Глава 7. Париж и Центральная Африка


Она встала в центре комнаты, таинственно улыбнулась, и провела по воздуху пальцем снизу вверх, и за ее ногтем потянулась светящаяся голубая полоска, как будто она разрезала саму реальность. И, похоже, так оно и было, потому что раскрылась прямоугольная дыра с мерцающими краями, а за ней, виднелись крыши домов и темно-синее вечернее небо. И, черт возьми, крыши были той особенной архитектуры, что сомневаться не приходилось — это Париж.

— Сана, что это? Ты сделала портал у меня в комнате? — спросил Саша изменившимся голосом.

— На самом деле все эти спецэффекты — переливчатое свечение, дырка в пространстве, и то, как я проделала ее ногтем, — совершенно не нужны, для того, чтобы я могла доставить нас туда. Но, мне показалось, тебе нравятся такие штучки — тебе же подавай файерболы и прочие визуальные подтверждения чудес. Но, мне и самой нравится. Красиво получилось.

— О, спасибо Сана, за заботу. Моя психика просто добита. У меня посреди комнаты переливающаяся дыра в Париж! Просто отлично! По-моему я уже спятил. Я не понимаю, как это возможно, мозг не отражает действительность! Если бы мы просто очутились в Париже, я бы мог, по крайней мере, списать это на галлюцинацию, или что ты погрузила меня в гипноз, и я вижу лишь картинки!

— Хватит молоть всякую чушь, давай, поднимайся со стула и идем, — она подхватила его за руку. — Это легко, как войти в обычную дверь! — проворковала она и легко подтолкнула в спину.

Саша запнулся о собственную ногу и буквально выпал на покрытую теплым синим металлом крышу под дымчатым вечерним небом. Сана легко спрыгнула рядом.

Все вокруг было настоящим, если это иллюзия, то на редкость правдоподобная. Снизу доносилось движение машин и далекие гудки, легкий ветерок гладил щеки и пахло… пахло смогом, как ни странно. Эта последняя деталь совершенно убедила Сашу в реальности происходящего. Даже двинутой Сане не пришло бы в голову, создавая галлюцинацию Парижа, воспроизвести столь неромантичную особенность. Вокруг высились оцинкованные и черепичные изгибы кровель, площадки, ряды труб. В просветах между ними виднелось море крыш и какие-то небоскребы вдалеке. Некоторые окна в синих мансардах горели желтым огнем.

— Я не верю своим глазам, мы в Париже… — выдохнул Саша.

Он опустил взгляд под ноги, увидел тапочки на ногах и вспомнил, что видок у него довольно затрапезный для города романтиков: серые спортивные штаны и футболка.

— Сана, я же в тапочках! Я стою на чертовой крыше посреди чертова Парижа в одних тапочках!

— По-моему вполне органично. Как еще должен выглядеть человек вечером на крышах Парижа? Именно так, как будто он вылез перед сном в окно подышать свежим воздухом.

— Ты думаешь, французы именно так и проводят время? Посмотри вокруг, сейчас кто-то выглянет в окно и вызовет полицию!

— Не преувеличивай, мы не похоже на грабителей. Ты в тапочках, а я в сарафане — мы вполне смахиваем на молодую романтическую парочку, вылезшую в окно спальни, чтобы поцеловаться под звездами.

— Что-то я не вижу звезд за этим смогом. Тут что, всегда так накурено?

— Солнце еще не село далеко за горизонт, вот и не видно звезд. Не придирайся к деталям, многие отдали бы что угодно за то, чтобы так вот перенестись в Париж на полчаса и погулять по крышам. Но да, в нашей реальности этот город немножко не так хорош, сказываются разные особенности истории.

— Чем это он не так хорош, кроме изумительного синего налета выхлопных газов?

— Вот посмотри туда, — Сана вскинула руку, указывая куда-то между двумя кирпичными трубами. — Что ты там видишь?

— Э-э… ничего.

— Вот именно, а в большинстве ближних вариаций нашей ветви там возвышается Эйфелева башня.

— Что-то знакомое название. Это хм… не та какая-то гигантская опора моста, которую построили шутки ради для выставки?

— Да-да, именно она.

— Это было лет сто назад, ее же демонтировали сразу после выставки.

— А во многих других вариациях нет, и она по сей день возвышается над Парижем, став его главным символом и маяком для всех влюбленных.

