Богиня весны

Глава 19

— Милая, по-моему, ты это изобразила как настоящий художник! — Лина внимательно рассматривала рисунок углем на пергаменте.

Она ожидала, что нарисованная Эвридикой карта будет просто грубым наброском, однако, когда полупрозрачная девушка развернула перед ней пергамент, Лина была поражена качеством работы. План дворца был начерчен сильными четкими линиями, каждая его часть была обозначена затейливой надписью; но что произвело на Лину наиболее сильное впечатление, так это тщательно прорисованные предметы, символизировавшие различные помещения. Чтобы отметить главный обеденный зал, Эвридика нарисовала крошечный резной стол и канделябры. Тронный зал обозначался изображением трона Гадеса. Эвридика даже нарисовала цветы, окружавшие роскошный фонтан в центре внутреннего двора.

— Тебе правда нравится? — робко спросила Эвридика. — Но он еще не закончен. Мне нужно добавить кое-какие детали.

— Это просто чудесно! Ты всегда умела рисовать?

Лицо Эвридики горело оживлением.

— Да! То есть я хочу сказать, я не была настоящей художницей. Мой отец считал, что рисование не слишком подходящее занятие для юной девицы... даже если она рисует просто для себя. Но я все равно этим занималась, тайком. Я брала острую палочку и на сухой земле рисовала цветы. Или брала птичье перо, обмакивала его в краску для ткани, когда матушка занималась окраской, и на обрывках старой одежды рисовала зверей. — Эвридика хитро подмигнула Лине. — Мой отец был бы очень огорчен, если бы узнал об этом.

— Ну а мне кажется, что рисование — прекрасное занятие для дамы, и я даю тебе полное позволение рисовать, рисовать и рисовать, — сказала Лина.

— Спасибо тебе большое, Персефона! — Эвридика даже подпрыгнула на месте. — Мне хочется поскорее сказать об этом Япису. Он говорил, что считает мой рисунок очень хорошим и что может найти для меня еще бумаги и всего остального, если я захочу нарисовать что-нибудь еще.

— Вот как? — Лина чуть приподняла брови.

Радостное лицо Эвридики порозовело.

— Ну да, он так сказал... Я думала, он это просто по доброте, потому что он всегда очень добр, но ты с ним согласилась, так что теперь я думаю — наверное, он говорил правду.

— Передай Япису, что я велела непременно снабдить тебя всем необходимым. Ты теперь личная художница богини весны. — Лина царственно вскинула руку, чтобы подчеркнуть свое заявление.

Глаза Эвридики округлились от изумления. Она неожиданно бросилась к Лине и крепко обняла ее.

— Ты самая замечательная богиня в мире!

Лина рассмеялась.

— Ничего другого я и не ожидала от своей личной художницы.

— Ты должна дать мне какое-то задание. Что мне нарисовать для тебя?

— А разве тебе не нужно сначала закончить карту?

— На это уйдет совсем немного времени. А потом чего бы тебе хотелось? — пылко спросила Эвридика.

Лина подумала и улыбнулась.

— Похоже, нарциссы становятся моими любимыми цветами. Почему бы тебе не написать большую картину с нарциссами?

Эвридика просияла и низко поклонилась богине.

— Твоя художница исполнит твое пожелание, богиня весны!

Лина склонила голову, стараясь выглядеть воистину божественно и радуясь счастью Эвридики.

— Я буду терпеливо ждать, пока ты выполнишь первое поручение.

Маленькая девушка поклонилась, но тут же снова восторженно подпрыгнула.

— О! Первое поручение!

В дверь покоев Лины кто-то дважды стукнул. Эвридика, приплясывая, пошла открывать.

— Япис! — воскликнула она. — Персефона сказала, что я теперь — ее личная художница!

Лина наблюдала за даймоном. Он поздравил Эвридику, выражение его лица было теплым и искренним, а взгляд не отрывался от лица девушки. Бабушка Лины сказала бы, что он был весьма похож сейчас на мужчину, полностью и окончательно сраженного. Лина заметила, что Эвридика во время своей восторженной речи дважды коснулась руки даймона. Малышка определенно отвечала на внимание даймона... нет, поправила себя Лина, хватит думать о маленьком призраке как о ребенке. Эвридика была молодой женщиной, уже прошедшей через неудачный брак. И не надо забывать, что тело, которым сейчас обладала Лина, выглядело не намного старше.

— Богиня, могу ли я похвалить тебя за безупречный художественный вкус? — галантно произнес Япис.

Смеющаяся Эвридика стояла очень близко к нему.

— Спасибо, Япис. Думаю, мы только начинаем знакомиться с талантами Эвридики.

Япис ласково улыбнулся призрачной девушке.

— Вынужден согласиться с тобой, богиня. — Он поклонился Лине. — Гадес ожидает тебя у конюшен. И просит передать, что Орион уже теряет терпение.

Лина вздрогнула при упоминании имени темного бога.

— Ну что ж, тогда очень хорошо, что я уже готова. Я не должна заставлять ужасного жеребца ждать слишком долго.

— Я этих коней боюсь, — сказала Эвридика.

— Смотри на них просто как на очень крупных щенков, — сказала ей Лина.

Дух и даймон поспешили за ней, когда она быстро пошла по коридорам и через двор, внутренне посмеиваясь над тем, что теперь ей самой хочется подпрыгивать и танцевать от радости.

