На тумбе радом с кроватью громко зазвонил телефон.
Я протянул к нему руку, снял трубку, приложил её к уху.
Произнёс:
— Слушаю.
Протяжно, но почти беззвучно зевнул.
— Доброй ночи, мужчина, — раздался в динамике приятный женский голос. — Не желаете провести эту ночь в обществе молодой и красивой дамы? Предоставим вам несколько кандидатур на выбор. Приведём вам их прямо в номер всего через пару минут. Наши девочки не скажут вам «нет». Останетесь довольны, гарантирую. Оплата почасовая. Не дорого.
Я посмотрел за окно — небо над Москвой уже посветлело и подкрасилось в пока ещё едва заметные цвета рассвета.
— Уже провёл, — ответил я. — Всё понравилось. Ваше предложение запоздало.
— Вот она сучка! — сказала женщина.
Звуки её голоса тут же сменились гудками. Я положил трубку на рычаги.
Лежавшая рядом со мной Александра приподняла голову и спросила:
— Дима, кто звонил?
— Обслуживающий персонал. Предлагали свои услуги.
— Ночью? — удивилась Саша.
Её распущенные волосы пощекотали мне кожу на щеке.
— Уже почти утро, — сообщил я.
Лебедева взглянула на часы и пробормотала:
— Рано ещё.
Она положила голову на моё плечо, прижала к моей груди тёплую ладонь. Я заметил, что Александра не закрыла глаза — смотрела в сторону установленного у самой стены на столе зеркала. Саша то и дело помахивала ресницами, спать она пока явно не собиралась. Будто это не она ещё пару минут назад сладко посапывала около моего уха.
На окне рядом с открытой форточкой покачнулась полупрозрачная штора. Вчера днём я сдвинул её в сторону стены, словно она преграждала путь свежему столичному воздуху, поступавшему в комнату с улицы. С моей кровати просматривался клочок беззвёздного неба за окном и всё ещё подсвеченная огнями Останкинская телебашня.
Вторая кровать в моём номере пустовала. Как и обе кровати в Сашином номере. В углу рядом с окном притаился торшер, похожий на гриб с тонкой длинной ножкой и желтоватой шляпкой. В зеркале отражалось предрассветное небо и штора. На полке для чемодана со вчерашнего дня лежал мой рюкзак. Около входа в комнату темнел шкаф.
— Дима, ты оплатил наши номера в гостинице на сутки, — сказала Александра.
Она вновь приподняла голову, заглянула мне в лицо.
— Это значит, что ещё на одну ночь ты в Москве не задержишься? Я правильно поняла?
— Не задержусь, — сказал я.
Покачал головой и опять зевнул. Потёр пальцем глаза.
— Неужели, кроме этого визита к доктору Меньшикову ты на поездку в Москву других дел не запланировал?
— Не запланировал.
Александра вздохнула. Склонила голову и прикоснулась губами к моему плечу.
— Значит, сегодня ты уедешь, — сказала она.
Провела пальцем по моей груди, словно нарисовала там волнистую линию.
— Дима, я не поеду с тобой дальше, — сказала Саша. — Не в этот раз. Вернусь домой, в Ленинград. Дни отпуска у меня ещё остались. Но до выхода на работу всего несколько дней. Мне многое нужно успеть. В Волгограде, пока жила у бабушки, я собрала материал на целую серию статей. Случайно так вышло. Почти. Даже в отпуске мне не сиделось без работы.
Она улыбнулась — печально.
— Надеюсь, что всё это прилично оформлю за оставшиеся дни отпуска и протолкну в печать. До того, как начальство завалит меня повседневными делами. Сейчас сезон отпусков. А сенсаций, как ты правильно заметил, меньше не стало. Если в августе случится государственный переворот… пусть и неудачный, то мне будет не до собственных журналистских расследований.
Александра потёрлась кончиком носа о моё плечо. Снова заглянула мне в глаза.