— Ты шутишь? Я видел фото этой хреновины, страшная черная конструкция, напоминающая… ну да, опору какого-то моста, или радиовышку. И это стало маяком влюбленных?

— Именно так.

— Эти другие миры странное место.

— Когда к той конструкции привыкнешь, она кажется довольно симпатичной и придает городу необычный вид. А впрочем, что я рассказываю, когда могу показать?

Сана взмахнула руками, и на какое-то мгновение мир вокруг мигнул, замерцал, сквозь него будто проступило что-то другое, тоже вечер, тоже Париж. Воздух был чище и свежее, под небом клубились облака, крыши блестели мокрые от прошедшего недавно дождя. А там, между трубами возвышалось над городом нечто. Огромная ажурная башня, вся в огнях. Зрелище было завораживающее.

Мир вернулся обратно, дождливый Париж и башня исчезли.

— Руками я сейчас махала тоже чисто для эффекта, — зачем-то пояснила Сана.

Но Саше было не до нее, он все переживал увиденное, да и тот Париж, что был сейчас вокруг, зрелище более чем необычное, если учесть, что пять минут назад он сидел у себя в комнате в Солнечном Городе.

— Я не могу поверить своим глазам, неужели это все настоящие? — пробормотал он, опустившись и пощупав крышу.

— Более чем.

Они пошли по скату, Сана перепрыгивала выступы и швы, и вела себя совершенно непринужденно, как будто это банальная дорожка в парке. Сашу же донимала одновременно реальность и нереальность происходящего.

Он запнулся, чуть не потеряв равновесие, и покосился на опасно близкий край, за которым внизу гудели машины.

— А что если я навернусь отсюда? — поинтересовался он чисто для информации.

— Тебе все еще кажется, что все происходящее сон? Могу тебя заверить, что если скатишься за край, то результат не многим будет отличаться от того, если бы ты выпрыгнул из окна своей квартиры. Но не переживай, я всегда успею тебя подхватить.

Небо стремительно темнело, начинали проступать первые звезды, Ветер шевелил волосы весело кружащейся перед ним Саны. Она действительно казалась волшебным существом.

— Побежали, что ты такой неживой? — засмеялась она, схватив его за руку.

И они побежали по крышам, перепрыгивая выступы уже вместе.

— Не останавливайся, верь мне! — подбодрила Сана, когда они подбежали к краю ската.

Они прыгнули, держась за руки, и перелетели метров пять над проезжей частью, двигающейся синей машиной и парой поздних пешеходов. Никто из них не поднял головы, чтобы увидеть нечто, чего вряд ли бы еще увидели когда-нибудь в жизни.

— А теперь полетели, — сказала Сана, и они полетели.

Саша просто перестал чувствовать вес тела, какая то сила несла и его и Сану над трубами со скоростью летящей птицы. Он вцепился в руку Саны, чувствуя, что лишь эта маленькая сухая ладошка тот мостик, что отделяет его от мира с нормальными законами физики, в которые она не верит, но верит он, и стоит разжать пальцы, он свалится вниз.

Ноги снова почувствовали под собой черепицу. Сана пошла шагом, отпустив его руку и глубоко дыша, наслаждаясь вечерним воздухом Франции. Вероятно для нее не существовало и смога мегаполиса, в него она тоже не верила.

У очередного края крыши, она просто пошла дальше, не останавливаясь, и на глазах у изумленного Саши, край просто стал вырастать вслед за ее ногами. Пожав плечами, он пошел за ней по этому мостику, с опаской поглядывая вниз. На узкой улице никого не было кроме подозрительного типа нефранцузской наружности с бутылкой пива.

А они просто шли над его головой по возникающему из воздуха мосту.

— И что должен подумать тот, кто это сейчас увидит? — пробормотал Саша.

Сана остановилась и тоже взглянула вниз. Похоже, тип с пивом ее заинтересовал. В руке ее возник маленький камешек, и она совершенно явным образом прицелилась, чтобы запустить его в этого индуса или кто он там был по национальности.

— Ты что делаешь?! — одними губами шепнул Саша.

Он никак не ожидал от высшего существа такого детского хулиганства.

— Я просто хочу неприкрыто вмешаться в судьбу этого заблудшего человека, и немного его поправить, — как ни в чем не бывало пожала плечами Сана.

