Блюз Красной планеты

Глава 8

Мне нужно было поспать – чёрт, как же иногда хотелось стать трансфером, – поэтому я сел на антигравитационный трамвай до дома. Я жил на Пятой авеню – прекрасный адрес в Нью-Йорке и так себе в Нью-Клондайке, особенно у края кольца; в основном здесь селились несостоявшиеся старатели, поэтому в народе её прозвали Авеню неудачников.

Я позволил себе шесть часов сна – впрочем, марсианских, которые несколько длиннее земных, – а потом отправился на старую верфь. Когда я добрался, солнце только взошло. Небо за куполом окрасилось розовым на востоке и лиловым на западе.

Кое-где ещё велись активные работы по обслуживанию и ремонту космических кораблей, но большинство громадин уже не годились для полётов и стояли заброшенными. Я подумал, что из них вышло бы хорошее убежище: корабли были экранированы от радиации, поэтому просканировать корпус и увидеть, что творится внутри, нельзя.

Верфь представляла собой большое поле, заставленное кораблями разных цветов и размеров. Большинство были обтекаемых форм – этого требовала даже разреженная атмосфера Марса. Некоторые стояли вертикально, присев на киль, словно на корточки, какие-то лежали на брюхе, другие опирались на шарнирные ноги. Я осматривал шлюзы, проходя мимо, но пока все они были наглухо запечатаны.

Наконец я подошёл к чудовищных размеров лайнеру – огромному кораблю метров триста в длину, пятьдесят в ширину и десяток в высоту. На носу, со стороны которого я подобрался, всё ещё виднелось облезшее название «Джим Скукум», а рядом на металлической обшивке был намалёван лозунг: «Марс или ничего!», переживший стихию значительно лучше. Я прошёлся вдоль корпуса в поисках шлюза, и…

Ага! Я почувствовал себя охотником за окаменелостями, нашедшим прекрасно сохранившегося ризоморфа. Шлюз был, причём оба люка – и внешний, и внутренний – стояли открытыми. Я прошёл через отсек в сам корабль. На стойках у входа некогда хранились скафандры, но их давно уже разобрали.

В дальнем конце помещения обнаружилась ещё одна дверь – с колесом по центру, какие можно увидеть на субмарине. Эта была закрыта; скорее всего, запечатана, но я всё равно попробовал покрутить колесо – и вращалось оно, чёрт побери, далеко не свободно. Отвинтив запорные болты, я открыл дверь, а затем снял с пояса фонарик и осветил коридор. В глаза ничего не бросалось, и я шагнул внутрь. Открытой дверь удерживали подпружиненные шарниры; стоило мне отпустить её, и она захлопнулась у меня за спиной.

В сухом воздухе пахло гнилью. Я прошёл по коридору, подсвечивая путь фонарём, как вдруг…

Раздался писк. Я резко обернулся, и луч фонаря успел выхватить поспешно скрывающийся источник: большую коричневую крысу, блеснувшую глазами-бусинками. Люди годами пытались избавиться от крыс, тараканов, чешуйниц и других паразитов, каким-то образом попавших сюда с Земли.

Я развернулся и направился в глубь корабля. Пол был неровным: немного склонялся к правой стене – к борту, точнее, – и я чувствовал, что иду в горку. Ковров здесь не было, только голый гладкий металл. Вдоль правого борта скопилась маслянистая вода; видимо, прорвало трубы. Впереди проскочила ещё одна крыса. Интересно, чем они питались здесь, внутри мёртвого корабля?

Я подумал, что стоило бы связаться с Пиковером – рассказать, где я. Но когда я разблокировал телефон, связи не было. Разумеется; защита корпуса не пропускала сигналы наружу.

Становилось ужасно холодно. Я поднёс фонарик ко рту и увидел, что дыхание вырывается наружу заметными облачками. Остановившись, я прислушался. Где-то капала вода: конденсат или очередная утечка. Я двинулся дальше, как заправский детектив, освещая фонариком стены.

Вдоль коридора тянулись раздвижные автоматические двери – типичное зрелище на борту корабля. Обычно людей на Марс доставляли в капсулах гибернации, но этот лайнер был старомодный, с каютами; пассажиры и экипаж бодрствовали все восемь месяцев пути, если не дольше.

Большинство дверных панелей были оставлены приоткрытыми, и я заглядывал в тёмные помещения, освещая их фонариком. Каюты, кладовки, даже медпункт – всё оборудование давно вынесли, но по кушеткам было очевидно, что находилось тут раньше. Они были накрепко приварены – видимо, мародёры решили не тратить на них свои силы.

Заглянув в очередную каюту, следом я наткнулся на закрытую дверь – первую во всём коридоре.

