Пролог

Если начало мудрости лежит в осознании того, что мы ничего не знаем, то начало понимания заключено в осознании того, что все в мире существует, подчиняясь одной-единственной правде: большое состоит из малого.

Капли чернил превращаются в буквы, буквы – в слова, слова образуют предложения, а предложения объединяются, чтобы выразить мысль. Точно так же из семян рождаются растения, а стены строятся из множества камней. То же самое можно сказать и про человечество – традиции и обычаи наших предков, соединяясь вместе, дают начало нашим городам, истории и образу жизни.

Этому закону подчиняется все: будь то мертвый камень, живая плоть или бушующее море; будь то время застоя или события грандиозных масштабов, ярмарочные дни или отчаянные сражения. Большое состоит из малого.

Значение этого закона огромно, хотя и не всегда очевидно.

Из записок Гая Секундуса, Первого консула Алеры

Ветер завывал над пологими, поросшими редкими деревьями холмами земель, принадлежащих маратам. Он гнал перед собой шершавые хлопья снега, и, хотя Единственный летел высоко в небе, тучи скрывали его лицо.

Китаи впервые с тех пор, как наступила весна, замерзла. Она повернулась и, прищурившись, посмотрела назад, прикрыв глаза рукой от мокрого снега. Она была в короткой набедренной повязке и поясе, на котором висели нож и охотничья сумка, – и все. Ветер швырял ей в лицо пряди густых белых волос, и их цвет сливался с цветом падающего снега.

– Поторопись! – крикнула она.

В ответ раздалось глухое ворчание, а в следующее мгновение появился гаргант по кличке Ходок. Он был громаден по сравнению со своими сородичами, его рост в холке был равен росту двух мужчин. Его косматая зимняя шкура, густая и черная, защищала его от холода, и он не обращал внимания на снег. Когти, каждый больше алеранской сабли, легко вгрызались в замерзшую землю.

Отец Китаи, Дорога, в набедренной повязке и выцветшей алеранской рубашке красного цвета, сидел на спине гарганта, спокойно покачиваясь на чем-то вроде седла – замысловатой конструкции, сплетенной из веревок, грубо свитых из волос гарганта. Грудь, руки и плечи Дороги были такими мощными, что ему пришлось оторвать от рубашки рукава. Но поскольку он получил рубашку в подарок, выбросить ее было бы невежливо, поэтому он сплел из рукавов веревку и надел ее на лоб, чтобы в глаза не лезли волосы, такие же белые, как у дочери.

– Мы должны спешить, потому что долина может от нас убежать. Наверное, нам следовало остаться с подветренной стороны.

– Если ты думаешь, что это смешно, так ты ошибаешься, – заявила Китаи, наградив сердитым взглядом отца, который решил пошутить.

Дорога улыбнулся, и морщины на его широком квадратном лице стали заметнее. Ухватившись за седельную веревку гарганта, он с ловкостью, неожиданной для его могучего тела, соскользнул на землю. Затем он хлопнул рукой по передней ноге Ходока, и тот мирно улегся, не переставая жевать траву.

Китаи повернулась и прошла вперед, навстречу ветру, и, хотя ее отец не издал ни звука, она знала, что он идет за ней.

Через пару мгновений они достигли края утеса, и их глазам открылся огромный провал, дно которого сплошь поросло деревьями. Снег мешал как следует разглядеть его, и лишь между порывами ветра удавалось увидеть тропинку, ведущую к основанию утеса.

– Смотри, – сказала она.

Дорога встал рядом и рассеянно обнял дочь за плечи здоровенной ручищей. Китаи ни за что на свете не позволила бы отцу увидеть, что она дрожит, по крайней мере не во время самого обычного снегопада, но она все равно к нему прижалась, безмолвно поблагодарив за тепло. Она наблюдала, как ее отец всматривался вниз, дожидаясь, когда ветер на время стихнет и он сможет рассмотреть место, которое алеранцы называли Восковым лесом.

Китаи закрыла глаза, вспоминая это место. Мертвые деревья в несколько слоев покрывал кроч – густое, вязкое вещество, словно Единственный залил воском множество свечей. Кроч был в провале везде, включая землю и бóльшую часть склонов. Тут и там птицы и животные были запечатаны в нем и лежали не шевелясь, пока не становились мягкими и не распадались на части, точно мясо, сваренное на небольшом огне. Бледные существа размером с собаку, прозрачные, похожие на пауков, со множеством лап, почти невидимые, прятались в кроче, в то время как другие бродили по лесу, безмолвные, быстрые и совершенно чуждые.

