нервно помаргивали.

Фойре уже не издавали никаких звуков. Все до единого были мертвы, а черные клинки, торчащие из шеи каждого, испарились, словно черный дым горящей резины. Под каждым телом была лужа крови, а лица с глазами навыкате выражали полное неверие. И я вполне себе понимал их непонимание.

Люди, сидевшие в центре улицы, начали медленно подниматься и неверяще оглядываться. В основном, все были женщинами и детьми, так как фойре повырезали почти всех атланов мужского пола. Остались только подростки, которых не убили либо из-за отсутствия сопротивления, либо, что вероятнее, ради продажи в рабство. Это именно то, чего я боялся, узнав об ошейниках от рябого Аруна.

Рабство – самое мерзкое из выдуманных разумными издевательство над свободным от рождения существом. Безусловно, ситуации бывают разные, и в обеих вселенных есть те, кто отказался от ответственности и переложил свою жизнь на другого. Но даже это близко не сравнится с невозможностью повернуть назад.

Тем не менее, я еще слишком мало знал о жизни и технологиях на Фариде, чтобы рассуждать о безысходности всех и каждого, отталкиваясь только от своих возможностей.

Пока я напрягал извилины, одна из женщин подбежала к светловолосому парню и, упав на колени перед ним, ухватилась за ноги. Он к этому времени вышел к середине улицы, видимо, устав созерцать частокол, единственный двор, из которого громила и тащил девушку, и мою ночлежку.

На меня же он не обратил никакого внимания, посчитав, видимо, одним из местных.

– Спаситель! Избавил от душегубов! – начала причитать она, почти целуя его ботинки.

Меня сначала скривило, а потом я представил, что было бы с этой женщиной, если бы парень не появился. Вряд ли бы она стала поварихой кружка любителей "убивай атланов как баранов". Да и я, собственно говоря, был не в самом лучшем положении. Если не сказать больше. Так что, переборов высокомерие, я понял ее эмоции и отнесся с пониманием к выражению даже такой благодарности.

– Д-да ничего… – неуверенно сказал парень и попятился. – Я здесь чисто с-случайно.

Женщина не стала преследовать его и просто сидела на земле и разглядывала спасителя, как уверовавшая.

Тут подбежала вторая, третья, четвёртая, и вот уже целая толпа одиноких, теперь, женщин рванула к белокурому. Они просто оседали перед ним на колени и рыдали, утирая лица рукавами испачканной одежды. Совсем маленькие дети бессознательно следовали примеру и, глядя то на мать, то на парня, утирали свои слезы и пузырящиеся сопли.

Конечно, не все женщины подбежали к нему. Многие горевали возле трупов своих мужчин, безудержно утыкаясь в их холодные тела лбами, теребя одежду и моля, чтобы тот поднялся.

И несколько действительно зашевелились. Один даже перевернулся на спину, держась рукой за бок.

Так же среди выживших оказалось несколько стариков, неизвестно зачем оставленных в живых. Может фойре не доглядели, а может быть, и на это есть спрос.

– Господин искатель! Господин! С вами, случайно, нет целителя? Прошу вас…господин искатель! – завопила одна из тех, чей мужик еще дышал.

Что за искатель?

– Ээм…нет, простите. Я… эм, случайно здесь, – снова неуверенно отступил парень.

– Как же так! Что же нам теперь делать? Как мне спасти моего Кринка?! – опустила она голову.

Остальные дамы, чьи мужчины зашевелились, тоже смотрели на него с надеждой.

Вспомнив про себя, я поспешил обследовать свое тело, попеременно дергая конечностями и обшаривая все руками. Поднялся на ноги и тут же чуть не осел. Сил почти не было, но кости, по-видимому, целы.

Я доплел до моей ночлежки и присел рядом с ночным стражем, который в той же позе лежал у двери. Возможно, он спас меня. Если бы я не завалился в этот сарай, мне пришлось бы ночевать на улице или бегать от дома к дому, пока хоть кто-нибудь не отопрет. И тогда, скорее всего, я очнулся бы не от хренового сна, а от клинка в горле. Очнулся и назад.

