Боевой дракон

Глава двенадцатая

а два дня при попутном ветре флот обогнул мыс Опасный. Почти сразу же путешественники поймали попутный ветер из залива Урдха и полные три недели наслаждались плаванием под всеми парусами, делая по полторы сотни миль в день, что дало им возможность пересечь Индратический океан наискось, с северо-востока на юго-запад.

За это время жизнь на белых кораблях стала привычной. Люди и драконы ежедневно упражнялись на верхней палубе. В полдень устраивали проверку снаряжения, после нее – строевую подготовку. Три раза в день им выдавали огромное количество еды, по вечерам люди получали порцию виски, а драконы – эль.

После ужина, как правило, заводили песни, смолкавшие лишь тогда, когда сон брал самых стойких.

Экипаж занимался своими обязанностями, которые отнюдь не были легкими в таких условиях. Как это принято в Кунфшоне, женщины и мужчины работали на равных. Правда, женщины были достаточно сильны, чтобы карабкаться по вантам, брать рифы и ставить паруса, не обращая внимания на качку или крен корабля.

При нормальной жизни моряки кунфшонских кораблей четко распределяли обязанности между собой. Правила запрещали всякие романтические связи между членами экипажа, и нарушение правил грозило списанием на берег в конце рейса с волчьим билетом. Большей частью такой порядок вещей вполне себя оправдал в кунфшонской традиции мореплавания и перешел, не меняясь, в аргонатский флот. В самом деле, женщины, выбравшие море, редко интересуются мужчинами.

Большие белые корабли в основном занимались перевозкой зерна, леса, домашнего скота и тому подобных вещей. Пассажиров они тоже перевозили, но редко и не больше сотни или около того, каюты для них были устроены на корме, и посторонние редко появлялись в других частях судна. Обслуживанием пассажиров занималась специальная команда стюардов, а экипаж практически оставался в стороне. Таким образом, обычное плавание представляло собой довольно спокойную, размеренную жизнь, нарушаемую разве что штормами или заходами в экзотические порты.

Привлечение больших кораблей к перевозке военных сил, то бишь погрузка на борт тысяч молодых людей, чинящих беспокойство именно по причине своей молодости, поставило кунфшонских моряков в сложное положение.

Даже пожилые, просоленные морем женщины с выгоревшими на солнце волосами, грубыми лицами и огромными мускулами на здоровенных руках стали предметом страстного вожделения. Некоторых это сначала забавляло, другие сразу же давали отпор. Но недели такой жизни разгорячили и взволновали всех. Одна или две особы даже оказались уличены в легком флирте с тщательно выбранными легионерами. Брешь в стене враждебности между экипажем и пассажирами породила дикое количество слухов и массу проблем.

На борту «Ячменя» возникли трения между парой молодых женщин-матросов и некоторыми парнями из талионской легкой кавалерии. Женщины были из тех, кого мужчины не интересуют совсем, и они не обращали на кавалеристов никакого внимания. Сначала разгорелась словесная перебранка, потом дошло до применения силы. Один из солдат полез по вантам, чтобы наказать дерзкую девушку. Его ожидало серьезное разочарование – со сломанной рукой он свалился в бортовую сетку, откуда его вынули уже более сильные руки, мужские, и как следует отметелили, прежде чем приятели незадачливого ухажера успели прийти к нему на помощь и доставили в лазарет.

Этот инцидент разъярил талионских кавалеристов, и они схватились было за мечи. Только приход командора Септина на место происшествия как-то утихомирил страсти.

Но просто присутствие сотен молодых людей, жаждущих женского общества, накалило обстановку до невозможности. Каждая женщина-моряк чувствовала на себе давление голодных мужских взглядов.

Экипаж спал в кубриках достаточно далеко от легионеров. Но после нескольких попыток подвыпивших солдат проникнуть туда командор Вулворд был вынужден установить караул и строго запретил любое общение с экипажем, пригрозив провинившимся плетями.

