Бобби Пендрагон. Связной между мирами

Журнал № 3 (Продолжение)

— Так это тот самый парень Милаго, о котором мне столько говорили? — фыркнула Каган. — Его вонь оскорбляет мое королевское достоинство.

О, ну спасибо, леди. Мне тоже приятно с вами познакомиться. Надо, ребята, описать вам, как выглядела Каган, потому что это просто шедевр. Во-первых, она была жирная. Не просто полнощекая или пухлая, нет, именно жирная. Не сомневаюсь, она задает много работы кухне. На ней была просторная желтая тога, которая, впрочем, не скрывала ее толстой шеи и щек. К счастью, тога была с длинными рукавами и доходила до пят, потому что, думаю, ее пухлые ноги и руки — зрелище не из приятных. Правда, платье не прикрывало стопы. На ней были открытые сандалии, из которых, как сардельки, торчали пухлые пальцы. А еще у нее был второй подбородок, который толстыми складками ниспадал на воротник платья.

Понятия не имею, сколько ей было лет — от восемнадцати до тридцати. Жир настолько растянул ее кожу, что она была гладкой, как у младенца. Хотя, конечно, она была далеко не младенец — эта чудовищная злобная королева с жирными пальцами. У нее все было большое — руки, ноги, голова и даже глаза, а ротик — маленький. Это маленькое отверстие казалось совершенно чужим на огромном одутловатом лице. К тому же у нее были длинные волосы, но не такие блестящие и расчесанные, как на картинках. Нет, они свисали на плечи нечесаными патлами и выглядели так, будто их не мыли несколько месяцев. Симпатяга, правда? Она очень напоминала мультяшную женщину — борца сумо.

На шее у нее было несколько серебряных ожерелий, на руках — браслеты, и на каждом пальце красовалось по кольцу. Прикрепленная к макушке тиара[1] выглядела немного нелепо, потому что она была слишком мала для такой головы. На любой другой голове она смотрелась бы отлично, но на этом огромном куполе с грязными волосами была, словно кукольная корона на великане. Естественно, все серебряные украшения были отделаны самоцветами — драгоценными голубыми камнями всех вообразимых форм и размеров. Чтобы накопать столько самоцветов, Милаго, наверное, трудились целую неделю. Трон тоже был украшен самоцветами — золотое кресло было инкрустировано камнями размером с бейсбольный мяч.

Рассматривая это великолепие, я все время думал о Церемонии Передачи и о том, что шахтеры умирали из-за того, что накопали мало самоцветов. Честно могу сказать — ни к кому в своей жизни я не испытывал такой ненависти. Кажется, эта женщина будет первой.

— Покажи мне эту игрушку, — приказала она высоким и скрипучим голосом, напоминавшим скрежет когтей по школьной доске.

Рыцарь, державший Алдера, выхватил рацию и с раболепным поклоном передал Каган. Она взяла устройство и оглядела его со всех сторон.

— Что это за магия? — спросила она.

Я не мог устоять. Я включил свою рацию и сказал:

— Положи ее!

Зря я это сделал. Каган вскрикнула и бросила рацию на пол, словно та оказалась живой. Рация брякнулась об пол, и к ней тут же подскочил один из рыцарей и раздавил каблуком, словно надоедливого таракана. Я так и остался стоять со второй рацией в руках (которая, надо сказать, теперь была совершенно бесполезной), коря себя за то, что нажал кнопку. Каган вылезла из трона и вразвалочку подошла ко мне, звеня браслетами. Она уставилась на меня своими большущими круглыми черными глазами, потом подняла свою мясистую руку и с размаху влепила мне пощечину.

Ох! Меня словно обожгло. Я не хотел доставлять ей удовольствия, показав, насколько мне больно, поэтому сцепил зубы и постарался сдержать слезы. Я взглянул на Каган и с удивлением отметил, что и она пытается не расплакаться. Взглядом, полным удивления, она посмотрела на свою руку, потом на меня и воскликнула:

— Мне больно!

Что? И кто же, интересно, в этом виноват? Видимо, я, потому что в тот же миг ко мне подскочили два рыцаря и приставили острия своих копий к моему горлу.

