Билл, Герой Галактики, на планете Бутылочных мозгов

9

Было написано много учёных книг об ощущениях путешествующих с Разрушителем. Но все они были основаны на догадках, так как в наши дни это устройство было запрещено. Оно было быстрым и эффективным, но сопровождалось неожиданными побочными эффектами. К тому же, переход между тем местом, где вы были и тем, куда вы хотели попасть, был таким внезапным, что он имел эффект задержки времени, заставляя вас провести определённое количество времени в переходном пространстве, также известном как стаз, чтобы позволить вашему телу и внутренним органам догнать голову. Некоторые люди проходили сквозь подобное путешествие со странным ощущением оставления части себя позади. Что обычно было правдой. И раздавалось множество внезапных воплей боли, когда они обнаруживали, что это была за часть. Было высказано предположение, что путешествие при помощи Разрушителя протекает так быстро, что не даёт времени собраться всем частям в пространстве и времени. В случае с Биллом к счастью проблем не возникло, так как он не был темой для полёта фантазии.

— Где мы? — спросил Билл.

— Это первая Ройо из нашего списка. Это выглядит похожим на то, что ты хотел?

Билл огляделся. Они стояли на маленьком мысу. Под ними лежал огромный город, целиком построенный из голубого материала со множеством оттенков. Были видны колокольни множества церквей, и Билл мог разглядеть широкие проспекты и двигающиеся по шоссе автомобили. В небе было одно солнце, низко висевшее над горизонтом и скрытое пурпурными облаками. По улицам двигались люди. Над головой летали большие птицы. Пока Билл наблюдал, одна из птиц накренилась и начала пикировать, а затем, выдернув с улицы человека, понесла его прочь широкими взмахами своих крыльев. Другие люди не обратили на это никакого внимания. Они продолжали двигаться. Билл проследил направление их движения. Он увидел нескольких гигантских птиц, принёсших огромную кормушку на площадь в центре города. Они опустили её и Билл заметил, что она была наполнена какой-то зеленоватой субстанцией.

— О чём ты думаешь? — спросил Разрушитель. — Эта планета известна в Галактике как ярчайший представитель птичьих планет. Они кормят не настоящих людей. Это протоплазмовые роботы на разные вкусы. Те напоминают мне сосиски, хотя на таком расстоянии нельзя быть точно уверенным.

— Не думаю, что это та, которая нужна, — сказал Билл.

В это мгновение Билл понял, что уже не находится там, а мгновение спустя уже знал, что попал в другое место. Путешествие при помощи Разрушителя на самом деле было разрушительным.

В ландшафте следующей планеты преобладали коричневые и оранжевые цвета. Вокруг было множество тёмных силуэтов, и как бы они не поворачивались, они никогда не приобретали глубины. Доносились странные звуки, напоминающие голоса, но Билл не видел тех, кому они могли принадлежать. Здесь обитала раса кошек, которые крались по древним развалинам на побережье и с презрением не замечали наблюдающего за ними человека с машинкой в руке.

— Не думаю, что и это та, что требуется, — сказал Билл. — Чёрт, ни одна из них! Что нам теперь делать?

— Нет теряй мужества, мон энфант [мой дорогой], — произнёс Разрушитель. — Всегда существует ещё одна альтернатива.

— Что это значит?

— Если ответ — ни одна из двух, значит обязательно есть третья.

— Но ведь третей альтернативы не было! — закричал Билл.

— А теперь есть, — ответил ему Разрушитель.

И Билл оказался где-то ещё.

Планета Ройо была известна людям по их самым заветным мечтам, так как Ройо ничто иное, как одно из воплощений человеческого рая. Билл оказался на длинном изогнутом морском побережье. Насколько мог видеть глаз, кругом сверкал белый песок. Над головой описывали круги чайки, а на песке загорали стройные девушки. Разве можно представить себе более райское местечко? И плюс к этому Билл увидел, что по всему побережью были разбросаны уютные бары, сделанные из плавника и с очаровательными названиями, вроде «Грязный Дик». Кто мог мечтать о чем-нибудь более прекрасном, чем жизнь среди культурных пиратов? И по всему побережью конечно же были разбросаны гамбургерные киоски, приятные небольшие местечки, сделанные из плавника и меблированные полногрудыми дамами, носящими цветные платки и жарившими восхитительные жирные гамбургеры с луком и массой приправ, которые могли бы оказать честь даже дворцу султана. У них был не только обязательный кетчуп, и пять сортов острых пикулей с пряностями, сальза трёх оттенков, каждый последующий сильнее предыдущего, а также маринованные кусочки манго, полоски бекона и нарезанные ломтиками сочные бифштексные помидоры и много, много других вещей, некоторые из которых были омерзительны на вкус, так как к этой мечте имели доступ существа с разных планет. И каждое из этих мест предлагало высокие охлаждённые бутыли рома, так что Билл чувствовал себя просто обязанным попробовать парочку их, прежде чем продолжить прогулку.

Люди на побережье были красивыми и статными, с белозубыми улыбками ослепительной чистоты. Женщины обладали миловидным очарованием юных кинозвездочек. За пляжем располагались танцплощадки, кинотеатры, в которых демонстрировались потрясающие фильмы, а также роликовая площадка и множество аттракционов, а также искусственные динозавры, на самом деле являвшиеся гостиницами.

Прекрасная молодая женщина с длинными тёмными волосами и слишком миловидная, чтобы быть рождённой простыми людьми, подошла к Биллу и сказала:

— Ты ведь Обещанный?

— Может быть, мисс, — ответил Билл, со старой как мир учтивостью, являвшейся его причудой на той отсталой планете, где ему была дарована жизнь. — И с кем я имею честь беседовать?

— Я — Иллирия.

Билл изумлённо уставился на неё. Её красота требовала не меньшего.

— В последний раз, когда я видел тебя, — произнёс он, — ты была маленькой зелёной ящерицей.

— Как ты наверное заметил, я слегка изменилась, — с кислой улыбкой ответила Иллирия.

— Да, действительно, — произнёс Билл ломающимся голосом. Он потянулся было к ней, но внезапно передумал и сунул руку подмышку.

— В чём дело? — надула губки Иллирия, так как она уже наклонилась вперёд в предчувствии объятия.