Неделю все шло спокойно, потом какой-то дурак из Третьего пеннарского полка напал на одну из самых молоденьких девушек и попытался ее изнасиловать. Она избила его и сбежала, но парня заметили и арестовали.

Капитан Олинас вызвала командора Вулворда и потребовала наказания виновного согласно «Благу Кунфшона».

Вулворд побледнел и отказался:

– Вы прекрасно знаете, что в Аргонатских легионах не кастрируют.

Оба перешли на крик, и даже на таком большом корабле, как «Ячмень», их было хорошо слышно во всех уголках. Капитан Олинас обратилась за правосудием к адмиралу Кранксу.

Кончилось тем, что Вулворд согласился наказать виновного только в том случае, если его вину признает трибунал. Впрочем, он признал, что в данной ситуации ждать, когда они окажутся для проведения суда на берегу, в безопасной гавани, не представляется возможным.

Командоры четырех полков собрались для рассмотрения инцидента. Очевидность преступления была неоспорима, кроме того, было три свидетеля заключительной стадии поединка.

Под барабанный бой виновного вывели на палубу, распластали и вкатили ему пятьдесят плетей. Это на время смирило страсти. Экипаж целиком, и мужчины, и женщины, перестали поддерживать какие-либо отношения с солдатами, включая простые разговоры.

Единственные, кого это никак не коснулось, были драконьи мальчики. Экипаж с почтением относился к драконам, признавая драконопасов исключением из оравы солдатни, заполонившей трюмы корабля. Они были в глазах экипажа просто юнцами, собственно говоря, просто мальчиками. Когда два дракона фехтовали на верхней палубе, экипаж взирал на них с благоговением, распространяя это чувство и на людей, ухаживавших за огромными животными. Таким образом, драконопасы стали чем-то вроде посредников между армией и экипажем. Можно было лишь удивляться, чем только ни торговали при их непосредственном участии – самогон, табак, бетель,^{5} сласти, даже религиозные трактаты и книги.

И исключительно личный коммерческий энтузиазм Свейна был виной тому, что его обременили серьезные проблемы с особой по имени Бирджит Ульсон. Бирджит была здоровенной девицей непомерной силы. Она несла вахту на грот-мачте и не имела равных в натягивании канатов и линей. Свейн оказывал посреднические услуги компании шахматистов, выменивающих фигурки, вырезанные из раковин, на табак, который Бирджит любила жевать, от чего ее зубы даже не пожелтели, а побурели.

Свейн обнаружил, что оказался в затруднительном положении, когда однажды вечером Бирджит заманила его в свою каюту выпить рому. Свейн был в том возрасте, когда человек попадает в неприятности нечаянно. Поэтому он не замечал признаков приближающегося несчастья – учащенного дыхания, двусмысленных улыбок, раздевающих взглядов, странного волнения, охватывавшего Бирджит, когда парень появлялся на верхней палубе.

В каюте Свейн едва успел хлебнуть рому, после чего ему пришлось отбиваться от Бирджит, которая пыталась его целовать. Это оказалось непросто. Хотя Свейн и был самым большим и сильным из драконьих мальчиков, все же он был не вполне взрослым, и по силе Бирджит могла дать ему солидную фору. Спасли парня только учебные навыки сражения в замкнутых малых пространствах. Это отчасти уравняло шансы, однако вскоре он обнаружил, что бить Бирджит – это совсем не то же самое, что сражаться с тренировочным мешком, набитым зерном. Женщина, казалось, совершенно не ощущала его ударов, и положение было уже просто отчаянным, когда случайным ударом парня отшвырнуло к двери, она оказалась не заперта, он распахнул ее пинком и сбежал.

Свейн никому не сказал о своих не таких уж и секретных приключениях, надеясь, что Бирджит после полученной взбучки успокоится.

Но оказался не прав. Бирджит Ульсон обладала головой, не уступающей по твердости мореному дубу палубы «Ячменя». Несколько любовных шлепков от мальчика на ее мечты подействовали лишь возбуждающе.

