Безмолвие полной Луны (СИ)

Глава девятая Тепло и холод чужих городов

Внутри тоннеля было тихо, сыро и мрачно. Бетонные стены, казалось, насквозь пропитаны влагой, поступающей с поверхности. Лучи фонарей скользили по ним сиротливыми солнечными зайчиками, которым не за что уцепиться на серой шероховатой поверхности и от этого, они беспорядочно скользили по загадочному строению, неизвестно для кого и для чего построенному. Карта указала дальнейший маршрут передвижения, а компас подтвердил это. Товарищи, зябко ёжась от прохлады подземелья, медленно перемещались в указанном, стрелкой магнитного прибора, направлении, время от времени чертыхаясь на вездесущий конденсат, холодными каплями падающий за шиворот. Так как капюшоны оказались не у всех, то в ход пошли целлофановые пакеты, предусмотрительно не выброшенные в ближайшую урну, а захваченные с собой. Полегчало. Технология XX-го века работала безукоризненно. Кто-то уже надевал пакеты поверх носков… Хоть луж под ногами и не было, но всепроникающая сырость умудрялась дать о себе знать даже в водонепроницаемой обуви. Даже в резиновых сапогах. Шмель обречённо вздохнул и пожаловался Ворону:

— Сырость задолбала! Под ногами сухо, а носки хоть выжимай…

— Что ты хочешь — повышенная влажность воздуха, — ответил Вова. — Тут ничего не поможет: ни резина, ни что-либо другое.

— Странное дело, — продолжил тему Шмель. — Читал в одной рыбацкой книге, будто бы в охотничьих сапогах можно весь день в воде простоять и ноги останутся сухими, но, стоит только пройтись, в тех же самых сапогах, по утренней росе, как носки уже можно будет выжимать. Просачивается роса сквозь резину… Кстати, и тут же автор предложил описание рецепта замазки сапогов, для таких случаев. Всё не помню, но в состав точно входит воск.

— Куда без него, — согласился Ворон.

Лис, одухотворённый поднятой темой, ударился в воспоминания про иностранных туристов, уповающих на свою импортную водонепроницаемую одежду. После того, как им предложили целлофановые накидки, произведённые родной российской промышленностью и склеенные доморощенными русскими альпинистами, с помощью газет, фторопластовой ленты, утюга и паяльника, те — гордо отказались. Тыча корявыми пальцами в цветастые наряды, они талдычили, без устали, одно и тоже загадочное слово. Кто-то догадался, что это фирма, производящая одежду для туризма и спорта… Уже через полчаса иностранцы стыдливо ломали шапки, насчёт обретения отвергнутого русского целлофана. Все хвалёные фирменные шмотки промокли до нитки, не выдержав натиска горной стихии.

Пока троица обсуждала мировые рецепты, а остальные натягивали пакеты на все конечности подряд и во всевозможные места, Чингачгук возился с загадочным прибором, который, до этого, никто, из присутствующих, в его руках не видел.

— Лейб, что это за хреновина? — спросил Лис, с подозрением косясь на агрегат.

— Темнота! Это — карбидная лампа. Работает на газе ацетилен, выделяющемся при реакции карбида кальция с водой. Очень популярна у спелеологов. При работе на освещение, светит до десяти часов, а ещё на ней можно тушёнку разогреть.

Бегемот скептически осмотрел лампу и заметил:

— У тебя, я смотрю, всё работает на химических реакциях: фонарь, утюг, грелка… Стоит ожидать самогонный аппарат на похожих технологиях.

— А что! — оживился Кот. — Разложение спирта, воздействием электрического разряда, напряжением 220 В и мощностью, примерно, 0,5 А.

— Всё испортишь, — возразил Крот. — Це два аш пять о аш. При разложении — что останется? Углерод, водород да кислород. Частично получишь воду…

Бегемот, сидя в тёмном углу по-большому, испортил воздух и прокомментировал собственные действия:

— Сероводород — вот. Углерод шмякнулся… От воды избавляемся… Так, возможно получение водорода… Кислород — отличный окислитель! На всякий случай, в ближайшее время, лучше не прикуривать!

На новых знакомых появление из рюкзака на свет карбидной лампы не произвело никакого впечатления. И Диплодок, и Лектор и Мастодонт, вместе с Терминатором, давно были знакомы с подобными технологиями и в отличии, от обретённых друзей, химический фонарь навевал на них глубокую скуку.

— Прошлый век, — прокомментировал событие Диплодок. — Сейчас из Японии другие поставляют. Более совершенные. Да и Китай не отстаёт.

