Корректировщик. Блицкрига не будет!

1

Это был самый идиотский Новый год в моей жизни! На полном серьёзе! Ну, во-первых, я встречал его в поезде… Во-вторых: в компании очень прикольного дядьки, которого встретил там же. Короче, «полный аллес»! А ведь всё должно было быть совсем иначе. Весело, но торжественно. Ещё сегодня, то есть вчера, утром 31 декабря, мы, я и Галина, собирались на праздник к её родителям. Где и намеревались сообщить о будущей свадьбе.

А сейчас я сижу в пустом купе и пытаюсь осмыслить происходящее. Тишина в вагоне говорит о двух вещах: почти полном отсутствии пассажиров (ну какой чудак едет, куда бы то ни было, в новогоднюю ночь) – раз. И о полной отключке тех, кто всё-таки решился на это безумие – два. Мой ночной собутыльник сошёл где-то в Подмосковье, а поезд вот-вот прибудет на Киевский вокзал города Москвы.

Ну, приехали, блин. Это не о поезде, а о состоянии души. Нет, встречать Новый год за стаканом чая, ведя разговор о Великой Отечественной войне – это, доложу вам, что-то особенное. А начиналось с того, что в шесть, а может, в половину седьмого вечера, я поздравил с «наступающим» мебель в своей гостиной, подхватил куртку и шапку и рванул на вокзал. Ехать было всё равно куда, и в 21.00 я отправился в Москву. На границе Украины с Россией началось веселье. Надо было слышать, КАК я объяснял таможенникам, куда еду в такую ночь ВООБЩЕ без вещей и багажа.

Благо перед этим они неплохо «загрузились» в двух первых купе, где бузила компания, решившая именно так встретить Новый год. У тех, правда, всё было путём – водка, шампанское, закусь и прочее. Потом был дядька, ехавший в срочную командировку. Ну и я. Справедливо решив, что тут собрались явно «двинутые» люди, таможня, почти спокойно, дала «добро». Под словом почти имеется в виду купюра в 50 баксов. Деньги я всё-таки прихватил, додумался. Под штуку баксов, пару тысяч рублей и столько же гривен, авось пригодятся.

Вот после таможни «командировочный» товарищ и постучался в мою дверь. Звали его Григорий Вольфович, выглядел он приличным мужиком лет сорока-пятидесяти, хотя оказалось, что ему уже за семьдесят. Даже завидно стало. Время было к одиннадцати, и он предложил выпить чаю, для успокоения. Как полагается, сели, разложили, кто чем богат. И первый вопрос: «Как же это вас угораздило, в поезде, в праздник?»

Как, как…

Утро у нас с невестой было обычное. Встали в очень даже приподнятом настроении. Причём несколько раз… А во время завтрака всё неожиданно обрушилось. Галя сказала, как-то между прочим, что её отец собирается предложить мне «очень интересную работу». И что я просто обязан её принять. На тон я внимания не обратил. А вот зря… Вместо этого в шутку заметил, что за заботу заранее благодарен, а вот принять или нет, это мы решим после предложения.

И тут моя милая и ласковая разом превратилась в жуткую гарпию. Точнее, когда она вдруг принялась сдавленно орать, я впал в ступор. Потом возникло видение чудища, похожего на вампира, оборотня и дикобраза в одном флаконе. А уж то, что она кричала, окончательно привело меня в шок. То есть «тупой костолом» было одним из «нежных» эпитетов. Надо же, значит, я для неё – «тупой костолом»?!

Память скользнула глубже. Всегда, сколько себя помню, я хотел быть только офицером. Никаких тебе: доктором, космонавтом, актёром, милиционером, пожарником… Только офицером. В раннем детстве – офицером флота, как дед, погибший в 1942-м в Севастополе. А где-то лет с двенадцати – десантником. Уж и не помню, почему вдруг, любимый фильм «В зоне особого внимания» появился позже. Но – резкая смена моря на небеса. Тогда же я начал заниматься боксом и самбо, благо секций было много, и удалось найти не мешающие друг другу.

Резкое изменение в выборе приёмов боя произошло года через полтора. Тогда, возвращаясь домой через парк у ДК «ХЭМЗ», я увидел пятерых парней, «игравших» девочкой лет 14. Они её окружили и толкали друг другу, норовя что-нибудь порвать или сорвать. Судя по её лицу, это продолжалось уже довольно долго, целой одежды на ней почти не осталось. Но она молчала и пыталась сопротивляться. Слёзы текли, собираясь в углах сжатых губ, но ни звука.

Конечно, я «подписался». Обижать девчонок было «табу» даже у местной шпаны. Предложение оставить девушку в покое и валить восвояси принято парнями не было. Только переключило внимание двух из пяти на меня. Вначале. Правда, уже через минуту-две они осознали, что двое – это явно маловато, только траву помять и пыль собой подмести. Тогда девочку временно оставили в покое. Она, кстати, никуда не убежала, застыла на месте и смотрела.