Она чаще прежнего крутилась на палубе, когда Свейн выходил подышать свежим воздухом. Когда же он был занят, она ходила кругами вокруг Стодевятого марнерийского, выспрашивая, где можно увидеть Свейна.

Остальные мальчики находили все это весьма забавным. Бедолага вынужден был постоянно прятаться в стойлах, выходя на палубу только в плохую погоду, да и тогда опасался наткнуться на бурозубую улыбку Бирджит. Свейн и его «подружка» некоторое время служили развлечением для всего эскадрона, скучавшего из-за вынужденного бездействия.

Потом как-то раз флот попал в самую середину китовой стаи. Огромное стадо кашалотов шло на восток, а навстречу им двигалась небольшая группа финвалов.^{6}

И люди, и драконы высыпали на верхнюю палубу полюбоваться этим зрелищем. До самого горизонта океан был заполнен спинами, фонтанами и голосами китов.

Тем же вечером компания марнерийских драконов собралась на палубе подышать перед сном свежим воздухом. Они сидели тесным кружком вокруг бочонка с элем.

Снизу доносился нестройный рев дюжины разных поющих компаний. Одни пели хорошо известные «Лонлилли Ла Лу» и «Кенорскую песню», репертуар у других был более прихотлив, а исполнение отличалось большим энтузиазмом, но не мастерством. Киты все еще шли. Теперь уже небольшая группка отставших кашалотов догоняла стадо, прошедшее в этих водах при дневном свете. Каждый раз, когда киты выныривали на поверхность, струи фонтанов серебрились в лунном свете.

Пурпурно-Зеленый мечтательно глядел в море:

– Интересно, хороши ли они на вкус? Кто-нибудь из вас пробовал их?

Они ответили все сразу.

– Попытайся съесть одного такого, сам попадешь к нему в пасть! – сказал Влок. – Даже дикий дракон для их зубов всего лишь еда, не хуже других!

– Никто не ест китов, – сказал Базил Хвостолом. – Это что-то вроде конины – ни люди, ни драконы не станут есть.

– Я слышал, некоторые люди едят китов.

– Люди едят все, – отозвался Влок.

– Но не конину, – заметил Базил.

Они помолчали немного, пустив по кругу бочонок.

– Интересно, каково это – плавать с китами? – задумался Базил.

– Ха! Послушайте его, – хохотнул Пурпурно-Зеленый, – Влок сказал, что киты едят драконов, так Хвостолом хочет дать им шанс.

– В конце концов мы тоже умеем плавать, – сказала Альсебра.

– И я тоже умею. Я научился от вас!

– Хо-хо! Дикий считает, что умеет плавать!

– Ты плаваешь как гигантская лягушка, – заявил Влок.

– Положим, я не умею плавать так хорошо, как вы, но ни один из вас не пролетит и взмаха крыла.

– Да, это правда, – великодушно согласился Базил, – а кроме того, ты научился владеть мечом и занял свое место в боевом строю.

Базил прекрасно знал, как обидчив дикий дракон. При всей своей силе и мощи он был очень ранимым.

Новый левиафан проплыл у борта корабля. Они услышали громовой раскат ударившего фонтана.

– Хорошо им, – сказала Альсебра, – я думаю, они – истинные хозяева морей. Их жизнь не похожа на нашу, но чувствую, это великолепная жизнь. Они знают на вкус воду многих океанов, живут в необъятных просторах и абсолютно свободны.

– Мы тоже можем стать свободными, поплыви мы с ними.

Все сразу замолчали. Базил тронул запретную тему. Даже Пурпурно-Зеленый притих, зная, как болезнен этот вопрос для вивернов. Базил тут же раскаялся в своих словах. К несчастью, Влок, как всегда, пожелал внести ясность в этот вопрос.

– Дракон со сломанным хвостом кое-что забыл, всем драконам запрещено плавать в морской воде.

Базил сделал долгий глоток из бочонка и отставил эль в сторону:

– Влок прав. Драконы – здесь, киты – там, но когда я вижу их иногда, мне приходят на ум разные мысли.

