Часть первая. Шум

Глава 1

…исторического события, впервые столь важное научное открытие транслируется в прямом эфире. Здесь, наверху, возбуждение буквально осязаемо; нам остается только гадать, каково там, внизу, у входа. Ученые и спелеологи находятся на безопасном расстоянии, а специально разработанные автоматические системы готовы сорвать покров с древней пещеры. Никто не знает наперед, что мы там найдем, хотя недавние сейсмографические исследования позволяют предположить, что потайная система пещер, отрезанная, возможно, уже миллионы лет назад, очень обширна. По слухам, в нее могут входить пещеры, превышающие размерами недавно обнаруженную во Вьетнаме пещеру Шондонг[1], а сама она имеет протяженность больше, чем легендарная Мамонтова пещера в Кентукки. Лично я еще никогда не испытывала такого возбуждения. Этот день навсегда запомнят те, кто участвует в данной экспедиции. И, надеюсь, вы, наши зрители, также его запомните.


«Потаенные глубины – в прямом эфире!», канал «Дискавери»

вторник, 17 ноября 2016 года

Затаив дыхание, я смотрела, как три фигуры в черном, обвешанные альпинистским снаряжением, спускаются в пещеру. Джуд бросил мне в голову огрызком яблока и промахнулся. Огрызок ударил в стену позади меня и разлетелся, обдав меня брызгами мякоти и семечками.

– Убирайся к черту! – крикнула я.

Тень Джуда отпрянула от дверного проема – очевидно, он испугался возмездия, – однако левая рука задержалась на косяке, и затем высунулась голова.

– Я скажу маме, что ты ругаешься! – показал знаками Джуд.

– Ну и говори! – сказала я.

Мои слова были лишь вибрацией, порожденной воспоминаниями. Я прочувствовала размеренное шлепанье шагов младшего брата, возвращающегося к себе в комнату, а затем глухой удар в стену, говорящий о том, что Джуд запрыгнул на кровать. Он еще вернется. Маленький гаденыш пребывал в соответствующем настроении.

Стряхнув с плеча яблочные ошметки, я снова повернулась к телевизору. Я только что его включила. До этого я с час бренчала на гитаре, пока не уступила соблазну растянуться на кровати и посмотреть какую-нибудь непритязательную ерунду по телику. Однако первые же кадры, которые я увидела, тотчас привлекли мое внимание.

Это были, в общем-то, не джунгли. Скорее просто густые заросли, холмы, покрытые деревьями и кустарником, чуть дальше голые горные пики, окутанные туманной дымкой. С веток свисали лианы, уходящие высоко вверх, пробираясь сквозь полумрак подобно дремлющим щупальцам, а по дну оврага медленно струился извивающийся ручеек. Там стояли несколько больших палаток; ближе к камере – палатки поменьше, и склад с составленными в штабеля пластиковыми ящиками и мешками защитного цвета. В овраге двигались люди, и именно выражение их лиц заставило меня прильнуть к экрану.

Они были в восторге. Не просто захвачены происходящим, а по-настоящему возбуждены тем, чем занимались, тем, что нашли. Еще больше выразительности придавала картинке надпись «Прямой эфир» в углу. На заднем плане в лагере толпились люди, но камера сфокусировалась на небольшой группе – три человека в альпинистской страховке, лебедка на стальной треноге и черный зев входа в пещеру у подножия холма. Две женщины вращали лебедку, опуская исследователей одного за другим с дневного света в кромешный мрак.

Я удивилась было тому, что нет никаких комментариев, но затем нажала кнопку на пульте дистанционного управления, и появились субтитры. Похоже, Джуд опять смотрел мой телевизор и переключил установки. Как же мне надоел этот маленький мерзавец!

– …чуть больше мили, так что, хотя это далеко не самая обширная или глубокая система пещер в Европе, эта уникальная черта выделяет ее как самую захватывающую, открывая огромный потенциал для дальнейших исследований. Как уже говорил доктор Краснов, вы в прямом эфире смотрите на канале «Дискавери», как творится история. Так что пока трое спелеологов спускаются в вертикальную шахту, в глубине пещеры автоматические системы уже…

«Какая еще уникальная черта?» – подумала я. Вход в пещеру выглядел непримечательно – обычный провал футов пятнадцать в поперечнике, края заросли кустами. Проникающий с одной стороны солнечный свет позволял видеть покрытую растительностью стенку, по всей видимости, ведущую прямиком вниз. Наверное, смотрелось это немного жутковато, и я, наблюдая за тем, как последний спелеолог скрылся в темноте, подумала, не наткнулась ли случайно на какой-нибудь новый ужастик. Но, проверив, я убедилась, что это действительно «Дискавери», и тут в кадре впервые появилась ведущая. Я видела ее уже не раз, она вела репортажи из самых разных точек земного шара. «Вот потрясающая работа», – подумала я. В свои четырнадцать я только начинала получать представление о том, чем хочу заниматься, и сейчас, глядя на ведущую, я ощутила восхищение. Пусть я глухая; это не помешает мне стать тем, кем я хочу.

– Как мы уже говорили, группа из пятнадцати человек уже работала у самого дальнего входа в пещеру, – продолжала ведущая. – В их числе опытные спелеологи, ботаник, биолог, геолог и палеонтолог, и они провели под землей почти шесть суток, собирая образцы и систематизируя новые виды растений и насекомых, обнаруженные там. Но сейчас, после того как был обнаружен новый вход в подземную систему и исследователи готовятся разобрать завал, похоже, перекрывающий дорогу к более глубокой, более обширной системе, происходящее, возможно, станет одним из величайших научных открытий…

Схватив постоянно включенный планшет, я открыла приложение для работы с альбомами. Я настроила это приложение под себя и использовала его каждый раз, когда какая-то новость привлекала мое внимание, добавляя официальные документы, видеофайлы и информацию из социальных сетей. Иногда я показывала свою работу родителям. Я знала, что они радуются тому, что я решила стать журналистом, но как-то раз отец заметил, что эта работа очень трудная. Он имел в виду произошедший со мной несчастный случай, хотя и не произнес этого. Поэтому едва ли стоило удивляться тому, что общение имело для меня такое большое значение. Сомнения отца несколько удивили меня, особенно если учесть, что он частенько слушал, как я исполняю музыку. Джуд хотел организовать вместе со мной группу, в которой он был бы вокалистом – любимцем публики, а я была бы композитором, автором текстов, музыкантом и всем остальным, что не имеет отношения к славе и признанию. Я тогда ответила отцу: «Скажи это Бетховену». После этого он больше не сомневался. По крайней мере, ничего не высказывал мне в лицо.

Создав новый файл, я озаглавила его «Новые миры?» и уже собралась набрать краткую аннотацию, когда мой взгляд привлекло какое-то движение.

Джуд снова появился в дверях, крадущийся ползком, словно снайпер, с резинкой, натянутой между большим и указательным пальцами, и вложенной в нее скомканной бумажкой. Увидев брата, я пригнулась, но Джуд оказался проворнее. Бумажка попала мне в лицо в дюйме над глазом. На моей стороне были долгие годы занятия балетом и спортом, и я пересекла комнату до того, как Джуд успел вскочить на ноги.

Я обхватила его за щиколотки. Он оглянулся. Я постаралась скорчить самую злобную гримасу, какую только смогла. Джуд жутко меня раздражает, и порой я готова на все, лишь бы прогнать с его лица эту мерзкую, самодовольную ухмылку.

– И вот теперь, когда отмщение близко… – начала я.

– Не надо, Элли, извини!

Что-то влажное ткнулось мне в спину, там, где задралась футболка.

– Отис! – подскочив от неожиданности, воскликнула я.

Воспользовавшись заминкой, Джуд выскользнул из моих рук и уполз прочь, застыв на корточках на пороге своей комнаты, готовый защищать свои владения.

Сев на задние лапы, собака снова ткнула меня носом.

– Уже иду! – крикнула я, понимая, что это мама прислала за мной Отиса.

Вообще-то, эта веймарская легавая не была подготовлена для помощи глухим – по крайней мере, профессионально ее никто не дрессировал; однако я долгие часы обучала Отиса предупреждать меня о том, что кто-то меня зовет, что звонит городской телефон, что стучат в дверь. Нас с Отисом связывала глубокая дружба, и я до сих пор поражалась, как он умеет переключаться между различными настроениями: он становился серьезным, когда нужно было помогать мне, оставаясь игривым и веселым все остальное время.

– Хорошая собака! – сказала я, потрепав его по шее и почесав ему грудь. Отис отрывисто гавкнул – я буквально прочувствовала этот звук грудью – и затопал вниз по лестнице.

Мы с Джудом съехали по ступенькам на пятой точке, со смехом, рядышком. Я уже успела забыть о далеком овраге, отверстии в земле и людях, исчезающих в темных глубинах.

* * *

Это был еще один гостиничный номер, в еще одной безликой гостинице, который Хью предстояло забыть, как только он отсюда уедет, и в нем пахло мочой.

Вообще-то, гостиница была довольно неплохая. Все номера были разные – тот, в котором поселился Хью, без всяких фантазий назывался «Красным люксом»; красные занавески и покрывала, и несколько картин с пустынными пейзажами и кровоточащими рассветами. Супружеская пара, которой принадлежала гостиница, показалась ему дружелюбной и работящей. Жена, чуть старше Хью, улыбалась слишком много, когда он заметил расстегнутую пуговицу у нее на блузке. Ничего особенного, можно было разглядеть лишь кусочек кружевного лифчика. Хью не мог не замечать подобные вещи, однако этим все и ограничивалось. Он предварительно заказал ужин, поскольку гостиница славилась также своей кухней. Так что все хорошо. Все в порядке. И все же в номере пахло мочой.

Хью медленно обошел номер, принюхиваясь, заглянул в туалет и присел на корточки, проверяя наиболее очевидное место, но так ничего и не обнаружил. Это был лишь слабый привкус, ничего резкого и настораживающего, недостаточно для того, чтобы просить переселить в другой номер. Определенно, недостаточно для того, чтобы жаловаться. Хью просто был не таким. Он терпеть не мог неприятности и избегал конфронтации любой ценой. Вот если бы на полу посреди комнаты была навалена большая куча, он, наверное, пожаловался бы. Наверное.

Вздохнув, Хью сел на кровать и погрузился в четыре подушки, уложенные у изголовья. Рядом лежала нераскрытая книга. На ночном столике в чашке остывал чай: в свое время мысль о чае казалась привлекательной, однако у напитка был вкус… в общем, мочи, приправленной заменителем молока из маленькой пластиковой коробочки.

Вот еще одно, что он сделал бы, если бы был хозяином подобного заведения. Маленький холодильник в каждом номере с банкой настоящего молока. Хью частенько повторял это Келли, и пару раз они даже всерьез обсуждали, не купить ли им небольшую гостиницу здесь, на побережье Корнуолла. Келли смогла бы всерьез заниматься живописью, а не довольствоваться теми урывками, которые ей удавалось выкроить сейчас. Джуд бродил бы по каменным заводям, образующимся во время отлива, а Элли нашла бы себе новые увлечения – собирать ракушки, кататься на лодке, лазать по прибрежным скалам. Возможно, она перепробовала бы все это и еще многое другое.

Бросив взгляд на книгу, Хью вздохнул, включил телевизор и, вырубив звук, принялся прыгать по каналам.

Эти два дня выдались долгими: он работал над новым домом. Точнее, особняком. Заказчиком был владелец скаковой лошади, шестидесяти лет от роду, богатый, собирающийся удалиться на покой. Приятный человек, он неизменно задерживал Хью на час дольше, чем требовалось. Впрочем, тот на самом деле ничего не имел против. Иногда Макс доставал из портфеля бутылку вина, и тогда они засиживались за выпивкой допоздна на строительной площадке, где вскоре должен был появиться роскошный особняк.

Макс платил компании Хью почти миллион фунтов стерлингов за возведение этого дома и поэтому, наверное, считал, что тем самым получил в собственность также и частицу его души.

Вздохнув, Хью потянулся за чашкой. Казалось, его движение всколыхнуло воздух и принесло новое дуновение аммиака. Часы показывали уже почти шесть вечера, ужин был заказан только на семь, а по всем каналам «ящика» показывали сплошную муть. Может быть, нужно было выйти на улицу, чтобы пробежаться. Хью уже давным-давно даже не надевал кроссовки. Всегда находилась причина не бегать, и сегодня это была усталость. У него ныли все члены. Если мотивация и была, то пряталась она где-то очень глубоко и никак не желала показываться.

Хью подумал о женщине, которая заселяла его в гостиницу, гадая, случайно ли оказалась расстегнута пуговица блузки.

Келли иногда донимала его по поводу частых отлучек из семейного дома неподалеку от Аска, маленького городка в валлийском графстве Монмутшир. Хью никогда не отсутствовал больше трех ночей подряд; тем не менее Келли зудела и пилила, вроде бы и не на полном серьезе, но, если хорошенько задуматься, и не в шутку. Она спрашивала, заказывает ли он шлюху на одну ночь, или же у него в каждом городе, где он останавливается, есть подружка, готовая с ним потрахаться. Хью подыгрывал жене, никогда не заходя чересчур далеко, затем заключал ее в крепкие объятия и говорил, что она у него единственная. И, сказать по правде, тут он ничуть не кривил душой. После двадцати лет семейной жизни они с Келли по-прежнему любили друг друга, не так, как вначале, но так же горячо. У Хью были знакомые, также частенько бывавшие в разъездах, кто гулял на стороне – постоянная любовница, редкие встречи или даже одна жаркая ночь в гостиничном номере с женщиной, с которой познакомился только что и чья фамилия останется неизвестной. Но все это было не для него. Хью был мужчина семейный и всегда с нетерпением ждал, когда вернется домой.

Хью отпил глоток чая и тотчас же пожалел об этом.

Наверное, лучше будет принять ванну и отдохнуть с книгой. Приняв решение, Хью взял пульт, но прежде чем выключить телевизор, напоследок еще раз пощелкал каналами – эту привычку он перенял у Келли.

Его внимание привлек один кадр.

Несколько человек столпились вокруг какого-то устройства, двое с усилием крутили ворот, а третий, судя по всему, возился с управлением. Должно быть, оператор держал камеру в руках, потому что изображение дергалось и плясало. На заднем плане стояли палатки, между которыми сновали силуэты людей. Местность была дикая – деревья, звездное небо, неровный ландшафт.

Внимание Хью привлекло выражение лиц всех этих людей.

Это был панический ужас.

– Рекламный ролик нового фильма, – пробормотал Хью.

Он частенько говорил сам с собой и обыкновенно не замечал этого. Однако сейчас заметил, потому что у него не было полной уверенности. Если это кино, то оно было невероятно реалистичным. И слишком уж наглядным.

Люди продолжали крутить ворот, и только когда Хью увидел что-то красное и блестящее, поднимающееся из земли, он сообразил, что звук по-прежнему отключен.

Ткнув кнопку включения звука, Хью вздрогнул, услышав раздирающий душу крик, разорвавший комнату:

– Проклятие!

Стараясь унять бешено колотящееся сердце, Хью усмехнулся, дивясь тому, как легко поддался испугу. Потянувшись через кровать, он схватил сотовый телефон и взглянул на экран, чтобы узнать, который час. Почти четверть седьмого.

Подобные вещи ни в коем случае нельзя показывать до десяти вечера, пока еще не спят маленькие дети.

* * *

Я люблю спагетти по-болонски. Мама готовит их из того, что под рукой, и каждый раз получается по-разному. Ей нравится экспериментировать. Она не перестает повторять, что рецепт лишь задает общее направление.

Но вот сыр пармезан – он обязан присутствовать всегда.

Джуд сидел напротив, мама слева от меня. Она привлекательная женщина, встретившая средний возраст с достоинством, не пытаясь прогнать его прочь дорогой косметикой и крашеными волосами. Я иногда говорю ей, что седина на висках – расползающаяся отдельными волосками и целыми прядями – придает ей героический вид. Мама смеется, а Джуд повадился звать ее «Суперповаром».

– Значит, я для тебя лишь суперповар? – как-то спросила мама.

– Ну да, – ответил брат. – Где пудинг?

Ладно, ему еще только десять лет.

Отис сидел рядом, положив голову мне на ногу, и грустно смотрел на меня, всем своим видом показывая, что хочет есть. Если бы папа был дома, он отослал бы Отиса на его подстилку, пока мы едим. Ему не нравится, когда собака попрошайничает, но я ничего не имею против. А Отис всегда знает, когда главы семьи нет дома.

– Где бабуля? – спросила я.

Бабушка приехала погостить на пару недель, и она всегда ужинала вместе с нами.

– Прилегла, – сказала мама. – Тебе задали уроки?

Она единственная, у кого я могу читать по губам без труда. Когда я общаюсь с отцом, мне приходится полностью сосредотачиваться, а у подруг я обычно понимаю только одно слово из трех. Странно.

– Ну да, географию. Но это только на следующую неделю.

– Все равно начать лучше прямо сегодня.

– Да, пожалуй.

Джуд толкнул меня ногой под столом – этим знаком он обычно показывал, что хочет сказать какую-нибудь гадость. Я сверкнула на него глазами.

– От тебя воняет, – беззвучно изобразил губами он.

Я поняла его достаточно легко.

– Джуд! – с мягким укором произнесла мать.

Мы погрузились в трапезу. Джуд схватил лежавшую посредине стола буханку чесночного хлеба, но я успела отломить от нее кусок. Хлеб был очень вкусный. Моя подруга Люси терпеть не может, когда я наемся чеснока, поэтому я взяла за правило на следующий день сидеть рядом с ней в школьном автобусе и краем рта дышать на нее. Детская глупость, но мне смешно. Меня смешат самые разные вещи. Я счастлива, и кое-кто – в основном те, кто меня не знает, по большей части придурки, – никак не могут это понять.