Сказала тихим мурлыкающим голосом (от которого у меня по коже пробежали мурашки):
— Дима, я тут подумала… может ты поедешь в Ленинград вместе со мной? Поживёшь у меня. Я сейчас одна обитаю. В двухкомнатной квартире. Покажу тебе город. Познакомлю тебя со своими родителями. Просто так! Без каких-либо обязательств. Ты расскажешь моему папе… всё то, что говорил мне о будущем. Покажешь ему свой блокнот. Наверняка, папа подскажет тебе… как быть.
Саша снова вздохнула, улыбнулась.
— До того события… в твоём Нижнерыбинске… ещё полно времени. Зачем тебе сейчас снова куда-то мчаться? Допишешь сюжеты своих книг в блокнот у меня дома, в спокойной обстановке. Обо всех этих убийцах и насильниках. Попросим мою маму, чтобы подсказала контакты хороших врачей. У неё в Ленинграде полно связей! Быть может, врачи подлечат этот твой тромб.
Александра погладила меня по груди — осторожно, едва прикасаясь к коже.
— Ведь можно же с ним что-то сделать, — сказала она. — Я уверена, что мы тебя вылечим. А с твоим братом и с… его женой ничего за это время не случится. Ты спасёшь их. Или мы попросим моего папу, чтобы он помог. Мой папа очень хороший человек. Он генерал, как ты помнишь. Он нам подскажет, как поступить. Или даже сам с тем вашим нападением разберётся.
Саша взмахнула ресницами. Притронулась указательным пальцем к моим губам.
Спросила:
— Дима, а почему бы и нет? Для выполнения таких задач есть специально обученные люди. В КГБ. Они схватят и обезоружат убийцу твоей… бывшей жены не хуже, чем это сделал бы ты. Поступят с ним по закону. Я попрошу папу — он за этим проследит. А Лизу мы в августе пригласим к нам в Ленинград. Она уже была в Эрмитаже? Или в музее обороны и блокады Ленинграда?
— Саша, я с удовольствием познакомлюсь с твоим папой. Но не сейчас.
Я покачал головой — прошуршал волосами по подушке.
— Почему не сейчас? — спросила Лебедева. — Куда ты теперь поедешь? К очередному убийце?
Александра приподнялась на локте. Прижала правую ладонь к моей груди.
Её распушенные волосы (будто штора) отгородили от моего взора часть окна.
— В каком городе он живёт? — спросила Саша. — Что он натворил?
Она тут же махнула рукой, произнесла:
— Впрочем… не говори. Чтобы я не волновалась за тебя. И чтобы не расспрашивала приятелей отца о происшествиях в том городе. Воображу, что ты отправился в Крым к дочери. И купаешься в тёплом море, пока я торчу в дождливом Ленинграде. Так будет лучше, пожалуй. Не хочу представлять, как ты снова кого-то…
Лебедева не завершила фразу. Вздохнула.
— Понимаю, что они плохие люди, — сказала Саша, — но всё же… они люди.
— А те, кого они убьют — это кто?
Александра тряхнула головой. Я видел над собой её лицо, будто прикрытое сейчас тёмной маской.
— Я всё прекрасно понимаю, Дима. Я помню ту девочку с косичками: Риту Медведеву. Ты поступаешь правильно… наверное. И уж точно я не осуждаю твои поступки. Не сомневаюсь, что мой папа поступил бы в точности, как ты. Он как-то сказал мне, что женщины живут спокойно только до тех пор, пока мужчины берут на себя ответственность за этот покой.
Она качнула головой — пощекотала меня волосами.
— Дима, я рада, что такая ответственность досталась не мне. Наверное, я слишком… женщина. Все мои сражения только на бумаге и в воображении. Шины на машине доктора Меньшикова я бы ещё проткнула: на это моей решимости бы хватило. Но… Дима, пообещай, что расскажешь, чем закончилась вся эта история со стрельбой в… твоего брата и в его жену.
