Иван Тырданов
БИТВА ПРОРОКОВ
роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Конец Света, или Начало Тьмы»
Цунами
На всех волнах, на всех частотах уже несколько минут передавали одно и то же: «Внимание, внимание! Штормовое предупреждение!»
Эфир разрывался от воплей на всех языках: «Всем судам, находящимся в Атлантическом океане, приготовиться к цунами, приготовиться к цунами!»
Из многочисленных кубриков, спортивных залов, камбузов и прочих помещений атомного ударного авианосца «Президент Клинтон», несколько дней назад вышедшего из Норфолка в составе соединения кораблей 2-го флота ВМФ США, высыпали толпы возбужденных моряков. У многих в руках были мобильные интернет-приемники, из которых тоже доносились сигналы катастрофической тревоги: «Всем кораблям – отойти от берега как можно дальше в море! Всю авиацию немедленно поднять в воздух и эвакуировать в глубь материков! Всем! Всем! Всем! Покинуть прибрежную зону! Запастись трехдневным запасом еды, воды и медикаментов! Подняться на естественные возвышенности! Удалиться от высотных построек! Покинуть метро и тоннели!»
Грохот тысяч флотских башмаков, бегущих по палубам и железным трапам на свои боевые места, рев тревожной сирены, крики команд офицеров и вопли ответов на них «Есть, сэр!» заглушил голос командира корабля из внешних усилителей, способных переорать даже реактивные двигатели палубной авиации:
– Пошли вон все с взлетной палубы! По местам стоять! Через тридцать секунд открываю огонь! Разведчиков в воздух! Без задержки, ребята, покажите, на что вы способны!
Лейтенант Майкл Беловски, пилот палубного многоцелевого истребителя-штурмовика, сталкиваясь с несущимися в противоположную сторону людьми, на ходу включая шлемофон, бежал к своей машине:
– Сэр, говорит лейтенант Беловски, жду приказаний!
В наушниках послышались неразборчивые крики и шум. Но вскоре он услышал хриплый рев командира звена, майора Джорджа Лароша по кличке Бизон:
– Беловски, чертов русский, где тебя носит? Мы взлетаем после «Сан Хоуков»! Работаем по плану «атака с моря». Идешь, вслед за мной!
– Есть, сэр! – успел выдохнуть Беловски, со всего маху наскочив на здоровенного чернокожего матроса в грязном комбинезоне. Тот грязно выругался и отшвырнул лейтенанта. На авианосцах всегда существует взаимная неприязнь летчиков и моряков.
– Беловски! Беловски! – ревел Бизон в шлемофоне. – Тебя там что, затоптали плохие парни?
Майор Ларош свои симпатии к Беловски всегда выражал в довольно странной форме. Он до мозга костей принадлежал флоту, был прям и груб, как швартовый трос, его юмор мог показаться издевательством, и нужно было хорошо знать Лароша, чтобы не оскорбляться. Беловски знал командира. Знал, что за грубостью, за небольшими прищуренными голубыми глазами, утопленными в складках дубленой кожи лица, скрывается неглупый и справедливый человек.
– Цель и инструкции получишь в воздухе!
– Есть, сэр!
– Не потеряй штаны раньше времени, сынок, в них сегодня будет много дерьма!
– Есть, сэр! Я сохраню их для корабельного музея!
– Беловски, еще одно слово, и я надеру тебе задницу!
– Есть, сэр! Только для этого не мне, а вам придется возиться с моими штанами! Командир, почему Кэп орет по громкой связи? Он вспомнил, как командовал парусным флотом?
– Я сам не знаю. Похоже, старик спятил от нестандартной ситуации…
Бежавший рядом оператор наведения на цель и штурман Палмер растерянно спросил:
– Что там происходит? Куда летим?
– Не знаю, Билли, сочиняй пока прощальный е-мейл своей бэби. У тебя всего пара минут до взлета. Возможно, успеешь отправить…
Палмер был простоватым парнем, воспитанным в добропорядочной американской семье, он неизменно присутствовал на всех совместных богослужениях, потому что на корабле был только один универсальный капеллан-психолог, и отдавал честь каждому встречному американскому флагу. За это над ним не смеялись, так как за святое отношение к флагу смеяться в принципе нельзя. Но это было все равно довольно нелепо, и высмеять Палмера очень хотелось. Поэтому над ним подтрунивали по любому другому поводу.
Они добежали до своей машины, ангарный офицер скомандовал посадку, суетливый автокар зацепил истребитель и потащил к лифту-подъемнику, который поднимает самолеты на взлетную палубу. В наушниках опять послышался голос Бизона:
– Беловски, что там у тебя?
– Сэр, мы в подъемнике…
– Не забудь помахать ручкой своему чемодану!
– Я рассчитываю вернуться за ним, сэр!
– А в чемодане вернуться не рассчитываешь?
– Как будет угодно Богу, сэр!
– Ты так сильно веришь в Бога?
– Да, сэр, верю. Как умею…
– А как ты думаешь: я верю?
– Не знаю, сэр, вы никогда мне не орали о Боге.
– Беловски, так я сейчас ору: помолись своему Богу, мне кажется, что Его сервис сейчас нам пригодится!
– Я молюсь русскому Богу, сэр, вас это не смущает?
– Да молись хоть черту, только потребуй от него гарантийный талон!
– Сэр, черт не дает гарантий.
– Ладно, Беловски, я взлетаю!
– С Богом, сэр!
Самолет Майкла Беловски подняли, выкатили на катапультный трек. Разноцветные палубные службы показали взлетный вес самолета, объявили готовность и скомандовали выдавить полную мощность. Оглушительно взревели двигатели, офицер катапульты «shooter» (стреляющий) жестами доложил «о’кей» и отдал честь. Беловски ему ответил и дал сигнал «готов». Матрос сделал отмашку флажками, «shooter» резко присел, согнув колено, и выбросил руку в направлении полета, двумя пальцами изображая пистолет. Засвистела паровая катапульта, содрогаясь от напряжения, и машина, дико заорав, сорвалась за борт, в сторону рассвета.
Любопытство сильнее смерти
– Бизон, Бизон, я борт-34, жду цель и инструкции…
– Беловски, как полет?
– Все в норме, сэр. Куда слетаем?
– Беловски, я сам толком ничего не знаю. В океане что-то случилось, идет гигантская волна. Нам приказано лететь навстречу, снять ее параметры и проследить за ней вплоть до контакта волны с нашими кораблями.
– Сэр, а где остальные?
– Не знаю, у них свои инструкции. После ночных полетов многие не заправлены, в баках оставалось мало топлива. Наверное, они покружат над «Клинтоном». Им больше некуда лететь. Все, Беловски, продолжай молиться, меня вызывает Кэп. До связи!
– Есть молиться, сэр!
Майкл осмотрелся по сторонам, мощное красное солнце вставало справа на востоке. Он трижды на него перекрестился, потом перекрестил пространство впереди самолета. Страха не было. Хотя было ощущение надвигающейся опасности. Но эта опасность не казалась реальной. Он много раз бывал в опасных ситуациях, был на волоске от смерти, но какая-то уверенность в себе, доходящая порой до наглости, всегда подсказывала ему, что и на этот раз все обойдется, что и это еще не конец, что он еще узнает, увидит, чем все закончится. В самые страшные минуты, когда все окружающие забивались от ужаса в углы, втирались в асфальт, в пыль, когда тело у нормального человека отказывалось слушаться, а сознание сжималось в жалкую трепещущую мышь, ожидающую удара молнии, – именно в такие минуты у него просыпалось желание узнать развязку сюжета, как в захватывающем фильме или книге. И это неуместное в таких ситуациях любопытство, пробуждало в нем чисто зрительское отношение к реальности. И оно было сильнее страха.
Но сейчас к любопытству неприятно цеплялось какое-то новое ощущение. Майкл умел прислушиваться к своим чувствам и часто это делал. Более того, в своей жизни он руководствовался именно интуицией, какими-то обрывочными, неосознанными импульсами, исходящими неизвестно откуда, а не разумом. За это он прослыл чудаком и немного чокнутым, или просто «рашн крейзи».
Вот и сейчас он старался понять: что же это за новое ощущение смутной, тоскливой тревоги появилось у него? Неужели это и есть ощущение скорой смерти? Ведь он так часто слышал рассказы о военных летчиках, которые не возвращались из полета. Практически все они предчувствовали свою гибель. Неужели это ОНО и есть?
Смерти он не боялся. Он боялся продолжения жизненного действа без него. Еще в детстве, когда он впервые узнал о том, что люди могут умереть, вернее, не узнал, а осознал, он с ужасом подумал: «Как же так, ВСЕ в мире продолжится, но без меня! Я не увижу, каким вырастет щенок, подаренный ему отцом на день рождения, чем закончится сказка, которую перед сном читала ему мама, каким, и кем, в конце концов, станет он сам, Мишка Беловский!» И это было страшно! Это был детский ужас! В душе закипала буря негодования и обиды на всех, кто может остаться жить без него. Это было похоже на предательство. Он смотрел на близких и любимых ему людей и представлял их, живущих, смеющихся, счастливых, и все это без него, и это выглядело возмутительно подло с их стороны! Подло со стороны всей жизни по отношению к нему. В таких случаях Мишке сильно хотелось плакать. Но он понимал, что плакать не нужно, потому что его никто не поймет, потому что его никто не предавал, что он это сам выдумал, что он еще не умер и совсем не собирается пока умирать. Но обида все равно почему-то была. Даже гипотетическая возможность того, что он есть и вдруг его не станет, что он просто исчезнет, была обидной, непонятной, противоестественной и несправедливой.
Благо, что подобные мысли тогда посещали Мишку редко, а то бы он вырос шизофреником. Позже, когда они оформились в какую-никакую религиозность, вначале весьма абстрактную и легкомысленную, а потом, когда он повзрослел, и более осмысленную, они перестали быть обидными. Они переродились, как это принято называть, в философское отношение к смерти. Видимо, такое отношение и научило его смотреть на собственную жизнь и на все, что с ней происходит, как бы со стороны.
Тем более что сама жизнь для Майкла давно уже перестала быть интересной. Он не строил планов на будущее, не думал о прошлом. Оно не было ему дорогим. Он его помнил, конечно, но практически не вспоминал, не переживал приятные минуты и не страдал от неудач. Он рано пресытился, рано добился всего того, чего другие алчут всю жизнь, ради чего рвут жилы.
Видимо, поэтому он и стал военным летчиком, видимо, поэтому его ничего на войне не пугало. В бою он мог позволить себе любое безумие, как в компьютерной игре, где игрок не имеет страха и жалости к себе. Где ему безразлична собственная судьба, потому что в любой момент миссию можно переиграть или просто, без лишней литературщины плюнуть на саму игру и пойти плевать в потолок. Единственное, что удерживало от такого варианта, – это любопытство: что же будет дальше? Причем это любопытство простиралось не только на конкретную ситуацию с данным юнитом по имени Майкл, но и на глобальное развитие событий, на всю историю в целом.
Что же будет дальше?
Но он понимал, что это любопытство ничего не стоит и в случае смерти исчезнет и не будет мучить его. Как не будут мучить и голод, и жажда, и прочие желания. Поэтому он ровным счетом ничего не потеряет, не досмотрев данный сюжет. Но любопытство часто проявляло себя в более извращенной форме, оно начинало интересоваться тем, что же будет в том случае, если он все-таки умрет. Действительно ли ему уже станет все равно, чем кончится эта пьеска, или будут сожаления? Или, может быть, он ее все-таки досмотрит, но уже с небес или из другого измерения, как утверждают фантасты? Вроде бы и тут любопытно пожить, и там интересно.
Значит, со смертью любопытство не исчезает? Значит, это качество имеет способность заглянуть за черный рубеж? Значит, у человека сохраняется желание знать даже после смерти? Так умирает ли человек, умирая?
Сейчас любопытство явно больше интересовалось реальностью. Умереть в бою – неново и неинтересно. Заранее более-менее было известно, что будет дальше. Ничего особенного. На войне часто гибнут летчики, и ничего не меняется. А вот гигантская волна в кровавом рассвете посреди океана случается нечасто… Что это за волна? Откуда? Что будет с флотом, что будет с ними, что будет вообще ДАЛЬШЕ?
Появилось ощущение, что он разобрался в своих чувствах. Его скребла, тяготила та же самая детская обида и ужас перед тем, что он не узнает, не увидит, что будет ДАЛЬШЕ. Что все произойдет без него, а он возьмет и погибнет прямо сейчас, на самом интересном месте! Ощущение какой-то нелепой бездарности ситуации, напрасности всей жизни охватило его. Неужели можно вот так просто, так глупо пропасть, сгинуть, перестать существовать? Но ведь будет другая реальность, будет другая жизнь, другое измерение, откуда он все досмотрит! Любопытство ведь – бессмертно!
Тут его полоснула смертельным ужасом страшная мысль: «А вдруг ничего не будет?!» Мысль остановилась в мистическом оцепенении: «А вдруг не будет уже НИКОГДА и НИЧЕГО?»
Незнакомое чувство тревоги сжалось в его сердце. Вспомнились слова Бизона про гарантии черта. Черт действительно не дает гарантий. А Бог дает? Есть ли у тебя, Миша Беловский, уверенность в том, что после смерти ты предъявишь Богу гарантийную книжку, а Он не скажет: «Мистер, ваша гарантия недействительна, вы нарушили правила эксплуатации!» И тогда будет тебе, Миша, вместо продолжения сюжета черный зал с потухшим проектором. Как шутили раньше в России: «Кина не будет!»
Страшно…
Ну, вот и страх появился…
За что страшно? За будущее? Оно стало небезразлично? Интерес появился? Господи, как же поздно Ты мне его дал? Господи! Почему так поздно? Господи, благослови, не оставь меня, не выключай проектор!
Зачем душе часы?
Беловский еще раз, но уже вдумчиво перекрестился на рассвет, перекрестил горизонт перед хищным клювом машины, и в этот момент самолет получил такой страшный удар, как будто он врезался в невидимую стену, но прошиб ее...
Швырнуло.
Затрясло.
В наушниках заорал штурман:
– Майкл, что случилось? О, мой Бог, мы падаем!
