Глава 3

Свадьба… свадьба. И слово-то, какое противное, но еще противнее ощущение, как меняется устоявшаяся жизнь после этого события. Вероятно, многие не согласны с подобным утверждением, но Ингор думал именно так. Едва разговор заходил об этом событии, как на его лице неизменно появлялась презрительная ухмылка, сообщающая всем, что он думает о свадьбе и о своем новом статусе молодого мужа.

Его настолько раздражали воспоминания о бракосочетании, что он приказал выбросить и мундир, в котором венчался в Храме и все подарки, если на них стояла гравировка, напоминающая об этом дне, или если подарки выглядели очень уж свадебными. Целующиеся голубки, соединенные сердца, сплетенные руки. Жаль он не мог снять свадебный браслет, который невероятно бесил и раздражал его. По традиции первый портрет королевской четы должен был запечатлеть их в свадебных нарядах. Когда Росета пришла позировать художнику в свадебном платье, Ингор едва сдержался, чтоб не изорвать его в клочья, но находится на портрете рядом с женой, одетой в подвенечное платье отказался категорически. Росета без единого звука сменила платье, и на первом портрете они стояли разделенные колонной с такими безразличными лицами, словно совершенно чужие, едва знакомые люди. Этот первый портрет оказался и единственным, поскольку Ингор больше не пожелал позировать на портретах рядом со своей женой. Ингора раздражало все: то, что теперь покои Росеты отделяла от его покоев только дверь. То, что за столом она сидела напротив него и он помимо воли вынужден был постоянно на нее смотреть, то что на приемах он был обязан первый, четвертый и седьмой танец танцевать только с нею, то, что она сопровождала его на охоту, на пикники, постоянно присутствовала в зале Совета, сидела рядом с ним принимая дипломатические миссии. Короче говоря, куда бы он ни посмотрел, везде была Росета, его новоявленная жена. Как же это его раздражало. Вскоре мелкие, а потом и крупные уколы, подначки по отношению к жене стали для Ингора обычным способом общения с ней. Он не упускал ни одного случая, чем-либо досадить ей, сделать ей больно, стараясь испортить ей настроение.

Росета в одежде отдавала предпочтение пастельным тонам, он в пику ей ввел в моду среди своих придворных яркие, кричащие вызывающие тона, Росета на фоне красавиц, окружающих короля выглядела бесцветной молью. Ей было неприятно и больно это осознавать, Ингор ясно видел это. Но когда Росета, захотела сменить ткани своих платьев на такие же яркие, как у придворных красоток, Ингор с насмешкой изволил заметить, что не желает, чтобы она изменяла своим вкусам, в угоду ему. Коль ей нравятся тусклые и блеклые расцветки так тому и быть он готов любоваться на свою жену и в таких платьях. Столько издевки и сарказма было в его словах, что Росете ничего не оставалось, как продолжать носить эти платья, и им подобные, поскольку Ингор приказал выбирать ей ткани только таких расцветок.

Почему он так себя вел, он объяснить не мог, просто все в его душе восставало и против этого брака, и против жены, что ему навязали.

А брачная ночь? Он без содрогания и думать не мог, вспоминая тот единственный раз близости со своею женой. Он гнал всеми силами то воспоминание, когда он, пришел к ней в спальню. Сначала Ингор, как мог, оттягивал момент, когда ему по традиции, соблюдая все необходимые условности, пришлось идти в опочивальню, приготовленную для их первой брачной ночи. По дороге к этой комнате, его сопровождала целая вереница людей. И это было невыносимо. Его, словно быка, вели на случку, и это сравнение, постоянно крутилось в голове, вызывая дикое отвращение к будущему процессу. Росета сидела на кровати, судорожно тиская атласное покрывало, и со страхом смотрела на него. Он присел рядом, она сжалась еще сильнее. Он мельком оглядел ее. Во время обряда волосы Росеты были убраны в красивую прическу, перевитую нитями жемчуга, теперь же ее волосы падали свободно, прикрывая обнаженную спину. Тоненькие бретельки нижней сорочки, открывали его взору худые ключицы и… и больше ничего. Большой грудью Росета явно не могла похвастаться. Ингор тоскливо оглядел это испуганное, зажатой, худое создание, не вызывающее у него ни малейшего сексуального интереса. Он просто не знал, что с ней делать. Все многочисленные любовницы, побывавшие в его постели, сами добивались его любви. Ингор обожал женщин опытных, знающих толк в любовных играх. Невинных дев, терпеть не мог, искренне не понимая, почему остальные мужчины, так жаждут заполучить в постель неумелую неопытную девицу, наподобие той, что сейчас сидела рядом с ним.

И тогда он понял, что если хорошо не напьется, то не сможет выполнить супружеский долг, опозорив себя, как мужчину на веки вечные. В его спальне, была бутылка старого арлентийского вина столетней выдержки, Ингор решительно пошел в свою комнату, прямо из горлышка сделал несколько торопливых глотков. Потом подождал, когда вино разгорячит кровь и затуманит сознание, сделал еще пять глотков, и только тогда пошатывающей походкой, снова направился в комнату к жене.

Она уже лежала на кровати, ожидая его. Это почему-то вызвало у него нездоровый смех. Он сел на кровать и стал стаскивать сапоги, пошатнулся, завалился на кровать. Ее взгляд полный ужаса, взбесил его, быстро сбросил одежду, он отбросил в сторону покрывало и навалился на жену.

Ингор попробовал ее поцеловать, но она отпрянула в сторону, тогда он, больше не церемонясь, придавил ее к кровати и коленом раздвинул ей ноги. Она судорожно дернулась и даже попыталась его оттолкнуть, это слабое сопротивление, оказалось последней каплей, еще удерживающей его в образе культурного человека, дальше он вел себя, как последняя скотина, грубая и жестокая. К счастью, для Росеты, все закончилось очень быстро. Ингор встал с кровати, собрал свои вещи, и, не обращая внимания на жену, ушел в свои комнаты.

Загрузка...