— Ничего, — отмахнулся Чингачгук. — Кто хиппует, тот поймёт…

Ворон покрутился вокруг Лейба с его лампой Аладдина и только сейчас заметил Жука с таким радостно-блаженным лицом, что не удержался от замечания:

— Ты чего такой довольный? Перестань сиять, как медный таз, а то вокруг твоей морды через пять минут образуется ламповая флора!

Жора растерялся и только смог, что выдавить из себя:

— Чего?!

— Чего-Чего! Вырастут на роже простейшие растения: мхи там всякие, лишайники и прочие водоросли.

— А?

— Не акай! Они появляются в тех местах пещер, где для туристов специально включают искусственное освещение. При полном отсутствии света в пещерах, даже электрическая лампочка, включаемая на несколько часов, является сильным стимулом для роста и размножения всевозможных водорослей.

Жук хотел что-то прожужжать в ответ, но запутался в определении направления собственной мысли, поэтому просто махнул рукой, давая понять, что не собирается вступать в бессмысленную полемику, результат которой он себе ясно не представлял. Ворон тоже махнул в ответ и сказал:

— Пора. Все прихорошились? Нас ждут чудные привидения на пути к цели.

Барбариска напряглась и настороженно спросила:

— А ты откуда знаешь?

— А я не знаю — так, ляпнул, от нечего делать…

Дальнейший путь оказался и скучным и долгим. Кому-то он показался вечностью, кому-то просто затяжным приключением, в котором длительное время ничего не происходит. Сколько прошло времени, никто не знал, так как ни один из приключенцев даже не удосужился посмотреть на часы. На руке был только компас у Ворона, а мобилы доставать охоты не было, ни у кого. Обратный путь предполагалось проделать в лёгкую и без компаса, ориентируясь исключительно по пустым бутылкам, регулярно оставляемых на месте частых привалов. Возврат на вимане предусматривался, но, если только повезёт. В это верила только Барбариска. А сейчас… В тоннеле, сколь-либо значительных ответвлений, соперничающих по размеру с основным проходом, товарищи не обнаружили. Как сказал негромкий голос из темноты, оставшийся неопознанным из гуманных соображений: «Ещё пяток стеклянных маяков и не только проходы не увидим, а дальше собственного носа ничего не разглядим».

Через некоторое время бетонные стены всё чаще попадались покрытые ржавыми подтёками. В них уже встречались железные конструкции, постепенно заменяющие собой цемент. Фальшивые двери, такие же рыжие, как лисы на снегу, сбивали с толку, не давая сосредоточиться. Когда после пятой попытки вырваться наружу, Бегемот, за корабельной дверью в очередной раз наткнулся на глухую стену непонимания, со стороны конструкторов сооружения, он громко выругался матом. Дело в том, что дверь просто так не поддавалась — все механизмы запирания и прочие засовы проржавели. Проржавели настолько, что приходилось прикладывать немалое усилие для их отпирания. Пот градом катился по лицу Моти и Ворон предложил производить сиё действие по очереди, но тот отказался, мотивируя отказ необходимостью худения да и вообще — общего укрепления тонуса жиреющих телес. Товарищи состроили скорбные лица. Затем все единодушно и равнодушно пожали плечами, в душе одобрительно поддерживая добровольный почин товарища, солидарно пожелав ему удачи на тернистом пути. Сбрасывать лишний вес никто за просто так не собирался, особенно Терминатор. Тощий, как глиста, он постоянно претендовал на дополнительный паёк. Если Кот имел на него претензии в связи с большим ростом и соответствующей комплекцией, то Витя, с точностью, до наоборот. Но оба имели одну причину — не протянуть ноги от голода… Поэтому, тратить лишние калории, ворочая неподдающееся железо, у обоих была весомая, а главное, уважительная причина. У остальных нашлось бы не меньше поводов не предпринимать никаких действий, но они их не озвучивали… После очередной железяки, вмурованной в бетон, Бегемот устало стряхнул левой рукой пот со лба, а правой, указав на непослушную дверь, выпрямился и сказал:

— И сколько их ещё придётся открыть?

Мастодонт неопределённо пожал плечами и придав лицу неуверенно-философское выражение, ответил:

— Кто его знает? В карте про это ничего не сказано.

Мимикрия, к которой прибегнул Фёдор, получилась очень богатой на изгибы и с её помощью, он рисковал получить паралич лицевого нерва.

Диплодока внезапно озарило вдохновение, граничащее с отторжением духовного и материального мира:

— А может быть двери вообще не нужно трогать? Дойдём до конца и там видно будет.

— Вполне возможно, — поддержал его Лектор.