При раскладе один к пяти мне пришлось туго. Знание приёмов самбо и бокса тут помогали мало. Вмешалась судьба в лице Виталия Витальевича, тогда тренера по дзюдо. Он быстро «успокоил» моих противников, а потом занялся нами: мной и девушкой. Его вмешательство спасло меня тогда от серьёзных травм и оказалось началом долгих отношений. Так я начал учиться у будущего создателя школы ниндзюцу в Харькове.

Его уроки здорово пригодились и потом. Я ведь поступил не куда-нибудь, а в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. Четыре года жизни, тяжёлой, но приносящей радость. Готовили нас серьёзно, учитывая опыт всех войн и вооруженных конфликтов за всю историю нашей армии, включая Афган. Потом выпуск, долгожданное звание «лейтенант», назначение командиром разведвзвода в 299-й гвардейский парашютно-десантный ордена Кутузова 3-й степени полк 98-й гвардейской воздушно-десантной Свирской Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии в Болграде. Счастье заниматься любимым делом и… 1991-й год. Конец.

Потом, после развала Союза и отказа присягать «незалэжной Украине» я вылетел из армии и в 25 лет остался не у дел. Именно он, мой учитель, мой сэнсэй, взял меня на работу. Это принесло успокоение, я не сорвался, не ушёл в киллеры, как многие наши ребята, а даже начал прилично зарабатывать. Отдельная «двушка», всё в ней – это результат работы «костоломом»!

Я вынырнул из воспоминаний. Галина уже не орала, а шипела. Видите ли, её отец, выдающийся «историк», весьма почитаемый нынешней властью, снизошёл до меня. Его работы по истории великой державы и «клятых москалей», которые её угнетали и унижали, сделали его богатым. А также желанным гостем в «западенських» верхах. И такой человек заботится о простом драчуне без «видов на будущее».

Ну, я тоже завёлся, сообщив своей ненаглядной, что именно я думаю о научной ценности трудов её папочки вообще и о последней его работе «Герои дивизии СС «Галичина» в борьбе с москалями» в частности. На этом наши отношения умерли, потому что в ответ я услышал, что мой отец – дурак, которому мозги промыли с детства. А он промыл их и мне, если было что промывать. Батя умер меньше года назад. Умер глупо. Просто никому в новой Украине не было дела до какого-то доктора наук, главного специалиста НПО и так далее и тому подобное… Ну, болеет шестидесятилетний мужик, ну пухнут руки и ноги, а и чёрт с ним, на «преднизолон» и нишкни. А это был инфаркт!

Чёрт! Видимо, всё это давно накапливалось, где-то в подсознании. Ощущение, что моя девушка воспринимает меня как удачное приобретение, не более. Симпатичный, вполне образованный, знает, как себя вести в обществе. При деньгах, хоть и небольших, но стабильно. Да ещё с отдельной жилплощадью. Короче, тюфяк с мускулатурой.

А главное: я это давно понял, только признаться сам себе боялся. Обидно всё-таки, я ведь её любил. Смешно: думаю о любви в прошедшем времени. Причём, как это ни прискорбно, в очень прошедшем. Короче, через двадцать минут, красная от бешенства и белая от ненависти и унижения Галина, с двумя, как попало набитыми чемоданами, стояла за порогом. Никаких слов типа «до свидания» или «давай остынем и поговорим спокойно» не было. Дверь закрылась – финита ля комедия.

Всё это я изложил Григорию Вольфовичу за чашкой чая. В прямом смысле слова. А дальше как-то переключились на историю. Её я любил всегда, а историю войны в особенности. Про 12 ночи, Новый год и прочие глупости мы забыли. Я, впервые за последние годы, встретил единомышленника. Он верил в то же, что и я, приводил схожие аргументы. Так мы и беседовали, перекидываясь датами, цифрами, именами и названиями, пока Вольфович не спохватился, что пора собираться на выход. Мы тепло попрощались, и я остался один. Дрыхнущая в первых купе компашка не в счёт.

От мыслей меня отвлёк сиплый голос проводника, который приполз объявить о скором прибытии на станцию. Собирать мне было нечего, и я молча смотрел на проплывающий пейзаж, слушая начавшийся шорох в вагоне. Вот замелькали городские строения, и поезд прибыл в город-герой Москву. Дождавшись, когда осоловелая братия выползла вон, я тоже вышел в тамбур. Глянул на здание вокзала и спрыгнул на перрон.

В этот момент на меня и обрушилась пустота. Ни одного проблеска света. Ни одного звука. Я исчез, растворился, осталась лишь тьма. Спустя какой-то промежуток времени появился голос. Он звучал не в ушах, уши были по-прежнему, будто ватой набиты. Он резонировал в костях черепа, заполняя его целиком. Наверное, это тоже был язык, странный, но со своей мелодией. Потом прорезались слова, которые я понял. Кто-то приказывал задействовать защиту объекта, включая область регенерации и восстановления утраченных функций. Потом тьма сменилась вспышкой сверхновой. Причём этой сверхновой был я сам, разлетевшийся в астральную пыль.