Парень внизу, казалось, не слышал, что над ним кто-то разговаривает.

А далее, Сана метко пустила камешек ему по торчащей столбиком шапке.

Индус вяло поднял мутный взгляд и вполне ожидаемо замер в полном недоумении. Еще бы, ведь над проулком откуда-то взялся какой-то мостик и на нем стоят девушка в сарафане вместе с парнем. И девушка кидается камешками!

А Сана помахала ему рукой и весело проговорила:

— Эй, Анвар, кончай пить, это тебя до добра не доведет, я серьезно.

Раздался звон — это парень выронил бутылку, замерев с открытым ртом.

Сана уже забыла о нем, зашагав дальше. Саша покосился на бедолагу, который пучил свои и так не маленькие глазищи так, что они скоро выпрыгнут и побегут за Саной.

Мостик исчез, стоило ступить на крышу. Когда они отошли немного от этого места, Саша спросил:

— Ты что, знаешь этого индуса? Ты назвала его по имени.

— Он не индус, и очень бы обиделся за такое сравнение, он приехал из Пакистана со своим братом нелегально. Брат-то взялся за ум, сумел открыть парикмахерскую, а Анвар слегка запутался. Но ничего, после сегодняшнего происшествия он совершенно изменится. Будет помогать брату в парикмахерской, встретит девушку, женится, и будет до старости рассказывать, как однажды девушка в белом с неба сказала ему бросить пить, и что он ее послушал, поэтому стал счастливым… Подожди, а что ты спрашивал? Нет, я его не знаю, вообще впервые вижу.

— Господи, Сана! Ты что и правда богиня?!

— Нет, я только учусь, — хихикнула Сана. Потом обернулась, видя что он замер в полном опупении. — Ну что ты такой впечатлительный? Это даже не чтение мыслей, я просто посмотрела на человека и увидела все его прошлое и будущее, ну и мне показалось, что можно его подтолкнуть к варианту посимпатичнее. Счастливая старость и двое детей, по-моему, получше дыры в голове через два года из-за долга Ахмеду с соседнего двора за наркоту.

— То есть ты так вот шла мимо, и как бы между прочим решила изменить человеку судьбу? А может ему было суждено вместо двоих детей баловаться пивком в переулке и получить дыру в голове от Ахмеда?

— А кто, по-твоему, должен решать такие производственные мелочи в нашем бренном мире?

— Черт, но определенно не ты!

— А кто?

— Ну я, как ты знаешь, физик и материалист, меня как-то разговоры о боге смущают, но, какая то высшая сила ведь есть, и это определенно в ее ведении.

— Сила есть, но она такими мелочами напрямую не занята, у нее проблемы поглобальнее. Давай разберем ситуацию в деталях. Посмотри на это со стороны, вот стоит в проулке заблудший человек, ему плохо, он как раз подумывает о том, что бог должен ему помочь найти себя в жизни.

— Ты это в его голове прочитала?

— Ну не так явно, но он об этом подумывал, уверяю тебя. Так вот, стоит он, пьет пиво и думает, бог, помоги мне найти себя в жизни. И тут вдруг как-то так случайно получилось что мимо проходила богиня мультиреальности, для которой совершенный пустяк, дать ему искомое, причем даже, не прибегая к магии, а просто привлечь внимание и сказать пару слов. Как так получилось, что я здесь очутилась, и заметила его? Чья длань и воля направила эти события если не бога?

— Хм… ну логично.

— А если его воля направила меня сюда и я могу помочь, почему бы не помочь?

— Хм…А что если, у этих сил и правда запланировано все на свете, им особой разницы нет, как случится в данном случае. И было два варианта, в одном Анвар получает пулю…

— Вообще, ему в том варианте человек Ахмеда стукнул по голове ножкой от мусорного бака…

— Ну не важно, в одном он получает ножкой бака, а в другом у него двое детей. Но нюанс в том, что во втором случае, история пошла по другому пути, и не занимаясь вопросами выколачивания долга с Анвара, Ахмед в тот день ширнулся и…

— Ахмед не ширяется, он дилер, он что дурак ширятся?

— Тьфу, ну представим, что он… ну ладно, не ширнулся, а выпил пива, того самого, которое не выпил Анвар, два года назад, у него переклинило мозги, он пошел на улицу и пристрелил пять человек.