Как-то раз один мальчишка решил поиздеваться надо мной в школе: он дразнил меня разными обидными прозвищами, которые я не могла видеть, – «дурная», «кретинка», – и корчил у меня за спиной рожи, о чем подруги рассказали мне уже потом. Он был известный придурок, но тут он вел себя так по отношению ко мне. Я подошла к нему и выложила по полной, позаботившись о том, чтобы все те грубые слова, которые я редко использую, прозвучали отчетливо, резко, обидно. После чего я отвернулась, прежде чем он успел ответить, и он остался стоять, крича мне в спину, а я показала ему через плечо непристойный жест. Улыбки вокруг меня зеркально отразили мою собственную улыбку.

Иногда глухота имеет свои преимущества.

Джуд уронил на пол что-то съестное, и Отис тотчас же нырнул под стол, чтобы слизнуть это. Джуд закричал, устроив целое представление из того, что его якобы чуть не свалили со стула. Нахмурившись, мама что-то сказала ему, но я не разобрала, что именно. Я просто продолжала есть, уставившись в тарелку.

Когда мы закончили и положили приборы на стол, мама достала нам по вазочке мороженого. Оглянувшись на Джуда, я увидела, что он выжидающе смотрит на меня. Убедившись, что он полностью завладел моим вниманием, Джуд начал показывать знаки, как я считала, нашего семейного диалекта Эндрюсов, разновидности языка знаков, который мы расширили и усовершенствовали из того, что все выучили после несчастного случая. Моим родителям язык знаков дался непросто, но Джуд – ему тогда только-только исполнилось шесть лет – овладел им поразительно быстро, и мы с ним вдвоем начали придумывать свои собственные варианты. Родителям пришлось учиться у нас.

– Не хочешь сыграть в «двадцать вопросов»? – предложил Джуд.

Я пожала плечами, однако брат почувствовал, что я заинтересовалась.

– Так, вы двое, – сказала мама. – Сейчас я уберу со стола. И чтобы он оставался чистым!

Я рассмеялась, а Отис, задрав морду вверх, принялся подвывать нам. Я помнила, как это звучало – не слишком громко, протяжная мелодия, наполненная озорством и весельем, – и, если не брать голоса родных, именно этих звуков мне больше всего не хватало. Я почесала Отису шею, и Джуд задал первый вопрос.

Я вела в счете три два, но когда Джуд предложил: «Играем до семи», согласилась. И, конечно же, дала ему выиграть.

Брат это почувствовал, и, вероятно, именно поэтому его торжество было таким бурным. Мы кончили тем, что принялись растирать друг другу макушки костяшками пальцев, а Отис прыгал вокруг нас, тычась носом и громко лая. Пришла мама, чтобы угомонить нас, но я отвела взгляд. Мне хорошенько надрали ухо, и только тогда я встретилась со строгим маминым взглядом. Заморгав, я улыбнулась и пожала плечами.

Пожалуй, тогда мы с Джудом в последний раз дрались в шутку. Подобно многим значительным вехам, эта также осталась не замеченной нами. Впоследствии я вспоминала этот ужин как последнее счастливое событие в жизни.

Я бегом поднялась по лестнице к себе в комнату, навстречу страшному шумному будущему.

* * *

Я любила фильмы ужасов. Папа давно уже показывал мне свои любимые: «Нечто», «Чужой», «Вторжение похитителей тел», «Сияние». Они мне нравились, но еще больше мне нравилось смотреть их вместе с отцом; он получал наслаждение, делясь ими со мной. Но когда папа сказал, что некоторые фильмы мне смотреть еще рано, я, разумеется, разыскала их. «Хостел», «Пила: игра на выживание» и прочие фильмы «связать и выпотрошить», я смотрела их с нездоровым интересом, но и только. Они нисколько меня не пугали. Иногда они вызывали у меня отвращение. Я находила, что это скорее шокирующие фильмы, а не фильмы ужасов, и пришла к выводу, что значительно проще шокировать, чем вывести из душевного равновесия или напугать.

Вернувшись к себе в комнату, я сперва подумала, что оставила включенным один из таких фильмов на видеодиске. Однако через считаные мгновения я поняла, что это не так.

Все это происходило в действительности.

Как бы реалистично ни были сняты фильмы, которые я смотрела, я все равно знала, что это постановка. И это образовывало у меня в сознании непреодолимую преграду, о существовании которой я поняла только тогда, когда увидела настоящую боль. На меня производили впечатление некоторые сюжеты из вечерних выпусков новостей, и я не смотрела разные экстремальные ужасы, найденные в интернете моими друзьями: обезглавливания, автомобильные катастрофы, реальные убийства, смерть, – я понимала, что для меня это будет уже слишком.

К тому же глубоко погребенные воспоминания об аварии всплывали в самые неожиданные моменты.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы полностью осознать, что же я вижу. На веревке висело что-то красное и мясистое, плавно покачиваясь, словно от легкого прикосновения. Позади на земле валялись упавшие палатки, а на одной из них судорожно бился какой-то силуэт, быстро дергая конечностями, похожий на заводную игрушку, которой перетянули пружину.

Заморгав, я уселась на кровати. Это было то самое место, которое я уже видела. Теперь пещеры в кадре не было, а изображение оставалось ровным и неподвижным – похоже, камеру установили на штатив. Развешенные между палатками фонари возбужденно раскачивались, отбрасывая неистово мечущиеся тени.

Я закрыла глаза, словно собираясь выполнить перезагрузку. Подержала их закрытыми дольше обыкновенного, размышляя: «Что же я вижу?»

Когда я снова открыла глаза, я увидела, как кто-то выскочил из зарослей и попытался проникнуть в большую палатку. Что-то – неясный силуэт в воздухе, пятно на экране, может быть, даже призрачное изображение – метнулось следом через поляну. Оно настигло беглеца, прикоснулось к нему, и оба упали.

У меня бешено заколотилось сердце, больно ударяясь в грудную клетку. Я прильнула к экрану, однако человек находился далеко, скрытый в мельтешащих тенях, и вблизи изображение лишь расплылось, разделившись на отдельные точки. Похоже, он дрался. И его лицо было уже не белым.

Оно стало красным.

Если бы это был фильм ужасов, я бы посмеялась над спецэффектами. Я не могла рассмотреть, что происходит. Все смешалось. Судорожно метавшиеся силуэты теперь только вздрагивали, словно кончился завод пружины. Кусок мяса продолжал раскачиваться.

Что-то отделилось от массы, висящей на веревке, – теперь я вынуждена была признать, что это останки одного из спелеологов. Какое-то мгновение оно просто цеплялось за них, неясный образ, словно проросший из жуткого куска мяса. Затем оно расправило кожистые крылья и быстро выпорхнуло из кадра.

– Мама… – тихо пробормотала я. Мне это совсем не нравилось. Это было чересчур реалистично.

Субтитры по-прежнему оставались включены, но говорить уже было некому.

* * *

– Твою мать, твою мать! – пробормотал Хью.

Ему было холодно. Мороз щипал ему кожу, устраивался на его влажной спине, под мышками, в промежности. Что бы это ни было, это было чертовски действенно. Ткнув кнопку на пульте дистанционного управления, Хью нахмурился. Канал «Дискавери». Определенно, там ни за что не согласились бы на подобное, ведь так? Это же научный канал. Серьезный канал. На дворе ноябрь, и до Дня Всех Святых еще две недели.

– Твою мать!

Какие-то тени взметнулись вверх из нижней части картинки, кружась среди деревьев подобно большим перепуганным птицам. Хью прибавлял громкость так, пока цифры на экране не показали сотню, и комната наполнилась громким гулом. Что-то зашелестело, но звук быстро оборвался. Что-то побежало, вдалеке раздались гулкие шаги, затихшие так же быстро, как и возникшие.

Новые существа – Хью предположил, птицы, хотя в этом описании было нечто странное, – мелькали по экрану, одна из них ударила в стоящую палатку и словно исчезла внутри.

В том, что это происходит в действительности, Хью убедили паузы. Были периоды лихорадочного движения, по большей части за кадром, но слышные, и время от времени мелькающая на экране жизнь. Однако между этими событиями были промежутки тишины – довольно длительные, когда оставался только нежный шелест легкого ветерка в листве, электрическое гудение телевизора, включенного на полную громкость, жужжание мух и прочих насекомых, кружащихся перед объективом камеры, образуя случайный узор на этой неведомой поляне посреди леса, – и именно они создавали ощущение реальности.

Они, а также то, что висело на веревке. Это было похоже на приманку, окровавленный кусок мяса, подвешенный на веревке, чтобы привлечь хищного зверя. Вот только на этом куске сохранились обрывки одежды.

– Это все-таки должно быть кино. – Хью произнес это вслух, чтобы нарушить гнетущую тишину, а также чтобы немного успокоиться.

Кто-то всхлипнул. Этот звук оказался настолько неожиданным, что Хью вздрогнул, озираясь в поисках того, кто незаметно прокрался в эту воняющую мочой комнату.

– Я думаю… они появились вон оттуда, – произнес голос. Тихий, проникнутый ужасом, но определенно женский. – Я думаю…

Внезапно на экране началось лихорадочное движение. Казалось, все эти тени висели, сидели или парили совершенно неподвижно, невидимые на общем фоне, поскольку они были такие же застывшие, как и все остальное. Но когда они пришли в движение, а женщина вскрикнула, Хью на какое-то мгновение по-настоящему их увидел.

Похожие на птиц, но только бледные. Кожистые крылья. Зубы.

Картинка внезапно изменилась, закружилась, расплылась, и тотчас же комната наполнилась новыми криками, громкими и пронзительными, настолько громкими, что Хью захотелось выключить телевизор. Но он не мог не смотреть.

Камера упала набок, и изображение в кадре практически целиком заполнилось высокой травой. Затем что-то упало на камеру, дрожащее, трепещущее, и крики стали еще более пронзительными, еще более громкими.

Моргнув, изображение погасло. Резко наступила полная тишина.

Тяжело дыша, Хью схватил пульт, убавил звук и переключился на новостной канал.

– …стремясь сохранить консервативное большинство в правительстве на следующий срок, и он повторил свое обещание сделать Великобританию страной возможностей. Лидер оппозиции обрушился с яростными нападками на премьер-министра, обвиняя его в том, что…

Убавив громкость, Хью смотрел, как диктор сообщает знакомые, уютные новости. Никаких кошмаров, никаких криков и крови. Политики критиковали друг друга, бизнесмены предостерегали о новых экономических проблемах, знаменитости лечились от алкоголизма и наркомании. Хью фыркнул:

– Твою мать!

А ведь он здорово напугался. Глупо.

Хью снова подумал о том, чтобы принять ванну, однако эта мысль уже потеряла свою привлекательность.

* * *

– Мама! – Я сбежала вниз по лестнице, с желудком, полным непереваренным ужином, испытывая тошноту при мысли о том, что я сейчас видела. Я оставила телевизор включенным, жуткие кадры продолжались, но я больше не хотела их смотреть. Только не в одиночестве. – Мама!

Из гостиной на нижнюю лестничную площадку вальяжно вышел Отис. Проходя мимо него, я почесала его по голове. Мама и Линна – бабушка настояла на том, чтобы все мы звали ее по имени, и это уже давно перестало казаться странным, – находились в гостиной, обе при моем появлении посмотрели на дверь. Они улыбались, но получалось это у них как-то натянуто. Я не могла сказать, почему. Телевизор был выключен, и они, казалось, просто разговаривали за чаем.

– Привет, Линна, – улыбнулась я.

Линна ответила мне улыбкой. Это была высокая худая женщина – папа называет таких «чопорными», – и, глядя на нее, становилось понятно, откуда у мамы прирожденное изящество. Однако сейчас она выглядела просто слабой и усталой.

– В чем дело? – показала знаками мама.

– По телевизору. Канал «Дискавери». Это было ужасно, людей убивали и… Не знаю, там была кровь. В пещере. – Я пожала плечами, не зная, что еще сказать. Не удержавшись, я бросила взгляд на большой плоский телевизор в гостиной, словно его черный экран в действительности показывал внутренность пещеры. «Быть может, я прямо сейчас смотрю на них», – подумала я и тотчас же испугалась этой мысли.

– Опять смотрела фильм ужасов? – спросила Линна.

Наморщив лоб, я попросила ее повторить, и она постаралась передать свой вопрос знаками.

– Нет, нет, это было в прямом эфире, по каналу «Дискавери». Там не показывают фильмы ужасов. Это было… – Взяв пульт дистанционного управления, я включила телевизор и принялась щелкать каналами. Ничего. – Я правда это видела!

– По-моему, ты собиралась делать домашнее задание по географии, – сказала мама.

Линна помахала рукой, привлекая мое внимание, затем спросила:

– Назови столицу Норвегии.

– Осло, – сказала я. – Но география, бабуля, это гораздо больше.

Линна нахмурилась с деланой строгостью, услышав от меня такое обращение, а я снова повернулась к телевизору. По «Дискавери» показывали статическую картинку горного пейзажа, с подписью внизу: «Приносим извинения за отсутствие сигнала. Трансляция вскоре будет продолжена в нормальном режиме».

– В нормальном режиме, – повторила я, мысленно представив окровавленную массу, раскачивающуюся на веревке.

– Пойдем, – показала знаками мама. – Ты поможешь мне…

– Мама! – закричал Джуд, врываясь в комнату. – Я сидел в планшете… пришло сообщение… сейчас показывают… в новостях!..

Я поняла только половину из того, что сказал брат, но последнее слово он повторил для меня еще раз, языком жестов. Нашим языком семейства Эндрюсов: оскалив зубы, растопырив пальцы словно когти, закатив глаза.

– Монстры!

Глава 2

Поступают сообщения о нескольких погибших в результате несчастного случая, происшедшего на севере Молдавии. Как раз в этот момент канал «Дискавери» вел передачу в прямом эфире с места событий. Нет никаких указаний на то, что сотрудники «Дискавери» в числе погибших. Причина случившегося неясна, и утверждения о каких-то «существах», якобы появившихся из пещеры, требуют независимой проверки. Доктор Кирило Орлик (Молдавский государственный университет, Кишинев), видевший трансляцию с места событий, говорит: «Не вызывает сомнений, что научная экспедиция или, возможно, документальный репортаж об этой экспедиции, подверглась нападкам со стороны стервятников от журналистики, ищущих сенсацию для какого-то еще не названного средства массовой информации».


«Рейтерс», пятница,

18 ноября 2016 года

Я вынырнула из одного из тех кошмарных снов, которые преследуют спящего и после того, как тот уже проснулся. Сон отступил, сменяясь нахлынувшей действительностью – я вспомнила, кто я такая, мое сознание поспешило выбраться из той бесконечной пустоты, в которую погрузилось, – но чудовища остались. Обыкновенно я не могла их определить, не могла сказать, как они выглядят. Они лишь олицетворяли некую сверхъестественную силу, потаенную угрозу, тяжесть, давящую на плечи каждое мгновение бодрствования, и вместе с ними приходило звуковое сопровождение, непременное для всех моих кошмаров: визг тормозов.

Визг все продолжался и продолжался, как порой бывало, когда мне снился кошмарный сон. Не имело значения, что именно мне снилось; мне всегда снилась авария.

Сейчас все было по-другому. Попытавшись открыть глаза, щурясь в лучах утреннего солнца, проникающих сквозь щель в занавесках, я увидела неясный силуэт, кружащийся в разбитом на мелкие осколки ландшафте моего сна. Его рот был раскрыт. Он издавал бесконечный, безудержный, отчаянный визг тормозов, и я наконец собралась с силами, чтобы избежать неминуемого столкновения.

Я поспешно уселась в кровати, и тишина загасила последние отголоски моего кошмара. Какая же это несправедливость – слышать я могла только в цепких объятиях самых страшных сновидений.

Я обвела взглядом свою спальню. Я люблю эту комнату. Рядом с кроватью лежал планшет, связывающий меня с окружающим миром. Маленький письменный стол был завален набросками, записями, раскрытыми учебниками и прочим хламом. На стенах висели плакаты, от потрясающего пейзажа севера Канады до комикса на тему летней Олимпиады в Рио-де-Жанейро. В углу стояла на подставке гитара; одежда валялась на полу перед шкафом; в другом углу громоздился беспорядочный хаос моих постоянно меняющихся спортивных пристрастий: хоккейная клюшка, беговые кроссовки, баскетбольный мяч. Я вздохнула, прогоняя жуткое видение. «Просто кошмарный сон, – подумала я. – Только и всего».

Я прикоснулась к экрану планшета, и появились сообщения от моих друзей. Одно из них горело красным – я выделила одно имя бросающейся в глаза краской – и я почувствовала, как у меня самой щеки вспыхнули таким же самым цветом. Роб прислал сообщение ночью. Может быть, он и не мой лучший друг, но он мой лучший друг среди парней. Папа подшучивал надо мной по этому поводу. Но Роб именно такой – товарищ, друг, причем особенный. Помимо моей лучшей подруги Люси, он единственный в школе, кто умеет общаться знаками.

Я открыла сообщение Роба.


Даже не думай просить меня отправиться с тобой в пещеру.


Я наморщила лоб, и все нахлынуло неудержимым потоком. «Это вовсе не сон», – подумала я, вспоминая все страхи и сомнения минувшей ночи. Ужасно было смотреть этот странный, сумбурный выпуск новостей. Подробностей было мало, и обрывок фильма, который прокручивали снова и снова, не был даже близко таким жутким, как то, что я видела в прямом эфире по «Дискавери». Вероятно, те, кто редактирует выпуски новостей, рассудили, что документальная съемка может травмировать психику смотрящих.