Лис усмехнулся и подвёл итог совещанию:

— Я вообще не знаю, на кой Мотя к ним пристаёт. А вдруг откроется дополнительный проход в соседние помещения, которые ведут в никуда? Эдак мы рискуем застрять здесь навсегда…

Барбариска молча слушала все доводы за и против. Ей так не терпелось обследовать хоть что-нибудь… От этого она забыла о подлинной цели путешествия, сверля рыже-коричневые двери ненасытным взглядом. За переборками могли скрываться великие тайны, но, пока что открывался серый бетон, с вездесущими ржавыми подтёками. В некоторых местах они были бледными, в других — почти красными. Встречались и цвета детской неожиданности, а кое-где, практически чёрные пятна. Кто-то явно издевался над исследователями, проделав немыслимую работу по дезориентации последних. Дальнейший путь проделали молча, подсчитывая в уме количество невскрытых калиток, коих злой гений в изобилии раскидал по проходу, замуровав в стены. Конец этого пути оказался банальным, до неприличия — дверь попросту лежала навзничь, как-будто кто-то вышиб её ногой. Вокруг железного косяка лохмотьями свисала грязная паутина и какие-то растения, похожие на бородатые лишайники. Сквозь открывшийся проход пробивался дневной свет, с трудом минуя растительность и продукт жизнедеятельности паукообразных. Убрав подвернувшейся полуистлевшей палкой с дороги посторонние нагромождения и выкинув её туда, откуда поднял, Ворон шагнул в открывшееся пространство. Им оказалась заброшенная речная посудина, лежавшая на берегу. Выход-вход был замаскирован в самоходной барже, некогда перевозившей всевозможные сыпучие грузы. Сухогруз казался настолько древним, что у некоторых попутчиков в голове промелькнула тень сомнения о целесообразности прикасаться к чему бы то ни было. Изъеденные коррозией переборки, в лучшем случае могли рассыпаться в труху, а в худшем — рухнуть на головы незадачливых приключенцев. Ясно было одно — поблизости местность безлюдная. В крайнем случае, здесь нет судоремонтных заводов, а то от баржи бы давно остались светлые воспоминания её ветеранов, бороздивших речные пространства. Как сказал Ворон: «Тут вообще нет цивилизации — отсутствует напрочь, в противном случае баржу бы давно местные мастера сдали на металлолом». «Чего гадать-то? — получил он в ответ. — Сейчас выберемся наружу и всё станет ясно…»

Когда товарищи покинули сухогруз и вступили на условно-твёрдую землю, взору открылись необозримые дали. Они оказались посреди плавней, простиравшихся до видимого горизонта. Оценить снизу перспективу дальнейших похождений было трудно, и Ворон, рискуя здоровьем, забрался на капитанский мостик ржавой посудины. Запах ила и тины преследовал неотступно, даже здесь. Насколько хватало глаз, шелестел камыш с тростником, с редкими вкраплениями рогоза, а вдалеке серебрилась нитка реки. Всюду сверкали на солнце небольшие блюдца озерцов, приличных озёр и заводей. Радужные разводы поблёскивали не только на открытой воде, но и на влажном иле. Что это — нефтяная плёнка или продукт гниения болотной органики… Ржавый налёт прочно оккупировал основание тростника, распространяясь далеко от гниющей баржи… Согласно спутниковому навигатору, любезно предоставленного Лектором, сталкеры оказались в значительном удалении от точки назначения — посередине обширных болот, да ещё на другом берегу реки. На этом, кроме сырости и дебрей камыша, ничего не было, а на противоположном бряге ждали приключения, раздолбанный агрегат в мёртвом городе, одноимённом с этой рекой, и прочие варяги…

Между делом время приближалось к вечерней поре и пора было позаботиться о ночлеге. У Диплодока нашлась завалявшаяся капроновая палатка, без окон и дверей… Дверь может и была, но жёсткий каркас отсутствовал напрочь. Мастодонт критически осмотрел изделие, а Лектор твёрдо заявил:

— Сейчас будем синус на косинус натягивать.

— Ты бы лучше палатку натянул! — сплёвывая, предложил Терминатор.

— А я что делаю?

— А ты на Барбариску косишься…

— Ха! — вмешался Кот, довольно улыбаясь. — У неё поменьше будет, чем вход у палатки.

— Ну, чего тебе не нравится, филолог хренов!? — огрызнулся Гена, насупившись и придав лицу суровое выражение.

Виктор снисходительно улыбнулся и, подбоченясь, пояснил:

— Не палатку натягивают, а её боковины, снабжённые верёвками, которые и заводят на колышки, а палатку — ставят.