– Спокойно, мистер Уильям Спенсор Палмер! Мы падаем, но… вперед, а не вниз… А это еще не падение…
Беловски судорожно пытался стабилизировать полет машины. В голове крутилась мысль: вот так перекрестился… вот так перекрестился! Похоже на мощнейшую ударную волну. Мы так не договаривались: сначала гром, потом мужик крестится, а я сначала перекрестился… Мы так не договаривались!
Постепенно ему удалось выровнять самолет. Лейтенант посмотрел назад, на Палмера:
– Спокойно, уоррент-офицер, это был всего лишь хлопок петарды!
– Это была русская петарда, Беловски, в сотню мегатонн, не меньше! Я всегда опасался попасть на русский фейерверк! Тебе не писали родственники из России – у них сегодня не хеллуин?
– Нет, Билли, не думаю, что это русские. Тем более что у русских не бывает хеллуина.
– А что же тогда это было?
– Не знаю, может метеорит?
В наушниках послышался голос Бизона:
– Как вы там?
– Тряхнуло немного, сэр. Мистер Палмер первым делом побеспокоился о вас.
– Спасибо, друзья мои! Когда будете садиться в аду, я попрошу чертей выкатить на посадочную палубу котел, чтобы вы не плюхнулись сразу в угли!
– Сэр, мне кажется, что сейчас не время для таких шуток.
– А мне кажется – в самый раз! Беловски, послушай, что мне сказал Кэп!
– Слушаю, сэр…
– Где-то посреди Атлантики взорвался танкер. Взрыв был такой силы, что астронавты увидели дно океана и саму преисподнюю! Теперь во все стороны идет, чуть ли не километровая волна. Скоро она обрушится на Америку, Африку и Европу!
– Господи, что же будет? Сэр, все Восточное побережье погибнет!
– Догадываюсь…
В разговор вмешался взволнованный голос Палмера:
– Сэр, что значит погибнет Восточное побережье?!
– Билли, ты, кажется, из Джоржии?
– Да, сэр… у меня там все родные...
Бизон покряхтел и ничего не ответил. Потом обратился к лейтенанту:
– Беловски, а твои родные где?
– В России.
– А в Америке никого нет?
– Сейчас нет. Была жена. Но мы развелись.
– Русская?
– Да, сэр, русская…
– А я слышал, что с русскими женами редко разводятся.
– Сэр, она сначала стала американкой, потом мы развелись.
– Беловски, следи за мной, высота 10 000 футов, разрешить прямую трансляцию приборов наблюдения на спутниковый канал! Ознакомим мир с этой чертовой волной!
– Есть, сэр! Камеры включены.
– Скоро мы ее увидим…
– Уоррент-офицер Палмер, ты что притих? Палмер?!
– Он отключился, сэр…
– Вообще-то это нарушение летной дисциплины, – равнодушно сказал майор и замолчал.
Какое-то время в наушниках стояла тишина. Мысли Майкла Беловски путались. Он еще не мог понять всего произошедшего, так как пока он только выполнял доведенные до автоматизма действия по тревоге. С момента ее объявления на авианосце прошло всего несколько минут, за которые у него не было времени сосредоточиться на реальности. И только сейчас беспрерывный шквал сумасшедших звуков прекратился. Перед ним простирался необозримый океан, обагренный красным рассветом. Неужели так вот и начинается Апокалипсис? Эффектно начинается…
Как в кино…
Он так много о нем читал, думал, спорил. И он всегда казался ему чем-то нереальным, чем-то книжным. Тем, чего по привычке ждут всегда, чего ждали уже 2000 лет, чего просто принято ждать, но чего никогда еще не было, да и вряд ли должно было быть. Ведь он же не произошел при жизни других поколений, почему же он должен произойти именно сейчас, именно с ним, Михаилом Беловским? Почему он не мог бы опять, как всегда, не состояться?
Майкл Беловски был достаточно известной личностью в Америке. Его родители, ученые генетики из России, получили приглашение поработать в Штатах, когда семья осталась совсем без средств к существованию. И он, победитель юношеских соревнований по прыжкам в воду на родине, в Америке сразу же получил гражданство и попал в национальную сборную. У него был феноменальный вестибулярный аппарат, позволявший ему ориентироваться в пространстве во время самых сложных переворотов. Очень скоро он прославился. Характерная славянская внешность располагала к себе своей открытостью, а его остроумие и редкая для американских спортсменов эрудиция сделали его телезвездой. Его приглашали на передачи, он участвовал во многих шоу, прыгал в воду с вертолетов, летящих на приличной высоте, показывал всяческие фокусы в затяжном прыжке с парашютом. Вершиной спортивной карьеры стала золотая олимпийская медаль.
Разбогатев на своей популярности, Майкл стал позволять себе обычные американские игрушки миллионеров. Яхты, виллы и бассейны его не сильно привлекали, так как воды в его жизни и так было много. Он пристрастился к самолетам. Его способности в пространственном ориентировании позволили добиться замечательных результатов в высшем пилотаже, и он уже подумывал о карьере спортивного летчика, но в это время на одном из шоу ему довелось попробовать настоящий реактивный истребитель. После боевой машины все остальное, что он испытал в жизни, показалось серым и тусклым. Он буквально заболел реактивной авиацией.
В наушниках опять послышался хриплый голос Бизона:
– Беловски, снижаемся! Высота 3000, скорость минимальная. Она уже недалеко…
– Есть, сэр!
– Беловски, что русский Бог говорит о конце Света?
– Сэр, Он говорит, что конец Света будет…
– Когда?
– Наши святые говорят, что скоро…
– А наши святые все время говорят, что завтра. Ха-ха! Но говорят это уже много лет…
– Это не святые, сэр.
– Как же не святые? Значит, у вас святые, а у нас не святые?
– Да, сэр – не святые.
– А чем ваши святые отличаются от наших святых?
– Наши не говорят, что завтра будет Конец Света.
– Почему? Потому что не знают, когда он будет? Какие же они святые?
– Даты не знает никто. И знать не может. Это сказал Христос. Если же кто-то говорит о конкретной дате, то это значит только одно – он не читал Евангелие или не верит самому Христу. Наши не говорят того, чего не знают, поэтому они святые. Если бы все люди не говорили того, чего не знают, то все были бы святыми.
– Беловски, в таком случае человечеству пришлось бы все время молчать, всех ведь не научишь знать! Ты хочешь такой святости от человечества?
– Нет, я хочу только, чтобы люди знали то, о чем говорят. Или хотя бы не говорили, если не знают.
Самолет Майкла шел сбоку и немного сзади от машины майора, поэтому он все это время наблюдал за командиром. Он знал, что Бизон очень любил разглядывать землю и то и дело поворачивал голову то направо, то налево. Внизу, в спокойном океане были видны снующие по Атлантике суда. Сверху они казались маленькими иголочками с белой нитью кильватерных струй за кормой. Сотни и тысячи сухогрузов, танкеров, лайнеров и других самых разных кораблей со всего света чего-то тащили и тащили в Америку.
– Как-то просто у тебя все, Беловски…
– В реальном мире все просто, сэр.
– Что это за мир такой?
– Это тот мир, который не вымышлен болтунами.
– А ваши святые говорят или молчат?
– Некоторые молчат, а некоторые говорят. Разные есть.
– Не понимаю я тебя, Майкл, какие же они святые – те, что молчат. За какие заслуги они святые? Наши святые, наоборот, все время говорят, говорят… Они собирают миллионы людей у телевизоров, на стадионах. Понимаешь ты, миллионы! Призывают молиться! А ваши кого собирают?
– Они имеют волю и ум не говорить ерунду, сэр. Это уже святость. Они не говорят ерунду даже и одному человеку, тем более миллионам…
– А те ваши, что говорят, почему ты думаешь, что они говорят не ерунду?
– Потому, что их слова проверены.
– Кем проверены, сынок, где свидетели? Ваши святые ничем не отличаются от наших. Вся разница в том, что вашим святым верят русские, а нашим – американцы. И все! Понимаешь? Это всего лишь дело вкуса! Просто русским нравится, когда молчат. Из вас столько раз делали стадо идиотов, расписывая вам светлое будущее, что любого, который вас не дурит, а всего лишь молчит, вы уже считаете святым! А американцы, наоборот, любят послушать и посмотреть.
– Думайте, как хотите, сэр. Я вам не мешаю прыгать по стадиону с надувным сердечком в руках вокруг ваших святых. Только в прошлом году уже не будет конца Света, как не случился он и в позапрошлом. Даже если вы перечислите половину вашего годового жалованья в фонд подготовки к Апокалипсису.
– Но когда-то ведь он будет?
– Должен быть…
– И сегодня может быть?
– И сегодня может. Но не будет.
Михаил задумался и добавил:
– Мне кажется, не будет…
– Откуда ты знаешь?
– Рано еще. Еще не все было, что должно было быть.
– Опять ваши святые наговорили?
– Да, сэр.
– Ну, чего, например, еще не было?
– Многого, сэр. Например, еще не построен Иерусалимский храм, еще не было всемирного голода и мора, не воцарился единый правитель.
– Не успокаивай меня своими сказками, Беловски, не смеши мою задницу, я военный человек и тебе не верю. Хочешь, я сам тебе все расскажу про конец Света?
– Да, сэр.
– Конец Света – это единое явление, состоящее из двух равнозначных ядерных ударов – упреждающего и ответного. И все! Этого вполне достаточно. Какие храмы? Какие моры?
Впрочем, тут допустимы варианты, такие как два упреждающих удара одновременно, два ответных и так далее, на вкус. И это шоу уже началось, свет гаснет, на сцену выпрыгивает Джокер!
– Вы тоже записались в американские святые, сэр?
– Не глумись надо мной, святотатец!
– И не думал, мистер святой отец!
– Беловски, предлагаю пари: я ставлю на наших святых!
– Что ставите, сэр?
– А что у меня может остаться после конца Света?
– Ничего, сэр, только душа…
– Так ты хочешь сыграть на мою душу, наглец?!
– Это не я хочу, а вы ее ставите на кон…
– Ну ладно, любишь ты цепляться к словам!
– Это к вопросу о молчащих святых, сэр…
– Иди ты к черту, Майкл! Не будь таким занудой!
– Прошу вас, сэр, больше не посылайте меня к черту, во-первых, я все равно не пойду, и мне придется нарушить приказ, во-вторых, в таком случае черт сильно на вас обидится, так как вы его напрасно обнадежили.
– Да ну тебя! Лучше скажи – чего ты ставишь против моей души?
– Против вашей души? – Майкл задумался. – Что же мне поставить… Нужно ведь что-то равноценное?
– Ты о чем думаешь? – захлебнулся от возмущения Бизон. – Ты надеешься, что после конца Света у тебя сохранится имущества больше, чем у меня?
– Дело в том, сэр, что у меня не будет сегодня конца Света, поэтому, ценя вашу душу, ставлю самое дорогое, что у меня сейчас есть – дедовы часы. Называются «Командирские». Они изготавливались специально для командиров Советской армии и были в свое время весьма известным брендом советской промышленности. Кроме того, что они до сих пор чрезвычайно надежны, они еще являются настоящим раритетом, что значительно увеличивает их стоимость.
– Ты – шулер, Беловски! Я выиграю пари только в том случае, если от меня останется только душа, так?
– Так, сэр…
– А зачем моей душе твои часы? Я слышал, что ТАМ нет времени. Там некуда спешить и некуда опаздывать.
– А зачем мне ваша душа?
– Действительно… я как-то не подумал… Странно, вроде бы самое ценное, что есть у человека, – душа, но она никому не нужна… Она ничего не стоит! Но у всего на свете должна быть своя цена, а у души ее нет.
– Спрос рождает предложения. Это закон. Все предложения имеют свою цену.
– Да, но только не на душу. На души нет спроса, они никому не нужны!
– Напрасно вы так думаете. Цена есть, и спрос есть! Душа – нужна.
– Кому? Только дьяволу! Я слышал, что только он покупает души.
– Он не покупает, а выкупает у тех, кто вас любит.
– Меня никто не любит, Беловски. Ты же знаешь мою жену номер четыре, она любит мою кредитную карточку.
– У вас еще есть дочка.
– Дочка видит меня не чаще, чем Санта-Клауса.
– Но она же вас любит, сэр!
– Я слабо верю в любовь американских дочерей к родителям, которых они мало видели в детстве. Моя старость, если она состоится, будет утешена в доме престарелых просмотрами трех видеоприветов от дочери, где она будет говорить моим внукам: дети, посмотрите в камеру и помашите дедушке ручкой!
– Нет, сэр. Не все так печально, еще вас любит Бог.
Майор оглянулся на Беловски и показал жестом, что он хочет спуститься ниже и нужно следовать за ним.
– Видишь, впереди идет какая-то большая и роскошная посудина?
– Да, вижу, сэр…
– Это супер-лайнер «The Queen Mary 2». Давай посмотрим, что там происходит. Они ведь готовятся к смерти...
Он замолчал. Самолеты сбросили скорость и спустились ниже. Под ними промелькнул огромный корабль, на всех палубах которого в панике кишели пассажиры, а на корме происходила большая драка. Было видно, что люди заметили самолеты и восторженно бросились их приветствовать. Наверное, они подумали, что их будут спасать…
– Бог всех любит. Это я знаю – вернулся к разговору Ларош. – Но это – болтовня, пустые слова. Такие же, как «американская мечта» или ваше «светлое будущее». Слова эти нужны тем, кто грызет свои удила всю жизнь и у кого нет никаких шансов что-то изменить. И вот для того, чтобы он сразу не лег и не сдох от осознания бессмысленности своей жизни, от напрасности мучений, ему придумали надежду на то, что весь этот кошмар когда-нибудь кончится и за это он получит вознаграждение. Что факт его страданий – ненапрасен! И бедняга будет жить, будет цепляться за жизнь только для того, чтобы увидеть, потрогать когда-нибудь свою сбывшуюся надежду, чтобы хоть что-нибудь судьба ему заплатила по контракту. Но как обидно же будет верящему в то, что он когда-нибудь найдет свой самородок, прокопавшись всю жизнь в мутной жиже, и станет миллионером, или построит коммунизм или попадет в рай, как им обидно будет понять, что их надули! Контракт – липовый! Все муки и подвиги – в унитаз! Что кто-то другой в это время за их счет был миллионером, жил при коммунизме или попал в рай!
– Ваши рассуждения свидетельствуют о том, что вы размышляете на эти темы.
– Размышляю, Майкл. Но ты не ответил.
– А вы разве спрашивали? Вы утверждали.