— Понравилось ли тебе вчерашнее купание, богиня? — спросил Япис.

Лина порадовалась, что даймон идет позади. Она знала, что по ее лицу нетрудно понять, насколько на самом деле понравился ей вчерашний вечер.

— Да, все было чудесно. Спасибо.

— Персефона сказала, что отлично выспалась, — добавила Эвридика.

Лина улыбнулась. Она заснула, завернувшись в плащ Гадеса, и ей снились восхитительные эротические сны.

— Я очень рад слышать это, — сказал Япис, обращаясь к Эвридике. — Особенно потому, что мой господин провел весьма беспокойную ночь. Не думаю, что Гадес вообще спал.

— Может быть, тебе стоит устроить ему такое же купание, какое я устроила для Персефоны? — предположила Эвридика.

Лина ускорила шаг, чтобы легкий ветерок, витавший над внутренним двором, немного охладил ее вспыхнувшую жаром кожу. Ей совершенно незачем представлять обнаженное тело Гадеса, которое обливают водой и натирают маслом... Лина промчалась мимо фонтана и чудесных скульптур и наконец добралась до кованых железных ворот.

— Я, пожалуй, останусь здесь, Персефона, — донесся до нее голос Эвридики. Лина обернулась. Призрачная девушка показывала на пышную куртину нарциссов. — Я могу сделать несколько набросков, пока ты катаешься верхом с Гадесом.

— А я должен позаботиться обо всем нужном для твоей художницы, — сказал Япис, не отводя глаз от Эвридики.

— Делайте что хотите. Я скоро вернусь, — сказала Лина.

Парочка помахала ей на прощание, и Лина, пройдя всего пару шагов и оглянувшись, увидела, что они стоят рядом. Девичьему смеху Эвридики вторил низкий смех даймона. Лина решила, что ей следует поговорить о них с Гадесом. Япис, похоже, был неплохим парнем — если, конечно, слово «парень» употребимо по отношению к полубожественному существу, — но каковы его намерения? Эвридика лишь начала оправляться от тяжких переживаний, не говоря уж о том, что умерла совсем недавно. Это должно было усилить ее природную ранимость. Или нет? Ну, как бы то ни было, Лина взяла на себя ответственность за Эвридику и не хотела, чтобы ей причинили боль. Япису надо объяснить, чтобы он не спешил. Эвридика требует бережного и уважительного отношения.

Оглушительное ржание заставило Лину резко остановиться, прервав ее внутренний монолог. Орион стоял перед входом в конюшню. В его тщательно расчесанную гриву были вплетены ленты лунного цвета, и точно такого же цвета нарцисс был заткнут за уздечку жеребца. При виде Лины Орион выгнул шею и фыркнул, затанцевав на месте. Рядом с ним стоял второй конь, который выглядел бы полным близнецом Ориона, если бы его угольно-черную шкуру не украшало единственное белое пятно на лбу — оно очертаниями напоминало немножко кривоватую звезду. Оба коня были почти так же прекрасны, как и темный бог, державший их поводья. Гадес выразительно выбранил своего коренного жеребца.

— Успокойся, здоровенный дурак! — сказал он, обращаясь к Ориону. — Видишь ведь, Дорадо совершенно не суетится!

Лина поспешила подойти к ним, стараясь не слишком откровенно пялиться на руки и плечи темного бога, бугрившиеся мышцами, когда он призывал Ориона к порядку. Гадес снова был одет в короткую тунику, оставлявшую открытыми руки и ноги. За его плечами развевался черный плащ. Бэтмен. Невероятно притягательная древняя версия Брюса Уэйна. Лина почувствовала, что неплохо было бы слегка охладиться.

— Не стоит его ругать. Он, конечно, неисправим, но все равно достоин любви, — сказала Лина, стараясь утихомирить собственное сердце. Прижавшись щекой к бархатной морде Ориона в ответ на его приветствие, Лина наконец отвела взгляд от Гадеса. — Ты ведь действительно рад меня видеть, правда, симпатяга?

Гадес прекрасно понимал, что сейчас может чувствовать жеребец; он и сам испытал глупейшее желание восторженно заорать при виде богини. Персефона была закутана в длинную полосу тончайшей льняной ткани, и еще на ней была юбка, достаточно широкая, чтобы можно было ехать верхом. Каждый порыв ветерка прижимал тонкую ткань к ее телу, очерчивая округлости грудей и нежные изгибы талии, так что Гадесу хотелось немедленно вызвать ветер посильнее. Он с завистью наблюдал, как Персефона ласкает жеребца, и убеждал себя, что нужно быть последним тупицей, чтобы ревновать к коню.

Дорадо тихонько заржал, глядя на богиню и тоже прося о ласке. Гадес сказал:

— Персефона, я не уверен, что должным образом познакомил тебя с Дорадо. Он не коренник, как твой любимец Орион, однако он — самый быстрый из всей четверки. — Темный бог ласково похлопал коня по лоснящейся шее.

Лина почесала Дорадо за ухом.

— Рада с тобой познакомиться, Дорадо. Значит, ты быстрее, чем Орион? — Она бросила на Гадеса дерзкий взгляд. — Полагаю, это значит, что нам с ним от тебя не сбежать?