— Ой, извините, пожалуйста, — завопил я. — Этого больше не будет! — На самом деле мне хотелось сказать: «Ну, извините, что я ударил вашу руку своим лицом». Но я подумал, что сейчас не время умничать. Особенно когда два копья упираются в горло.

— Отпустите его, — велел Святоша Дэн, он же Маллос.

Рыцари опустили копья, но остались стоять рядом со мной. Каган снова плюхнулась на свой трон, всхлипывая, как обиженный ребенок. Маллос попытался успокоить ее:

— Может быть, позвать хирурга, Ваше Величество?

Хирурга? Да вы шутите?

— Нет, — всхлипнула Каган. — Я буду стойкой.

Нет, ну я не могу — эта леди просто прелесть!

— Он будет наказан, — добавил Маллос. — Вместе со своим дядей.

А вот это уже плохо. Мы пришли сюда, чтобы спасти дядю Пресса, а теперь, похоже, нам придется разделить ту ужасную участь, которую они уготовили ему. Хороши спасатели, да? Маллос тем временем оставил Каган и подошел ко мне.

— Пресс будет счастлив видеть тебя, — сказал он с масляной улыбкой.

— Где он? — спросил я, стараясь не выдавать свой ужас.

В ответ Маллос рассмеялся. Повернувшись к Каган, он сказал:

— Парень — такой же шпион, как его дядя, и как эта девчонка, и… — он подошел к Алдеру и посмотрел ему прямо в глаза, — и этот предатель Бедуван. — Маллос наклонился совсем близко к Алдеру, так что их носы почти касались друг друга. Алдер был напуган, но старался ничем не выдать этого. Маллос сказал: — Я всегда знал, что ты предатель, но ты был мне нужен, чтобы привести сюда Пендрагона.

Алдер совсем повесил голову.

Лура пришла в ярость и попыталась вырваться из рук рыцарей, но те держали ее крепко. Один ткнул ее острием ножа в горло. У меня сердце сжалось, когда я увидел, как по шее потекла струйка крови. Но Лура даже не вздрогнула. Она не собиралась никому показывать, что ей больно. Меня это ничуть не удивило.

Маллос снова приблизился к трону:

— Все они участвуют в сговоре с целью начать бунт Милаго против нас, Ваше Величество. И за это их надо казнить.

Наше положение стремительно ухудшалось.

— Что значит против вас? — крикнул я Маллосу. — Ваше Величество, он не Бедуван! — Это я уже обратился к Каган. — Спросите-ка его, откуда он сам.

Каган посмотрела на Маллоса. Может быть, у нее мелькнуло сомнение? Если Каган узнает, что Маллос — Странник с другой территории, может, тогда она не будет столь безоглядно доверять ему? Это был дальний выстрел, но больше я все равно не мог ничего придумать.

— Это правда, и я могу доказать это. Кто придумал, как заманить меня сюда? Наверняка Маллос. Никто больше не знает, как пользоваться рацией, так ведь? Никто из Бедуванов не догадался бы, как воспользоваться этой магией.

Каган взглянула на раздавленную рацию на полу, потом перевела взгляд на Маллоса. Кажется, мне удалось достучаться до нее.

— Маллос не Бедуван, — внушительно заявил я. — Вы не можете доверять ему.

Каган шмыгнула носом, еще раз посмотрела на Маллоса и улыбнулась.

— Конечно, Маллос не Бедуван, — ответила она. — Он прибыл к нам много лет назад из-за океана, и с тех пор был моим самым надежным советником. Зачем ты говоришь мне то, что мне и так известно?

Ну вот, мой блестящий план провалился. Оказывается, она уже и сама знает. Каган протянула руку к столику, стоявшему рядом с троном, и взяла с подноса розоватый фрукт. Наверное, она пропустила время очередного приема пищи, которое, похоже, наступает каждые пять минут. Каган смачно откусила большущий кусок, и по подбородку потек розовый сок, капая на ее дородную грудь. Меня затошнило. Она заговорила с набитым ртом.