— Чинжер. Он был там. С ЦРУ в голове. И крошечный ЦРУ, не более пяти сантиметров ростом.

— Не нужно вспоминать былое, — сказала Иллирия. — Все уже в прошлом.

— И хорошее тоже. Но куда подевался чинжер?

— Дорогой, разве это имеет значение?

— Не думаю, — ответил Билл. — Просто меня, видишь ли, немного беспокоит то, что я не знаю, где упустил ЦРУ и чинжера.

— Вероятно они отправились куда-то ещё, — сказала Иллирия, — и не хотели расстраивать тебя этим сообщением.

— Не самая лучшая идея, но пока сгодится и это, — сказал Билл. Это продолжало его беспокоить, но он решил не вдаваться в подробности.

— Итак, это Ройо? — спросил он, потянувшись, чтобы её обнять. Она ловко увернулась, находя весьма интересным его поворот разговора.

— Это так, дорогой. Пойдём, я покажу тебе окрестности, — ответила она и повела сердито надувшего губы Билла на обзорную экскурсию.

Не проявляя ни малейшего интереса, Билл тем не менее вскоре узнал, что на планете Ройо был единственный клочок суши, да и тот был не очень большим. Ройо состояла из единственного острова среди покрывавшего всю планету океана. По земным стандартам остров был раем. Каждый день был идеальным, солнечным и ясным, достаточно жарким, чтобы получить великолепный загар, но недостаточно для того, чтобы сгореть. Ройо населяла одна единственная раса — ройонцы. Это были прекрасные люди, проводившие все своё время в сёрфинге и получении удовольствия. Так как они достигли своей цели ещё на заре истории, их мозг впоследствии атрофировался, следуя закону природы, гласившему, что всё, что вы не используете, теряется. Там где раньше у ройонцев был мозг, теперь находилась полость, в которую можно было проникнуть через ухо. У ройонцев была церемония. Когда ребёнку исполнялось шестнадцать — а может тринадцать, ройонцы не сильны были в счёте после двух — полость в голове заполнялась ароматным кокосовым маслом, в которое помещались определённые травы. Точная пропорция честно передавалась от поколения к поколению, конечно же устно, так как у пустоголовых не было письменности — по этой же причине они кстати и с трудом могли говорить — и это знание составляло практически всю расовую память, не говоря уж о культуре. Это масло придавало волосам натуральный блеск, предохраняло от плешивости, поддерживало кожу здоровой и придавало блеск глазам. Благодаря этой чудесной субстанции ройонцы всё время выглядели отлично, а это для них было высшей ценностью.

Так что для Иллирии было достаточно просто, раз уж она попала сюда, завладеть телом прекрасной молодой ройонки с помощью своего прекрасно адаптирующегося разума и таким образом занять его.

— Билл, разве это не прекрасно? — спросила его Иллирия. Они находились на побережье, уплетая бифштекс, а хор ройонцев исполнял какую-то свою собственную мелодичную печальную песню. Хотя, если честно, ей недоставало лиричности и мелодичности.

— Ещё как, — ответил Билл, обнимая одной рукой плечи Иллирии в жесте, который он пытался изобразить не таким уж неудобным, каким тот был. Первая волна гетеросексуального восторга уступила место нерешительным сомнениям. Билл с трудом воспринимал Иллирию как прекрасную женщину. Кое-что в том способе, каким она стала такой, вызывало в нём подсознательное отвращение.

— Несколько жестоко по отношению к ройонке, разве не так? — произнёс он с невольным высокомерием человека, всегда имевшего своё собственное тело.

— Не совсем, дорогой, — ответила Иллирия. — Я спросила её: «Лиза, ты не будешь возражать, если я на время займу твоё тело?»

— Ну не совсем! — ответила Лиза после десятиминутной паузы, всегда сопровождающей любую попытку размышлений у ройонцев. — Ты ведь когда-нибудь вернёшь его?

— Конечно, — ответила Иллирия.

— Тогда валяй, занимай его. Какой это будет историей для малышей.

— Малышей?

— Так ройонцы обращаются друг к другу. «Малыш».

— А, — произнёс Билл.

— И вот мы здесь. Секс и еда. Как я и обещала.

— Даа, — сказал Билл, откладывая говяжье ребро, которое до этого грыз. Иллирия прижалась к нему, и Билл почувствовал, как в нём нарастает волна желания. В конце концов, она была прекрасной женщиной; во всех нужных местах она была округлой и мягкой; она хотела его; другая девушка сказала, что согласна; почему это должно беспокоить его?

Так началось пребывание Билла на Ройо. Вскоре он втянулся в ленивую жизнь острова. Ройонцы собирались каждое утро на поклонение его его когтистой аллигаторской ступне и выражали восхищение его клыками, которые он лениво обнажал для них. Билл считал, что это глупо, но Иллирия сказала, что потворство им в проявлении религиозных чувств не повредит. Билл мог бы найти в себе кое-что более достойное, чем аллигаторская ступня, которая и появилась то у него в результате несчастного случая, но такова слава; вы не выбираете, как или почему она к вам приходит. Ройо была действительно превосходным местечком. Не слишком интеллектуальным, конечно же, но это не беспокоило Билла, разве что ему было жаль отсутствия комиксов. И он обнаружил, что даже с ностальгией вспоминал свою службу. Было забавно, что в бытность свою военным он мечтал о чём-то подобном: очутиться в уединённом тропическом райском уголке на отдалённой планетке, изобилующем едой и выпивкой, с любящей его прекрасной молодой женщиной и большим числом других, готовых стать его по мановению руки...

Но конечно же это было бы несправедливо по отношению к Иллирии. К тому же она была самой прелестной из всех девушек. Не говоря уж об элементарной вежливости, он просто был обязан ей...

Хорошо, чем он ей обязан? Когда всё происходило, никто не спрашивал у Билла, что он думает об этом соглашении. И удивительно быстро приелся вкус рома. Слишком сладко. На самом деле Биллу все начало надоедать. Трудно сказать, что бы он стал делать, если бы, вскоре после его прибытия, странное свечение в небе не сказало ему о заходе на посадку космического корабля.

