Благословенный. Книга 5

Глава 16

Как мы и предполагали вначале, демонстрация наших сил в Литве имела успех; опасаясь за судьбу Кенигсберга, берлинский кабинет расквартировал в Восточной Пруссии 60-ти тысячную армию под командованием герцога Брауншвейгского. Ещё 55 тысяч под началом принца Гогенлоэ находилось в районе Варшавы. Также у них имелось два отдельных корпуса — один «обсервационный» под командованием Людвига Прусского, дальнего родственника короля, дислоцированный под Тильзитом, и находившиеся на территории Шлезвиг-Гольштейна силы под командованием генерала Рюхеля.

Престарелый герцог Карл Брауншвейгский был племянником и соратником Фридриха Великого по Семилетней войне, в течение которой он, в отличие от своего патрона,почти ни в чем не имел удачи. Он был остроумен, отличался военным опытом и знаниями, но уже был стар и дряхл. В компании против революционной Франции герцог тоже не показал блестящего результата; имея все возможности разгромить ослабленную революционной анархией французскую армию под Вальми, он ограничился там парой стычек и вялой артиллерийской перестрелкой. В теории, та битва окончилась «вничью», но на деле французы были воодушевлены «победой», особенно после того, как пруссаки покинули поле боя. Тем не менее, герцог пользовался авторитетом в прусской армии, являясь старейшим ее фельдмаршалом, да к тому же, будучи суверенным правителем собственного герцогства, имел право на собственную дипломатическую деятельность и был хорошо осведомлен в европейских делах и известен при всех дворах. Большой опыт в вождении войск, боевой опыт, личная храбрость, живой ум, спокойствие в минуту опасности — все эти свойства, в сочетании с прирожденной ловкостью, при обыкновенных условиях дали бы превосходного командующего. Но для главнокомандующего всей армией требуется уверенность в себе и полнота власти; первой он сам лишил себя, вторую не сумел вырвать у других.

Король Фридрих-Вильгельм III назначил герцога главнокомандующим всей армии, но при этом сам выехал к войскам в сопровождении генерала Фуля, известного тупоумием кабинетного учёного. Такую расстановку фигур надо признать очень неудачным сочетанием, — мне было прекрасно известно, что именно в таком положении находилась русская армия, проигрывая сражение под Аустерлицем. Таким образом, король поставил его во главе всей армии, но только номинально. Кроме того, вся армия была разбита на две части, и хотя принц Гогенлоэ был подчинен герцогу, как главнокомандующему, но его честолюбие явно не смирилось бы с такими ограничениями. Такое совершенно необычное разделение сил, действовавших на одном и том же театре, в деле, требующем строгого единоначалия, на две армии очевидно должно было еще ослабить и без того слабое командование и привести к опасному нарушению единства действий.Людвиг Прусский, гуляка и плейбой, тоже не питал особого пиетета к престарелому фельдмаршалу; генерал Рюхель, бывший издавна врагом герцога, командовал третьей — резервной — армией и в силу своего влиятельного личного положения также был склонен вести себя довольно независимо.

Таким образом, герцог Брауншвейгский принял главное командование, не пользуясь непререкаемым авторитетом и полнотой власти. Другой бы на его месте поставил вопрос ребром: или дайте мне необходимые полномочия, или я ухожу в отставку. В известной мне истории так поступил Наполеон во время Итальянской компании; но для этого у престарелого герцога безусловно не хватало мужества. Его несчастная кампания в 1792 году и не имевший успеха поход 1793 года подорвали его веру в свои силы; поэтому он не был склонен взять в свои руки кормило правления.

Командовавший Второй Армией принц Гогенлоэ, по разведывательным данным, был очень добродушным, бодрым, деятельным человеком, главной отличительной чертой которого было честолюбие. Однако последнее его качество подкреплялось только известным воодушевлением и личной храбростью, но отнюдь не выдающимся умом. Он много читал, но так и не выработал в себе способности самостоятельно мыслить; в молодости ему довелось повоевать, но с тех пор он учился и воспитывался только на парадах, что при заурядном уме не могло привести ни к какому иному результату, кроме как к убеждению, будто хорошо наступающими уступами боевого порядка и поочередной стрельбой батальонов можно разбить любого противника. На это накладывался солидный возраст: 64 года — очень немало для военного человека.

