Надеяться было не на что. Снбелнй Хопкинс нашел самые простые слова:
- Либо мы получим согласие марсиан, либо нам конец.
Настроение царило настолько мрачное, что не хотелось даже дышать.
- Нельзя было предоставлять автономию колонистам, - проворчал Ральф Колодни.
- Согласен, - кивнул Хопкинс. - Кто хочет отправиться на двадцать восемь лет назад и изменить ход истории? Марс имеет суверенное право решать, как должна использоваться его территория, и с этим ничего не поделаешь.
- А может, попробуем в другом месте? - предложил Бен Девере, самый молодой член экипажа, не успевший стать закоренелым циником.
- Нет других мест, - отрезал Хопкинс. - Если ты до сих пор не понял, насколько опасны эксперименты с гиперпространством, полистай школьные учебники. На Земле они невозможны. Даже Луна слишком застроена. Космические поселения слишком малы в силу трех основных законов. По крайней мере еще двадцать лет мы не сможем выбраться за пределы Марса. Подходит только Марс, причем идеально. Он практически пуст. Здесь слабое притяжение и разреженная атмосфера. Низкая температура. Все, что надо для гиперпространст-венных полетов... кроме колонистов.
- Как сказать, - произнес молодой Девере. - Люди - забавные существа. Если мы поведем правильную игру, они могут проголосовать за гиперпространственные эксперименты на Марсе.
- Попробуй тут поведи правильную игру, - проворчал Хопкинс. - Оппозиция давно заблокировала Марс старой деревенской песенкой:
Нет, нет, тысячу раз нет!
Не получишь ласки моей никогда!
Нет, нет, тысячу раз нет!
Лучше я умру, чем скажу тебе «да»!
- Марс помешался на этой мелодии, - угрюмо добавил он. - Ее втемяшили в мозги колонистов. Они автоматически проголосуют против экспериментов с гиперпространственными полетами, и мы не сможем полететь к звездам еще несколько десятков лет. А может, и дольше. Во всяком случае, при нашей жизни этого не случится.
Девере задумчиво нахмурился:
- А что, если мы используем свою мелодию?
- Какую мелодию?
- Среди марсианских колонистов большой процент выходцев из Франции. Можно сыграть на этническом сознании.
- Какое этническое сознание? Они давно говорят на английском.
- На подсознание это не влияет, - сказал Девере. - Услышав древний национальный гимн Франции, колонисты испытают ностальгию. Это боевая мелодия, а боевые мелодии всегда будоражат кровь, особенно сегодня, когда войн уже нет.
- Да, но слова уже давно ничего не значат, - возразил Хопкинс. - Ты их помнишь?
- Не все, - сказал Девере и пропел чистым тенором:
Allons, enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrive!
Contre nous de la tyrannie!
L’etendard sanglant est leve.[1]
- Из тысячи марсиан ни один не поймет, о чем идет речь, - покачал головой Хопкинс.
- Какая разница? - воскликнул Девере. - Надо попробовать. Свою древнюю боевую песню они узнают и без слов. Она их расшевелит. Да и сама мелодия звучит победоносно. Не то что камерная: «Нет, нет...» Уверяю вас, боевая песня войдет в сознание каждого и вытеснит слезливую песенку отказа.
- Похоже, в этом что-то есть, - задумчиво произнес Хопкинс. - Надо только добавить несколько энергичных, сильных призывов, например: «Человечество, к звездам!», или: «Найди свою звезду», или: «Самая медленная наша скорость - быстрее света». И все это на фоне твоей мелодии.
- По-моему, - сказал Колодни, - «la jour de gloire» означает «день славы». Мы можем использовать эту строчку в призыве «день славы настанет, когда мы полетим к звездам». Если часто употреблять сочетание «день славы», марсиане могут проголосовать положительно.
- Слишком уж все легко получается, - мрачно проворчал Хопкинс, - но ничего другого нам, похоже, не остается. Давайте попробуем.
Так началась великая предвыборная борьба мелодий. Во всех куполообразных постройках Марса, от Олимпии до Долины Морей и дальше, в районах кратеров, с одной стороны звучало «Нет, нет, тысячу раз нет.», а с другой - «Allons, enfants de la Patrie.»
Энергичный ритм боевой песни имел несомненный успех. Он заглушал робкую песенку отказа, и Хопкинс был вынужден признать, что положительный результат голосования, который еще недавно был абсолютно нереален, обрел пусть крохотный, но шанс.
- Проблема заключается в том, - произнес Хопкинс, - что наша песня ни к чему не призывает. Их песня, какой бы дурацкой она ни была, по крайней мере утверждает отказ «Нет. нет. нет!» А у нас просто мелодия. Да, она запоминается, ну и что? Кто из колонистов знает, что такое «La jour de gloire»?
Девере улыбнулся и сказал:
- Давайте подождем голосования. Мы ведь так решили?
Наконец наступил решающий день.
К концу дня голосования Хопкинс почти утратил дар речи. Результат уверенно приближался к девяноста процентам в пользу «да». Сомнений в исходе выборов уже не оставалось.
Колонисты Марса проголосовали за то, чтобы их планета использовалась для экспериментов, благодаря которым люди рано или поздно полетят к звездам.
Наконец Хопкинс произнес:
- Что произошло? В чем причина нашего успеха?
- В мелодии, - Девере расплылся в улыбке. - Я все просчитал, но не хотел говорить, так как боялся, что информация попадет к нашим неприятелям. Не подумайте, что я не доверяю кому-либо из присутствующих, но я действительно допускал, что нашим противникам удастся нейтрализовать старую боевую песню.
- Объясни, наконец, в чем ее секрет? - спросил Хопкинс.
- Она несла в себе потайной смысл. Колонисты забыли французский язык и не поняли значения слов, но они наверняка знали название этой боевой песни. Оно звучало в их сознании каждый раз, когда они слышали или сами напевали мелодию.
- Ну и что?
- А то, - улыбнулся Девере, - что название песни звучит как «Марс сказал да!»