Гадес сглотнул очередной ком, застрявший где-то в глубине горла. Даже оттого, что всего лишь стоял неподалеку от Персефоны, он становился разом и могучим, и бессильным, его пробирало то холодом, то жаром. Возможно, он сходил с ума... но его это ничуть не беспокоило. Подойдя к богине так близко, что их тела соприкоснулись, Гадес ответил ей, поддразнивая:

— Именно так, вам от меня не сбежать.

Лине показалось, что она тонет в его глазах. Сбежать от него? Это вряд ли. Скорее ей хотелось бы изо всех сил прижаться к нему...

Орион подтолкнул ее носом в спину и фыркнул. Лина рассмеялась, нарушая возникшие чары.

— Отлично, нетерпеливый мальчишка!

— Дело не в нетерпении. Он просто ревнует, — сказал Гадес, бросая на жеребца мрачный взгляд, на который Орион не обратил ни малейшего внимания, с невинным видом лизнув плечо богини.

— Ревнует? — Лина сделала вид, что ошеломлена. — Из-за того, что я просто приласкала Дорадо? Как это глупо, — с упреком сказала она жеребцу.

— Ты и не представляешь, насколько глупо, — пробормотал Гадес, имея в виду совсем не Ориона. — Идем. — Он взял ее за локоть, подвел к коню и помог вскочить в седло. — Поля Элизиума ждут визита богини.

Они скакали бок о бок по черной мраморной дороге. Мерный стук лошадиных копыт сливался с лирической песней соловьев, перекликавшихся в ветвях величественных кипарисов вдоль дороги. Аромат нарциссов наполнял воздух. Всадники то и дело обгоняли духов умерших, иногда шедших группами, иногда поодиночке. Но все духи реагировали одинаково. Сначала они отступали на обочину дороги, освобождая путь ужасным жеребцам. Потом вдруг умершие понимали, кого именно везут кони. Души торжественно кланялись темному богу, но при этом их удивленные взгляды не отрывались от Персефоны. Призраки мужчин улыбались богине и кланялись ей, некоторые произносили слова приветствия, но Лину прежде всего тронул отклик женских призраков. Когда женщины осознавали, что находятся в присутствии самой богини весны, их лица освещались радостью. Многие называли ее по имени и просили благословения, и Лина с готовностью давала его. Некоторые даже осмеливались приблизиться к Ориону, чтобы коснуться края платья богини.

Лину поразило, как менялись женщины, увидев ее. Ей пришлось признать, что Деметра была права — душам умерших действительно необходимо было знать, что о них заботится кто-то из богинь. Это была чудовищная ответственность, однако Лина почувствовала себя нужной и желанной. И если простым своим появлением в Подземном мире она могла посеять счастье и надежду, стоило порадоваться, что она здесь очутилась.

Сначала она беспокоилась, что Гадеса огорчит внимание, которое ей оказывали души умерших. Но хотя темный бог молчал, выражение его лица говорило о многом, Гадес был доволен, как души умерших восприняли появление Персефоны.

Вскоре дорога пошла круто вверх. Когда они поднялись на гребень холма, Лина остановила Ориона.

— Похоже, будто кто-то разделил местность пополам, а потом выкрасил одну часть тьмой, а другую — светом. — Она покачала головой, с трудом веря собственным глазам.

Дорога шла дальше по совершенно другому ландшафту. И зрелище было невообразимо причудливым.

— Покрашено не просто в разные цвета, а в тьму и свет? — повторил Гадес. — Это наилучшее из возможных описаний. — Он махнул рукой налево, где земля уходила вниз, в необъятное темное пространство, вдали прорезанное цепью красных огней. — Там течет пылающая река Флегетон, граница Тартара, где царствует тьма. — Другой рукой он показал направо, где было светло. — А там ты видишь Элизиум, где сосуществуют свет и счастье и темнота наступает лишь тогда, когда душам требуется мирный отдых.

Лина поспешила заглянуть в память Персефоны.

«Тартар, — услужливо зашептал внутренний голое, — это часть Подземного мира, куда отправляются заслужившие вечные муки. Это место, где властвуют безнадежность и боль. Там живет одно только зло».

Значит, там находился ад... Лина не могла отвести глаз от черной бездны. Внезапно ее пробрало холодом. Тьма как будто тянулась к ней, как щупальца зловещей твари...

— Персефона! — Резкий голос Гадеса отвлек ее от созерцания пустоты Тартара. Она встретила пристальный взгляд темного бога. — Ты можешь посещать любую область моих владений, хоть со мной, хоть без меня, кроме Тартара. Туда ты входить не должна, даже к его границе не следует приближаться. Эта область слишком загрязнена испорченной природой ее обитателей.

— Но там ведь просто ужасно, да? — побледнев, спросила Лина.

— Так и должно быть. Ты ведь знаешь, что в мире существует великое зло. И разве оно может оставаться безнаказанным?

Лина подумала о своем мире, мире смертных. Обрывки новостей вспомнились ей, как кошмары: взрывы в Оклахоме, ужас, переполнявший людей, гибель беззащитных детей... и, конечно, одиннадцатое сентября и безумная жестокость террористов.

— Нет. Я бы не хотела, чтобы оно осталось безнаказанным, — твердо ответила она.