Китаи вздрогнула от этого воспоминания, но тут же прикусила губу, заставив себя снова замереть на месте. Она подняла голову и взглянула на отца, но он смотрел вниз и сделал вид, будто ничего не заметил.

На памяти ее народа этот провал никогда не покрывался снегом. Там всегда, даже зимой, было тепло, словно кроч, подобно громадному диковинному зверю, согревал воздух теплом своего тела.

Теперь же в Восковом лесу царили лед и гниение. Старые мертвые деревья были покрыты чем-то коричневым и мерзким, похожим на смолу. Земля замерзла, хотя тут и там виднелись участки сгнившего кроча. Несколько деревьев лежали на земле, а в центре леса упал и развалился курган. От него исходило столь мерзкое зловоние, что Китаи и ее отец почувствовали его даже на расстоянии.

Дорога еще некоторое время не шевелился, а затем сказал:

– Нам нужно спуститься и выяснить, что произошло.

– Я уже выяснила, – сказала Китаи.

– Делать это в одиночку было глупо, – нахмурившись, сказал ее отец.

– Из нас троих, находящихся здесь, кто чаще остальных спускался вниз и возвращался оттуда живым?

Дорога фыркнул, и его темные глаза потеплели.

– Может, ты и права. – Улыбка погасла, когда ветер и мокрый снег снова скрыли провал от их глаз. – И что ты обнаружила?

– Мертвых Хранителей, – ответила она. – Мертвый кроч. Тепла нет. Ничто не двигается. Хранители превратились в пустые оболочки. Кроч рассыпáлся в пыль, когда я к нему прикасалась. – Она облизнула губы. – И кое-что еще.

– Что?

– Следы, – тихо ответила она. – Ведущие прочь с дальней стороны. На запад.

– Какие следы? – проворчал Дорога.

Китаи покачала головой:

– Старые. Может, мараты или алеранцы. Рядом с ними я нашла много мертвых Хранителей. Словно они маршировали и умирали один за другим.

– Чудовище направляется в сторону алеранцев! – прорычал Дорога.

Китаи кивнула, и на ее лице появилось беспокойство.

Дорога посмотрел на нее и спросил:

– Что еще?

– Его сумка. Рюкзак, который мальчишка из долины потерял в Восковом лесу во время нашего состязания. Я нашла его на тропе рядом с последними мертвыми пауками, на нем еще оставался его запах. Начался дождь. И я потеряла след.

Лицо Дороги потемнело.

– Мы расскажем хозяину долины Кальдерон. Это может ничего не значить.

– А может значить. Я пойду, – сказала Китаи.

– Нет, – заявил Дорога.

– Но, отец…

– Нет, – повторил он жестче.

– А что, если оно его ищет?

Ее отец помолчал немного, а потом ответил:

– Твой алеранец умный. Быстрый. И в состоянии о себе позаботиться.

– Он маленький. И глупый. И ужасно меня раздражает, – с хмурым видом возразила Китаи.

– Храбрый. Бескорыстный.

– Слабый. У него даже нет колдовства его народа.

– Он спас тебе жизнь, – напомнил ей Дорога.

Китаи нахмурилась еще сильнее:

– Да. Он меня раздражает.

– Даже лев сначала бывает детенышем, – улыбнувшись, сказал Дорога.

– Я могла бы сломать его пополам! – прорычала Китаи.

– Сейчас – возможно.

– Я его презираю.

– Сейчас – возможно.

– Он не имел права.

– Это не ему было решать, – покачав головой, сказал Дорога.

Китаи сложила руки на груди и заявила:

– Я его ненавижу.

– И поэтому хочешь предупредить его об опасности.

Китаи покраснела так сильно, что краска залила ее щеки и шею. Ее отец сделал вид, будто ничего не заметил.

– Сделанного не воротишь, – сказал он, повернулся к дочери и положил свою громадную руку на ее щеку, затем наклонил голову, разглядывая ее. – Мне нравятся его глаза, когда он на тебя смотрит. Они точно изумруды. Или молодая трава.