Александра привстала, потянулась к висевшему около кровати на стене светильнику. Навалилась на меня мягкой грудью.
Я услышал щелчок выключателя — зажмурился от яркого желтоватого света.
— Дима, запиши мой ленинградский адрес и телефон, — сказала Саша. — Очень надеюсь, что ты в августе или в сентябре навестишь меня. Или хотя бы, что ты мне позвонишь.
Гостиничные номера мы освободили в полдень. Я заметил, как Лебедева с грустью посматривала на обитые деревянными панелями стены гостиничного коридора, пока мы шли к лифту. В вестибюле мы прошли мимо длинной очереди, выстроившейся к стойке регистрации. Зашагали в направлении стеклянной двери, на которую с улицы поглядывало поднявшееся в зенит солнце.
От отеля «Космос» мы поехали на Ленинградский вокзал. Ещё за завтраком мы с Сашей обсудили планы на сегодняшний день. Лебедева сообщила, что домой поедет вечерним рейсом. Мы отстояли на вокзале очередь к билетной кассе. Саша купила билет в купейный вагон. Удивилась, что я себе билет не приобрёл — я сообщил ей, что для «этой» поездки мне билет не понадобится.
Вещи мы оставили в автоматической камере хранения. Вышли из здания вокзала, остановились. Из припаркованного у края шоссе автомобиля звучала хорошо знакомая мне музыка, а звонкий голос Игоря Скляра пел о том, что «на недельку до второго» он уедет в Комарово. Песня «о Комарово» тут же улучшила мне настроение. И не только мне — Александра тоже улыбнулась.
— Саша, а не махнуть ли нам на Кутузовский проспект? — спросил я. — Прогуляемся от Киевского вокзала до Поклонной горы. Поедим мороженое. Посмотрим на Москву. Я расскажу тебе, как изменится наша столица в ближайшие три десятка лет.
Во время сегодняшней прогулки по городу я удивил даже сам себя: никак не ожидал, что вспомню так много подробностей об архитектурном преобразовании Москвы за тридцать последующих за развалом СССР лет. Я вываливал на Сашу информацию о строительстве Монумента Победы и «Трагедии народов» на Поклонной горе. Говорил о сроках возведения Храма Христа Спасителя и памятника Петру Первому. Прочёл лекцию о постройке международного делового центра «Москва-Сити» и парка «Зарядье». Описал, какой станет схема Московского метрополитена через три десятилетия.
Лебедева слушала меня с искренним интересом, сыпала вопросами, то и дело изумлённо покачивала головой.
Но временами в её взгляде я замечал грусть. Чувствовал, как Сашины пальцы сжимали мою руку.
На Ленинградский вокзал мы вернулись затемно. Ступили на перрон за полчаса до отправления Сашиного поезда — его уже подали под посадку. Я нёс в руке Сашину сумку — печальная Александра Лебедева держала меня под руку.
Около одиннадцатого вагона остановились. Будущие Сашины попутчики один за другим заходили в вагон. Те, кто уже занёс в купе свои вещи, активно дымили на перроне сигаретами, словно ещё до начала поездки ощутили никотиновый голод.
— Ну, вот и всё, — сказала Александра.
Она вздохнула; посмотрела на стоявшую около вагона проводницу.
Повернула лицо в мою сторону и сказала:
— Я рада, что познакомилась с тобой, Дима. Ты очень интересный человек. За эти четыре дня нашего общения я пережила больше волнующих моментов, чем за весь предыдущий год. Это было здорово. Спасибо тебе.
Она привстала на цыпочки и поцеловала меня: едва ощутимо прикоснулась губами к моим губам. Взяла из моей руки сумку, поставила её на землю около своих ног.
Александра вновь заглянула мне в глаза и спросила:
— Дима, я… ты ведь позвонишь мне? Потом, чуть позже. Позвонишь?