Таковы были противники Суворова и Наполеона.

Без шансов.

Как требовал того план Бонапарта, мы разделили наши войска на две части. Первая Армия под командованием графа Суворова находилась на побережье Балтийского моря, угрожая Кенигсбергу. Наши силы постоянно демонстрировали готовность вторгнуться в пределы Восточной Пруссии, создавая своими демонстрациями преувеличенные представления о наших силах на этом направлении. Крупные силы казаков и улан постоянно вторгались на прусскую территорию, разоряя фольварки, совершая стремительные рейды и тревожа прусские войска на их зимних квартирах. Эта активность, грозная репутация возглавлявшего русскую армию полководца, заставляли пруссаков нервничать, собирать в Пруссии силы и активно восстанавливать приграничные крепости.

Вторая армия представляла собою в основном польские войска, целый год тренируемые Суворовым под Уманью. Теперь же под командованием Костюшко они выдвигались в общем направлении на Белосток, ожидая восстания в Варшаве.

Итак, пруссаки считали, что все силы русских сосредоточены на севере. Никто из прусских командующих и предположить не мог, что под началом Александра Васильевича осталось не более 20-ти тысяч войск, а основные силы армии во главе с Бонапартом в это самое время ускоренным маршем двигаются через Лиду, Новогрудок и Слоним на Брест-Литовск, для последующего броска на Варшаву. Марш был организован по-суворовски чётко, но с некоторыми усовершенствованиями, внесёнными по результатам учений. Так, основная масса конницы, чтобы не забивать место пехоты, была пущена вперёд или двигалась вне дорог; вперёд высылались отряды сапёров, заранее чинившие переправы, сносившие мешающие проходу изгороди вдоль дорог, ставившие дорожные знаки и регулировщиков. Большая часть запасов была вынесена вперёд, и солдаты получали на привале уже готовую горячую пищу.

Между тем вторая прусская армия, получив из Кенигсберга указание произвести демонстрацию, пересекла границу с Россией и двинулась по дороге на Несвиж. Тем самым принц Гогенлоэ собирался разгромить военные магазины и заставить Суворова отвлечь силы на это направление. Разумеется, он не знал, что именно в этот район двигаются одновременно 35-тысячная армия Тадеуша Костюшко, 45-тысячная армия Бонапарта и, из глубины страны — корпус генерала Дельфердена.

Встреча сторон произошла 21 октября, во второй половине дня, под местечком Ружаны. Основные события развернулись между этим городком и селом Ворониловичи, на обширном со всех сторон окружённом лесами заболоченном поле. Армия Костюшко двигалась к Ружанам по северо-восточной дороге. Его силы насчитывали семь пехотных, три егерских и два гренадёрских полка, два уланских и гусарский полк — итого 30 тысяч пехоты и 5 тысяч кавалерии при 60-ти орудиях. Выдвинутые вперёд разъезды обнаружили прусских гусар и сумели взять «аманатов». Вскоре Костюшко уже знал, что навстречу идёт Вторая прусская армия Гогенлоэ. Он тут же начал разворачивать свои силы фронтом на юго-запад и устраивать две батареи.

Прусский авангард генерала фон Теплица подошёл с юго-запада; пройдя большой лес, пруссаки обнаружили стоящие в Ружанах польские силы, незадолго до этого подошедшие с северо-востока.