– Да, утверждал. А ты возрази!
– Ваше желание моих возражений свидетельствует о том, что вам они нужны.
– Не слишком ли ты, сынок, самонадеян? Мне не возражения твои нужны, а твоя неспособность возразить!
– Это другой разговор, сэр.
– Тогда продолжим этот, пока есть еще несколько минут до конца Света!
– Ну, хорошо, давайте продолжим. Вот вы говорите, что кто-то другой за них стал миллионером или жил при коммунизме. С этим я согласен. Тут действительно чистая ложь. Но как можно за кого-то попасть в рай? Вы полагаете, что и в раю возможны аферы?
– Очень просто: даже если согласиться, что рай – есть. Что кто-то в него попадает. Что это не элемент рекламной акции. Если рай существует, значит, должны быть какие-то правила приема в него. Правильно?
– Правильно, сэр.
– Значит, есть люди, которые их знают наверняка. Знают, но скрывают, так как всем места в раю не хватит. Самое главное свойство рая знаешь какое?
– Какое?
– Запомни, Майкл, самое главное свойство Рая в том, что он не для всех! Иначе он превратился бы в помойку. Рай – это закрытый клуб для избранных. Чтобы туда попасть, нужно знать секретные правила. Знать и не нарушать их. Иначе секьюрити вышвырнут тебя за ворота, как это сделали они как-то раз с Адамом и Евой. И чтобы лишний раз не обременять вышибал, от человечества скрывается даже дорога в рай. Кругом ложные указатели, Майкл! Ты, например, знаешь эти правила?
– Это не секретные данные, сэр. Они опубликованы еще две тысячи лет назад!
– А вот еврейские солдаты, сожженные в Меркавах, разорванные в школьных автобусах дети и все исламские террористы так не считают. И шахиды взрывали дома, самолеты, плотины тоже с целью попасть в рай. У евреев свои правила, у шахидов – свои. Но мы уверены, что террористы там никак оказаться не смогут, как и нищий эмигрант с Кубы никогда не сможет стать миллионером, даже если он живым доплывет до Флориды на консервной банке. Как бы ему ни пели об «американской мечте». Как и русский шахтер не сможет жить при коммунизме, даже если он сто раз перевыполнит план. Так?
– Так…
– Так, значит, и поджаренного еврейского танкиста, и террориста, который разбросал свои кишки на три квартала, тоже надули, их тоже постигнет страшнейшее разочарование?
– Да, и их надули, сэр. Но это говорит лишь о том, что они не знали настоящих правил поступления в рай.
– А кто их знает? Где гарантии того, что рай чем-то отличается от коммунизма и «американской мечты»? Где гарантии, что твои представления о правилах поступления в рай более правильные, чем у еврея или араба? А ты не допускаешь, что ты сам ошибаешься? Что тебя тоже надули! И твои русские святые ошибаются, может, они напрасно молчали? Представляешь, какой ужас – ты всю жизнь молчал, мучился, издевался над своей плотью, и все это напрасно!
А вдруг в раю действительно живут террористы, а русские и американцы – в аду вместе с евреями и со всеми святыми? Ведь эти террористы – жертвы за идею, за свое видение этого мира. Ведь они – настоящие герои! Жизни ведь своей за рай не жалеют!
– Я пока не могу ответить на ваши вопросы, сэр. Мне нужно подумать. Но я знаю, что это не так, что террористы не могут быть в раю. И вы знаете это. Даже не вы, это знает то, что вы пытаетесь мне проиграть…
– Да, душа моя действительно не верит в рай для террористов. Не верит она и в рай для телепроповедников, для шаманов, гуру, ребе, лам, для святых всех мастей, потому что они все из нас делают лохов, таких же наивных террористов, которые готовы за фальшивый билетик в рай выложить все содержимое собственной шкуры. Какая разница Богу, кого вышвыривать из рая – террориста, который взорвал вместе с собой 3000 американцев, или американца, который разбомбил 3000 террористов? Только не думай, что я поверил русским святым! Я просто пока еще не понял, за что их будут вышвыривать из рая!
– Не думаю, что там вышвыривают по национальному признаку, сэр.
– Ладно, ты извини меня за болтливость. Нам мало осталось сказать друг другу слов, сынок… После конца Света – что будет дальше?
– Страшный суд, сэр…
– Страшный?! Страшный и ужасный… Я убил много арабов, курдов, афганцев, Майкл… Но это была война. Они меня тоже убивали. Просто у них это получалось хуже, чем у меня. А сегодня я вообще не собирался никого убивать. Сегодня они убивают меня и тебя! И пассажиров «Queen Mary 2»…
Майкл, а если ты погибнешь, не сделав ни одного выстрела, то тебя ведь не засудят?
– Я не судья, сэр. Но мне кажется, что судить будут не только за выстрелы.
– Но если мы сегодня погибнем, Майкл, погибнем от этого взрыва, который устроили не мы, то нас же не засудят? Ведь в этом случае мы будем невинной жертвой! Что же, нас сначала убьют, а потом еще и засудят?! Два раза не наказывают! У вас в России наказывают два раза?
– В России наказывают и больше, сэр.
– Так, может, нам лучше молиться другому Богу?
– Бог – один.
– Бог – один, это все признают. И рай – один, а правил приема в него – как тузов у шулера, – удрученно пробормотал майор. – Где победитель тендера на эти правила, выявленный в ходе свободной и честной конкуренции? Кто может сказать: вот эти правила настоящие, это доказала авторитетная экспертная комиссия, а остальные можно отнести на помойку? Кто?
Он замолчал, потом выдохнул как-то обреченно:
– Беловски, приготовься, скоро будет волна…
– Сэр, известна ее высота?
– Спутники говорят, что не менее полумили…
– Боже… сэр… Неужели такое может быть? Последнее цунами в Индийском океане было не более двадцати метров… Уточните, сэр!
– Сейчас проверим, насколько точны наши спутники…
– Лучше бы они ошиблись…
В наушниках появился голос Палмера:
– Беловски, приборы сходят с ума. Впереди надвигается что-то страшное…
– Расстояние?
– Около 100 миль…
– Сэр, говорит Беловски. Вы когда-нибудь стояли на обочине дороги, когда мимо проезжает грузовик?
– В молодости я проехал автостопом восемнадцать штатов. А что?
– Вы помните, как ударяет воздушный поток от проезжающего мимо автопоезда?
– Ты хочешь сказать, что волна в тысячу раз больше и быстрее автопоезда? Согласен, Беловски…
– Я думаю, сэр, что такая волна должна гнать перед собой мощную воздушную подушку.
– Я и сам об этом думаю. Хотелось бы нырнуть к Богу за пазуху, чтобы не забрызгало, но у нас приказ пролететь прямо над волной и снять все ее параметры. Придется потерпеть, лейтенант…
– Есть, сэр!
Бизон опять замолчал. Что он сейчас делает, ждет смерти? Может быть, молится или вспоминает что-нибудь. Что может делать человек за несколько минут до исчезновения? Ведь он не верит в жизнь после смерти. Беловскому стало жутко. Неотвратимость предстоящего события, какого-то неминуемого и рокового рубежа в жизни ужасала своей неизвестностью. Этот рубеж приближался со встречной скоростью самолета и волны. Встреча неизбежна! А вдруг майор прав? Вдруг ничего того, во что верил Беловский, нет? Вдруг это все грандиозная ошибка человечества? Вдруг 2000 лет христианства, сотни войн, реки крови за его принципы, ошеломительные, чудесные победы христианской Европы над всем миром окажутся утопией? Неужели миллионы мучеников за Веру погибли напрасно? Задарма?
Может, не делать глупости и повернуть обратно? Еще не поздно развернуть машину и умчаться на сверхзвуковой скорости куда угодно, лишь бы не произошло то, что должно произойти сейчас! Но почему он, лейтенант ВМС США Майкл Беловски, не поворачивает? Почему же и русский парень Мишка Беляк, как его звали в школе, тоже не поворачивает? Почему и Бизон не поворачивает, ведь у него, судя по его рассуждениям, совсем нет надежды ни на какой хеппи-энд?
Вперемежку с этими мыслями в голове Михаила проносились обрывки молитв и псалмов, которые он хорошо знал, но почему-то сейчас не мог вспомнить. У него так и не получилось дочитать ни одной молитвы, потому что все его чувства судорожно метались, то ища выхода из ситуации, то успокаивая себя тем, что пронесет, не может не пронести, Бог поможет! Он несколько раз повторял одно и то же предложение из молитвы, пропуская большие куски, возвращаясь назад, но сбивался опять и опять. И только фоном в мыслях в такт биению сердца звучало: «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй»…
Как же так, Господи? – думал он, – Ведь я через несколько минут, возможно, умру! Почему же я сказал Бизону, что сегодня конца Света не будет? А если будет? Кто за язык тянул? Нужно молиться… Ведь мне нужно молиться, а я не могу, Господи, помилуй! «Живый в помощи вышнего, в крови Бога небесного…» Господи, помилуй, спаси и сохрани, Господи!
О чем же мне молиться? О сохранении жизни, об отмене конца Света? Или об оставлении грехов? Но я еще живой, значит, нужно молиться о жизни! Спаси и сохрани, Господи, от всякого зла! Не заканчивай историю и меня сейчас, Господи!
Какая чушь! Какое спасение может быть! Все, Миша, вот оно – настало. Поздно молиться о спасении… Почему же тогда продолжается жизнь? Почему, ради чего я продолжаю выполнять приказы этого хриплого Бизона? Какой теперь в них смысл? Почему я трачу свое последнее время на этот дурацкий полет, на бессмысленный диспут, ведь нужно молиться, успеть как можно больше помолиться! Это – последнее время, самое дорогое время, а я так бездумно его трачу! Господи, помилуй!
– Господи, помилуй!
– Беловски, ты чего там бормочешь? – прохрипел в шлемофоне Бизон.
– Я молюсь, сэр, вернее, пытаюсь...
– По-русски?
– Да, сэр, по-русски.
– Беловски, это нехорошо с твоей стороны – ты хочешь один спастись у своего русского Бога.
– Сэр, я не знаю английских молитв.
– И я не знаю…
– Молитесь просто – «save me, my God».
– Ты думаешь, нужно молиться о спасении? Ты надеешься? Может, пора уже писать рапорт об отставке?
– Сэр, вы – богослов…
– Какой я богослов... Я в жизни не прочитал ни единой молитвы.
– Так читайте же сейчас…
– Ты знаешь, Беловски, что если «Президент Клинтон» погибнет, то нам некуда будет садиться? Нам не хватит топлива ни до какого берега…
– Я об этом догадываюсь, сэр…
На приборах загорелся сигнал, предупреждающий о том, что через минуту объект появится в зоне визуального наблюдения.
– Беловски, приготовься заглянуть в рот смерти!
– Есть, сэр!
– Вот она… Майкл, я ее вижу!
На горизонте, еще несколько секунд назад плавно уходившем в небо, появилась четкая черная линия. Она увеличивалась прямо на глазах, превращаясь в стену мрака. Казалось, что мир поделился на свет и тьму, которая стремительно неслась, поглощая утренний штиль, отблески солнца в зеркале океана, прозрачный воздух, в котором беспомощно и одиноко затерялись два микроскопических самолета ВМФ США. Беловски посмотрел на монитор наблюдения заднего вида, и ему стало страшно. Сзади, на сколько хватало глаз, простиралась светлая полусфера утреннего океана, а впереди – стена тьмы.
– Беловски, смотри: свет кончается! Это и есть конец Света?
– Это – начало Мрака, сэр!
– Добро пожаловать в ад, Беловски!
– Помоги нам, Господи!
Волна
Циклопических размеров волна неслась им навстречу. Было видно, как на ее гребне нервными змеями пляшут молнии, а гигантский, многокилометровый бурун срывается потоком встречного воздуха и распыляется в огромный грозовой фронт, клубящийся черными горами туч до самой стратосферы.
– Боже, Беловски, мы летим к сатане на завтрак!
– Молитесь, сэр, прощайте…
Под фюзеляжем стремительно промелькнуло ребро цунами, и машина иглой вонзилась в черный кошмар. Со всех сторон ослепительно, выхватывая из мрака куски рваного хаоса, шарахались вспышки электрических разрядов. Самолет трясло и кувыркало так, что Беловски потерял ощущение пространства, верх и низ, несмотря на свой феноменальный вестибулярный аппарат. Все приборы словно сошли с ума. Перегрузки растаскивали тело почему-то в разные стороны так, что он увидел второго пилота, будто обернулся назад. Перекошенное лицо Палмера, освещенное вспышками молний, было как у покойника. Он что-то кричал, вытаращив от ужаса глаза, но ничего не было слышно. Беловски подумал: «Наверное, помехи и перегрузки нарушили не только работу приборов и связь, но и рассудок штурмана». Тем не менее он попытался хоть как-то взбодрить его и улыбнулся оттянутыми вверх губами. Палмер на мгновение застыл с открытым ртом, а потом запрокинул голову назад и дико засмеялся. Майклу тоже стало смешно. Смешно и безразлично…
Ему показалось, что вокруг наступила абсолютная тишина. Он отпустил рычаг управления, потому что управлять не было смысла. Для того чтобы управлять, нужно как минимум знать, где верх, а где низ. Автопилот тоже не работал, так как ничего не работало, и он принялся просто рассматривать то, что происходило вокруг машины.
Подумалось – ну вот и все… Оказывается, это совсем не страшно. Палмеру даже весело. Интересно, еще не поздно молиться? До какого времени человек может молиться? Господи, спаси и сохрани! Не оставь, Господи! Что значит спастись? Бизон думает, что спастись – значит выжить. О чем же эта древняя молитва «Господи, спаси и сохрани!»? И тут его осенило, впервые в жизни он задумался над смыслом этой короткой фразы. В этой молитве просьба к Богу и о сохранении жизни – сохрани, «save me», – и о спасении души! Но в молитве нет прямого разделения просьб – спаси мою душу и сохрани мое тело. Господи, спаси и сохрани меня всего! И душу и тело! Это и есть я! Как же Ты можешь, Господи, расчленять меня на запчасти? Господи, спаси и сохрани меня!