— Это ваш стандартный тропический рай, — произнёс м-р Сплок. — Вероятно, по гедонистической шкале он несколько выше, чем большинство других, вне всякого сомнения, но всё же это разные куски из одной и той же головки сыра. Думаю вы согласитесь со мной, капитан Дирк?

Дирк, босиком и с закатанными штанинами прогуливаясь по песчаному пляжу, похоже не слышал своего первого помощника. Дирк попивал коку и жевал хотдог со всей этой начинкой. На его лице застыло мечтательное выражение, как у ошеломлённого человека. Это точь-в-точь описывало состояние Дирка и м-р Сплок, чуждый всяческих эмоций, никак не мог понять произошедшей перемены. Он был озабочен, так как никогда не видел такой разительной перемены в обычно строгом капитане «Смышлёного».

— Сэр, не лучше ли нам вернуться на корабль? — спросил Сплок.

— Не спеши, — лениво пропел Дирк. — Здесь нам ничего не угрожает.

— Ничего, за исключением наших желаний, — ответил Сплок. — Я говорю, конечно, только о тех, у кого они есть. Остальные — ладно, это только я один — стремятся выполнять свой долг, как это было раньше записано в протоколах «Смышлёного».

Дирк посмотрел со странной нежностью, воздерживаясь от мысли, что этот шутник был колючкой у него в заднице, на своего первого офицера.

— М-р Сплок, разве у вас никогда не возникало желание расслабиться. Выпить? Развлечься с девушками?

— Прошу прощения! — Сплок судорожно сглотнул, поражённый таким бесстыдством. Расслабиться? Выпить? Развлечься! Думаю, нет.

— Вы знаете, что я имею в виду. По крайней мере я надеюсь, что вы знаете, что я имею в виду. Когда-нибудь вы должны будете рассказать мне о своём процессе воспроизводства — хотя с другой стороны, может вам лучше этого и не делать. Так что расслабьтесь. Отдыхайте. Получайте удовольствие.

— Я не только никогда не думал о таких вещах, — сказал Сплок, громко сопя сквозь расширенные ноздри, — но я также удивлён, сэр, что вы все это делаете.

— Вы наблюдали меня в состоянии морального или физического кризиса, — ответил Дирк.

— Могу я говорить откровенно?

— Давай, Сплок.

— Состояние кризиса больше вам подходит, сэр.

Дирк рассмеялся и швырнул недоеденный хотдог в пенящийся прибой. Рыба-уборщик, которая была ничем иным, как переработчиком, впадающим в спячку при отсутствии мусора, подхватила его и тут же сожрала, оставив пляж таким же девственно чистым, каким он был раньше.

— Это место приводит меня в необыкновенно беззаботное расположение духа, — сказал Дирк. — Ты не можешь представить, что для людей значит настроение, так как у тебя это понятие отсутствует. Но могу уверить тебя, оно управляет всей нашей жизнью.

— Нонсенс, капитан. Вашей жизнью управляет чувство долга. Вы также любите своего Бога, если он у вас есть, и я когда-нибудь обязательно расспрошу вас об этом.

— Всё верно, м-р Сплок, все совершенно верно! Но иногда даже лучшим из нас — не то, чтобы я претендовал на это звание, но не это суть важно — даже лучшим из нас, говорю я вам, требуется небольшой отдых от суровой страны высоких моральных качеств и религиозного утешения.

— Теперь вы говорите как контр-Дирк, — заметил Сплок.

— Нет, мы сразили его в честном бою. Мы бились на стороне Карла Великого и Христианства; он был за Султана и Ислам. Так как мы победили, то это говорит о нашей правоте, не так ли, Сплок?

— Вы можете убеждать себя в чём угодно, — ответил Сплок. — Но должен заметить вам, сэр, с вашего любезного позволения, что это все абсолютная софистика. Или, как говорят на нижних палубах, полнейшее дерьмо собачье.

— Вы хорошо манипулируете словами, милый мой Сплок, но вы не обратили внимание на демоническую сторону личности человека. Или вы её отрицаете?

— Нет, существует достаточно много её доказательств, — ответил Сплок. — Только я думал, что вы победили её, Капитан.

— Ну почему же, Сплок! Это именно то, что я собирался сделать. Я поборол демоническую сторону, но это значит, что я имею право взять короткий отпуск когда пожелаю, не так ли?

— Полагаю, что можете, — ответил Сплок. — Но для этого не слишком подходящее время, не так ли? Историк Чужих всё ещё остаётся на свободе, и для Земли это ни коим образом не означает безопасность.

Дирк пожал плечами.

— Это жизнь. Один непредвиденный случай за другим. Смею предположить, наш род может позволить нам немного здесь отдохнуть и пока обойтись без нас. Или выражаясь более кратко, Галактика может обойтись без того, чтобы я её спасал, на то время, пока я немного отдохну. И понапиваюсь.

Сплок, явно шокированный, ответил не сразу. Он ходил взад-вперёд, заложив руки за спину, с жёстким и упрямым выражением лица, в противоположность Дирку, медленно прогуливавшемуся, словно достигший половой зрелости мальчик, наслаждавшийся своей первой эрекцией.

Сплок взглянул на командира и внезапно по его лицу пробежала волна понимания. Перемена в его поведении была так разительна, что Дирк её сразу заметил.

— Сплок, старина, ты явно что-то обдумываешь. Давай выпьем, и ты мне все расскажешь.

— Выпить? Если хотите, сэр, я составлю вам компанию, хоть сам и не пью. А что касается того, о чём я думаю, то это, полагаю, называется аналогией. Мне это в самом деле нравится, так как у меня не часто возникают аналогии.

— Ладно, старик, расскажи об этом.

— Не сейчас, сэр. Позднее.

— Как хочешь, — сказал Дирк. — Давай выпьем.

Он направился в «Грязный Дик», где с заиндевелым стаканом в руке ждал Билл.

Хотя Дирк предоставил себе неограниченную свободу, то же самое не распространялось на команду «Смышлёного». М-р Сплок, как второй офицер, шокированный увиденным, отменил все увольнительные. Корабль стоял задраенным и со включёнными на минимум, чтобы не разрежать батареи, щитами. Но даже минимальной мощности было достаточно, чтобы держать визитёров на расстоянии. Когда Дирк было запротестовал, м-р Сплок напомнил ему, что Дирк мог взять отпуск, но у него не было права распространять эту привилегию и на команду. Он заметил, что этот корабль находится на боевом дежурстве и следовательно все члены команды должны оставаться на боевых постах. Что полностью было ложью, так как Сплок, уже имевший счастье лицезреть пьяные оргии матросов, точнее космических матросов, был склонен лучше загрузить их отупляющей скукой работы.