Но, помимо всего этого, была также какая-то тревожная атмосфера между мамой и Линной. Они сидели рядом, и когда я вошла в комнату, эта напряженность не рассеялась. Я стала очень восприимчивой к атмосфере и чувствам. Иногда мама говорит, что это следствие моей глухоты, однако я считаю, что глухота тут совершенно ни при чем. Возможно, я чем-то и компенсировала утраченный слух, но сострадание и способность чувствовать эмоциональную нагрузку ситуации были у меня всегда.

Вечером я спросила у матери, в чем дело, но она только покачала головой и пожелала мне спокойной ночи.

Свернув все вкладки, я вышла на главную страницу службы новостей Би-би-си. То обстоятельство, что заголовок занимал всю страницу, предупредил меня о серьезности случившегося еще до того, как я начала читать.

Подробности ничуть меня не успокоили.

В Молдавии что-то происходило. Похоже, никто не знал, что именно. Были разговоры о выбросе ядовитых химикатов, о нападении террористов и даже нашествии шершней-убийц. Два сюжета, снятые на сотовый телефон, ужаснули меня своими кадрами: застрявшая на мосту машина, водительская дверь распахнута, а за рулем бесформенная куча тряпья; и тучи каких-то тварей, похожих на возбужденную мошкару, мечущуюся среди деревьев, затем камера поворачивается и показывает два перепуганных, молчаливых лица. Упоминалось количество погибших. Россия закрыла свою границу. ООН наблюдает за происходящим. Это было сообщение, не содержащее никаких действительных новостей, а только тот факт, что произошло что-то.

Я снова пробежала взглядом заметку и только со второго раза нашла упоминание об экспедиции в пещеру, да и то упоминание вскользь. Как будто эти два события не были связаны между собой.

Определенно, каждый, кто видел прямой эфир по каналу «Дискавери», связал одно с другим?


«Состоялось заседание кризисного штаба под председательством премьер-министра…»

«На настоящий момент никаких комментариев от российского руководства нет…»

«Организация Объединенных Наций выступила с заявлением…»


Схватив планшет, я побежала будить маму. В доме царила тишина, и только когда я открыла дверь в спальню родителей, я взглянула на часы. Времени было гораздо меньше, чем я полагала: всего шесть утра.

– Мам! – окликнула я.

Мама открыла один глаз, лицо помято, волосы растрепаны. Увидев меня, она сразу же встрепенулась:

– Что случилось?

Я знаю, мама всегда беспокоится. После аварии она постоянно на взводе, спит чутко; как-то она призналась мне, что всегда опасается худшего. Даже когда я говорю ей, что мне повезло – я сама также могла погибнуть в катастрофе, которая унесла жизни дедушки и бабушки по отцовской линии, – мама упорно отказывается видеть в случившемся везение. Какое же это везение? Авария круто изменила жизнь всей нашей семьи, и я не прекращаю попыток направить эти перемены к лучшему.

– Там такое… – начала было я, но тут заметила мигающую голубую лампочку на телефоне на ночном столике.

Схватив телефон, я взглянула на высветившееся на экране имя: «Хью». Я передала телефон маме.

* * *

– Привет, крошка! – сказал Хью.

Внезапно он почувствовал себя глупо: с какой стати он звонит Келли насчет того, что произошло где-то так далеко. В телевизионных новостях принято преувеличивать значимость случившегося, и порой от непрекращающегося потока повторенной информации события начинают казаться более серьезными и значительными, чем на самом деле. «Я веду себя глупо?» – подумал Хью. Может быть, он просто соскучился по дому. Еще один день и одна ночь – и можно будет возвращаться домой, но проснулся он в слезливом настроении.

И еще он был встревожен.

– Привет, – сонным голосом ответила Келли. – Как ты?

– У меня все хорошо, хорошо, просто… ты видела новости?

– Подожди, – ответила Келли, и Хью услышал шелест постельного белья. – Только что пришла Элли, хочет мне что-то показать.

Элли! Но Хью должен был бы и сам догадаться. Их дочь всегда вставала спозаранку, а в последнее время у нее развился острый интерес к всемирным новостям. В то время как подавляющее большинство ее сверстников, едва открыв глаза, сразу же лезут в социальные сети, Элли обычно открывает первым делом странички новостей. У нее светлая голова, но временами Хью скорбел по ее преждевременно оборвавшемуся детству.

– И что я должна посмотреть? – спросила Келли.

– То, что происходит в Молдавии, – ответил Хью.

– Да, да, нашла. Но где это?

– Похоже, никто понятия не имеет. – Хью сидел на краю кровати, перед ним мерцал экран телевизора. Он приглушил звук, чтобы позвонить домой, размышляя: «Вот так видит мир Элли». – Я вчера увидел кое-что по телевизору. Это было просто страшно!

– Да. Ну, по крайней мере, это где-то далеко.

Хью попытался мысленно представить себе карту Европы, но не смог точно вспомнить, где именно находится Молдавия. Как до нее далеко? Молдавия была одной из тех стран, о которых говорят только тогда, когда там происходит что-то плохое.

– Просто… по-моему, это что-то серьезное. – Снова услышав в телефоне шорох, Хью мысленно представил, как Келли усаживается в кровати, а Элли пристраивается рядом с ней. – Пока что сведения обрывочные, в них сквозит паника, но, судя по всему, эта история скоро многократно разрастется. Понимаешь, что я хочу сказать?

Пауза. Хью услышал, как Келли шмыгнула носом. Затем она сказала:

– Но это же в Молдавии.

– Да. Да.

– Подожди, – сказала Келли.

Какое-то время в телефоне царила тишина, затем послышался голос Элли:

– Это то, что я видела вчера по телевизору.

– Скажи ей, что я тоже это видел, – сказал Хью.

Последовала пауза, во время которой Келли общалась знаками с дочерью.

– Это было ужасно, – пробормотала Элли.

– Да, ужасно, – согласился Хью. – Малыш… Пожалуй, я вернусь домой не завтра, а сегодня.

– Из-за вот этого? – спросила Келли. – Ты закончил там работу?

– Нет, осталось еще много чего: у нас возникли проблемы с отводом грунтовых вод, возможно, придется устанавливать насос, и Макс спорит по поводу того, кто будет за это отвечать.

– Разве тебе не нужно перед отъездом навести порядок?

– Да, – сказал Хью, сознавая, что жена права. – Да, может быть, я вернусь сегодня ближе к вечеру.

Он повернулся к работающему без звука телевизору; запись снова прокручивали с начала, потому что больше показывать и обсуждать было нечего. «Сообщается о нескольких погибших» – но даже в этой фразе было что-то туманное, неопределенное, потому что не уточнялось, кто погиб, как, где. «Вчера я видел по крайней мере одного, висящего на веревке», – подумал Хью, в который уже раз гадая, почему эти кадры, которые он видел в прямом эфире вчера вечером, сегодня утром не вошли в выпуск новостей.

– Я по тебе скучаю, – сказала Келли.

– И я по тебе тоже. По всем вам. У Элли все в порядке?

– Да, у нее все хорошо. Ты же ее знаешь, иногда она на чем-то зацикливается. А вчера она очень расстроилась из-за того, что показывали.

– Точно, ничего хорошего там не было. – Хью выключил телевизор. Он не мог говорить со своей женой, глядя на это – куча тряпья рядом с машиной, которая могла быть человеческим телом, какие-то существа среди деревьев.

– Сообщишь мне, когда вернешься домой, – сказала Келли. – Я приготовлю что-нибудь вкусненькое. Бифштекс.

– Отлично.

Попрощавшись, они закончили разговор, и в номере вдруг наступила полная тишина. Эти мгновения одиночества после того, как он поговорил по телефону со своими родными, всегда были самыми тяжелыми. Старые механические часы на ночном столике отсчитывали секунды, откуда-то из другого помещения маленькой гостиницы доносились приглушенные звуки еще одного телевизора.

До завтрака еще целый час. Хью отправился в душ.

* * *

– Доброе утро, – сказала хозяйка гостиницы. Сегодня ее блузка была застегнута на все пуговицы. – Выбирайте себе столик, накладывайте кашу. Я подойду через пару минут и приму заказ.

– Спасибо, – ответил Хью.

Улыбнувшись, хозяйка удалилась. Хью прошел в обеденный зал, радуясь тому, что в нем уже сидят другие люди. Супружеская пара индусов с дочерью, женщина средних лет с переносным компьютером и два парня в спортивных костюмах, изучающие карту. Парни громко разговаривали и смеялись, а девочка корчила им рожи. Один парень ответил ей тем же, и девочка прыснула.

Звучала приятная музыка, не настолько громкая, чтобы навязчиво липнуть, но достаточно громкая, чтобы придавать некую интимность разговорам. Внешне никто не казался обеспокоенным или встревоженным. «Быть может, они еще не видели новости», – подумал Хью. Он кивнул мужчинам, улыбнулся женщинам, после чего устроился за столиком у окна. Наверное, новости они видели, но это не произвело на них впечатления. Парни, по всей видимости, задумали какое-нибудь приключение – поездку на велосипедах по болотам или, возможно, кросс вдоль берега моря. Семейство, вероятно, отдыхает в отпуске или приехало погостить к родственникам. А женщина, очевидно, здесь по делам, уже работает в половине восьмого утра.

Все эти люди такие же, как он. Они не паникеры.

Келли, называя его так, всегда произносила это слово мягко, и на то были причины. Его родители погибли в автомобильной катастрофе, в которой также серьезно пострадала их дочь: у нее были переломы нескольких ребер и ключицы, а также открытая черепно-мозговая травма. Кости давно срослись. Но вот ушная раковина получила множественные серьезные повреждения, и в сочетании с внутренним кровоизлиянием в мозг это привело к практически полной глухоте, что резко изменило жизнь как самой Элли, так и всех ее близких. Это был самый страшный день в жизни Хью. Из того, что удалось установить по полицейскому протоколу и показаниям очевидцев, следовало, что причиной аварии стала лиса, внезапно выскочившая на дорогу. Отец резко выкрутил руль, машина налетела на бордюрный камень и, опрокинувшись, врезалась в кирпичную стену. Элли почти ничего не помнила о самой катастрофе и о том, что произошло за несколько часов до нее. Потерю памяти девочка считала такой же страшной травмой, как и потерю слуха, поскольку ей отчаянно хотелось восстановить то, чем она занималась со своими дедушкой и бабушкой. Своим родителям Элли говорила, что чувствует себя так, будто лишилась последней счастливой встречи с отцовскими родителями, и Хью порой ночью лежал, не в силах заснуть, гадая, где они были и что делали. Быть может, они сводили Элли в кино. Возможно, как-нибудь она, смотря фильм, как ей кажется, впервые, вдруг вспомнит его конец.

Хью изо всех сил старался двинуться дальше, однако в самые тяжелые, самые пессимистичные моменты без труда оправдывал собственное паникерство. Он готов был протянуть цепочку событий к худшему мыслимому концу. Скажем, Джуд попросил на день рождения скейтборд, родители уступили, и он в первый раз вышел на улицу покататься. Другие родители беспокоились бы, что ребенок упадет и сломает руку. В воображении Хью падение приводило к перелому руки, после чего Джуд весь в слезах брел бы домой, переходя дорогу, он терял бы сознание и оказывался под колесами мчащейся машины.

Умственная гимнастика нередко получалась у Хью невыносимо жуткой, но он ничего не мог с собой поделать.

Накануне вечером и затем ночью, забывшись беспокойным сном, Хью проделывал то же самое с этим пугающим выпуском новостей.

– Что вам принести?

Пока Хью грезил наяву, к нему подошла хозяйка гостиницы, и он подскочил на месте от неожиданности.

– Ой, милок, я не хотела вас напугать!

Она крепко стиснула ему плечо, и у Хью внезапно мелькнула постыдная мысль: «Интересно, со сколькими гостями она трахалась у них в номере?» Эта оскорбительная и, вероятно, абсолютно несправедливая мысль появилась так же внезапно, как и сама женщина.

– Ничего страшного, – улыбнулся Хью. – Полный английский завтрак, пожалуйста. И кофе.

– Уже несу. А вы накладывайте себе овсянки.

Хозяйка ушла, не дожидаясь ответа. Хью обвел взглядом зал, остальных гостей, каждый в своем собственном мирке, в своей собственной жизни. Парни за соседним столиком изучали карту, один из них поднял взгляд.

– Горный велосипед? – спросил Хью.

– В каком-то смысле, – ответил парень. Лет двадцати с небольшим, в отличной форме, с тем небрежным закаленным видом, который можно приобрести только от постоянного пребывания на свежем воздухе. – А также немного побегать и немного полазать по горам.

– От одного побережья до другого, – подхватил его приятель. На вид он был постарше, волосы у него уже начинали редеть, но он оставался таким же подтянутым. – Сегодня после обеда начинаем в Полперро и через два дня финишируем в Тинтагеле. Хочется надеяться, наши жены еще будут нас там ждать!

– То есть через Бодмин, – сказал Хью.

– Точно, это мой самый любимый город на всей земле, – сказал первый парень. – Каждый день нужно делать что-нибудь такое, от чего дух захватывает, верно?

Хью поймал себя на том, что страшно завидует этим парням. Они казались совершенно беззаботными, готовыми проводить все свое время, исключительно удовлетворяя собственные желания. Сам Хью как-то провел целый восхитительный год, готовясь к своему первому марафону, вскоре после рождения Элли. Он осуществил свою мечту, пробежал марафон чуть меньше чем за четыре часа, и начал думать о том, что делать дальше. Но вмешалась работа. Затем появился Джуд, и свободные часы в его жизни как-то сами собой усохли до свободных минут. Хью не бегал вот уже больше года, хотя частенько подумывал о том, чтобы достать из шкафа кроссовки. Он брал их с собой всякий раз, когда по работе уезжал из дома, в аккуратной картонной коробке. Наверное, они уже покрылись плесенью.

По правде сказать, дело было не столько во времени, сколько в мотивации. Находясь в разъездах, он нередко мог бы заканчивать рабочий день пробежкой. Просто теперь ему больше нравилось пропустить кружку пива в баре при гостинице или, того лучше, посидеть перед телевизором, заказав ужин в номер.

Хью обзавелся жирком, и порой ему казалось, что он был бы сражен наповал, если бы десять лет назад ему сказали, до чего он докатится.

Ему очень захотелось отправиться с этими парнями. Он с тоской вспомнил свой велосипед, насмерть заржавевший дома в гараже.

Хью вздохнул, но тут хозяйка гостиницы поставила перед ним кофейник.

– Сегодня чудесное утро, – сказала она. – Вы остаетесь на музыкальный фестиваль, который будет завтра?

– Вообще-то я подумываю о том, чтобы уехать сегодня вечером, после работы, – ответил Хью. – Не волнуйтесь, за ночь я все равно заплачу. Я вернусь и приму душ, после чего тронусь в путь.

– Я ничего не имею против, – сказала женщина, и Хью показалось, что у нее в глазах промелькнуло сожаление. Впрочем, возможно, он просто обманывал себя.

Зал наполнился стуком столовых приборов, приглушенными голосами семейства и громкими голосами парней, обсуждающих свою вылазку. Вздохнув, Хью налил себе кофе.

Предстоящий день будет долгим и тяжелым. Макс человек порядочный, но, как и подобает преуспевающему бизнесмену, он терпеть не может бесполезные расходы и не любит ошибки, которых можно было избежать. А проблемы с дренажем, с которыми они столкнулись при строительстве нового дома, относятся и к первой, и ко второй категориям. Положение Хью усугублялось тем, что инженера, занимавшегося дренажем, порекомендовал лично Макс. Макс обвинял его в том, что он назначил за работу окончательную цену, основываясь на предварительных проектах и изысканиях. Виноват в случившемся был инженер, но Макс не горел желанием взять дополнительные расходы на свой счет. Пожалуй, со всем этим следовало разобраться по-тихому, однако Хью опасался, что Макс взорвется при упоминании цены. По самым скромным подсчетам, на дополнительные работы по прокладке новых дренажных труб и установке насосной станции потребуется не меньше тридцати тысяч.

Хью пил кофе, страстно мечтая оказаться дома. У него хороший бизнес, приносящий неплохую прибыль, позволяющий им вот уже на протяжении нескольких лет поддерживать приличный уровень жизни. Но это преждевременно его состарило.

Хью снова посмотрел на парней.

– Найдется место еще для одного человека? – спросил он.

Те оторвались от тарелок, и тот, что помоложе, автоматически смерил его взглядом и, судя по всему, остался недоволен увиденным.

– Ве́лик есть? – спросил тот, что постарше.

Мягко усмехнувшись, Хью отпил глоток кофе.

– Если бы.

– У вас мировые проблемы, дружище? – спросил с набитым ртом тот, что помоложе.

Хью пришел к выводу, что этот парень ему не нравится. В нем была какая-то заносчивость, отсутствующая у его старшего товарища.

– Что-то вроде того.

– Вот и ваш завтрак, – объявила хозяйка гостиницы, подходя к столику и ставя поднос. – Я положила вам побольше колбасы.

Хью рассмеялся, и тут в противоположном конце зала бизнесвумен воскликнула:

– О господи!

В обеденном зале наступила тишина. Звякнул положенный на тарелку нож. Индуска застыла с поднесенной к губам салфеткой, ее дочь качнулась назад на стуле.

Женщина сидела, уставившись на экран своего планшета, из которого раздавались слабые неразличимые звуки. Какое-то мгновение она, казалось, не замечала внезапно наступившей вокруг тишины; затем она подняла взгляд. Однако выражение ее лица не изменилось – ни смущения, ни робкой улыбки, ни попытки извиниться за свое восклицание.

– Вы это видели? – спросила женщина.

Хью тотчас же поднялся со своего места и подошел к ее столику. Когда он встал рядом с женщиной, та отпрянула, словно потрясенная его внезапной близостью, однако ему было все равно.