Хотя встреча двух армий оказалась неожиданной для обеих сторон, и день уже клонился к закату, разгорелся жаркий бой. Развернув свои силы, Гогенлоэ бросил вперёд авангард под командованием генерала фон Клейста. Пруссаки держались за фридриховское наследие; наступали, как в Семилетнюю войну, «уступом», выстраивали все батальоны в линию и практиковали залповый огонь побатальонно (очень трудное для обучения и сомнительное в плане точности стрельбы дело). Костюшко, чьи части были обучены воевать по суворовским наставлениям, выслал вперёд завесу из стрелковых батальонов; за ними выстроились ротные колонны, ведшие «батальный», то есть беглый огонь. Правым его флангом командовал Понятовский, левым — русский генерал Дохтуров, а центр построения возглавлял сам командующий. Понимая, что прусские силы далеко превосходят его численно, Костюшко действовал оборонительно, приказав устроить на подходящих возвышенностях два батарейных редута. Прямо на глазах наступающих пруссаков поляки установили туры и засыпали их землёй, несказанно изумив этим вражеских офицеров.

Вскоре началась артиллерийская перестрелка. Грохот залпов разорвал сонную тишину литовского захолустья; из-за холодный сырой погоды пороховой дым низко стелился по земле, скрывая войска плотной завесой.

Прусские линии, медленно наступавшие ровным монолитным фронтом, постоянно останавливавшиеся для выравнивания рядов, оказались под интенсивным обстрелом польских стрелковых батальонов и орудий полевой артиллерии. Неся страшные потери, прусские войска дисциплинированно приблизились вплотную к польским позициям и бросились на штурм батарей. Казалось, победа Гогенлоэ близка, как вдруг возле брустверов польских батарей взметнулись вверх огромные султаны дыма и комьев земли. Артиллеристы подорвали заложенные перед батареей картечные фугасы, а затем дали залп в упор.

Затем вперёд двинулись ротные колонны польской линейной пехоты, нанеся по расстроенным прусским линиям сильнейший контрудар. Первый эшелон пруссаков бежал с поля боя, преследуемый русскими гусарами Сумского полка. Спасая своих бегущих солдат, принц Гогенлоэ бросил в контратаку два полка потсдамских кирасиров. Гусары, прекратив преследование, легко избежали столкновения с тяжёлой конницей немцев и вернулись на исходные позиции. Кирасиры обратились против польской пехоты тотчас же выстроившей каре. Понеся потери от оружейного огня и не прорвав ни одно из них, кирасиры были вынуждены отступить с поля боя.

Обе стороны были готовы продолжать битву, но густой пороховой дым в безветренном воздухе и быстрая осенняя тьма развели стороны по своим лагерям.

Несмотря на неудачу атаки в штабе Гогенлоэ царило приподнятое настроение. Стало очевидно, что поляки находятся в численном меньшинстве и, вероятнее всего, ночью отступят. А в это время в лагере Костюшко люди с суровой решимостью готовились к следующему дню, понимая, что для многих он станет последним.

Т ем временем в 40 верстах северо-западнее.

— Как вы думаете, где это, господа?

Генерал Бонапарт, остановив лошадь на вершине пологого холма, привстал в стременах, чутко прислушиваясь к гремевший вдали канонаде. Ноздри его тонкого носа возбуждённо раздувались, как у почуявшей зайца гончей.

Генерал Толь, начальник штаба второй русской армии, оглянулся на адъютанта Аркадия Суворова.

— Достаньте шумопеленгатор!

Поручик тотчас открыл притороченный к седлу чемодан, в котором лежала странного вида штука: две слуховые трубы, устроенные так, что одеваются на голову одновременно.

Передав устройство генералам, Суворов отвёл подальше их лошадей, чтобы они не мешали наблюдениям.

Толь натянул на голову это нелепое приспособление, сразу же став похожим на появившуюся недавно в Петербурге детскую игрушку со странным названием «Чебурашка». Вставив наушники, он зажмурился, прислушиваясь к отдалённым раскатам орудийных залпов.

— Кажется, вон там — наконец произнес он, указывая наиболее вероятное, по его мнению, направление источника этого грохота.

— Вы полагаете? — с сомнением спросил Николай Карлович. — Ежели судить по всем данным, то это должно происходить под Ружанами, вон там!

— Думаю, звук идёт оттуда — не очень уверенно произнёс Карл Фёдорович, снова замирая и прислушиваясь.