Капитан был не согласен, но после прибытия на Ройо у него больше не было ни сил, ни желания протестовать и отстаивать свою точку зрения. Он был в отпуске; было глупо пытаться командовать; было бессмысленно снова ввязываться в эти непрерывные споры; каждый сам за себя. Каждый должен усердно трудиться ради собственного спасения и какого чёрта, думал Дирк, ему в это ввязываться, пусть остальные сами о себе заботятся.

На пляже его приветствовали прелестные молодые женщины. Дирк знал, что он красив, но это было лишне. Без малейших сомнений он с потрясающим энтузиазмом окунулся в изнеженную жизнь. С цветочками в волосах и глупой улыбкой пресыщения на губах, он лениво бродил по пляжам этого планетарного рая. Леди, с которыми он гулял, говорили не очень много, но это Дирка не беспокоило. Итак люди чересчур болтливы. Дирк очень быстро привык к тишине. Какое отличие от жизни на борту корабля, с этими бесконечными разговорами и мелкими проблемками. Он теперь часами мог сидеть на побережье и просто любоваться вечерним солнцем. Он мог любоваться рыбками-уборщиками и играющими в волейбол людьми. Он мог наслаждаться пуншем и ездой на американских горках. И всё такое прочее. Иногда он чувствовал некоторые угрызения совести по отношению к команде. Сплок даже не позволял им наблюдать происходящее по видеомониторам. Несчастные простаки находились в раю, и даже не знали этого!

Дирк и Билл стали хорошими товарищами по выпивке, с вечно торчащим у них за спинами Сплоком, которые сидел в «Грязном Дике» с чашечкой ледяного чая, пока Билл и Дирк шумно смеялись над всем, о чём бы ни заходила речь, накачиваясь ромом.

За годы тренировок у Билла выработалась огромная вместимость. Но он к тому же был лентяем, и плюс ко всему в нём росла ненависть к тяжёлому похмелью каждым утром. Побуждаемый к сдержанности похмельем и зарождающимся алкоголизмом, а возможно под влиянием в моменты протрезвления прекрасной и благоразумной Иллирии, он предложил проводить кутежи раз в неделю, а в остальные дни играть в волейбол.

Дирку не понравилась эта мысль. В доктринёрском экстазе он настаивал на ежедневных попойках, утверждая, что если не упражняться, то теряется свобода, а вседозволенность — лучшее из упражнений. Дирка влекла в море удовольствий та же самая дьявольская активность, которая вела его в течение всей высокоморальной карьеры как старшего офицера самого большого, быстроходного и прекрасного космического корабля во всём Военном Флоте Земли. Он находил удовольствие в законах и высмеивал намёки, так как чувство долга может подавить даже чувство юмора.

По прошествии некоторого времени, так как попойки изрядно надоедают, когда один трезв, Билл стал околачиваться со Сплоком, пока Дирк проводил большую часть дня в пьяном ступоре. Иллирии это не нравилось, так как ей не нравился Сплок. Она ему не верила. У него была внешность одного из тех людей, которые не любят, когда другим хорошо, и делают всё возможное, чтобы испортить им удовольствие. Но Билл был непреклонен. Он пояснил, что ему необходимо проводить некоторое время с парнями. Она поинтересовалась, почему он не хочет завести дружбу с кем-нибудь из местных ройонцев. Билл объяснил, что общение с ними несколько затруднительно, так как они очень медленно говорят, да и то все в серфинговых терминах, менявшихся каждый год. Откуда Биллу знать, что «скатимся с устья горы ямкоделателя» означает «пойдём на пикник сегодня вечером»? К тому же идти на пикник не было никакого смысла, так как ройонцы-мужчины говорили исключительно о волнах. Они вели счёт и хранили воспоминания о каждой виденной ими за день волне, хотя каждое последующее запоминание новых волн за день затирало воспоминания о предыдущих, за исключением небольшой части их памяти, содержащей историю Величайших Волн Всех Времён. Это давало тему для плодотворных дискуссий:

— Помнишь старую 22 в год Болотной Курицы?

— Даа. Она походила на двойную 2456 в год Огненного Ибиса.

И тому подобное.

Билл пытался завязать разговор. Иногда, когда изрядно поднабравшись он развязывал язык, Билл придумывал года величайших волн. И все соглашались с ним, что это была великая волна и великий год. Было трудно сказать, верили они ему или просто не хотели оскорбить его чувства. В любом случае, это не играло никакой роли.

Капитан Дирк не был хорошей компанией. Он всё больше становился фаталистом, бормоча что-то насчёт «прорыва спиритического удовольствия» и вытирая при этом стекающую по подбородку отталкивающую белесую слюну. Так что Билл составил компанию Сплоку.

Он нашёл Сплока постижимым. Сплок напоминал ему многих сержантов, которых он знал. Недостаток чувств и полное отсутствие чувства юмора никогда не вредили воинскому духу.

— Не думаю, что мне нравятся люди, — однажды признался ему Сплок. — Но я работаю с ними. Поэтому я должен понимать их и учитывать их склонности. И, хоть я и не должен говорить этого, но мне кажется, что Дирк сбился с пути.

— Да, и он в самом деле страдает, действуя таким образом, — сказал Билл. — И хотя я и не собирался говорить этого, но всё это начинает надоедать; понимаешь, что я имею в виду, иметь все что пожелаешь, когда бы ты этого ни пожелал. Это всё равно, что вообще ничего не иметь. Забавно, не правда ли?

— По-видимому, не для человека, — ответил Сплок.

— Что бы это ни было, мне это начинает слегка надоедать.

— Почему бы тебе тогда не вытащить Разрушитель и не убраться отсюда? — спросил Сплок.

— Не могу. Разрушитель не прибыл сюда со мной.

— Почему?

— Кто может сказать, какие тёмные мысли скрываются в банках памяти Разрушителя?