«Какая-нибудь знаменитость расстается со своим мужем после девяти дней совместной жизни и свадьбы за тридцать миллионов долларов, – подумал он. – Или премьер-министра обвинили в том, что он хватал за задницу молоденькую секретаршу». Но затем Хью посмотрел на экран и первым делом прибавил звук.

– …изолированные случаи на Украине и в России, и неподтвержденные сообщения о похожих событиях в Румынии. Эти кадры были сняты на сотовый телефон восточнее Донецка.

Началось воспроизведение любительской съемки. Кадры без звука показывали вид на улицу из окна второго или третьего этажа. Бежали люди. Столкнулись несколько машин, дальше по улице бушевал пожар, пожирающий автобус. Это было страшное эхо недавних кадров из зоны бедствия в Молдавии. Но здесь были существа.

– Мы не можем точно сказать, что здесь наблюдаем… – растерянно произнес комментатор.

Существа носились в воздухе, садились на людей, валили их на землю.

– Это же, похоже… летучие мыши? Или птицы? Возможно, привлеченные насилием, беспорядками и кровью, но они ведь…

– Они и являются причиной крови! – воскликнул Хью. Неужели никто не видел тех вчерашних кадров из пещеры?

Камера судорожно дернулась влево и вправо, и картинка стала размытой. Затем камера снова стабилизировалась, выхватывая крупным планом бесформенную массу, ползущую по улице. Присмотревшись внимательнее, Хью разглядел, что это женщина в коротком бело-красном платье. Несколько крылатых тварей – как показалось Хью, размером с небольшую кошку, – вцепились ей в спину, а еще две хлопали крыльями, стараясь забраться под нее. Укусить. Вцепиться когтями в лицо.

– Все эти кадры ужасны, однако до сих пор не получено их независимое подтверждение.

Перекатившись на спину, женщина принялась отбиваться от нападающих существ. Одно отлетело прочь, похоже, прихватив с собой кусок ее плоти. Женщина открыла рот в паническом крике, и отсутствие звука сделало этот жест еще более пугающим.

Хлынула кровь.

Изображение, мигнув, погасло, сменившись двумя ведущими в студии. Мужчина не скрывал своего потрясения, однако женщина сохраняла профессиональное спокойствие.

– Мы будем следить за развитием событий и…

Выключив звук, бизнесвумен откинулась назад.

– Фильм ужасов, – пробормотала она. – Вирусная реклама. Очень хитро, а засунуть ее в выпуск общенациональных новостей – просто гениальный ход.

– Нет, – возразил Хью. – Это правда.

Женщина резко взглянула на него, и он понял, что она также знает, что это правда. Но просто не желает ее признать.

– Вчера вечером я видел нечто подобное, – сказал индус, вставая рядом с женой и дочерью. – Я выключил телевизор. Это была какая-то жуть!

Подошедшие парни взглянули на экран планшета. Тот, что помоложе, все еще жевал завтрак, и, похоже, был не столько встревожен, сколько заинтересован.

– Мы решили, что это какое-то кино, – сказал его старший товарищ. – И переключились на футбол. «Манчестеру» надрали задницу.

Хью не отрывал взгляда от планшета. Звук был выключен, но ведущие оставались в студии. Женщина что-то говорила, но сидящий рядом с ней мужчина, похоже, слушал то, что говорили ему в наушник, и стучал пальцами по клавиатуре компьютера. Выпучив глаза, он посмотрел сначала на свою напарницу, затем вообще отвернулся куда-то прочь от камеры. Крайне непрофессионально.

– Смотрите! – сказал Хью, и женщина снова включила звук.

– …поступают срочные новости, – говорил ведущий. – На этот раз из Бузэу, города в Румынии к северо-востоку от Бухареста. Видеокадров у нас нет, но есть сообщения о кровавой бойне в детском саду, смертельных случаях в ресторане, на заводе электрооборудования и в других местах. Ээ… нет никаких указаний на то, кто ответственен за эти нападения. И что это такое было. – Ведущие волновались все заметнее, мужчина снова прижал палец к уху, склонив голову набок.

– Сообщение еще об одном случае ближе к Бухаресту, – сказала женщина. – Железнодорожный поезд подвергся нападению, по словам очевидцев, «полчищ летающих крыс».

Нахмурившись, она уставилась в экран своего компьютера. Пожалуй, впервые в жизни Хью был свидетелем того, что ведущий телевизионного выпуска новостей демонстрировал какие-то чувства. Обыкновенно они оставались спокойными, бесстрастными, практически лишенными каких-либо человеческих качеств.

– О господи! – выдохнула женщина.

Хью подался назад, внезапно стесняясь остальных присутствующих. Встретившись взглядом с девочкой, он увидел, что она испуганно жмется к матери, придвинув стул к ее стулу.

– Оно распространяется, – пробормотал Хью.

– Что? – спросила бизнесвумен.

– Вчера вечером это показывали по «Дискавери». То была какая-то пещера на севере Молдавии. Теперь новые атаки уже на Украине и в Румынии. Это за несколько сот миль. И, кажется, что-то еще говорили про Россию?

– Так это что, террористы? – между двумя кусками сандвича с колбасой спросил парень, что помоложе. – По крайней мере, это где-то далеко.

Хью посмотрел на него, ища ответ, но не находя ничего разумного.

– Прошу меня простить, – сказал он.

Покинув обеденный зал, он быстро пересек просторный вестибюль гостиницы и взбежал наверх по широкой лестнице. Уловив какой-то запах – похожий на запах застарелой мочи, – он подумал, что этим пропахла вся гостиница. Возможно, все дело в чистящем средстве для ковров или маленьких вазочках со всякой всячиной, расставленных повсюду.

Не сразу вставив ключ в замочную скважину, Хью захлопнул за собой дверь, однако защищенным себя не почувствовал. Ну разумеется. Он здесь один, а его родные дома, без него. На машине туда ехать четыре часа, и то если нигде не останавливаться и не торчать в пробках.

Хью никак не мог отдышаться, и дело было не только в беге по лестнице. «Паникерство, – подумал он, – вот чем я занимаюсь». Что бы ни случилось – что бы ни происходило сейчас, это больше чем за тысячу миль отсюда, в городах, чьи названия он никогда прежде не слышал, в странах, о которых он редко вспоминал. Он в безопасности. Его семья в безопасности.

Но всего за одну ночь это распространилось на сотни миль!

Какое-то время Хью постоял спиной к двери, но на самом деле решение уже было принято. Оно было неразумное, иррациональное. Хью не бросился домой к Келли даже после терактов 11 сентября 2001 года. Его не было в стране, когда на Японию после землетрясения обрушился цунами, – он тогда находился на континенте, в Бретани, обмозговывая идею стать партнером одной тамошней строительной фирмы. Сидя в своем номере в гостинице, он смотрел, как стихия обрушивается на атомную электростанцию в Фукусиме, гадая, изменят ли эти нечеткие кадры весь мир. Деловое партнерство так и не выгорело, но Хью не видел необходимости прыгать в самолет и лететь домой к родным.

Так в чем же дело сейчас?

Хью этого не знал. Но он знал, что это хорошо, это правильно, и в данном случае не собирался идти наперекор своим чувствам.

Прежде чем достать из шкафа чемодан и начать собирать вещи, Хью собрался с духом и снова включил телевизор.

Передавали прогноз погоды. Вот-вот должен был начаться дождь.

Глава 3

Это назревало уже долгие годы. Матушка-Земля слопает нас всех до одного. Ням-ням.


@ГеяЗомби, «Твиттер»,

пятница, 18 ноября 2016 года

Мне стало гораздо лучше, когда я вышла из дома и направилась через всю деревню к автобусной остановке. Встретившись с Люси на обычном месте, мы поздоровались. Люси ни словом не обмолвилась о том, что было в новостях. К тому моменту как подъехал автобус, я также постаралась выбросить это из головы.

Однако увиденные образы засели прочно.

– КССП, – показал знаками Роб, когда я спрыгнула с автобуса у школы. «Какое счастье, сегодня пятница».

– Чем занимаешься в эти выходные? – спросила я.

– Мы уезжаем на север Уэльса в гости к дяде.

– Чудесно, – сказала я. – Горы. Озера. Холод. Серое небо.

– У меня классный дядя, он берет меня с собой в горные походы и кататься на велике.

Сам Роб также был классный парень, и у него это было не напускное и не маска. Симпатичный и умный, он обладал чем-то таким, что заставляло меня смотреть на то, как он двигается, на то, какой он. И я знала, что я была не единственной в школе, кто это чувствовал. Больше того, я была убеждена, что и многие ребята относятся к нему так же. Девчонки хотели встречаться с Робом, мальчишки хотели быть такими, как он, и то обстоятельство, что его обаяние было бессознательным и естественным, делало его еще более привлекательным. В школе были «красивые люди», настолько одержимые собственной внешностью, что окружающий мир существовал лишь как зеркало для их тщеславия. Роб же был красивым, не обладая внешней красотой.

– Похоже, дядя у тебя и правда классный, – улыбнулась я.

Мама сказала, что папа должен был вернуться сегодня поздно вечером, и я была этому рада. Я всегда по нему скучаю. Я знаю, что папа переживает за меня, но на самом деле я переживаю за него гораздо сильнее. Я терпеть не могу, когда ему по работе приходится уезжать из дома. Я потеряла слух, но папа в той аварии потерял своих родителей. Иногда у него на лице появляется выражение с трудом сдерживаемой паники, как будто он постоянно ждет, что произойдет худшее. В таких случаях мне хочется сказать ему, что все в порядке, у меня все хорошо, я здесь. Но, подозреваю, для папы уже никогда в жизни не будет все хорошо. Мир пожал ему плечами, продемонстрировав свое полное безразличие.

– Что ты думаешь насчет новостей? – спросила я.

Роб нахмурился было, затем сообразил, о чем я говорю.

– А, это! Ну, странно, довольно жутковато. Но права на кино уже проданы.

– Ты нисколько не встревожен?

– Нет. От нас это очень далеко.

Дружески ткнув меня в плечо, он поспешил в класс.

Я прошла по заполненной народом бурлящей школе, окруженная полной тишиной. Я поразительно хорошо справляюсь со своей глухотой, не позволяя ей усложнять мне жизнь больше неизбежного. Я умная и храбрая, и полна решимости всеми силами вести нормальный образ жизни.

По крайней мере, так мне говорят.

На самом деле я чувствую себя самой обыкновенной девочкой, и я лишь пытаюсь жить дальше. Столько людей мне помогали, столько продолжают помогать, что я, если честно, нахожу слово «храбрая» немного обидным, как будто оно набрасывает покрывало на всех, кто меня окружает. На моих родителей, учителей, на ребят в школе для глухонемых, куда я хожу раз в месяц, на моих друзей, на Линну. Даже на Джуда, маленького мерзавца. Это они проявили храбрость, научившись справляться со стеснением, которое первое время испытывали при общении со мной или, возможно, продолжали испытывать до сих пор. Что касается меня, я просто живу своей жизнью. В той катастрофе мне повезло, и полная тишина является лишь еще одной стороной моей новой жизни после аварии.

Однако иногда мне становится душно. Идя по школьным коридорам и рекреациям в класс, я видела и чувствовала так много шуток и смеха, так много шума – я даже буквально ощущала его как вибрацию крохотных волосков на теле и дрожь пола под ногами – что тишина становилась неподъемной тяжестью, давящей мне на плечи. Я чувствовала себя на шаг отдаленной от окружающего мира, полноправной частью которого я так старалась быть. Вот почему мне так нравится Люси. Лучшая подруга всегда остается рядом со мной во время наиболее хаотичных школьных событий, и хотя я никогда не говорила с ней об этом, я знаю, что она тонко чувствует накатывающееся на меня временами беспокойство.

Наша учительница мисс Хьюз уже была в классе. Она сидела за столом, небрежно откинувшись на спинку кресла, и разговаривала с теми учениками, кто уже пришел. Приветливо помахав и улыбнувшись мне, мисс Хьюз встала и попросила класс приготовиться к уроку. Заскрипели отодвигаемые стулья, захлопали крышки парт, и все расселись.

Это то самое время, когда я готовлюсь к грядущему дню. Каждое утро десять минут, пока мисс Хьюз заполняла журнал, мы читаем, и это спокойное время доставляет мне наслаждение. Я села рядом с Люси, и мы достали свои книги. Люси читала очередную книгу из серии о «Сумеречной зоне»; я читала мемуары Ранульфа Файнса[2]. Для близких подруг пропасть в наших литературных предпочтениях просто огромная.

Первым уроком у нас была география. География мне нравится всегда, но тут она понравилась мне еще больше, поскольку я села рядом с Робом. Но как только я посмотрела на него, я поняла, что случилась какая-то беда.

– В чем дело? – показала знаками я. Иногда мне очень нравится то обстоятельство, что мы с Робом можем обмениваться секретами посреди многолюдной толпы.

– Новости, – ответил он. – Пещера. Эти странные создания, которые из нее вырвались. Они распространяются. По телику только об этом и говорят. А мой двоюродный брат служит в армии, они расквартированы на Мальте. Он прислал текстовое сообщение своей маме, та переслала его моему папе, а он только что переслал его мне.

Достав телефон, Роб протянул его мне. Нам не разрешается приносить на уроки телефоны, но все приносят.

Я прочитала текст на экране:


Нас подняли по тревоге. Эта штука в Молдавии серьезнее, чем о ней говорят.


– Матерь Божья! – пробормотала я.

Роб молча кивнул. Он был сам не свой. Хмурое лицо ему совершенно не идет.

– Сэр! – спросила я, подняв руку.

Указав на меня, мистер Беллами кивнул. Он один из тех, кто смущается, даже стыдится общаться со мной. Кроме того, он говорит невнятно. Я едва различаю, как двигаются его губы, и нет даже речи о том, чтобы я по ним читала, а общаться жестами мистер Беллами не умеет.

– Мы можем сегодня поговорить о том, что происходит в Молдавии?

Улыбнувшись, мистер Беллами развел руками и сказал что-то, и весь класс обернулся на меня. Я искоса взглянула на Роба.

– Он сказал, что именно это и собирался сделать.

Я улыбнулась учителю. Тот хлопнул в ладоши, и весь класс снова повернулся к доске. Мистер Беллами сказал еще что-то, окна зашторили, и одна девочка села перед классом, чтобы работать на компьютере. Повозившись с пультом дистанционного управления, учитель включил проектор, и на белой доске появился прямоугольник света.

Я приготовилась к очередному урезанному уроку. Учителя у нас в школе замечательные. Если бы они сознавали, что я не могу полностью следить за тем, что происходит на уроке, – например, они многое рассказывают вслух, вместо того чтобы писать на доске, – они бы готовили для меня конспекты своих занятий. Я уже смирилась с тем, что учеба отнимает у меня примерно на двадцать процентов больше времени, чем у моих одноклассников, поскольку каждый вечер, вернувшись домой из школы, я еще час-два читаю учебники. Если я что-то не понимаю, учителя обыкновенно помогают на внеклассных занятиях. Одни справляются с этим лучше, другие хуже, но мистер Беллами один из тех немногих, кто находит общение со мной крайне проблематичным.

На доске появилось первое изображение. Это был схематический разрез системы пещер, и я подумала, обратил ли еще кто-нибудь внимание на то, что делало ее уникальной: похоже, у нее не было входа.

Мистер Беллами начал говорить, и Роб тронул меня за руку. Повернувшись к нему, я увидела, что он повторяет слова учителя на языке жестов.

– Давайте начнем с другой пещеры, не с той, которую мы видели вчера в новостях. Пещера Мовиле в Румынии была случайно обнаружена строителями в 1986 году. Они бурили землю, проверяя, подходит ли этот отдаленный район для строительства новой электростанции, случайно пробили отверстие в подземную полость и тотчас же его заделали. Проникнув в эту пещеру, ученые установили, что она полностью отрезана от окружающего мира уже много миллионов лет. Еще больше их поразила уникальная экосистема, сформировавшаяся там. Судя по всему, пещера является страшным сном человека, страдающего арахнофобией.

Класс рассмеялся. Я полностью сосредоточила внимание на руках Роба, его губах, выражении его лица. Мне нравится, когда он разговаривает со мной на языке жестов: в эти моменты он становится моим.

– В пещере нет сталактитов, то есть отсутствуют следы проникновения воды извне. Атмосфера лишь на десять процентов состоит из кислорода. И нет никаких свидетельств присутствия радиоактивных изотопов, образовавшихся во время чернобыльской катастрофы. Все это убедило ученых в том, что они обнаружили действительно изолированную экосистему, полностью обособленную от окружающего мира. Они сделали много… примечательных открытий.

Роб качнул головой вперед, и я повернулась к экрану.

Изображения менялись каждые несколько секунд. Фотографии странных пауков, причудливых созданий, похожих на скорпионов, улиток, насекомых с закрученными спиралью хвостами, многоножек и червей, все призрачно-белого цвета и все без глаз. Некоторые существа казались прозрачными, можно было разглядеть их внутренности.

Роб тронул меня за руку, показывая, что мистер Беллами продолжил свой рассказ.

– В этой пещере побывали лишь немногие ученые. Работать в такой среде очень трудно, содержание кислорода столь низкое, что почки отказывают уже через два часа, а жара практически невыносимая. Поразительное место.

На экране появился поперечный разрез, и учитель взял лазерную указку.

– По оценкам специалистов, пещера была отрезана от окружающего мира больше пяти миллионов лет назад. За это время населяющие ее виды эволюционировали в совершенно уникальные формы. На самом деле пещера представляет собой прекрасный образец теории эволюции Дарвина. В ней обитают растения и животные, которых больше нет нигде в мире. Многие относятся к знакомым нам семействам, но для некоторых потребовалось вводить принципиально новую классификацию.