— Вот и я тоже не хочу. И поэтому прошу тебя никогда не пересекать границ Тартара.

Лина содрогнулась.

— Мне и самой не хочется туда идти. Суровое лицо Гадеса смягчилось. Он кивнул в сторону света, сиявшего справа от дороги.

— А мне очень хочется показать тебе красоту полей Элизиума.

Лине пришлось сделать усилие, чтобы отвести взгляд от ужасов Тартара; она улыбнулась темному богу и похлопала по теплой шее Ориона.

— Ты только покажи, куда идти. А уж мы поспешим за тобой.

Сверкнув глазами, Гадес подобрал поводья Дорадо.

— Да уж, придется вам поспешить. Твой конь не так быстр, как мой.

Лина прищурилась и сказала в лучшей манере Джона Уэйна:

— Тебе не следует так говорить о моей лошади. — Потом она показала вниз. — Видишь ту большую сосну на краю поля, вон там?

Гадес усмехнулся и кивнул.

— Мы с Дорадо доберемся до нее первыми. Он скачет быстрее.

— Возможно, он и скачет быстрее, вот только груз на его спине тяжелее, — язвительно произнесла Лина. — Эгей! — взвизгнула она.

Орион рванул вперед, молнией промчался мимо Дорадо и полетел вниз по склону. Ветер свистел в ушах Лины. Она пригнулась к шее жеребца, а тот все прибавлял ходу, пока все вокруг не слилось в сплошные размытые полосы. Лина слышала позади топот копыт настигавшего их Дорадо.

— Не дай им догнать нас! — закричала она в прижатое ухо жеребца и почувствовала, как он еще быстрее понесся вперед.

Пара мгновений — и они миновали нечто высокое и зеленое, что и оказалось той самой сосной. Лина выпрямилась в седле, победно крича, а Орион замедлил ход и перешел на танцующий шаг. Дорадо, тяжело дыша, остановился позади них.

Лина громко рассмеялась, увидев выражение лица Гадеса.

— Значит, твой конь быстрее, да? Это тебе урок. Никогда не следует недооценивать силу вдохновения, даруемую женщиной!

— Уверен, ты смошенничала, — с насмешливой серьезностью сказал темный бог, безуспешно пытаясь скрыть улыбку.

— Мне больше нравится думать, что я использовала все свое стремление к победе, чем какой-то обман.

— Я и не думал, что ты умеешь так соревноваться.

— Ты еще многого обо мне не знаешь, владыка Подземного мира, — ответила Лина, поглаживая своего коня по шее. — Я не совсем обычная богиня.

Гадес фыркнул. Орион фыркнул в ответ. Дорадо недоуменно вскинул голову.

Темный бог похлопал своего жеребца, успокаивая.

— Не переживай, дружище. Наша победа впереди, — и шепотом важно добавил: — Надо не спускать с нее глаз, эта богиня весьма коварна! — Похоже, это Гадес говорил скорее себе, чем Дорадо.

— Ага, — подтвердила Лина, и они оба рассмеялись.

— Персефона! — воскликнул вдруг чей-то юный голос.

Лина обернулась.

— О, это богиня весны! Я так и знала!

Маленькая фигурка появилась из сосновой рощи и побежала через чудесный небольшой луг к всадникам. За первой фигуркой вышли еще несколько и тоже вприпрыжку побежали к Лине. Все это были молодые красивые женщины. Их развевающиеся одежды соблазнительно прилегали к сильным телам. И если бы эти тела не были полупрозрачными, что выдавало их принадлежность к Подземному миру, Лина решила бы, что случайно угодила на костюмированную вечеринку в университетском женском клубе.

Гадес подъехал поближе к Лине и зашептал ей на ухо:

— Это девственницы, умершие до того, как успели выйти замуж. Они обычно веселятся здесь какое-то время, прежде чем испить вод Леты.

Девушки приблизились и невольно замедлили шаг, опасаясь подходить слишком близко к ужасным жеребцам. Призрачная девушка, первой заметившая Лину, склонилась в грациозном поклоне, и все девицы последовали ее примеру. Выпрямившись, первая девушка заговорила:

— Я слышала, что тебя видели в этих краях, и я всем сердцем хотела верить в это. Ох, богиня! Как замечательно, что ты здесь, с нами!

Остальные девицы хором подтвердили:

— Да! Мы так рады!

— Что ж, спасибо. Я здесь в гостях, и мне все очень нравится, — сказала Лина.

Первая девица нахмурилась.

— Так ты здесь ненадолго? Ты хочешь сказать, ты скоро опять нас покинешь?

Все вокруг затихло, как будто каждая травинка на лугу замерла в ожидании ответа богини весны. Лина не знала, что сказать.

— Персефона может оставаться в Подземном мире так долго, как она того пожелает, — нарушил молчание низкий, взволнованный голос Гадеса.

Лина обрадовалась словам темного бога. Она постаралась отбросить слишком огорчительную мысль, что на самом деле не сможет быть здесь сколько захочется, что через шесть месяцев ей придется уйти... Она просто улыбнулась темному богу и подумала, что ей уж слишком хочется снова поцеловать его.

— Тогда у тебя нет причин торопиться. Идем, потанцуй с нами, богиня! — позвала Лину девица.

— Потанцевать с вами? Но я что-то не слышу музыки, — удивленно сказала она.