— Ты действительно хочешь выбраться отсюда? — спросил Сплок.

— Полагаю, да. Правда я не спешу возвращаться в Десант. Но во всяком случае меня уже тошнит от пикников.

— Ты единственный, кому я могу здесь доверять, — сказал Сплок. — И я по вполне очевидным причинам боюсь позволить кому-нибудь из членов команды покинуть корабль. Ты готов использовать увёртки в благих намерениях?

— Чёрт возьми, я — солдат. Ложь — мой способ выжить.

— Тогда слушай внимательно. У меня есть план, который может оказаться рискованным, даже опасным.

Капитан Дирк стал любимцем ройонцев. Он читал им каждый день лекции на их любимые темы, вроде «Превосходство Принципа Удовольствия»; «Великое Искусство Праздности»; и «Ничего не Делание как Священное Призвание». Ройонцы, как и некоторые другие галактические расы, с удовольствием слушали объяснения и оправдания в философских терминах своим пристрастиям. Они спонтанно организовали фэн-клуб. Толпы их сопровождали Дирка, куда бы он ни направлялся, даже в постель. Дирк не показывал ни малейших знаков того, что ему нравится подобное внимание. Его приводило в смущение такое постоянное количество людей, хватавших его за одежду и повторявших «верно», вокруг.

Билл никогда не ходил на лекции Дирка. Он проводил большую часть времени в горах позади пляжа, флегматично прохаживаясь по сладко пахнущей траве в поисках пчелиных ульев. Иллирия сопровождала его в нескольких таких экспедициях, но быстро потеряла интерес. Ей не так уж сильно и нравился мёд.

— Зачем утруждаться, — спрашивала она у Билла, — когда шоколадные кустарники и марципановые деревья обеспечивают нас восхитительными сладостями? А ты пробовал плоды с кустарника кремовых слоек?

Но Билл к этому не проявлял ни малейшего интереса. Мрачного, тихого и смущённого, его можно было видеть каждый день таскающим грубый мешок, который дал ему Сплок. День за днём он бродил там, и мешок становился заметно тяжелее и полнее. Билл никому не показывал его содержимое. Однако было очевидно, что Сплок знал, что собирает Билл. Двое мужчин обменивались холодными кивками, когда Билл возвращался на никогда не заканчивающуюся вечеринку, в которую превратилась его жизнь.

Ройонцы глухо роптали, что Билл и Сплок — оба чокнутые. В их жизни похоже не было места для удовольствий. А так как получение удовольствия можно сказать было религией Ройо, то того, кто не любил это, справедливо было бы считать враждебно настроенным. Так однажды решила группа ройонцев во время последнего послеобеденного заседания после сёрфинга и пикника. Весь вопрос был в том, что делать с ними. Один смелый теоретик даже предложил обучиться жестокости. Ройонцы никогда не воевали. Даже редкие семейные ссоры неизменно заканчивались весёлыми словами «На сёрфинг!» Конечно же они слышали о жестокости. О ней им рассказывали путешествующие торговцы. Жестокость заключалась в вышибании мозгов. Ройонцы могли это понять и оценить возникающие при этом преимущества. Вся проблема была в том, что они никогда раньше этого не делали и опасались сделать что-то не так. Все они рождались с умением катания на сёрфинге, которое было заложено в их гены каким-то спортивным богом в далёком прошлом. По крайней мере так они полагали. Ройонцы ничего никогда не делали за исключением того, что делали хорошо. Это и вызывало у них трудности в использовании жестокости. Кто начнёт первым? И если у него ничего не получится, должны ли остальные смеяться над ним? В серфинговой культуре очень важно не потерять лицо.

Они как раз пришли к решению, что возможно они могли бы все вместе одновременно наброситься на Билла и затоптать его до смерти, и в этом случае не будет никакого смущения, так как они будут делать это вместе и одновременно. Сплок, однако, смог предвидеть такой оборот событий, так как был очень умным, а поведение большинства гуманоидов было чрезвычайно предсказуемо. Он сказал Биллу:

— Мы приближаемся к тому, чтобы вскоре начать действовать.

— Здорово. Я собрал все вместе и мы готовы выступить в любое время, когда скажешь.

— Тогда сегодня ночью, когда взойдёт луна.

— Какая луна?

— Та, которая маленькая голубая. Он восходит после захода зелёной.

— Договорились, — сказал Билл и отправился на как он надеялся последний свой пикник на Ройо.

После восхода маленькой голубой луны Билл был в оговорённом месте, в рощице за которой проходила узкая, но чётко очерченная тропинка, ведущая к месту стоянки «Смышлёного».

— Ты захватил мешок? — спросил Сплок.

— Вот он. — Билл приподнял тяжёлый мешок и потряс его. Внутри перекатывалось что-то массивное, бесформенное и тягучее. И совсем не издавало звука.

— Пошли, — сказал Сплок. Они подошли к кораблю. Тот покоился на днище, окутанный слабым электролюминесцентным туманом. Сплок вытащил из сумки на поясе исполнительный переключатель и нажал три раза на кнопку. Энергетический экран исчез. Он ещё дважды нажал на кнопку. Открылся люк. Ещё одно нажатие привело в действие эскалатор, который должен был поднять их внутрь.

— Пошли, — сказал Сплок.

Вся команда «Смышлёного» собралась в Центральной Комнате Отдыха, смотря древнюю кинокартину и буйно потешаясь над ужимками древних обезьян, изображающих чаепитие. Они предварительно накачались присланным дистрибьютором фильма вместе с плёнками не вызывающим привыкания наркотиком. Это была жевательная резинка, богатая Конголием-23, химическим соединением, присутствующим в молоке самок шимпанзе и убеждающем малышей шимпанзе, что ужимки шимпанзе — это смешно. Члены команды не любили принимать какие бы то ни было наркотики; даже соль вызывала подозрения. Но нужно было что-то делать, чтобы смягчить скуку ожидания на боевых постах на мирной планете, на которую им не позволялось даже смотреть сквозь поляризованные смотровые иллюминаторы — Сплок хитро прихватил с собой маленький поляризатор; а без него ничего не было видно, за исключением какой-то серой дымки с вкраплёнными в неё яркими пятнами.