На экране появился молочно-белый паук, раздутый, скользкий, с черными мандибулами, казалось, готовый вцепиться в зрителей.

– Какая мерзость! – пробормотала я и увидела, что и остальные ученики также выражают отвращение.

Мистер Беллами умолк. Слайд-шоу продолжалось, одна фотография сменялась другой.

Похожее на папоротник растение, на кончиках его бледных листьев поблескивает влага или отложения минеральных солей. Маленький жучок, с панцирем бледно-желтого цвета. Несколько разновидностей грибов.

– Это всего лишь одно из нескольких таких мест, разбросанных по всему земному шару, – продолжал мистер Беллами. – По крайней мере, обнаруженных к настоящему времени. И система пещер в Молдавии самая последняя.

Учитель снова умолк, и экран стал белым. Какое-то время он стоял, уставившись в стену, не в силах найти нужные слова. Ученики начали переглядываться, кое-кто улыбался, остальные встревожились.

– Сэр! – увидела я, как спросил один из них.

Взяв пульт, мистер Беллами выключил проектор. Он повернулся лицом к классу, и я вдруг поймала себя на том, что еще никогда не видела его таким старым. Его лицо посерело, глаза стали черными. Казалось, он только что увидел нечто ужасное, не покидая классной комнаты.

– Меня всегда волновали подобные вещи, – сказал мистер Беллами. – Когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, меня тревожило освоение космоса. Но по мере того как я узнавал больше, становилось очевидно, что на Земле существует еще множество неизведанных мест. Экосистемы – это просто… экосистемы. Цельные, полные, иногда бурлящие, но, как правило, в конечном счете сбалансированные. Если ввести одну уникальную экосистему в другую, результат получится непредсказуемый. Однако развитие транспорта и связи сжимает наш мир, поэтому отдаленная опасность становится близкой.

Один мальчик поднял руку и что-то сказал, и Роб перевел мне его вопрос жестами:

– Это как СПИД?

Мистер Беллами кивнул:

– Да, как СПИД. И другие смертельно опасные вирусы. Лихорадка Эбола, геморрагическая лихорадка Марбург. Были построены дороги, ведущие в глухие районы Африки; для многих они стали спасением, однако заразные болезни распространяются по дорогам во много раз быстрее, чем в природе. Были исследованы и освоены изолированные долины. – Снова остановившись, учитель попытался улыбнуться, чтобы частично смягчить серьезность своих слов. Однако получилось только хуже. – Меня это всегда волновало, – повторил он.

– Так что, по-вашему, произошло? – спросила я.

Мистер Беллами посмотрел на меня, и на этот раз он произнес отчетливо, для меня, и я прочитала ответ по его губам.

– Мы скоро узнаем.

* * *

Вторым уроком у меня было искусство, и мы с Люси сидели в классе, работая с разными материалами. Роб ушел на информатику. На середине урока дверь открылась, и учительницу вызвали. Она поспешно ушла, дав нам задание продолжать вырезать заготовки для масок.

– Что это было? – спросила я.

– Вошел мистер Розен и сказал: «Сью, тебе нужно заглянуть и посмотреть на это», – показала Люси.

Я обвела взглядом класс. Большинство учеников снова принялись за работу; двое сидели, рассеянно озираясь по сторонам.

– И мы тоже должны, – сказала я. – Пошли.

Я встала, но Люси схватила меня за руку.

– Ты куда?

– Посмотреть, в чем дело.

Я направилась к двери, не оборачиваясь назад, так как мне не хотелось видеть осуждение на лице Люси.

Открыв дверь, я почувствовала, что Люси идет за мной. Я улыбнулась. Я знаю, что моя подруга не сможет устоять перед тайной.

Выйдя в коридор, мы быстро направились к центральной лестнице, пройдя мимо выставки художественных работ учеников, доски объявлений и пары закрытых дверей классов. Я держалсь так, словно имела полное право находиться здесь. Пригибаться, идти крадучись – и нас обязательно заметят.

У лестницы я остановилась и, обернувшись к Люси, пожала плечами. Люси прислушалась и указала вниз. Спустившись на первый этаж, мы увидели трех учителей, которые быстро пересекли вестибюль и прошли в двустворчатые двери. Мы с Люси застыли на месте, уверенные в том, что попались. Однако учителя или не увидели нас, или никак не отреагировали на наше присутствие.

– Что происходит? – спросила я.

Люси пожала плечами.

– Идем. Думаю, они все собрались в учительской.

– Мы не сможем туда войти, – заметила я.

Молча усмехнувшись, Люси махнула рукой, приглашая меня следовать за собой. Мы пересекли вестибюль и, пройдя в те самые двустворчатые двери, что и учителя, оказались в административном крыле школы. Обыкновенно ученикам вход сюда был воспрещен – однако это в каком-то смысле оправдывало нас: если нас здесь увидят, все решат, что нам разрешили здесь находиться.

Люси прошла мимо учительской, затем, окинув взглядом короткий коридор, открыла дверь.

– Кладовка уборщицы, – показала знаками она. – Идем.

– Как ты узнала?.. – начала было я, но Люси быстро остановила меня, приложив палец к губам. Должно быть, я говорила громче, чем предполагала.

– Мне рассказала Иззи, – беззвучно произнесла она, приглашая меня в кладовку.

Подруга закрыла за нами дверь. В кромешной темноте мне стало не по себе. Я не видела Люси, не могла общаться с ней жестами. Замкнутое пространство давило на нас обеих. Я терпеть не могу темноту, но не по той причине, по которой ее не любит большинство людей.

Моя подруга сделала какое-то движение, и помещение наполнилось мягким светом. Люси забралась на стеллаж, и из пластмассового воздуховода в стене у нее над головой в захламленную кладовку проник свет. Жестом пригласив меня присоединиться к ней, она прижалась лицом к воздуховоду… и застыла.

У нее отвалилась нижняя челюсть.

«Что такое она увидела?» – подумала я. И какое-то мгновение мне не хотелось это знать.

Я осторожно забралась на стеллаж, и мы, сдвинув головы, прильнули к воздуховоду и заглянули в учительскую.

Там на стене висел большой телевизор. Небольшое помещение было заполнено учителями. Их было столько, что многим пришлось стоять. И все смотрели на экран.

«Пожары в Бухаресте» – гласила подпись под шокирующими, полными бушующего пламени невероятными кадрами. Съемка велась камерой, которую держали в руках, с какого-то высокого места, с вершины холма или, скорее всего, с крыши высотного здания. Изображение немного дрожало, но тот, кто снимал, знал свое дело. Он медленно перемещал камеру влево и вправо. Повсюду в городе пылали пожары. Было множество небольших пожаров, охвативших одно здание, над которыми поднимались изгибающиеся столбы дыма. Также можно было видеть два крупных возгорания, одно рядом с оператором, другое гораздо дальше. Мечущиеся огненные языки свидетельствовали о силе этих пожаров, извергающих к небу клубы маслянисто-черного дыма. Ближайший пожар свирепствовал в большом высоком здании, вероятно, гостинице или торговом центре, и все его проемы превратились в окна в преисподнюю. Падали охваченные пламенем стены. Обрушившись, стена разливала огонь вдоль улицы, к другим зданиям. Пожар накатывался волнами, пульсируя из очага и распространяясь вокруг.

На улицах беспорядочно сгрудились машины. Во все стороны бежали люди.

Внезапно камера резко дернулась. Изображение смазалось, у меня закружилась голова. «Черт возьми, что происходит?» – подумала я, зажмурившись, чтобы прийти в себя. Когда я снова открыла глаза, картинка успокоилась, но теперь камера следила за пеленой дыма, накрывшей Бухарест. Это отдаленное огромное облако, проплывая над городом, словно похищало краски и формы у зданий и окружающей местности.

Люси стиснула мне руку, вонзая ногти в кожу.

– Что это? – спросила я.

Люси могла что-то слышать – голос диктора или человека, ведущего съемку.

Вдалеке прогремел взрыв, такой неторопливый, что, должно быть, он был огромный, просто чудовищный. Но камера по-прежнему следила за странным облаком, смещавшимся влево… и вправо… двигаясь против ветра, искривлявшего в сторону дым от пожаров, уничтожающих Бухарест.

Люси была в панике. Глаза выпучены, рот раскрыт, и она не замечала, с какой силой стискивала мне руку.

Оторвав от своей руки ее пальцы, я спрыгнула со стеллажа. Люси не двинулась с места. Она просто продолжала смотреть жуткие кадры, слушая что-то еще более страшное.

Направившись к двери, я налетела на стоящую на полу коробку и ухватилась за полку, чтобы удержаться на ногах. Больно ударившись подбородком, я застонала и оглянулась на подругу. Люси также обернулась ко мне, но в слабом свете, проникающем в воздуховод, ее лицо оставалось таким же.

– Что это? – спросила я с отчаянием, громче чем прежде, теперь уже не задумываясь о том, услышат ли меня.

– Элли… – беззвучно произнесла Люси.

Отыскав дверь, я распахнула ее настежь и, выскочив в коридор, бросилась к учительской и толкнула дверь.

Это было ужасно. В учительской собралось не меньше тридцати преподавателей, и лишь несколько человек оглянулись на меня. Не обратив внимания на мое присутствие, они снова повернулись к телевизору. Мисс Хьюз кивком пригласила меня войти, взяла за руку, и мы повернулись к экрану. «Она хочет, чтобы я видела, – подумала я. – Мы больше уже не преподаватели и ученики». Эта пугающая мысль пришла сама собой.

Я увидела лишь то, что уже видела, но только в деталях. Пылающие здания, хаос на улицах. Непрерывные взрывы вдалеке – наверное, нефтеперерабатывающий завод или электростанция. И обширное облако, за которым следила камера, перемещающееся взад и вперед над горящим городом, словно подчиняясь какой-то странной, непостижимой собственной воле.

Миссис Хьюз взяла пульт дистанционного управления. Какой-то учитель начал было с ней спорить, но слов я не разобрала. Затем моя классная руководительница включила субтитры.

И только тут я начала понимать весь ужас происходящего.

Глава 4

Центральная библиотека университета полыхает. Все полученные нами знания, все надежды, которые олицетворяло это здание, объяты огнем. В воздухе порхают миллионы горящих страниц. А среди них летают жуткие, неведомые чудовища, породившие весь этот ужас. Они кружатся. Они меня подслушивают. Даже стук клавиш заставляет меня опасаться за свою жизнь.


Корнелия, «Фейсбук»,

пятница, 18 ноября 2016 года

Хью ругал себя последними словами за лень. Сейчас он как никогда сожалел о том, что у него в машине не работает радио. Но антенны он лишился еще больше года назад то ли ее стащили, то ли отломали в автомойке, и он все никак не удосуживался поставить новую, хотя постоянно собирался это сделать. Еще один пункт на задворках сознания, до которого так и не дошли руки.

Но Хью все-таки попытался; он прошерстил все диапазоны в надежде на то, что найдет какую-нибудь достаточно мощную станцию, сигнал которой можно будет более или менее прилично принимать и на огрызок антенны. Однако в эфире не было ничего, кроме белого шума и появляющихся время от времени пугающих, искаженных голосов.

Смирившись с тем, что ему придется ехать в тишине, Хью зажал между коленями сотовый телефон. Наверное, можно было поймать радио на телефон, но Хью не был уверен в том, что в движении полоса частот окажется достаточной. Его первоочередной задачей было добраться домой. А вот когда он окажется вместе со своей семьей, можно будет посмотреть новости.

Перед отъездом Хью еще раз позвонил Келли, сказал ей, что возвращается домой, и теперь жена уже больше не пыталась его отговорить. Возможно, она поняла, что если он принял решение, заставить его передумать будет очень нелегко. А может быть, она действительно хотела, чтобы он вернулся домой. Дети ушли в школу, но день больше уже не казался обычным. «Хорошо хоть это далеко», – снова повторила Келли, и Хью даже ничего ей не ответил.

Он хорошо помнил, где находился 11 сентября 2001 года. Это было за несколько лет до того, как он основал собственную компанию; он тогда сидел за столом на работе и читал в интернете шокирующие, невероятные, нереальные сообщения новостных агентств. Связь была плохой, однако экстренные новости проходили достаточно хорошо. Хью то и дело отрывался от экрана и выглядывал в окно, из которого открывался вид на раскинувшийся город, купающийся в зелени, ни одного здания выше пяти этажей, вдалеке холмы, залитые радушным солнечным светом. К нему подошел начальник, постоял немного, глядя на экран, затем вернулся к себе в кабинет, похоже, нисколько не тронутый. Один коллега, посмотрев на непрерывно повторяющиеся кадры того, как первый самолет врезается в Северную башню Всемирного торгового центра, заявил, что это компьютерный спецэффект. В тот день у каждого были свои пути ухода от правды.

Но Хью тогда ощутил всю значимость события. Он позвонил своей матери и сказал, что Америка подверглась нападению. И это не казалось преувеличением. Товарищи по работе, сидевшие за соседними столами, уже притихшие, после его слов умолкли. Все остро прочувствовали их смысл.

И сегодня было то же самое. Пятнадцать лет спустя весь мир снова собрался перед телевизорами и компьютерами и, затаив дыхание, следил за новостями. Это событие также должно было изменить мир.

Хью не мог взять в толк, как остальные могут не понимать этого. Выходя из гостиницы, он наткнулся на двух парней, которые со смехом и прибаутками готовили во дворе свои велосипеды, деловитые, умудренные опытом. Хью высказал свое удивление по поводу того, что парни не отказались от своей поездки, и те посмотрели на него так, словно он спятил. Они даже не потрудились ему ответить. Вероятно, они просто не поняли, что он имел в виду.

* * *

Поток машин на шоссе А-30 из Корнуолла был плотнее обычного, но, с другой стороны, Хью редко ездил по нему в пятницу утром. «Никуда не езди в Британии в пятницу», – любил повторять его отец, но последние годы Хью шел наперекор его совету. Эти слова он оценил в полной мере, когда длинные заторы задерживали его так, что он возвращался домой только к полуночи, а то и позже. Однако когда ему приходилось работать далеко от дома, выбор был небольшой: стоять в пробках в пятницу или возвращаться утром в субботу. А Хью очень дорого ценил выходные.

В эти выходные они собирались совершить прогулку пешком. Келли нравился Скиррид, холм с крутыми, обрывистыми склонами, торчащий на равнинах графства Монмутшир подобно спине сказочного великана. Дети тоже любили эти места: Джуд убегал вперед на разведку, Элли то и дело останавливалась, чтобы сфотографировать пейзаж и родных. Отис, словно обезумевший, метался между ними, стараясь согнать все семейство в одну кучку, и дурачился так, как только может это делать такая взрослая собака. Добрых два часа, после чего все возвращались домой к рагу из говядины, которое весь день тушилось в мультиварке. А затем можно было всем вместе отправиться в кино. Семейная жизнь получалась беспорядочной – сам Хью по работе много времени проводил вне дома, Келли постоянно испытывала стресс, Элли после школы играла в нетбол[3], а раз в месяц отправлялась в школу для глухонемых, Джуд убегал на тренировки по регби и плаванию, – и поэтому самые обыкновенные совместные занятия доставляли Хью больше всего радости.

Хью надеялся, что так будет и дальше. Он не видел причин, почему бы и нет. В конце концов, Молдавия и правда очень далеко.

У него перед глазами мелькнули увиденные образы, и он не смог стряхнуть с себя порожденный ими глубокий страх.

Подъезжая к Эксетеру, Хью подумал о том, что неплохо бы остановиться и сходить в туалет. До дома ехать еще два часа, а то и дольше, учитывая то, какое сегодня плотное движение. Так что имеет смысл немного отдохнуть, а заодно и выпить чашку кофе.

И еще есть Макс.

Хью слышал, как пищал его телефон, извещая о непринятых вызовах, а затем текстовых сообщениях. Взглянув на экран, он увидел имя Макса, и хотя он уже отправил сообщение по электронной почте, он понимал, что ему нужно объясниться с клиентом. Эта мысль нисколько его не радовала. Но в то же время предстоящий разговор казался таким пустяком, что Хью было жалко тратить на него время.

Он свернул с шоссе на просторную стоянку на въезде в Эксетер.

Как оказалось, не все пропущенные звонки были от Макса. Келли пыталась дозвониться ему в 9.20, 9.40 и 10.33. Однако текстовых сообщений от нее не было, и Хью рассудил, что если бы дело было срочное, жена потребовала бы перезвонить при первой возможности. И все-таки что-то заставило ее позвонить ему трижды. Необходимость поговорить, пусть и не срочно.

Хью позвонил жене. Та ответила после первого же гудка.

– Ты видел? – спросила она.

– Что?

– Бухарест. – Проникнутый страхом голос Келли дрогнул.

– Что там в Бухаресте? – спросил Хью, чувствуя, что у него в груди все оборвалось, а сердце заколотилось сильнее, словно намереваясь вырваться из грудной клетки.

– Это ужасно, Хью, – пробормотала Келли, и теперь он услышал в ее голосе слезы. – Говорят, погибших тысячи, возможно, десятки тысяч. Город пылает. А эти твари… эти твари из пещеры, которых показывали вчера вечером, их так много. Их называют viespi – это значит «осы», но это не осы, это… Они убивают всех.

Они поговорили еще немного, после чего Хью побежал в кафе в туалет. В дверях стояла группа молодых ребят, со смехом уплетающих выпечку с кофе. В зале за столиком ругалось какое-то семейство, две девочки показывали друг другу языки, в то время как их родители выясняли отношения. Суетились люди, царило оживление, и единственным свидетельством того, что что-то неладно, были сидящие в углах притихшие люди, уставившиеся в свои телефоны, поодиночке или небольшими группами. Кто-то перешептывался. Но большинство молчали, потрясенные увиденным.