– Если ты поплаваешь в соленой воде и у тебя пробудятся дикие рефлексы, и сам ты одичаешь, а значит, умрешь с голоду, потому что не сможешь прижиться на глубокой воде, как кит. Драконы-виверны живут у побережья. Мы правим в полосе прибоя. – Альсебра, как обычно, знала больше других.

– Почему же нам разрешено плавать в реках и озерах? – спросил Влок.

– Потому что там пресная вода, она не пахнет океаном. Если запах океана попадет в твои ноздри, ты сразу же изменишься. Разве ты не чувствуешь соленую воду, когда она обтекает наш корабль? Я чувствую. Все мы потеряли покой. Скорее бы снова оказаться на берегу.

– Вот почему люди придумали этот великий закон. Драконов нельзя пускать в море, – подытожил Чектор. – Раньше я никак не мог понять.

– Люди мудро поступили, – сказала Альсебра. – Если драконов пустить в океан, они найдут там свой дом и никогда больше не станут сражаться в легионе.

– Так почему бы вам всем не прыгнуть за борт и не насладиться прелестью дикой жизни? – спросил Пурпурно-Зеленый.

– Потому что мы знаем, что она опасна, тяжела и голодна. В легионе нас лучше кормят, а делать почти ничего не надо, – сказал Влок. Хоть он и не блистал умом, но хорошо запоминал уроки, если объяснения были понятными и подробными.

Позднее, уже лежа на соломе и чувствуя воду, омывающую корабль, медленно перекатывающийся с волны на волну, Базил снова заговорил на эту тему теперь уже с драконопасом:

– Мальчик, скажи дракону, что случится с драконом, если он поплавает вместе с китами?

Релкин резко взглянул на него:

– Он уйдет с ними и погибнет голодной смертью в море.

– А если он не уйдет с ними, а вернется на корабль?

– Тогда, я думаю, его будут судить и примерно накажут. Честно говоря, я не знаю точно, что будет, ясно только, что это будет конец для дракона и для драконопаса. Ты не собираешься это делать, надеюсь?

– Я видел сегодня китов, они так прекрасны!

– Да, они прекрасны. Я тоже видел их, но они родились в море. А драконы – нет, по крайней мере, драконы, которые должны служить в легионе.

– Служить в легионе… Да, это так. Именно поэтому я и не делаю ничего такого, не могу делать… Но иногда бывает так трудно остановиться.

Релкин знал, что драконы все находятся в расстроенных чувствах из-за перехода через океан. Морская вода была их домом, а хорошо известно, что, попробовав соленой воды, они дичают.

– Плавать в соленой воде запрещено, Базил. Это одно из первых правил.

– Я знаю: «не причинять вреда мужчине, не причинять вреда женщине, не причинять вреда ребенку, не пробовать соленой воды, не ловить зверей в полях, не ловить рыбу в реках».

Баз помолчал.

– Но это правило нарушается, мы часто ловим рыбу в реках.

Релкин был вынужден согласиться:

– Ты же знаешь, эта часть закона не так уж и важна. Да и нам нужна рыба, чтобы поддерживать жизненные силы.

– Нарушив одно правило, нарушишь и другое, – пробормотал дракон, возмущенный, как это часто бывает с драконами, человеческой непоследовательностью.

Внезапно Релкина осенило.

– Ловим рыбу, – сказал он.

Базил обернулся, в глазах его несомненно светилась вина.

– Ты это сделал!

Базил промолчал, он не мог ответить. Несмотря на свою паршивую репутацию, драконы не умеют лгать, особенно драконопасам, знающим их слишком хорошо.

– Ты это сделал – ты пошел и убил то чудовище, которое было там, на Рыбном рынке. Но как?

Релкин был в смятении, ужасе и изумлении одновременно.

– Я не знаю, что и сказать, – добавил он, помолчав.

Базил ничего не ответил, но почувствовал угрызения совести. Он подверг слишком серьезному испытанию доверие, существовавшее между ним и Релкином.