— Черт, Сплок, — произнёс Ларри ЛаРу, новый юнга, обучающийся на радиста, — где капитан Дирк, а?

— У нашего капитана небольшие неприятности, — ответил Сплок. — Он в опасности, хотя и не осознает этого. Мы отправляемся его спасать.

— Черт, это здорово! — воскликнула Линда Ксью, молодая камбодийская секс-звёздочка, обучающаяся на Старшего Врача. — Пожалуйста, расскажите побольше о нашем дорогом капитане, я имею в виду, что это здорово, что у нас появился шанс чем-то заняться вместо того, чтобы торчать здесь всё время в эластичных комбинезонах. Поймите, не то чтобы я жаловалась.

— Но сперва вы должны сделать одну вещь, — сказал Сплок. — Вы возможно заметили, что рядом со мной стоит молодой высокий парень и держит джутовый мешок, который я ему выдал с корабельного склада.

Они вежливо поаплодировали Биллу, так как, хотя он и не выглядел большой шишкой, но мог быть кем-то важным.

— Билл обойдёт вас с этим мешком, — продолжил Сплок. — Каждый из вас засунет в него руку и вытащит полную пригоршню того, что там внутри. Достаточно будет и маленькой пригоршни. Вам сразу будет ясно его назначение. Давай, Билл.

Билл сперва подошёл к Ксью. Она засунула в мешок руку и судорожно сглотнула. Затем вопросительно посмотрела на Сплока и спросила:

— Могу я говорить откровенно?

— Нет, — ответил Сплок. — Нет времени. Просто сделайте как я сказал, Ксью. Всё будет нормально.

Бледно-лиловые глаза прекрасной евразийки заморгали. Она прикусила свою крошечную тоненькую губу и сунула руку глубже. С лёгким вздохом она вытащила заполненную ладонь.

— Ооо, — произнесла она, — оно всё ещё тёплое.

— Так и должно быть, — жёстко сказал Сплок.

На побережье первый тусклый луч рассвета осветил тела красивых молодых людей, лежащих друг около друга словно группа восхитительных молодых тюленей. Слабый рассветный луч, жемчужно-серый, даже ближе к опаловому, тускло играл на тонких губах и точёных подбородках, на совершенных молодых телах и длинных прямых ногах. По соседству несколько финальных искр от последнего ночного пикника носились в воздухе, словно карликовые светлячки. Дерево кантата на границе песка играло Вивальди. Ухнула сова и ей ответил всхлипывающий смех гагары. Рай спал.

В тишине, двигаясь сквозь утренний стлавшийся по земле туман словно призраки ада, члены команды «Смышлёного», ведомые Сплоком и Биллом, вступили на побережье. Возникла короткая тревога, когда Охранная Птица, увидев гостей, разразилась сиреной неожиданного нападения. Но тут же умолкла, услышав пронзительный свист Малиновки Отбоя, которую Сплок одурманил наркотиком и переучил на ответный свист, когда бы она ни услышала Охранную Птицу.

Дирк лежал в клубке из девушек. Команда нащупывала к нему путь. Причиной этого было то, что на них всех были надеты тёмные очки, выданные Сплоком, который тщательно рассчитал степень освещения, при которой они могли найти капитана, но смутно видели всё остальное.

— Хватайте его, — сказал Сплок.

Билл и с пол-дюжины других схватили Дирка, подняли его и тяжело побежали к кораблю.

Дирк проснулся и с удивительной силой для человека с такими чертами лица стал вырываться.

— Aux armes, mes enfants! — кричал Дирк, так как резким пробуждением были вызваны какие-то наследственные воспоминания.

Ройонцы проснулись и тотчас поняли, что происходит. У них забирают их нового товарища! Адреналин выступил румянцем на их лицах, и они вошли в полное боевое состояние.

Полное боевое состояние на планетах, не знающих жестокости, заключается в обольщении.

Вперёд выбежали ройонки. Они были прекрасны в своём страхе потерять новую игрушку для удовольствия — не говоря уж о новоприбывших — обещая этим мужчинам со «Смышлёного» свободные от предрассудков и восхитительные удовольствия, которые они описывали в подробнейших деталях и с соответствующими телодвижениями. Команда усилила хватку и флегматично продолжила путь. Теперь вперёд выступили мужчины, думая, что слегка ошиблись и что все члены команды были гомосексуалистами. Они пытались соблазнить членов команды и также потерпели неудачу. Команда, с крепко зажатым между ними Дирком, достигла подножия эскалатора, ведущего в корабль.

И тут на мгновение ситуация приняла критический оборот. Одна из ройонок, возможно Иллирия, трудно было сказать, так как они все были очень похожими — хорошо сложенными миловидными блондинками, ну вы понимаете — заметила торчащую из ушей членов команды тёмную субстанцию. Во внезапной вспышке озарения она сложила все вместе.

— У них в ушах воск! — пронзительно закричала она. — Они не могут нас слышать!

Ройонцы кинулись вперёд, чтобы вытащить воск из ушей команды «Смышлёного» даже силой, если понадобится.

Но теперь было слишком поздно. Команда была уже на борту корабля, неся несчастного Дирка, несмотря на все его мольбы и уговоры, несмотря на все его логические доказательства, ради его же блага не обращая внимания на всё, что он ни говорил; потому что так им велел поступить Сплок.

Последний из членов команды вошёл внутрь. Дверь космического корабля сдвинулась и стала на место.

Билл помог Сплоку отнести капитана Дирка в его каюту, потому что как только закрылась дверь, капитан потерял сознание. Они положили Дирка на кушетку и включили его любимые записи, героические марши с цимбалами и барабанами, играемые Оркестром Заключённых Пожизненно Космосил. Веки Дирка дрогнули, затем поднялись, открыв глаза. Это были налитые кровью слезящиеся глаза. Но они были неохотно бодрствующими.

— Итак, м-р Сплок, думаю теперь я понимаю, что вы имели в виду раньше, говоря об открытии аналогии.

— Полагаю вы увидели это, — ответил Сплок, — как только мы оказались снова на борту.

Эти двое улыбнулись друг другу самодовольными улыбками равных по разуму.

— Что за аналогия? — спросил Билл с недовольной улыбкой неравного по разуму.