Хью понял, что является свидетелем начала перемен, которые перевернут весь мир. Он видел тех, кто уже осознал происходящее, и тех, кто еще пребывал в блаженном неведении. Он завидовал вторым, но радовался, что сам принадлежит к тем, кто знает.

Быть может, это даст ему и его родным какое-то преимущество.

Ничего такого своей жене Хью не говорил, но он знал, что Келли женщина неглупая. Она думает то же самое, что и он: «Что будет, если они нагрянут сюда?»

Невероятно, чтобы что-то, жившее в какой-то пещере в Молдавии, могло угрожать ему здесь, в придорожном кафе, где вокруг толпились водители-дальнобойщики, молодые парни, семьи и бизнесмены, курьеры и седовласые пенсионеры из туристических автобусов, передвигающиеся толпами подобно стаду баранов. Это было просто нелепо.

Чистой воды безумие.

Начисто забыв о том, чтобы звонить Максу, Хью вернулся к машине и продолжил путь домой.

* * *

Быть может, все дело в нем. Хью казалось, что он ведет машину аккуратно, сосредоточив внимание на дороге и других машинах, но, возможно, он сам не предполагал, в какой степени его мысли заняты другим. Несколько раз ему пришлось резко тормозить, что раньше случалось крайне редко. Машины, казалось, не держали безопасную дистанцию и двигались значительно быстрее обыкновенного. Над шоссе нависла атмосфера тревоги, и чем больше размышлял Хью, тем больше он убеждался в том, что причина этого кроется в его собственной машине. Он забивал себе голову мрачными мыслями, паниковал и несколько раз даже презрительно фыркнул, представив себе, как Келли говорит ему это.

«Но она тоже паникует, – подумал Хью. – Она трижды пыталась дозвониться до меня. Так что дело не только во мне».

Он огляделся на других водителей. Ему приходилось много разъезжать, и он знал, какое это странное место – салон машины, подобный островку посреди океана. Многие водители уверены в том, что их коробка из стали и стекла невосприимчива к окружающим событиям. Находились даже те, кто сморкался в плотном потоке машин, набирал на телефоне текстовое сообщение или бродил по социальным сетям, сверялся с записями и картами. И в своих поездках Хью насмотрелся и на кое-чего похуже. Женщина красит глаза, смотрясь в зеркало заднего вида, разогнавшись до девяноста миль в час на М-5. Мужчина роется в бардачке, нагнувшись так низко, что за рулем никого не видно. Однажды Хью увидел женщину, оседлавшую мужчину за рулем старенького «Капри» и старающуюся пригнуться, чтобы он через ее плечо мог видеть дорогу. Хью был так поражен этим зрелищем, что прибавил скорость и догнал классическую машину, просто чтобы убедиться, что это ему не привиделось. Женщина улыбнулась ему в заднее стекло.

Сейчас же казалось, что все сидят в телефонах. Одни установили телефоны на приборных панелях, другие прижимали к уху. Почувствовав искушение, Хью бросил взгляд на свой телефон. Но у него теперь одна-единственная цель: добраться домой.

А если случится что-нибудь страшное, что-нибудь еще более жуткое, чем то, что сейчас происходило в Бухаресте и, вероятно, в других местах, Келли позвонит ему снова.

Через семнадцать миль после стоянки на въезде в Эксетер Хью увидел первую аварию. Машину занесло, и она врезалась в опору моста, оторвав крыло и бампер. На обочине стояли бок о бок мужчина и женщина, дожидаясь прибытия помощи.

Еще через семь миль более серьезная авария. Грузовик снес защитное ограждение и сорвался с высокой насыпи, рассыпав по полю свой груз из бутылок и банок пива. Несколько машин остановились, вокруг грузовика суетились люди. Хью сбросил скорость вместе с остальным потоком, но останавливаться не стал. Народу и без него достаточно, есть кому вызвать помощь.

Он поехал дальше. На встречной полосе завыли сирены, мимо пронеслись полицейские машины, карета «Скорой помощи» и три пожарные машины.

Еще через тридцать миль Хью увидел последствия одной аварии в зеркало заднего обозрения. Его внимание привлекла какая-то вспышка, и, присмотревшись, он увидел в нескольких сотнях метров позади кружащийся огненный шар, оставляющий столб клубящегося черного дыма.

– Господи Иисусе! – воскликнул Хью.

Его внимание слишком долго было отвлечено от дороги, и когда он снова посмотрел вперед, он увидел, что машины перестраиваются из полосы в полосу. Стиснув рулевое колесо с такой силой, что хрустнули пальцы, Хью резко обогнул фургон и свернул в крайний левый ряд. Колеса застучали по поперечной разметке, отзываясь дрожью по всему корпусу. Сердито загудели клаксоны. Втопив педаль в пол, Хью вырвался на свободное пространство впереди, а когда он снова посмотрел в зеркало заднего вида, он увидел, как и другие машины следом за ним выруливают на свободную полосу. Позади все уже было затянуто клубами густого дыма.

Если бы авария произошла впереди, он, возможно, вообще не смог бы засветло добраться до дома.

У Хью мелькнула было мысль позвонить в службу спасения. «Это не моя проблема», – тотчас же подумал он, шокировав самого себя, потому что в любой другой день он бы обязательно вмешался. Но сегодня был не любой другой день.

На какое-то мгновение Хью проникся яростью ко всем этим беспечным водителям. Ему нужно добраться до своих родных! Ему нужно попасть домой, и как они смеют…

Но тут он подумал, что позади него на шоссе кто-то, возможно, умирает или уже умер.

– Твою мать, блин! – пробормотал Хью. Все просто помешались на своих телефонах и начисто забыли про элементарную осторожность. Повсюду царит атмосфера отчаяния, это не только он один паниковал в своем автомобиле.

Сегодня паника охватила всех.

* * *

Хью потребовалось на два часа больше обычного, чтобы добраться до дома. Он был рад этому, был счастлив тем, что избежал серьезных заторов и аварий. На подъезде к мосту через Северн Хью увидел страшную аварию на встречной полосе. Столкнулись несколько легковых машин, междугородный автобус и бензовоз, суетились люди, пытаясь оказать помощь пострадавшим, но их отгоняло прожорливое пламя. Хью постарался не всматриваться слишком внимательно. Он сказал себе, что мечущиеся силуэты – это лишь языки пламени, и только.

Оглушенный, разбитый, эмоционально опустошенный, с таким чувством, будто в пути он пересек прозрачный занавес, отделяющий реальность от чего-то не совсем разумного и настоящего, Хью свернул к своему дому и заглушил двигатель.

Входная дверь открылась, и навстречу ему выбежала Келли. Хью был рад, что времени было лишь три часа дня; у них оставался по крайней мере еще час до того, как вернутся из школы дети. Можно будет посмотреть свежие новости и обсудить, как быть дальше. Разумеется, обязательно будут официальные материалы – «горячая линия» для тех, кто беспокоится о своих родственниках и знакомых, правительственные заявления, утешительные сообщения средств массовой информации, направленные на то, чтобы сохранить спокойствие населения заверениями о том, что все под контролем, – но они с Келли отодвинут все это в сторону и постараются сами осмыслить информацию. «Твиттер» и «Фейсбук» наверняка заполнены отчетами о происходящем, и где-то в этой необъятной вселенной комментариев и хаоса должно быть ядро истины.

Но тут следом за Келли в дверях появились дети. Джуд был заметно возбужден, Элли не скрывала своего страха.

Открыв дверь, Хью вышел из машины.

– О, Хью! – воскликнула Келли. В ее голосе прозвучала такая беспомощность, что у него екнуло сердце и в груди все оборвалось.

– Насколько все плохо? – спросил Хью.

Келли не ответила, а возбуждение Джуда сменилось таким выражением, которое никогда не должно появляться на лице мальчика. Взглянув на свою семью, Хью получил исчерпывающий ответ на свой вопрос.

* * *

Хью сидел в одиночестве на диване. Келли с детьми находились на кухне, теща была у себя наверху. Хью слышал шум закипающего чайника, звон ложки в чашке и тихий голос Келли. Ее слова перемежались промежутками тишины, неотъемлемыми элементами общения в семье, во время которых Келли жестами общалась с дочерью. Джуд, в отличие от обыкновенного, не перебивал.

У Хью была возможность посмотреть новости.

«Нужно было взглянуть на телефон», – подумал он. Но затем вспомнил аварии, которые видел по дороге домой, все до одной, скорее всего, вызванные как раз тем, что сидевшие за рулем именно этим и занимались. Нет, он поступил правильно.

По крайней мере это дало ему еще несколько часов неопределенности. Хью уже тогда чувствовал, что порядок вещей меняется, но еще цеплялся за надежду, что завтра все вернется в нормальное состояние.

Теперь он уже в это не верил.

Глава 5

На склоне стоит одинокая женщина.

Похоже, это парк, ухоженные газоны, ровные ряды деревьев, на заднем плане статуя.

Вдалеке над безлюдным городом видно бурлящее облако, состоящее из бесчисленных viespi. Слышны отдаленные звуки: взрывы, стрельба, шум автомобильных моторов, сирены, крики.

Женщина смотрит в объектив камеры. Она объята ужасом.

Судя по всему, она что-то слышит или видит и начинает кричать.

Она зажмуривается и прижимает указательный палец к губам. Тс-с.

Мимо нее пролетают веспы, сначала один, затем еще несколько.

Затем целое облако.

Они омерзительного желтого цвета, крылья у них матовые, кожистые, тоненькие ножки свисают щупальцами. Размерами они с небольшую кошку. У них нет глаз.

У них есть зубы.

Один весп налетает на женщину, кувыркается в воздухе, летит дальше.

Женщина корчит гримасу и зажмуривается еще сильнее.

Она дрожит. Веспы пролетают мимо.

Женщина с такой силой прижимает палец к губам, что они кровоточат. Тс-с-с-с.


Видеофайл из социальной сети «Фейсбук»

Пятница, 18 ноября 2016 года

Я наблюдала за тем, как папа постигает правду.

Я молча стояла в дверях гостиной с кружкой кофе для него. Он не замечал моего присутствия. Родители и друзья постоянно говорят мне, что я двигаюсь бесшумно, почти как привидение. Возможно, я двигаюсь так тихо, потому что в определенном смысле всегда надеюсь услышать хоть какой-нибудь звук.

Папа сидел на краю дивана, подавшись вперед, облокотившись на колени, сжимая в руке пульт дистанционного управления, и у него был такой вид, будто он был готов вот-вот наброситься на телевизор. Рот у него был чуть приоткрыт, мизинец на правой руке подергивался. У меня мелькнула мысль: сколько времени папа потратил, чтобы вернуться домой.

Большинство этих кадров я уже видела, но сейчас я снова смотрела их вместе с папой, открывавшим их для себя. Были профессионально снятые сюжеты от корреспондентов по всей Европе. Были любительские съемки на сотовые телефоны, по большей части дрожащие, нередко смазанные и нечеткие. Были кадры воздушной съемки с вертолетов. И говорящие головы – эксперты со всего земного шара обсуждали, что, почему, где и как.

Но все сводилось к одной и той же жуткой, невероятной, неопровержимой правде.

Бухарест пылал. В настоящее время древний город превратился в островки зданий, окруженных бушующим морем огня. Эти кадры я уже видела много раз, я знала, что за чем следует, но все равно не могла оторвать взгляд. «Жуткое очарование смерти», – подумала я. Панорама качнулась – это вертолет накренился, разворачиваясь над рекой Дымбовица, по которой плыли лодки, судя по всему, неуправляемые. Одна лодка уткнулась в берег и застряла. В ней беспорядочно валялись тела, вповалку, в алых пятнах. По ним ползали прожорливые твари.

«Веспы», – подумала я. Вот как их теперь называли. Viespi по-румынски «осы», и хотя эти существа совсем не были похожи на ос – я видела нескольких крупным планом; это были ужасные кадры, и их скоро покажут опять в этом жутком цикле разрушения, который крутили по всем новостным каналам, прерываясь только для сообщений о новых трагедиях, – название «веспы» закрепилось. Другого названия, лучше, все равно не было, поскольку на самом деле никто не знал, что это такое.

Вдруг изображение стало нечетким, покрылось точками, словно объектив посыпали тонким слоем песка или опилок. Вертолет дернулся. И тут первые силуэты безумными спиралями устремились прямо на оператора. Судя по всему, он пристегнутый сидел в открытом люке, потому что первый весп ударил прямо в объектив и отбросил его в сторону.

На экране мелькнуло объятое паникой лицо, судорожный взмах руки, несущий винт словно застыл в воздухе, синхронизировавшись с частотой кадров, и вот небо уже затянула туча веспов, лихорадочно машущих крыльями, атакуя вертолет со всех сторон.

Изображение закружилось, замельтешило – это камера камнем устремилась к земле.

Я смотрела, как папа приложил руки к лицу, оттягивая щеки вниз, словно заставляя глаза оставаться открытыми, несмотря на ужас.

Вернувшийся на экран ведущий что-то беззвучно говорил, затем появился следующий сюжет. Его я также уже видела, и я застонала. Обернувшись, папа увидел меня, и я подала ему кофе. С признательностью взяв чашку, он задержал мою руку в своей, привлекая меня к себе и усаживая рядом на диван. Он крепко прижал меня к себе. Я наслаждалась его запахом, теплом, его близостью. Папа крепко меня обнял. Я сразу же почувствовала себя под надежной защитой, потому что именно для этого и нужны папы.

Папа включил субтитры, но я покачала головой, и он их выключил. Мне хватало одной только страшной картинки.

Подпись сообщала, что эти кадры сняты в торговом центре в Белграде. По всей видимости, это была камера видеонаблюдения или веб-камера; в любом случае она давала фиксированную, застывшую картинку широкого прохода, ведущего к лифтам и эскалаторам, и двумя универсальными магазинами на заднем плане. Народу было немного; посетители вели себя спокойно и безмятежно. Молодая мать сидела на скамейке, играя с малышом, рядом с ней ребенок постарше ел мороженое. Неподалеку стоял мужчина, играющий на гитаре, в раскрытом кофре перед ним блестела мелочь. Мимо проходили покупатели с сумками, уставившись в экраны телефонов, разговаривая, смеясь.

Внезапно внимание всех привлекло что-то, произошедшее за кадром. Головы разом повернулись в одну сторону, словно приведенные в действие невидимыми нитями. Две женщины попятились. Грузный мужчина развернулся и побежал, но споткнулся и упал на лестницу. Никто не пришел ему на помощь, поскольку на самом деле никто не увидел его падения.

Первый весп, влетев в кадр, ударил в грудь мужчину с гитарой, отбросив его к стеклянной балюстраде. У мужчины на лице мелькнуло странное выражение, похожее на смущение. И тут же его рот раскрылся в пронзительном крике, ибо тварь вцепилась в него когтями и зубами, принялась рвать его плоть, и на белые плитки пола у него под ногами упали капли крови.

Казалось, крики мужчины привлекли новых веспов, и вскоре крылатые существа облепили его со всех сторон. Они были бледно-желтые, с виду мокрые, и их кожистые крылья трепетали быстрее, чем у большинства птиц. Я никогда не видела ничего подобного, как и, похоже, все остальные люди.

Молодая мать прижала к себе младенца, накрывая его своей курткой, и схватила за руку второго ребенка. Тот закричал. Появившийся в левом углу кадра весп быстро подлетел к ребенку и впился ему снизу в подбородок.

Я зажмурилась, но все это я уже видела, и жуткие кадры отчетливо врезались мне в память.

Не открывая глаз, я прочувствовала папину реакцию на этот ужас. Он напрягся, затаил дыхание, и его рука еще крепче обняла меня. «Сейчас он увидит полчища этих тварей, – подумала я. – Пиршество. Кровь, собирающаяся лужицами на белом полу, мужчина, опрокинувшийся через балюстраду и исчезающий внизу, преследуемый тварями. Разбивающиеся витрины».

Когда, по моим прикидкам, кошмары закончились, я снова открыла глаза и увидела ведущих. Вид у них был затравленный и уставший, за стеклянной перегородкой у них за спиной мелькали изображения на компьютерных мониторах, люди метались взад и вперед, срывая трубки телефонов и швыряя их обратно. У мужчины-ведущего был ослаблен узел галстука, на верхней губе блестела пленка пота. Я была потрясена. Никогда прежде ведущие не казались такими человечными.

Дальше опять последовали репортажи. Кадры из Венгрии, Румынии, Болгарии, показывающие нападения или, изредка, последствия нападений. Люди сплошным потоком бежали на запад. Один из сюжетов показал запруженную беженцами дорогу, на которую, судя по всему, нахлынула волна веспов, и на этот раз в эфир вышли лишь несколько застывших картинок. Когда пару часов назад сюжет показывали в первый раз, он вышел полностью, без купюр, и я никогда не забуду то, что увидела. Великое множество страшно изуродованных тел, повсюду блестящие алые пятна, все вперемежку с машинами и пожитками, одна большая, длинная мертвая лента, которая еще совсем недавно двигалась по дороге.

Один мужчина-хорват передавал из своей квартиры на верхнем этаже дома в Загребе. Картинка с веб-камеры была зернистая и нечеткая, мужчине приходилось держать в руках свой планшет, чтобы показывать происходящее за окном. В кадре был маленький балкон с одним стулом, засохшим растением в горшке и несколькими пустыми бутылками из-под пива, но дверь мужчина не открывал. Он прижимал планшет к стеклу, направляя встроенную камеру на происходящее вокруг. В Загребе также полыхали пожары, и, хотя это не шло ни в какое сравнение с Бухарестом, все равно город выглядел так, будто в нем шли жестокие уличные бои.