— Вполне вероятно, — кивнула Сана.

— И тебя это не беспокоит? Ты спасла Анвара, подтолкнула его на вариант «посимпатичнее», а в результате через два года погибло пять человек!

— Не хочешь ли ты мне предложить пойти огреть бедолагу ножкой от мусорного бака, чтобы восстановить равновесие?

— Пожалуй, это было бы чересчур.

— Если кто-то шагнул на дорогу, не видя несущегося автобуса, ты же спасешь его, схватив за руку?

— Конечно.

— А представь, как ты изменишь реальность этим. Теперь он не умрет и сделает много всего за свою жизнь. И ты же не станешь переживать на тему, что, возможно нарушил замысел мироздания?

— Хм… ну нет.

— Тогда закроем эту тему и… сменим обстановку, Париж, я вижу, тебя не вдохновляет.

Без всякого перехода и красивых светопреставлений следующим шагом они вступили на каменистый песок. Кое-где росла жухлая но высокая трава, вдалеке виднелось несколько деревьев.

— Где это мы? — спросил Саша.

— В Центральной Африке.

— Что? О, ну просто отлично, теперь я буду гулять в тапочках по Африке!

— Не переживай, ты же знаешь, что после известных событий шестьдесят восьмого года, здесь на тысячу километров ни души. Мы в том самом месте, куда не пускают туристов.

— Нет, ты точно решила добить мою психику!

— А по-моему, ты уже привык. Из тебя так и льется твой обыкновенный сарказм через каждое слово, хотя еще недавно, ты еле мог дышать от потрясения, что твоя подружка зажгла в руке огонь без зажигалки.

— Количество чудес зашкалило, я потерял чувствительность. Завтра я проснусь, и буду думать, что видел чудесный сон.

— Ты просто несносен, придется принять какие-то меры и на этот счет.

— А не наступило ли уже утро, что-то тут чересчур светло, — проговорил Саша, приставив руку ко лбу и посмотрев на палящее солнце.

— Вспомни географию, Африка находится значительно западнее нашего круглого Евразийского континента прямо посреди Океана Бурь, а значит, если в России ночь, в Европе вечер, то здесь самый полдень.

— Серьезно? А дальше что? Прыгнем на Американский континент, где еще утро? А потом в Японию, где уже сразу следующий день? Я сегодня буду спать, Сана?

— Конечно, мы гуляем не более двадцати минут, а с утра у тебя есть шанс поспать подольше. Хочешь, вообще отменим тебе занятия и работу?

— Э-э… пожалуй, нет. Изменять ход вещей, ради проказ?

— Вообще-то, мы занимаемся познанием.

— В чем оно заключается? Пока что мы прыгали по крышам, летали, и заставили бросить пить какого-то бедолагу. Ты извини Сана, но это больше напоминает хулиганские проделки.

— Ну вот, познание уже в том, что оно может быть веселым и легким времяпрепровождением. А кроме этого, мы расширяем тебе кругозор, показывая, что реальность податливая штука. А сколько мы законов физики уже нарушили — не счесть.

Саша, пренебрежительно прервал ее:

— А если серьезно, что мы забыли на месте Большой Африканской Трагедии?

Сана обвела задумчивым взглядом окрестности и вздохнула:

— Просто… Ты напомнил мне о кое-чем, и мне есть, что показать тебе здесь. Пойдем.

Они дошли до леса, и вступили в благословенную тень, двинувшись по какой-то заросшей дороге. В зарослях угадывались развалившиеся от времени тростниковые лачуги и какое-то каменное здание, видимо, в более славные времена бывшее местной администрацией. Может быть, куда-то сюда и упала та химическая бомба, превратившая все вокруг в запустение, откуда исчезли все: и люди, и звери, и птицы.

— Здесь всегда играли дети, — пробормотала Сана.

Он никогда не видел ее такой… Без обычной безмятежной улыбочки, задумчивой, отстраненной, даже грустной. Грустная Сана — казалось это просто невозможно для девушки, которая может по ее же словам «почти все».

— Я всегда говорила им не играть на дороге, но, конечно, они не слушали. Смешно и глупо, я беспокоилась, что их переедет машина, но здесь редко ездили, да и всякий водитель замызганного джипа привык, что в этих краях надо поглядывать на дорогу, потому что яма, камень или дикий зверь дело нередкое. А им суждено было умереть не от этого, и всем в один день, как бы я их не оберегала.