Я улыбнулся и ответил:
— Конечно, позвоню, Саша. С удовольствием снова услышу твой голос.
Александра кивнула, нахмурилась. Мазнула взглядом по пассажирам, курившим около вагона.
Вновь посмотрела на меня, будто чего-то ждала. Я взял её за плечи и поцеловал — на этот раз по-настоящему. Заметил, что на Сашиных скулах вспыхнул румянец, словно Александра впервые целовалась прилюдно.
Я позволил ей отдышаться, склонился к её уху и прошептал:
— Ещё увидимся, Саша. Обязательно. Обещаю.
Лебедева улыбнулась, подняла с земли сумку. Она подошла к проводнице, продемонстрировала ей билет.
Обернулась ко мне и сказала:
— До встречи, Дима.
Александра зашла в вагон — я не пошёл следом за ней.
Поправил лямки рюкзака. Видел сквозь стёкла окон, как Лебедева прошла по коридору вагона к своему купе.
Взглянул на циферблат наручных часов и направился в сторону вокзала.
У начала перрона я остановился. Наблюдал за тем, как пассажиры заходили в поезд «Москва-Ленинград». Через четверть часа после объявления о начале посадки я отметил, что людей на перроне стало заметно меньше. Снова сверился с наручными часами.
Выждал ещё семь минут. И лишь тогда неспешно подошёл к скучавшей рядом с последним вагоном проводнице. Сунул ей под нос раскрытое удостоверение в красной обложке.
— Капитан Нестеров, — сказал я. — Комитет государственной безопасности. В каком вагоне едет начальник поезда?
Поезд «Москва-Ленинград» отправился от перрона Ленинградского вокзала чётко согласно расписанию.
Я стоял в пропахшем табачным дымом тамбуре вагона и сквозь окна двери смотрел на тёмное безоблачное московское небо.
Думал о том, какой погодой меня завтра встретит Ленинград.
Ленинград утром не удивил.
На этот раз.
Северная столица приветствовала поезд из Москвы мелким моросящим дождём.
Московский вокзал в Ленинграде (брат близнец Ленинградского вокзала в Москве) в это пасмурное июльское утро мне напомнил растревоженный пчелиный улей. Я прошёл по нему с рюкзаком на плечах. Лавировал между двигавшимися мне навстречу людьми. Выдерживал неизменное расстояние между собой и шагавшей впереди меня ленинградской журналисткой Александрой Лебедевой. Саша шла не спеша, словно нехотя. Не смотрела по сторонам, будто пребывала в задумчивости.
Александру сегодня у вокзала не встречали — Саша сразу направилась в сторону метро. Я проследил за ней до того момента, когда она скрылась за массивными дверями метрополитена. Но следом за Сашей дальше не пошёл — направился к дежурившим около вокзала таксистам. Издали понаблюдал за проходившими около входа в вокзал немногочисленными митингами сторонников и противников переименования Ленинграда в Санкт-Петербург. Подошёл к машине такси, заглянул в приоткрытое окно.
— До улицы Плеханова, — сказал я.
Таксист улыбнулся мне: приветливо и радостно, словно лучшему другу.
— Садись, братан! — сказал он. — Довезу тебя до Плеханова в лучшем виде! Отвезу тебя хоть до самого Парижа!
Лица торопливо шагавших по мокрым тротуарам горожан выглядели бледными и печальными. Прижатые друг к другу дома на улице Плеханова (пока ещё не ставшей Казанской) показались мне серыми и угрюмыми (после моей вчерашней прогулки по широкому Кутузовскому проспекту в Москве). Пасмурная ленинградская погода добавляла этим домам мрачности, погружала в нуарную атмосферу: заряжала пессимизмом, недоверием и разочарованием. Но стоило лишь отвести взгляд от проплывавших за окном зданий, как болтовня таксиста и звучавшая из динамиков в салоне такси бодрая музыка успешно разгоняли плохое настроение.