За окном носились веспы. Иногда они беспорядочно метались в разные стороны, пропадая из кадра. В другие моменты они летали ровным строем, словно перелетные птицы следом за вожаком. Вдалеке, над обширным парком, посреди которого в свете вечернего солнца мерцало озеро, большая стая этих созданий кружила и выписывала фигуры. Это жуткое, но красивое зрелище действовало гипнотически.

Изображение накренилось, затем судорожно задергалось, наконец мужчина появился опять. Он держал в руке картонку с торопливо написанными словами. Отложив картонку, он показал вторую, затем третью, после чего снова первую. Так он повторил несколько раз. Глаза у него были широко раскрыты, осунувшееся лицо казалось таким серым, что у меня мелькнула мысль, не обсыпал ли он себя золой. Затем мужчина наклонил экран компьютера так, чтобы заглянуть в глубь комнаты.

На диване сидели женщина и два ребенка. Рты у них были плотно залеплены скотчем, но руки оставались свободными, – они хранили молчание по своей собственной воле. Женщина кивнула в камеру.

Когда на экране снова появились ведущие, я схватила пульт и включила субтитры. Этого сюжета из Хорватии я еще не видела.

– …более точный перевод будет готов позже, но, судя по всему, написанное мужчиной обращение гласит… – Взглянув на компьютер, ведущая наморщила лоб и продолжала: – «Их привлекает шум. Ведите себя тихо. Вы останетесь живы».

Я ощутила, как у папы задрожала грудь: он что-то сказал. В комнату вошли мама, Линна и Джуд. Они заговорили, но я не отрывала взгляда от телевизора, размышляя над этими словами.

«Их привлекает шум».

Веспы появились из-под земли. Почему их оказалось так много, как им удалось распространиться так быстро – этого я не могла знать, и у меня разболелась голова от одних только мыслей. Однако разумно было предположить, что раз они столько времени прожили в кромешной темноте, они были слепыми и охотились, ориентируясь на звук.

«Ведите себя тихо. Вы останетесь живы».

Картинка на экране сменилась. Надпись «Срочная новость» оставалась, ведущим принесли кофе. Женщина начала говорить, понеслись субтитры, торопясь поспеть за ней, с орфографическими ошибками и пропущенными словами. Но общий смысл был понятен.

– …поступают сообщения о происшествиях в Словении и на севере Италии.

Я повернулась к своим родным. Линна качала головой, причитая: «О боже, о боже!» Мама прижимала к себе Джуда. Мой брат ребенок смышленый, и его восторженное возбуждение успело смениться ужасом. Джуд плакал.

Убедившись в том, что я смотрю на нее, мама заговорила:

– Нам нужно обсудить, как быть дальше.

* * *

Мы собрались за столом на кухне. Телевизора здесь не было, а папа и мама положили свои телефоны на стол экраном вниз. Джуд вскрыл пакет с чипсами и высыпал их на стол, но вместо того чтобы есть, водил их пальцем. И родители его не останавливали.

Линна сварила кофе для взрослых и приготовила какао для нас с Джудом. Дожидаясь, пока закипит чайник, мы получили время, чтобы собраться с мыслями.

Я молчала. Я боялась говорить, поскольку то, что будет сейчас сказано, двинет события вперед. А я страшно боялась, что «вперед» будет означать «прочь от дома».

Только дома я чувствую себя в полной безопасности. Мне частенько говорят, какая же я молодец, что адаптировалась так быстро и полна решимости делать то, что в моем состоянии стало так трудно. Но иногда мне бывает просто страшно. Теперь, когда я больше не могу слышать, мир нередко кажется больше и обширнее, чем прежде, словно он угрожает подкрасться ко мне сзади. Суровее и недоброжелательнее. Поэтому, побыв сильной и решительной, я спешу обратно домой.

– Нам нельзя уезжать, – наконец сказала я.

– Я не хочу никуда ехать! – воскликнул Джуд. Я уловила это только по его губам.

– Никто никуда не уезжает, – решительно заявила Линна, дублируя свои слова знаками.

В таких общесемейных разговорах для моих родных совершенно естественно повторять мне всё жестами. А я, анализируя динамику разговора в значительно большей степени, чем это способен делать человек, обладающий слухом, научилась предугадывать, кто заговорит следующим. Джуд иногда называет меня ведьмой. Я называю его маленьким мерзавцем. По-моему, тут мы квиты.

– Давайте обсудим это разумно, – предложила мама.

– Тут нет ничего разумного, – ответил папа.

Линна постучала костяшками пальцев по столу, дожидаясь, когда все умолкнут и повернутся к ней.

– Нельзя паниковать и действовать поспешно и опрометчиво, – сказала она. – Но нельзя также не обращать внимания на происходящее и ничего не предпринимать. Нам нужно поступить так, Хью, как говорит Келли. Обсудить все разумно.

Пожав плечами, папа положил руки на стол. «Итак? – казалось, спрашивал он. – Кто начнет?»

– А королева не скажет нам, что делать? – спросил Джуд.

– …в своем бункере, – уловила я, как проворчал папа.

– Джуд прав, – сказала Линна. – Мы смотрим выпуски новостей, только и всего, и нам прекрасно известно, что журналисты гоняются за любыми сенсациями. Новости круглые сутки – я это просто терпеть не могу. Любое недоразумение можно раздуть в полномасштабный кризис, только чтобы заполнить эфирную сетку.

– Значит, Линна, ты хочешь сказать, что это не кризис? – спросил папа.

– Вовсе нет. Я просто говорю, что нам следует подождать. Послушать, что скажут власти.

– Я поражена тем, что премьер-министр до сих пор не выступил с обращением, – сказала мама, и, кажется, папа снова пробормотал что-то про бункер.

Джуд щелбаном отправил ломтик картошки в мою сторону и широко улыбнулся. Не удержавшись, я улыбнулась в ответ. Как ему сейчас ни было страшно, он оставался ребенком и не мог подолгу сосредотачивать внимание на чем-то одном.

– Нужно посмотреть по другим каналам, – предложила я, и Линна наградила меня улыбкой.

Я всегда считала бабушку самой сильной в нашей семье. Потеряв мужа, когда я была еще совсем маленькой, Линна вела полностью независимый образ жизни. Она осталась жить в коттедже в Брекон-Биконс, пересела на внедорожник, чтобы разъезжать в самые суровые зимы, путешествовала за границей. Линна не позволила смерти дедушки встать у нее на пути к своей мечте. Сейчас ей было почти семьдесят пять; оставшись одна, она уже успела побывать в Египте, Мексике, Марокко и Канаде.

Даже сейчас Линна оставалась самой сильной. Я подумала, что, наверное, она возьмет все на себя.

– Да, нужно выяснить точно, что происходит, – согласилась мама.

– Мы же уже всё видели! – воскликнул папа. – И вы видели больше, чем я. Были разговоры о… вмешательстве? О привлечении армии? Обсуждения того, что представляют собой эти твари?

– Пока что одни только обрывочные репортажи с мест событий и любительская съемка, – сказала Линна. – Правительство… ну, как там это называется, собиралось вчера вечером.

– Кризисный совет, – подсказала я.

– Да, он самый. Но никакого официального заявления не последовало.

– Оно обязательно должно быть в самое ближайшее время, – уверенно заявила мама. – Джуд, будь добр, принеси мой ноутбук.

Джуд вскочил из-за стола и выбежал из кухни.

Папа тронул меня за руку и подождал, когда я повернусь к нему.

– Ты можешь принести из гостиной атлас? – знаками показал он.

Я кивнула. Я поняла, что он хочет и зачем. Я и сама уже пыталась оценить расстояние и время. «Но это еще так далеко, – рассуждала я. – И есть еще Ла-Манш. Через Ла-Манш они же не смогут перелететь. Или смогут?» Я бросилась в гостиную и, проходя мимо работающего с выключенным звуком телевизора, увидела знакомое лицо.

– Мама! Папа! Идет пресс-конференция!

Вся семья собралась в гостиной. Даже Джуд, которому уже не было скучно, прижимал к груди ноутбук.

Мама сказала что-то папе, и тот, обняв за плечо, привлек ее к себе.

Взяв пульт, Линна прибавила звук и включила субтитры. Премьер-министр поднялся на кафедру с микрофонами, установленную на улице перед домом номер 10 по Даунинг-стрит.

«Вид у него уставший, – подумала я. – И я еще никогда не видела его таким мрачным».

Перебрав листы бумаги, премьер-министр сложил их вместе и постучал о кафедру, выравнивая края.

Затем он повернулся к телекамерам и попытался изобразить улыбку, которая получилась похожей на гримасу. Он откашлялся. В кадре появились протянутые микрофоны и портативные диктофоны.

– К настоящему времени… – начал премьер-министр и снова кашлянул, поднося руку ко рту. Кто-то протянул ему из-за кадра бутылку с водой. Кивком выразив свою благодарность, премьер-министр отпил глоток, стараясь взять себя в руки. – К настоящему времени вы все уже в курсе событий в Восточной и Южной Европе. Распространяются слухи и догадки, как по телевидению, так и в интернете, в том числе через социальные сети и независимые сайты новостей. Вчера вечером под моим председательством состоялось заседание кризисного совета, и всю ночь и весь сегодняшний день правительство держало связь с нашими посольствами за рубежом и правительствами стран, столкнувшихся с угрозой.

В настоящий момент достоверно известно следующее: стаи существ неизвестного происхождения пронеслись над несколькими европейскими странами. Их появление вызвало массовую панику и привело, к величайшему прискорбию, к гибели многих людей. Судя по всему, неизвестные создания нападают на все живые существа, не принадлежащие к их собственному виду. Существуют свидетельства того, что они частично пожирают свои жертвы, откладывают в их плоть личинки, которые развиваются очень быстро и за считаные часы превращаются во взрослое существо. Молодые особи обладают способностью летать сразу же после окончания стадии личинки. Они пожирают своего хозяина. Темпы их размножения агрессивные. Связь с пораженными районами в лучшем случае отрывочная. Попытки проникновения в пораженные районы по большей части заканчивались неудачей. Эти существа…

Снова кашлянув, премьер-министр отпил воды.

– Судя по всему, эти существа слепые и охотятся, ориентируясь на звук. Следовательно, наиболее подвержены их нападению крупные населенные пункты, районы с высокой плотностью населения. Количество жертв пока что неизвестно, но некоторые источники в Молдавии, Румынии и на Украине описывают ситуацию как «катастрофическую».

Наверное, журналисты начали выкрикивать вопросы, но премьер-министр поднял руки, успокаивая их.

– Пожалуйста! – сказал он. – Пожалуйста! Дайте мне закончить свое заявление, после чего я отвечу на вопросы. Я переговорил со многими европейскими лидерами и могу заверить вас в следующем: мы делаем все, что в наших силах, чтобы обеспечить безопасность Великобритании. Все отпуска в вооруженных силах, полиции и чрезвычайных службах отменены на неопределенный срок. Также отменены отпуска работников коммунальных служб. Все международное сообщение приостановлено, и мы начинаем поэтапное закрытие всех основных аэропортов и морских портов. Мы предлагаем любую посильную помощь странам, подвергшимся нападению. Ученые стараются узнать как можно больше об этом нашествии… этой чуме… и мы найдем способ ее остановить. – Премьер-министр остановился, и тотчас же его захлестнул поток новых вопросов. Вопросы сыпались слишком быстрым и плотным потоком, и операторы просто не успевали разбирать их и печатать субтитры. Премьер-министр встревоженно озирался по сторонам.

Кто-то подошел к нему сзади и что-то шепнул на ухо. Премьер-министр склонил голову набок, на какое-то время став похожим на маленького мальчика, затравленного подростка, которому предлагают выход из неприятного положения. Но затем он опомнился и, покачав головой, что-то ответил своему помощнику и поднял руку.

– По одному, пожалуйста.

Был задан какой-то вопрос.

– Нет, об эвакуации речь не идет.

Еще один вопрос.

– Нет, ни я, ни члены правительства не собираются укрываться в убежище. Мы останемся здесь, в Лондоне, стараясь по мере сил и возможностей служить стране.

Еще вопрос.

– Да, я это видел; действительно, вероятной причиной появления этих существ является та спелеологическая экспедиция. Это обстоятельство изучается. Но позвольте мне сказать…

Внезапно вид у него стал испуганным. Он оглянулся на Даунинг-стрит, 10, где перед дверями толпились помощники, а с десяток сотрудников службы безопасности наблюдали за происходящим. «Похоже, он просит разрешения сказать больше, – подумала я. – Но он ведь премьер-министр!»

– Позвольте мне сказать, – продолжал премьер-министр, – получаемые нами сообщения свидетельствуют о том, что положение… очень серьезное. Эти твари – средства массовой информации окрестили их «веспами», и это название нисколько не хуже любого другого, – они охотятся на звук. Я видел документальную съемку, слышал рассказы очевидцев, читал официальные отчеты. Они ищут шум, точно так же, как другие животные охотятся по запаху или за счет зрения. Эти твари напали на вертолеты, облетавшие пораженные районы, что привело к их гибели. Они размножаются с потрясающей быстротой, и они очень прожорливые!

«Тут он отошел от текста», – подумала я, и точно, помощники сразу же занервничали, начали переглядываться, и одна из них шагнула вперед. Она что-то шепнула премьер-министру, но тот пропустил ее слова мимо ушей. Казалось, он даже не заметил ее присутствия.

– Если честно, нам известно немногим больше, чем вам. – Тут премьер-министр остановился, заморгал в свете софитов и, казалось, устремил взгляд вдаль. – Мы делаем все возможное. Я с вами абсолютно искренен и ничего от вас не скрываю. Я даю слово, что ровно через час буду здесь и сообщу вам все самые свежие новости. Да поможет нам Бог.

Премьер-министр помолчал немного, словно собираясь добавить еще что-то, затем развернулся и направился в здание по Даунинг-стрит, 10. Помощники уже суетились вокруг него. Он был похож на человека, подвергшегося нападению.

– Я ожидала совсем другого, – сказала я. Встав, я обернулась к своим родным, чтобы быть частью дальнейшего обсуждения.

– Что ты ожидала услышать от этого бесхарактерного идиота? – спросила мама.

– Келли! – с укором произнесла Линна. – Разве ты не видела? В самом конце он уже не был премьер-министром, он был простым человеком, как мы. Перепуганным и сбитым с толку.

– Вынужден согласиться с твоей матерью, – усмехнулся папа. – По-моему, он был абсолютно откровенен.

– Он меня напугал, – вставил Джуд. – Это как кино, только это не кино.

– Никакой эвакуации, – сказала я. Вот что встревожило меня больше всего. Как это ни ужасно, двигаться, бежать – это единственное, что мы действительно могли сделать. Я уже думала об этом. «У нас есть чердак, но долго пробыть там мы не сможем, он слишком тесный. Погреба нет. Можно забаррикадироваться в одной комнате и…»

Нахлынули воспоминания об учебных фильмах эпохи холодной войны. «Укрепите двери, устройте убежище под лестницей, запаситесь консервами, используйте вместо туалета ведро, позаботьтесь о том, чтобы было достаточно воды, захватите радиоприемник и запасные батарейки…»

Как будто все это могло спасти от ядерной бомбы. Это была пустая болтовня, бесполезные рекомендации, направленные на то, чтобы убедить население в том, будто оно может сделать что-то полезное, вместо того чтобы сидеть сложа руки и ждать смерти. И предотвратить его бегство.

Меньше всего стране были нужны миллионы беженцев, спешащих покинуть крупные города.

– Спастись нельзя, – твердо заявила я. – Нигде. Никому.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Джуд, и я вдруг с ужасом увидела, что он плачет.

– Эти твари охотятся на звук, а где тихо? Нигде.

«Только в моей голове, – мысленно добавила я. – Это единственное тихое место».

Глава 6

Появились свидетельства того, что распространение существ, прозванных в народе «веспами», замедляется. Налажена связь с правительствами всех стран, разрабатываются планы совместных действий. Великобритания обладает одним несомненным преимуществом по сравнению со своими европейскими соседями – мы находимся на острове. Нет никаких свидетельств того, что зараза способна преодолевать значительные водные расстояния. В настоящий момент мы предлагаем вам следующее:


1. Не выходите из дома. Массовая миграция – это не ответ; наоборот, она затруднит передвижение военных и чрезвычайных служб, если это потребуется.

2. Постоянно следите за каналами новостей Би-би-си – по телевидению, в интернете, по радио. Именно по этим каналам будут передаваться правительственные заявления.

3. Не поддавайтесь панике. Для борьбы с угрозой предпринимаются все необходимые меры.


Экстренный выпуск новостей Би-би-си,

пятница, 18 ноября 2016 года (повторялся каждый час)

Полное дерьмо, твою мать!


Ведущая новостей Би-би-си,

пятница, 18 ноября 2016 года (ее последний эфир)

Им нужно было поесть. Это предложила Линна, и она сразу же отправилась на кухню готовить обед. Элли и Джуд вызвались ей помогать – Элли сохраняла спокойствие и оказывала посильную помощь, Джуд первым делом просыпал на пол макароны, и Отис тотчас же принялся ими хрустеть. Хью вынужден был признать, что у него просто золотая теща.

Их отношения с Линной были своеобразными. Временами она его страшно раздражала, но он ее любил, сознавая, что она просто замечательно воспитала Келли. Когда, вскоре после рождения Элли, ее муж Филипп умер от инфаркта, Линна лишь едва покачнулась. Она плачет внутри – так неизменно отвечала она на вопросы, каково ей. Келли пала духом, Хью всеми силами старался поддержать, а Элли, еще слишком маленькая и требовавшая к себе много внимания, и стала той причиной, которая помогла бабушке выстоять. Но Линна одна плыла по морю скорби и одиночества, прося о помощи лишь изредка, когда погода расходилась не на шутку. Многие назвали бы это гордыней и упрямством, и сам Хью когда-то принадлежал к их числу. Но он знал, что его теща обладает чувством собственного достоинства.

