Безграничье

Глава 5.

Я отправилась на обход. Больные все, как один были беспокойными. Роуз нервно теребила край занавески, сидя на стуле возле окна.

- Тебя что-то беспокоит? - спросила я.

- Сон. Мне сегодня был очень страшный сон, - спустя несколько минут ответила она. Ее личико в обрамлении черных волос выглядело еще бледнее.

- Расскажешь?

- Если я расскажу, то может быть станет легче, ведь так? - неуверенно сказала она.

- Однозначно, - бодро подтвердила я.

- Мне приснилось, что я гуляю в саду. Там очень долго никого не было, а потом появился, - Роуз помолчала, румянец покрыл ее щеки, - мастер цеха, где я прохожу трудотерапию. (Я не смогла скрыть улыбки). Мы с ним гуляли, гуляли… И вдруг из кустов на нас выскочил мужчина… - Роуз замолчала.

- Что за мужчина? Он был на кого-то похож?

- Нет, я его никогда раньше не видела, и знать не знаю, кто он такой. Он убил Алекса… - Роуз сильно сжала свои тоненькие ручки.

- Так давай для начала позвоним Алексу, - я набрала номер мастера и долго ждала ответа.

- Алло, - слабым голосом ответил Алекс.

- Здравствуй, это Брижит тебя беспокоит.

- Здравствуйте, док.

- Ты заболел, Алекс? У тебя такой голос, будто ты очень болен, - забеспокоилась я.

- Ночью заболел живот, думал, ничего пройдет… Утром вызвал врачей, я сейчас в больнице, говорят аппендицит, будут оперировать.

- Аппендицит это не страшно, это простая операция, Алекс, не беспокойся, - у меня самой по спине бегали мурашки, - Ты можешь еще говорить?

- Да, док.

- Роуз хочет переговорить с тобой.

- Да-да-да, - торопливо сказал Алекс, - Конечно.

Я прикрыла трубку рукой и тихо сказала:

- Роуз, Алекс приболел, ему будут делать не сложную операцию. Пожелай ему удачи.

Роуз взяла трубку дрожащими руками.

- Алекс, как ты себя чувствуешь?… Я буду держать за тебя кулачки…Выздоравливай… Да… меня скоро должны будут выпустить… Если что можно приходить и навещать тебя… аааа, ну, а на заводе? Я хочу устроиться работать к вам.

Я стала делать знаки, чтобы Роуз заканчивала разговор. Они попрощались, и Роуз тот час же стала еще печальнее, чем была. Ну, что ж, зато девочка знает правду, хоть какая-то определенность.

- Тот мужчина ударил Алекса в живот, ножом… Брижит, доктор, мне не по себе, - Роуз вцепилась в мою руку, чего никогда раньше не делала.

- Значит, так… - начала я, сама не зная, что и чего еще значит, - операция простая, ее хорошо переносят, если ты позвонишь Алексу вечером, то он будет уже в сознании и очень рад тебя слышать, это все, что ты можешь для него сделать. А твой сон… Это всего лишь вещий сон… У больных такое часто встречается. Когда кто-то очень дорог тебе, ты имеешь с ним связь. Кому-то не нужно звонить и узнавать как здоровье, потому что люди чувствуют себя одинаково, а кто-то видит такие сны, - я понимала, что доктор меня за такие душеспасительные беседы по головке не погладит, высмеет в лучшем случае, в худшем пропесочит: врать больным нельзя. Я никогда не видела и как-то мельком слышала о том, что такое случается с больными, но вводить это в систему… Я была более, чем уверена, что с Алексом все будет хорошо, а посему маленькая капля лжи не повредит. Но не все полезно в терапевтических дозах.

- Ты выпьешь успокоительного? - спросила, наконец, я.

- Нет.

- Но учти, если захочется поплакать - поплачь, не держи в себе, - наказала я напоследок.

Альберт был беспокоен, но по-особому, как мог быть только он один. Больной сидел за своим столом и тщательно что-то лепил. Минут десять я не смела его прервать - он завершал свою работу. Небольшой цветной бюстик из пластилина. Пожалуй, из всех лиц и морд, которые он когда-либо создавал на моей памяти это лицо было самым человечным. Если бы такой мужчина встретился мне, я, может быть, даже сочла его симпатичным.

Череп его был каким-то ассиметричным: выпуклый высокий лоб и очень выдающийся затылок. Лицо сужалось к подбородку, который отнюдь не был острым, а был будто бы обрублен. Чуть навыкате глаза смотрели пластилиново-задорно, но от носа к губам пролегла тревожная нервная складка, какая бывает у людей, которые улыбаются через силу.

Альберт как раз работал над банданой, прикрывавшей слишком высокий лоб. У больного все не получалось изобразить волосы у этого персонажа: какими они будут?

- Добрый день, Альберт! - сказала, когда ждать стало невмоготу.

Скульптор подпрыгнул на своем месте.

- Доктор, я вас не ждал так рано.

- Понимаю. Кого лепите?

- Я видел его во сне. Знаете ли, интересной внешности…

- Да, я заметила… не красавец, но действительно… - взгляд мой совпал с глазами бюстика, и язык онемел, он смотрел на меня живыми глазами, - ин-те-рес-ный… - вяло договорила я.