– И ты рисковал своей жизнью. Не знаю, как ты смог ее убить, ведь та акула была не меньше китов!

Гордость Базила взыграла.

– Я пропорол ее коротким мечом. Пришли другие акулы и поубивали друг друга.

Глаза Релкина округлились.

– И все это – ради кусочка рыбы?

Дракон посмотрел так смиренно, как только мог:

– Мне нужно было доказать дикому, что рыба может быть вкусной.

Релкин, потеряв дар речи, уставился на гиганта, потом все же произнес:

– Мне никогда не понять тебя. Иногда мне кажется, я понимаю, что варится в этой огромной башке, но в подобных случаях я теряюсь.

Ударил обеденный колокол. Релкин спустился в камбуз за котлом овсяной каши и кувшином акха.

Оказалось, что он не в силах перешучиваться с остальными. Даже удачная шутка Свейна не вызвала на его лице улыбки. Это сбило с толку и разочаровало Руза, который надеялся, что Релкин одобрит их веселье. Для всех новых драконопасов Релкин был настоящим героем. Они знали, что он награжден Звездой Легиона, знали, что он прошел столько опасностей и военных кампаний, сколько не довелось никому другому. Вызвать его смех считалось достижением. Доброе слово на его уст наполняло мальчишек гордостью.

Обеспечив дракона едой, Релкин поднялся на палубу и облокотился о фальшборт, глядя на море. Киты уже скрылись с глаз. Мальчика охватило отчаяние. Дракон нарушил первый закон. Релкин знал, что Баз плавал в море ребенком, но ведь это было так давно. А присягу он принес, уже будучи взрослым. Теперь он нарушил ее. Он может одичать в любой момент, и это будет конец их партнерству. И что тогда делать? Брать нового дракона? Растить его с яйца? Релкин застонал при одной мысли о подобном занятии.

Подошедший моряк показал в сторону темного, вулканического острова, по направлению к югу.

– Видишь мерцание над ним?

Релкин сказал, что видит.

– Это остров Чародея, злое место, которое мы стараемся обходить, хотя и используем для навигации. Здесь мы поворачиваем, чтобы миновать штилевую полосу, и берем курс на Водяной остров.

– А что это за чародей?

– Не знаю его имени. Кое-кто говорит, что он давно умер, потому-то его не видно и не слышно. Но я ни разу не встречал человека, вернувшегося оттуда живым. Корабль, занесенный к острову, ждет ужасная судьба.

Мрачно смотрел Релкин на вулкан, казавшийся на расстоянии массивным темным пятном. Какие страшные тайны там скрываются?

Иногда мир казался Релкину очень жестоким местом, или лучше сказать, местом, где добро и свет жестоко бьются со злом, чтобы отвоевать хоть небольшой кусочек территории, захваченной властью тьмы. Релкин уже повидал мир. Зла в нем было слишком много.

Остров медленно отдалялся, оставаясь с подветренной стороны. Когда он стал едва различим на горизонте, Релкин спустился вниз.

Дракон к тому времени справился с обедом, и теперь пустой котел и кувшин дожидались отправки на камбуз. Релкин прибрал, закончил с дневными делами и лег в постель. Дракон уже давно храпел.

Мальчик закрыл глаза. В обычном состоянии он владел благословенной способностью солдат засыпать, едва коснувшись койки. Этой ночью заснуть оказалось нелегко. Он все пытался понять Базила. Отправившись на охоту за жестокой рыбой, дракон рисковал абсолютно всем! А ведь казался всегда таким рассудительным!

Тут он сам себя одернул, вспомнив тот странный случай с сумасшедшим похищением несколько лет назад. Может, дракон был и не таким уж рассудительным. Но, с другой стороны, идея выкрасть драконира из легиона принадлежала Пурпурно-Зеленому. Этот Пурпурно-Зеленый постоянно подначивал драконов, живущих рядом с человеком. Он вечно пытался пробудить в них дикий драконий дух. В большинстве случаев Базил пропускал сентенции Пурпурно-Зеленого мимо ушей, но мысль, попавшая однажды в огромный драконий мозг, начинала крутиться там самостоятельно, и вот что получилось в результате.

