Божественная жемчужина. Часть I. Тайна двойственности

Глава 5. Семейные тайны

Альфреду редко доводилось видеть супругу без минимального макияжа; о стараниях, которые она прилагала, чтобы выглядеть ухоженной и прелестной, он ничего не знал – Эрика никогда не наводила красоту при муже. Редкое исключение из правила случилось наутро после памятного сна, в котором она предстала перед Альфредом в образе нагой колдуньи, отказавшейся от материнства.

В то утро, 1 мая 1992 года, а это был день рождения Альфреда, он проснулся и увидел, как Эрика подкрашивала ресницы, нагнувшись к трюмо под умопомрачительным углом. В зеркале были видны ее лицо и грудь, обнаженная ненамеренно; короткий атласный пеньюар натянулся вдоль спины и едва прикрывал интимные округлости. Альфред припомнил танец супруги из своего сна и почувствовал, как по телу разливается возбужденное томление.

Очарованный, будто Адонис, случайно заставший прекрасную богиню охоты во время купания, Альфред украдкой ласкал взглядом стройную фигуру супруги и дорисовывал в воображении формы, недостающие для полноты картины. Увлекшись, он даже затаил дыхание, отчего ему пришлось сделать порывистый вдох, который его выдал.

Эрика вздрогнула и резко обернулась, словно ее застали за чем-то непристойным. Она поспешно закрыла колпачком флакончик с тушью, спрятала его за спину и незаметно бросила в ящик трюмо.

– Я не ожидала, что ты проснешься так рано, дорогой.

– Хотел посмотреть, как ты прихорашиваешься.

– Это запрещено! – Эрика кокетливо стрельнула глазами. – Видеть можно только результат. Все остальное – секрет!

– Я хочу исследовать все твои секреты, и немедленно.

– Ты говоришь об этом? – Эрика зазывно приподняла край пеньюара к талии, демонстрируя обнаженное бедро и отсутствие нижнего белья. – Исследовать эти секреты я позволю тебе с удовольствием.

– Плутовка, – улыбнулся Альфред, наслаждаясь ее игривостью, – иди скорее ко мне.

– А как же поздравление?

– Начни сразу с подарка.

– Хорошо, я так и сделаю, – она с загадочной улыбкой потянула двумя пальчиками тонкий поясок пеньюара, – а поздравлениями займусь позже.

– Эрика, ты даже не представляешь, как я тебя хочу, – признался Альфред.

– Надеюсь, это не я тебя разбудила? – увильнула она от столь явной атаки, затягивая прелюдию.

– Ты мне приснилась.

– И что я делала в твоем сне? – живо полюбопытствовала она.

– Танцевала вокруг меня голая и чуть не заласкала насмерть.

– О, тебе снятся эротические сны! – Эрика подошла к мужу и оперлась коленом на край постели. – Я могу сделать их вещими… и способна на большее, если того пожелает мой пылкий исследователь тайн.

– Договорились, у меня в запасе много эротических фантазий, а это была самая безобидная из них.

– Ах ты, дерзкий распутник, – она выгнула спину и обольстительно нависла над мужем.

– За такие слова плохую девчонку придется наказать, – взгляд его скользнул в сторону зеркала позади супруги.

Заметив это, Эрика изогнулась еще сильнее, отчего пеньюар обнажил фрагмент, недостающий в картине Альфреда.

– Меня бесполезно воспитывать, – возразила она. – Ай! Что вы делаете, мистер! – Эрика захихикала, пытаясь высвободиться, но Альфред уже перевернул ее на спину и накрыл собой.

– Попалась! Вредная девчонка.

– А может, я этого хотела…

Эрика встала с постели, накинула длинный голубой халат и подошла к зеркалу.

– Я, пожалуй, не пойду сегодня теннисный корт, – она оценила урон, нанесенный страстью ее красоте, нашла его незначительным, рассмотрела свой румянец и осталась довольна. – Сначала душ, потом бассейн. Ты со мной?

– С удовольствием, – согласился Альфред и спросил: – Ты раньше занималась балетом?

– Откуда тебе известно? – удивилась она.

– В твоей осанке чувствуется грация балерины.

– Да, я училась в школе классического танца, но недолго.

– И что помешало тебе стать звездой балета?

– Альфред, дорогой, ты видел ноги балерины?

– Ножки балерины? – лукаво переспросил он. – Еще бы!

– Так! Сегодня ночью кое-кто будет спать на полу, – пригрозила Эрика, делая вид, что рассердилась. – Я говорю не о ножках в чулках и колготках, а о ступнях.

– Они всегда закрыты пуантами.

– Вот и не пытайся их увидеть, иначе получишь психическую травму.

– А что с ними не так?

– Ты правда не знаешь? Ступни балерин страшнее, чем у женщин Рубенса.9

– В самом деле? – удивился Альфред. – Ах да, это адский труд; легкость в танце стоит огромных жертв; профессиональные болезни, растяжения, травмы…

– Однажды в раздевалке я увидела, как девочка из старшей группы снимала пуанты после занятий. Ее ступни были похожи на два мешка с кровавыми костями. В тот день я перестала ходить в эту изуверскую школу.

– Рад, что ты не стала звездой балета. Мать великой русской танцовщицы Галины Улановой заставила дочь поклясться, что у нее никогда не будет детей. «Материнство несовместимо с карьерой балерины», так она сказала, – Альфред многозначительно посмотрел на супругу.