— Зачем ты пытаешься заставить Милаго воевать с нами? — спросила она своим противным визгливым голосом. Бесподобно! Это прозвучало так невинно, как будто трехлетний ребенок спрашивает, отчего небо голубое. Неужели она не знает, в каком ужасном положении находятся Милаго? Может, и правда, Маллос тут заправляет всем и использует эту противную инфантильную даму как марионетку? Я подумал, что надо тщательно подбирать слова.

— Потому что у них ужасная жизнь, — сказал я. — Они живут в жалких грязных лачугах, и им не хватает еды. Если они не накопают достаточно самоцветов, их убивают. Но хуже всего то, что они медленно умирают — воздух в шахтах отравляет их. Они хотят сражаться за лучшую жизнь.

Вот. В эти слова вместилось все. Я не хотел сейчас обвинять Бедуванов в том, что они наживаются на страданиях Милаго — это могло разозлить ее. Но в то же время я хотел показать ей, насколько плохо живется Милаго. Если ее Королевское Толстушество не знало этого раньше, то, может быть, теперь она задумается над тем, что творят ее люди и хоть немного посочувствует бедным Милаго.

Она еще раз смачно откусила от розового фрукта и уставилась на меня. Интересно, о чем она думала в этот момент? Алдер и Лура не сводили с нее глаз, ожидая, как она отреагирует. Маллос делал вид, что ему скучно. Потом Каган бросила сочный огрызок прямо на пол. В тот же миг из-за трона выскользнул слуга-Нован, вытер пол и незаметно исчез. Неудивительно, что эта женщина такая толстая — ей же и пальцем шевелить не надо.

После этого Каган заявила невинно:

— Так было всегда: Милаго добывали самоцветы, чтобы Бедуваны могли в обмен на них получать красивые вещицы. Так заведено испокон веков.

Мда… Как можно быть такой непроходимой тупицей? Она ведь и в самом деле не видела ничего зазорного в том, что Милаго страдали и умирали за них. Я взглянул на Луру — она была потрясена. Я и сам испытывал то же самое. А Алдер просто продолжал смотреть в пол. Думаю, он и раньше знал, где находятся мозги у этой тетки. Что же делать дальше? Нужно же что-нибудь сказать.

— А что Бедуваны делают для Милаго в обмен на их труд? — спросил я.

Каган удивленно склонила голову набок, будто я спросил ее о чем-то таком, о чем она никогда не задумывалась. Я сразу вспомнил, как Марли наклонял голову и навострял уши, когда слышал незнакомый звук. Прежде чем ответить, Каган взяла еще один спелый сочный фрукт и вгрызлась в него. Эти хлюпающие и хрюкающие звуки, которые она издавала, выворачивали мой желудок наизнанку. Что за свинья! Довольно долго она смотрела куда-то вдаль, будто и в самом деле серьезно обдумывая вопрос. Я с нетерпением ждал ее ответа, потому что из всего, что я до сих пор видел, мне было ясно, что Бедуваны не делают для Милаго ровным счетом ничего, только угнетают их. Алдер и Лура тоже ждали. Даже Маллос смотрел на королеву выжидательно.

Каган еще раз, чавкая, откусила фрукт, посмотрела на меня и сказала:

— От твоего вопроса у меня разболелась голова. — Потом повернулась к Маллосу и приказала: — Убей их.

Хм, неважнецкий ответ. В тот же миг нас троих потащили к двери.

Лура еще пыталась сопротивляться. Обернувшись, она крикнула Каган:

— Неважно, что случится с нами. Милаго все равно не будут рабами вечно!

Это было очень смело, конечно, но я все-таки не разделял ее безразличия к нашей судьбе. Рыцари уже выволокли нас в коридор и потащили к лестнице, когда сзади их окликнул Маллос.

— Подождите, — крикнул он. — Я хочу потолковать вон с тем парнем!

Он показал на меня. Рыцари остановились, и Маллос подошел ко мне. Он долго смотрел на меня, словно оценивая.

— Запомни, что произойдет здесь сегодня, Пендрагон, — сказал он серьезно. — Так будет всегда. Халла падет, и вы падете вместе с ней.

Потом повернулся к рыцарям и приказал:

— Отведите их в камеру. — Меня снова потащили куда-то, а Маллос крикнул мне вслед: — Запомни, Пендрагон!