— Позвольте мне! — Бонапарт сдёрнул с головы двууголку и споро натянул «шумопеленгатор» на себя, тотчас же почему-то став похож на вампира.Некоторое время он старательно прислушивался, затем с досадой стянул «чебурашку» со своей головы.

— Ерунда какая-то! Ça fait shier! Sac merde! * Аркадий Александрович, уберите это и больше никогда не показывайте мне. Можете сделать себе из этой штуки фагот — вы же всегда хотели музицировать?

Вскочив обратно на лошадь Бонапарт произнес:

— в любом случае не стоит терять время! Мы пошлём двух адъютантов. Вы, Аркадий, поедете в Ружаны, а капитан Мещеряков пусть едет направлении на Слоним. Возьмите с собой ещё пару человек из моего штаба и несколько кавалеристов. Ваша задача заключается в том, чтобы отыскать армию Костюшко, уведомить его, что мы находимся примерно в 40 верстах, что ему следует отступать на северо-восток, в то время как мы будем двигаться на юго-запад. К концу следующего дня мы сможем выйти противнику во фланг и тыл и сокрушить его. Его задача продержаться до конца следующего дня и не дать себя разбить. Объясните ему, что для принца Гогенлоэ мы станем молотом, а его войска — наковальней! Отправляйтесь немедленно — время не ждёт.

— Слушаюсь, генерал! — отвечал поручик Суворов и, приложив два пальца к козырьку кивера, отправился в штаб собирать рекогносцировочную команду.

Генерал Бонапарт проводил его хмурым взглядом.

— Чувствую, что мы не успеем… Слишком далеко! Он найдёт поляков только под утро, когда отступать будет уже поздно.

— И что же прикажете делать? — спросил Карл Фёдорович.

Николай Карлович несколько мгновений молчал, обдумывая сложившееся положение. Оба генерала прекрасно понимали, что завтрашний день грозит армии Костюшко поражением, возможно — полным разгромом. В этом случае Вторая армия окажется лицом к лицу с превосходящими силами противника, а поляки непременно запишут этот день в копилку своих национальных обид, вообразив, что русские сознательно подставили их под прусский удар.

— Пожалуй выход только один, — наконец произнес Бонапарт. — Мы должны перебросить им в помощь все свои подвижные соединения!

Карл Фёдорович понимающе кивнул. Такой вариант развития событий отрабатывался на «командно-штабных играх» в Таврическом дворце. Если одна армия не успевает подать другой помощь своими пехотными соединениями, то она выделяет подвижный резерв. Вперёд уходит вся кавалерия и драгуны; с обозных повозок снимаются все грузы в них садятся солдаты самых лучших полков и отправляются следом. Такая операция позволит русским войскам явиться на поле боя не к концу дня, а примерно после обеда. Правда, лошади кавалерии будут утомлены, а обозные повозки смогут перебросить не более 4-х полков, но они, появившееся в решающий момент на поле боя, могут если не переломить, то хотя бы спасти ситуацию.

Вернувшись в штаб, Бонапарт провёл короткое совещание, решая, какие полки будут выделены в подвижный авангард и кто его возглавит. К счастью, русская армия располагала мощным кавалерийским крылом — двенадцать полков и семь отдельных дивизионов; также имелось целых три дивизиона конной артиллерии — всего 54 четверть-и-полупудовых единорога.

Довольно долго решали, какие полки будут погружены в телеги. Лесистая местность предполагала использование егерей, но для контратак по наступающим прусакам больше пригодились бы гренадёры. В итоге выделили два егерских (11-и и 20-й,), а также Костромской линейный и Гродненский гренадёрский полк. Разгрузив телеги, посадили солдат, и в 3 часа ночи они уехали во тьму.

Командование этим отрядом генерал Бонапарт доверил молодому военачальнику графу Остерману-Толстому. Несмотря на юный возраст, он уже успел отличиться во многих компаниях, включая и участие в достославном штурме Измаила. Тогда он участвовал в совершенно невозможном предприятии; теперь же ему предстояло его возглавить.

* — sac merde! * — собачье дерьмо