Кроме того, большая часть года прошла в бесконечных судах. Релкина пытались осудить за убийство торговца Бартемиуса Дука, имевшее место на борту торгового судна. В пользу драконира свидетельствовали драконы, они рассказали, как Дук угрожал жизни одного из детей Базила. Причиной смерти Дука было его собственное поведение. Против Релкина выступали члены экипажа Дука и – весьма эмоционально – родственники погибшего.

Заседание трибунала пришлось перенести из Кенора в Марнери, чтобы к показаниям драконов прислушались. Впрочем, и там некоторые из судей не захотели считаться со свидетельствами драконов, хотя те и говорили на совершенном верио и показали себя вполне разумными. Первый суд не пришел к определенному решению. Второй вынес компромиссный вердикт: с Релкина снимается обвинение в преднамеренном убийстве – он лишь превысил степень необходимой самообороны – но в его табель записывается выговор, что делает невозможным его дальнейшее продвижение. Это тоже было плохо, потому что с такой записью он не смог бы найти работу в Марнери, выйдя в отставку, а, как правило, драконопасы старались не покидать знакомый город по окончании службы. Адвокат Релкина опротестовал приговор.

Высший кассационный суд Марнери рассмотрел апелляцию и после долгих прений принял решение изменить формулировку. Но и на этом дело не кончилось, была еще длинная череда заседаний судов и трибуналов, на которые вызывали и юношу, и обоих драконов – Базила и Пурпурно-Зеленого – и на которые ушел весь год, за исключением месяца нашествия. И к концу года Релкин смертельно устал от этого крючкотворства.

Когда же все наконец закончилось, с Релкина сняли выговор вообще. Странное дело, но в результате всех перипетий Релкин как будто даже ближе сошелся с драконами.

Собственно говоря, весь отряд заметно сплотился. В Стодевятом марнерийском была отличная атмосфера – пока не появился командир Уилиджер.

Но теперь, как ни странно, Релкин не ощущал привычного спокойствия. Возможно, виной тому был Базил, с которым под влиянием Пурпурно-Зеленого что-то случилось. Может быть, Базил уже начал лгать, быть может, он уже дичает – тогда его или уничтожат, или прогонят в море подальше от цивилизованного побережья. Обе перспективы отозвались ужасом в сердце парня.

Пронзительный вопль эхом разнесся по кораблю с верхушки грот-мачты. За ним последовал новый. Потом на палубе послышался топот ног, крики… Релкин вскочил с постели, нашарил меч и выглянул за дверь.

Дюжины таких же напряженных фигур с мечами в руках застыли перед пассажирскими каютами.

Вопль оборвался, ураганом завыли другие голоса, и всех их перекрыл голос капитана Олинас:

– Поворачивай, никому не стрелять, он унес Мелоя!

– Милосердная мать, Мелоя унесло чудовище! – сказал чей-то приглушенный голос.

Вскоре выяснились страшные подробности. Гигантская летающая тварь снизилась над кораблем, облетела его кругом и скрылась в облаках. Потом вдруг камнем упала с неба и схватила впередсмотрящего с топ-реи грот-мачты.

Теперь все были охвачены ужасом и ломали головы над загадкой. Ответ был таким пугающим, что никто на корабле так и не сомкнул глаз до утра.

Капитан Олинас приказала смотреть в оба и попросила армию выставить лучших лучников на реи, чтобы как-то обеспечить защиту впередсмотрящих. Командор Вулворд вызвал добровольцев и был рад видеть дюжины выступивших вперед людей.

Отслужили панихиду по бедному Фиделю Мелою, пропавшему в эту страшную ночь. Потом солдаты и драконопасы встали на караул на реях. Остальные ждали внизу на палубе с луками наготове.