Вестибулярный аппарат, говоривший до этого только то, что самолет швыряет и мотает в разные стороны, вдруг почувствовал систематичность перегрузок. Беловски понял: это – штопор… Перегрузки нарастали, в глазах потемнело, и он потерял сознание…
…Сначала появились старинные наручные часы… На циферблате были изображены красная звезда и надпись по-русски «командирские». Секундная стрелка весело бежала по часовым отметкам. Вот час, вот уже два, три, четыре, пять, шесть! И вот уже опять час, два, три… Быстро и легко… Интересно, что сейчас делает Лена? В восемь она выходит из дома, в девять – уже в институте, сидит на лекции, десять, одиннадцать, двенадцать, час... Идет в буфет обедать. Вот она уже в лаборатории, потом в библиотеке, потом едет на конюшню к своему любимцу тракененской породы Грому. Быстро и легко ее время. Секундная стрелка несет его вокруг красной звезды. А за ней тяжело и упруго преодолевает тягучее пространство минутная… Тяжело ее бремя… Почему слова время и бремя так похожи? А часовая совсем не двигается. Почти мертва…
Откуда здесь часы?
Они на руке.
Это моя рука.
Это мои старинные механические часы, которые достались мне от русского деда.
Они на моей руке.
А где рука?
Вот она.
Вот запястье, на котором часы, вот кисть в летной перчатке.
Потом рука кончается.
А в другую сторону если пойти?
Вот опять запястье с часами, вот складки комбинезона.
Какие крутые и непроходимые складки! Трудно по таким пробираться.
Вот складки увеличились и превратились в гряду отвесных гор. Это локтевой сгиб. Дальше придется карабкаться вверх, так как рука круто поднимается, видимо, к плечу.
Вот эмблема ВМС США.
Вот и плечо.
Мое плечо.
Это – я!
В шлемофоне появился далекий-далекий писк, который стремительно становился громче и громче, лавинообразно превращался в звук, потом в грохот. Он нарастал, как приближающийся к станции поезд метро. И вот он уже совсем рядом, тут, кругом…
– Беловски! Беловски! Очнись, мы падаем!
Майкл очнулся, мгновенно оценил обстановку и резко взял рукоять управления на себя. Тело вдавило в кресло. Господи, у меня есть тело!
Самолет рванул ввысь, и вокруг немного посветлело.
– Палмер, где мы?
– Летим на северо-восток.
– Где волна?
– За нами, где-то на юге. Мы ее пролетели.
– Ты в порядке?
– Если не считать того, что я сошел с ума и ничего не помню, то – да…
– Сходят с ума только те, у кого он есть, Билл. Где Бизон?
– Он молчит…
– Сколько времени прошло, как далеко мы улетели?
– Не знаю. Приборы тоже сошли с ума. GPS-навигаторы не видят спутников, как будто они все попадали.
– Вызывай постоянно Бизона, я тоже попытаюсь связаться с кем-нибудь…
Связи не было ни с авианосцем, ни со штабом ВМС. Прошло немало времени до тех пор, пока Беловски смог подключиться к гражданскому Интернет-серверу. Как ни странно, сервер откликнулся. Он вошел в новостной портал «Вся Америка» и увидел, что вместо новостей там были пульсирующие яркими цветами сигналы тревоги и призывы к эвакуации. Он вошел на страницу видеоновостей и услышал взволнованный голос диктора:
– Только что мы получили кадры из Атлантики, которые были сняты с борта военного самолета. Это единственная на этот час съемка того, что происходит в океане! Судьба летчиков неизвестна!
На мониторе он опять увидел розовую гладь воды и надвигающуюся стену мрака. Это была их съемка, которую они напрямую направили на спутник. Беловски переключил на другую программу, где перепуганная девушка очень быстро тараторила о том, что их камера установлена на крыше одного из небоскребов Манхэттена и будет направлена в сторону океана, откуда придет волна. Девушка была очень возбуждена, путала слова, прощалась со всеми людьми, со всем человечеством, с мамой и каким-то итальянцем. В это время камера показывала сверху Нью-Йорк, на улицах которого происходило что-то невообразимое. Тысячи и тысячи людей, как обезумевшая муравьиная река, ползли через брошенные в безнадежной пробке автомобили, по взывающим о помощи людям под ногами, по каким-то вещам, сумкам, чемоданам… Сквозь крики и призывы в мегафоны постоянно слышались выстрелы и даже взрывы.
Потом картинка сменилась. Вместо девушки в кадре появился толстый мужчина, который торопливо шел с микрофоном по пляжу. Он говорил, что тысячи людей вышли на берег, чтобы встретить конец Света. Камера выхватывала сцены исступленной молитвы каких-то сектантов, бьющихся в экстазе вокруг пророка с расцарапанным в кровь лицом, и тут же рядом дикая оргия сотен людей. Кругом валялись бутылки с алкоголем, коробки с самой различной едой и какие-то люди, неизвестно – мертвые или живые. Дальше светское общество, в смокингах и с дамами, расставив кресла как в театре, рассаживалось перед океаном, как перед сценой. Камера показала берег, пляж, от которого стремительно и далеко ушла вода. Вслед за убегающей водой на обнажившееся дно хлынула толпа возбужденных до крайней степени людей, с распростертыми руками. Вдруг все вокруг замерли, на мгновение замолчали, и тут же поднялся страшный, всеобщий вопль. Журналист продолжал что-то кричать в микрофон, но его уже невозможно было услышать. Камера повернула в сторону моря и показала ту же самую стену мрака, с огромной скоростью заслоняющую весь горизонт. Она стремительно неслась на зрителя, и через мгновение все кончилось…
Беловски выключил Интернет и сильно, до искр и гула в ушах, зажмурил глаза, чтобы прогнать стоящие перед ними ужасные сцены.
– Палмер, что у тебя?
– Ты знаешь, иногда кто-то прорывается в эфир. Я надеюсь, что это Бизон.
– Продолжай искать.
– Есть сигнал! Беловски, есть сигнал! Я его слышал!
Майкл быстро переключился на волну связи между бортами.
– Бизон, Бизон, я – борт-34, я – борт-34! Как слышите меня?
В наушниках что-то трещало и свистело. Палмер начал докладывать о восстановлении работы приборов. Вдруг сквозь помехи пробился голос Бизона. Он ревел как мамонт:
– Беловски! Беловски, засранец! Это ты, русская задница?
– Я, сэр!
– Как полет, сынок?
– Полет в норме, сэр, идем на северо-восток. Передайте, если сможете, нам свои координаты!
– Лови координаты. Я тоже иду на северо-восток. Беловски, скажи своему русскому Богу, что он хороший парень!
– Есть, сэр!
– Беловски, я не знаю, что со мной произошло. Я же вылетел без штурмана, этот ублюдок застрял на каком-то трапе во время тревоги. Сказал, что его затоптали верзилы из боцманской команды, когда он бежал в ангар. Беловски, ты не поверишь, я падал, я был в штопоре, потерял сознание и очухался только сейчас. Но кто-то вывел меня из штопора и поднял на высоту в горизонтальный полет! Беловски, это был твой Бог, кроме него, у меня на борту никого не было!
– Возможно, сэр! Сейчас Билли проверит показания самописцев за это время. Может быть, что-то прояснится.
– Беловски, я тебя вижу на радаре. Сближаемся! Курс – на юг! Борт-34, у нас приказ вернуться и проследить цунами вплоть до наших кораблей!
– Есть, курс на юг, сэр!
– Ну что у вас там с самописцем?
– Сэр, я прогоняю траекторию нашего полета через анализатор.
– Ну и что он говорит?
– Сэр, похоже, Бог побывал и на моем борту… Машина сама вышла из вертикального падения, в условиях хаотичных вихрей со скоростью воздушных потоков до 500 миль в час… Причем, сэр, кто-то шестнадцать раз то форсировал двигатель, то убирал обороты почти до нуля… Это был не я…
– То есть ты хочешь сказать, что твой самолет делал это сам? Он ловил восходящие потоки с выключенными двигателями сам?
– Нет, сэр, потоки были не восходящими, а турбулентными.
– Ты соображаешь, что говоришь?
– Сэр, я лишь зачитываю вам показания анализатора полета.
– Ну и что еще он там бредит?
– Сэр, он утверждает, что моя машина за две с половиной минуты сделала сорок семь «бочек», восемь «мертвых петель» и еще целый ряд различных акробатических упражнений. Причем все это на разных скоростях и в разных плоскостях относительно горизонта.
– Чушь какая-то… Да вас разорвать на куски должно от такого цирка! Ладно, отошли всю информацию на спутник, пусть ломают головы те, кому за это деньги платят. У меня нет уверенности, что они когда-нибудь получат наши «черные ящики», а мы разворачиваемся!
– Есть, сэр!
Беловски заложил крутой вираж и развернул самолет обратно на юг.
– Если нам удастся проскочить еще раз через этот ад, то мы скоро будем над «Клинтоном». У нас мало времени на то, чтобы принять решение…
– О каком решении ты говоришь, Майкл?
– Сэр, решение принимаете вы.
– Нет уж, Беловски, давай посоветуемся с твоим Богом, стоит ли нам лететь опять через цунами?
– Сэр, Бог любит, когда выполняют приказы.
– Беловски, ты – грязная, наглая свинья! Никакого уважения к старшим! Ты хочешь сказать, что я не хочу выполнить приказ? Ну что ж, я думаю, не для того нас спас твой Бог, чтобы погубить сейчас.
– Да, сэр, я тоже так думаю.
– Беловски, а что говорит твой Бог: где нам лучше сегодня переночевать?
– Сэр, у меня нет уверенности, что к вечеру наши каюты на «Клинтоне» не будут заняты рыбами.
– Спроси у Палмера: насколько нам хватит топлива?
– Сэр, он говорит, что 1500 миль можем пролететь, если не будем больше форсировать двигатели.
– А сколько до ближайшего берега?
– 4200, сэр.
– Джордж, в каких отношениях твой Бог с Нептуном?
– Он его Президент, сэр, хотя Нептун к нему в оппозиции!
– О, тогда у нас есть кое-какие шансы!
– Сэр, я предлагаю воспользоваться воздушной подушкой волны, чтобы на ней проскочить над цунами.
– Хорошая мысль: сейчас мы догоняем ураган сзади, значит, завихрения воздушных масс нас просто вынесут наверх! Вперед, парни, с нами русский Бог!
– Но там стратосфера, сэр!
– А ниже – ад! Выбирай, лейтенант!
– Есть, сэр, летим над адом!
И действительно, как только самолеты догнали цунами, их как будто кто-то взял на руки и поднял так высоко, что они увидели звезды. Прямо под ними клокотали черные нагромождения туч, переливающиеся разноцветными вспышками молний, но вскоре они закончились, и впереди показался чистый и спокойный океан. Они снизились. В голове и в душе Майкла как будто что-то запело. Его охватила безудержная радость оттого, что они наконец-то вырвались из сплошного мрака и темноты. Его переполнял восторг от чистоты, спокойствия и доброты мира, в который они возвращались. Если не смотреть назад, то можно было подумать, что ничего вообще не случилось. Что сейчас они спокойно сядут на палубу авианосца, потом примут душ, включат телевизор, выпьют пива или просто блаженно растянутся в своей каюте с интернет-приемником в руках. Было странное ощущение, будто они вернулись в прошлое, что никакой волны вовсе нет и не было. Здесь еще ничего не изменилось, все по-прежнему!
Почему же этот красивый и уютный мир должен через несколько минут исчезнуть в кошмаре? Ведь Бог создал его именно таким, каким он выглядит перед самолетом сейчас, – ласковым и доброжелательным. А то, что гонится за ними сзади, – это что-то неестественное, чуждое и Богу и всему его мирозданию!
Впереди показалось соединение кораблей 2-го флота США, выстроившееся носами к цунами. На палубах не было видно ни одного человека, никакого движения, как будто это был уже мертвый флот. Самолеты на бреющем полете, на минимальной скорости облетели строй кораблей. В наушниках прохрипел голос Бизона:
– Беловски, подключайтесь с Билли к общему каналу, контр-адмирал Крафтстоун хочет поговорить со всеми нами.
– Есть, сэр, борт-34 на связи!
В шлемофонах раздался голос командира соединения:
– Дети мои, я уже старый человек, и мне не страшно умирать. Но тысячи моряков, которые находятся на кораблях, должны жить. Им нужно жить, так как их ждут дома и они еще должны стать отцами и матерями. Я приказал герметично задраить все люки и отверстия. Дополнительно укреплены все переборки на всех кораблях. Если волна не разломит их пополам, то у некоторых из нас есть шанс выжить. Ваша задача – проследить с воздуха удар цунами по флоту и находиться как можно дольше в этом районе, фиксируя все, что увидите. Если после волны вы обнаружите выжившие корабли, спасательные плоты, шлюпки, боты или что-то иное, вы должны обо всем доложить штабу ВМС и до последней капли горючего координировать спасательные мероприятия. После чего катапультироваться в непосредственной близости от флота или от того, что от него останется. Все, ребята, сделайте это для старого адмирала и Америки! С Богом!
– С Богом, сэр! Мы будем рядом!
Два самолета, покачав на прощание крыльями, в последний раз пронеслись над палубой «Президента Клинтона» и взмыли ввысь.
– Беловски, а что если нам попробовать зайти к волне сбоку и лететь все время перед ней?
– Это называется – пройти по лезвию ножа, сэр!
– Именно это я и хочу сделать! Так рыбаки на Филиппинах на своих маленьких моторках преодолевают прибой. Они балансируют на гребне, и волна сама выкатывает их на берег.
– Хорошо, сэр, мне нравится ваша мысль! Сейчас Билли даст расчет скорости и расстояния, чтобы мы оказались над кораблями как раз в момент удара.
– Заходим с востока, чтобы не слепило солнце.
– Есть, сэр!
Через несколько секунд бортовой навигационный компьютер выдал параметры оптимального выполнения всех задуманных маневров, высот, скоростей, и система управления четко принялась выполнять задания. Теперь они опять двигались навстречу черному фронту, но уже не в лоб, как в первый раз, а плавной дугой, постепенно выходя на параллельный волне курс. Граница воздушной подушки, несшейся перед цунами, была видна достаточно четко по мощной ряби перед стеной и по беснующимся в бурунах шквалам ветра. Поэтому можно было вполне спокойно лететь рядом, на безопасном расстоянии, на самой границе тишины и хаоса.