- Мы с ним долго общались во сне. Я решил слепить его… Интересный собеседник… Да…

- Я покажу эту работу доктору ван Чеху? Он порадуется за ваш успех, - сказала я. От взгляда на бюстик мне становилось не хорошо. Нужно было показать его доктору, меня что-то толкало это сделать.

- Я еще не доделал его, - Альберт мотнул шевелюрой и закрыл собой творение.

- Я зайду попозже.

- Хорошо, - с напрягом сказал Альберт.

По его позе и интонации я поняла, что он скорее сломает этот бюстик, чем отдаст его мне.

- Нет, сейчас заберу, - внезапно ретировалась я и, не смотря на немые протесты гения, забрала поделку.

Альберт был послушным больным, при всей его творческой рассеянности и любви к свободе. Бюстик достался мне без боя.

Обратно по коридору я почти бежала. Нехорошее предчувствие грызло мне желудок. Что-то важное было с этим бюстиком связано, чем-то загадочным веяло от него. Я ручалась, что пахло Пограничьем, от этих нереально живых пластилиновых глаз.

Мне на встречу по коридору шла Роуз. Она поздоровалась со мной еще раз, и вдруг закричала.

- Что такое? - я подалась вперед, но девушка отшатнулась.

- Он! Это Он убил Алекса! - завопила Роуз.

- Кто? - не поняла я.

- ОН! Он!!! - Роуз тыкала пальцем в пластилиновое лицо.

- Тогда тем более не порть его, - я легко шлепнула девушку по руке, чтобы она не испортила теперь еще более ценный артефакт, - Ты уверена, что это был он?

- Я запомнила это лицо, - прошептала Роуз, на глазах ее навернулись слезы, но она упорно не давала им воли.

- Плачь! - потребовала я.

Роуз зашла в палату, я пошла за ней.

- Не вносите его! - потребовала девушка.

- Я должна срочно отнести это доктору ван Чеху, - протараторила я, - прислать тебе кого-нибудь? Давай я попрошу Джуд посидеть с тобой, ей будет только в радость?

- Хорошо, - едва всхлипывая, но все еще с сухими лицом сказала Роуз.

Я побежала в палату к Джуд. Та носилась по комнате, как раненная. Она тут же подбежала ко мне, но остановилась, увидев бюстик.

- Откуда… - только и сказала она.

- Не важно. Кто этот человек?

- Он… я видела его во сне… он… передал мне весточку от сестры… Сказал, что она очень ждет меня и оставил апельсины. Я не ела, доктор, честное слово, не трогала ни одного апельсинчика! - Джуд смотрела на меня честными чистыми глазами.

- Я верю, милая, верю. Что он еще сказал?

- Ничего, но мне во сне было так радостно, что он пришел. А когда я проснулась, я стала его рисовать. У меня не получилось, и я написала стишок.

- Можно взглянуть?

- Конечно, - Джуд подала мне бумажку, которую я, не читая, засунула в карман.

- Я тороплюсь, Джуд. Пожалуйста, помоги мне. Роуз очень нужно, чтобы с ней побыл кто-то, кто может ее понять. Я отнесу все доктору ван Чеху и тут же приду к вам, хорошо?

- Хорошо, доктор Брижит, - улыбнулась Джуд, - я помню, где палата, и сейчас приду.

Больная схватила со стула какую-то накидку и быстрым шагом направилась к Роуз. Я стояла в недоумении. Это уже переставало мне нравиться. Бюстик я спасла абсолютно не случайно. Мой нос учуял Пограничье раньше, чем понял разум. Что ж… Доктора нужно предупредить, нам опять грозит опасность.

Я снова пустилась вперед по коридору и скоро завернула в ординаторскую. Меня ждало безумное разочарование - там было пусто. Две чашки из-под выпитого чая, сахарок и пустота. Даже доктор с портрета будто бы был не здесь.

Я поставила бюстик на стол. Сесть было невозможно, поэтому я принялась наматывать по ординаторской мертвые петли. Поймав себя на том, что делаю все, как ван Чех, я заставила себя сесть. У меня был выбор: ждать доктора, либо отправиться к Йозефу и алкоголикам. Меня колотило только от одной мысли - оставить бюстик, будто бы он мог пропасть или натворить еще каких-нибудь бед. Посему я решила спокойно ждать доктора. Отвернула бюстик от себя и прочитала то, что написала Джуд:

Он не был никогда влюблен,

Он, как отец, иль может быть, как брат,

По жизни холоден, но окрылен,

Скрывая ото всех душевный склад.

По жизни нарисован черною звездой,

На небе воссиявшей в полуночи,

Случись со мною, происходит и с тобой,

И лишь огнем немым сияют очи.

Я глиной нарисую нервный резкий профиль,

И малахитами огромные глаза,

Взгляну еще раз на творение и вновь ли

Из глаз моих покатится слеза.

Я все перечеркну. Начну писать сначала,

В остервенении ломая пальцы.

И я не знаю, чтобы это означало?

Кто может знать, молчите, не встревайте.

Мне стало совсем плохо… Как же я ненавижу поэзию в последнее время!

Я погрузилась в глубокие размышления, разглядывала затылок бюстика, покрытый импровизированными жидкими светлыми волосами.