О чем это он говорит? Я ждал, что он скажет что-нибудь вроде: «Милаго обречены!», или «Ты умрешь ужасной смертью!», или еще какую-нибудь гадость. А вместо этого он выдал какую-то бессмыслицу. Что такое Халла? Оза тоже говорила о какой-то Халле перед смертью, но я так и не понял, о чем это она. И вот еще что важно: если мне предстоит умереть, то зачем он сказал мне, чтобы я запомнил, что здесь произойдет сегодня? Все идет к тому, что я просто могу не успеть забыть. Хотите верьте, хотите нет, но слова Маллоса вселили в меня надежду. Они напомнили мне, что на самом деле это гораздо более серьезная битва, чем может показаться. Дело не только в противостоянии Милаго и Бедуванов. Речь идет о будущем всего Дендурона. Если Маллос грозил мне тем, что всегда будет побеждать, значит он полагает, что у нас будет еще много столкновений. И, может быть, он вовсе не собирается сейчас нас убивать. Во всяком случае, я очень хотел на это надеяться.

Нас троих подтащили к винтовой лестнице. Я думал, что нас поволокут вниз в темницу, но нас повели наверх. Мы поднялись на один пролет и подошли к деревянной двери с тяжелым замком. Один из рыцарей достал огромный старинный ключ, отпер дверь, и нас запихнули внутрь. Дверь за нами с треском захлопнулась, и мы оказались в полной темноте. Мы все были настолько потрясены и напуганы, что даже не стали осматривать комнатку. Правда, и смотреть-то там особо было не на что.

— Мы умрем здесь? — спросила Лура, как всегда с присущей ей храбростью.

— Нет, — ответил Алдер. — Мы умрем не здесь. — Он казался совершенно спокойным, что было довольно странно. Алдер, в общем-то, парень довольно нервный, но сейчас перед лицом неминуемой смерти он действовал как ни в чем не бывало. Кажется, из нас троих только я был по-настоящему напуган. Так нечестно.

— Отчего это ты такой спокойный? — спросил я.

То, что он ответил, мне совсем не понравилось. Он сказал:

— Потому что это комната ожидания. Здесь с нами ничего не произойдет. Когда они приготовятся, то отведут нас туда, где мы примем ужасную смерть.

Надо полагать, что Алдер вовсе не был спокойным, он был в состоянии шока. Он знал, что это всего лишь затишье перед бурей. Нас ждало что-то такое, одна мысль о чем пугала его настолько, что у него не было сил даже нервничать.

— Что они сделают с нами? — спросила Лура.

Нам не пришлось услышать ответ. С другой стороны комнаты со скрипом открылась еще одна дверь, и комнату залило солнечным светом. При свете я разглядел, что в стены были вмурованы наручники. В дверях стояли два рыцаря в полной боевой амуниции. Один из них махнул нам, чтобы мы выходили. Лура пошла первой, но на пороге оглянулась к нам и сказала:

— Я умру, но прихвачу с собой парочку этих Бедуванских скотов.

Когда мы вышли на свет, я буквально ослеп, так что пришлось прикрыть глаза рукой. При этом у меня возникло какое-то странное ощущение — может быть, из-за звука — мне показалось, что мы не одни. Когда глаза немного привыкли, я увидел, что мы не просто не одни, мы стоим посреди огромного стадиона, заполненного тысячами людей. Это было что-то вроде спортивной арены на открытом воздухе. У нас над головой синело небо — мы были на верхнем ярусе Бедуванского дворца.

Стадион был квадратный и напоминал большой теннисный корт. Я думаю, он вмещал несколько тысяч зрителей. Сейчас он был забит до отказу. На каждой стороне арены располагалось отдельное племя. Одна трибуна отводилась Бедуванам. Они сидели, развалясь на диванах и подушках. В другой секции располагались слуги-Нованы, они сидели на длинных скамьях — белые кукольные человечки в белой униформе. Третья трибуна была заполнена Милаго. То, что это именно они, было понятно по их грязным шкурам и тому, что им не дозволялось даже сидеть. Они просто стояли на каменных ступенях. Я думаю, что их запускали на стадион через верх, ведь входить во дворец им никогда не разрешалось. Четвертая трибуна была почти пуста. Посредине располагалась ложа с троном. Ясно, что здесь будет сидеть Каган.