Я нажал на кнопку, но ничего не произошло: электричества не было. В толщине двери утопал аварийный рычаг. Третья рука мне бы сейчас пригодилась: в одну взять фонарик, в другую – револьвер, а третьей открывать дверь. Зажав фонарик под мышкой, я взял пистолет в правую руку, а левой дёрнул рычаг.

Дверь не подалась. Я дёрнул ещё раз, сильнее, но чуть не вывихнул кисть. Неужели регулятор натяжения требовал силы трансфера? Вполне возможно.

Я попытался ещё раз, и, к моему изумлению, в щель хлынул свет. Я надеялся просто распахнуть дверь, воспользовавшись элементом неожиданности, но проклятая штуковина сдвигалась по сантиметру зараз. Если по ту сторону и поджидал кто-то с оружием, сейчас оно, без сомнения, было направлено на меня.

На секунду я остановился, сунул фонарик в карман и – чёрт возьми, как же я не хотел этого делать – убрал револьвер в кобуру, чтобы освободить вторую руку. Ухватившись за утопленную ручку, я потянул со всей силы, издав надсадный хрип. Свет резанул по глазам, успевшим привыкнуть к темноте. Ещё рывок, и дверная панель ушла в стену достаточно глубоко, чтобы я мог проскользнуть в комнату боком. Я достал пистолет и вошёл.

– Умоляю… – раздался грубый и механический, но от того не менее жалкий голос.

Взгляд метнулся к источнику звука. У дальней стены стоял стол с чёрной столешницей. А на столе…

А на столе лежал привязанный ремнями трансфер. Но его тело не было похоже на модный, практически идеальный симулякр, в котором щеголяла моя клиентка Кассандра. Это был грубый, примитивный андроид: угловатое туловище, конечности из металлических сегментов. А лицо…

На нём не было ни клочка искусственной кожи. Глаза, голубые и поразительно человечные, были широко раскрыты, а зубы напоминали вставную челюсть. Всё остальное представляло собой путаницу шкивов, оптоволокна, металла и пластика.

– Умоляю… – повторил он.

Я оглядел комнату. Эксимерная батарея размером с бейсбольный мячик питала несколько кабелей, в том числе те, что вели к осветительным лампам. Рядом стоял шкаф с простой дверью. Я распахнул её – она открылась легко – и проверил, никто ли не спрятался там, пока я входил. Заточённая внутри истощённая крыса выскочила из шкафа и через приоткрытую дверь выбежала в коридор.

Я вернулся к трансферу, одетому в бежевую футболку и простые чёрные джинсы.

– Вы в порядке? – спросил я, глядя на лишённое кожи лицо.

Металлический череп дёрнулся вправо и влево. Пластиковые веки стеклянных глазных яблок втянулись, превращая безликую маску в карикатуру мольбы.

– Умоляю… – в третий раз произнёс он.

Я посмотрел на путы, удерживающие искусственное тело на месте: тонкие нейлоновые ремни, прикреплённые к столешнице и натянутые до предела. Механизма, который бы управлял ими, не было.

– Кто вы? – спросил я.

Ответ оказался вполне ожидаемым:

– Рори Пиковер.

Но он говорил совсем не так, как настоящий Пиковер: британский акцент отсутствовал и сам синтезированный голос звучал значительно выше.

И всё же нельзя было принимать слова несчастного за чистую монету, тем более что лица у него практически не было.

– Докажите, – сказал я. – Докажите, что вы Рори Пиковер.

Он отвёл стеклянные глаза в сторону. То ли пытался придумать, что мне ответить, то ли попросту избегал взгляда.

– Мой государственный номер – AG-394–56–432.

Я покачал головой:

– Этого мало. Нужно что-то, что знает только Рори Пиковер.

Его взгляд вновь вернулся ко мне; пластиковые веки опустились, словно он недоверчиво щурился.

– Неважно, кто я, – сказал он. – Просто вытащите меня отсюда.

На первый взгляд звучало разумно, но если это был второй Рори Пиковер…

– Сначала докажите, что вы – это он. Скажите, где находится Альфа.

– Проклятье, – сказал трансфер. – Прошлый метод не сработал – думаешь, сработает этот? – Он отвернул механическую голову. – Не надейся.

– Скажите, где находится Альфа, – повторил я, – и я вас освобожу.

– Я лучше умру, – проговорил он. А мгновение спустя с тоской добавил: – Только…

– Только вы не можете умереть, – закончил за него я.

Он вновь отвернулся. Сложно было сочувствовать чему-то настолько далёкому от человека; такого оправдания я придерживался.

– Скажите, где месторождение Вайнгартена и О’Райли. Со мной ваш секрет в безопасности.