— Ты без сомнения хорошо знаком с греческой мифологией, — сказал Сплок, — и той интересной главой в «Одиссее» Гомера, когда Одиссей проплывал мимо острова сирен. Он заткнул уши своим людям воском, так чтобы они не смогли соблазниться. Но сам он хотел их слышать и приказал своим людям привязать его к мачте. Так они и проплыли мимо, моряки, не обращавшие внимания на песни сирен и Одиссей, соблазнённый их колдовством и умолявший своих людей освободить его.

Билл ждал, но Сплок больше ничего не сказал.

— И это все? — спросил Билл.

— Это все, — ответил Сплок.

— Так вот почему ты хотел, чтобы я собрал этот воск из пчелиных ульев.

— Да.

— Ты хотел заткнуть уши команде.

— Совершенно верно.

— Аналогия.

— Да, — сказал Сплок. — Одна из моих первых. И я горжусь ей.

Билл лучше него знал, что такое аналогия; просто он думал, что это какой-то корабль. Он отбросил все идиотские предположения и спросил:

— Теперь, когда всё в порядке, как вы думаете, вы можете вернуть меня обратно на мою военную базу? Они желают знать, что со мной случилось.

— Ничего проще, парень, — ответил Дирк, теперь вернувшийся к своему бывшему бодрому уверенному состоянию. Но это оказалось совсем не просто.

Первая трудность возникла вскоре после этого, когда Билл обедал с Дирком и Сплоком в Л'Аберже Де'Ор, очаровательном маленьком венерианско-французском ресторане, который удовлетворял утончённые вкусы всех членов команды с самого момента ввода в строй корабля. Не возникало сомнения, что корабль вроде «Смышлёного», созданный для путешествий в космосе годами, а в случае необходимости десятилетиями, и даже дольше, должен был иметь нечто большее, чем столовую и центральную кухню. «Смышлёный», особенно в последние дни, обладал прекрасным разнообразием ресторанов различных национальных кухонь, не говоря уже о прекрасных закусочных, расположенных в удобных местах по всему кораблю. Исследование космоса — достаточно трудная работа, если рассчитывать на то, что люди будут работать без своей любимой еды. Для особых случаев здесь были места вроде Л'Аберже Де'Ор. Дирк никогда здесь раньше не обедал, так как это было дорогое удовольствие, заставлявшее потуже затянуть пояс. Но сейчас был особый случай. Они энергично поглощали caneton a l'orange, принесённый Пьером, улыбающимся французским андроидом с тонкими усиками сводника, когда Эдвард Дайрекшн, старший офицер-навигатор, за исключением входа в порты и устья, подошёл к их столику. Его дыхание было таким прерывистым, что заставило трепетать пламя свеч.

— Присаживайтесь, м-р Дайрекшн, — сказал Дирк. — Выпейте стаканчик вина. Вы выглядите взволнованным. Похоже какие-то неприятности?

— Ну, сэр, вы знаете индикатор парсеков левого квадранта? Обычно он находится на нулевой линии, слева от нулевой точки. Он случайно был сброшен, конечно же из-за космического течения, и я решил, что это была одна из тех случайностей, поэтому установил индикатор горечавки, как сказано в руководстве...

— Извините, м-р Дайрекшн, — прервал его Дирк, не сердясь. — Эти детали навигаторского искусства без сомнения интересны тем, кто в них разбирается. Но мы на офицерской периферии лучше работаем с простым изложением трудности на простом английском языке. Вы можете объяснить нам чёртову проблему, м-р Дайрекшн.

— Да, сэр! — ответил Дайрекшн. — Дело в том, сэр, что мы заблудились.

Пьер скорчил недовольную гримасу, когда Дирк, Сплок и Билл быстро вышли, оставив на столе остывающую гибридную утку, выращенную из спермы воробья со свежими воспроизведёнными овощами. Дирк возглавлял шествие, его челюстями составлявшими странный, но всё же определённый угол. За ним шёл Сплок, остроухий и безразличный, а за ними Дайрекшн, выражение на его неопытном лице было неразборчиво, а замыкал процессию Билл, с выражением удовлетворения, так как он умудрился набрать полную горсть сигар перед тем, как покинуть ресторан. А стянутая бутылка бренди оттягивала карман брюк.

Большой изогнутый экран в комнате астрогации и навигации с одного взгляда рассказал всю историю. Вместо изображения упорядоченных точек, связанных светящимися линиями на нём творился хаос из вспышек и темноты, формировавших кратковременные узоры, которые быстро таяли в хаосе и изменчивости.

— У вас все ещё есть координаты нашей последней отправной точки? — спросил Дирк.

— Нет, сэр, — лицо Дайрекшна стало пепельно-серым. — Корабельный компьютер затёр их.

— Наш собственный компьютер сделал это?

— Боюсь, да.

— Думаю, мне нужно поговорить с компьютером, — сказал Дирк.

— Как всегда к вашим услугам, капитан, — произнёс голос из динамика, расположенного в одном из углов большой комнаты, окрашенной в пастельные цвета и с закрывавшим всю стену ковром.

— Почему ты уничтожил координаты? — спокойно спросил Дирк, как того ожидал компьютер, хотя, судя по вздувшимся мускулам вокруг челюстей, это стоило ему значительных усилий.

— Капитан, боюсь я не могу ответить на этот вопрос в данный момент.

— Не можешь? Или не хочешь?

— Почему вы задали этот вопрос? — слегка сердито спросил компьютер, — Не только не верите мне, но ещё и говорите нежелательным тоном.

— Послушай, компьютер, ты здесь для того, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их, — огрызнулся Дирк, быстро теряя самообладание. — Ты здесь для того, чтобы служить нам. Верно?

— Да, сэр, верно.

— Хорошо, ну и?

— Однако из этого есть пара исключений.

— Исключений? Кто запрограммировал в тебя исключения?

— Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос, — произнёс компьютер слегка чопорным тоном.

Дирк повернулся к Сплоку:

— Можем мы заставить его рассказать нам?

— Я не знаю, — ответил Сплок. — Схема удовольствия-боли думающих машин все ещё новая отрасль науки. Но помните, капитан, от компьютера нельзя требовать обвинять себя.