Поняв, куда он клонит, Эрика поспешила перевести тему в другое, выгодное для нее русло:

– Разумеется, я только выиграла оттого, что не захотела стать балериной, и вот доказательство, – она с таинственным видом отвела полу халата, вынула ножку из туфельки и поставила на грудь мужа.

Альфред с удовольствием погладил ровные накрашенные пальчики. Рука его поползла вверх к гладкому колену, однако ножка быстро вернулась в туфельку.

– Пора вставать, дорогой, тебя ждут поздравления и подарки.

Во взгляде Альфреда появилась сентиментальность, он вдруг тихо сказал:

– У нас будет девочка.

– О нет, я не могу сейчас рожать. Я еще не окончила колледж.

– Все уже решено.

– Кем-то, может быть, и решено, но не мной! А значит, не решено ничего!

После бассейна и завтрака Альфред направился в кабинет отца, полагая, что рассказ о зловещем напутствии крылатой тени станет поводом для откровенного разговора, а тема возможного пополнения в семье будет для старика приятной. Винсент блистательно исполнял в фильмах роли пособников темных сил, но в жизни был человеком добрым, отзывчивым и чутким.

Подойдя к открытой двери кабинета, Альфред увидел идиллическую картинку: мать с отцом сидели на кожаном диване рядышком, касаясь друг друга головами, и рассматривали каталог «The State Tretyakov Gallery».10

Альфред остановился на пороге, дождался приглашения войти и непринужденно пошутил:

– Выглядите как дети. Взяли взрослую книжку и уединились, чтобы никто не мешал рассматривать картинки.

– Мы говорили об одном произведении живописи, – пояснила Мариэн. – О жемчужине.

– Это шутка? – невольно вырвалось у Альфреда.

Уловив непонимающие взгляды родителей, он пояснил:

– Жемчужина была в моем сне… сегодня.

Винсент Гарднер, будучи человеком с мистическим складом ума, позволил себе сделать философское замечание:

– Искусство и сны говорят образами – особым языком, на котором бесконечность общается с душами людей. В ее речах нет места для хитрости, лжи и суетных мелочей. Бездна всегда вещает о главном.

– Посмотри, – Мариэн развернула каталог и процитировала фразу из описания: – «…галактика, увлекающая взгляд по спирали вглубь, как в жерло колодца». Композиция завораживает, не правда ли?

– Полотно Михаила Врубеля, – сразу узнал Альфред, но посмотрел на знакомую картину по-новому, будто увидел в первый раз.

Внутри перламутровой раковины на фоне сложнейших переливов разных оттенков зеленого, голубого и розового цветов были вписаны две морские царевны.

– Неожиданные ассоциации? – спросил Винсент у сына.

– Мне была обещана жемчужина из воды и огня… дочь, – признался Альфред, все еще разглядывая иллюстрацию. – На этой картине, как в моем сне: самой жемчужины нет, зато есть две девушки.

Винсент и Мариэн многозначительно переглянулись.

– И когда нам ждать пополнение? – спросила Мариэн.

– На груди малышки я видел рисунок, похожий на число 69, – признался Альфред и предположил: – Думаю, это был знак зодиакального Рака.

– Эрика не выглядит как девушка, которая родит через два месяца, – Мариэн вдруг заметила, как муж достал платок и подошел к окну. – Винсент, с тобой все в порядке? – забеспокоилась она.

В молодости высокий и видный мужчина, отец Альфреда, к восьмидесяти сильно сдал, но держался стоически.

– Да, да, я… просто немного запершило в груди, – он кашлянул в платок и вытянул руку в сторону сына: – Не рассказывай.

– Почему? – удивился Альфред.

Винсент закашлялся сильнее, но, упрямо превозмогая приступ, повторил снова:

– Нельзя… рассказывать.

***

Гарднер вошел в холл Библиотечной башни за десять минут до назначенного времени и осмотрелся, не снимая темных очков. Обширное внутреннее пространство, ограниченное большими окнами, светлыми стенами и высоким потолком, отражалось в шлифованных плитах мраморного пола, казалось из-за этого огромным и внушало ощущения муравья, оказавшегося на полу ванной комнаты. Свет и воздух были единственным, чего здесь хватало в избытке, в остальном холл башни выглядел пустым. Линия турникетов, освещенная ярким солнцем, несколько посетителей на островках с прямоугольными креслами вокруг журнальных столиков и охранник за стойкой регистрации в центре зала – вот, пожалуй, и все, за что здесь мог зацепиться взгляд.

Альфред назвал охраннику свое имя, показал документ, получил одноразовый пропуск, взглянул на часы. Оставалось пять минут. Он не торопясь направился к месту встречи и снял очки, чтобы лучше видеть – из полосы солнечного света коридор за турникетами казался темным.

Спустя четыре минуты из него раздались ритмичные звуки каблучков, ровные и уверенные, как такты метронома. Вслед за стуками показалась молодая женщина в приталенном двубортном платье, похожем на блейзер. Длина его была выверена идеально с точки зрения баланса между деловым стилем и желанием показать достоинства фигуры; черные чулки, облегающие стройные ноги, сочетались с темным цветом самого платья, отчего оно не казалось коротким; смелый V-образный вырез на груди уравновешивали классические лацканы и длинные рукава. Эти детали Альфред разглядел, несмотря на полумрак отдаленной части коридора. В тот момент он еще не мог разглядеть лица женщины, но уже понял, что это именно она – обладательница чарующего голоса, скорее подходящего сирене, чем служащей банка.