Между секциями были возведены высокие стены, утыканные пиками, так что исключалась всякая вероятность смешения племен. Но даже если Милаго пришло бы в голову немного побузить, их сейчас же успокоили бы расставленные вдоль стен вооруженные рыцари.

Мы оказались у кромки игрового поля, прямо под ложей Каган. Здесь не было скамеек, только небольшой барьер, отделявший нас от поля. Вернее, я только думал, что это игровое поле, но не догадывался, в какую игру здесь играют. Ровная площадка была размером с бейсбольное поле. На травяном покрытии никаких линий или разметок для игры.

Я посмотрел на трибуны и отметил, что племена вели себя по-разному. Бедуваны были расслаблены и оживленно переговаривались. Одни улыбались, другие смеялись, многие были с детьми — в общем, полная иллюзия, что находишься на бейсбольном стадионе перед началом матча. Нованы сидели и молча глядели на поле. Большинство из них вежливо сложили руки на коленях, никто не двигался. Лица у них были какие-то пустые, даже не поймешь, рады они, что собрались здесь, или нет. А вот настроение Милаго было видно сразу. Они были беспокойны, то и дело поглядывали на стражей, окруживших стадион. Было ясно, что они сюда пришли не добровольно, и развлечение их не ждет.

Боюсь, что я, Лура и Алдер, к несчастью, окажемся здесь гвоздем программы. Я наклонился к Алдеру и спросил:

— В какую игру здесь играют?

Алдер не сводил глаз с поля:

— Это не игра, Пендрагон, — ответил он мягко.

Я ничего не успел больше спросить, так как в этот момент зазвучали фанфары. Это были три ноты, издаваемые чем-то вроде громкого, но приятного ксилофона. Все взгляды обратились к пустой ложе на четвертой трибуне. Я тоже посмотрел наверх и увидел, что в ложу вошли два рыцаря, за ними Маллос, а последней шла Каган. Она не махнула зрителям рукой, не кивнула, в общем, не сделала ничего, что делают монархи, приветствуя своих подданных. Она просто плюхнулась на трон и облокотилась на перила, как капризный ребенок, всем видом показывающий, что ему скучно. И, конечно, она снова ела. Кажется, на сей раз она грызла индюшачью ножку. Весь стадион притих, и было слышно только чавканье и хлюпанье закусывающей Каган. Я понимал, что бы нас ни ожидало, это должно произойти уже очень скоро. Сердце у меня начало бешено колотиться. Я даже не был уверен, что лучше — знать, какая судьба нам уготована, или нет. Страх неизвестности сводил меня с ума. Но так или иначе, скоро все начнется.

Каган посмотрела на Маллоса и нетерпеливо спросила:

— Ну?

Маллос шагнул вперед и махнул кому-то рукой. В тот же миг на противоположном конце поля открылась маленькая дверь. Оттуда кого-то вытолкнули, и он упал на траву. Этому человеку явно не хотелось сюда выходить. Через пару секунд я понял, кто это — тот самый костлявый узник, которого я видел в камере дяди Пресса. Видимо, он не смог воспользоваться представившимся ему шансом убежать. Бедолага казался очень напуганным. Он с трудом поднялся на ноги и обвел взглядом стадион, прикрываясь рукой от слепящего солнца.

Бедуваны издали радостный клич, как футбольные болельщики. Это еще больше напугало мужчину, и он отскочил от них к центру поля. Нованы в это время вежливо зааплодировали. Они не свистели и не кричали, просто похлопали и опять притихли. Милаго смотрели на это вообще молча. Узник пятился к центру поля, потому что только там он находился дальше всего от трибун. Так он стоял, совершенно потерянный, испуганно глядя по сторонам. Казалось, он ищет поддержки. Потом его взгляд остановился на мне. У меня аж мурашки по спине побежали. Я не знал, что делать. Может, я оказался единственным знакомым лицом в толпе? Может, он хочет, чтобы я ему махнул рукой? Я смотрел на него, чувствуя себя совершенно беспомощным.