— Ну, это мелкое препятствие легко устранить, — сказал Гадес. — Нашей богине хочется музыки! — Он небрежно взмахнул рукой. Ветерок подхватил его слова и закружился вокруг девушек, издавая странный музыкальный свист, который все нарастал и нарастал, и вот уже в нем послышались звуки скрипок и флейт... Темный бог отвесил Лине поклон. — Ну вот, музыка у тебя есть.

— Похоже на то...

Сердце Лины колотилось так громко, что ей казалось: все вокруг это слышат. Танцевать? Она понятия не имела, как танцевать с этими девицами...

— О! Богиня, пожалуйста!

— Теперь ты можешь потанцевать с нами!

— Повеселимся под божественную музыку, Персефона!

— Но... я... Ладно. — Лина беспомощно огляделась. — А что мне делать с Орионом? — растерянно спросила она.

— Оставь его со мной и Дорадо, — предложил Гадес, уже спешившийся. Он подошел к Ориону и протянул руки Лине, так что ей не оставалось ничего другого, кроме как скользнуть из седла прямо в них. Гадес на мгновение прижал ее к себе, потом шепнул: — Прошу, потанцуй для меня здесь, в Элизиуме. Ни одна богиня такого еще не делала.

Лина посмотрела ему в глаза и увидела там не только желание, но и боль и поняла, что выбора нет. Она просто должна танцевать для него.

— Мне будет очень приятно это сделать, — сказала она.

— А мы с ужасными жеребцами тебя подождем. — Он немного помолчал, потом добавил: — С нетерпением.

— Ладно. Хорошо. — Она провела ладонями по платью, делая вид, что расправляет несуществующие складки. — Я не слишком задержусь.

— Персефона! Мы уже встали в хоровод! — позвали ее девушки.

— Ох, конечно... — пробормотала Лина, направляясь к ожидавшим ее девам.

Они действительно выстроились в круг. Лина так нервничала, что ее даже слегка подташнивало. Танцевать с компанией умерших девственниц? Это было нечто такое, к чему не мог подготовить ее жизненный опыт. Ладони у Лины повлажнели. Это было совсем не то же самое, что собирать нектар; сейчас ей некому было подражать. Наоборот, девушки ожидали, что она их поведет. Может быть, изобразить что-нибудь вроде того, что проделывал Джон Траволта в «Лихорадке субботнего вечера»? Похоже, Лине предстоял серьезный провал. Она будет выглядеть ужасно глупо... Гадес и все остальные сразу поймут, что никакая она не богиня. И ее выставят из Подземного мира с позором... «Прекрати эту чушь!»

Голос в ее голове прозвучал так резко, что Лина чуть не вскрикнула вслух.

«Твое тело умеет танцевать. Просто расслабься и доверься ему».

Лина посмотрела на себя. Она и забыла, что пребывает теперь совсем не в шкуре сорокатрехлетней особы. Она была молодой и гибкой и такой тоненькой, что, наверное, могла бы с утра до ночи жевать шоколад «Годива» и не тревожиться о том, сойдутся ли на ней джинсы.

— Богиня?..

Лина вскинула голову и увидела, что все девицы смотрят на нее с откровенным удивлением на юных личиках. Наверное, она выглядела как слабоумная, когда стояла, уставившись на собственное тело.

Лина улыбнулась, расправила плечи и позволила ногам нести ее дальше.

— Я просто засмотрелась на... э-э... клевер, вон там. Он так прелестен, правда?

Все головы разом кивнули, полностью соглашаясь с богиней, и это напомнило Лине повторяющиеся орнаменты.

— Это наш особенный луг. Нам нравятся клевер и травы, вообще все растения, и потому этот луг стал таким, чтобы доставлять нам удовольствие, — сообщила первая девица.

— Ну, мне он тоже нравится, — кивнула Лина, присоединяясь к хороводу.

«Выйди в центр», — приказал внутренний голос.

Лина глубоко вздохнула и вышла в центр круга.

А потом сделала то единственное, что способна была сделать в этот момент. Она закрыла глаза и сосредоточилась. Музыка наполнила ее, и тело начало раскачиваться само по себе. Руки взлетели вверх, и Лина закружилась — медленно, неторопливо. Музыка была удивительной. В ней было что-то первобытное, дикое — и чрезвычайно женственное одновременно. Ее тело само следовало мелодии, и длинные стройные ноги богини делали какие-то сложные па. Бедра покачивались и вращались. Руки чертили в воздухе некие знаки. Лина перестала быть сорокатрехлетней владелицей пекарни. Но она не была и молодой богиней. Она стала самой музыкой. Лина открыла глаза.

Девицы, чьи лица сияли от радости, окружили ее и пытались подражать ее движениям. Призрачные девы были прекрасны, и многие из них, наверное, неплохо танцевали при жизни, однако разница между их движениями и движениями Персефоны была слишком велика, даже Лина видела это. Персефона двигалась с нечеловеческой грацией богини. Сердце Лины наполнилось радостью. Должно быть, именно так чувствует себя какая-нибудь прима-балерина на пике своего таланта. Лина изгибалась, скользила и кричала от восторга.