Он промолчал, но моё сердце колотилось, а лихорадочные мысли не давали покоя: о восхитительных образцах, которые показывал настоящий Рори, о том, как много их ещё можно было найти, каких неисчислимых богатств они стоили. Я сам не заметил, как приставил пушку к голове робота и прошипел:

– Отвечай! Отвечай, пока не…

Вдалеке, в коридоре, раздался писк крысы…

И чьи-то шаги.

Трансфер тоже их услышал. Его взгляд в панике заметался.

– Умоляю, – сказал он, понизив голос. Стоило ему заговорить, я приложил палец к губам, но он продолжил: – Пожалуйста, бога ради, вытащите меня отсюда. Я больше не могу.

Я поспешил к шкафу, забрался внутрь и захлопнул за собой дверь. Там я расположился так, чтобы всё видеть – и, если понадобится, стрелять через щель. Шаги приближались. В шкафу пахло крысами. Я выжидал.

Раздался голос – приятный, почти человеческий, в отличие от фальшивого Пиковера.

– Что за…

И я увидел, как в комнату боком проскальзывает человек; трансфер. Лица отсюда не было видно, но тело принадлежало женщине, какой-то брюнетке. Я набрал в грудь воздуха, затаил дыхание, и…

Она повернулась. Сердце как бешеное забилось в груди. Нежные черты лица. Зелёные, широко расставленные глаза.

Кассандра Уилкинс.

Моя клиентка.

В руках у неё был фонарик, который она отложила на боковой столик.

– Кто к тебе приходил, Рори? – холодно спросила она.

– Никто, – ответил тот.

– Дверь была открыта.

– Ты её оставила. Я тоже удивился, но… – Он замолчал; видимо, понял, что лишними деталями выдаст ложь.

Она слегка склонила голову. Должно быть, даже с силой трансфера дверь подавалась с трудом. Оставалось надеяться, что она поверит ему и решит, что на выходе не закрыла её до конца. Конечно, я сразу же углядел в истории недостаток: можно упустить, что дверь не захлопнулась, но льющийся в коридор свет не заметить сложнее. Но люди редко задумывались о подобных деталях; я надеялся, что она купится на его ложь.

Так и случилось: после недолгих раздумий она кивнула сама себе, а затем подошла к столу с искусственным телом.

– Ты можешь избежать боли, – заговорила Кассандра. – Просто скажи мне, где Альфа, и…

Слова на секунду повисли в воздухе, но Пиковер ей не ответил. Кассандра философски пожала плечами.

– Как хочешь, – сказала она. А затем, к моему изумлению, занесла правую руку, со всей силы ударила Пиковера по лицу, и тот…

Закричал.

Он выл, протяжно и низко, и звук этот напоминал скрежет металла, нечеловеческий и жуткий.

– Умоляю, – жалобно прошептал он, но и сейчас его мольба осталась без ответа.

Кассандра ударила его ещё раз, и он снова зашёлся воплем. Конечно, за свою жизнь я и сам не раз получал от женщин пощёчины: было больно, но не до криков. А уж искусственное тело точно было выносливее моего.

Кассандра влепила третью пощёчину. Крики Пиковера эхом отдавались в мёртвой громаде корабля.

– Говори! – потребовала она.

Я не видел его лица; она заслоняла его своим телом. Может, он покачал головой. Может, просто дерзко посмотрел на неё. Но не издал ни звука.

Она снова пожала плечами: должно быть, это повторялось не в первый раз. Обойдя стол, она встала от него по правую руку.

– Не советую меня вынуждать, – сказала Кассандра. – Ты знаешь, что делать. Просто… – Слова какое-то время висели в воздухе, а потом она продолжила: – Ну ладно. – И, потянувшись к нему реалистичной светлой ладонью, обхватила указательный палец его правой руки. А затем – начала загибать.

Теперь я видел лицо Пиковера. Вдоль линии челюсти двигались ленты шкивов; он изо всех сил старался не раскрывать рта. Стеклянные глаза закатились, а левая нога тряслась в судорогах. Зрелище было причудливым, и я попеременно испытывал то сочувствие к лежащему на столе существу, то холодную отстранённость из-за его явно искусственной природы.

Кассандра отпустила Пиковера, и на секунду мне показалось, что она над ним сжалилась. Но потом она схватила соседний с указательным палец и начала загибать оба. На этот раз, несмотря на все усилия, из горла Пиковера вырвался скрежет.

– Говори! – приказала Кассандра. – Живо!