Это было завораживающее зрелище! Беловски подумал, что никто и никогда на земле еще не наблюдал такого! Слева от него простиралась светлая и спокойная океанская бесконечность, а справа высилась клокочущая черная стена смерти и разрушения…
Вскоре они вновь увидели приготовившиеся к гибели корабли. Они стояли в боевом строю спокойно и торжественно. На их бортах еще горело утреннее солнце, ослепительно сияли бортовые номера. И вдруг… сначала их накрыла гигантская тень, гладь воды взрыхлилась черной рябью, затем одним неистовым воздушным ударом с кораблей сорвало чехлы, тарелки радаров, какой-то такелаж, шлюпки, флаги. Это все с огромной скоростью унеслось, кувыркаясь, куда-то в заднее пространство. Потом исполинская волна на мгновение вздыбила плоскость океана вместе с флотом вертикально. Немыслимо, неестественно весь строй огромных кораблей встал, как исполинские ракеты, и исчез…
Все это произошло так быстро, что никто не успел произнести в эфире ни слова. Только затрещали помехами последние слова адмирала:
– Матерь Бога нашего!!!
Трое летчиков с ужасом смотрели на катастрофу, разыгравшуюся на их глазах. Несмотря на то, что они летели на приличной скорости, и волна тоже стремительно неслась, как это часто бывает в таких ситуациях, глаза рассмотрели и запомнили каждую деталь, каждую подробность произошедшего. Майклу казалось, что он даже увидел группу офицеров в рубке «Клинтона». Даже их вцепившиеся взглядом в надвигающийся ужас лица!
– Беловски, ты молишься? – прошептал Бизон.
– Нет, сэр…
– Почему?
Майкл молчал. Он только сейчас вспомнил о Боге и поймал себя на мысли, что действительно не молился. И даже самая короткая молитва «Господи, помилуй», которая сама собой повторялась уже давно и беспрерывно в уме, даже во время разговоров и размышлений о другом, сейчас вылетела у него из головы.
– Беловски, ты что молчишь?
– Я думаю, сэр, извините.
– О чем ты думаешь?
– О том, что я перестал молиться.
– Так почему же ты перестал молиться?
– Наверное, потому что не я был там, внизу, на корабле…
– Тебе было не страшно?
– Да, я не боялся. Мы летим очень стабильно и можем еще долго так лететь. Сейчас нам ничего не угрожает. Меня потрясло зрелище, сэр…
– Так, значит, ты вспоминаешь про своего Бога только тогда, когда тебе что-то от него нужно?
– Выходит, что так, сэр.
– Знаешь, Майкл, один мой дружок в детстве вспоминал обо мне только перед Рождеством, потому что мои родители всегда устраивали пышный праздник для детей. В эти дни он был для меня лучшим другом. Но в остальное время игнорировал меня, потому что я был младше его. Мне было обидно, и когда я подрос и перегнал его в росте, то хорошо познакомил его очки со своим кулаком на школьном балу!
– Я вспоминаю о Боге не только перед Рождеством, но и перед Пасхой, сэр…
– Ну, тогда тебе нечего бояться…
– Сэр, я думаю, что нам придется еще раз нырять в цунами. Иначе мы долетим до Антарктиды.
– До Антарктиды не долетим, топлива не хватит. Попробуем пересечь волну по очень пологой диагонали. Тогда мы не врежемся опять в лоб встречным потокам.
– Есть, сэр! Вы сегодня находчивы…
– Знаешь, почему я такой сообразительный, Беловски? Это потому, что мне передал Кэп, что, кроме нас, ни один самолет не вернулся из волны. Они все, как и мы, нырнули в нее, но никто не вынырнул.
– А как же те, у кого не было топлива, их тоже послали в цунами?
– Они должны были находиться в воздухе. Их хотели посадить потом обратно на «Клинтона». Может, кого-нибудь еще и встретим…
– Ну, что, готов нырнуть?
– Готов, сэр!
– Боишься?
– Нет, сэр!
– Значит, не будешь молиться русскому Богу?
– Буду, сэр, чтобы он не познакомил мои очки со своим кулаком!
– Ну, тогда сбрасывай весь боекомплект, чтобы облегчиться, и ныряй за мной!
– С Богом, сэр!
На этот раз бомбардировщики действительно пересекли цунами без больших проблем. Самолеты вели себя достаточно управляемо, и хотя их болтало, как щепку в горном ручье, и приборы опять перестали работать из-за помех, но ни один из самолетов не потерял управления. Через некоторое время все опять восстановилось, темнота стала рассеиваться, превращаясь в очень плотную пасмурность со шквальным ветром и сильным штормом. Правда, с каждой минутой стихия заметно стихала, сказывалось удаление волны. Беловски вышел в эфир:
– Сэр, я подлетаю к месту.
– Я тоже, Майкл! Следи за мной по приборам, мы должны выйти на расстояние прямой видимости, чтобы не столкнуться!
– Есть, сэр, я вас вижу!
– Зайди ко мне в хвост и держи дистанцию!
– Сэр, мне кажется, что лучше мне быть ведущим. Я лечу со штурманом!
– Все-таки не уважаешь ты старших, Беловски! – прохрипел Бизон. – Ладно, захожу тебе под хвост! Только не будь скунсом!
– Говорит уоррент-офицер Палмер! Через минуту будем над местом катастрофы!
– Беловски, снижаемся до трехсот футов, скорость минимальная, включить сканеры глубинных мин и субмарин! Палмер, ты следи за тепловизором! Мы должны засечь металл или людей…
– Есть, сэр! Билли, смотри в оба в приборы, ищи сигналы, где-то должны всплыть аварийные маячки.
– Видимость нулевая. Визуально вряд ли что-нибудь заметим…
– Постепенно это дерьмо рассеется. Только бы горючего до этого времени хватило!
Первый заход над местом, где еще недавно находилось соединение кораблей, не дал никаких результатов. Второй, третий, четвертый – тоже. Предположили, что корабли отнесло волной на юг, стали утюжить море в этом направлении. Постепенно шторм стал успокаиваться, небо заметно посветлело, и на востоке иногда сквозь тучи пробивалось что-то вроде солнца. Необходимо было найти хоть какую-нибудь палку, шлюпку, спасательный круг, хоть какой-нибудь признак кораблей. Но ничего, кроме рваных клочков пены и оглушенной молниями рыбы, пока не наблюдалось. И вдруг в наушниках заорал Билли:
– Есть сигнал! Есть слабый сигнал! Выставляю курс по пеленгу!
– Сколько у нас времени, сколько сможем еще лететь, Билли? – спросил Бизон.
– Не больше часа, сэр!
– Начать подготовку к катапультированию! Взять с собой по максимуму! Забрать все, что только можно, особенно средства связи и личное оружие! Протестировать гидрокомбинезоны! Снять все показания со всех приборов, отослать на спутник и записать на внешний носитель!
– Есть, сэр!
– Вижу его! Сигнал четкий! Это автоматический SOS! Это катер, спасательный катер! – передал Палмер.
Стали утюжить на бреющем полете район сигнала. Вдруг под крылом промелькнуло что-то оранжевое. Засекли положение. Развернулись. Пошли точно на объект. Впереди на волнах действительно болтался катер. Это был стандартный спасательный бот с одного из кораблей ВМС США. Он имел герметичную крышу, экономный двигатель, запас топлива, продовольствия, воды, медикаментов и всего необходимого для 20 человек на неделю. Кроме того, он был оборудован спутниковым маячком и навигационными приборами.
– Это большая удача! Беловски, это не твой Бог нам катер подкинул?
– Да, сэр, это опять Он!
– Интересно, сколько на катере человек? Хватит ли нам места?
– У нас в России говорят: «в тесноте, да не в обиде».
– Не забывай, что там американцы!
– Они должны слышать наши двигатели. Почему они никак не реагируют? Палмер, что скажешь?
– Майкл, на катере не работает ни один прибор, кроме маячка, и нет никаких источников тепла.
– Что это значит?
– Это значит, что там нет живых людей, – сумрачно ответил штурман.
– Они все погибли?
– Нет, их там и не было. Если бы погибли, то за такое короткое время трупы бы еще не успели остыть и мои приборы бы зафиксировали тепловое излучение. Но там вообще пусто как в склепе. Скорее всего, катер сорвало с креплений, и он вынырнул из-под воды как поплавок, так как был герметически закрыт.
– Значит, они затонули где-то здесь?
– Нет, вряд ли. При таком ветре над поверхностью моря, катер, скорее всего, отнесло очень далеко от того места, где он вынырнул.
– Не упускай маячка, Билли, постоянно держи с ним контакт! А мы еще слетаем на север…
Океан успокаивался на глазах. Ветер стихал, но миллиарды тонн воды, поднятой в небо цунами, обрушивались плотным ливнем обратно. Видимости практически не было, но в сорока милях от катера пилоты заметили большие масляные пятна на воде и множество самого разного мусора. Сомнений не оставалось. Это была могила соединения кораблей 2-го флота ВМС США, которое направлялось вокруг Африки в Персидский залив, усмирять арабо-израильский конфликт, переросший в последнее время в широкомасштабную войну Запада и Востока…
Сплюнь через левое плечо!
Покружив еще какое-то время над местом гибели флота в надежде отыскать хоть кого-нибудь, было решено лететь к боту и катапультироваться, так как топливо уже было на исходе.
– Сэр, прыгайте первым, – сказал Беловски, – раздувайте спасательный плотик, а мы постараемся попасть поближе к вам, чтобы не потеряться.
– Почему я первый?
– Потому что я имею отношение к парашютному спорту и постараюсь приземлиться прямо вам на голову.
– Опять ты не уважаешь старших! Ладно, ничего не забывайте, я прыгаю. Как там водичка?
– Холодная, сэр. Волна подняла глубинные воды. Зайдите по ветру и прыгайте недолетая катера, чтобы вас отнесло поближе к нему. С Богом, сэр! Передайте Нептуну, что вы от Президента!
Беловски резко отвернул вправо, чтобы подальше отойти от самолета Бизона, и приотстал, следя за командиром. Когда самолет того подлетал к катеру, из кабины выстрелил и закувыркался в воздухе оранжевый комочек. Через несколько секунд от него отделилась тонкая змейка, которая вспыхнула ярким бутоном парашюта и повисла в плотной серой взвеси воды и воздуха. «Порядок», – подумал Майкл, уносясь от Бизона, и заложил вираж, чтобы проследить приводнение командира.
Бизон плюхнулся в темную воду всего лишь метрах в ста от катера. Было видно, как он возится в волнах в раздутом воздухом комбинезоне, как освобождается от парашюта, как рывком надувается плот и майор с трудом залезает в него. Пролетев еще раз над Бизоном и покачав ему крыльями, на что тот, лежа на спине, ответил руками, Майкл сделал еще один заход и, недолетая бота, приказал Палмеру прыгать. Через пару секунд он и сам уже кувыркался над бурлящим океаном.
Приводнились оба благополучно, раздули плоты, барахтаясь в надувных костюмах, кое-как соединились с Бизоном и погребли к катеру. Неуклюжая конструкция из трех связанных надувных пузырей двигалась с большим трудом. Она не столько двигалась вперед, сколько крутилась на месте. Тем временем ветер относил бот все дальше и дальше. Положение становилось отчаянным. Упустить бот – верная смерть! Комбинезоны с подогревом какое-то время не позволяют летчику замерзнуть даже в ледяной воде. Но подогрев не вечен, а помощи ждать неоткуда.
– Ну, какие будут соображения, боевые пингвины ВМС? – прохрипел Бизон.
– Почему пингвины, сэр? – обиделся Палмер.
– Потому что пингвины – птицы, должны летать по идее... Но они плавают в ледяной воде, как и мы.
– Нужно бросать плоты и плыть, сэр! – ответил Беловски, отмахиваясь от ледяных брызг.
– На плотах у нас все – и провиант, и связь, и оружие. Нельзя их бросать, парень!
– Сэр, разрешите, я поплыву один! Я же спортсмен!
– Бот пустой, его несет со скоростью ветра!
– Тем более – нужно догонять!
– В этом пузыре ты катер не догонишь!
– Я разденусь, сэр!
– Ты с ума сошел! Майкл, вода как лед, ты не проплывешь и ста метров!
– Сэр, я русский. Русские иногда купаются даже зимой!
– Ну и что, что ты русский! – заорал Бизон. – Ветер быстрее!
– У меня есть Бог, сэр! К тому же – какая разница, если я не поплыву, то умру чуть позже вместе с вами!
Этот аргумент заставил Бизона задуматься. На его лице, похожем на высохший бурый апельсин, появилось мучительное сомнение. Он смотрел на Майкла хорошо спрятанными в мокрые брови глазами и думал.
– Ладно… Давай, сынок, и поверь, мы будем болеть за тебя в этом заплыве!
– Майкл, если доплывешь, не забудь вернуться за нами! – уныло вставил Палмер.
– Если доплыву, вернусь!
– Я знаю, Беловски, у тебя все получится!
– Сплюнь, Билли, через левое плечо!
– Почему именно через левое?
– Слева от нас всегда стоит дьявол, а справа – ангел.
– Тогда – вот тебе!
Билли громко сморкнулся и смачно сплюнул налево. В это время плоты подбросило на очередной волне, и Бизон, качнувшись, попал прямо под плевок…
– Уоррент-офицер Палмер! – даже не захрипел, а засипел он.
– Слушаю, сэр!
– Ты… ты… – Бизон судорожно подбирал наиболее соответствующие ситуации слова, но так ничего и не выбрав из всего своего словарного боезапаса, выдохнул: – Ты не попал в дьявола, болван!
– Простите, сэр! Огонь корректировал лейтенант Беловски!
– Ты всю жизнь теперь от меня слева стоять будешь, клизма с ушами!
Пока Бизон с Палмером разбирались с плевком, Беловски успел снять с себя все лишнее, закинуть за спину рюкзачок от запасного парашюта, который он освободил для пистолета, универсального ножа, веревки и, перекрестившись, прыгнул с плота.
– Беловски, возвращайся, не оставляй нас без твоего Бога! – успел крикнуть майор.
– Есть, сэр!