Прикрыв его испуганные глаза, я шепотом поблагодарил уже не красномордого мужика, и как последняя мразь, пробежался по карманам. Мародерствовать в планы у меня, конечно, не входило, но так как к нему до сих пор никто не подбежал, значит либо никого нет, либо убили. Ему уже не надо, а мне пригодится.

Нашарив небольшой мешочек, я, не глядя, перекинул его к себе в карман и поднял с земли клинок. Качество, на вид, так себе. Местами затупленный, да и звук у него глухой, но все же лучше, чем ничего.

Так же ковыляя, я доплел до фойре, который прессовал меня ветром. Посматривая на причитающую вокруг спасителя толпу, я обшарил тело ушастого и выудил еще один мешочек. Глаз упал на его меч, и щелкнув по нему ногтем, я быстренько заменил им клинок стража. Хоть он и не от моей руки пал, я посчитал, что заслужил награду за то, как держался.

Так же поступил с громилой. Тут все честно.

Тем временем на площади развернулась серьезная драма. Женщины продолжали вымаливать у белокурого целителя, а тот пятился назад. Глаза бегали туда-сюда. От одной просящей к другой.

Он резко остановился и поднял руки.

– Так. Стоп! Остановитесь, прошу вас, – крикнул недовольно он. – Я же сказал, что оказался здесь по чистой случайности, и со мной нет целителя! Хватит меня просить о невозможном!

Здесь не поспоришь, парень и так втащил нас из задницы.

– Но как же мне спасти моего Рюшка! – слезно не отступала одна из женщин.

– Не знаю! Я не знаю, как вам помочь!

Женщины, чьи мужья были мертвы, не совались в это, а просто молча наблюдали. Им уже некого было спасать. Скорее всего, для них сейчас оставался только вопрос выживания. Людей стало меньше, и без физической силы в такие времена было очень нелегко.

– Как не знаете, господин искатель! Вы же член гильдии и много знаете! Наверняка есть какой-то способ помочь моему Рюшке… – женщина, выговорившись, снова всхлипнула.

Парень нервно закрутил головой и, порывшись в карманах, достал горстку амулетов.

– Вот, если это чем-то поможет… – начал он, но его перебили.

– Спасибо. Спасибо вам, господин искатель! – ближайшая к нему женщина хватанула из его руки амулеты и, подняв подол платья, бросилась к мужику.

Тот все время корчился и стонал. Она вложила ему в ладонь амулет и сжала кулак. Мужик перестал завывать и спустя пару секунд отключился.

Вспомнив, как незнакомка из леса использовала тот, что достался мне из сумки Пипа, я задумался о том, как он работает. Если ману можно в чем-то удерживать, значит вариантов работы с чарами намного больше. Но все равно здесь не все ясно. Как целитель заряжает и настраивает амулеты, чтобы ими мог воспользоваться обычный крестьянин, который скорее всего Белый?

Пока я вспоминал рассказы Леа о магии, на площади все немного разбрелись. Глянув на уже одиноко стоящего парня, я хотел было подойти к нему и поблагодарить за спасение. Пожать руку, что ли.

Как здесь принято?

Но вовремя заметил его кислое и недовольное лицо. Будто откусил пол-лимона. Задрав подбородок, он осматривал суетящихся женщин и пыхтел ноздрями. Пожимать руку перехотелось.

Внезапно он развернулся и широким шагом удалился через открытые врата. Я подскочил к забору и стал выглядывать, куда он рванул.

Белокурый отошел от деревни метров на двадцать, и мой взор наткнулся на его ездового питомца, а глаза вылезли из орбит. Парень подбежал к огромной коричневой ящерице с крыльями и, поднявшись по подставленной лапе, расположился на ее шее. Зверь звучно зевнул и, махнув несколько раз кожистыми крыльями, легко оторвался от земли.

Я уцепился руками за частокол и с тарабанящим сердцем неотрывно следил за каждым движением… виверны? Ящерица звучало слишком глупо, а дракон грозно. Слово виверна само выскочило из памяти и безоговорочно укрепилось в сознании.

– Чтоб меня, – промямлил я, затаив дыхание.

Виверна набрала хорошую высоту и понеслась вперед. Быстро.

Я постоял еще с минуту, пытаясь усмотреть что-то в небе, но теперь, за исключением мелких пернатых, там было пусто.

– Эм…, – раздался неуверенный голос из-за спины.