Недавно я от самой Кассандры узнал, что андроиды чувствуют боль, иначе они могли бы положить руку на что-то горячее или подвергнуть суставы слишком большой нагрузке. Но я не ожидал, что встроенные датчики окажутся настолько чувствительными, и…

И тут меня осенило – как раз в момент, когда из горла Пиковера вырвался очередной вопль. Кассандра знала об андроидах всё; она ведь их продавала. Если она хотела настроить интерфейс между телом и разумом так, чтобы боль ощущалась особенно остро, она, без сомнений, могла это сделать. На своём веку я повидал немало зверств, но подобное переходило все рамки. Отсканировать сознание, поместить его в тело с обострённым восприятием боли и пытать, пока он не выдаст все тайны. Потом, разумеется, остаётся лишь стереть разум, и…

– Ты ведь сам знаешь, что рано или поздно расколешься, – сказала она абсолютно непринуждённо, глядя на лишённое кожи лицо. – А раз это неизбежно, можешь просто мне всё рассказать.

Резинки, служившие Пиковеру лицевыми мышцами, сжались, рот приоткрылся, и он слегка, но быстро подался головой вперёд. Поначалу мне показалось, что он так неловко пытается её поцеловать, но потом я понял, что это было на самом деле: плевок. Разумеется, пересохший рот и пластиковое горло не могли генерировать влагу, но разум – человеческий, живой разум, привыкший к биологическому телу, – выплеснул всю ненависть в самом первобытном из жестов.

– Что ж, ладно. – Кассандра вновь выгнула ему пальцы и долго держала под мучительным углом. Пиковер скулил, то и дело срываясь на крики. Наконец она отпустила его и сказала: – Попробуем другой подход. – Склонившись, левой рукой она придержала ему правое веко, а большим пальцем правой ткнула прямиком в глаз. Вдавила стеклянную сферу в металлический череп, и Пиковер вновь заорал. И пусть искусственный глаз намного прочнее обычного, палец мучительницы тоже был куда как сильнее. У меня и самого заслезились глаза.

Пиковер слегка прогнулся в спине, содрогаясь в удерживающих его ремнях. Время от времени мне удавалось разглядеть выражение лица Кассандры, и от симметричной улыбки ликования к горлу подкатывала тошнота.

Наконец она убрала палец от его глаза.

– Ну что, хватило? – спросила она. – А то, если нет…

Как я успел заметить, Пиковер был одет в футболку и джинсы; ходить по улице голым считалось неприличным что для людей, что для трансферов. Но теперь руки Кассандры переместились ему на пояс. Я наблюдал, как она расстёгивает ремень и молнию джинсов, а затем спускает штаны по металлическим ногам. Трансферам не требовалось нижнее бельё, и Пиковер его не носил. Его искусственный пенис и яички ничего не скрывало. Я ощутил, как моя собственная мошонка сжимается в ужасе.

И тут Кассандра сделала нечто абсолютно невероятное. Она без колебаний голыми руками заламывала ему пальцы и без всяких раздумий выдавливала глаз. Но с гениталиями явно не хотела контактировать напрямую. Она огляделась; на мгновение её взгляд скользнул по шкафу, и я прижался к дальней стенке, надеясь, что она меня не увидит. Сердце колотилось в груди.

Наконец она нашла то, что искала: на полу лежал гаечный ключ. Она подняла его, занесла над головой и посмотрела в единственный уцелевший глаз Пиковера – второй закрылся, как только она убрала палец, и, насколько я мог судить, больше не открывался.

– Говори, если не хочешь получить железные опилки вместо шаров.

Он закрыл второй глаз, жмурясь.

– Считаю до трёх, – сказала она. – Раз.

– Я не могу, – прошептал он. – Ты испортишь окаменелости, продашь их…

– Два.

– Пожалуйста! Они принадлежат науке! Всему человечеству!

– Три!

Она опустила руку, дугой рассекая воздух, и серебристый ключ врезался в искусственную мошонку Пиковера. Тот заорал пуще прежнего – настолько громко, что даже в шкафу у меня заложило уши.

Кассандра вновь вскинула руку, но дождалась, пока крик перейдёт в поскуливание.

– Последний шанс, – сказала она. – Считаю до трёх.

Он трясся всем телом. Меня затошнило.

– Раз.

Он отвернулся, будто надеялся избежать пытки.

– Два.

Из искусственного горла вырвался всхлип.

– Три!

Я тоже отвернулся, не в силах смотреть, как…

– Хорошо!

Это был голос Пиковера, механический и пронзительный.

– Ладно! – крикнул он снова. Я вновь обернулся, и передо мной открылось всё то же зрелище: женщина, подобие человека, занёсшая над головой гаечный ключ, и испуганный андроид-мужчина, привязанный к столу. – Ладно, – повторил он ещё раз, но тише. – Я расскажу всё, что ты хочешь.