Китаи почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы. Она закрыла их и поцеловала руку отца:

– Я хотела лошадь.

Дорога громко, раскатисто расхохотался:

– Твоя мать хотела льва, а получила лиса. Она никогда об этом не жалела.

– Я хочу, чтобы это ушло.

Дорога, продолжая обнимать Китаи, зашагал к гарганту.

– Это не уйдет. Ты должна встать на стражу и наблюдать.

– Я не хочу.

– Так принято у нашего народа, – напомнил ей Дорога.

– Я не хочу.

– Упрямое отродье. Ты останешься здесь до тех пор, пока в голове у тебя не прояснится.

– Я не отродье, отец.

– А ведешь себя именно так. Ты останешься с Сабот-га.

Они подошли к гарганту, и Дорога без видимого усилия подбросил дочь вверх по седельной веревке.

Китаи забралась на широкую спину Ходока.

– Но, отец…

– Нет, Китаи. – Он устроился позади нее и щелкнул языком. Гаргант спокойно поднялся и начал пятиться по тропе, по которой они сюда пришли. – Тебе запрещено туда идти. Это решено.

Китаи молча ехала, сидя за спиной отца, повернув голову на запад и подставив ветру встревоженное лицо.

Старая рана Майлса болезненно ныла, когда он тяжело спускался по винтовой лестнице в глубины земли под дворцом Первого консула, но он не обращал на нее внимания. Постоянная пульсирующая боль в левом колене занимала его не больше, чем уставшие ноги или натруженные за целый день тяжелых тренировок мышцы плеч и рук. Он о них не думал, и его лицо оставалось холодным и неумолимым, как видавший виды меч на поясе.

Все это беспокоило его гораздо меньше, чем предстоящий разговор с самым могущественным человеком мира.

Майлс добрался до комнатки у основания лестницы и взглянул на свое искаженное отражение в тщательно отполированном щите, висящем на стене. Он поправил свой красный с синим плащ – это были цвета Коронной гвардии – и попытался пригладить всклокоченные волосы.

Рядом с закрытой дверью на скамейке сидел юноша, почти мальчик, нескладный и долговязый, совсем недавно переставший расти, в слишком коротких брюках и куртке, из которых торчали лодыжки и запястья. Темные волосы падали на лицо, на коленях лежала раскрытая книга. И хотя палец его уткнулся в строку, он явно спал.

Майлс остановился и пробормотал:

– Студент.

Мальчик дернулся, и книга упала на пол. Он выпрямился, заморгал и, заикаясь, пробормотал:

– Да, господин… что… ах да.

Майлс положил руку ему на плечо, прежде чем тот успел вскочить.

– Полегче, приятель. Итоговые экзамены на носу, да?

Мальчик покраснел и, опустив голову, наклонился, чтобы поднять учебник.

– Да, дон Майлс. А мне в последнее время не удается выспаться.

– Я знаю, – ответил Майлс. – Он все еще там?

Мальчик снова кивнул:

– Насколько мне известно. Мне сообщить о вас?

– Пожалуйста.

Тот встал, расправил серую форму студента и поклонился. Затем тихонько постучал в дверь и открыл ее.

– Принцепс, – сказал он, – к вам пришел дон Майлс.

Наступило долгое молчание, затем мягкий голос ответил:

– Спасибо, студент. Пусть войдет.

Майлс вошел в покои для медитаций Первого консула, а мальчик закрыл за ним звуконепроницаемую дверь. Майлс опустился на одно колено и склонил голову, дожидаясь, когда Первый консул обратит на него внимание.

Гай Секстус, Первый консул Алеры, высокий мужчина с суровым лицом и усталыми глазами, стоял посреди выложенного плиткой пола. Хотя обладание водяными фуриями позволяло Гаю выглядеть так, будто ему около сорока лет, Майлс знал, что ему почти в два раза больше. Его волосы, когда-то темные и роскошные, за последний год заметно поседели.

На плитках под ногами Гая переливались разные цвета, возникали и пропадали постоянно меняющиеся картины. Майлс узнал часть южного побережья Алеры, возле Парсии, изображение замерло на мгновение, и тут же на его месте появились горные пустоши, находившиеся на дальнем севере, у Защитной стены.