— Ты тогда не умела видеть будущее?

— Это сложно объяснить. Что значит тогда? Времени нет, Саша. Я и сейчас нахожусь в этом «тогда». Я здесь и я там, и я по-прежнему Сана, можно ли сказать, что я чего-то умею или не умею там, если я умею это здесь? Просто там, та часть меня, которая хотела учиться и учить, там я не хотела летать, телепортироваться, и менять реальность одним движения пальца, вот и все. Это было не нужно для той жизни. Но не хотела, не значит, не умела, правда ведь, Саша?

— Ох, могла бы просто ответить да или нет.

— Я не хотела видеть будущее, и не видела, но… все равно я всегда предчувствовала, что придет конец, и придет неожиданно. Но… Играла в игру до конца. Я любила этих детей, оберегала и боялась, что на кого-то из них упадет ветка, хоть и знала подсознательно, что не ветка их убьет.

— Так ты здесь учила детей в шестидесятых? Об этой жизни ты упомянула, когда рассказывала мне о… той моей жизни.

— Да, Саша, когда ты был стриптизершей-героинщицей, я была здесь.

— Могла бы снова не проговаривать это…

— Не вини себя за такую жизнь, нельзя сказать, что ты в чем-то виноват. В тот раз, все лучшее в нашем существе перетекло сюда и оба полученного опыта были необходимы и полезны.

— Да, это меня, видимо, должно порадовать. Я обогатил наше существо бесценным опытом. Давай, в следующий раз, твоя очередь разживаться таким опытом.

— Прости, но ты к этому более предрасположен, у тебя, скажем так, лежит к этому душа.

— Это ты сейчас пошутила, или что?

— Как хочешь, так и понимай.

Сана пошла дальше, не став ничего пояснять, Саше осталось только чертыхнуться и идти следом.

Заросшая дорога привела к еще одному каменному зданию, совсем развалившемуся от времени. Кажется, это была школа. Первый этаж оказался относительно цел.

Стоя посреди помещения, на стене которого уцелела доска, Сана подняла из кучи мусора стул и села, жестом предложив Саше проделать то же самое.

— Что ты видишь? — спросила Сана.

— Э-э, что за вопрос? Разрушенную деревню.

— Зеро-вирус уничтожил это место, и многие другие. Территория размером в четверть континента превратилась в безжизненное запустение.

— К чему ты клонишь?

— Деятельность человека может быть разрушительной, но не оставляющей следов. Посмотри, вокруг лес, буйство растений, сюда возвращаются животные. Люди уверены, что они зло и несут миру разрушение, но на этой планете было столько войн, а в древности куда более страшных и разрушительных, чем мы можем себе представить, и все же нигде не осталось и следа. Людям не стоит зазнаваться, самое страшное, что они могут придумать, сглаживается через несколько десятилетий. Вся наша суета — миг перед вечностью планеты.

— Глубокомыссленно, но зачем мы здесь?

— Я хотела показать тебе это место, и рассказать о детях, которых я учила. Рассказать о том, что ничто не бессмысленно. Я прожила здесь пять лет, учила своих учеников, учила чему-то и жителей деревни, с которыми общалась волей-неволей каждый день, но все они исчезли в один миг, и кажется, что в моей жизни не было смысла, но он есть. Прежде всего для меня.

— Если прошлые жизни существуют…

Сана перебила:

— Мне нравится твое если, учитывая, что мы сидим в пустой деревне и я тебе рассказываю, что здесь было пятьдесят лет назад.

Саша продолжил:

— То все эти люди родились где-то вновь и помнят что-то из того, что ты им дала.

— Конечно, они родились вновь, и конечно, то, что я им дала, не исчезло, а осталось с ними, стало их частью. Но и они мне многое дали и научили. Я любила этих детей, они любили меня, и мы учились любви, доверию и стремлению быть лучше, чем мы есть. Я узнала, что даже плохие люди, на самом деле в глубине души хорошие, и ведут себя так подчас, потому что никто не научил их иначе. Если их понять, найти дорогу к сердцу, они раскроются и покажут миру себя с лучшей стороны. Также не бессмысленны трагедии подобного рода. У всего есть свой смысл, даже если люди не способны его увидеть и понять. Трагедия в Африке серьезно изменила мир.