А потом случилось нечто странное. Пока этот старый сгорбленный старик, проработавший, как мне кажется, в шахтах всю жизнь, стоял, не сводя с меня глаз, страх исчез с его лица. Он выпрямился, расправил плечи, потом дотронулся рукой до сердца и протянул руку ко мне. Он даже чуть улыбнулся. Я знаю, это прозвучит странно, но мне кажется, что при виде меня он будто набрался сил. Честное слово, я понятия не имею, как это могло случиться. Я ничего такого не делал, ничем не мог ему помочь, но, увидев меня, он словно преобразился. Что бы ни случилось, теперь он был готов ко всему, и в этом была моя небольшая заслуга.

Нам не пришлось долго ждать, чтобы узнать, какая судьба ему уготована. Справа от нас находилась дверь, намного больше той, через которую выпихнули бедного Милаго. К ней через поле бежали два рыцаря. Дверь была заперта на большой медный засов, и как только его удалось отодвинуть, рыцари распахнули дверь и бегом кинулись назад к трибунам. Все это напоминало мне фильмы про корриду. Я смотрел в темный провал за дверью и ждал, что оттуда выскочит разъяренный бык.

Как оказалось, я не так уж сильно ошибался. Послышались топот и рычание. Все присутствующие, в том числе Лура и Алдер, обратили свои взоры на эту дверь. Даже Бедуваны на время перестали радостно переговариваться.

Оттуда выскочил огромный квиг и припал на все четыре ноги. Бедуванская трибуна издала радостный клич. Нованы снова зааплодировали, а Милаго застыли. Некоторые отводили глаза, другие стояли прямо, словно единственное, что они могли сделать для своего соплеменника, это мужественно смотреть, тем самым выражая свое сочувствие.

Квиг оглядел арену горящими желтыми глазами, готовый кинуться в атаку, как только заметит добычу. Он оскалился, обнажив ряд смертоносно острых клыков. Даже оттуда, где я сидел, было видно, как по подбородку у него течет слюна в предвкушении легкой добычи. Я сразу вспомнил того квига, которого заколол копьем дядя Пресс, и то, как остальные прожорливые квиги налетели на своего сородича, раздирая его, еще живого, на куски.

Я посмотрел на Каган. Она, улыбаясь, внимательно разглядывала квига. Не сводя с него глаз, она откусила огромный кусок от индюшачьей ножки. В этот момент я подумал, что это не имеет ничего общего с корридой, это скорее похоже на развлечение в Колизее Древнего Рима, когда христиан бросали на растерзание львам. Бедуванам хотелось кровавого зрелища, и их желание вскоре должно было удовлетвориться.

Милаго стоял неподвижно с того самого момента, как на арене появился квиг. Да, собственно, что еще ему оставалось делать? Он был слишком слаб, чтобы сражаться, а бежать ему было некуда. Маллос подал знак одному из рыцарей, стоявших рядом с полем, и тот бросил что-то шахтеру. Это оказалась деревянная палка, какой билась Лура. Но таким оружием шахтер тоже вряд ли сможет себя защитить. Думаю, ему дали его в надежде продлить зрелище хоть на несколько секунд. Это большее, на что мог рассчитывать обреченный. Он подобрал оружие, но по тому, как он держал его, я сразу понял, что он не знает, как с ним обращаться. Он мог бы с тем же успехом отбиваться от квига подушкой.

Квиг в это время понюхал воздух и уловил запах Милаго. Все его тело напряглось, он нацелился на жертву.

Я посмотрел на Каган. Она, отложив в сторону индюшачью ножку, облокотилась на перила и с нетерпением уставилась на поле. Маллос стоял позади нее, сцепив руки за спиной. Он повернулся и посмотрел прямо на меня. Я отвел взгляд — глаза б мои его не видели.

И тут квиг присел на задние лапы, как кошка, а потом прыгнул на бедолагу-шахтера. Милаго повернулся и побежал. Зрелище было душераздирающее. Он бежал к краю поля. Но и там ему не было спасения, поэтому он помчался по кругу, волоча за собой бесполезное оружие.