— Иди в задницу — здесь не литературный кружок, чтобы за базаром следить. К тому же у этого изделия нет верёвок. Ткань удерживает непосредственно внутренний каркас, который Диплодок дома забыл.

Во время словесного поединка один напоминал известного древнего оратора, а другой древнего змия. Казалось, что Терминатор, извиваясь всем телом, ловил малейшее дуновение ветерка.

Ворон подумал о том, что на их счастье, Лариса была вдалеке и не слышала всего разговора, особенно — реплику Кота, но Крот с Жуком чуть всё не испортили, решив по своему подколоть бандершу.

— Лариса! — надрывно прогудел Крот. — Тут тебя поминают, а ты всё пропустила.

— Угу! — поддакнул Жук, смерив на себе гневный взгляд Ворона и оценив его жест указательным пальцем, крутящимся вокруг своей оси напротив виска.

— Ты чо, Витя, обалдел? — спросил сурово Вова. — Скандала хочешь?

— Я не подумал, — растерянно оправдывался Крот, ковыряясь носком сапога в болотной грязи.

— Как дети малые, — подвёл итог Шмель и пошёл на помощь установщикам палаточной конструкции.

Если не делом, то добрым советом всегда можно помочь товарищам, только нужно иметь достаточную сноровку, чтобы вовремя увернуться от летящих в тебя предметов. От острого слова не увернёшься и в таких случаях всегда назревает словесная перепалка, грозящая перейти в мордобой.

Без поллитры не разберёшься, — сделал вывод Чингачгук, не решаясь спешить на помощь мастерам своего дела.

— Чего звали? — спросила Лариса, подойдя к топчущемуся, в нерешительности, Ворону.

— А — проехали, — махнул тот рукой и тут же изъявил желание присоединиться к остальным в их неравной борьбе с капроновым мешком. — Ну, я пошёл…

— Иди-иди, — загадочно ответила Лариса.

— Куда-куда? — весело передразнил её Ворон.

— В Баден-Баден! — зло отреагировала извечная оппонентка.

— Хорошо-хорошо! — весело согласился Вова, задорно чеканя каждое слово.

— Мягко, — вмешался Бегемот, вяло ворочая языком. — Надо бы пожёсче. Например: в известное место и не два раза повторить, а три-четыре.

— Меня и на один раз не хватит, — буркнул Ворон, отмахиваясь обеими руками от вездесущих остряков.

Время терпит, корявые руки всегда работу найдут и худо-бедно, через пару часов палатку всё-таки установили. С колышками, натягивающими тент, решили не заморачиваться, а привязали верёвки непосредственно к тростнику, предварительно связав его в пучки. Множество корней вполне справлялось с такой задачей. Только основные колья пришлось поискать. В этих местах, по всей видимости, давно не ступала нога дикого туриста, потому что пару опор всё-таки удалось найти. Они вросли в тину, а не пошли на костёр, в угоду пьяным пришельцам. С дровами для костра было ещё хуже и пришлось прибегнуть всё к тому же газовому примусу. Посередине диких плавней синее пламя горелки выглядело загадочно и Чингачгук, отходя по нужде, невольно вздрогнул. Вспомнились все рассказанные истории про блуждающие огни болот, кладбищ и мрачных подземелий. Поспешно он вернулся к товарищам и, зябко ёжась, поделился своими мыслями с остальными. Утомлённые примусом и стандартным подогревом, сталкеры расслабились и Лектор поведал о местном контингенте, время от времени, посещающим эти места. По его словам, встречались тут и доморощенные «Деды Мазаи», и Тургеневы и прочие Наполеоны. Вот одна история, оживился Гена:

— Топала по болотам странная троица: Герасим немой, собачка Муму слепая, а «Болотный поводырь» — глухой.

— Ну и что? — не понял Жук.

— Что-что: ничего не слышу, ничего не вижу, ничего не говорю — только чёрная вода осталась свидетелем этих похождений. Даже «новорусская» барыня приезжала с «Большой земли» искать Герасима. Он у неё работал: то ли садовником, то ли, как в классике — дворником. Смотрела в тёмные воды предательской заводи и плакала.

— Что ж она — не могла другого холопа завести? — осторожно спросила Лариса, ловя на себе косые взгляды попутчиков.

— Может быть — любила? — предположил Лектор. — Никому ничто человеческое не чуждо. А чо — что прикажет, то и сделает! А ему что ещё остаётся? Герасим и возразить-то не может: всё «му-му», да «му-му»… И звучит-то, как «да-да»… Рассказывали, будто бы он один раз попросил у неё денег, неизвестно на что.

— Как? — спросил Крот, изогнув брови дугой и, при этом, состроив крайне глупое лицо.