Его обожгла ледяная вода, но он знал, что с холодом в воде нужно бороться только активными движениями, так, чтобы ни одна группа мышц не оставалась незадействованной. Поэтому он мощными резкими гребками, активно работая ногами, пустился в погоню за катером. Он греб как заведенный, меняя стили, чтобы по очереди разогревать все мышцы. Но ледяная вода делала свое дело. Михаил чувствовал, как холод проникает все глубже и глубже в его мышцы, как наливается бесчувственностью его кожа, как деревенеют пальцы, и он понимал, что это значит… Если его организм охладится раньше, чем он догонит бот, то начнутся судороги. Хорошо, если первой сведет ногу, будет невыносимая боль, но, терпя, еще можно будет продолжать плыть. Если сведет руку, будет гораздо сложнее. А главное, потеряется скорость, и катер вообще невозможно будет догнать! Господи, спаси и сохрани! Помоги, Господи! Помоги еще раз, не оставь меня, Господи!
Он греб неистово, уже не переворачиваясь на спину и не меняя стиля. Греб классическим «кролем», работая руками с такой частотой, что сбивался с дыхательного ритма. На каждый взмах правой руки все его существо, барахтающееся посреди огромного, бурлящего ледяными струями океана, между бездной внизу и бездной наверху, повторяло: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!»
Но катер был еще далеко. Иногда Михаил попадал на вершину волны одновременно с ним, и тогда он его видел где-то там впереди. Но чаще всего бот был скрыт за пенными валами. Вскоре он понял, что очень важно рассчитать волну, использовать ее, чтобы какое-то расстояние катиться по ней как по горке. Только так можно было догнать уносящийся бот. Но скатиться можно было и в обратную сторону.
Беловски чувствовал, что силы и тепло покидают его. Еще немного, и холод скрутит в крутые жгуты его мышцы, и тогда – конец! Господи, ну помилуй! Господи, подгони катер ко мне! Не дай погибнуть душе моей, Господи!
В икрах появилось мерзкое ощущение скорой судороги. Михаил знал: сейчас любое неверное движение, какой-нибудь поворот стопы или даже пальца, может привести к оцепенению всей ноги, к неистовой, отключающей сознание боли. Господи, помилуй! Не дай же пропасть, Господи! Дай послужить тебе еще, Господи!
Вот… началось…
Заклинило ногу! Боль!
Господи, я вернусь в Россию, Господи!
Боль, Господи!
Боль!
Боль и оцепенение перекинулись на вторую ногу. Михаил с остекленевшими глазами, перекошенным ртом выхватывал с рывками рук воздух из пены и брызг.
Соленые иглы пронзали дыхание.
Кашель.
Хрип…
Господи! Я вернусь в Россию, Господи!
Я понял, что ты от меня хочешь, Господи!
Скорченное тело лейтенанта ВМС США Майкла Беловски на мгновение показалось на вершине большой волны и провалилось в пропасть под ней…
В ту же пропасть по склону волны длиной около ста метров, скатился, как с горы, и катер, о борт которого сильно ударился лейтенант. Это удар на какое-то мгновение пробудил импульс его сознания, руки инстинктивно вцепились в веревочный леер на борту катера и окаменели…
Беловски очнулся оттого, что его висящее на руках тело волны нещадно, сотрясая до кишечника, бьют о катер. Он понял, что какое-то время был без сознания и с удовольствием ощутил свои ноги. Они сильно болели, но боль была приятной, как бы отпускающей недавнюю муку. Наверное, в бессознательном состоянии все мышцы расслабились и судорога прошла, подумал он. Но почему же не расслабились руки?
Думать было некогда. Он понимал, что это не место для отдыха и попытался оторвать руку от леера, чтобы передвинуться по нему к дверце катера. Но руки не разжимались. Они как будто стали чужими, отдельными от него. Как же так? Это же его руки! Они должны слушаться его мыслей, его воли. Но они не слушаются! Господи, как мне это понять?! Если Ты спас меня еще раз, если я еще жив, зачем же губишь опять! Господи! Расцепи же мне руки, оторви, верни мне мои руки, Господи!
Но руки не слушались, несмотря на то, что готовы были оторваться от тела, под ударами волн. Он знал, что такое бывает в шоковом состоянии. На каком-то из многочисленных шоу, посвященных возможностям человека, одна женщина рассказывала, как во время взрыва дома в Сент-Луисе она провисела до прибытия спасателей на какой-то трубе, на восьмом этаже. А потом спасателям пришлось вырезать кусок этой трубы, так как не могли оторвать от нее эту женщину.
Беловски почувствовал, что сознание опять покидает его. Он обмяк и перестал сопротивляться, смотря на руки. Господи, Бог мой! Да будет воля Твоя… во всем… И я в твоей воле. Как хочешь и как знаешь, Господи…
На запястье вокруг красной звезды весело бежала секундная стрелка. В Москве Лена гуляет с собаками. У нее великолепные русские борзые. Они летят по зеленому полю, как лихие мазки акварелью…
Очередная волна шарахнула в борт и окатила Михаила пеной и брызгами. К циферблату прилип какой-то морской мусор, похожий на мокрую паклю. Он скрыл дедовскую красную звезду, бегущую вокруг нее стрелку, Москву, борзых и Лену. Беловский захотел скинуть мусор, стряхнуть, но руки не слушались, и он заорал: «Господи! Мои руки должны исполнять мою волю, я буду исполнять Твою! Иначе какой во всем этом смысл?!»
С этими словами он так возненавидел прилипший мусор и собственную недееспособность, так ему стало необходимо умереть, смотря на секундную стрелку, что он, что есть сил, рванул правую руку всем телом вниз. Волна в тот же миг швырнула бот к небу, и он почувствовал резкую боль в ладони. Прижав инстинктивно руку к себе, он понял, что она оторвалась от леера. Он ее ощущает! Ей очень больно! Слава тебе, Господи, ей очень больно!
Михаил посмотрел на ладонь, она была в крови, попробовал пошевелить пальцами – они слушаются! Но вторая рука еще держалась мертвой хваткой. Он подтянул рюкзачок, висящий за спиной, расстегнул молнию на боковом кармане, достал оттуда нож, нажал кнопку выброса лезвия и подумал: «Ты что решил, Миша – руку резать?» И сам себе ответил: «Уж лучше руку потерять, чем самому пропасть, тем более что она ничего не чувствует…»
С этой мыслью он решительно поднес нож к левому запястью, но в каком-то полубреду увидел опять на нем старые часы, красную звезду на циферблате, бегущую стрелку и представил Лену, берущую его под левый локоть со словами: «У казака, где шашка, там и баба – слева…»
«Что же я делаю? – ужаснулся Михаил. – Я же так потеряю часы!» И он начал тыкать ножом тыльную часть ладони, заставляя ее ожить. Но она по-прежнему ничего не чувствовала. Он стал тыкать сильней и чаще. Пытался лезвием разжать онемевшие пальцы. Проткнутая кожа вокруг ран была белой и чистой, как на армейском курином окорочке, но боли не было! Он с отчаянием посмотрел на циферблат и представил Лену, гордо идущую с ним под левую руку. Вдруг ее каблук ломается, она оступается и начинает плавно оседать, как в замедленной съемке. Ее растерянное лицо, широко раскрытые глаза, цепляющиеся за его левый локоть руки… И тут на красную звезду брызнули струйки крови. Он посмотрел выше и увидел, что из всех ранок сочится кровь. Его живая кровь!
Сначала он почувствовал, как кровь тысячами игл во все самые мельчайшие сосуды пронзила левую руку, как будто затекла после сна. Потом появилась отдаленная боль, которая становилась все сильнее и сильнее. Разрезанным пальцам стало больно держать леер, и они разжались. Беловски едва успел отбросить нож и схватить правой рукой веревку. Иначе упустил бы бот. Потом, перебирая по лееру плохо слушающимися руками, он добрался до узкого металлического трапа, забрался по ступенькам, повернул рычаги вакуумного запора на дверке, и она поддалась! Дверка чмокнула прилипшей резиной уплотнителей и открылась! Из последних сил Михаил ввалился внутрь бота и упал на палубу…
Боль во всем теле и, особенно в окровавленных руках, разъеденных соленой водой и холод не позволили потерять сознание. Он скинул рюкзак, открыл первую попавшуюся банку-лежак, которые располагались по бортам катера, и вывалил оттуда запаянный в полиэтилен спасательный комплект. Зубами разодрал его, так как руки нестерпимо болели и, достав огромное махровое полотенце, завернулся в него. Только сейчас он понял, как промерз. На каком волоске висела жизнь в его теле, которое тряслось так, что он подскакивал, сидя на банке, во время конвульсивных приступов дрожи.
Дрожь не проходила. Беловски понял, что просто так ему не согреться. Он свалился на палубу к мешку, попытался в нем порыться, но сообразил, что в таком состоянии он не сможет попасть рукой в нужный предмет. Поэтому вывалил все содержимое на палубу и разметал его. Увидев пластиковую флягу с виски, он обеими руками прижал ее к колену, потом так же прижимая, боясь уронить, поволок по телу к голове. Наконец кое-как ухватил ее зубами, сорвал пробку и сделал большой жадный глоток. Крепкий напиток обжег горло и потек вулканической лавой. Михаил лучше любого зонда ощутил свои внутренности. Вот раскаленный ручей, прожигая в нем дыру, пробивается вниз по пищеводу. Вот громко вздрогнуло сердце, затрепетали легкие, и разлилось в форме желудка огненное озеро. Из него стрелами по всем концам тела брызнули огненные искры, как при плавке чугуна в фильмах, и стало тепло. Постепенно мышцы расслабились, дрожь сотрясала его все реже и реже. Потом совсем прошла. Он сделал еще пару глотков и почувствовал себя живым. Смертельно захотелось спать.
Но отдыхать было рано. Усилием воли он заставил себя встать. Обработал и перебинтовал руки. Порылся в шкафах по бортам. Нашел куртку, теплую футболку, носки, резиновые сапоги, оделся и стал запускать двигатель.
Это был спасательный цельнопластиковый бот, похожий на большую мыльницу. Он прекрасно знал его устройство, так как изучал в школе подготовки пилотов морской авиации. Двигатель хоть и не сразу, но завелся. Беловски включил электричество, обогреватели и бортовые огни. Затем выпустил из сигнальной пушки сразу три ракеты и высунулся в люк, чтобы увидеть ответные ракеты Бизона. Но ответа не последовало. Тогда он несколько раз взвизгнул сиреной и выпустил еще три ракеты. На этот раз он заметил далеко в стороне ответный сигнал. Михаил сильно удивился тому, что сигнал был так далеко и совсем не там, где должен быть, но списал это на волны и ветер.
Судно плавно, но уверенно, разбивая волны на мириады брызг, направилось в сторону сигнала. Вскоре впереди, перед лобовым стеклом, появились оранжевые плоты, на которых, отчаянно размахивая руками, обнимались и дубасили друг друга по плечам Бизон и Палмер.
– На кого ты похож, Майкл? – Это были первые слова Бизона, когда он в неуклюжем раздутом комбинезоне с трудом протиснулся в дверку бота. – Мы уже и не думали тебя увидеть. Да что с тобой случилось-то? Ты дрался с морским дьяволом?
Вслед за ним ввалился Билли. Первое, что он заметил, было виски. Поэтому, не размениваясь на пустяки, он влил в себя добрую четверть бутылки и завалился на мягкую банку:
– Я согласен провести здесь самые лучшие дни в моей жизни, джентльмены!
Бизон выхватил у него виски, тоже сделал несколько глотков и скинул Билли с ложа:
– Уоррент-офицер Палмер! Не буду приказывать – «встать перед офицером!» Хотя бы «лечь!»… пониже!
Палмер надувной игрушкой скатился на палубу и засмеялся:
– Командир! Мы спасены, сэр! Тут тепло и сухо!
– Палмер, если не встанешь и не втащишь плоты и вещи на борт, то ржать будешь на них!
Палмер, ворча и ругаясь, нехотя встал и полез поднимать на борт все, что осталось на плотах. Беловски бросил штурвал, тоже завалился на банку и тут же отключился.
На катере
Лейтенант проснулся от запаха горячей пищи и тревожного голоса новостного диктора. Он буквально захлебывался, перечисляя уничтоженные города, штаты, электростанции, химические заводы… Майкл попытался встать, но все тело пронзила резкая боль, и он застонал. К нему подошел Палмер, он был довольно сильно пьян и возбужден:
– Майкл, очухался? Ты знаешь, в какую задницу нас засунули исламисты? Они положили цивилизацию в унитаз и тщательно смыли… Ха-ха, Майкл, эти арабы – веселые ребята, честное слово! Хочешь посмотреть риалити-шоу, которое они нам устроили! Разрази меня гром: что бы ни случилось, шоу должно состояться!
– Что ты городишь, Билли? Где командир?
– Командир спит, он, как мой дедушка, всегда засыпает перед телевизором… Вау, Беловски, да на тебе лица нет! Ставлю один против десяти: то, что на тебе, – это не лицо! Ты прекрасно бы подошел для съемок этого шоу. Посмотри: в Вашингтоне волна навалила холм из жирных налогоплательщиков высотой 80 футов! Честное слово, Майкл, они все похожи на тебя! И я понимаю почему: ведь все люди братья, да?
– Ты можешь вразумительно мне объяснить: что происходит в мире?
– В каком мире, Беловски? В мире ничего уже не происходит. Нашего мира больше нет, лейтенант! Волна на скорости 200 миль в час прокатилась внутрь континентов на сотни километров. Ты знаешь, Беловски, что половина всей жизни было сосредоточено на побережье? Теперь там ничего нет, кроме куч мусора!
Майкл сделал над собой усилие и сел. Он посмотрел на свои распухшие руки, ощупал ноги, бока:
– Помоги мне раздеться, Билли, только осторожно, не оторви руки, они не отвалились до сих пор только потому, что им очень хотелось дать в твою пьяную рожу… Но сначала принеси аптечку и сделай мне укол анаболика.
Более тщательный осмотр показал, что у Майкла было сломано два ребра, порваны связки на руках, не считая того, что все тело представляло собой сплошную гематому.
После укола стало легче. Сильно захотелось есть.
– Сколько я спал, Уильям?
– Часов десять, не меньше…
– Разогрей мне кровавый бифштекс с яичницей и принеси Интернет-приемник.