И сейчас это требовалось ей как никогда. Не прошло и трех недель с тех пор, как Линне сообщили, что у нее последняя стадия рака. Она восприняла это известие со свойственным ей стоицизмом, настояв на том, чтобы детям ничего не говорили до тех пор, пока она сама не почувствует себя готовой открыть им правду. Также она долго расспрашивала онколога о борьбе с проявлениями болезни и о том, как это повлияет на ее способность полностью себя обслуживать. Линна собиралась жить в своем доме столько, сколько это будет возможно. И дело было не в том, что она не хотела никого обременять – она знала, что Келли и Хью будут без колебаний за ней ухаживать, – просто она предпочитала обслуживать себя сама. Это не неуместная гордость, а чувство собственного достоинства. Линна всегда жила на своих собственных условиях и умереть собиралась так же.

И вот сейчас, возможно, ее лишали этого выбора.

– Я не могу в это поверить, – сказала мужу Келли.

– Ага. – Они сидели вдвоем в гостиной, закрыв дверь в коридор. – У него был такой перепуганный вид! Таким я его еще никогда не видела. Разозленным – да, постоянно. Даже когда он пытается улыбнуться, вид у него злой. Однако сейчас он выглядел так, будто у него не было ни малейшего желания там находиться.

– А ты на его месте как бы себя чувствовал? – спросила Келли. – Тут такое происходит, и неудивительно, что он похож на кролика, застигнутого светом фар.

Хью сидел рядом с ней на диване, прикасаясь плечом и бедром. Физической близости у них больше не было. Келли обыкновенно отмахивалась, когда муж заводил разговор на эту тему, говорила, что у них в жизни хватает забот. Порой это его огорчало. Наводило на мысли, что у них в браке что-то не так, тогда как во всем остальном все было в порядке. Возможно, они просто начинали стареть вместе. Какими бы ни были причины, сейчас ее прикосновение было особенно приятно Хью.

– Ну, и что ты думаешь? – спросила жена. Она прислонилась к нему, также ища уюта.

«Я думаю, что я не собираюсь быть таким, как он», – подумал Хью. У премьер-министра был вид человека, который не знает, что делать. Который так напуган, что не может принимать решения, поскольку последствия этих решений могут повлиять на всю страну.

Хью не мог допустить, чтобы страх влиял на его действия. Ему всегда было страшно, но у него хватало ума это признавать. Однако сейчас, возможно, действительно пришел Судный день; можно по-прежнему опасаться худшего, но нужно думать о том, как найти наилучший выход.

– Карта, – сказал Хью.

Встав, он подошел к книжному шкафу, перебрал справочники, стоящие на нижней полке, и нашел атлас, о котором спрашивал у Элли. Тогда ее отвлек телевизор – он отвлек всех. Но сейчас пришло время прикинуть что к чему.

Хью сел в кресло, отдельно от Келли, но так, чтобы можно было разложить атлас между ними на подлокотниках. Он раскрыл атлас на политической карте Европы, внезапно поражаясь своим скудным географическим познаниям.

– Вот, – показала Келли, прикасаясь к Молдавии.

– Это точно Северная Молдавия? Блин, я до вчерашнего дня даже не знал о ее существовании, а она размером с Уэльс.

– Да, где-то недалеко от какого-то места под названием Эдинет. Кажется, так я слышала.

– Точно. Итак, это было вчера часов в шесть вечера. – Нагнувшись к журнальному столику, он взял ручку и записал место и время на полях карты.

– Сегодня утром в шесть часов имели место первые случаи на Украине и в Румынии.

– И в Венгрии, – подсказала Келли.

– Точно. – Вырвав из журнала страницу, Хью приложил ее к масштабной линейке и отметил расстояния. Затем он положил лист к северной оконечности Молдавии. – Так, это получается… примерно четыреста миль.

– За двенадцать часов, – сказала Келли. – Приблизительно тридцать миль в час.

– Очень рад, мисс Математика, – пробормотал Хью, но все его внимание было приковано к карте.

У него мороз по коже пробежал при мысли о том, что сейчас происходило в странах, на которые он смотрел, о которых он так мало знал. Молдавия. Черт возьми, чем известна Молдавия? Он видел о ней что-нибудь по телевизору, читал про нее? Это была голубая страна на карте, размерами примерно с Уэльс, однако Хью не знал о ней абсолютно ничего. Ни какая у нее столица, ни какая в ней валюта, ни даже какой язык.

– Наверное, в пещере этих тварей было не так уж и много, – заметил Хью.

– Говорят, что они очень быстро размножаются и растут.

– Как в «Чужом».

– Что?

– Ничего. – Он произнес это как шутку, однако в ней не было ничего даже отдаленно смешного.

– Первое упоминание о Бухаресте было сегодня около десяти утра, – сказала Келли.

– Раньше. Я как раз завтракал в гостинице. – Хью измерил расстояние. – Почти четыреста миль.

– Тридцать, может быть, сорок миль в час.

– Затем в три часа дня Австрия и Чешская Республика. – Хью приложил лист со шкалой. – Примерно восемьсот миль, двадцать часов.

– И как далеко отсюда до Молдавии? – тихо произнесла Келли.

Хью поднял взгляд. Она была очень красивая, и ей было страшно. Ему захотелось оберегать ее. Оберегать всю семью, хотя ноша эта тяжелая, давление сокрушительное. Казалось, все зло, которого он боялся почти всю свою сознательную жизнь, теперь окружило их.

Хью померил.

– Где-то тысяча триста миль до Ла-Манша, это по прямой, как летают птицы.

– Птицы, – повторила Келли, и Хью понял, что она подумала об этих бледных летающих тварях. Размерами, пожалуй, с ворону, но гораздо более жуткие и смертельно опасные. Похоже, никто не знает, кто они такие, однако для того, чем сейчас занимался Хью, это не имело значения.

– Пара дней пути, это если они сохранят ту же скорость и темпы воспроизводства, – сказал он. – Так что завтра к вечеру, вероятно, они достигнут французского побережья.

– Если не будет предпринято ничего, чтобы их остановить, – заметила Келли. – Если у армии ничего нет. Газы, химические реактивы, что угодно. Если никто не придумает, как их убивать, или если они сами не погибнут от естественных причин. От солнечного света, например. Если они так долго жили в абсолютной темноте…

– Слишком много «если», – перебил ее Хью. Подавшись вперед, он изучал атлас. Ему было физически плохо, точно так же, как когда он смотрел на людей, лазающих по скалам без страховки или незаконно забирающихся на высотные здания.

– Бороться или бежать, – прошептала Келли.

Взяв жену за руку, Хью крепко ее стиснул. Они частенько шутили, что теперь они не муж и жена, а родители, но для Хью эта шутка была приправлена резкой горечью. Романтика – это такая редкость. У них хорошая, прочная семья, но хотя они по-прежнему любили друг друга, Хью не был уверен в том, что они оставались друг в друга влюблены. Он ни за что не заговорил бы об этом с Келли, но, как ему казалось, она думала то же самое. Они по-прежнему оставались вместе, в отличие от многих своих друзей. Им по-прежнему было надежно и уютно. Но Хью нередко желал большего.

– Я подумал то же самое, – сказал он. – Если то, что говорят про этих тварей, правда…

– То, что они охотятся на звук?

– Да. Аск городок маленький, но все равно шумный. Вокруг нас поля и леса, но… место это не такое уж и отдаленное. Куда нужно отправиться, чтобы не слышать шум машин, не видеть следы цивилизации?

Наморщив лоб, Келли уставилась на стену.

– В центральный Уэльс. Мы отправимся в Сноудонию[4].

– Нет, – возразил Хью. – Недостаточно далеко. Недостаточно уединенно.

«Мы говорим о бегстве», – подумал он. Высказанное вслух, это стало реальностью, что было страшно. Этот дом всегда был их крепостью, местом, куда они возвращались в горе и в радости. Здесь Хью пытался принять смерть своих родителей, здесь Элли оправлялась от страшных травм после той аварии. В этих самых стенах Келли оплакивала своего отца. Этот дом был не просто жильем, он был частью семьи. История семейства наложилась тут слоями краски. Эти стены слышали повышенные голоса споров и вздохи интимной близости, детский лепет Джуда, перерастающий в осознанную речь, слова, произнесенные Элли, хотя сама она уже не могла их слышать. Просто невозможно покинуть все это.

Но соблазн бездействия погубил многих. «Давайте подождем, пока нам скажут, что делать… Премьер-министр не рекомендует спасаться бегством и запруживать дороги… По слухам, все это скоро закончится…»

Все менялось настолько стремительно, что никто просто не успевал осознать происходящее и определить, что делать.

– Нам нужно самим позаботиться о своем везенье, – сказал Хью. – Ты так не думаешь?

– Я не хочу покидать наш дом.

– И я не хочу. Очень не хочу. Но я боюсь, что если мы задержимся здесь слишком долго, то сильно пожалеем об этом, когда все-таки настанет время уходить. Вместо того чтобы получить фору, мы застрянем в толпе.

Келли обвела взглядом гостиную, украшенную напоминаниями о прожитой жизни: фотографии детей, картина, купленная в Ньюкее, растение, которое им подарили еще до рождения Элли, книги, которые они читали и обсуждали. На этом диване они занимались любовью и пили вино, смотря телевизор. Стены они вместе красили. Эта комната была согрета их теплом.

– Тогда куда? – едва слышно произнесла Келли.

– В «Ред-Рок».

– В дом твоих родителей? Так мы же его продали.

– Неважно. Он огромный, его купили богатые лондонские хлыщи. Как место, где можно проводить отпуска. Вряд ли они сейчас там, но даже если они там… – Хью отмахнулся от этой мысли.

Неважно. «Ред-Рок» в Шотландии, в местечке под названием Геллоуэй-Парк. Родители Хью любили его за спокойствие и удаленность от суеты.

Идеальное место.

К тому же туда почти четыреста миль по шоссе.

Келли медленно кивнула.

– Все будет хорошо, – решительно заявил Хью. – Небольшая прогулка туда, и все закончится еще до того, как мы прибудем на место.

– Ты же говорил, что не хочешь туда возвращаться.

– Да, говорил.

Хью вспомнил дом и все, что произошло в нем, и у него защемило в груди. Однако такие вещи больше не имели значения. Казались пустяками. Только и всего.

– Нам нужно запастись едой и всем остальным, – сказала Келли, как всегда, думая в первую очередь о практических вопросах.

– Вот как? Значит, ты согласна?

– Полагаю, ты прав, – медленно произнесла она. – Полагаю, нам нужно ехать. – Перевесившись через подлокотник, она взяла мужа за голову, привлекла к себе и поцеловала. – Все будет хорошо. Мы вместе присмотрим за ними.

У Хью защипало глаза. Встав, он захлопнул атлас.

– Я уезжаю в город, куплю чего-нибудь.

– У мамы рак… – начала Келли и тут же расплакалась.

Наклонившись, Хью обнял ее, и она уткнулась лицом ему в плечо. Три глубоких всхлипывания, после чего Келли оторвалась от него.

– На это нет времени, – сказала она, вытирая глаза.

«Нет времени», – подумал Хью. Он представил себе внушительный фасад «Ред-Рока», подумал о том, сколько придется туда ехать, и у него снова защемило грудь.

* * *

Они жили в десяти минутах пешком от центра города. На самом деле Аск был скорее большой деревней, нежели городом, хотя на его центральной улице выстроились магазины, пара пивных, гостиница, несколько закусочных и отделение банка, а вела она к площади, окруженной также магазинами и пивными. Вокруг центральной части рассыпались несколько сотен домов, выстроившихся вдоль улочек, ведущих из города, а с юга примыкало обширное поместье, раскинувшееся среди холмов. Здесь обитал крепкий дух общины; трудно было найти лучшее место, чтобы жить, воспитывать детей. Здесь было безопасно.

Однако сегодня все выглядело по-другому. Сев в машину, Хью поехал один, отказавшись от помощи Элли, сказав ей, что она должна остаться дома и занять чем-нибудь брата, чтобы его успокоить. Джуд ребенок смышленый, и, посмотрев дерганое, сбивчивое выступление премьер-министра, он разозорничался. Хью списывал это на то, что мальчик растерян и напуган.

Им с Келли еще предстояло обсудить свои намерения с остальными членами семьи, но все, похоже, уже чувствовали, что решение принято.

Обыкновенно дорога до центра города занимала от силы пару минут, но сегодня для вечера пятницы машин было невероятно много. Хью потребовалось несколько минут только на то, чтобы выехать на шоссе, после чего он практически сразу же уткнулся в длинный хвост машин, вползающих на центральную улицу Аска. Похоже, все водители были на взводе – машины дергались вперед, когда свободного пространства не было, клаксоны гудели, мелкая авария тотчас же обернулась затором. Хью встретил знакомых, уезжающих из города. Он приветственно махал им. Кто-то помахал ему в ответ, другие проехали мимо, не заметив его. Полностью сосредоточенные на дороге.

«Надо было бы пойти пешком», – подумал Хью. Все это выглядело как-то странно. Оживление такое, как под Рождество, но только совсем без веселья.

Уже почти полностью стемнело, и фонари, дополняя свет фар, образовывали тени, пляшущие по краям дороги. Заметив, что пешеходы его обгоняют, Хью свернул на стоянку перед больницей и вышел из машины. Двинувшись дальше пешком, он несколько раз оглянулся, ожидая, что его окликнут, скажут, что стоянка только для тех, кто приехал в больницу, что ему нужно освободить место. Однако здание казалось пустынным, и Хью мысленно посмеялся над своими страхами.

– Безумие, – пробормотал он. – Это просто какое-то долбаное безумие. Наверное, я вчера за ужином съел какую-нибудь гадость. Просыпайся, это всего лишь сон.

Но Хью шел дальше, не просыпаясь, пересек переулок и, бросив взгляд в сторону, увидел детей, гоняющих мяч, и мужчину, достающего сумки с покупками из своей машины. Обернувшись, тот посмотрел на Хью. Хью был знаком с ним в достаточной степени, чтобы здороваться при встрече, – несколько раз они сталкивались у школы, когда он заезжал за Джудом, – и сейчас он ему кивнул. Поколебавшись, мужчина кивнул в ответ. На таком расстоянии Хью не смог разглядеть выражение его лица.

Он двинулся дальше. Справа от него тянулась сплошная вереница машин. Ворчали двигатели, пальцы нетерпеливо постукивали по рулевым колесам. В большинстве машин сидело по одному человеку, но в некоторых были целые семьи, салон забит до потолка пакетами и коробками, а в паре случаев еще и багажники на крыше. В одной из машин спереди сидела пожилая супружеская пара, а сзади устроились три гончих. Некоторых водителей Хью знал, но он шел быстро, опустив голову и уставившись себе под ноги, следя за тем, чтобы не наступить на трещины в асфальте.

– Хью!

Он сразу же узнал этот голос. Это был Гленн, один из его лучших друзей. Замедлив шаг, Хью обернулся, и Гленн бегом нагнал его. По выражению Келли, это был «парень что надо» – Гленн жил один, постоянно меняя сожительниц и подружек, был в прекрасной физической форме, играл в регби и имел черный пояс по карате. Привлекательный. Обаятельный, смешной, добрый. Хью шутил, что ему нравится ненавидеть своего друга.

– Привет, дружище! – сказал Хью.

– Это еще что за хреновина? – спросил Гленн. Посмотрев на запруженную улицу, на темнеющее небо, он развел руками, словно ожидая дождь.

– Да, это та еще хреновина.

– Я как раз закончил работу у старухи Флорри, торопился домой, у меня на сегодня намечена пылкая встреча с Максиной из «Лебедя». И тут… вот это? В чем дело, у мясника Бена распродажа, или что?

Хью понимал, что его друг шутит; он видел, что Гленн встревожен. У него была небольшая, но процветающая фирма, выполняющая сантехнические работы. Грубоватый и порой резкий, Гленн был при этом умным и чутким другом. Они с Хью дружили уже много лет. Хью всегда считал, что ему повезло с друзьями, и сейчас ему захотелось стиснуть Гленна в объятиях.

– Видел новости?

– Да, конечно.

Хью двинулся дальше, и Гленн присоединился к нему.

– Ты где машину оставил?

– За рекой.

– Мы уезжаем на север.

– Вот как?

Хью бросил взгляд на друга.

– Ты много видел?

– Ты о чем, об этих тварях из Молдавии? – Гленн пожал плечами.

«Следи за трещинами, следи за трещинами», – думал Хью, глядя себе под ноги. Он не поступал так с детства. «Наступишь на трещину – обидишь женщину». Это было глупо, но Хью понимал, что так он уходит от действительности.

– Я думал, ты вернешься только завтра.

– Сегодня я увидел, как умирают люди, дружище.

– Да. Круто.

– Я имею в виду, своими глазами, – продолжал Хью. – Аварии на шоссе. Автобус, бензовоз. Люди уткнулись в свои телефоны. Это серьезно. Я хочу сказать… это очень серьезно. Все напуганы. Эти происшествия даже не показывали в новостях. Все смешалось, и если твари и дальше будут двигаться с такой же скоростью, завтра к вечеру они достигнут Ла-Манша.

Какое-то время они шли молча. Проходя мимо машин, Хью слышал невнятные звуки радио, разобрать слова было невозможно, но голоса дикторов звучали мрачно, серьезно. Пару раз взглянув вправо, Хью увидел водителей и пассажиров, уставившихся вперед с совершенно одинаковыми выражениями на лицах. Даже дети, которых он изредка видел на заднем сиденье, сидели тихо и неподвижно. Это было жутко.

Загрузка...