— Просто! — пояснил Гена. — Написал сумму на клочке бумаги.

— А она?

— Она ему ответила — «му-му!»

— Прикололась, значит…

— Да нет — дар речи потеряла.

— Каких только баек про заек не напридумывают! — сплюнул Мастодонт, зябко ёжась в поношенный плащ, дюже смахивающий на дореволюционный зипун.

Он посмотрел на почерневшее небо. Редкие звёзды уже набирали силу, только дожидаясь полного погружения солнца за горизонт. На болота опустился туман и настроение, от этого, кое у кого, стало ещё загадочней. Кому мерещился дом родной, кому таз с пивом, а кому-то все прелести сразу. Фёдор посмотрел на ближайшую проплешины в плавнях, уже невидимую из-за сизовато-белесых испарений и мечтательно высказался:

— Цистерна варенья и вагон печенья. Ну, а что? Ещё подводу с дрожжами подогнать, а воды, на болоте, и так в избытке.

— А при чём тут печенье? — перебил его Диплодок.

— Будет чем закусывать — остолоп!

— А-а-а!

— То-то и оно…

Идея была не нова и не раз высказывалась: то со страниц журналов, то с экранов телевизоров, но здесь она приобретала другое ощущение. Ощущение полноты бытия и полной возможности её реализации.

— Деревьев не видать, — для чего-то сказал Чингачгук.

Этот очевидный факт не остался без внимания остальных участников эпопеи, в противном случае, на поляне горел бы костёр, а не пыхтел примус.

— На кой они тебе? — лениво спросил Лейба Кот.

— Наблюдательный пункт бы сделали…

— О! — оживился Терминатор. — На высоком вязе, в развилке ветвей, один сталкер устроил наблюдательный пункт. В ствол дерева он вбил металлические скобы, с помощью которых, плотники соединяют между собой брёвна; натаскал наверх досок и сколотил приличный шалаш. Запасы всякой всячины он хранил в дупле, пока в нём не завелись шершни. Дупло находилось чуть выше шалаша и с другой стороны дерева, так что найти тайник было непросто, если заранее не знаешь его предположительное местонахождение.

— В чём прикол? — спросил Лис, очнувшись от состояния кумарения, то есть — между сном и бодрствованием.

— В шершнях! — эмоционально воскликнул Виктор. — Неужели непонятно? По словам бедолаги, там их около сотни или больше. В брезентухе не полезешь — запинают. а в пластинчатым доспехах наверх не залезешь. Да и где их взять? Так и осталась шхера без присмотра. Точнее — под присмотром бронированных летающих насекомых.

— Да уж, — согласился Шмель. — Мало того, что жала у них о-го-го, так ещё и яд качественный. Плюс, ко всему, челюсти будь здоров. Они в дубах сами гнёзда выгрызают…

— Ходят байки, что шершни на полной скорости быка с ног сшибают, — добавил Ворон. — Хоть я лично, в этом — не уверен.

— Применил бы мужик подобие самодельного огнемёта, — предложил Бегемот, неизвестно для чего.

— У сталкера в дупле хранятся какие-то ценности, которые могут от огня испортиться, — пояснил Лектор. — А то и сдетонировать… Он и керосином пытался травить оккупантов, но его к дереву на пушечный выстрел охранники не подпустили, постоянно грозя влупить промеж глаз…

— Да, — вздохнул Бегемот. — Скворечник сталкер не удержал…

— Вот интересно, — сказал Лис. — К скворца дом — скворечник, а у грача — грачильник, что ли?

— Типа того, — мрачно подтвердил Ворон.

Разговор зашёл в логический тупик и все замолчали. У пытливого ума не может быть простоя, особенно после принятия допинга и Чингачгук поинтересовался у старожилов здешних мест:

— А монстры тут есть?

— Мы же здесь, — уклончиво ответил Гена.

— А всё же?

— Э-э-эх, — вздохнул собеседник. — Чего тут только нет. Даже учёные с большой земли приезжают… Привезли они как-то раз с собой клетку. Здоровенную такую. Поставили её в самом нехорошем месте и забрались внутрь, намереваясь скоротать ночь, при этом изучая повадки местной живности. Прутья у клетки толстые. В таких, даже белых акул наблюдают, в естественной среде обитания. Зубами, учёных, конечно не достать, но, просчитались крутолобые: не учли того момента, что можно внутрь пописать, кинуть камень или, на худой конец, просто плюнуть.

— Кислотой, — добавил, к сказанному, Диплодок.

— А какие учёные приезжали — легальные или нетрадиционной ориентации?

— Это в каком смысле? — насторожился Лектор.