Она могла бы танцевать вечно, но тут одна из девиц споткнулась и со смехом повалилась в мягкий густой клевер. И почти сразу еще несколько девушек сбились с ритма. Лина постаралась скрыть разочарование и, проделав пару безупречных финальных пируэтов, замерла на месте. Девушки смеялись и аплодировали, а она присела в глубоком реверансе, как и положено приме-балерине. Потом призраки окружили ее, благодаря и спрашивая, когда она вернется, чтобы еще потанцевать с ними.

Пока девы хихикали и болтали, Лина попыталась незаметно отыскать взглядом Гадеса. Сначала она увидела Ориона и Дорадо, Они безмятежно паслись неподалеку от сосны, что послужила им финишной ленточкой. Ее взгляд устремился дальше. Темный бог стоял под сосной. Он спокойно, расслабленно прислонился к стволу дерева, небрежно скрестив руки на груди. Однако его огненный взгляд был устремлен на Лину. Губы темного бога чуть заметно улыбались. Когда он увидел, что Лина смотрит на него, он медленно поднес к губам пальцы, а потом повернул руку ладонью к Лине, как бы посылая воздушный поцелуй.

Это был самый бессовестно романтический жест, какой только Лине приходилось видеть по отношению к себе.

— Что ж, милые девы, мне было очень приятно потанцевать с вами. Уверена, мы очень скоро повторим это, однако сейчас мы с Гадесом должны двигаться дальше, — сказала Лина, выбираясь из кольца восторженных поклонниц.

Кое-кто из девиц застенчиво посматривал на темного бога, и до Лины донеслось перешептывание, причем она уловила только слова «Персефона» и «Гадес», звучавшие в непосредственной связке. Хихикая и желая богине доброго пути, девственницы убежали в рощу.

Гадес уже шел к ней, и они встретились посреди луга. Мгновение-другое оба молчали. Потом темный бог протянул руку и отвел с лица богини повлажневшую прядь волос.

— Я никогда не видел ничего столь грациозного, как твой танец, — сказал он.

Лина вдруг задохнулась куда сильнее, чем во время энергичных движений танца.

— Тебе, наверное, очень хочется пить, — предположил Гадес.

Лина до этого момента и не замечала, что вспотела и умирает от жажды...

— Очень.

— Тут неподалеку должен быть источник. — Гадес взял ее за руку и повел с луга. — В Элизиуме ничто не остается неизменным, но в целом элементы склонны повторяться.

— Так, значит, он сродни изменчивой фантазии? — спросила Лина, показывая на клевер, на краю луга достигавший ее колен.

И в то же мгновение из гущи трилистников выскочил пучок белых цветков, источавших нежный аромат, в котором смешивались запахи лета и свежескошенного газона.

— Да, немножко. — Гадес улыбнулся богине. — Элизиум делится на несколько областей, но эти части могут сливаться и меняться по желанию духов умерших.

— Разные области? Ты хочешь сказать, тут есть места для людей очень-очень хороших, и для людей в общем хороших, и для тех, кто был просто мил при жизни?

Смех темного бога разнесся над лугом.

— Ты постоянно говоришь совершенно неожиданные вещи, Персефона. Нет, Элизиум разделен на части по другому принципу. В одном месте обитают души умерших воинов. Другое, — он махнул рукой в сторону сосновой рощи, — предназначено для девственниц, склонных к беспечному веселью. Где-то обитают души особ королевской крови. Где-то — пастухи... — В улыбке Гадеса вспыхнуло лукавство, и Лина подумала, что он похож сейчас на подростка. — Как ни странно, пастухам не нравится общаться с остальными.

— Надо же... кто бы мог подумать!

— Именно так.

— Значит, обитатели разных областей не могут встречаться друг с другом? А что, если какому-то воину захочется поухаживать за девушкой? Мне кажется, даже наиболее преданный своему делу воин может в конце концов утомиться чисто мужскими делами.

— Они могут встретиться, но это довольно трудно. — Гадес задумался. — Но, возможно, дело в другом. Возможно, они просто не осознают, чего им не хватает, потому что слишком долго обходились без этого. — Темный бог смотрел вдаль, углубившись в свои мысли.

— А ты можешь сам менять Элизиум, по своему желанию? — осторожно спросила Лина.

Гадес посмотрел на нее.

— Да.

— Ну так размести луг, где танцуют девственницы, рядом с тем местом, где тренируются воины. А уж остальное произойдет само собой.

Гадес расхохотался.

— Пожалуй, ты права.

Они вошли в сосновый лес, и после недолгих поисков Гадес обнаружил узкую тропинку. Они зашагали по ней, и наконец тропинка вывела их к ручью, что бежал, подпрыгивая, по плоским камням. Гадес сошел с тропы и повел Лину вниз по течению; вскоре ручей повернул и влился в небольшой водоем с песчаным дном; из водоема он с шумом выплескивался через каменистый берег и спешил дальше.

— Для тебя, богиня, только все самое лучшее из еды и питья, — сказал Гадес с озорной улыбкой.

— Ты, похоже, смеешься надо мной, — ответила Лина, опускаясь на корточки у воды, — но после этих танцев я действительно ужасно хочу пить, и вода кажется мне даже привлекательнее, чем амброзия.