Гай покачал головой и, помахав рукой в воздухе перед собой, пробормотал:

– Хватит.

Цвета погасли, и плитки превратились в самые обычные серые плитки пола. Гай повернулся и, тяжело вздохнув, опустился в кресло, стоявшее у стены.

– Что-то ты сегодня поздно не спишь, дон.

Майлс встал:

– Я был в цитадели и решил поздороваться с вами, принцепс.

– Ты спустился на пятьсот ступенек, чтобы со мной поздороваться? – удивленно спросил Гай.

– Я их не считал, правитель.

– И если я не ошибаюсь, тебе предстоит на рассвете провести инспекцию командования нового легиона. У тебя почти не осталось времени на сон.

– Да. Почти так же мало, как и у вас, принцепс.

– Ха, – только и сказал Гай, затем потянулся и взял со стола, стоявшего возле кресла, бокал вина. – Майлс, ты солдат, а не дипломат. Говори, что тебя привело сюда.

Майлс вздохнул и кивнул:

– Спасибо. Вы мало спите, правитель. На церемонии открытия Зимнего фестиваля вы будете выглядеть так, будто вас пожевал гаргант. Вам пора в постель.

Первый консул махнул рукой:

– Может, скоро я туда отправлюсь.

– Нет, Секстус, вам не удастся от меня отмахнуться. Вы проводите здесь каждую ночь вот уже три недели, и это становится заметно. Вам необходимы теплая постель, нежная женщина и отдых.

– К сожалению, я вряд ли получу что-нибудь из твоего списка.

– Проклятье, – заявил Майлс, сложив на груди руки и расставив ноги. – Вы – Первый консул Алеры и можете получить все, что пожелаете.

В глазах Гая промелькнула тень удивления, приправленного гневом.

– Моя постель вряд ли будет теплой, пока в ней находится Кария. Майлс, ты же знаешь, какие у нас отношения.

– А чего вы ожидали? Вы женились на глупом ребенке, Секстус. Она думала, будто ей предстоит эпический роман, а обнаружила, что получила вместо прекрасного принца высушенного старого паука, интересующегося только политикой.

Гай поджал губы, и теперь гнев в его глазах было уже ни с чем не спутать. Каменный пол у него под ногами заволновался, и стол рядом с креслом покачнулся.

– Как ты смеешь так со мной разговаривать?

– Так вы приказали мне, принцепс. Но прежде чем вы меня прогоните, подумайте хорошенько. Если бы я не был прав, разве мои слова вызвали бы у вас такой гнев? Если бы вы так не устали, показали бы вы мне, что мои слова вас разозлили? Вы сумели бы это скрыть.

Пол успокоился, и взгляд Гая стал еще более усталым, но менее сердитым. Майлс почувствовал, как его охватывает разочарование. В прежние времена Первый консул так легко не поддался бы усталости.

Гай сделал еще глоток вина и сказал:

– А что, по-твоему, я должен сделать, Майлс? Скажи мне.

– Постель, – ответил Майлс. – Женщина. Сон. Фестиваль начинается через четыре дня.

– Кария не оставляет свою дверь открытой для меня.

– В таком случае заведите любовницу, – сказал Майлс. – Проклятье, Секстус, вам нужно расслабиться, а державе нужен наследник.

– Нет, – поморщившись, сказал Первый консул. – Возможно, я себя плохо вел с Карией, но я не стану унижать ее и заводить любовницу.

– Тогда добавьте в ее вино афродин и хорошенько ее отделайте, вы же мужчина.

– Я и не знал, что ты такой романтик, Майлс.

Тот фыркнул:

– Вы так напряжены, что воздух вокруг вас трещит, когда вы шевелитесь. А стоит вам пройти по комнате, как огонь в камине разгорается в два раза сильнее. Даже фурия столицы чувствует это, а вам совсем не нужно, чтобы консулы, которые приедут на фестиваль, догадались, что вас что-то беспокоит.

Гай на мгновение уставился в свой бокал с вином, а потом сказал:

– Ко мне снова вернулись те сны, Майлс.

Беспокойство пронзило Майлса, точно физическая боль, но он постарался скрыть его и не показать своих чувств Первому консулу.

– Сны. Вы же не ребенок, чтобы бояться снов, Секстус.