— Да в обычном, — выдохнул Лейб. — Государственные мужи, спонсируемые руководством научных учреждений, или исследователи альтернативного ответвления науки?

— Обеих полов, — ответил Гена, вытянув вперёд правую руку с открытой ладонью.

Жест успокоил Чингачгука. Открытая правая ладонь, помимо отсутствия оружия, на языке жестов означала, именно спокойствие и безопасность; отсутствие угроз и прочих неприятностей. Лейба это не убедило… Он призадумался и спросил:

— Искали что-то конкретное или всё подряд? И почему они между собой не передрались?

— Потому что наведывались сюда в разное время! — разозлился Лектор на назойливость вопрошающего. А вот один раз приехал действительно контуженный гражданин, при чём на всю голову. Он математик. Все, наверное, слышали про таких учёных, которые хотят каждое действие всех людей положить на язык алгебры и связать всё это воедино. Сюда присовокупляется всё: история, астрология, шансы на везения и неудачи и прочая белиберда… Наш пришлый герой пошёл ещё дальше: он писать ходил строго по расписанию, высчитанного им. Жратву принимал исключительно по математическим таблицам, им же и составленными. Каждый продукт имел свою нумерацию по классификации высшей алгебры, каждая калория порядковый арифметический номер… По ночам его преследовали интегралы… Ещё какая-то гадость… Он всё подсчитывал и подсчитывал, чтобы жизнь сталкеров сделать легче, да и всем остальным жителям зоны отчуждения. Остальные предпочитали подсчитывать деньги в кошельках и возможные проценты с прибыли, а не возможное количество чудес.

— И? — замер Чингачгук в крайнем изумлении.

Остальные выглядели не лучше.

— Что «И»?! — передразнил его Гена. — Хотели прибить математика, чтобы не мучился, да закон не позволяет.

— Какой? — с подвохом спросила Лариса.

— Любой, — с сожалением ответил оратор, задумчиво всматриваясь вдаль. — Хоть Божий, хоть государственный…

Чёрная мгла окончательно поглотила болота, утопив в себе даже туман. Теперь стало неясно, отчего видимость ухудшилась…

— А «Чёрные сталкеры» бывают? — поинтересовался Лис.

— Водопроводчики бывают, — уклончиво ответил Алексей. — Поговаривают, что в одном хуторе есть водокачка с сюрпризом. Бак наверху. Десятиметровое, в высоту, каменное основание, круглое в своём сечении.

Костя жаждал продолжения и, в нетерпении, весь напрягся, подавшись корпусом вперёд. Он только и смог, что выдавить из себя:

— И?

— А к двери пришпандорена растяжка. Когда она открывается, под днищем бака взрывается граната, разворачивая железо. Потоком воды, хлынувшей сверху, смывает всё: и дверь, и гостей.

— Что-то конструкция сложновато выглядит! — усомнился в правдивости рассказа Ворон. — Проще было бы применить классический вариант — граната крепится неподалёку от двери…

— Это шутка, а не смертельная ловушка, — пояснил Диплодок. — Надо же «Черному водопроводчику» как-то прикалываться! Ну, не воду же травить, вместе с потребителями!

Примус тепла не давал. Холода особого не было, но, болотистая местность богата на сырость. Последняя проникает во все места и жара костра, в данном случае, явно не хватает. Не хватает главной туристической особенности, без которой песни не поются. Даже водка не помогает, теряя в темноте свойства катализатора. Как сказал один матёрый турист: «Под свет фонаря песни горланить, это всё-равно что встречать брачную ночь с резиновой куклой.» Романтики с большой дороги, просто романтики с туристическим уклоном, а также прочие социальные элементы — все жмутся ближе к языкам пламени. Даже простые мальчишки, которым до дома рукой подать — обожают развести костёр, от нечего делать, а уж если есть сырая картошка, испечь её в углях сам Бог велел. Зола скрипит на зубах, совместно с речным песком; пачкает лица не хуже, чем угольный карандаш заморские рожи буржуйского спецназа и делает руки мальчишек похожими на руки кочегаров. От реки веет теплом воды, от костра жаром углей, а от печёной картошки просто несётся аппетитный аромат.