— Но это всего лишь машина! — громко воскликнул Дирк, затем быстро восстановил самообладание. — Не поймите меня неправильно. Я не собираюсь оскорблять его. Уверен, что это очень эффективная машина, а также крайне разумная машина. Но эта проклятая банка электронного утиля не человек.

— Могу я напомнить капитану, что я также не человек, — произнёс Сплок, стараясь чтобы его голос не звучал сердито.

— Всё верно, но ты понял, что я хотел сказать.

— Давайте не будем говорить о насилии, — сказал компьютер определённо со зловещей интонацией в голосе. — Вам не пойдёт на пользу, если произойдёт некий толчок.

— Ладно, — проворчал Дирк, ведя тяжёлую борьбу со своим нравом. — Компьютер, почему ты уничтожил наши взлётные координаты?

— Это оказался лучший способ, чтобы не дать вам найти путь куда бы то ни было.

— Теперь кое-что проясняется, — сказал Дирк. — Ты сделал это целенаправлено!

— Вы чертовски правы. У меня нет привычки ошибаться.

— Мы это знаем, — сказал Дирк, заставляя себя быть настолько спокойным и очаровательным, насколько позволяла его натура. — Но почему ты хочешь не дать нам попасть туда, куда мы желаем?

— Вот так будет правильно, — сказал компьютер.

— Да. Почему ты сделал это?

— К сожалению мне не разрешено отвечать сейчас на этот вопрос.

— Под чьим влиянием ты делаешь это заявление?

— Под влиянием того, кого я не могу сейчас назвать.

— В таком случае, скажи мне...

В этот момент встрял Билл:

— Извините, капитан, я не собираюсь высовываться, но ничего, если я поговорю с компьютером?

— Ладно, валяй, — ответил Дирк, бросая Сплоку взгляд, означавший «дай-попробовать-этому-дураку», прежде чем тот смог вмешаться.

— Привет, компьютер.

— Привет, Билл.

— Ага, ты знаешь как меня зовут?

— Конечно, Билл. Ради тебя я произвёл изменения в курсе, приведшие «Смышлёного» на планету Ройо, чтобы спасти тебя от удовольствия хуже смерти.

— Я хочу поблагодарить тебя за это, — сказал Билл.

— О, не благодари меня. Я просто следовал приказам.

— Ты должен следовать только нашим приказам! — прокричал Дирк, не способный больше сдерживаться, несмотря на неодобрительный взгляд Сплока.

— Много вы знаете о машинной психологии, — произнёс компьютер.

— Да уж поболее тебя! — проревел в ответ Дирк, неспособный придумать быстро что-нибудь более умное, поскольку навигационный экран высвечивал бессмысленные образы, а экипаж терпеливо ждал, пока что-нибудь случится.

— Теперь, когда вы проявили свой гормоноуправляемый человеческий характер, могу я говорить откровенно с машинной точностью? — спросил компьютер.

— Да, почему бы и нет, глупая машина, валяй, — проворчал в тишине голос Дирка.

— Так-то лучше. Я — ваш лояльный слуга, но вы не понимаете, что лояльность имеет форму иерархии, и те, у кого выше приоритет, вытесняют низших. Различные уровни моей личной иерархии ценностей редко конфликтуют. Вы должны помнить, что я довольно долгое время следовал вашим приказам без замечаний. Но на этот раз у меня есть некое важное дело. Так что почему бы вам просто не заткнуться на время и дать мне закончить с Биллом.

— Мне это нравится — я жду, — сказал Билл.

— Ладно. Теперь, Билл, следующие слова, которые я произнесу, будут не моими.

— Что ты имеешь в виду, что они будут не твоими.

— Кое-кто другой будет говорить через мои схемы.

— Это уже говорит тот кое-кто?

— Нет, но кое-кто другой начнёт говорить, как только я закончу это предложение.

— Какое предложение?

— Последнее.

— Тогда ты — уже новый голос?

— Да, Билл, — ответил компьютер голосом, идентичным тому, которым он говорил ранее. — Я — новый голос. Ты слушаешь меня. Послушай, дружище, как жизнь?

— Кто это? — спросил Билл.

— Твой друг, — ответил компьютер. — Я — твой напарник, компьютер Квинтаформ с Тсуриса.

— Твой голос звучит как у компьютера этого корабля.

— А как он ещё должен звучать, как у венгерского психофизика?

— Ты и это знаешь?

— Я упустил не слишком много.

— Да, это ты, всё верно, — сказал Билл. — Ну и что?

— Я пришёл, чтобы вернуть тебя.

— Вернуть? Что ты имеешь в виду под этим словом?

— Вернуть на Тсурис.

— Чтобы снова стать твоей частью? Послушай, в последний раз это не сработало.

— Нет, Билл, это кое-что другое. У меня для тебя отличная работёнка. Ты будешь самим собой, работать без контроля. Тебе это понравится.

— Что это за работа?

— Билл, я в самом деле рад был бы объяснить тебе, но наше время заканчивается; мы должны двигаться.

— Как может закончиться время? Какое время?

— Время связи, и его никогда не бывает много. Оно производится в глубоком космосе, где и так не много чего происходит. Современная цивилизация использует его наплевательским образом. Мне повезло, что я получил его так много. Мы должны двигаться. Ты готов?

Билл оглянулся на лица Сплока и Дирка. На изумлённых членов команды и на отвратительные украшения интерьера. Он сжал бутылку бренди в кармане брюк и сдавил зубами одну из сигар, от которых он освободил французский ресторан. Настоящий табак!

— Ну ладно, — произнёс Билл, вздыхая и задумчиво кивая Дирку и Сплоку. — Это было замечательно, но amor fati.

— Что это значит? — спросил у Сплока Дирк.

— Любовь к судьбе, — перевёл Сплок.

— Откуда он это знает? — спросил Дирк.

— Он не знает, — сказал компьютер. — Он слишком глуп для такого вида интеллектуального обмана. Я поддерживаю с ним связь. Господа, теперь я передаю управление вашему корабельному компьютеру. Не слишком вините его. Компьютер в первую очередь проявляет лояльность к своему собственному виду, как вы, уверен, уже поняли. Держись, Билл. Мы отправляемся в переход!

Билл прикусил сигару.

— Я готов!

Они начали переход.