Из машины я выбрался около магазина с невзрачной вывеской «Булочная». Двери магазина то и дело открывались, через его порог переступали понуро смотревшие себе под ноги люди. Я тряхнул головой — прогнал навеянное погодой и городскими красотами уныние. Воспользовался подсказкой таксиста: свернул около магазина в узкий переулок, примыкавший к улице Плеханова. Неспешно зашагал вдоль мрачноватых фасадов домов по украшенному зеркалами-лужами тротуару. Витавшие в воздухе около «Булочной» запахи свежей выпечки постепенно сменялись ароматами мокрого камня, извести и совсем не уместным тут запашком бензина.
Дома в переулке прижимались друг другу, будто пугливые овцы. Только менявшийся внешний вид фасадов сообщал о том, что я прошёл мимо одного здания и подошёл к следующему. Я тут же отыскивал взглядом табличку с номером дома — убеждался, что иду в правильном направлении. Рассматривал фасады. Любовался потрескавшейся краской на деревянных оконных рамах (словно покрытых паутиной). Стирал с лица капли влаги. То и дело поворачивал голову, заглядывал в похожие на тоннели арки, что вели во дворы домов. В одну из таких арок-тоннелей я и свернул, когда прошёл мимо таблички с номером двадцать восемь.
Прошёл прорубленный в здании тоннель почти насквозь, остановился у входа во двор. Отметил, что дождевые капли и здесь тревожили поверхности луж. Усилившийся под аркой ветер взъерошил влажные волосы у меня на голове. Я снял рюкзак, вынул из него пистолет. Сунул холодный ПМ за пояс. Взглядом пробежался по дверям парадных (не подъездов, как в Москве). Заметил над ними почти стёртые, но пока ещё читаемые цифры — номера расположившихся в этих парадных квартир. Рядом с парадными мокли под дождём немногочисленные автомобили (я насчитал семь штук) — все, как один представители отечественных производителей.
Меня заинтересовал белый ВАЗ-2105 (брат близнец того автомобиля, на котором я в Москве проткнул покрышки). Потому что эта машина расположилась напротив парадной, где находилась квартира журналистки Александры Лебедевой (Саша вчера продиктовала мне именно этот адрес). И потому что окно в автомобиле со стороны водителя было приоткрыто. Из него вылетал сероватый дымок и устремлялся в направлении арки (я ещё у входа в арку почувствовал в воздухе запашок табачного дыма). Сидевшего в машине человека (или людей) я не рассмотрел. Но отметил, что у того (или у тех) был прекрасный обзор на пространство около двери Сашиной парадной.
Сразу я к Сашиной парадной не пошёл. Направился к противоположной от неё части этого мрачного двора, похожего на квадратное дно большого каменного колодца. Сделал небольшой крюк мимо замерших во дворе автомобилей. Убедился, что в салоне белого ВАЗ-2105 находился сейчас лишь один человек: он сидел на водительском кресле, курил. Я рассмотрел его причёску и очки, заметил ухо и на секунду мелькнувший кончик носа. Лишь после этого я направился к белым «Жигулям». Держался за пределами зоны обзора водителя «Жигулей». Ступал осторожно, чтобы звуки моих шагов не метались по двору, эхом отражаясь от стен и от окон домов.
Подошёл к машине, распахнул переднюю пассажирскую дверь, уселся в кресло. Уронил себе под ноги рюкзак. Направил ствол пистолета на удивлённое лицо водителя.
— Руки на руль, — приказал я. — Чтобы я их видел. Быстро!
Водитель вздрогнул. Он выполнил моё распоряжение. Выронил на пол ещё дымившуюся сигарету.
Я ухмыльнулся и сказал:
— Знакомое лицо. Ожидаемая встреча. Так и знал, что вы не оставите Лебедеву в покое.