Она зачерпнула пригоршню прозрачной воды и сделала несколько глотков. Вода была такой холодной, что у Лины заломило зубы. Она вздохнула со счастливым видом и зачерпнула еще пригоршню. Напившись, Лина сбросила мягкие кожаные сандалии и опустила в ледяной водоем ноги. Гадес сел рядом, прислонившись к упавшему дереву. В кронах деревьев над ними напевал ветер, доносивший ароматы хвои и смолы. Мистическое небо Подземного мира бросало на землю мягкий свет. Розовые очки, сонно подумала Лина, все выглядит тут как сквозь розовые очки, что бы ни означало это затасканное выражение.

— Деметра говорила, что Подземный мир — волшебное место, но я и подумать не могла, что в нем так много невыразимо прекрасного, — негромко произнесла Лина. — Если бы боги знали, как здесь удивительно, у тебя бы не было отбоя от гостей.

Гадес пожал плечами.

Лина внимательно посмотрела на него, не будучи уверенной, как себя вести. Потом она вспомнила его слова, сказанные накануне вечером. Ему хотелось чего-то большего, нежели простой секс с богиней весны. Лина это понимала, но для того, чтобы между ними произошло нечто большее, им необходимо было говорить. О чем угодно, обо всем. И к тому же, честно говоря, Лина чувствовала себя слишком взрослой для всех этих заигрываний, для загадочного молчания и недопонимания. Она была зрелой женщиной и предпочитала прямо высказывать все, что на уме.

— Если ты не хочешь принимать гостей, зачем тогда ты выстроил такой огромный дворец, с таким количеством комнат, которые просто ждут, чтобы в них кто-нибудь появился?

Гадесу пришлось подумать над вопросом Персефоны. Что он должен сказать ей? Он не хотел рассказывать, что прежде вообще никогда не завязывал отношений с богинями, ни сексуальных, ни каких-либо еще, что он целую вечность жаждал чего-то гораздо большего, чем легкомысленные связи, обычные среди бессмертных. Он вспомнил свой последний визит на священную гору Олимп. Афродита откровенно заигрывала с ним, но он не ответил на ее кокетство. А потом услышал, как она грязно сплетничает с Афиной: богини болтали о том, что, похоже, некая часть его тела мертва, как и все его подземные владения. Стоило Гадесу подумать о тех ранящих словах, как он ощутил прилив гнева. Его тело совсем не было мертво. Просто оно было единым целым с его душой, а его душе требовалось нечто куда более серьезное, нежели неискреннее внимание самовлюбленных богинь.

Но как объясниться с Персефоной и при этом не вынудить ее тут же сбежать от него? Гадес посмотрел на богиню весны. Похоже, она серьезно ждала его ответа. Он должен быть с ней честным, насколько это возможно. Он не будет лгать или скрытничать. Долгие отношения не построишь на обмане.

Темный бог протяжно вздохнул.

— Иногда я и сам себя спрашиваю: а зачем я его построил? Может быть, я надеялся, что когда-нибудь пойму, как преодолеть свое... — Гадес слегка замялся, подыскивая точное слово. — Свое отличие.

— Отличие? Что ты хочешь этим сказать?

— Мне всегда было трудно поддерживать отношения с другими бессмертными, — медленно произнес Гадес. — Ты должна знать, что я как отверженный в их среде из-за того, что я — властелин умерших.

Лина открыла было рот, чтобы возразить... Но тут она вспомнила выражение лица Деметры, когда та говорила о Гадесе, и бесцеремонную манеру, в которой Деметра описала Гадеса как не слишком важного... неинтересного бога. И это воспоминание внезапно пробудило в Лине гнев.

— Да они просто не знают, каков ты на самом деле!

— А каков я на самом деле, Персефона?

Лина улыбнулась и выложила то, что думала:

— Ты очень интересный и веселый, сексуальный и могущественный.

Гадес покачал головой:

— Ты не перестаешь удивлять меня.

— Это хорошо или плохо?

— Это не просто хорошо, это потрясающе!

Все, Лина пропала окончательно. Она не в силах была устоять перед ним, да она этого и не хотела.

— Я рада это слышать.

— Ты не похожа на других бессмертных. Ты ведь знаешь, каковы они... вечно преисполнены сознания собственной важности, постоянно стремятся одержать друг над другом верх и никогда не бывают довольны тем, что имеют. — Гадес наклонился и провел по ее щеке кончиками пальцев. — А ты честная и настоящая... какой и надо быть истинной богине.

Честная и настоящая? Истинная богиня? Лине захотелось заползти в какую-нибудь щель между камнями. Вот это новость...

— Я... ты... я... — забормотала Лина, совершенно не представляя, что тут можно сказать.

Но Гадес не дал ей возможности собраться с мыслями. Он стремительно придвинулся к ней и обнял. Ее губы все еще были холодными от воды источника. Гадесу хотелось утонуть в этой богине. Он был не в силах оторваться от ее нежных губ. Если бы он узнал ее раньше! Как он вообще мог так долго жить без нее? Богиня закинула руки ему на шею и прижалась грудью к его груди. Гадес застонал. Желание сжигало его, расплавляя все тело.

Вдруг Лина, вскрикнув, отпрянула от него. Ее обнаженных ног, опущенных в маленький пруд, что-то коснулось. Лина вскочила и спряталась за Гадеса, так, чтобы он очутился между ней и краем воды.

— Там что-то есть, в воде! — Голос Лины дрожал; она вспомнила об обычных для Оклахомы мокасиновых змеях, обитающих возле воды, и кусачих черепахах...