– Это больше чем обычные кошмары, Майлс. Рок посетит Зимний фестиваль.

Майлс заставил себя заговорить так, чтобы в его голосе прозвучало презрение:

– Вы стали предсказателем, принцепс, вы предвидите смерть?

– Не обязательно смерть, – ответил Гай. – Я употребил старое слово. Рок. Судьба. Фатум. Вместе с приближением Зимнего фестиваля к нам приближается Рок, и я не могу разглядеть, что прячется за его спиной.

– Нет никакой судьбы, – заявил Майлс. – Ваши сны начались два года назад, но государство продолжает существовать, и никакие силы его не уничтожили.

– Благодаря одному упрямому подпаску и отваге ополченцев. Мы чудом спаслись. Но если тебе не подходит слово «судьба», можешь назвать это моментом отчаяния, – сказал Гай. – История полна такими мгновениями, когда судьбы тысяч людей находятся в равновесии, которое легко нарушить в ту или иную сторону руками и волей тех, кто готов это сделать. Трагический час приближается. Нынешний Зимний фестиваль изменит путь государства, и будь я проклят, если я знаю как. Но это грядет, Майлс. Оно приближается.

– В таком случае мы с этим справимся, – сказал Майлс. – Но будем разбираться с проблемами по очереди.

– Именно, – сказал Гай, встал со своего кресла и вернулся на мозаичные плитки, позвав за собой Майлса. – Давай я тебе покажу.

Майлс нахмурился, глядя, как Первый консул снова провел рукой над плитками. Он ощутил едва уловимый шепот силы, струящейся сквозь плитки, фурии со всех концов страны ответили на призыв Первого консула. На полу появилась созданная фуриями разноцветная карта, и вскоре у Майлса возникло ощущение, будто он превратился в великана, стоящего над призрачным образом цитадели Алеры – столицы государства Алера. У него закружилась голова, когда картинка затуманилась и помчалась на запад, в сторону великолепной холмистой долины Амарант, перебралась через Черные холмы к побережью. Она стала ярче, четче, превратившись в живое изображение моря, где бушевал яростный шторм.

– Вот, смотри, – сказал Гай. – Восьмой ураган за эту весну.

Майлс помолчал несколько мгновений, а потом вздохнул:

– Ужасный.

– Да. Но еще не самый худший. Они делают их все страшнее и страшнее.

Майлс резко вскинул голову и посмотрел на Первого консула:

– Кто-то напускает на нас эти штормы?

Гай кивнул:

– Думаю, шаманы канимов. Прежде они никогда не демонстрировали такой силы на море. Посол Варг, естественно, все отрицает.

– Лживый пес, – возмутился Майлс. – А почему бы вам не попросить помощи у консулов побережья? Если объединить усилия нескольких заклинателей ветра, можно остановить штормы.

– Они уже нам помогают, – тихо ответил Гай. – Хотя и не знают этого. Я ломал шторму хребет и давал консулам возможность защищать свои территории, когда шторм становился управляемым.

– Тогда попросите дополнительной помощи, – предложил Майлс. – Не сомневаюсь, что Рива и Пласида смогут отправить в прибрежные города рыцарей Воздуха.

Гай взмахнул рукой, и карта затуманилась, а на полу появилось изображение северных провинций государства и надежная гладкая каменная Защитная стена. Майлс нахмурился и наклонился, вглядываясь в картинку. На расстоянии нескольких миль от Стены он увидел движущиеся фигурки, окутанные покрывалом тонкого снега. Он попытался их сосчитать, но быстро сообразил, что их там слишком много.

– Ледовики. Но они же много лет вели себя тихо!

– Теперь это не так, – сказал Гай. – Они собираются в огромных количествах. Антилла и Фригия уже отразили два нападения на Защитную стену, но ситуация с каждым днем ухудшается. Весенняя оттепель задержалась, и нас ждет плохой урожай. Значит, южане будут рассчитывать, что города, расположенные вдоль Защитной стены, помогут им с продовольствием, а учитывая нынешнее напряженное положение, из-за этого могут возникнуть новые проблемы.

Майлс нахмурился еще сильнее:

– Но если на южан обрушатся новые штормы, урожая им не видать.

– Совершенно верно, – подтвердил Гай. – Северные города будут голодать, а южане не готовы к наступлению ледовиков, которые обязательно попытаются перебраться через Защитную стену.