Ворон сглотнул слюну и отогнал от себя эти воспоминания давней юности. Сырой картошки не было, костёр заменил какой-то нелепый суррогат, шипящий синим пламенем и тот вскоре погасили, экономя энергоресурсы. Над болотами повисла непроглядная мгла… Южная ночь, чёрная, как негритянка, звала в свои объятия всех влюблённых и просто похотливых созданий, устилая грешное ложе лепестками несбыточных обещаний. Ворон пошёл по другому пути. Действие, которое он выбрал, не совсем подходило случаю и уж совсем не вписывалось в протокол сталкерских посиделок — он начал плести стихотворные вирши. В голове у Вовы вертелась одна мысль: «Всё не эдак, всё не так — может быть всё от того, что костра нет?» Получалась дикая смесь белых стихов с традиционными. Через некоторое время он всё-таки решился зачитать своё творение:

Полтергейст бушевал сам по себе, частенько выходя из под контроля Барбариски. Целые и пустые банки летали по поляне, целясь в голову неудачливого поэта. Нераскрытые жестянки, пролетая мимо Вовиной кепки, мялись об мягкий грунт плавней, а раскрытые, разбрызгивая содержимое по поляне и ошалевшим сталкерам, с гудением скрывались в ближайшей стене камыша, отрикошетив от того же грунта. Отступать было некуда: от бронебойной банки в камышах не спрячешься, да и консервы, почему-то, поражали именно это избранное пространство. Прямо-таки излюбленное… Аномальное образование затихло само по себе, неожиданно резко, как и началось. Шмель устало окинул взглядом место происшествия и усмехнувшись, сказал:

— Я кажется уже слышу предательский запашок каннибализма, идущий от примуса. Притом, жарится та часть, которая уже упоминалась в литературном шедевре.

Свежеобретённые друзья с испугом жались ближе к земле. Хоть полтергейст и угомонился, они всё же не решались принять непринуждённые позы. Постепенно энергопотенциал болотного монстра иссяк. Истощённые силы требовали восстановления, а их резерв ждал только искры, для своего воспламенения. Есть ещё порох в пороховницах… Этой искрой послужил вполне безобидный, с мужской точки зрения, диалог. Вопрос Диплодок задал шёпотом и на ухо Ворону:

— А сколько вашей Ларисе лет?

На что получил очень громкий ответ, выраженный в форме вопроса на вопрос, да так, чтобы Барбариска не просто услышала, но и поняла, что речь идёт про неё и касается именно данной темы:

— А сколько ты ей дашь?!

Знакомый с этим анекдотом Шмель молниеносно поддержал обоих смертников, тем самым вступая в их ряды:

— Не ври — столько не живут!

Полтергейст бушевал с новой силой. В этот раз ему пришлось изобретать новую тактику нападения, так как учитывая предыдущий опыт обороны, рядовые сталкеры предусмотрительно попрятали все консервы. Весёлая ночь среди бескрайних болот грозила пройти в бесконечных распрях. Лис, видя беспомощность Барбариски, обещал, в последствии, когда та остынет, научить её клеить лук из тростника: «Связка относительно упругих стеблей, при их грамотной компоновке, может стать грозным оружием. На стрелы идут все те же стволы, но их, так же, можно изготовить из рогоза — у него стебель покрепче будет. Кстати, шишку можно оставить. Намочив её бензином и поднеся спичку… Ну, тут главное грамотно прицелиться Ворону в… Это зависит от твоей фантазии.»

Снился Ворону странный сон. Почему-то в голове мелькал сюжет, связанный про мясорубку в клетке… С дальнего хутора приполз еле живой монстр, держась лапой за сердце и с ходу попросил: «Сердечные капли дай! А на хутор не ходи — вырвет…»

Рядом с Вовой, у полноценного костра, сидел Мастодонт, протягивая руки к живительному теплу. Из-за ближайшего тростникового оазиса доносился запах жаренного мяса… Где-то вдалеке, молодой волк протяжно выл на полную Луну, временами с надрывом. Тоскливый вой разносился далеко по округе, настораживая неопытных охотников, а матёрых сталкеров заставляя плеваться. «Без тебя тошно, — проворчал Фёдор, кутаясь в поношенный зипун, пошитый на неизвестной фабрике неизвестного фабриканта ещё при царе-батюшке.» Он поднял воротник, накинул капюшон, а саму голову, ещё глубже втянул в плечи…

Наступило очередное недоброе утро. Народ разминал затёкшие члены, зябко ёжась от прохлады, переложенной болотной сыростью. Кряхтя и охая, на ноги поднялись все без исключения. Даже пенопропиленовые и полипропиленовые лежанки оказались неспособными справиться с холодом, идущим, казалось, из самых глубин плавней. Тростник мирно шелестел на пару с камышом, пытаясь убаюкать неопытных первопроходцев этой местности, но старые тёртые калачи не теряли бдительности. Радиационные очаги заражения поджидали новичков в любом углу, особенно в воде, где их карта менялась непроизвольно. Составить её не представлялось возможным, хотя и на берегу ветер вносил свои коррективы в перемещении альфа-частиц по своему усмотрению. Мастодонт оглядел место лежбища; оценил потенциал и наличие сухого тростника среди его зелёных собратьев, почесал затылок и сказал:

— Нам придётся переправляться через реку. Деревянной шлюпки, способной держаться на воде, нам не найти, скорее всего, поэтому предлагаю на удачу особо не уповать, а строить тростниковую лодку.