Я резко развернулся и столкнулся взглядом с рыжеволосой девушкой.

– Спасибо вам, – поклонилась она, придерживая разорванное на груди платье. – Если бы не вы…если бы не вы…

Я проморгался и, подвиснув на пару секунд, вспомнил ее.

– Да не за что, на моем месте так поступил бы каждый…наверное, – промямлил я какую-то чушь и почесал затылок.

Что я несу? Мне вместе с памятью вернулся идиотизм?

Она грустно улыбнулась.

– Мое имя Норса, – резко представилась она, и щеки покрылись румянцем.

– То…, – начал было я, – Каин.

– Токаин? – подняла брови рыжеволосая.

Я замахал руками:

– Ам, нет. Просто Каин.

– Я поняла, просто шучу, – улыбнулась она и, красуясь, отбросила с плеча прядь волос.

Солнце уже давно восседало на небесном троне, и его лучи выгодно осветили начинающую обольстительницу, над которой совсем недавно хотел надругаться громила. По всей площади валялась куча трупов, с молчаливой отреченностью туда-сюда ходили женщины с детьми, а редкие веснушки рыжеволосой молодицы подпрыгивали в такт ее прищуру.

Норса не сдвинулась с места, теребя края грязного серого платья, она определенно чего-то от меня ждала.

Я молчал. Она смотрела на меня – я на нее. Стало неуютно.

– Эм, я хотела спросить, – начала все-таки она. – Ты ведь не местный? Я тебя раньше не видела. Куда направляешься?

Глава 22

Куда я направлялся… План вернуться в хижину и поднимать уровень Сосуда, конечно, хорош, но увидев этого парня и его летающего зверя, мне перехотелось просто сидеть на месте.

– Я, это, искателем хочу стать. Можешь мне рассказать что-нибудь о них? – спросил я в лоб.

Норса недоумевающе нахмурилась и перестала теребить платье:

– А что о них рассказывать-то? И так все известно же.

– Видишь ли, я память потерял и многое забыл, – сказал я печально. – Вот теперь пытаюсь вспомнить о мире все, что знал раньше.

Она снова затеребила подол.

– Память, это плохо. Я могу рассказать, что мне известно.

Я выдал самую дружелюбную улыбку и сказал:

– Отлично! Где бы нам присесть? Я ночевал в охранке, – ткнул пальцем в сарайку. – Так что могу предложить только это место.

Норса усмехнулась, прикрыв ладонью рот.

– Давай, лучше я тебя как следует отблагодарю и накормлю хотя бы, – сказала она по-хозяйски, уперев кулаки. – Но сначала, нужно помочь женщинам.

Я проследил за взглядом и опомнился.

Понурые жительницы маленького Пантоа даже не пытались организоваться и начать подготовительные работы к похоронам. Мне не были известны местные погребальные обычаи и связанные с ними ритуалы, но то, что трупы даже под осенним солнцем скоро начнут вонять, было очень даже ясно. А учитывая их количество, ситуация складывалась хреновая. И это не учитывая местных насекомых, которые обязательно начнут кружиться вокруг тел.

Я насчитал около пятнадцати домов, а значит, трупов не меньше, что для такого маленького поселения сравни катастрофе.

По идее, следовало отправить посыльного к местному феодалу или другому управленцу, чтобы тот отправил помощь выжившим или типа того. Я не очень-то разбирался в средневековых взаимосвязях между крестьянами и знатью.

– Слушай, Норса. А как вы обычно решаете вот такие вопросы? – спросил я аккуратно, кивнув в сторону улицы. Бегло осмотрев, я насчитал семь тел. Сколько лежало между домами и по улице, я даже не представлял.

– Как… в прошлый раз… В прошлый раз было не так, и… и я даже не знаю, как сейчас быть, – ее глаза покраснели. – Тогда банда атланов показательно убила пятерых, и все было ужасно, но сейчас…сейчас…

Норса быстро утерла рукавом слезы и неровно улыбнулась.

Ясно. Понятно.

В такие времена, когда нет фабрик и супермаркетов, в деревнях разделение обязанностей между мужчинами и женщинами упиралось в физические возможности. Сейчас здесь остались почти одни женщины, и убитые горем, они не могли собраться с мыслями и действовать решительно.