– А может так быть, что канимы и ледовики действуют заодно? – спросил Майлс.

– Только не это! – вскричал Гай. – Будем надеяться, это всего лишь совпадение.

Майлс скрипнул зубами:

– А тем временем консул Аквитейн изо всех сил старается внушить всем, будто причина несчастий в вашей неспособности управлять страной.

Гай криво ухмыльнулся:

– В некотором смысле Аквитания более приятный, хотя и опасный, противник. Она действует напрямик. Меня гораздо больше беспокоят Родис, Калар и Форция. Они перестали отправлять жалобы в Сенат. И это вызывает у меня подозрения.

Майлс кивнул. Он несколько мгновений молчал, чувствуя, как беспокойство, с которым он почти справился, вновь растет.

– Я этого не знал.

– Никто не обратил на это внимания. Я вообще сомневаюсь, что кто-то владеет полной информацией, чтобы понимать серьезность наших проблем, – сказал Гай, снова провел рукой над мозаичными плитками, и призрачная карта исчезла. – И так должно быть и дальше. В стране сложилась взрывоопасная ситуация, Майлс. Паника или один-единственный неверный шаг приведут к вражде между городами, и тогда Алера, раздираемая на части, может пасть от рук канимов или ледовиков.

– Или маратов, – добавил Майлс, уже не пытаясь скрыть горечь в своем голосе.

– На этот счет я не беспокоюсь. Новый граф Кальдерона сумел установить дружеские отношения с несколькими самыми крупными кланами маратов.

Майлс кивнул, но больше не стал ничего говорить про маратов.

– У вас очень много забот.

– Да, все, о чем я тебе сказал, и кое-что еще, – подтвердил Гай. – Обычное давление со стороны Сената, Лиги Дианы, Консорциума работорговцев и Торгового консорциума. Многие считают принятый мною закон о возрождении Коронного легиона признаком слабости или даже слабоумия. – Он вздохнул. – Тем временем все государство обеспокоено тем, что я, возможно, уже пережил свою последнюю зиму и так и не назначил наследника, который займет мое место. В то же время консулы, вроде Аквитейна, судя по всему, готовы захватить власть и, если понадобится, пролить реки крови.

Майлс молча обдумывал его слова.

– Проклятье.

– Мм, – протянул Гай. – Да уж, будем решать проблемы по очереди, по мере поступления.

На миг он показался Майлсу очень старым и измученным. Он смотрел, как старик закрыл глаза, придал лицу спокойное выражение, расправил уставшие плечи и заговорил со своей обычной резкой деловой интонацией.

– Мне нужно последить за штормом еще пару часов. Я посплю, сколько смогу, Майлс. Но у меня мало времени.

– Я плохо подумал, когда говорил те слова, принцепс, – склонив голову, сказал командир.

– Но зато был честен. Мне не следовало на тебя сердиться. И я приношу тебе свои извинения, Майлс.

– Не стоит, правитель.

Гай тяжело вздохнул и кивнул:

– Ты можешь кое-что для меня сделать, дон?

– Разумеется.

– Удвой на время фестиваля стражу, охраняющую цитадель. У меня нет никаких точных сведений, но вполне возможно, кто-нибудь попытается прибегнуть к дипломатии кинжала во время празднеств. Особенно с тех пор, как Фиделиас покинул нас. – На лицо Первого консула набежала тень, когда он произнес эти слова, и Майлс поморщился от сочувствия. – Он знает почти все проходы в цитадель и во дворец.

Майлс посмотрел ему в глаза и кивнул:

– Я позабочусь об этом, принцепс.

Гай опустил руку. Майлс посчитал его жест за разрешение уйти и направился к двери. Но остановился на пороге и оглянулся через плечо:

– Отдохните. И подумайте о том, что я сказал вам о прямом наследнике, Секстус, прошу вас. Это решило бы многие ваши проблемы.

– Я об этом думаю, больше я тебе ничего не могу сказать.

Майлс низко поклонился, повернулся и открыл дверь. В комнату тут же ворвался громкий, раскатистый звук, и Майлс заметил:

– Ваш паж очень громко храпит.

– Не будь к нему слишком строг, – сказал Гай. – Его растили, чтобы он стал пастухом.

Загрузка...