Лура не могла на это спокойно смотреть. Она хотела выскочить на арену и помочь обреченному шахтеру, но Алдер удержал ее: шансов спастись у нее было не больше, чем у тощего шахтера.

Милаго на трибунах хранили гробовое молчание. На их лицах читалась мука. Нованы тоже смотрели молча. Но я не мог понять, как они относятся к тому, что сейчас происходит. Потом я взглянул на Бедуванов. Самое ужасное было в том, что эти люди смеялись. Конечно, очень смешно, как человек пытается убежать от неминуемой смерти!

Квиг немного отстал от шахтера, играя с ним, как кошка с мышкой. Вскоре Милаго понял, что нет смысла бегать по кругу, поэтому он остановился и повернулся лицом к зверю. Он поднял оружие, но, думаю, никто из присутствующих и мысли не допускал, что это поможет ему отразить нападение. Время словно остановилось. Милаго стоял с оружием наготове. Квиг отступил на несколько шагов назад, мотая огромной головой. Все на стадионе затаили дыхание.

А потом квиг прыгнул. Бедный малый поднял палку, чтобы защититься. Последнее, что я видел, это то, как квиг мощным ударом когтистой лапы выбил бесполезную палку у него из рук. Палка перелетела через всю арену, а когда она упала на землю, я с ужасом заметил, что рука Милаго все еще сжимала ее.

Я посмотрел на Каган и других Бедуванов. То, что я увидел, было столь же ужасно, как и бойня, происходившая в этот момент на арене. Каган сидела на своем троне и радостно хлопала в ладоши, словно ребенок, наблюдающий за клоунскими фокусами. Остальные Бедуваны покатывались со смеху, как будто это была дешевая комедия. Но сквозь этот шум я все равно слышал, как квиг отдирает мясо с костей Милаго. Несчастный взвыл, а потом затих. К счастью, он умер быстро. Осталось только смотреть, как зверь доедает добычу. От этого зрелища меня выворачивало наизнанку. Я возненавидел Бедуванов еще больше за полное отсутствие у них сострадания к другому живому существу.

Маллос взглянул на меня и улыбнулся. Возможно, это был самый ужасный момент, потому что я вдруг понял, что весь этот спектакль был устроен ради меня. От мысли, что я в какой-то степени виноват в случившемся, у меня все заныло внутри.

Шоу закончилось быстро. Я понял это по тому, что Бедуваны зааплодировали. Нованы тоже вежливо похлопали, но с гораздо меньшим энтузиазмом. Милаго смотрели на все это с ужасом. Некоторые плакали.

Затем снова прозвучал гонг. В тот же миг шестеро рыцарей выскочили на арену с веревками. Трое из них наставили копья на квига, в то время как остальные набросили ему на шею лассо и потащили к огромной двери. Теперь, когда он насытился, он был гораздо спокойнее, чем раньше, и ушел, практически не сопротивляясь. Когда его проводили мимо меня к загону, я видел, что у него с морды капает кровь. Я посмотрел на то место, где он напал на Милаго. От бедолаги осталось только красное пятно на траве. Один из рыцарей наполнил ведро из крана неподалеку от загона, подбежал к месту убийства и вылил воду на траву. Вместе с водой кровь впиталась в землю, словно ее там и не было.

Потом прозвучало два удара гонга, и меня поразила ужасная мысль — мы будем следующими! Нам показали, какая судьба нас ждет, а теперь наш черед. Я оглянулся, ожидая, что рыцари сейчас вытолкают нас на арену. Но нас никто не трогал. Я взглянул на Маллоса, он тоже посмотрел на меня и указал на небо. Подняв глаза вверх и понял, что будет дальше.

На небе три солнца должны были вот-вот слиться вместе. Наступало равноденствие. Я услышал, как на арене отворилась дверь, та же самая, через которую совсем недавно вывели обреченного Милаго. Но на сегодня казни Милаго закончились. От того, что я увидел, у меня чуть сердце не выскочило из груди. На освещенную арену вышел человек с высоко поднятой головой и расправленными плечами. Я даже, кажется, вскрикнул, увидев его.

Это был дядя Пресс. Наступало равноденствие, и он должен был умереть следующим.