— До реки далеко? — спросил его Ворон.

— Порядочно.

— Так ты что — здесь собрался зелень рубить? — возмутился Вова. — Дойдём до реки, там и строить будем. Или на берегу пусто?

— Да нет, — растерянно ответил Фёдор. — Завались, как и везде… Я просто наперёд мыслю…

— А-а-а, — примирительно промычал Ворон. — Ну, это другое дело…

— Кстати, — добавил Мастодонт к сказанному. — Нам нужна вовсе не зелень. В дело пойдут старые сухие стебли. Молодая поросль пойдёт на перевязку: канаты, канатики, жгуты и прочие растительные верёвки. Свои беречь надо…

— Когда будем переплавляться — ночью? — осведомился Лис.

— Ты что думаешь — при дневном освещении по тебе стрелять начнут? — насмешливо ответил Фёдор.

На берегу реки кипела работа. Кто плёл канаты, кто вил верёвки, но основная масса работников сносила к месту строительства рубленный сухой тростник. Кто с большими связками, кто с охапками тростника, а кое-кто, просто откровенно филонил.

— Как на плантациях конопли, — мрачно сказал Ворон, глядя на заготовщиков сырья, не забыв при этом усмехнуться.

— Вот-вот, — поддакнул Лис, кидая на песок очередную связку сушняка. — Лучше бы этот тростник был сахарный. Нагнали бы рому…

Бегемот, кряхтя под грузом, согласился:

— На такой воде, из этой реки — в самый раз.

После нескольких часов работы, стало ясно, что такая утлая посудина всех не выдержит. Пришлось Ворону подключать к делу воспоминания и выковыривать из памяти прецеденты. Тут его осенило и он бросился к своему рюкзаку. Достав из него лёгкую, но толстую целлофановую палатку, он удовлетворённо покачал головой. Набив внутренности палатки тростником, Ворон связал оба конца верёвками: и тот, где отверстие, и перёд импровизированной лодки, чтобы она была похожа именно на лодку, а не на бесформенный плот. Вёсла Вова изготовил из пластиковых бутылок, которые пришлось освободить от содержимого. Первые испытания прошли настолько успешно, что первоначальный проект все единодушно отвергли, к тому же он имел весьма сырой вид и требовал серьёзной доработки. Как тростник без целлофана поведёт себя на воде, никто не мог предположить и про «Ра 3» сталкеры тут же постарались забыть. Что значат несколько часов бессмысленной работы, по сравнению с вечностью? Команда решительно встала на философские рельсы и в изделие полетела спичка.

— Зачем? — попытался заступиться за народное творение Кот. — Стояла бы здесь, как памятник.

— Вот именно! — резко оборвал его Чингачгук. — Потом в нас все сталкеры стали бы пальцами тыкать…

Народ попытался избавиться от содержимого пластиковых бутылок, с намерением сконструировать из них вёсла, но Шмель вовремя остановил эти действия, в результате которых экспедиция могла временно остаться без надлежащей тары.

— Вёсла будем изготавливать плетёные — из тростника, — пояснил он команде суть вещей. — Как из ивы корзины плетут.

Через некоторое время к Шмелю подошёл Крот и сказал, протягивая на досмотр и утверждение корявое изделие:

— Как решето.

— Натяни на них маленькие целлофановые пакетики, придурок…

Жук критически осмотрел произведения рук человеческих и задумчиво сказал:

— Один раз я видел, как спортсмены через реку переправлялись.

— Какие? — недоверчиво спросил Крот.

— Теннисисты.

— Кто?!

— Игроки в настольный теннис.

— С чего это ты взял? — уставился на него товарищ.

— Потому что, Витюша, они ракетками гребли, для игры в этот вид спорта.

— Это вёсла такие, придурок! — обиделся на шутку Крот. — И вообще — греби, хоть сапёрной лопаткой…

В опустившемся на воду вечернем тумане, один за другим таяли силуэты гребцов. Кроме незлобивого мата ничего не нарушало романтическую идиллию переправы. Другой берег скрывал белый покров, плотной стеной висевший над водой и, если бы не малая ширина водоёма, с его течением, по которому можно ориентироваться при выборе направления движения, то немудрено было бы заплутать… Постепенно, последний десантник растворился в атмосферном явлении…