Билли, покачиваясь, пошел на корму, где был оборудован маленький камбуз с газовой горелкой:
– Ты сам как кровавый бифштекс, Беловски, лучше я сделаю тебе быстрорастворимую китайскую лапшу…
Пока Майкл ел, уоррент-офицер зачитывал сводки новостных каналов:
– Ты знаешь, центральные ресурсы не загружаются, видимо, уничтожены, ведь все они находились на побережье. Из Нью-Орлеана, Чикаго и Сан-Франциско передают, что волна докатилась до горного хребта Аппалачи. Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Чарльстон, Джексонвилл и наш любимый Норфолк с ресторанами в Вирджиния-Бич больше не существуют. Представляешь, авианосец «Линкольн» теперь валяется на склоне холма в тридцати милях от моря! Волна перекатилась через Флориду, смыв ее всю в Мексиканский залив, там же купается Куба и все остальные острова.
– А что в Европе?
– Да то же самое! Сильно пострадала Ирландия, практически смыт Уэльс, Брест, Бордо, Лиссабон. Гибралтар стал на восемнадцать миль шире. Северо-западное побережье Африки со всеми верблюдами унесло в Сахару. Кроме этого, громадные волны, отраженные от разных берегов, до сих пор гуляют по всему миру.
– А Лондон?
– Лондону повезло больше. Он только затоплен по крыши, но вода уже отступает. Правда, население не успело эвакуироваться…
– Где произошел взрыв?
– В районе Бермудских островов.
– Я так и думал, сволочи… Это самое мелкое место возле Америки, поэтому энергия взрыва не ушла в глубину. Все просчитали…
– Сила взрыва, по предварительным данным, была не менее ста пятидесяти-двухсот мегатонн! Представляешь, Майкл!
– О Боже! Откуда у арабов такая бомба?
– Накопили и купили, наверное... Ха-ха! Они все просчитали, исламский мир практически не пострадал! Всего одна бомба, Беловски! Всего одна бомба! Зачем нужны были все наши самолеты, ракеты, космические корабли? Они нас и так «сделали» как щенков!
– Вы связывались со штабом?
– Больше нет никакого штаба, Майкл!
– А Президент где?
– Президент летает на своем «Боинге», смотрит в окно и плачет! Ха-ха-ха!
– Он хоть что-нибудь говорил, делал какие-нибудь заявления?
– Да, он сказал, чтобы мы мужались, что с нами Бог. Что возмездие неминуемо настигнет преступников. Беловски, скажи: у Президента тот же Бог, что и у тебя? Ответь, Майкл! Что говорит твой Бог о том, что будет с миром?
– Не знаю, Билли, мы с ним не говорили на эту тему. Палмер, прекрати истерику! Вы хоть с кем-нибудь связывались? Хотя бы по е-мейлу, по телефону?
– Ничего не работает, лейтенант… Наверное, все уцелевшие серверы перегружены обращениями.
– Ты определил наши координаты?
– Да, сэр, определил… Но лучше бы нам их не знать…
– Так! Уоррент-офицер, возьми себя в руки, загрузи карту с течениями и ветрами и покажи мне наше местоположение!
– Есть, сэр! Вот, смотрите сами, командир… – он сунул Беловски планшет GPS навигатора. – Если бы меня спросили, как выглядит полная задница, то я бы показал эту карту!
– Так, понятно… Ты знаешь, Билли, во всем нужно искать положительные моменты, арабы вовремя перекрыли Суэцкий канал, иначе бы мы пошли через Средиземное море и сейчас были бы практически в эпицентре взрыва.
– Ты не представляешь, как я их за это люблю!
– Ближайшая к нам земля – Африка, не считая островов, на которых вряд ли что-нибудь уцелело. К тому же южная половина побережья Африки не должна пострадать от главной волны, так как скрыта материковым выступом. Нам все время необычайно везет, Билли!
– Майкл, зачем нам Африка? Я не хочу в Африку! Мы дождемся спасателей, нас найдут, к нам вышлют судно и отвезут в Америку!
– Прекрати капризничать, Палмер! Ни одного судна в Атлантике не осталось! А твоя Америка через пару суток будет напоминать гигантское болото, заваленное миллионами разлагающихся трупов! И все эти трупы, скорее всего, будут светиться от радиации, так как разрушены десятки ядерных реакторов! И это, не считая химических производств, резервуаров с токсичными компонентами, миллионов тонн пищевого сырья и продукции, стратегических хранилищ, морозильников, где растают горы рыбы, куриного мяса и говядины! Знаешь, как это все запахнет?!
Палмер остолбенел, было видно, что он переваривал эти аргументы, он представил себе картину, весь ужас того, что произошло с Америкой, бросился на банку и зарыдал.
Майкла всегда коробило, когда он видел, как плачут взрослые американцы. Слезы лились из их глаз так же часто, как и сквернословие изо рта. При выигрыше или проигрыше любимой команды, при трогательном хеппи-энде в кино, при поздравлении с днем рождения или от письма любимой бабушки здоровенные мужики зачастую всхлипывали и моргали мокрыми глазами. У русских не принято так часто плакать по пустякам, у русских мужская слеза – редкость и ценность, поэтому его всегда раздражало подобное поведение. И сейчас, несмотря на то что причина распустить нюни у Палмера была серьезная, Беловски не выдержал, швырнул в него пластиковой миской и заорал:
– Заткнись, сопля! Ты на войне! Ты забыл, куда и зачем мы с тобой плыли? Ты забыл, что наш с тобой Президент объявил ультиматум всему исламскому миру с конкретной датой нанесения ядерного удара по Мекке во время хаджа?! Он думал – мусульмане ему позволят это сделать? Ты знаешь, что такое Мекка для мусульман?
– Он бы не сделал этого! Как ты смеешь так думать, грязная свинья! Мы же американцы, мы – миротворцы! Это был акт устрашения! Мы плыли, чтобы прекратить конфликт и установить демократию!
– А ты у арабов спросил: куда они прилепят твою демократию? Тебе Бизон еще не рассказывал, как он драпал из Ирака, побросав пожитки? А ты спроси, спроси, пусть расскажет, как его провожали со всей вашей демократией!
– Ах, вот ты как?! – налился пьяной кровью уоррент-офицер. – В тебе заговорил вонючий русский, а не американский офицер! Недаром тебя не хотели брать на флот! В вас никогда не вытравить врагов! Ну, что, ты – рад? Америка погибла, ты теперь рад? Да?
Палмер побагровел, лицо стало неузнаваемым. Было видно, что стресс и алкоголь серьезно сдвинули его рассудок.
– Наслаждаешься тем, что десятки миллионов американцев будут гнить в помойке по всему Восточному побережью? А ты знаешь, что там вся моя семья?!
Майкл хоть и понимал, что с Палмером в таком состоянии спорить не стоит, но не смог сдержаться:
– А ты что хотел? Хотел, чтобы только миллионы арабов гнили? Да вас всех и тебя только американы волнуют, а ты хоть вспомнил о десятках миллионов европейцев, африканцев, латинос, которые тоже погибли сегодня? Они-то за что погибли? Вы все, американцы, живете в своей резервации для идиотов, окруженной океанами, и даже не представляете, что на земле есть кроме вас еще какие-то люди! Что им нельзя все время угрожать ядерной бомбой! Рано или поздно им это надоест, и они ответят! Да ты хоть знаешь, где находится Мекка и чем она отличается от Микки-Мауса?
Палмер бросился к куче вещей, которые затащил с плотов, и выхватил оттуда пистолет. Но в это время вскочил давно уже проснувшийся от шума Бизон и тоже заорал:
– Палмер, стоять! Заткнись, Беловски! Заткнитесь оба! Вы на судне Соединенных Штатов, а не в грязном баре Техаса! Ковбои вонючие!
– Сэр, разрешите доложить: лейтенант Беловски вел антиамериканскую пропаганду…
Бизон, скрипнув желваками, коротко и резко ударил Палмера в челюсть и вырвал у него пистолет. Голова Палмера мотнулась, но он устоял:
– Сэр!
– Молчать! Смирно!
– Но, сэр!
– Тебе мало? – захрипел Бизон и угрожающе надвинулся на Билли.
– Сэр, я только хотел…
– Здесь я хочу, а ты слушаешь и этим наслаждаешься, понял?!
– Да, сэр!
– Лейтенант Беловски!
Майкл попытался встать, но Бизон махнул рукой, чтобы сидел.
– Лейтенант Беловски, – официальным тоном сказал он, – за героизм и мужество, проявленное при выполнении заданий, объявляю благодарность. Позже будешь представлен к ордену! – И тихо добавил: – При первой возможности… А пока приказываю: всем сохранять психологическое равновесие, рассудок и присутствие духа! Уоррент-офицер Палмер!
– Слушаю, сэр!
– За вооруженное нападение на раненого офицера США я могу тебя расстрелять на месте. Но делать этого не буду, потому что если ты сегодня выжил, что в принципе было невозможно, то это значит, что и в твоей тараканьей жизни есть какой-то смысл, которого я пока не вижу! И выжил ты сегодня только благодаря этому русскому парню, понял?
Палмер сопел и молчал. Бизон опять надвинулся на него и повторил:
– Понял?
– Да, сэр!
– Поэтому приказываю помириться. Нам еще долго вместе выбираться из этого дерьма.
Беловски первым выставил ладонь для примирительного шлепка:
– Давай, Билли, не сердись. У нас говорят: кто старое помянет, тому глаз вон!
Палмер подошел к Майклу, посмотрел нетрезвым взглядом на обмотанную бинтами ладонь и смачно шлепнул по ней:
– Прости, лейтенант, я был не прав…
Беловски сжал губы от боли, но не проронил ни звука. Бизон ничего не заметил и продолжал:
– Ну, вот и хорошо. Надеюсь, что впредь подобное не повторится! А теперь я хочу, чтобы ты, уоррент-офицер, добыл мне метеосводку или на крайний случай спутниковые снимки Атлантики.
– Есть, сэр!
Где-то шла жестокая, долгожданная от перезревшей ненависти война. Где-то с наслаждением народы истребляли друг друга. Они уже не могли воздерживаться от войны, они давно уже были возбуждены до предела, до нестерпимости, сладострастным желанием уничтожить, смешать врага с камнями пустыни, с бетоном разрушенных жилищ… И это была желанная для них война. Они уже столько лет мечтали вцепиться друг другу в глаза, в горло, схватить за волосы, и им так долго не давали. Но чем дольше не даешь, тем сильнее желание.
Но это же не его война. И не Палмера, и не Бизона, и не миллионов людей, погибших сегодня во всем Западном полушарии. Какое им всем дело до Храмовой горы в Иерусалиме? Ну, стоял там 2000 лет назад Храм, потом много столетий стояла мечеть Омара. Какая разница протестанту Палмеру или ему, православному Беловскому, что там делят иудаисты с мусульманами? Почему из-за какого-то клочка безжизненной земли было пролито столько крови незаинтересованных в ней людей? Ведь Земля такая огромная, места хватит всем.
Майкл лег на спину и, глядя в покачивающийся потолок бота, задумался. Он пытался представить себе размеры океана и сравнить его с катером, с собой. Вот он, Михаил Беловский, 182 сантиметров ростом. Нет, не ростом, а длиной. Ему вспомнился однокашник, который уже в восьмом классе вымахал выше всех в школе, включая учителей. Его дразнили «Длинный». А он обижался и на полном серьезе доказывал: «Длинный, это когда в длину, а когда в высоту – высокий!» Всем от этого было смешно, поэтому продолжали дразнить еще больше.
До Африки было четыре с половиной тысячи километров. Сколько же это будет его длин? Ведь он сейчас 182 сантиметра в длину – блоха на аэродроме…
Новости Апокалипсиса
Видимо, он опять уснул, потому что, когда проснулся, было уже темно. Его разбудил Бизон:
– Проснись, Майкл! Есть разговор.
– Да, слушаю, сэр!
– Вот смотри. – Бизон показал распечатки карт течений и ветров. – Я так понял, ты предлагал двигаться к Африке?
– Да, сэр.
– Во-первых, мне удалось связаться с командованием ВМС. У них там пока полная неразбериха. Но спутник нас засек, и они прислали ответ, чтобы мы предпринимали самостоятельные попытки к спасению. Через несколько суток по этим широтам пойдет огромное стадо кораблей в Америку. Правительство призвало все американские суда во всем мире вернуться домой. Потом попросило помощи мирового сообщества, так как самим нам не справиться с последствиями катастрофы. Помощь пообещали все, включая республики Кирибати, Вануату и королевство Тонга. Но арабы в Интернете распространили информацию, что кроме взорвавшейся бомбы в разных частях Мирового океана ими заложены еще несколько резервных зарядов. В случае ответного удара НАТО и Америки, они, не задумываясь, смоют с лица земли еще несколько миллионов крестоносцев. В случае нанесения нами удара по Мекке, они пойдут на крайние меры, подробности о которых пока не сообщают.
– То есть то, что они уже сделали, – это еще не крайние меры?
– Нет, они назвали это превентивным ударом. Быстро научились…
– Хорошие были учителя…
– Ну, что ты думаешь?
– Никакого стада кораблей мы не дождемся до тех пор, пока наше правительство не убедит арабов больше ничего не взрывать. Кому охота попадать под следующую волну?
– Да, я об этом не подумал…
– Кроме того, скорее всего, наши генералы это предупреждение получили еще утром, сразу после взрыва. Иначе бы они давно бы уже отбомбились по всему арабскому миру. Но наши молчат… Значит, чего-то боятся. Видимо, есть серьезные опасения в том, что предупреждения арабов – не пустые слова. А чей был тот танкер, который взорвали?
– Он шел с Сейешельских островов в Бостон под флагом Либерии. На Сейшелах сейчас арабы с нами нефтью торгуют.
– Как, мы же с арабами воюем?
– Ну и что, что воюем? Им нужны деньги, нам нужна нефть. Сейшелы нейтральны. Они гонят туда танкеры и продают, якобы посредникам. Наши покупают прямо на рейде, не переливая, вместе с судном. А потом обратно пригоняют его и продают арабам порожняк. Вот такой круговорот.
– И все об этом знают?
– Конечно, знают! При этом ни арабы, ни мы не нарушаем законы военного времени!
– Не понял…
– Ну, что тут непонятного? Арабы с чистой совестью продают танкеры не американцам, а местным посредникам, аборигенам. А американцы, соответственно, тоже не имеют ни какого бизнеса с арабами. Только с сейшельцами!
– Какое лицемерие…
– Что самое интересное, население Сейшел за время войны увеличилось вдвое за счет массовой эмиграции нефтяных спекулянтов из всех стран мира. Причем власти этого островного государства, обеспокоенные таким наплывом, ввели закон, по которому желающий получить сейшельский паспорт, должен внести в казну миллион долларов.