Сана помолчала немного, обведя комнату глазами, а потом встала, хлопнув в ладоши:

— А теперь, пора возвращаться!

— Что? Уже, а я только вошел во вкус. Ты такая внезапная Сана…

— Я хочу чтобы ты подумал об уроках, полученных сегодня.

— Я завтра проснусь, и все, о чем буду думать, что такой трип не ловили даже хипари после ЛСД.

— Ах да, я чуть не забыла, спасибо что напомнил. Надо дать тебе какой-то предмет, иначе с тебя станется посчитать все случившееся с момента моего появления у тебя дома экстравагантным сном, и мне ничуть не хочется опять повторять фокусы с огненными шарами, чтобы снова доказывать тебе, что я волшебница.

Саша занервничал:

— А может, нам, все-таки, оставить это сном?

— Нет-нет, ты спал всю жизнь, и пора уже проснуться.

Сана наклонилась, и подняла с пола деревянную машинку:

— Это принадлежало младшему из детей. На, положи это под подушку, когда вернемся, и тогда твоя сладкая утренняя иллюзия, о том, что ты по-прежнему в своем тихом и предсказуемом мирке, рассыплется в пыль.

— О, ты так добра сестренка, но стоит ли? Это же вещь из зараженной зоны, а ты хочешь, чтобы я притащил ее в Россию? Это вообще безопасно?

— Не будь идиотом, период жизни зеро-вируса всего несколько часов, и за пятьдесят лет от него не осталось и следа. Ты же знаешь, что причина, по которой сюда не возвращаются люди, это, в некоторой степени, отсутствие достаточного населения в уцелевших окружающих странах, а еще суеверие и страх.

— Я думал, всему виной договор о нейтральной территории на сто лет и превращения места в эдакий заповедник памяти.

— Это лишь следствие. Никто не хочет жить среди сорока миллионов призраков. Но через пятьдесят лет Африка будет стремительно развиваться, и суеверия уже не помешают идеи, что оставлять бесхозными столь большие площади, довольно расточительно.

Саша повертел полученную машинку в руках. Стараясь не думать, где те руки, что держали ее последний раз.

Сана прошлась вдоль покосившейся школьной доски, проведя пальцем по желобку для мела.

— Наш разговор об Анваре и твое непонимание, напомнили мне об этом месте. Поэтому я хотела показать, что не так все очевидно в мироздании. Нет четкой градации добра и зла. Возвращаясь к твоему вопросу — а что если мой выбор приведет к худшим последствиям. Посмотри вокруг. Здесь случилась катастрофа мирового масштаба, кто решил, будет она или нет? Что привело к ней? На эти вопросы не ответить, будучи только человеком.

— Черт возьми, о чем ты?

— Эта катастрофа уже была задана самими обстоятельствами, запрограммирована судьбой. Она могла быть здесь, в нашем времени, а могла не быть. Но важно то, что само событие уже существовало в системе мироздания. Вспомни наш разговор о времени. Времени не существует, а значит все одновременно, и эта катастрофа не возникла вдруг, а была всегда. Она была, есть и будет. Решение одного человека не создаст ее и не уничтожит. Разница лишь в том, для кого это станет реальностью, а для кого нет. Люди не понимают, почему в шестьдесят восьмом году чокнутый диктатор пустил ракету с экспериментальным вирусом и уничтожил четыре страны со всем населением, включая свою собственную. Но на самом деле, они сами сделали это своей реальностью, чтобы получить урок.

— И что, этот парень, что пустил ракету, не несет ответственности за то, что сделал?

— Всю полноту ответственности он будет нести только перед собой самим, а не перед нами или богом. Может быть, содеянное изменит его, создаст то, что называют кармой. Но карма работает не так, как себе представляют люди. Он будет всегда чувствовать некое подсознательное чувство сокрушительной ошибки, которое начнет толкать его к ситуациям, разряжающим накопленный потенциал вины. Он был глупым, но он был тем, кто он есть. Опасным недоумком с красной кнопкой, которую нажал, как только она оказалась у него в руках. Если людям нужен такой урок, значит что-то не в порядке и с людьми и с миром, что они строят.