Гадес похлопал Лину по руке, вцепившейся в его плечо, пытаясь собраться с мыслями. Он все еще ощущал прикосновение ее грудей, крепко прижавшихся к мягкой коже жилета, а его тело никак не могло справиться с приливом острого желания.

— Персефона, в полях Элизиума нет ничего опасного!

— Но там! — Лине и самой было стыдно из-за того, что ее голос срывался, на нервный писк. Она показала на темный силуэт, видневшийся в воде. — Там что-то плавает!

Вздохнув, Гадес встал и подошел вплотную к воде. Присев на корточки, он всмотрелся в чистый пруд. Лину не оставляло напряжение.

— Осторожно! — предупредила она Гадеса. — Это может быть змея!

Гадес, оглянувшись через плечо, с недоумением спросил:

— Да тебе-то с чего бояться змей?

Лина тут же ухватилась за прядь своих волос и намотала ее на палец.

«Змеи состоят в близком родстве с Деметрой. Они не представляют угрозы», — сообщил ей внутренний голос.

— Ну да... я понимаю, что это глупо, просто я их всегда недолюбливала, — несчастным тоном сказала Лина.

Темный бог нахмурился, ничего не понимая, но всплеск воды отвлек его. Лина в страхе отступила на шаг, не желая даже видеть скользкое тело рептилии.

Когда Гадес снова посмотрел на нее, на его губах играла легкая улыбка.

— Этого существа тебе просто незачем бояться.

— Ну, черепах я тоже не люблю, — быстро сказала Лина, стараясь не смотреть на темный силуэт у самой поверхности воды. — Особенно кусачих черепах.

Гадес хихикнул и махнул рукой, подзывая Лину к себе.

— Подойди. Ты ведь любишь животных.

Лина не тронулась с места.

— Да, я люблю млекопитающих. Я люблю птиц. Я даже ничего не имею против рыб. Но вот рептилий я терпеть не могу. Я понимаю, это выглядит не слишком умно, однако...

От воды донесся странный лающий звук. Лина наконец перевела взгляд на пруд — и увидела маленькое существо, высунувшееся из воды.

— Это никакая не змея!

Выдра снова тявкнула, колотя по воде симпатичными перепончатыми лапами.

Лина поспешила выбраться из укрытия, то есть из-за спины Гадеса. Присев рядом с темным богом на корточки, она восторженно сказала:

— По-моему, это самое прелестное существо на свете!

— Только не говори этого Ориону, — предостерег ее Гадес. — Он уверен, что именно он твой любимчик.

Лина, на мгновение прижавшись плечом к его плечу, наклонилась к воде и пощекотала животик выдры.

— Орион — мой любимый конь. А эта малышка может быть моей любимой выдрой.

От прикосновения Лины выдра разразилась щенячьим визгом и фырканьем и завертелась в воде так, что во все стороны полетели фонтаны брызг; потом зверек стремительно бросился к краю пруда и исчез в маленьком водопаде.

— Я не хотела ее напугать.

Гадес улыбнулся, видя разочарование богини, и смахнул каплю воды с ее щеки.

— Ты ее и не напугала, милая. Просто выдры в Элизиуме ужасно застенчивы. Даже я никогда не видел их так близко. И уж конечно, ни к одной из них не прикасался.

Лина задумчиво посмотрела туда, где исчез прелестный зверек.

— А ты можешь заставить ее вернуться? Ты ведь бог.

Гадес расхохотался.

— Будучи богом мудрым, я знаю, что лучше не вмешиваться в естественный ход событий. К тому же ты преуспела гораздо больше в общении с этой малышкой, ты ее очаровала. Это ты звериная чародейка, а не я.

— Я вообще-то совсем не чародейка, — возразила Лина. — Я просто люблю животных, и они меня тоже любят.

— Млекопитающие, — уточнил Гадес, отводя с ее лица длинную прядь волос.

Лина наклонила голову, чтобы коснуться его руки щекой.

— Может быть, именно поэтому ты и меня зачаровала, волшебница. — Гадес осторожно провел большим пальцем по ее пухлой нижней губе.

— Никого другого я не хотела бы зачаровать больше, чем тебя, — услышала Лина собственный голос.

Она наклонилась вперед, навстречу его поцелую.

И когда что-то толкнуло ее в спину, она не вздрогнула, не вскрикнула и не оглянулась. Она просто протянула руку и не глядя погладила морду Ориона.

— Знаешь, люди несведущие могли бы подумать, что Подземный мир — идеальное место для тишины и уединения.

Гадес нахмурился, покосившись на жеребца.

— Они бы здорово ошиблись.

Орион фыркнул и встряхнул головой, потом снова ткнул Лину носом, обдав теплым дыханием ее шею.

Лина ухватилась за шелковую гриву, и Орион вскинул голову, помогая ей подняться на ноги.

Гадес сердито посмотрел на жеребца. Лина наклонилась, взяла Гадеса за руку и потянула; ему поневоле пришлось встать.

— Хочешь продолжить прогулку по Элизиуму? — спросил Гадес.

Лина приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Мне бы очень хотелось увидеть как можно больше в твоих владениях.

Гадес обрадовался. Он наклонился, быстро и уверенно поцеловал Лину, а потом помог ей сесть в седло.