– Ну и что?
– А ничего! Беженцев из Чикаго и Лондона не стало меньше!
– Так кто же взорвал танкер?
– Бомба была в трюме, видимо, просто утоплена в нефти.
– Идеальное хранилище…
– Причем в таком носителе можно доставить бомбу практически любого размера.
– И не нужно думать о весе, чтобы смог унести самолет или ракета. И ей не нужны сложнейшие системы навигации и поиска цели. Поэтому она и была такой мощной! Все гениальное просто!
– И самое интересное то, что американцы сами ее купили и привезли к своим берегам!
– У нас в таких случаях говорили: жадность фраера сгубила…
– Еще одна новость – все арабские государства объявили о создании Великого Халифата. Они объединились, Майкл! Более того, они приглашают вступить в него все другие мусульманские страны для защиты Мекки!
– Вот это уже совсем плохо… А что Россия?
– Россия объявила нейтралитет.
– Подайте мне мой интернет-приемник, командир. Хочу залезть на русские сайты. Думаю, что они сейчас самые объективные.
Михаил открыл русский новостной портал «Евразия» и погрузился в чтение. Сообщалось, что волна взломала лед на полюсах и учеными прогнозируется, что в ближайшее время в океане будут болтаться миллионы айсбергов. Ледяные шапки Антарктиды и Гренландии сильно намокли и начали таять, поэтому уровень Мирового океана катастрофически поднимется, что приведет к затоплению больших территорий по всему миру. Все это может спровоцировать глобальное изменение климата.
Россия действительно объявила нейтралитет и неприсоединение, она призывает к немедленным переговорам и предлагает свои посреднические услуги на них. Кроме того, она объявила о временном закрытии своих границ, одностороннем выходе из всех международных экономических и политических организаций, соглашений и переходе на чрезвычайное положение. Беловски загрузил видеоролик с обращением Президента к народу. Он говорил уверенно и четко, как будто знал заранее все, что произойдет сегодня, и все, что должно произойти в будущем. У Михаила появилось странное ощущение подготовленности его к таким событиям, молниеносность и продуманность действий чрезвычайного правительства, которое он назначил, завораживала. Неужели в Кремле просчитали уже все варианты? И даже такой? Ведь он действует по определенному плану. Это же видно сразу!
А может быть, он заранее предупрежден арабами, и у него было время продумать все действия? Что это – очередной пакт о ненападении?
Тем не менее уверенность Президента успокаивала. Он говорил непринужденно, тщательно выстраивая фразы, но без бумаги, своими словами: «Нужно понять, что это не наша война. Россия за свою длинную и нелегкую историю, так или иначе, участвовала во всех крупных конфликтах. Но сейчас мы хотим прервать эту традицию и показать всем народам пример миролюбия. На нашу страну выпала очередная, – он задумался, – и, как всегда, самая тяжелая миссия, – он улыбнулся, – (других у России и не было никогда) – сохранить очаг мира на планете, дать человечеству надежду на будущее. Обладая огромными вооружениями, мы не можем себе позволить присоединиться к одной из сторон, так как это будет означать одно – полное уничтожение другой. Но мы не желаем гибели ни тем, ни другим. Поэтому предпримем все усилия, чтобы погасить огонь войны…»
В углу дисплея заморгал сигнал срочного внеочередного выпуска новостей. Беловски активировал изображение. Диктор, путаясь и извиняясь, без подготовки объявил, что Китай пообещал уничтожить ислам как явление в истории Земли, если исламисты взорвут бомбу и в Тихом океане. Был показан взъерошенный Председатель КПК, который воинственным тоном объяснил, что в случае такого же по мощности цунами Китай потеряет от пятисот миллионов до миллиарда человек, так как практически все его население сосредоточено в прибрежной зоне и по берегам рек, впадающих в океан. Кроме Китая почти полностью будут смыты Корея, Япония, многие острова Индонезии, Малайзии и Океании. По приблизительным прогнозам, всего может погибнуть до трех миллиардов человек, не считая западного побережья Америки.
Перед лицом такой угрозы Китай перенацеливает все свое оружие на страны мусульманского мира и гарантирует полное уничтожение их от Туниса до Пакистана. Если же руководители Великого Халифата воздержатся от действий в Тихоокеанском регионе, то Китай обязуется вслед за Россией занять нейтральную позицию.
В Россию и Китай срочно вылетели американские дипломаты. Но обе страны отказались принять делегации, чтобы не спровоцировать обострение ситуации. Министр иностранных дел России извинился и еще раз повторил, что Россия временно прекращает все без исключения прямые международные контакты, ограничившись средствами электронных коммуникаций. В сложившейся обстановке она не считает возможным даже отправить помощь пострадавшим государствам до тех пор, пока не исчезнет опасность обострения конфликта. Хотя МЧС России подготавливает небывалые по объему эшелоны гуманитарной помощи и на основе частей МВД и МО формирует десять дивизий спасателей, полностью укомплектованных специальной техникой, для отправки в пострадавшие страны. «Ого! Это же не менее ста тысяч человек!» – подумал Беловски. Далее сообщалось, что отправка спасателей будет возможна только после открытых переговоров конфликтующих сторон, чтобы она не была воспринята как акт поддержки одной из них или как военная помощь.
Это заявление было озвучено СМИ в тот момент, когда в Москве, Петербурге и других крупных городах России произошли массовые выступления протеста, повсеместно переходившие в погромы рынков, ресторанов и магазинов. Зафиксированы многочисленные случаи расправы над лицами с неславянской внешностью. А после того, как протестующие узнали, что правительство отказало пострадавшим странам в помощи, разъяренные толпы с неизвестно откуда появившимися многочисленными флагами США, смешавшимися с хоругвями, монархическими штандартами и красными знаменами, хлынули к Кремлю. В районе Красной площади и Александровского сада произошли ожесточенные столкновения демонстрантов с милицией и армейскими подразделениями. Имеются многочисленные жертвы.
Министр внутренних дел выступил с обращением к манифестантам. Он объявил чрезвычайное положение на всей территории России, которое прямо во время выступления его в эфире было прервано еще одним срочным обращением Президента к нации. Он объявил положение уже не чрезвычайным, а военным, призвал немедленно прекратить беспорядки, разойтись, помогать правоохранительным органам нейтрализовать зачинщиков и провокаторов, которых по законам военного времени будут расстреливать на месте без суда и следствия.
Интонации Президента сменились. В его голосе уже не было той спокойной сдержанности. Он оттачивал каждое слово, был взволнован, но тверд и категоричен: «Граждане России! Я обращаюсь к вам, как к своим соотечественникам, как один из вас! Нас пытаются втянуть в Мировую войну. Пожалуйста, отнеситесь ответственно к моим словам, поймите меня – при нашем участии эта война будет последней в истории человечества. Правительство будет решительно пресекать любые попытки спровоцировать его на необдуманные действия. Поэтому призываю вас отнестись с пониманием к нашим вынужденным мерам по наведению порядка. Мы не допустим хаоса в нашей стране! И тем силам, которые в данный момент необычайно активизировались, как вирус, до времени притаившийся в нашем организме, и пытаются дестабилизировать обстановку, я ответственно заявляю – вы будете уничтожены в ближайшие 24 часа! Членам всех конспиративных организаций, действующих на нашей территории, предлагаю немедленно явиться с повинной. Имейте в виду, что нам давно известны все ваши адреса, имена и фамилии!»
После обращения Президента диктор начал зачитывать приказ Главнокомандующего о военном положении, о правах и обязанностях граждан. Текст сопровождал видеорепортаж с московских улиц, где продолжались беспорядки. Конная милиция и ОМОН отсекали толпу от Кремля. Образовалась давка. Народ забился в Никольскую улицу, ринулся в разбитые окна и витрины ГУМа, в тесные Иверские ворота. Вопли задавленных людей смешались с выстрелами и колокольным звоном Казанского собора и Кремля.
В небе появился пожарный вертолет, который зачем-то сбросил на народ тонны воды. Кто-то крикнул, что это отравляющее вещество, и толпа, обезумев совсем, смяв цепи солдат, повернула обратно на Красную площадь. Потом была показана группа разъяренных людей, прикованных друг наручниками к ограде Александровского сада. Одни из них, теряя очки, исступленно кричали что-то о демократии, о позоре России, об убийцах. Другие проклинали Антихриста и, свирепо крестясь, грозили кому-то вечными муками. Кричащие при этом умудрялись сцепиться друг с другом, нанося побои ногами и головами. Потом грянул залп…
Милицейский полковник, стоящий рядом с машиной-громкоговорителем, кричал толпе, притихшей от залпа: «Такая участь ждет каждого сумасшедшего гражданина, которые из вас не понимают ни хрена!». Толпа тотчас охнула, сотни округлившихся глаз смотрели на вздрагивающие тела у ограды. Но через несколько секунд бородатый мужчина в черной униформе, размахивая фанерным крестом с какой-то надписью на перекладине, истошно заорал: «Они нас не запугают! Всех не постреляете, фашисты!». Но в тот же момент он был выдернут из толпы несколькими дюжими омоновцами и швырнут к полковнику. Тот поднял смутьяна за грудки, хотел что-то сказать, но он извернулся и ударил крестом по голове милиционера. Полковник схватился за голову, выхватил пистолет и в упор несколько раз выстрелил тому в грудь. Бородач обмяк, сел на брусчатку, дико озираясь по сторонам. Потом прижал фанерный крест к окровавленной груди и, неестественно подогнув ноги, запрокинулся на спину. Полковник подошел к нему, переложил пистолет в левую руку и трижды перекрестился на фанерный крест, на котором неумелой рукой было выведено «За Великую Русь»…
Эта сцена, показанная в прямом эфире, заставила замолчать даже диктора, который, спохватившись, продолжил зачитывать положения Закона о военном положении.
Михаил, ошарашенный увиденным, поднял взгляд на Бизона. Тот давно уже молча, не понимая языка, наблюдал картинку русского Интернета.
– Что там у вас происходит?
– У нас? Как всегда… люди умирают за идеи…
– У них что, больше ничего нет, если они умирают за идеи?
– Сэр, вы не поймете, это – Россия…
– Не пойму… зачем этим людям идея, если они умирают? Какая польза трупу от идеи?
– А за что погибли миллионы американцев? Разве не за идею демократии?
– Майкл, пойми, они погибли не добровольно. Это не их осознанный выбор.
– А демократия – это их осознанный выбор?
– Иди ты к черту, Майкл! Вы, русские, все – психи!
– Не чертыхайтесь, сэр, мы еще не выжили…
С кормы послышался голос Палмера:
– Сэр, я получил что-то вроде метеосводки.
– Ну и что там?
– Ничего хорошего, сэр, на нас идет откатная волна около двадцати баллов…
– Проклятье! Сколько у нас времени?
– Минут двадцать, сэр!
– Так, Беловски, тебе придется все же встать! Быстро убираем все предметы по банкам и шкафам! Закрываем все крышки и дверки, задраиваем люки! Достаем веревки и приматываемся намертво к скамьям, как Одиссей перед сиренами! Через двадцать минут из нас будут делать взбитые сливки!
Новая опасность придала сил. Майкл вскочил на ноги, поднял лежак банки, под которым был ящик, и покидал туда все вещи. На глаза попались несколько рулонов широкого скотча, который был в числе необходимых для спасения предметов, и бросил по одному Палмеру и Бизону.
– Это лучше веревок, не нужно будет вязать одной рукой узел!
– Ты – гений, Майкл! Вы, русские, не только умираете, как идиоты, но и выживаете, как тараканы!
После того как было все тщательно убрано и упаковано, чтобы не кувыркалось по боту, начали приматывать друг друга скотчем. Первым, как раненного, прилепили Беловски, потом Бизон спеленал Билли и уже собирался примотать себя сам, как Майкл вдруг подумал вслух:
– Командир, вложите мне нож в правую руку и примотайте к ней скотчем, а то в мои планы не входит засохнуть здесь, как муха на липучке!
– Ах ты, хитрая задница! А ведь и правда было бы обидно умереть замотанным, как мумия!
– Сэр, я тоже хочу нож! – поняв ситуацию, забеспокоился уже обездвиженный Палмер.
– Билли, пожалуйста, возьми, дорогой, он лежит во втором ящике, – хохотнул Бизон.
– Сэр, я умоляю, дайте нож!
– Уоррент-офицер Палмер, ты так уверен, что мы с лейтенантом Беловски, как старшие по званию, погибнем первыми и тебя некому будет отлепить?
– Сэр, это плохая шутка!
– Ладно, ладно, куколка Билл, держи нож.
– Благодарю вас, сэр, примотайте его мне тоже к руке!
– Палмер, знаешь, почему ты уоррент-офицер, а Беловски офицер?
– У меня еще все впереди, сэр…
– Боюсь, что нет, Билли. Ты схватил нож и рад, и даже не подумал попросить меня его раскрыть…
После того как Бизон закончил упаковывать подчиненных, ему пришлось думать, как прилепиться самому.
– Беловски, ты не хочешь, чтобы моя тушка бултыхалась по катеру, как дохлая мышь в бутылке?
– Нет, сэр, я не люблю, когда мне на лицо падают майоры ВМС!
– Тогда придумай способ меня закрепить!
– Сэр, полезайте в ящик и захлопнитесь там! – предложил Палмер.
– Хорошая мысль, уоррент-офицер! Только вместо ножа мне придется взять гранату. Вдруг ты не сможешь меня потом открыть?
– Сэр, но граната разнесет и вас в клочья!
– Какой ты заботливый, Билли, я тронут!
– Командир, доставайте спальный мешок, примотайте скотчем его к скамье и залезайте в него через голову! – предложил Беловски.
– Майкл, молодчина! Ты всегда так соображаешь или только тогда, когда боишься получить командирской задницей по русской морде?
– Сэр, я забочусь исключительно о чести двух офицеров США, ведь нас может увидеть подчиненный…
– Палмер, на всякий случай, когда мы будем кувыркаться, не подглядывай!
– Есть, сэр!
Где-то вдалеке послышался шум, похожий на отдаленный раскат грома. Только он не затихал, а наоборот, приближался, становясь с каждой секундой сильней и сильней. Бизон торопливо прилепил спальник, с трудом втиснулся в него и застегнул до конца молнию.
– Беловски, твой Бог нам и сейчас поможет?
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