— Ты что, его оправдываешь?

— Нет. Но легко все спихнуть на одного человека и сказать это он все устроил, но чьими руками, с чего согласия и кто ему позволил? Мы сами допустили это, вот в чем проблема. Психов надо обходить стороной, а не бросаться к ним в объятье, идти к ним в гости, или тем более голосовать за них на выборах, давать мандат ООН, и закрывать глаза на явные признаки все большего помешательства.

— Ты довольно складно говоришь, Сана. А как же ты? Ты вмешиваешься в судьбы людей!

— Да ты меня уже достал! Вот прошлом я действительно вмешивалась, а Анвар — это скользящее прикосновение, а не вмешательство в ход мироздания. Я помогла парню понять то, что он и так чувствовал. Он просто случайный бедолага, которому я не дала спиться и погибнуть, а ты мне теперь плешь проешь-за этого?

— Ты умеешь перемещаться куда угодно, творить из воздуха вещи, и, судя по твоим описаниям, это лишь маленькая доля твоих талантов. Бог его знает, что ты еще можешь, и как применишь такие способности. Может, ты сейчас полетишь в Нью-Йорк, выдернешь из земли Эмпайр Стэйт Билдинг и воткнешь его наоборот верхушкой вниз, просто шутки ради!

Сана открыла рот, но тут же закрыла, не найдя что сказать.

— Только не говори мне, что ты так уже делала, — насторожился Саша.

— Ну… Не совсем так, но… надо же мне было проверить, в какой степени я могу воздействовать на реальность.

Саша выпучил глаза, уставившись на нее.

— Господи, да ты же опасна, Сана!

— Успокойся ты, это было в параллельном слое реальности, я немного поэкспериментировала с несколькими зданиями, никто ничего не заметил и не почувствовал.

— Да ты, наверное, снова надо мной подшучиваешь? Я тебе не верю. Никто не мог дать чокнутой девчонке такую силу!

— Но к чему ты клонишь? — спросила Сана, — Я ничего не разрушаю ради забавы. Самосознание — это то, что отличает нас от простой материи. Ураган может пронестись, разрушить несколько домов, и для него не будет разницы, дома это или голые камни. А человек поймет, что он сделал, и это понимание, будет тяжким.

Саша улыбнулся ей:

— Ну, как там у Конфуция? Взмах крыльев бабочки порождает ураган на другом конце земли?

— И что, по-твоему, Конфуций хотел этим сказать? Что бабочка виновна в создании урагана или он имел в виду другое? А? Подумай.

Саша пожал плечами:

— Вероятно, нет. Бабочка просто живет, машет крыльями, то, что из-за этого где-то ураганы, видимо, не ее проблемы.

— Примерно так. Одна бабочка не может нести ответственность за ураганы, даже если по законам Вселенной их порождают взмахи ее крыльев.

— Однако бабочка не знает, поэтому может себе и дальше махать. А что если ей скажут, бабочка, когда ты взмахнешь крыльями, на другом конце земли будет ужасный тайфун, и погибнут люди? Кто тогда будет бабочка, если, зная это, все равно взмахнет?

— Бабочка не может не махать крыльями, Саша. Если она их опустит, то упадет. И тогда она будет очень глупой бабочкой.

— А что если ты разрушишь что-то по незнанию?

Сана задумалась. Потом пожала плечами:

— Я могу чего-то не знать, и не могу поручаться за то, чего не знаю. Все, вставай, нам действительно пора возвращаться, в Солнечный город, скоро рассвет.

— Значит, ты можешь напортачить, не рассчитав силенок, да Сана?

— Да, могу. Не стану врать. Но я буду очень переживать по этому поводу, если тебя устроит такой ответ, — обворожительно улыбнулась девушка.

Саша лишь пробурчал под нос, о придурочных богинях, хулиганящих здесь без всякого присмотра, и встал с шаткого стульчика. Он напоследок обвел комнату глазами, и ему почему-то подумалось, что эти стены пятьдесят лет не видели живых людей, и не увидят еще пятьдесят, если верить Сане.

С этой мыслью он крепче сжал нелепую деревянную машинку в руке. Показалось важным, что хотя бы один предмет отсюда вернется к людям.

Может быть, что-то есть в словах Саны, насчет того, что гибель сорока миллионов стала уроком для всех.


Загрузка...